Текст книги "Опасные пути"

Автор книги: Георг Хилтль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 51 страниц)

XII
Зло распространяется

Известие о смерти Сэн-Лорена с быстротой молнии разнеслось по Парижу; он был найден в своей комнате мертвым. Еще незадолго до своей смерти он давал обед двум из своих приятелей. Пенотье, бывший в числе гостей, тотчас же получил место покойного, а другой гость, некий Ролатр, бесследно исчез из Парижа. Но самое замечательное было то, что король принял Пенотье в частной аудиенции и был к нему очень милостив. Все эти слухи носились по всему городу и обсуждались на разные лады.

Как помнит читатель, Морель не принимал никакого участия в описанном нами совещании в лаборатории Глазера и предоставил остальным вырабатывать план своих действий.

“Я здесь, кажется, лишний, – сказал он тогда себе, – но я покажу им, что могу обойтись и без них”.

Теперь мы застаем Мореля в лаборатории Сэн-Круа, окруженного различными сосудами, склянками и банками. Он внимательно осмотрел их, затем вышел из лаборатории, тщательно запер дверь на ключ и направился на улицу. Он шел очень быстро, не оглядываясь, и, наконец, вошел во двор дома, где жил Лавьенн. Увидев рабочего, мывшего реторты и бутылки, он сказал:

– Послушай-ка, приятель, я хочу видеть твоего хозяина; скажи, что я принес притирания от Гюэ.

Работник ушел в дом, скоро вернулся и сказал, чтобы Морель шел в лавку.

Лавьенн, увидев Мореля, запер двери и вполголоса спросил:

– Ну, что?

– Принес, – ответил Морель, указывая на принесенный им с собой пакет.

Зеленоватые глаза Лавьенна засверкали; он подвинул себе кресло и сел.

– Вы думаете, приятель, – сказал Лавьенн, – что эти средства можно употреблять безнаказанно?

– Без сомнения. Вы знаете, что я – помощник старика Гюэ; я знаю немало, и любой врач может поучиться у меня. Все доктора ломали себе голову над причиной, от которой умерли больные в “Отель-Дье”, а я укажу ее этим ученым господам. Вот она, здесь!

С этими словами Морель вынул из пакета склянку и поднес ее к глазам Лавьенна.

Тот испуганно отодвинулся и прошептал:

– Шш… ради Бога!

– Я уже сказал Вам условия нашей сделки. В то время как Экзили, Сэн-Круа и другие отыскивают философский камень, я принес Вам кое-что. Вы понимаете меня?

– Хорошо, – ответил Лавьенн. – Но если я буду торговать этим средством, то должен знать способ его употребления.

– Все это предусмотрено, – ответил Морель и стал вынимать коробочку. – Вот видите, на каждом флаконе есть записка; на ней обозначено название, действие, количество, время, симптомы и прочее… только приготовление составляет мою тайну.

– Я возьму эту порцию, – сказал Лавьенн, указывая на пакет, – только ведь мы – преступники!

– Вы уже отправили на тот свет больше народа, чем Вы думаете. Сколько людей погибло от Вашей пудры; а те средства, которые препятствуют росту населения Франции? Сколько матерей нашло себе таким образом смерть?

Лавьенн зажал ему рот рукой.

– Замолчите!.. Сколько Вы хотите за все это?

– Пять тысяч франков.

– Это очень дорого.

– Да, но я больше не набавлю цены.

– Хорошо. А никаких следов не останется?

– Не больше, чем у больных в “Отель-Дье”.

После ухода Мореля Лавьенн поспешно собрал все банки и пошел наверх, в свою лабораторию. Здесь, среди колб и реторт виднелась какая-то странная фигура. Это был химик Лесаж, который работал у Лавьенна после исчезновения несчастного Териа. Лесаж был человеком очень подходящим для таинственных дел Лавьенна; он никогда ни с кем не разговаривал, никуда не ходил, проводил все время за колбами и ретортами и пользовался славой очень ученого человека. Лавьенн поставил перед ним склянки Мореля и сказал:

– Вот образцы, которые мне принес Морель.

– Давайте сюда, – произнес Лесаж, после чего взял склянки, стал внимательно рассматривать их и сказал Лавьенну: – посмотрим!.. Неужели же эти тайны так необъяснимы? Идите вниз, к ночи я приду к Вам.

Когда в доме Лавьенна все уже крепко спали, Лесаж вышел из лаборатории.

– Я так и знал, – со смехом сказал он Лавьенну, – я нашел составные части этих веществ; это было нелегко, но теперь я сделаю их не хуже тех. Завтра Вы увидите образцы. Вам незачем больше платить Морелю, мы можем сами приготовлять эти яды.

* * *

Осенние листья кружились в парке хорошенького домика на улице Сэн-Доминик. Этот домик принадлежал гражданскому судье Анри д‘Обрэ. У него были гости, а потому слуги хлопотливо бегали по столовой. Общество состояло из членов семьи, и сегодня в первый раз после долгого отсутствия среди них появилась маркиза де Бренвилье, сестра хозяина дома.

Родные встретили маркизу довольно холодно и держались в стороне. Мария решила переносить все это, так как главной ее целью было обмануть родню. Она была всецело отдана в руки братьев; ей нужно было во что бы то ни стало добиться, чтобы они отложили свое намерение отдать ее под опеку, так как от этого зависело все. Как только ее отдадут под опеку Шателэ, все погибнет. Надо было торопиться, так как кредиторы снова теснили Годэна и он уже успел спустить сумму, полученную им от Пенотье. Маркиз также предъявил к Марии свои требования, и ей приходилось откупаться от него деньгами, которые он прокучивал с приятелями, что вполне соответствовало планам маркизы. Ее опять начинали жалеть в обществе, и ее прошлое было забыто.

Заговорщики на улице Бернадинцев не теряли времени. Экзили изготовил яд от которого должны были пасть братья Марии, и передал его ей. Она уже не могла больше отступить. Преступление держало ее в своих тисках.

“Нельзя больше медлить, – сказала себе Мария в вышеупомянутый нами день, – Анри должен погибнуть сегодня же”.

За обедом братья предложили почтить память умершего отца, возвратившего Марию в недра семьи, и благословляли день, когда маркиза решила отрешиться от зла и вернуться в круг своих родных.

Маркиза не могла сдержать свои чувства, она громко разрыдалась и, прижав платок к глазам, вышла из комнаты. Бокал, которым она хотела чокнуться с братом, остался в ее дрожащей руке.

– Куда это она? – спросила госпожа де Невиль, – ей, пожалуй, сделается дурно. Вы расстроили ее своими воспоминаниями! – и, сказав это, она хотела последовать за маркизой.

– Оставь ее! – воскликнул Мишель д‘Обрэ, – пусть она успокоится. Такие минуты действуют очень благотворно.

Маркиза, выйдя в соседнюю комнату, где никого не было, поспешно вынула из кармана пакетик с порошком, а потом села в кресло, приняла позу горько плачущей и, внимательно обведя взором комнату, быстро проглотила порошок. Спрятав бумажку, она достала маленький флакончик, висевший у нее на цепочке на шее, и накапала несколько капель в бокал, который все еще держала в руках.

– Мария, где ты? – раздались голоса из столовой.

– Иди к нам! – сказал Мишель, младший брат Марии, входя в комнату!

Он взял сестру под руку и ввел ее в столовую.

У Марии был еще очень расстроенный вид.

– Прочь печаль! – воскликнул Анри д‘Обрэ, – давай чокнемся, Мария; ты теперь наша, и мы не дадим тебя в обиду.

– Хорошо, – дрожащим голосом проговорила Мария, – я выпью. – Она выпила вино из своего бокала. – А теперь, Анри, – воскликнула она, – поменяемся бокалами. Да здравствуют д‘Обрэ!

– Ура! – воскликнули все, хлопая в ладоши.

Анри взял бокал сестры и залпом осушил его. Мария, не спуская взора с брата, поднесла его вино к губам.

– Я очень волновался, – сказал Анри, – у меня разболелась голова. Никогда не следует думать о прошедшем; это расстраивает нервы. Я весь дрожу.

– Что с тобой, Анри? – сказала его жена, подходя к нему.

Мария делала вид, что всецело поглощена своей маленькой племянницей, но это не мешало ей прекрасно видеть и слышать все.

– Мне очень скверно, Тереза, – сказал Анри, обвивая рукой талию жены, – я слишком волновался. Горе, радость, вино – все сразу подействовало на меня. Уведи меня!..

– Папа, папа, – кричали дети, – смотри, смотри!

– Что такое! – с усилием спросил Анри.

– Смотри, смотри! Какой сюрприз нам приготовил дядя Мишель!

Дверь отворилась и в нее вошли два нарядно одетых мальчика; они несли большой поднос, на котором лежала целая груда различных пакетиков, украшенных искусственными цветами.

– Как мило! – воскликнули все.

– Невероятно! – со смехом проговорил Невиль. – Мишель, кажется, превратился в галантного кавалера. Ты ли это?

Мишель рассмеялся.

– Пусть наша сестра, привыкшая к высшему обществу, – сказал он, – не думает, что попала к дикарям. Каждый кавалер может преподнести какую-нибудь безделицу своей даме. Я хочу быть очень галантным и выбрал все это для Вас у Лавьенна.

Мария вздрогнула; она переводила свой взгляд с подноса на Анри, он был мертвенно бледен и полулежал на руках своей жены. Все толпились около подноса и никто не замечал его состояния.

– Я ненавижу этого Лавьенна, – вдруг произнесла госпожа Невиль, – его товары приносят несчастье.

– Вы говорите глупости, кузина, – засмеялся Мишель, – этот Лавьенн – очень смешной человек, но у него хорошие вещи; впрочем, успокойтесь, кузина, эти духи не Лавьенна; он только украшал их; это – производство аптекаря Гюэ. А вот, – продолжал он, смотря на дверь, – и дочь старика. Войдите, Аманда!

Дочь Гюэ вошла в столовую и произнесла:

– Отец беспокоился, что флаконы могут разбиться, и послал меня, чтобы я присмотрела за мальчуганами.

– Благодарю Вас! Но Вам пришлось сделать такой далекий путь.

– Меня проводили, – ответила Аманда, слегка покраснев.

– Вероятно, у ворот стоит молодой Дамарр, – шепнул Мишель.

Маркиза слышала эти слова; ее лицо вспыхнуло, она направила на Аманду горящий взгляд; что-то подкатило у нее к горлу и она чуть не задохлась, но из этого состояния ее вывел возглас:

– Анри дурно… помогите!

Все обернулись. Анри д‘Обрэ полулежал в кресле, но жена поддерживала его.

– Помогите мне отнести его в спальню, – воскликнула она.

Все были поражены и растеряны. Мария первая подбежала к брату.

– Господи, что такое? Скорей доктора! – воскликнул Мишель.

Анри уже не мог идти, так что двое слуг отнесли его в спальню.

Мария в числе других последовала за ним. Когда больного внесли в спальню, он громко закричал:

– О, я видел что-то, я вижу, вижу…

– Ради Бога, не волнуйся! – успокаивал брата Мишель.

Больного уложили на диван.

– Я видел отца, – продолжал Анри, устремляя взгляд в угол, – на нем была блестящая белая одежда, а в руках у него был стакан или чаша…

Комната опустела, в ней стало тихо; около больного оставались только его жена, Мишель и Мария.

– Мария, – спросил Анри, – как ты себя чувствуешь?

– Я очень разбита и огорчена твоей болезнью; меня мучает, что ты так волновался из-за меня. Но не беспокойся; как только ты поправишься, я постараюсь отблагодарить тебя.

– Я хочу остаться один, – сказал больной.

Мишель и Мария вышли из комнаты, около больного осталась одна Тереза; у дверей маркизе сделалось дурно, она не могла держаться на ногах.

– Отвезите ее домой, – воскликнула госпожа де Невиль, – несчастная совсем расхворается.

В то время как один лакей был послан за доктором, а другой – за священником, Мишель и Невиль довели маркизу до экипажа. Она поблагодарила их слабым рукопожатием, и экипаж тронулся.

Однако маркиза вскоре не оправилась, и ее сердце усиленно билось; когда она проезжала мимо собора Богоматери, часы пробили одиннадцать.

“Теперь Анри д‘Обрэ уже умер, – подумала она, – еще двое должны последовать за ним и тогда мы свободны”.

Она была права: в то время, когда ее экипаж проезжал по Новому мосту, Анри д‘Обрэ покончил расчеты с жизнью.

Родные в суматохе забыли все окружающее. Аманда поспешно поставила поднос с подарками на стол.

– О, – воскликнула в эту минуту госпожа де Невиль, – сегодня, когда наступило полное примирение, когда брат и сестра пили из одного бокала, как раз сегодня такое несчастье. Это ужасно!

Аманда прислушалась; она хотела задать вопрос, но ею овладел страх и она поспешила уйти из столовой.

Явился доктор; его повели в спальню. Аманда была так напугана происшедшим несчастьем, что не могла идти и, выйдя в соседнюю комнату, должна была опуститься на стул. Ее взоры со страхом блуждали по комнате и остановились на лежавшей на полу бумажке, имевшей вид конверта. Аманда наклонилась и подняла ее; от бумажки исходил сильный, одуряющий запах. Девушка поднесла бумажку к лампе и заметила в ней остатки какого-то белого порошка, а края бумажки были запачканы в вине. Тут Аманде пришли на ум слова господина де Невиль: “Она пила с братом из одного бокала”, она вспомнила рассказ Ренэ о замке Офмон, таинственные работы Сэн-Круа и в ужасе поспешила выйти из этого проклятого дома.

На улице ее ожидал Дамарр.

– Ренэ! – воскликнула она, бросаясь к возлюбленному.

– Ты вся дрожишь? Что с тобой?

– Пойдем скорей отсюда, – прошептала Аманда, – Анри д‘Обрэ умирает.

– Опять д‘Обрэ? Маркиза де Бренвилье только что уехала отсюда. Мишель д‘Обрэ помогал ей сесть в экипаж.

– Она, да, она… я не знаю, что мне делать, – простонала девушка, – Ренэ, объясни мне! – и девушка в полуобморочном состоянии обхватила плечи жениха.

– Я не знаю, что со мной, но мне кажется, что кто-то все время шепчет мне на ухо: “Маркиза – великая грешница”.

Ренэ вздрогнул, а затем прошептал:

– Мое предчувствие, мое предчувствие.

– Господин д‘Обрэ, – сказала Аманда немного оправившись, – заболел; он пил из одного стакана с сестрой.

– Ну, а маркиза? Она здорова?

– Вероятно; она долго оставалась там после несчастья.

– Тогда это все – пустяки, Аманда; если бы в стакане было что-нибудь вредное, то и маркиза подверглась бы этому действию.

– В том-то и дело, – шепнула Аманда, – я нашла на полу вот этот порошок; по-моему, это – противоядие.

– Аманда!

– Шш… я могу ошибаться, но ведь ты знаешь, что я многому научилась в доме моего отца. В этом пакетике был орвьетан, а, может быть, еще что-нибудь. Кто-то, наверное, принимал в этой комнате противоядие.

Ренэ помолчал несколько минут, а затем произнес:

– Не потеряй этой бумажки! Мы исследуем ее. Я поговорю с Дегрэ.

– Ренэ, – воскликнула Аманда, – подумай о моем отце. Маркиза… Сэн-Круа… имеют сношения с моим отцом… О, Боже… мы должны молчать ради него.

– Ты права, – сказал молодой человек, – Гюэ имеет какое-то отношение к ним. Я узнал его тогда ночью. Мы должны молчать, чтобы спасти твоего отца.

XIII
Страшный разговор

Церковь св. Жермена была ярко освещена; в этот вечер в ней совершалась заупокойная служба по умершем Сэн-Лорене. В церкви было довольно много молящихся. У бокового придела за большой колонной стояла на коленях дама под густым вуалем. Во время пения заупокойной молитвы из толпы молящихся выделился какой-то мужчина и стал незаметно пробираться к боковому приделу, бросая внимательные взгляды за каждую колонну. Добравшись до одиноко молящейся дамы, он притаился за колонной и не спускал с нее взора. Заметив, что она зарыдала, он весь передернулся и даже топнул ногой, а затем подошел к ней и положив руку ей на плечо, тихо сказал:

– Сюзанна!

Молящаяся встрепенулась; ухватившись за руку незнакомца, она поднялась с колен и устремила растерянный взгляд на темную фигуру.

– Злой демон, – прошептала она, – что ты делаешь здесь?

– Что я сделал тебе, Сюзанна, что ты так называешь меня? Разве я не сохранил твоей тайны? Разве я не приложил всех стараний, чтобы спасти твоего ребенка?

– Я не знала, что ты здесь, – проговорила герцогиня Дамарр (это была она). – Я воспользовалась отсутствием мужа, чтобы пробраться сюда. Я должна излить свою душу Богу и помолиться за умершего, который так согрешил передо мной.

– Ты и не знаешь, что я сделал для тебя, – сказал Лашоссе, – ты не знаешь, какую жертву я принес. Уже много дней я бродил около твоего дома, чтобы сказать тебе: “Сюзанна, ты можешь вздохнуть свободно; единственный человек, который мог показать против тебя”…

– Он? Сэн-Лорен стал бы выдавать нашу связь?

– Да, я знаю это. Я не покидал его, он должен был стать спасителем своего сына и не захотел этого. Знаешь ли, Сюзанна, что сделал я, твой демон? Наклонись, Сюзанна, приблизь ко мне свое ухо! Я сказал себе: Сюзанна не должна быть несчастной, мир ее души не смеет быть нарушен, а так как Сэн-Лорен рано или поздно выдаст ее тайну, то он должен погибнуть. Чтобы освободить тебя и отомстить ему, я убил его.

Раздавшиеся в эту минуту звуки органа и пение заглушили крик Сюзанны.

– Отойди от меня, сатана! – сказала она, осеняя себя крестом, – я сейчас же расскажу все.

Она сделала движение, чтобы уйти, но Лашоссе удержал ее.

– Ни шагу! – прошептал он, – я последовал сюда за тобой, чтобы все открыть тебе, но ни шагу дальше, или тебя и всех твоих близких постигнет несчастье.

– Оставь меня! Я пойду к своему мужу и сыновьям…

– Твои сыновья! – с насмешкой проговорил бродяга. – Хорошо, иди к ним! Знаешь ли ты, что стало из Годэна Сэн-Круа? Человеку, за которого сегодня молятся, было предсказано, что он будет вовлечен в погибель своим сыном, но притом и последний погибнет сам из-за первой женщины, которую полюбит. Все это исполнилось. В парке Мортемар Годэн познакомился с этой ужасной маркизой и она своими поцелуями толкнула его на преступление. Я умертвил Сэн-Лорена ядом, который был изготовлен твоим сыном вместе с его проклятым сообщником, итальянцем Экзили. Поблагодари меня, Сюзанна, я избавил тебя от Сэн-Лорена; теперь уже никто не знает твоей тайны. Но я сделал еще больше: Годэн должен был убить Сэн-Лорена, но я взял это на себя для того, чтобы рука Годэна не обагрилась кровью отца. Называй меня теперь чудовищем!

Свечи, люди, алтари, – все запрыгало у герцогини перед глазами она без чувств упала на пол.

Лашоссе счел необходимым уйти; он плотнее закутался в плащ и поспешил из церкви. Как только он исчез в толпе, из-за колонн вышли трое мужчин.

– Это был он, – сказал один.

– Вы его узнали? – спросил другой.

– Без сомнения. Раньше, когда мы следили за ним, я было потерял его из вида, но теперь я узнал его. Но что это? Посмотрите: дама в обмороке.

Все трое поспешили к герцогине Дамарр, лежавшей без сознания на каменных плитах, подняли ее и посадили на скамейку. Несчастная женщина оправилась и испуганно открыла глаза.

– Герцогиня, – сказал один из троих, учтиво кланяясь, – искренне сожалею о случившемся с Вами несчастье. Прикажете послать за экипажем и проводить Вас?

– Благодарю Вас; будьте добры достать мне экипаж.

Мужчины проводили герцогиню до коляски.

– Подите-ка, Жером, к племяннику покойного Сэн-Лорена, – произнес говоривший с герцогиней, – и скажите ему, что мы напали на след господина Ролатра, который обедал у покойного в день его смерти.

Слуга ушел.

– Знаете, Лами, – продолжал тот же, обращаясь к своему спутнику, – тут, как мне кажется, совершаются очень запутанные дела. Этот негодяй, за которым мы следим, и Пенотье, оба прекрасно осведомлены о том, почему и как умер Сэн-Лорен.

– Весьма возможно, что Вы правы, господин Дегрэ, – сказал другой, – жаль, что Вы на полчаса опоздали тогда в гостиницу “Принца Конде”.

– Я постараюсь возместить потерянное, – ответил Дегрэ.

* * *

– Вы будете отрицать это передо мной, Вашим другом, которого Вы принимаете как родного сына, перед человеком, который любит Вашу дочь? – воскликнул Ренэ, обращаясь к Гюэ. – Да, ведь я знаю, что Вы – сообщник тех ночных работников; у меня есть точные сведения.

– О, я знаю, Ренэ, что Вы свели дружбу с полицейскими шпионами…

– Не в том дело. Послушайте дружеского совета, Вы знаете, что я никогда не позволял себе говорить Вам что-нибудь. Неужели Вы думаете, что Сэн-Круа и итальянец Экзили совершенно чисты и невинны?

– Вы превратно судите о них, Ренэ, Сэн-Круа – очень сведущий парень; он извлекает пользу из своей науки.

– Он обманывает Вас. Я знаю, что он был введен Вами в то общество, что он встретился там с Экзили, что там произошло побоище. Гюэ, послушайтесь дружеского совета! Порвите узы, связывающие Вас с этой тайной, пока еще не поздно.

– Вы, кажется, очень хорошо осведомлены обо всем, благодаря ищейкам де ла Рейни.

– Я получил все эти сведения вовсе не от полицейских агентов, я сам был свидетелем того собрания.

Гюэ испуганно отскочил, с изумлением взглянул на молодого человека и воскликнул:

– Вы сами были свидетелем?.. Это невозможно!

– Как Вы знаете, я живу на улице Серпан; вот послушайте, я все расскажу Вам.

Ренэ рассказал старику, каким образом обнаружилась тайна, окружавшая братство Розианум. Чем дальше он рассказывал, тем подавленнее становился Гюэ.

– Я погиб! – воскликнул он. – Ренэ, дорогой мой, как мне спастись?

– Пока еще это вполне возможно; до сих пор еще ничего нельзя было установить, – сказал молодой герцог, – Вы и члены братства приняли все меры предосторожности.

Гюэ немного приободрился.

– Очень трудно раскрыть тайну союза, – продолжал Ренэ, – не вызывая большого скандала. Когда Дегрэ и я поднялись с полу, нас окружал непроницаемый мрак; мы хотели выбраться, бродили ощупью в темноте, но повсюду натыкались на стены. Нам пришла в голову ужасная мысль, что мы погребены заживо; мы совершенно не знали, с какой частью катакомб сообщается это подземелье. Мы могли умереть с голода в этой ужасной могиле, а потом наши скелеты могли быть сожжены в какой-нибудь химической печи, и никто никогда не узнал бы о нашей гибели. Проходили часы за часами, и наше предположение становилось ужасной уверенностью. Вероятно было уже утро, но мы не видели нигде ни малейшей полоски света, не слышали ни малейшего шума; к несчастью, у нас не было кремня, чтобы высечь огонь. Мы кричали, но нам отвечало лишь одно эхо. Мы ходили вдоль стен, но нигде не могли нащупать никакой щели; мы стучали, искали, но нигде не было никакого отверстия. Нами овладевало все более сильное беспокойство, мы начали исследовать каменные плиты пола и пришли к убеждению, что заключены в подземелье, откуда выход невозможен. Тяжелый воздух, пропитанный каким-то одурманивающим запахом, одуряюще действовал на наш мозг. Сев на пол, мы с покорностью стали ждать смерти; нам казалось, что мы задыхаемся. Наконец я очнулся, почувствовал сильный толчок в бок.

– Посмотрите, – шептал мне Дегрэ.

Я посмотрел наудачу в темноту, и мне показалось, что виднеется слабый свет. Последний приближался. Дегрэ сейчас же превозмог слабость и взял в руки пистолет.

– Кто там? – крикнул он, – откройте двери, или я буду стрелять.

Послышался спокойный голос:

– Можете стрелять; если я не захочу, то вы и не выйдете: а если вы убьете меня, то вас никто не выпустит.

Я узнал голос моего хозяина де Гэма.

– А! – воскликнул Дегрэ, – это – Вы? Мы уже видели Вас один раз. Вы тоже принадлежите к числу этой шайки, Вы – хозяин этого вертепа. Полиция шепнет словечко всем этим господам-химикам, которые, между прочим, занимаются тем, что убивают друг друга.

Старик поднял свет и осветил наши лица, после чего ударил себя рукой по лбу и насмешливо проговорил:

– Шайка! Вертеп? Химики? Что это Вы болтаете, любезный? Вы вероятно весело провели время с моим жильцом, слишком усердно заглядывали в рюмку, а потом скатились с лестницы, когда шли по двору. Вы видите, тут ничего нет, – и он осветил все подземелье.

Действительно, нигде ничего не было. Я уже раньше обратил внимание, что все те предметы, которые я видел при входе в эту комнату, куда-то исчезли, все было пусто, виднелись одни серые, голые стены; пол состоял из каменных плит. Дегрэ с изумлением взглянул на меня, старик же язвительно улыбался из-за своей лампы.

– Но ведь мы в подземелье, – воскликнул Дегрэ, сердито ударяя ногой об пол. – Как мы сюда попали?

– Как попадают в такие места все пьяницы?

– Мы ничего не пили.

– Ну, так вы – лунатики, – воскликнул старик, – вы же видите, что тут ничего нет. У меня там дальше товарные склады, я шел туда и увидел вас здесь; я думал, что сюда забрались воры.

– Но, черт возьми, как же мы попали сюда?

– Ах, да! Вчера тут была большая выгрузка, работало много носильщиков, вы попали в суматоху и они, вероятно, подшутили над вами.

Мы были совсем сбиты с толку. Не было заметно ни малейшего следа шкафов и прочих предметов, ни малейшей щелки.

Дегрэ был раздосадован; его изобретательность и находчивость оставили его.

– Выведите нас! – сердито проворчал он.

– Хорошо, – ответил старик, после чего дошел с нами до конца подземелья и поднял дверцу, закрывавшую выход на лестницу.

Мы были ослеплены ярким солнечным светом, но затем, привыкнув к нему, увидели, что находимся на дворе.

– До свидания, господа, – сказал де Гэм, – я пойду осматривать свои товары, – и он снова пошел в погреб.

– Что Вы скажете? – спросил меня Дегрэ.

– Я ничего не могу понять.

– Да ведь мы же – не сумасшедшие, все было так, как мы вчера видели. Вся тайна скрылась; при помощи какой-нибудь машины они могут опускать всю свою рухлядь. Разве Вы не слышали шума, как будто от воды, выпущенной из шлюзов? Это они приводили в движение свои машины. Не будем ничего говорить, пусть они поуспокоятся.

На этом мы расстались, но я знаю что все это действительно было, и заклинаю Вас, Гюэ, берегитесь!

Старый химик положил руку на плечо Ренэ и произнес:

– Благодарю Вас, сын мой, Вы будете довольны мной. Храните свою тайну и благодарите Бога, что Вы так счастливо отделались.

В эту минуту дверь отворилась и вошла Аманда; в ее руках был маленький сосуд, в котором находилось какое-то еле заметное вещество.

– Теперь все ясно, – воскликнула она, – я исследовала это вещество вместе с Морелем; это – противоядие, как я предполагала. Маркиза приняла его, чтобы потом сделать свое ужасное дело! Какая ужасная женщина!

– Кто? Что такое? – пробормотал Гюэ.

– Приготовьтесь, отец, – торжественно проговорил Ренэ, – мы должны предостеречь Вас. Мы должны молчать ради Вас, потому что Вы тесно связаны с Экзили и Сэн-Круа, а ужасная маркиза де Бренвилье, вероятно, действует заодно с ними. Творятся ужасные вещи. Все эти таинственные смерти… Старик д‘Обрэ, Анри д‘Обрэ, Сэн-Лорен, место которого занял Пенотье, приятель Сэн-Круа, – все они отравлены. Сэн-Круа и маркиза – великие грешники.

Гюэ отшатнулся и осенил себя крестом.

– Молчите, – прошептал он, – ради Бога молчите, дети! Я доставил поручику все материалы; из них он приготовил свои яды!

* * *

Лаборатория на улице Бернардинов имела совсем необычайный вид. В печах не было жара; толстые книги, весы, реторты были сдвинуты в сторону; старый стол, стоявший у печки, был накрыт прекрасной скатертью и уставлен дорогими искрометными винами, редкими фруктами и сладостями. За столом сидели Сэн-Круа, Экзили и Мария. Маркиза, высоко подняв бокал, подала его Сэн-Круа и проговорила:

– За наше счастье, Годэн, за твое здоровье!

– Теперь я уже не отступлю назад, несмотря ни на что! – воскликнул Сэн-Круа.

– Годэн, – сказал Экзили, – Вы слишком много пьете, довольно! Тот, кто владеет такими тайнами, как наши, должен быть умеренным. Каждое необдуманное слово может возбудить подозрение.

– Глупости! – сказала маркиза, которой вино ударило в голову, – я подвигаюсь все дальше на своем опасном пути. Еще двое должны погибнуть, тогда ничего больше не разлучит нас. Поцелуй меня, Годэн! Выпьем за погибель наших врагов, за разрушение всех препятствий! – она обвила руками шею Годэна.

Экзили молча смотрел на них. Вдруг послышался стук в дверь.

– Тише! – сказал Годэн. – Мария, стань за печку!

Маркиза повиновалась.

– Откройте! Это – я, Морель.

Сэн-Круа отпер дверь. В лабораторию с растерянным видом вошел Морель и пробормотал:

– Скорей!.. Надо действовать!

Все трое вскочили.

– Что случилось? – спросил Сэн-Круа.

– Многое. Вы принимали противоядие, маркиза, в доме д‘Обрэ?

– Да, – ответила маркиза.

– Вы спрятали бумагу, в которой был порошок?

– Да.

– Нет, Вы потеряли ее; эту бумажку нашла дочь Гюэ, там оставался еще порошок. Сегодня она со мной исследовала эти остатки и узнала, что это – яд орвьетан, применяемый как противоядие. Я слышал, как она громко говорила старику и Ренэ: “Маркиза принимала его. Она – ужасная женщина!”. Я знаю, что Аманда была в доме д‘Обрэ, и, сообразив все это, я прибежал к Вам.

– Черт возьми! – воскликнул Экзили, ударяя кулаком по столу.

– Эта девушка должна умереть! – сказала маркиза, – все должны погибнуть, кто мешает нам. Долой врагов!.. Давайте свои дьявольские капли, черный доктор!

– Вино ударило Вам в голову, маркиза, – спокойно проговорил Экзили, – я не дам Вам своих средств для Аманды!

– Как? Вы противитесь? – воскликнул Сэн-Круа, – теперь, когда Вы получили свою долю?

– Я не дам Вам этой девушки; она еще нужна мне для других целей. Надо сделать перерыв!

– Вы серьезно так думаете? – спросила маркиза, подходя к Экзили вполне спокойная, так как возбуждение, вызванное вином, уже улеглось в ней.

– Вы не бываете в обществе, маркиза, иначе Вы узнали бы то, что знаю я. У нас есть соперник, которому известны наши средства.

Годэн и Мария с изумлением переглянулись, а Морель поспешно отошел в темный угол.

– Уже в течение нескольких недель смертные случаи увеличиваются, и я сам видел, что все трупы имеют те же признаки, как и те четырнадцать в “Отель Дье”.

– Неужели возможно? – сказал Годэн.

– Кто-то открыл те же средства, которые известны нам, – перебил его Экзили. – Бедствие распространяется с поразительной быстротой, не щадя никого.

– Но кто же это может быть?

– Не знаю, но мне кажется, что следы теряются недалеко от Лавьенна. Мы должны быть осторожны. Подождите!

– Но Мишель д‘Обрэ? – воскликнула маркиза. – Дайте мне средство для него.

– Нет! Пусть Годэн даст Вам свои капли. Я отказываюсь. Анри д‘Обрэ был последним.

– Мошенник, скряга! – воскликнула маркиза.

– Ты смиришься, женщина, – закричал Экзили, – или я заставлю тебя силой. Ты уже однажды отважилась ослушаться; если это случится еще раз, я откажусь от тебя. Ты думаешь, что я даром посвятил Годэна в тайны своей науки? Теперь он мой, и горе Вам, если Вы будете проявлять свое искусство самостоятельно, помимо меня. Остерегайтесь. Твои средства, Годэн, не действуют бесследно; подозрение уже зародилось в обществе. Берегитесь!

С этими словами итальянец вышел из комнаты, оставив остальных в полном недоумении.

– Мы должны достать его капли, – сказала Мария.

– Я приготовлю их ему на зло, – воскликнул Сэн-Круа, – он должен увидеть теперь, что я – способный ученик!

– Нельзя ли как-нибудь достать эту книгу? – вдруг спросил Морель.

– О, если бы это было возможно! – сказал Сэн-Круа, – все было бы достигнуто в несколько часов.

– Мы уклоняемся от дела, – прошипела маркиза, – с вашими разговорами вы забываете главное: Мишель д‘Обрэ. Мы можем отдохнуть только тогда, когда он будет устранен. За ним должна погибнуть дочь Гюэ. Спеши, Годэн, нам нужны деньги. Когда умрет последний д‘Обрэ, я буду распоряжаться миллионами моего отца и получу возможность снова блистать в высшем свете.