Текст книги "Опасные пути"

Автор книги: Георг Хилтль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 51 страниц)

X
В Орлеанском дворце

Так называемый “зеленый кабинет” в Орлеанском дворце представлял собой элегантный будуар. Этот кабинет служил будуаром его высочеству герцогу Орлеанскому, единственному брату короля Людовика XIV.

Мосье, как при дворе и в высшем свете титуловали этого чудака, обращал на себя внимание необыкновенными привычками и странностями. От игры в мяч и от фехтования он отказывался под предлогом утомления и отвращения. Но если кто бы мог проникнуть в будуар или в смежные с ним покои, тот увидал бы при наступлении вечера странное зрелище: герцог Орлеанский наряжался в дамские платья, румянился, белился, танцевал как дама или целыми часами просиживал перед зеркалом.

В этих развлечениях герцога принимали участие его три любимца: де Беврон, маркиз Эффиа и мальтийский рыцарь Филипп де Лоррэн. Все они старались перещеголять друг друга в женственности.

Мосье был невысокого роста и безобразной наружности. У него были темные впалые глаза, торчащие волосы, которые никак нельзя было пригладить, длинный нос и маленький рот.

И такому-то мужу досталась благодаря политическим интригам красивая, умная и очаровательная жена – Генриетта Английская, сестра Карла II. Конечно она не могла долго оставаться близ такого мужа, чтобы не увлечься кем-нибудь более достойным, и подарила свое сердце графу Гише.

Хотя герцог своей пошлостью и оттолкнул от себя свою очаровательную супругу, однако он не хотел допустить расположение, которое она чувствовала к красивому графу. Поэтому после многих столкновений граф Гише был, наконец, по приказу короля, выслан в Польшу. Но это не успокоило герцога Орлеанского, так как ходили глухие слухи, что король очень симпатизирует своей молодой невестке; поэтому Филипп Орлеанский ничего не имел против возвращения графа Гише, которого он опасался менее, чем короля.

Чтобы хотя бы немного отомстить за это, герцог выказывал полнейшее равнодушие ко всему окружающему. Он вел уединенный образ жизни только в обществе своих трех фаворитов и являлся ко двору лишь тогда, когда получал приказ присутствовать на придворных празднествах.

Герцогиня не любила своего супруга, но злые толки заставили ее убедительно просить короля удалить от двора хотя бы шевалье де Лоррэна, так как ее возмущала дружба герцога с этим испорченным человеком.

Зеленый кабинет был ярко освещен. Посреди комнаты были расставлены различные оттоманки, кресла и другая мебель, образуя собой круг. На этих диванах возлежали четыре личности, не требующие более подробного описания; это был Филипп Орлеанский и его три женственных кавалера: Беврон, маркиз Эффиа и Филипп де Лоррэн. Трое из них, а именно герцог, Беврон и Лоррэн – были наряжены в дамские платья. Маркиз Эффиа с мандолиной в руках пел под ее аккомпанемент страстные романсы.

Когда певец спел несколько куплетов, Филипп Орлеанский поднялся и обратился к переодетым кавалерам:

– Сударыни, протанцуем сарабанду. Я выбираю шевалье де Лоррэна.

– Тише, дама Филиппа, – воскликнул шевалье. – Разве Вы забыли, что мы здесь все только женщины?

– Извините, сестрица, – сказал герцог, отвратительно улыбаясь, – Вы правы. Будем танцевать!

И глупые мужчины принялись танцевать сарабанду, стараясь один перед другим отличиться жеманными женскими жестами.

Герцог Орлеанский только что собирался выполнить необычайное па, как вдруг, к удивлению и испугу маленького общества, дверь быстро открылась и кто-то решительным шагом вошел в “зеленый кабинет”. Рассерженный этим герцог собирался резко выразить свое негодование, но к счастью вовремя удержался, узнав в вошедшем своего брата, короля Людовика.

Король стоял среди комнаты, высоко подняв голову. Он смотрел на представившуюся его глазам сцену с удивлением и гневом, а потом презрительно покачал головой.

Застигнутые врасплох актеры, за исключением герцога Орлеанского, спешили укрыться за мебелью и ширмами.

У короля в руках была богато украшенная палка, на которую он опирался.

– Филипп, – сказал он после некоторой паузы. – Герцог Орлеанский, что я здесь вижу?

– Это – маскарад, государь, – ответил герцог, – больше ничего.

– Но маскарад недостойный, не мужественный. Я не хотел этому верить. Герцог Орлеанский, не Вы обесчещиваете женщин, а женщины обесчещивают Вас.

– Ваше величество, Вы слишком суровы и строги по отношению ко мне, Вашему брату, – сказал герцог.

– Я говорю только правду. Эй, Вы, почтенные кавалеры, покажитесь же мне в туалетах, которые Вы сами выбрали для себя!

Король махнул палкой в сторону укрывшихся.

Кавалеры в величайшем смущении предстали перед ним.

– Ну, можно ли этому поверить, господа? – воскликнул Людовик. – Нет, это стоит видеть. Уже давно дошли до меня слухи о том, как странно развлекаются в Орлеанском дворце, но я не хотел верить этому. Наконец сегодня я решил убедиться в этом своими глазами. Это гнусно, господа, гадко!

Король ударил слегка палкой по полу.

– Государь, – сказал Филипп Орлеанский, – кто осмелился донести Вам о нашей невинной забаве и представить ее в виде чего-то недозволенного? Нас забавляет такое развлечение.

– Ах, герцог, – воскликнул Людовик, – у Вас дурной вкус, извращенный вкус. Мои офицеры наряжаются в дамские платья; вместо шлема они украшают головы такими изящными куафюрами, как вот эта! – и король сбросил палкой головной убор, который возвышался на подставке близ туалетного стола, а затем строго добавил: – Филипп Орлеанский, подойдите ближе, а Вы, господа, удалитесь!

Это приказание было моментально исполнено.

Тогда Людовик схватил брата за руку и, отведя его в сторону, тихо сказал:

– Я пришел сегодня один, я не хотел других делать свидетелями пошлости, которой Вы здесь занимаетесь, будьте мне благодарны за это. Но если Вы не хотите совсем лишиться моей милости, то перемените свои развлечения.

– Неужели я не смею в своем доме заниматься, чем я хочу, ведь я – герцог Орлеанский?

– Именно потому, что Вы – герцог Орлеанский, Вы не смеете делать себя всеобщим посмешищем. Я допускаю, чтобы боялись принцев моего дома, чтобы их ненавидели, но не допущу, чтобы над ними смеялись. Вы – арлекин, Филипп!

Герцог вскочил, но большие глаза короля смотрели на него так величественно, что он не посмел что-либо возразить.

– Я помогу Вам, Филипп, – продолжал король, отворачиваясь. – Шевалье де Лоррэн, подойдите сюда!

Позванный немедленно подошел.

При виде мальтийского рыцаря в женском наряде король презрительно улыбнулся и строго сказал ему:

– Вы слишком зажились в Париже. Для Вашей особы трудно найти какое-нибудь развлечение, потому что, как я вижу, Вы ищете самого необычайного времяпровождения. Вам будет очень полезно немедленно выехать из Парижа; на чужбине Ваши мысли примут более разумное направление. Итак, шевалье, завтра утром в десятом часу Вы получите инструкции и паспорта в бюро господина Кольбера, а послезавтра Вы будете уже на пути в Рим.

Шевалье и герцог вздрогнули от неожиданности.

– Ваше величество, – сказал герцог Орлеанский, – я просил бы Вас смягчить Ваше суровое решение. Шевалье де Лоррэн так привязан к Парижу, что, мне кажется, не переживет этого изгнания.

– Хорошо умереть в святом городе! – сказал король. – Впрочем, с этим он еще подождет. Мое решение неизменно. Так я хочу. Сегодня понедельник. Постарайтесь, де Лоррэн, чтобы в среду я уже не встретил Вас в Париже. Прощайте! Бросьте свои румяна, куафюры, дамские платья и веера; это мой совет. Герцог Филипп, не наказывайте Ваших слуг! Они действовали по моему приказанию.

Король вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью. Он был по-видимому сильно разгневан, иначе он не допустил бы такой резкости, так как вообще Людовик умел владеть собой и сдерживать вспышки гнева.

– Откуда все это? – воскликнул герцог Орлеанский, – когда монарх удалился.

– Вы еще спрашиваете, герцог! Неужели Вы можете еще минуту сомневаться? – воскликнул де Лоррэн, сердито шагая по комнате взад и вперед, что было крайне комично, так как он все еще был в дамском наряде.

– Ну, так кто же донес ему о нас? Я хотел бы знать, кому мешают наши забавы?

– Кому? Ха-ха-ха!.. Ну, я Вам помогу, если Вы уже так слабоумны.

– Шевалье де Лоррэн, прошу Вас говорить с большим уважением со своим герцогом, – сердито воскликнул Филипп.

– Слушаю, Ваша светлость, – сказал де Лоррэн. – Во всей этой сцене, имевшей для меня такие неприятные последствия, виноват не кто иной, как Ваша супруга, герцогиня Генриетта Орлеанская. Я знаю, что она давно ищет моей погибели.

– Черт возьми! Вы, пожалуй, и правы!

– Без сомнения. Я знаю, что она взяла с короля слово изгнать меня по первому поводу.

– Гнусно! Отвратительно! – воскликнули герцог Беврон и Эффиат.

– Что делать? Надо ехать, – сказал герцог со слезами на глазах.

– Я поеду, – сказал сквозь зубы де Лоррэн, – но пусть Ваша супруга бережется. Я и из Рима достану ее. Генриетта Орлеанская внесена у меня в черный список и ее имя не сотрется. Я мог бы подняться, высоко подняться, но эта дама сбросила меня, и я никогда не забуду ей этого.

– Несчастный! Что Вы злоумышляете? – воскликнул герцог Орлеанский.

– Это Вы своевременно узнаете, Ваша светлость, – сказал де Лоррэн. – Теперь поздно, наши сношения порваны, так как я еду в Рим. Ваша светлость, передайте, пожалуйста, мое почтение Вашей уважаемой супруге и попросите ее принять от меня благодарность за прекрасное путешествие, которым я всецело обязан ее вмешательству.

Сказав это, де Лоррэн быстро вышел из комнаты. Оставшиеся принялись снимать свои наряды.

* * *

Король, покинув “зеленый кабинет”, был сильно возбужден, несмотря на свое самообладание. К нему подошел паж и набросил ему на плечи темный плащ. Людовик закрыл лицо бархатной маской и сказал пажу:

– Господин Эпернон, Вы можете спуститься по маленькой лестнице и ждать меня на углу у Люксембургского сада.

Паж повиновался. Несколько фигур, разгуливавших в полумраке передней, быстро скрылись, когда король проходил.

Монарх быстро прошел по коридору до площадки со сводчатым потолком в виде купола, с которого спускалась лампа, слабо освещая всю обстановку. Войдя туда, он был на мгновение один, но едва он кашлянул, как дверь тихо открылась и появилась дама под вуалем. Король быстро подошел к вошедшей и, взяв ее протянутую руку, прошептал:

– Это – Вы, моя прекрасная невестка? Неужели Вы согласны быть великодушны ко мне?

Дама откинула вуаль, и король увидел прелестное личико Генриетты Орлеанской.

– А смею ли я спросить Вас, государь, заслужили ли Вы благосклонность, которую я хочу Вам оказать? – произнесла она. – Сделали ли Вы что-нибудь для меня?

– Только что, Генриетта, только что. Шевалье де Лоррэн послезавтра покидает Париж. Он едет в Рим.

– Ах! – радостно воскликнула герцогиня, – это великолепно! А то я была посмешищем всех придворных дам. Ваше величество, благодарю Вас!.. Пойдемте!

– Подготовили ли Вы к тому прекрасную маркизу? – спросил король.

– Нет, Ваше величество, Ваше посещение должно быть неожиданностью. Пусть она думает, что Вы случайно вошли в комнату. Но только не задерживайтесь долго, потому что мы не гарантированы от неожиданностей.

– Кто же осмелится? Мой брат? – спросил, хмурясь, король.

– Нет, но, может быть, госпожа Лавальер, – возразила Генриетта, глядя на короля.

Людовик вздохнул.

– Она слишком простодушна, чтобы следить за каждым моим шагом.

Генриетта Орлеанская, не сказав ни слова, взяла за руку и повела его через различные комнаты до затворенной двери. Она тихонько отодвинула задвижку, дверь открылась, и король вошел в комнату.

– Лавальер низвержена, – прошептала герцогиня, – ей следовало бы быть в моей партии. Мой брат будет доволен, потому что теперь: горе Голландии! Как только Монтеспан завладеет королем, тотчас же раздастся военный клич через все страны.

Между тем король вошел в указанную ему комнату. Последняя освещалась лампой, прикрепленной к украшению на стене. Как раз против двери было зеркало; перед ним спиной к входу сидела дама. Людовик подошел ближе, снял маску и сбросил плащ. В это мгновение дама подняла свой взор и громко вскрикнула, увидав в зеркале короля.

Испуг Атенаисы Монтеспан при появлении короля был совершенно искренен. Она была приглашена к герцогине Орлеанской и вовсе не ожидала этой встречи, тогда как сам король уже давно желал ее и не раз высказывал это свое заветное желание герцогине Генриетте.

Герцогиня, уже давно принадлежавшая к партии, противной Лавальер, воспользовалась удобным случаем и сумела сразу устроить два дела. Она согласилась устроить королю тайное свидание с Монтеспан, но в качестве награды за это поставила условием удаление дерзкого любимца мужа, шевалье де Лоррэн, а как только узнала, что ненавистный фаворит изгоняется, тотчас же сделала первые шаги к низвержению фаворитки короля; кстати сказать, это уже не представляло большой трудности, так как Монтеспан уже давно производила сильное впечатление не сердце короля.

Людовик, так неожиданно очутившись наедине с прекрасной Атенаисой, дрожал от волнения, которое охватывает каждого любящего при виде предмета своей страсти наедине в укромном месте. Он опустился перед прекрасной женщиной на колени и воскликнул:

– Атенаиса! Как я счастлив, что могу говорить с Вами без свидетелей!.. Вы одни со мной и я могу взять Вашу руку без того, чтобы кто-нибудь помешал.

Атенаиса задрожала. Она уже давно заметила зарождавшуюся страсть короля, теперь поняла, что настал решительный час, а потому победила страх и застенчивость и казалась олицетворением силы и страсти, причем мысленно видела перед собой блестящую будущность. Она подала королю свою красивую руку, и он горячо прижал ее к своим губам.

– Встаньте, Ваше величество! – воскликнула Атенаиса. – Умоляю Вас, сжальтесь надо мной! Я – маленькая, бедная дворянка и не привыкла видеть перед собой великих мира сего в такой позе.

– Я не встану, – прошептал король, – пока Вы не скажете мне, что я для Вас – не только король. Я наблюдал за Вами, и мне показалось, что в Ваших глазах я прочел некоторую благосклонность и расположение. О, скажите мне, что я не ошибаюсь?

– Ваше величество, я так поражена, что не нахожу слов, чтобы выразить свое волнение. Во мне борются всевозможные чувства. Долг, верность, покорность, права других – все эти священные чувства восстают… да, я должна в этом признаться, восстают против моего чувства любви.

Произнеся эти слова, Атенаиса пристально и пытливо взглянула на короля. Черты лица Людовика просияли, он быстро, почти судорожно вскочил и, снова схватив руку Монтеспан, произнес:

– Вы все сказали, Атенаиса, и больше не надо слов. Я обожаю Вас. Я – не король Франции, пока Ваше сердце не будет принадлежать мне, пока я не получу возможности назвать Вас своей. Услышьте меня, Атенаиса! Разделите со мной корону!

– Ваше величество, я повторю то, что уже сказала: я не забываю священные права других.

Людовик нахмурился.

– Я знаю, что Вы хотите сказать. Вы говорите про герцогиню Лавальер. Луиза очень любила, да и теперь еще любит меня, но когда увидит мою любовь к Вам, то добровольно уступит свои права.

– А мои нравственные правила?

– Они должны уступить любви. Если Вы любите Людовика Французского, а не короля, то нет места таким мелочным сомнениям.

– Но мой супруг, моя семья!

– А разве я не сбрасываю с себя тягостных уз брака? Если Вы любите меня, то у Вас должно быть и мужество бороться с препятствиями. Ваша семья? Я так возвеличу ее, что ее не достигнет злоречивая молва.

– Я скорее умру, чем займу место госпожи Лавальер!

– Обождите, Атенаиса! Может случиться, что Вы займете место рядом со мной, гораздо большее, чем Вы в состоянии мечтать. Подумайте, что моя воля всесильна.

– Остановитесь, я теряю сознание, мои мысли путаются.

Атенаиса покачнулась, и король подхватил ее.

В эту минуту послышались шум в соседней комнате и различные голоса, между которыми один говорил громче других:

– Я должен найти ее. Куда же Вы запрятали мою прелестную жену в этом заколдованном замке?

Атенаиса задрожала, узнав голос своего мужа, и высвободилась из объятий короля.

– Боже милосердный, нас выдали. Я погибла, – прошептала она, – мой муж идет сюда.

– Кто бы мог выдать нас? – прошептал король. – Но я не уйду отсюда.

– Ради Бога, Ваше величество, спасайтесь!

– Как? Я должен?..

– Вы слышите, приближаются шаги. Подумайте только, что будет, если Вас застанут здесь! – и, не долго думая, Монтеспан толкнула короля за занавеску в глубокую нишу окна, так как не было времени выйти из комнаты.

Почти одновременно открылась дверь, и появился маркиз Монтеспан, громко смеясь.

– Ага, я нашел тебя! – воскликнул он. – Но скажи, пожалуйста, куда это ты пропала?

– Я вовсе не ожидала видеть тебя здесь, – сказала Атенаиса, едва сдерживая свое волнение. – Ты знаешь, я была у герцогини. Но какими судьбами ты попал сюда?

– Я был у маркиза де Беврон, он хочет уступить мне пару лошадей. От него я узнал, что ты у герцогини; мне сказали, что ты в ее салоне, но, не найдя тебя там, я попросил пажа провести меня в приемные комнаты, надеясь увидеть тебя. Ты не сердишься?

Атенаиса вся дрожала.

– Нет, нет, Анри! – воскликнула она, – но, прошу тебя, уйдем!

– Почему же? Нам следовало бы здесь подождать маркиза Беврон, когда кончится его дежурство у герцога. Я велю пажу позвать его.

– О, нет. Он нас еще задержит, а мы и так слишком долго ждали здесь. По-видимому я не нужна герцогине.

Однако, к ужасу Атенаисы, маркиз преспокойно уселся в кресло и произнес:

– Еще вопрос, подан ли наш экипаж?

Волнение Атенаисы возрастало с каждой минутой. Всего в нескольких шагах позади кресла ее мужа за тоненькой драпировкой стоял король. Достаточно было самого ничтожного движения, кашля – и могла бы разыграться ужасная сцена.

Между тем маркиз Монтеспан встал, позвонил и приказал явившемуся пажу:

– Принесите шубу и плащ моей супруги!

Паж удалился.

– Если экипажа долго не будет, то пойдем пешком! – предложил маркиз жене.

– Конечно, Анри, конечно! – ответила маркиза, с трудом сдерживаясь и озираясь, так как ежеминутно ожидала чего-то ужасного.

– Ты слыхала про новую скандальную историю? – спросил ее муж.

– Какую?

– Король удалил шевалье де Лоррэн от двора.

– Может быть, это – пустая болтовня.

– Нет. Говорят, что это произошло сегодня, и это известие уже разошлось с быстротой ветра. Возможно, что де Лоррэн и был во многом виноват, но все же король поступил слишком строго и необдуманно с дворянином.

Атенаиса бросила испуганный и умоляющий взгляд на опасную нишу. Занавес шевельнулся, как будто лицо, стоявшее за ним, сделало невольное движение.

– Анри, – сказала Атенаиса, – оставь критику поступков нашего монарха!

– Почему? Я предан королю, но могу же я высказать свое мнение относительно того, как поступают с дворянином.

Занавес еще сильнее заколебался. Атенаиса судорожно ухватилась за ручку кресла и едва проговорила:

– Не говори, по крайней мере здесь ничего, прошу тебя, Анри!.. Стены имеют уши.

– Ба! – засмеялся маркиз, – где же это?

Маркиза едва дышала, у нее потемнело в глазах.

– А впрочем, – засмеялся Генрих, – если здесь можно спрятаться, то только за этим занавесом. Вот была бы потеха! – и с этими словами он встал и пошел к окну.

Атенаиса была вне себя; она хотела закричать, удержать мужа, но силы оставили ее, язык не повиновался. Она только неподвижно смотрела, как ее муж подходил к занавесу.

– Ха, ха, ха! – смеялся он, – право, здесь достаточно места, чтобы спрятаться.

Он схватил занавес и немного отодвинул его.

Каждое мгновение могла произойти ужасная сцена. Атенаиса не выдержала волнения и с глухим криком упала на пол.

– Атенаиса, что с тобой? – вскрикнул маркиз, выпуская из рук занавес и подбегая к жене, и поспешно позвонил.

Вошел паж с шубами.

– Принесите скорее эссенцию, моей жене дурно.

Вскоре Атенаиса пришла в себя.

– Где ты, Анри? – громко закричала она. – Ты ведь не употребил насилия?

Маркиз с удивлением посмотрел на нее и спросил:

– Насилие? Над кем?

– Ах, да! Видишь ли, Анри, когда ты говорил, мне показалась сзади тебя фигура, которая с угрозой поднимала на тебя руку, и я лишилась сознания.

– Дурочка! Ты больна. Пойдем!

– Ее высочество герцогиня Орлеанская, – доложил паж, и в комнату поспешно вошла Генриетта Орлеанская.

– Я только что услыхала, что Вы больны, маркиза, – сказала она, – и пришла убедиться в этом. Пожалуйста, побудьте с Вашим супругом в салоне.

Атенаиса поспешила последовать приглашению герцогини и вышла из комнаты, поддерживаемая своим супругом.

Генриетта отстала от них, прикрыла дверь, и в ту же минуту король вышел из-за занавески.

– Спешите, Ваше величество! – прошептала герцогиня. – Вам нельзя медлить. Идите через эту дверь и прямо налево в швейцарскую. Там старый Рудольф. Он никогда не выдаст. Спешите!

– Я был в ужасном положении. Никогда не забуду я этой ниши, – сказал король. – Если бы он увидал меня, пришел бы его час; ведь я уже вынул шпагу. Прощайте, Генриетта! Я люблю и пользуюсь взаимностью! – и Людовик вышел.

Когда он спустился в вестибюль, швейцар Рудольф остановил его и крикнул:

– Кто это под маской?

Король отступил на шаг и слегка приподнял маску. Швейцар вздрогнул, но скрыл свой испуг, низко поклонился и сказал:

– Проходите, пожалуйста, господин де Беврон.

Король вышел на улицу.

– Да что Вы, дядюшка Рудольф, – сказал молодой служитель, сидевший рядом со стариком, – ведь я хорошо видел, что под маской был не господин Беврон.

– А кто же? – быстро спросил швейцар.

– Ну, да Вы и сами знаете! Это был…

– Мальчишка, – серьезно сказал старик, – ходишь ли ты иногда по улице Сэнт-Антуан?

– О, да.

– Не видишь ли ты там в конце улицы крепости с восмью башнями?

– О, да.

– Ты, конечно, знаешь, что это – Бастилия и что за ее стенами люди погребены навеки?

– Ах, да!

– Ну так вот: каждый раз, когда тебе вздумается рассказать, кто был человек под маской, вспомни о восьми башнях Бастилии и держи язык за зубами.