Текст книги "Избранное"

Автор книги: Франц Фюман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 55 страниц)

С этими словами Гея обняла Зевса, прижалась губами к его губам и вдохнула в него свое дыхание.

Ласка старицы привела Зевса в содрогание, но он сдержался. Как только Гея отпустила его, он спросил:

– Скажи мне еще только, матушка, чтобы я верно понял: если я превращусь, например, в кукушку, что станется с вещами, которые я ношу, – с моим меховым одеянием и диадемой из драгоценных камней? Сожмутся ли они вместе со мной и вырастут ли снова, когда я приму свой прежний облик?

– Если я наделяю тебя каким-то свойством, то делаю это основательно, – отвечала Гея. – Что бы ты ни держал в руках, чего бы ни коснулся, все вместе с тобой будет превращаться из малого в большое и наоборот. Лучшего я тебе дать не могу. Разумно пользуйся моим подарком!

– А что я должен делать, чтобы свершилось превращенье? – спросил Зевс.

– Только захотеть этого, – отвечала Гея.

Тогда Зевс захлопал в ладоши и воскликнул:

– Ну что же, тогда я желаю быть орлом!

В этот миг птицы вокруг испустили пронзительный вопль ужаса, а сойки от стыда и страха попадали со своих наблюдательных вышек: к верхушкам деревьев спускался орел, а они не заметили его и не предупредили остальных! Куницы и белки, позабыв о природной своей вражде, мчались бок о бок, чтобы укрыться среди густой хвои, Амалфея тоже скакнула в кусты, но, когда ее больной козленок не последовал за ней, вернулась и, опустив рога, стала возле своего беспомощного детеныша. Но орел к этому времени уже исчез, а Зевс, широко раскинув руки, спрыгнул на мягкий мох.

– Вот была потеха! – довольно воскликнул он. – А теперь я хочу стать львом!

И вот посреди леса стоит лев. Все лазающие животные устремились вверх по стволам, а те, что недавно шумели, вмиг умолкли. Птицы же в ветвях, напротив того, чувствовали себя в безопасности и взволнованно щебетали о том, как напугал их орел. Сойки, снова застигнутые врасплох, залезли в пустые дятловы дупла. Амалфея же все стояла над своим малышом и дрожала, мужественно превозмогая страх.

– Не бойся, – по-козьи крикнул ей Прометей, – это всего только Зевс!

Но он очень давно не блеял по-козьи, и Амалфея поняла его так, будто страшный зверь хочет ее растерзать. А лев и в самом деле вдруг шагнул к ней! Она испустила жалостный крик, но не убежала. Лев разинул пасть, и Амалфея опять закричала. Хищник щелкнул зубами, коза с отчаянной силой его боднула, и Зевс, в эту минуту ставший опять самим собой, зашатавшись, попятился назад, мимо Геиного деревца.

– Глупая скотина, – вскричал он, потирая подбородок, – сделала мне больно!

Амалфея какую-то секунду стояла тяжело дыша, бока у нее ходили ходуном, но тут козленок встал на ножки и забрался в колючий лавровый куст – Амалфея засеменила следом.

Зевс оглушительно хохотал.

Матерь Гея почернела и скрючилась. Устало звучал ее голос, когда она сказала:

– Ты дурно употребляешь мой дар, сынок.

– Да ведь это просто забава, матушка! – возразил Зевс. – Я бы этой дурехе козе ничего не сделал.

Прометею тоже не очень-то нравились шутки его нового друга, однако он молчал, чтобы не поставить под угрозу только что заключенный союз.

– А теперь я желаю превратиться в зверя, которого лес еще не видывал, – воскликнул Зевс, – на треть змея, на треть носорог и на треть коршун!

Вмиг в лесу закопошился зверь подобного вида. Спина носорога, против обычного снабженная мохнатыми крыльями, соединялась с брюхом ужа, и если тело пресмыкающегося было слишком слабо для того, чтобы тащить на себе такой тяжелый горб, то крылья – слишком малы, чтобы поднять его в воздух. Как ни старалось это неуклюжее созданье, оно не могло двинуться с места. Умные лесные жители, однако, сразу заметили его беспомощность. Тысячью тысяч зубов и когтей впились они в беззащитную змеиную часть. Даже Амалфея выскочила из кустов и отважно налетела на чудовище.

Нападение оказалось таким внезапным и мощным, что Зевс, вместо того чтобы мгновенно вернуться в прежний образ, какое-то время яростно ругался и грозился. Когда он наконец вспомнил о своей способности, в икры ему успела вцепиться целая стая хорьков, соболей, лис, куниц и диких кошек.

Теперь Прометей не мог удержаться от смеха.

– Ты дурно употребляешь дарованное тебе искусство, сынок, – повторила Гея. Теперь она была уже маленькая и скрюченная, как коряга, а голос ее звучал не громче перепелиного ваваканья.

– За что ты его бранишь, бабуся? – спросил Прометей. – Брат ведь должен испытать свою силу, иначе он не сумеет ею воспользоваться. А наказание он уже получил.

Дергаясь, отряхиваясь, колотя руками и ногами, Зевс сбросил с себя кусачих и царапких зверьков. На ногах, под меховым одеянием, остались у него отметины от их когтей и зубов, а тут и там, под коленом или чуть выше пятки, стекала капелька крови.

– Для чего ты только создала всех этих бесполезных разбойников, матерь Гея, – стонал он, но ответом Геи было лишь дуновенье, будто шуршанье земляных комьев, и вот она, скрючившись, скользнула в глубь мха.

– Сегодня она больше нам не явится, – сказал Зевс, – уж я-то ее знаю. Что нам нужно, она здесь оставила – вот это растение. Так что давай поразмыслим.

– Кое-что ведь мы уже знаем, – сказал Прометей. – Кронос должен отведать эти темно-желтые листья, тогда его нутро вывернется наизнанку и заточенные окажутся на свободе. Ты, Зевс, можешь превратиться в муху или в комара и незаметно проникнуть в Небесный чертог. Таким образом, нас будет двое, а когда твои братья и сестры выйдут наружу, нас будет уже семеро. Но каким оружием мы будем сражаться?

– Не так быстро, – попросил Зевс, – это растение все еще для меня непостижимо. Козленок сжевал почти целый лист, а ведь это маленький и слабый козленок. Подумай, сколько же должен съесть Кронос, ведь, говорят, он огромный! Кроме того, он не козел и наверняка не любит зелень. Все это не так просто, дорогой мой.

– Может быть, самый сильный яд содержится в корне? – заметил Прометей.

– Так вырви его, – потребовал Зевс.

– Или в цветке, – продолжал вслух размышлять Прометей. – Он такой ярко-желтый, подобного цвета я и не видывал. Будто маленькое солнце, только холодное и злое. Давай кинем жребий, кто из нас его попробует. Шишка или пустышка, тебе эта игра знакома?

Он сорвал шишку с пинии и за спиной стал перебрасывать ее из одной руки в другую, но Зевс не захотел бросать жребий.

– Мы подсунем его в корм Амалфее, – предложил он.

– Но ведь она может от этого умереть, – ужаснулся Прометей.

– Ну и что? – возразил Зевс. – Зато мы будем знать!

– Но это была бы подлость! – возмущенно воскликнул Прометей.

В это время к крошечному цветку, жужжа, подлетели две пчелы, но, даже не успев на него сесть, на лету упали мертвыми.

– Вот видишь, – сказал Зевс, – сама жизнь дает нам урок. И смотри-ка, – продолжал он, – вокруг этого цветка нет на деревьях ни одной птицы. Ты не знаешь леса, брат, потому тебя так пугает смерть. Здесь она повседневна. Только сейчас вместо одной жизни погибли две. – И неожиданно прибавил: – Ты любишь мед?

– Не пробовал, – хмуро ответил Прометей. Равнодушие соратника взволновало его. – Амалфея – это не лишь бы кто, – воскликнул он, – она вскормила тебя, защищала и воспитывала!

– Ах, да ведь это была ее прапрапрапрапрапрапрабабушка, – смеясь сказал Зевс, – потом прапрапрапрапрапрабабушка и прапрапрапрапрабабушка. Не знаю, сколько их было, они без конца меняются, а я их всех зову одинаково – «Амалфея». Но к чему нам еще спорить! Самый густой яд скрыт в цветке, это ясно.

Прометей подошел к деревцу и принюхался к цветку. Он пах так сладко, что Прометей глубоко втянул в себя воздух, но вдруг он почувствовал, будто в ноздри ему заползли два ежа и ужасно царапают небо, – тут его зев, гортань, желудок и легкие в самозащите вывернулись наизнанку, чтобы сообща извергнуть пришельцев. Прометея затошнило, он скорчился и, чтобы не упасть, схватился за деревце, но сразу ощутил в ладони резкую боль. Он взялся за один из красно-бурых листьев, и теперь у него на большом пальце зиял порез. Однако эта боль была пустячной в сравнении со спазмами в животе, он зашатался, упал на колени, почувствовал, как внутри у него все переворачивается, и вдруг ему показалось, что ежи выходят у него обратно через нос. В носу кололо и кололо, и он расчихался. Он чихнул тридцать семь раз подряд, и всякий раз красно-бурые листья издавали звон.

Зевс лежал во мху на спине и дрыгал ногами от смеха.

– Теперь я знаю все, – простонал Прометей, продолжая чихать и давиться. – Теперь мне известно действие цветка, и отвердевших молний тоже.

Он обмотал рану латуком.

– Вставай-ка, ты! – раздраженно сказал он Зевсу, все еще лежавшему на спине. Тут он заметил, что меховое одеяние Зевса у бедер почти совсем разорвано. «Если бы добрая Амалфея швырнула его прямо на эти листья, он бы теперь не смеялся!» – подумал Прометей.

– У тебя кровь идет? – спросил Зевс, и Прометей рассказал ему о своих открытиях.

– Цветок этот я завтра брошу в нектар, когда напиток, кипя, будет изливаться из кратера, и яд, конечно, в нем растворится, как все растворяется в кипятке. Но как мы поступим с отвердевшими молниями? Они могли бы разрубить гранитное одеяние Кроноса и ранить его, только, взяв их в руки, мы сильно порежемся сами.

– Вырвать все деревцо и рубить им! – предложил Зевс.

– Это будет слишком трудно, – возразил Прометей, – эти листья-молнии тверже камня.

Он задумался.

– Придумал, – воскликнул он немного погодя. – Надо нам будет вместе с листьями вырвать и кусок ствола, тогда мы сможем ими орудовать, понял, брат?

– Не совсем, – ответил Зевс, но Прометей тут же схватил камень и вырубил из древесного ствола лист с рукояткой. – Так мы сможем их держать, – сказал он, – и это будет наше оружие. Когда ты превратишься в муху, ты коснешься этих листьев, они станут крошечными, как пылинка, и ты сможешь взять их с собой в Небесный чертог. Кронос тебя, конечно, не заметит, и я напою его моим нектаром. А после этого начнется суд!

– Дай-ка мне эту молнию, – попросил Зевс. Он взял оружие у Прометея из рук и потряс им в воздухе. – Оно будет метко разить, – сказал он. – Назовем его меч. Смотри, как сверкает на солнце мой меч! Ах, брат, я в таком нетерпении! Я одолею грозного властелина и освобожу моих бедных сестер и братьев. Интересно, как они выглядят? Красивы ли мои сестры? Представь себе, что, кроме Геи и тебя, я видел только животных, да еще раза два издалека видел Кроноса, но он казался маленьким, как саранча.

– Скоро стемнеет, – напомнил Прометей, – а у нас сегодня еще много дел.

Они принялись вдвоем вырубать из дерева мечи, потом еще надо было камнями отшлифовать рукоятки, а камни, которыми они рубили, к тому же два раза ломались. Потом из листьев латука надо было сплести корзиночку для цветка, а когда они со всем этим покончили, зашло солнце. Усталые, сидели они во мху и подкреплялись пчелиными сотами. Птицы умолкли, залитый багрянцем, затихал лес, а земля окутывалась собственной тенью. Оба титана молча ели, думая о завтрашнем дне. Им было все-таки страшновато.

«Лишь один-единственный день, – думал Прометей, – один день, но сколько всего произошло! Еще утром я хотел вернуться к повелителю с изъявлением покорности, теперь же я лечу, чтобы с ним сразиться! Какая перемена!»

Прометей встал и положил Зевсу руку на плечо, потом разбежался, чтобы взлететь и оттолкнуться от Земли. Он так устал, что сомневался, хватит ли у него сил долететь до Млечного Пути. Однако, нырнув в бескрайний воздушный простор, он тихо вскрикнул. Чувство счастья вновь охватило его.

Битва титанов

Наступил день пиршества. В Небесном чертоге собрались титаны, Кронос в сопровождении Реи вошел в золотые ворота. Спокойно шествовал он к своему месту. Суд он намеревался начать после трапезы. Не стану я нарушать порядок, рассуждал он, кроме того, так каждый скорее поймет, что он теряет, изъявляя непокорность! Так думал он, еще раз убеждаясь в собственной правоте, и с довольным видом кивал налево и направо, как вдруг за спинами склонившихся титанов увидел стоящего перед его троном Прометея с огромной аметистовой чашей в руках. От неожиданности он остановился, его охватила ярость. «Неужели я должен принять нектар и амброзию из рук преступника? – подумал он. – Это неслыханное оскорбление! Я вдребезги разобью эту чашу и тотчас начну суд!»

Но еще скорее, чем его гнев, росли его подозрения. «Почему сегодня прислуживает Прометей? – задался он вопросом. – Ведь мне докладывали, что нынче очередь Эпиметея. Сперва непокорность, затем обман – одно рождает другое! Я должен сразу же во всем этом разобраться».

Он хотел было подозвать Япета, который докладывал ему, кто будет прислуживать, потом передумал.

«В конце концов, и Япет участвует в этом заговоре, – рассудил он, – никому больше доверять нельзя. Сделаю-ка я вид, будто ничего не заметил, и прослежу за Прометеем. А может быть, наказать его сразу? Непростое решение!»

Замешательство властелина было так необычно, что Рея осмелилась с ним заговорить.

– Что с тобой, дорогой мой супруг? – спросила она. – Почему ты остановился? Что-то тебя испугало?

– Ничего, – ответил Кронос. – Просто мне понравилась чаша, которую держит Прометей. Я задумался, какого она происхождения. Это аметист с Веги.

«Это не причина, – подумала Рея, – в этом случае ты не замедлил бы шаг и не остановился бы, мой властный супруг. Твое замешательство имеет другую подоплеку!» Невольно ей пришла мысль о Зевсе, и ею овладел необъяснимый страх.

Сегодня произойдет нечто страшное, подумала она, и ей показалось будто золото Чертога – это застывшее пламя, будто оно может внезапно вспыхнуть и сжечь небо, а вместе с ним – весь род титанов. Нечто страшное произойдет сегодня, снова подумала Рея, однако Кроносу она сказала:

– Ты прав, мой дорогой супруг. Эта чаша в самом деле необыкновенна. Я нахожу также, что нектар сегодня пахнет особенно сладостно. Аромат его слышен даже здесь, у входа.

Кронос потянул носом воздух.

– Я тоже чувствую, сегодня он не такой, как всегда, – медленно сказал он. – Что ж, сегодня, очевидно, многое сходится.

Как странно он говорит, вздрогнув, подумала Рея и замедлила тяг. Кронос же спокойно, как шествовал прежде, когда входил в ворота, направлялся к Прометею.

Когда Кронос опешил при виде чаши, Прометей очень испугался. Когда тот остановился, он начал дрожать, теперь же, видя, что повелитель опять шагает к нему, почувствовал, как вся кровь отхлынула у него от сердца. Кронос все знает, подумал он, он нас подслушивал, мы пропали! Внезапно его охватило непреодолимое желание бросить чашу на пол, убежать и зарыться в полярный лед. Ах, тихо лежать в надежном укрытии, когда больше не о чем думать и нечего бояться, – как это, должно быть, хорошо! Безмолвие льда, безмолвие покоя, безмолвие сна – почему он всего этого так испугался? Повелитель неуклонно приближался к нему. Прометей не смел поднять на него глаза, он опустил голову и глядел в пол, он видел пол и видел ноги властелина, ступавшие все ближе, шаг за шагом, и готов был уже броситься перед ним на колени, как вдруг заметил ползающую по полу муху.

Руки юного титана задрожали так, что нектар едва не выплеснулся из чаши, но он этого не заметил. Он видел огромные ступни в обуви из серого гранита, видел, как плясала между ними муха, как она взлетела на гранит, а гранит ее не раздавил! Медленно ступал властелин, и на ноге у него сидела муха. Тут Прометей понял, что Кроносу их план неизвестен. Но почему же он тогда замешкался в дверях? Наконец ему стало ясно: повелитель справлялся, кто будет прислуживать, и замена удивила его. «Все я обдумал, – мелькнуло в голове у Прометея, – а главное упустил! Теперь Кронос не станет пить нектар, потому что его подаю я. Стало быть, я должен уговорить его выпить, а заодно объяснить, почему я заменил Эпиметея. Как же это сделать? Ах, матерь Гея, что из всего этого выйдет? А Зевс ждет! Хоть бы все это уже кончилось!»

Титаны выпрямились и глядели на властелина и его супругу. Когда Кронос и Рея отведают напиток и сядут, им тоже можно будет занять свои места. Не могли же они знать, что властелин решил, правда, взять в руки чашу с нектаром и поднести ко рту, но, даже не отпив из нее, поставить на место и, как бы невзначай задав вопрос о причине замены, начать допрос и грозный суд. В смиренном ожидании стояли они у стен. Только Япет заволновался.

«Я дал повелителю неверные сведения, – думал он, – могут выйти неприятности».

«Произойдет нечто страшное», – думала Рея.

Кронос протянул руки.

«Сейчас», – почти вслух сказал себе Прометей и с этой минуты стал совершенно спокоен. Он понял, что откладывать решение уже невозможно, но понял также, и не только разумом, а всем своим существом, что все, что он теперь сделает или упустит, неминуемо определит его дальнейшую судьбу. Сознание этого придало ему необычайную уверенность, а последняя в свою очередь сделала его холодным и невозмутимым. Я должен озадачить повелителя, соображал он, а рука Кроноса меж тем нетерпеливо дергалась. Я должен озадачить повелителя, но как? Признавшись в том, что ему уже известно!

Так он думал, но, еще продолжая думать, уже действовал. Он опустился на колени и, вместо того чтобы подать чашу Кроносу, прижал ее к своей груди.

– Что это еще за выходка! – хотел было возмутиться Кронос, но Прометей его опередил.

– Прежде чем испить, благородный властелин, выслушай мое признание, – заговорил он. – Знай, перед тобой преклоняет колена ослушник, вышедший из повиновения.

Титаны у стен насторожились, а Япет и Фемида испуганно и удивленно воззрились на сына. Даже Эпиметей очнулся от дремоты. «Он признается, – озадаченно подумал Кронос, – этого я поистине уже не ждал. Как теперь быть – помиловать его или нет? Непростое решение!»

Рея же в ужасе думала: «Произойдет нечто страшное. Все теперь выйдет наружу».

Муха на носке гранитного башмака сидела неподвижно, будто и сама она – малюсенький камешек.

– Я преступил твой запрет и посетил планету Земля, – продолжал Прометей, – как мог бы я утаить это от тебя, благороднейший? Глупость и безрассудство попутали меня, однако твой великолепный стройный порядок привел меня снова к повиновению. Все мироздание разгневалось на меня: воздух не захотел держать, и я упал, небо придавило, море выплюнуло, солнце опалило и ослепило меня, земля под каждым моим шагом скрипела, напоминая о моем проступке, и я стал бы противен самому себе, если бы не оставалась у меня надежда на это признание. Но как бы я посмел приблизиться к тебе незваный, о благородный властелин? Потому и побудил я моего брата поменяться со мной, и вот я стою перед тобой на коленях, сознавая, что заслужил самое суровое наказание, и все же осмеливаюсь молить об одном: не изгоняй меня навечно!

Прометей едва переводил дух. Он сам не понимал, как из его уст могла излиться подобная речь, да еще единым потоком, но у него не было времени удивляться самому себе. Не успел он договорить последнее слово, как Кронос приступил к допросу.

– Являлась ли тебе Гея? – спросил повелитель.

Прометей кивнул.

– О чем вы говорили?

– Об одном деревце, – отвечал Прометей. – Бабушка показала мне деревцо с коричневыми листьями и крошечным желтым цветком, деревцо, дядя Кронос, какого я в Критском лесу еще никогда не видел, меньше лимона…

– Да при чем тут деревцо! – раздраженно воскликнул Кронос. – Мне до него дела нет! Скажи лучше, видел ли ты мальчонку?

– Истинная правда, нет, – отвечал Прометей, – козленок-то оказался козочкой.

– Что еще за козленок? – грубо спросил Кронос.

– Козленок Амалфеи, за которым сначала охотился лев, а потом горбатая змея.

– Послушай, Прометей, – воскликнул Кронос, закипая от злости, – не желаю я знать все эти глупости про зверей и растения. А я-то думал, что ты малый смышленый и уж от такой-то чепухи меня избавишь. Скажи мне ясно и без уверток: видел ли ты маленького ребенка или говорила ли тебе Гея о ребенке?

– Нет, благороднейший, – ответил Прометей и добавил: – Я могу в этом поклясться.

– От этого я тебя освобождаю, – заявил Кронос, – ибо мне и без того все известно. Я только хотел тебя испытать. Ты спрыгнул в море у опушки Критского леса, верно? Вот видишь, от меня ничто укрыться не может.

Сказав это, он подумал: этот дуралей не опасен, у него на уме одни только живые игрушки матери Геи.

Однако порядок есть порядок, а мое слово – это мое слово. За неповиновение он должен быть наказан! И он торжественно произнес:

– Слушай, Прометей, слушайте и вы, мои благородные сестры и братья. Преступник сознался в своей вине, правда, с опозданием, но все-таки еще не слишком поздно. Посему на этот раз я буду милостив и ограничу наказание ему одним миллионом лет во льдах. Впредь же за всякое ослушание буду карать заключением на веки вечные.

Когда отец Прометея Япет и его мать Фемида услыхали этот приговор, они громко вскрикнули, однако еще громче зазвучал голос Прометея.

– Не причитай! – крикнул он матери, которая пала ниц перед Кроносом и молила о пощаде. – Не причитай! Наш повелитель мудр и милостив, и наказание это справедливо. Ибо страшное это дело – нарушить порядок.

Медленно поднес он Кроносу чашу и крикнул, да так звонко, будто хотел, чтобы его услышали в самых дальних уголках:

– О вы, заточенные в сердце властелина, как я вам завидую! Навсегда защищены вы от всякого проступка и всяких ошибок! Привет вам, Аид, Посейдон, Деметра, Гестия, Гера и Зевс! Проснитесь, ежели спали, и откройте уши, ежели они были у вас заткнуты, ибо этот час полон значения! Аид, Посейдон, Деметра, Гестия, Гера и Зевс, внимайте! Пусть этот нектар вас тоже подкрепит и ободрит!

Кронос принял от него чашу.

– Хорошие слова нашел ты, Прометей, – сказал он. – Похоже, что разумом ты наконец созрел. Моя строгость пошла тебе на пользу, а наказание исправит тебя совершенно.

Он поднес чашу ко рту.

В этот миг муха переползла с гранитного башмака на пол.

– Пью за извечный порядок, – воскликнул Кронос. – Как есть ныне, так и пребудет всегда.

– Во веки веков! – хором возгласили титаны.

– Во веки веков! – прорыдали Япет и Фемида.

– Во веки веков! – прошептала Рея одними губами.

Муха чистила крылышки.

Кронос начал пить.

– Что это за нектар? – удивленно спросил он. – От него горит во рту. Никогда еще я не пил подобного. Откуда ты его взял?

– С самого жаркого огня, благороднейший! – ответствовал Прометей. – Выпей еще глоток!

Кронос выпил.

– Нектар пылает у меня в крови, – растерянно сказал он. – Где горит тот огонь, из которого ты его почерпнул?

– Совсем близко, повелитель, – отвечал Прометей. – Выпей еще!

Кронос выпил.

– Нектар пылает у меня в сердце, – нетвердо произнес он – язык у него заплетался. – Что это за близкий и жаркий огонь? – пролепетал он.

– Ненависть, повелитель, – ответил Прометей и встал.

Тут Кронос зашатался. Он согнулся над золотым столом, навалился на него грудью, а когда хотел приподняться, опираясь на локти, тело его свело судорогой. «Что это?» – хотел он крикнуть, но в горле у него раздалось хриплое клокотанье, похожее на стоны Сторуких, а затем из него выкатился черный камень, который прогрохотал по столу и упал на пол. Глаза властелина оторопело следовали за ним, но тут второй приступ рвоты вывернул его нутро – заключенные выскочили наружу, в тот же миг муха у ног Кроноса стала расти и превратилась в звенящего оружием Зевса.

– Добро пожаловать на свободу, братья и сестры! – вскричал Зевс. – Вот, возьмите мечи, битва начинается!

Какое-то мгновение Прометей стоял будто во сне, да и титаны у стен были так ошеломлены невероятностью происшедшего, что не трогались с места и ждали слова повелителя, подобно тому как ждет камень на вершине горы, вода, скованная льдом, или огонь в куске угля. Но освобожденные во главе с Зевсом уже наступали на властелина. Убить его они не могли, ведь он был бессмертен, однако могли оглушить и связать, как раз это они и пытались сделать.

Кронос оттолкнулся от стола, но он едва держался на ногах. Отчаянно пытался он силою воли подавить действие яда. Чтобы отразить удары, он запахнул на себе гранитный плащ, однако мечи обрушивались на него с такой неистовой ненавистью, что каменное одеяние разлеталось в куски. К тому же яд в третий раз согнул властелина. Он рухнул на колени. – Небесный чертог гулом отозвался на его падение – и, поверженный, крикнул:

– На помощь, братья! На помощь, сестры! Что же вы медлите! Мы все в опасности!

Тут титаны наконец отделились от стен и бросились к Кроносу. Впереди были Атлант и Гиперион, с ними Кей и Крий, далее оба сына Атланта – Кратос и Бия, затем Феба, Мнемосина, Тейя и другие. Битва титанов с богами началась.

Прометей бросился на помощь Зевсу, Рея присоединилась к своим детям и пошла против супруга, Япет и Фемида, не желавшие сражаться ни против повелителя, ни против сына, вместе с Эпиметеем убрались в свою пещеру на Млечном Пути, а Океан и Фемида с тысячью тысяч детей своих в ужасе понеслись на Землю и спрятали лица в водах потоков.

Битва длилась десять лет. Хотя золото Небесного чертога вскоре разлетелось в пыль от столкновения камня и железа и беснования гигантских тел, однако бойцы размахивали руками с такой неистовой быстротой, что удерживались в воздухе сами собой, подобно тому как поднимается с земли и некоторое время парит над нею бешено вертящееся колесо. В конце концов и воздух испарился без остатка, и сражающиеся низринулись на планету из сверкающего кварца, осколки и обломки которой по сей день носятся между Марсом и Юпитером. Там битва бушевала еще три года, и тогда над богами нависла угроза поражения. Посейдона, чей меч был уже так искромсан, что вместо одного острия имел три, жестоко теснили сыновья Атланта, Кратос и Бия; Аид, ударами Кея и Крия по грудь вбитый в скалистый грунт, бился в безнадежном отчаянии; Деметру, Гестию и Рею титаниды уже низвергли и связали, та же участь грозила Гере, а Прометей и Зевс, на которых Атлант, Гиперион и Кронос обрушили град обломанных горных вершин, чувствовали, что силы их иссякают.

– Еще один приступ, братья, – кричал Кронос, – и мы одолеем негодяев!

Он выломал скалу высотою с Кавказские горы и швырнул ее Зевсу прямо в лоб, от чего Зевс рухнул на колени и, не в силах подняться, окончательно сник. В то же время были повержены Аид и Гера, а Посейдон пребывал в таком изнеможении, что больше не мог размахивать своим трезубцем.

– Победа, братья и сестры, победа! – возгласил Кронос и нагнулся, чтобы обломить очередную горную вершину, но тут Прометей, которому предназначался следующий бросок, заметил вдруг на бедрах владыки титанов что-то смутно и странно мерцающее и переливчатое.

Пояс необоримой силы, мелькнуло у него в голове, невидимый пояс тяготения, цел он или поврежден? Ну что же, стало быть, чудовища и придут нам на помощь!

Весь напружинясь для отчаянного прыжка, Прометей ринулся к этим мерцающим пятнам, мощным рывком дернул их вверх и попытался разорвать, при этом сам он едва не разорвался пополам. У него было такое чувство, будто спинной хребет у него треснул; незримый пояс уцелел, казалось, он оказывает сопротивление, противоборствующая сила оттягивала руки Прометея книзу, и, когда Прометей понял, что это Сторукие дергают за невидимые нити, ему вдруг почудилось, будто сквозь его собственную голову прокатилась другая, пылающая плешивая голова и обдала его своим дыханием. Вмиг перед его взором возникли – как в тот раз, в преисподней, – страшные туловища и ноги, руки и головы; в ужасе хотел он остановиться и сдаться Кроносу; тут нечто, державшее его руки, вдруг развело их в стороны, пояс разорвался, удар невидимого кулака потряс планету с такой силой, что ее кварцевое основание раскололось, и борющиеся рухнули вниз, словно деревья в бурю.

Только Прометей, руки которого налились чудовищной тяжестью, придавившей его к скале, остался стоять.

– Что ты наделал! – воскликнул Кронос. – Что ты наделал! – Он произнес это спокойно и беззлобно, казалось, будто вместе с поясом разорвалась и его непререкаемая воля и сам он, избавясь от владычества, испытывает облегчение. Он лежал на блестящей поверхности планеты – почва ее, расплавясь, превратилась в стекловидную массу – и не делал ни малейших попыток подняться или изготовиться к предстоящей битве. Серьезными, почти добрыми глазами посмотрел он на Прометея, который стоял перед ним, оглушенный, и сказал: – У меня на твой счет были большие планы, Прометей. После того как истек бы срок твоего наказания, я сделал бы тебя своим помощником. Но теперь порядок разрушен, и горе всем нам! Погоди, скоро ты сам возжаждешь ледяного покоя!

Прометей встал и почувствовал, как тяжесть, будто оттянутые вниз веревки, качает и колеблет его, ему показалось, что он видит волосатые лапы, когти и чешуйчатые щупальца, карабкающиеся вверх по этим веревкам. Незримое выскользнуло из его рук, а в скальном основании, на котором он стоял, внезапно образовалось несколько быстро углублявшихся трещин. К треску кварца примешались хрип, клокотанье и бульканье, еще миг – и они превратились в оглушительный вой и рев; на горизонте показались языки дыма и пламени, понесло смрадной смесью гнили и гари. Вдруг из-за края планеты к месту битвы потянулась рука; тонкая и упругая, как волчьи жилы, она уцепилась за выступ скалы, а за нею из глубин поднялся вал ревущих голов.

Боги и титаны вскочили на ноги. За секунду до того смертельные враги, теперь они, дрожа, жались друг к другу и все вместе пятились назад. Никто из них, даже Атлант и Зевс, не пытался защищаться, никто не отваживался также отделиться от остальных и бежать. Спрятаться им было опять-таки негде, потому что горы с их пещерами и лощинами были снесены или разбиты, а единственная скала, пережившая битву, была так высока и с такими отвесными стенами, что оказывалась скорее преградой, нежели защитой.

И вот бессмертные в беспомощном ужасе смотрели, как почва проросла и закопошилась множеством рук – то были руки в виде лап и клещей, ножниц, тисков и зажимов, руки, плоские на концах, с присосками, как у мух. И все эти руки мотались вслепую, дергаясь туда-сюда, что-то щупая и хватая, до тех пор пока над пирамидой громоздящихся одна на другую голов не поднялась та, что представляла собой сплошной глаз. Эта голова-глаз на тонкой вытянутой шее – мощный рев меж тем внезапно смолк, слышался только хрип дышащих легких – медленно повернулась к тем, кто сгрудился у скалы. Когда она очутилась как раз против них, голова-пасть начала яростно реветь', а руки, коих было уже не счесть, наползали, наскакивали, налетали и набрасывались на тех, кого искали. Тем временем вылезли наверх и ноги – бедра, колени; обретя упор, они рывками подняли вверх туловища, над которыми, как древесные макушки, заколебались головы. Теперь, когда руки приблизились к цели, вновь наперебой заверещали разные голоса, пока рев головы-пасти не перекрыл все остальные.