Текст книги "Избранное"

Автор книги: Франц Фюман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 55 страниц)

УСТА ПРОРОКА

Владыку Северного царства звали Ахаб. А вся земля делилась на Северное и Южное царство. У царя Ахаба было три желания, но он не знал, как их исполнить. Он жаждал завладеть виноградником в столице, который все еще принадлежал не ему, троном владыки Южного царства и устами пророка.

Во времена Ахаба, равно как и до них и после них, на земле было много пророков, и звались они по-разному, но устами истинных пророков глаголет истина, а истина одна, так что и пророк всегда был один. Назовем его Михей. Известны три пророка, носившие это имя: один был словно кедр, второй – словно терновник, третий – словно бесплотная тень; тем не менее все трое были одним; можно называть его Илия, а можно Исайя. Лжепророк тоже всегда один, его устами глаголет ложь; но у лжи, как известно, тысяча языков, а у правды только один.

Женщину, которую взял себе в жены Ахаб, звали Иезавель.

Однажды царь Ахаб стоял у окна своего дворца и глядел на ближний виноградник – единственный в городе, еще не принадлежавший ему. Тут подошла к нему Иезавель и сказала:

– Твой трон охраняют тысяча тысяч воинов. Чего ты ждешь? Пошли сотню, да нет, и двоих хватит, и виноградник Набота станет твоим. Почему ты не делаешь этого?

– Я боюсь не Набота, – возразил ей царь. – Я боюсь сл о ва пророка. Словно страж, стоит он перед виноградником, и из уст его исходят острые мечи. Он предрек мне страшную участь, если мои воины прогонят старика, которого все вокруг зовут Справедливым.

– Какую же участь? – спросила Иезавель.

– Не решаюсь сказать, – ответил царь.

– Тогда пусть все сделают не воины.

На следующее утро Иезавель пригласила соседа на царскую трапезу. Посланный ею сказал, что царь прослышал, будто Набот – из тех справедливых мужей его страны, которым не воздавалось по достоинству, и что ныне государь намерен склонить к ним свой благосклонный слух.

Иезавель пригласила на трапезу и царских пророков, а это те, чьи медоточивые речи ласкают слух власть имущих. За это их осыпают почестями, сами они красуются в шелковых одеждах, а при дворе Ахаба даже носят на голове золотую звезду, поелику золото – цвет Северного царства.

Когда Набот сидел за царским столом и царица подняла кубок за праведников своей страны, один из придворных пророков вскочил и завопил во весь голос:

– Царица, что ты делаешь? Как можешь ты пить за праведников, когда такой человек сидит за твоим столом? – И он указал пальцем на Набота: – Этот человек – никакой не праведник, он враг небес и ненавистник нашего царя.

Тут Набот сказал:

– Что ты? Разве способен я на такое злодейство?

И тогда враг его принялся кричать:

– Разве не слышал я своими ушами, как ты кощунствовал у себя в винограднике? Разве не видел своими глазами, как ты грозил кулаками царскому дворцу? Разве не чуял своим собственным носом вонь нечистот, которыми твоя гнусная пасть оплевывала нашего владыку? И разве твое зловонное дыхание не отравляет мне вкуса кушаний? А твое соседство за столом не усеивает все мое тело гнойниками?

Тут царица опустила свой кубок. Набот же сказал:

– В него, видно, бес вселился!

Но царь Ахаб проронил:

– Тяжкие обвинения пришлось нам услышать.

И Набот в изнеможении опустился на свое место.

– Правде нужны свидетели! Говорите, достойнейшие! – воскликнул тот, кто напал на Набота, и тогда поднялся другой царский пророк и сказал, что он тоже слышал, как Набот кощунствовал, и видел, как тот размахивал кулаками. Тут Набот вскричал:

– Это ложь!

Тогда царица поднялась и сказала:

– Здесь собрались уважаемые люди, советники и пророки царя.

Головы их увенчаны золотыми звездами, перед которыми народ преклоняет колена. Не хочешь ли ты объявить их всех бешеными? Не хочешь ли сказать, что царь окружил себя лжецами?

Тут Набот воскликнул:

– Горе мне! – И тихо добавил: – Я пропал. Что бы я ни ответил, все оборачивается против меня, что «да», что «нет».

Царь Ахаб нахмурился. А царица Иезавель сказала:

– С этим человеком не желаю дольше сидеть за одним столом!

Она вскочила и вышла из зала. Набот хотел было бежать и укрыться в своем винограднике, но царские пророки преградили ему путь и погнали на поросшую колючками пустошь, где обычно побивали камнями преступников. Обвинявший его первым поднял камень. Набот хотел было крикнуть, что ни в чем не виновен, но первый же камень разбил ему лицо.

– Видишь, как просто все делается, когда ты царь, – сказала Иезавель, поднимаясь вместе с Ахабом на виноградник, только что принадлежавший Наботу, а теперь перешедший в собственность царя по закону и обычаю Северного царства. Царь с царицей были одни, при них не было никакой охраны, а в столице Северного царства не было больше ни одного виноградника, не принадлежащего царю.

Однако перед виноградником стоял пророк Михей, и, как только царь его увидел, в ушах у него раздался стук камней, ударяющих по голове и плечам, и он сразу захотел вернуться во дворец. Тут Иезавель схватила Ахаба за руку и потянула вперед, к пророку. Но тот сказал царю:

– Кровь Набота да падет на твою голову! Ты знал, что он ни в чем не повинен.

Тогда царь сказал:

– Злодей, зачем ты вечно встаешь на моем пути? Нарочно поджидал меня здесь, чтобы испортить самый счастливый день в моей жизни? Еще ни разу не был ты добр ко мне. Для меня на устах твоих одна хула.

– Потому что ты творишь зло, – ответствовал пророк.

Ахаб прикусил язык, однако Иезавель сказала:

– Царь выслушал показания своих советников. Все они уважаемые люди. Они выдвинули против Набота обвинения, и Набот не смог их опровергнуть.

Но пророк возразил:

– Когда ложь вопит тысячеусто, одинокая правда молчит.

И царица Иезавель сказала:

– Умолкнувший навеки не скажет ни правды, ни лжи.

Тут пророк выпрямился во весь рост и промолвил:

– Тогда я скажу за него! – Он бросил на властителя взгляд и изрек: – Воистину говорю тебе, царь Ахаб: на том месте, где ты ступишь в виноградник Набота, собаки будут лакать твою кровь!

Ахаб в ужасе отшатнулся. А Иезавель отпустила руку царя и ступила в виноградник Набота. Она сорвала одну ягоду и надкусила ее, вопрошая:

– А со мною что случится? Мою кровь тоже будут лакать собаки?

– Они сожрут твое тело! – ответствовал пророк.

Тогда Иезавель сказала:

– Ты еще поплатишься за эти слова! – Она бросила виноградину на землю и раздавила ее ногой.

А Ахаб сказал:

– Предупреждаю тебя. Не долго осталось тебе вести эти злобные речи! – С этими словами он вошел в открытые ворота виноградника, поднялся по склону холма к Иезавели и увидел, как солнце играет на спелых плодах, и порадовался своему богатству. Потом он отправился на пустошь и своими руками предал тело Набота земле.

Пока царь хоронил Набота, Иезавель дала воинам тайный приказ от имени царя. И когда Ахаб вернулся во дворец, она сказала:

– Виноградник теперь твой. Пора воевать Южное царство.

Тут Ахаб созвал высших военачальников, а заодно и придворных пророков, дабы те возвестили ему будущее. Золотые звезды плавно заколыхались у подножия его трона. Наконец пророки объявили:

– Ты – сильнейший. Ты обладаешь луком из семи кедров. Если бы властитель Южного царства был сильнее, он бы немедля стер твое царство с лица земли. Значит, тебе следует его опередить.

– Но у меня нет повода, – сказал Ахаб.

– Он стягивает войско к нашим границам, – возразила царица.

Ахаб хотел было спросить, откуда ей это известно, но тут во дворец вошел тот пророк, на челе которого вместо золотой звезды сияла звезда незримая.

Увидев его, Ахаб воскликнул:

– Злодей, ты осмелился преследовать меня в моем собственном доме? Ты явился требовать моей крови? Неужели нигде не будет мне от тебя покоя?

– Твой покой – в тебе самом, – был ответ.

Тут вмешалась царица Иезавель.

– Это все пустые слова, – сказала она. – Царь не может жить спокойно, если враг собирается напасть на его страну. Войска Южного царства угрожают нашим границам.

– Я что-то не видел гонца с юга, который мог бы принести такую весть, – возразил ей пророк.

Царица в ответ только пожала плечами. Но пророк обвел взглядом зал и промолвил:

– Я вижу здесь высших военачальников. Значит, владыка Северного царства держит военный совет. Нынче ему принадлежит виноградник, который еще вчера не был его собственностью. Уж не хочет ли он, чтобы завтра ему принадлежало царство, которое нынче еще не входит в его владения?

Тут царице пришло на ум, что представился случай поймать ненавистника на слове и что такими речами он обречет себя на гибель; поэтому она одобрительно кивнула ему и сказала:

– Видимо, тебя заботит судьба государя. И хотя ты не был зван, но, коль скоро ты здесь, мы готовы выслушать твои предсказания.

Но царь вскричал:

– Не надо! Из его уст ничего хорошего мы не услышим!

И пророк выпрямился во весь рост и изрек:

– Для тебя я найду другие слова.

Когда он выпрямился, всем почудилось, будто во дворце стало темнее и будто темнота эта исходила от черной звезды, которая была у пророка в волосах, а когда он открыл рот, всем показалось, что и изо рта у него струится мрак.

– Так слушай же, царь, – изрек пророк, и голос его был мрачен, как карканье ворона.

Стоял полдень, на чистом небе сияло солнце, но собравшимся во дворце оно виделось серым пятном, едва пробивающимся сквозь плотную завесу тумана.

Пророк продолжал говорить, и слова его звучали, как крик коршуна:

– Если царь Ахаб вторгнется в Южное царство, вкруг него будут раздаваться победные клики и над обоими царствами воздвигнется единый престол!

Это будет мой трон, подумал Ахаб и взглянул на пророка – и увидел, что от него исходит мрак, в котором тонут и золотые звезды придворных пророков, и лица высших военачальников, и весь зал погружается во тьму. Тогда он вскричал:

– Твоими устами говорит злой дух! Твое пророчество лживо!

На что пророк ответил:

– Значит, ты и сам все знаешь. Зачем же прибегаешь к моей помощи? Воистину, говорю тебе, царь Ахаб, если возьмешь в руки меч, от меча и погибнешь, а если взмахнешь пикой, пикой и будешь пронзен!

Тут царица Иезавель подумала: про лук из семи кедров он ничего не сказал. Значит, ничего о нем не знает, И только пугает нас своим дьявольским колдовством.

Вдруг во дворце вновь стало светло. Золотые звезды придворных пророков засверкали подобно солнцам, и их блеск осиял царскую главу.

Тогда Иезавель послала за палачом.

А царь Ахаб вскочил с трона и сказал:

– Я сыт твоими речами по горло и знаю, как от них избавиться. Твои уста извергают одну только ложь! Разве ты не пророчил, что собаки будут лакать мою кровь, если я ступлю в виноградник Набота? Так знай же: виноградник мой, а в Северном царстве нет больше собак.

И царица Иезавель возликовала в душе – это по ее приказу истребили в Северном царстве всех собак. Тогда тот, кто раньше обвинял Набота, теперь обрушился на пророка, изобличая его в неискренности перед троном и призывая за это побить и его камнями. Пророк же возразил, что его уста вещают только правду, чем вызвал насмешки придворных, увенчанных золотыми звездами, – ведь он напророчил царю сначала победу, а потом гибель, так что же считать правдой? Но пророк сперва промолчал, а потом рассмеялся. От этого смеха все содрогнулись; но не успел он еще умолкнуть, как явился палач. Он сразу выхватил из ножен свой меч, но Ахаб остановил его, сказав:

– Погоди-ка. Я свяжу его судьбу с моей. Пусть и он помолится за меня небесам. А обителью его покамест станет темница. Вернусь из похода с победой, он вновь взойдет на порог своего дома свободным человеком. Не вернусь победителем – он умрет.

Царица Иезавель кивнула в знак согласия, а царь про себя добавил: так я возобладаю над устами пророка!

Пророк стоял перед троном и молчал; солнечный свет заливал тронный зал; палач схватил пророка и повел его в темницу.

Царь Ахаб выступил в поход. Его войско вторглось в Южное царство. Но царь не ехал, как всегда, впереди своих воинов. Он послушался совета царицы и шагал среди лучников, одетый, как простой лучник, в кожаный жилет и кожаные башмаки, без короны, украшенной перьями, и без пурпурных знамен, но в окружении отряда верных телохранителей, прикрывавших его собою. Ахаб надеялся, что такой уловкой обеспечил свою безопасность. Он нес лук, рукоять которого была выточена из древесины семи кедров, а тетива изготовлена способом, хранившимся в величайшей тайне. Стрела, выпущенная из этого лука, летела на целую сажень дальше, чем из любого другого, и равных ему не было в целом мире. В луке и видел Ахаб залог своей победы.

Владыка Южного царства приказал нацелить оружие на повелителя Северного царства, полагая, что тот увенчан короной с перьями цапли и замыкает отряд знаменосцев. Но такого воина не было видно в рядах противника. Тогда властелин Южного царства посмеялся над северянами – мол, к нам пожаловало в туче пыли не войско, а стая бродячих собак, без командира и повелителя. Но пока он смеялся, его чуть не задела стрела – она пролетела на целую сажень дальше, чем летят обычные стрелы, а в ряды южного войска, оружие которого на таком удалении было бессильно, посыпались новые стрелы.

Тогда южный владыка выслал вперед отряд лучников; они встали перед копейщиками и послали сто сотен стрел в то место, откуда вылетали дальнобойные стрелы противника. Этот отряд полег под ураганом взвившихся в воздух копий северян, однако на его место встал второй, пославший еще сто сотен стрел, и те поразили насмерть всех, кто прикрывал Ахаба своим телом, а также всех, кто натягивал тетиву, и тогда одна стрела вонзилась в живот Ахаба возле правого бедра, прямо под печенью, и кровь потекла из раны пополам с желчью.

Тут Ахаб выронил лук и, шатаясь, побрел прочь с ратного поля, а войско, завидев, что стряслось с царем, растерялось и обратилось в бегство. Тут южный царь вновь рассмеялся и сказал:

– Бродячие собаки и есть! Спустите-ка на них собак! – Так с войском Южного царства вторглись в пределы Северного царства и южные собаки.

Царь Ахаб бежал в свою столицу. Но враг преследовал его по пятам, и он боялся, что во дворце его быстро обнаружат и прикончат. Поэтому он побрел на виноградник, некогда принадлежавший Наботу. Ворота были открыты настежь, плоды наливались соком; едва ступив внутрь, Ахаб рухнул на землю. Он хотел было уползти в пещеру, где виноградари хранили сыр и масло, и спрятаться там, но южные собаки догнали его, разорвали на части и стали лакать его кровь.

Когда враги ворвались во дворец, Иезавель приказала убить пророка. А сама облачилась в прозрачные одежды, в которых некогда привлекла к себе взор Ахаба, чтобы принять как можно лучше повелителя Южного царства и привлечь его к себе.

– Я слышу собачий лай, – сказал пророк, когда палач подступил к нему с мечом. – А ведь в Северном царстве собак больше нет. Значит, это собаки Южного царства.

– Они будут лакать твою кровь, – сказал палач.

Но пророк промолвил:

– Я слышу стенания старцев и плач обесчещенных жен. Их защитники пали на поле брани. Что толку в том, что и моя голова падет?

– Таков приказ, – ответил палач. Он помахал мечом, посмотрел, как тот сверкает, и добавил: – Я пришел к тебе с мечом. А меч – это меч. Что еще им делать, кроме как убивать?

И пророк ответил:

– Жил-был царь, звали его Ахаб, он жаждал завладеть устами пророка, но не ведал, что он ими владел всегда – то были уста, которыми глаголет истина; но царь не желал знать истину и не пользовался ее устами, вот они и были ему не нужны. Так и с твоим мечом.

Тогда палач сказал:

– Хочешь сбить меня с толку. Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь. У меня есть приказ, и я его выполню.

С этими словами он поднял меч, чтобы отсечь пророку голову, но тут в темницу ворвались воины Южного царства. И главный среди них сказал:

– Тот, кто и после смерти своего царя размахивает мечом, приучен убивать и повиноваться. Такой и нам пригодится.

И предложил палачу перейти на службу к Южному царю.

– А с тем что делать? – спросил палач и показал мечом на человека у стены.

Главный хотел было спросить, кто это такой, но тут в темницу вбежала Иезавель. Одежды ее были изодраны в клочья, грудь в крови, и даже из срамного места сочилась кровь. За ней гналась, горланя, целая орава копейщиков из личной охраны царя-победителя.

– Защити меня! – закричала Иезавель и бросилась палачу в ноги.

– Эта девка – наша добыча! – возопили преследователи, добавив, что царь пренебрег ею и уступил им.

– Защити меня! – молила Иезавель.

– Я служу теперь повелителю Южного царства, – ответил палач.

И тут царица увидела пророка.

– Ну что ж, злодей, – воскликнула она, – все свершилось так, как ты желал. Можешь наслаждаться победой!

Но пророк промолвил:

– Я этого не желал. Я просто возвестил грядущее и сам был в ужасе от своих слов. Но вот оно пришло, и все сбывается.

– А ты, оказывается, вон кто, – сказал тот, кто переманил палача на службу к Южному царю. И потребовал, чтобы пророк и им всем предсказал будущее.

Но царские копейщики расхохотались: на ближайшее время у них есть чем заняться – этой девки на несколько дней хватит, а что дальше будет, они и знать не желают. И они вытащили Иезавель из темницы, и забавлялись ею несколько дней, а когда она и стонать перестала, выбросили никому не нужное тело на улицу, а там собаки набежали и сожрали его без остатка.

Пока телохранители развлекались, владыка Южного царства прослышал о пророке, предсказавшем смерть Ахаба в винограднике, и приказал привести его пред очи свои. У властителя Южного царства было три желания: овладеть телом царицы Иезавель, троном Северного царства и устами пророка. Телом Иезавель он пренебрег, потому что оно лежало распростертым у подножия его трона, и это доставило ему больше радости, чем обладание. Трон Северного царства он уже завоевал, так что оставались лишь уста пророка, ибо в Южном царстве своих пророков тогда еще не было. Позже их развелось сотни четыре, все они были ближайшими советниками царя и носили на голове серебряные звезды – ведь серебро было цветом Южного царства. Однако случилось все это потом, когда образовалось Западное царство, а до тех времен наше повествование не доходит.

Или все же доходит – правда, только в словах пророка, ибо, очутившись пред царем, он изрек:

– Я вижу новое царство, далеко за горами, по которым еще не ступала нога человека, и за морями, которые еще никто не переплыл.

Тут царь возжаждал завладеть и этим царством, но пророк предупредил:

– Царь, я вижу две горы, и обе высятся на одном и том же месте, а ведь на одном месте может стоять лишь одна. Первая гора выбрасывает из своих недр мечи и острия пик и стрел, они разлетаются по всей земле и, подобно лаве, губят посевы, скот и людей; вслед за ними землю охватывает огонь, и его палящий жар уничтожает все живое. На второй горят огни в кузнях, и люди толпами стекаются к подножию горы, неся с собою мечи и копья, а те, что работают в кузнях, перековывают мечи на орала, а копья на серпы!

И царь сказал:

– Что мне пользы от твоих слов? Нет на свете такой горы, из которой вылетали бы мечи и копья. Или ты нас за дураков держишь?

А главный телохранитель сказал:

– Он хочет, чтобы мы побросали оружие и стали ковыряться в земле, как холопы или рабы.

– Он хочет украсть у нас нашу победу, – проронил царь, – и речи его суть речи злокозненного Ахаба!

Он дал знак палачу, и тот опять отвел пророка в темницу.

Обнажая меч, палач сказал:

– Ну, что толку в твоих пророчествах, глупец? Кому польза от твоей правды? Даже тебе самому никакого от нее проку. Но теперь уже поздно. Три раза вздохнешь, и умолкнешь навеки. – И повторил: – Что толку в твоих словах?

– Слово хранится в веках, – ответствовал пророк, который и во многих всегда один, ибо его уста – уста истины, а она одна. Звали его Михей. Палач взмахнул мечом. Собаки завыли.

Пророков было трое, и всех звали Михей, и трое палачей отрубили им головы, но после казненных пришли другие, и другие придут после этих, и все они – одни и те же, и уста у них одни. Так гласит слово, сохранившееся в веках, и тянутся ли к нему народы или насмехаются над ним, но оно предвещает будущее – не каким оно должно быть, а как оно придет и каким будет – первой горой или второй, ибо только одна из двух гор сбудется, поелику две горы не могут стоять на одном и том же месте. Не мною сказано: «И будет в последние дни… и пойдут многие народы… и перекуют они мечи свои на орала и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать, но каждый будет сидеть под своею виноградною лозою и под своею смоковницею, и никто не будет устрашать их, ибо уста Господа Саваофа изрекли это».

Перевод Е. Михлевич