Текст книги "Ворон"

Автор книги: Дмитрий Щербинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 47 страниц)

Глава 7
Дорога боли

Фалко очнулся от прикосновения солнечных лучей и теперь созерцал небо. Прямо над ним проходил перелом света и тьмы: пепельные тучи отползали к югу, из них пробивались солнечные потоки…

Вот он поднялся на ноги, огляделся: шагах в сорока, точно сломанный зуб поднимался остаток Сторожевой башни, из него тугими, плотными клубами валил черный дым…

Взгляд хоббита метнулся через Андуин – кое-где еще торчали черные столбы, останки моста, никаких следов слизистой твари не было видно; зато вот над противоположным берегом нависала тьма в которой можно было разглядеть некое движенье.

И вновь он созерцал Холмищи: все более яркий свет охватывал их – ведь из-за холмов потемневших, еще поднимался дым, но уже легкий, печальный, охваченный мягко-золотистым печальным светом.

И тут он увидел движенье: пригляделся – так и есть, бежит кто-то. Да – две фигурки выбежали из-за холма, бросились было к мосту, но увидев, что он сгорел, помчались вдоль берега: «Но, ведь, все хоббиты должны были еще раньше уйти к северу. Неужели что-то случилось?»

Размышляя так, он повалился в траву, ожидая, когда они подбегут поближе. Это были молодые хоббиты, ровестники Фалко, он и она – наперебой выкрикивали усталыми, испуганными голосами:

– И мост сожгли!

– Куда ж бежать то?!

– Да куда ноги несут!

Тут Фалко поднялся из трав и окликнул их:

– Вы что – по мосту вздумали бежать?! На том берегу они бы вас и изловили!

Хоббит, и хоббитка вскрикнули от испуга, и повалились в траву. Фалко спешил объяснится:

– Вы не бойтесь, я сам хоббит. Фалко меня зовут. Слышали, быть может?

Молодой хоббит поднялся, и помог подняться своей спутнице, проговорил:

– Ну, знаешь ли: прятаться в травах, и выскакивать перед самым носом, да еще в такое время – это… – он не договорил, и лицо его просияло, он шагнул навстречу Фалко, протянул ему руку. – Впрочем – ужасно рад тебя! Как хорошо – хоть еще одного встретили! Однако, вы скажите: а еще иных то не видели? Ну – неужели же вы тут один?!

– Да, один. А вы откуда?

– Да – мы из холма Рыбниксов. Там, знаете ли с западного его склона лощина, таким густым-густым орешником от посторонних взглядов сокрыта. Ну, мы в той лощине, вместе с Вэльзой, еще до того как Все Это началось решили… сокрыться. Там мы весь праздник пробыли; потом слышим крики… Ну, я выбрался – взглянул, а ничего уж не видно: только пламень, да крики. Вот мы и решили до тех пор, пока все это окончится там переждать. Всю ночь в лощине просидели, пошевелиться боялись, а пламень то все ближе, да ближе ревел. Жарко было, да я уж о страхе не говорю! А вообще о том, что за эту ночь пережили, можно хоть всю жизнь рассказывать…

Тут и хоббит и подруга его обернулись к дымовым столбам; однако, там ничего не изменилось, и хоббит продолжал рассказывать Фалко.

– Ну, время то уже ближе к рассвету было, когда в воздухе вроде как крылья зашумели: глянули мы и обомлели – подлетают к берегу твари крылатые, и на цепях несут корзины, а в корзинах то тех набито этих чудищ… э-э-э.

– Ороков. – подсказала девушка.

– Вот-вот – именно ороков. Вы уж представляете, что мы пережили – их то там несколько сотен тысяч было… ну… ну да, да – несколько сотен тысяч. Весь берег ими заполнился; так они и бросились бежать между холмов – да так то орали страшно! Мы к роднику прижались, и сами-то дрожим; думаем – ну, вот сейчас они нас заметят… Нет – надо же, – не заметили, мимо пробежали. И я то так теперь думаю, что не заметили они нас единственно по той причине, что рядышком родничок журчал. Уж думается мне, что очень неприятно им это журчание было, что для них это как для нас их ругань. Ну вот – ороки то пробежали, а эти крылатые остались…

– Ой, смотри! – выкрикнула тут хоббитка, и указала, на черный контур, который взвился на фоне дымовых столбов.

Не говоря ни слова, они повалились в траву, лицами вжались в землю – ждали. Слышно было, как всхлипывает, и едва сдерживает громкие рыданья хоббитка, как друг ее пытается утешит – шепчет что-то про белые грибы.

Свет померк, дыхнуло холодом, а затем – вонью. Раздался пронзительный, злой вопль. Еще раз тень скользнула над их голова, и все затихло…

Первым поднял голову Фалко, огляделся:

– Ну, кажется – этот улетел…

И тут вампир вылетел из-за ближайшего невысокого холмика. Он стремительно несся на хоббитов. Когти похожие на сабли, мускулистое тело…

Фалко отпрыгнул в сторону, повалился в траву, и уже лежа в траве увидел, что из бока вампира торчала стрела – вылезшие из орбит красные глаза слепо прожигали воздух, и от всего тела валил темно-бурый дым – эта смертельно раненая, обезумевшая от боли мышь прожигалась солнцем, и, все-таки, почувствовав хоббитов, пыталась дотянуться до них – хоть перед смертью напиться крови.

Но вот затрещало прожженное крыло, и вампир, описав стремительный полукруг, врезался в воды Андуина…

Прибежавший хоббит приподнялся, огляделся, а потом помог подняться и своей подруге, которая все еще плакала.

…Представляете теперь: остались наедине с этакими тварями! Они там между собой шипят, да так зло, так гадко, что того и гляди, друг на друга набросятся, да перегрызутся… Какой же мы страх пережили!.. А потом, когда уже светать стало, вновь ороки появились. Они то, верно, на какую-то богатую добычу рассчитывали, а принесли с собою только трех малышей – причем заметьте: не хоббитских, а из города лесных охотников, с ними еще и какую-то старушку приволокли, тоже из людских…

Но вот Фалко вздрогнувшим голосом переспросил:

– А вы уверены, что младенцы людские?

– Ножки видели – ступня человеческая, без шерсти.

– Кстати, и по крику одному можно определить. – заявила хоббитка. – Наши детишки кричат громче!

– Выходит – это они в Родниве побывали… – тут лицо его как-то вытянулось, и посерело даже; дрогнувшим голосом он спрашивал. – Ну, а возраст то у этих малышей каков?

– Совсем маленькие! – воскликнула хоббитка. – Я по голосочкам определила. Крошечки! Дня им не будет!.. Нет – ну вы представляете, какие это крошечки?! Представляете, как сердце то мое сжалось, когда увидела я, как эти чудища, их в лапищах своих держат?!..

Фалко еще больше помрачнел, и вслух размышлял:

– Совсем маленькие… Да, ведь, не было в том поселении совсем маленьких. Точно знаю, что не было. Ну, самые то маленькие – трех лет, они уж и ходят и бегают сами. А эти то младенцы новорожденные. Туоровы младенцы!..

Он так и замер, пораженный этой мыслью. И надо сказать, что сердце Фалко еще, как только он очнулся сжалось тревогой, и все вспоминался Туор. И теперь это предчувствие переросло в уверенность…

– Когда вы их видели?

– Да за несколько минут до того, как тебе повстречали…

– Не знаю – может и жизнь положу, но не могу же я их так оставить!.. Ведь – это же Туоровы дети… Да, если бы даже и не Туоровы… Ну да ладно. Прощайте. Быть может, вы последние хоббиты которых я видел.

– Да что ты задумал? – попытался его удержать хоббит. – Что ты их там… тысячи! Сотни тысяч! Куда ты против них – один?!..

Но Фалко уже не слышал: согнувшись, бежал он навстречу дымовым клубам. Он и не знал, как можно спасти младенцев, надеялся, что, как только увидит, так и придумает что-нибудь.

Не добегая метров двадцати до первого холма, увидел он мертвого паука, который сжавши черные свои лапы, точно к прыжку готовился. Под солнечными лучами, из плоти его вырывался плотный дым, и вокруг стояла сильная вонь. Фалко согнулся, постарался поскорее пробежать это место, однако, сердцем почувствовал, что впереди его ждут вещи куда более жуткие. И действительно: перевалив через гребень, и погрузившись в слои дыма, он несколько раз едва не споткнулся об изуродованные тела своих сородичей…

А дым все густел; вскоре появились и черные, дышащие жаром полосы, оставленные от драконьего пламени. Обжигаясь, Фалко перескочил через эти преграды, и вскоре стал забирать влево к берегу реки.

И тут произошел случай, который мог бы показаться и незначительным, и минутным, но который, на самом то деле и решил окончательно всю судьбу Фалко, и повлиял, в дальнейшем, на многие свершения этой, да и грядущей эпохи.

А дело было в том, что из клубов дыма, прямо перед Фалко, выбежала с громким плачем хоббитская девочка лет пяти. Она одета была в белое платьице, которое все покрылось теперь грязевыми пятнами; перепачкано копотью было и личико девочки. Как только она увидела Фалко, так и бросилась к нему; обняла, уткнулась лицом в живот и зарыдала, зовя наперебой: «Мамочка! Папочка! Сестричка! Братик!..» А Фалко упал перед ней на колени, убрал со лба волосы, и обняв за плечи, вглядываясь в широко раскрытые, заплаканные, полные детского ужаса глаза, спрашивал:

– Так что же мама твоя? Братья? Отец? Они что же, уехали, а ты осталась?

– Не уехали! Не уехали! – пронзительно рыдала девочка. – Мы рядом были, когда дракон налетел. А ту все бегать стали. Меня с ног сбили. Я маму звала, я всех звала, но никто не отвечал. А тут чудище как закричит!.. Жарко да темно стало… Тут упал на меня кто-то – лежит не шевелится… И знаете такой страшный запах!.. Ну, я и поползла! А жарко то как было – вы бы знали, как мне жарко было! Я их еще много звала, но никто не ответил…

Она пыталась еще что-то сказать, да не могла, лишь несвязные звуки прорывались сквозь рыданья. Было это ужасающе противоестественное, отвратительное. Фалко не мог удержать слезы, дрожь пробивала, и он все бы жизнь отдал, лишь бы только она не страдала так.

И он шептал ей:

– Прошу тебя, не надо плакать. Все будет хорошо. Немного вон в ту сторону пройдем, выйдем из этого дыма, а там солнышко светит. Знаешь ли, какой сейчас ясный, солнечный день?! Не плачь: мы все заново отстроим, краше прежнего. Веришь ли, что немного времени пройдет и ты по прежнему со своими родными жить будешь? Ну, что же ты плачешь – не плачь пожалуйста! Пойдем, я тебя к солнышку выведу. – И он вытер ей слезы.

Девочка не плакала больше, но озиралась – все ожидала, когда ее выведут к свету. И тут Фалко не побежал бы, пытаясь спасти детей Туора, так как теперь был иной ребенок, которого он должен был беречь, но случилось почти невозможно: мать этой девочки не была сожжена – она избежала драконьего пламени и паучьих клешней; и все время, пока вокруг ревели огненные столбы, искала своих родных. И вот именно теперь вырвалась она из дымка, и, даже и не заметив Фалко, с радостным воплем рухнула перед дочкой на колени, стала истово целовать, без конца повторяя ее имя.

Фалко рассеяно улыбнулся, пробормотал: «Ну, вот…» – а потом встрепенулся, и громко заговорил, обращаясь к хоббитке:

– Идите вон в том направлении. – тут махнул рукою в ту сторону, откуда прибежал. – Пройдете шагов сто и выйдете в солнечный свет. – укройтесь там в травах…

Вскоре он взбежал на вершину холма и пред ним, словно внутренности некоего мрачного шатра раскрылись – солнечные лучи пробивались через верхние его слои, однако в нижних застревали; отчего постоянно изменялась над головой клубящаяся картина теней – за этим полотном угадывались блестки Андуина.

Там Фалко повалился наземь и лежал не смея пошевелиться: совсем близко гремела орочья брань; многие слова были из общего наречья – правда все грубые, точно переделанные специально для ругани. Кричали наперебой:

– Говорил же: сразу надо было бежать! Теперь здесь застряли! Бр-ррр!

– Ах ты, пожиратель тухлой конины! Как уходить, когда тут золото, когда тут много свежего мяса поблизости копошится!

– Ты, эльфишрбский приспешник! Собери свои куриные мозги и бр-рр, подумай: где у тех грязных землекопов золото! Где ты найдешь свежего мясо, когда его крылатое величество всех их уже изжег и даже жаркое нам не оставил! Одни угольки!

– Верно Бруха говорит! А что, если этот мерзкий, колючий светильник выглянет?! Где нам от него прятаться?! А?! Уж не с мышами ли под навесом! Ты знаешь, что они если голодны выпьют и нашу кровь?

– Проклятый ветер темноту отогняет! Теперь до вечера придется ждать!

– Если Ему будет угодно, он нагонит и раньше!

– А если не угодно?!

– Бр-рр – так бы и переломил твою тупую физиономию! У меня уже в желудке урчит. Так бы и съел… Агр-ррр, кого бы угодно съел!

– Быть может, съедим детенышей?

– Безмозглый! Их же сам Брогтурук сторожит!

– А мы потихоньку – выкрадем, всех сожрем – никто и не узнает!

– Я бы и сам похрустел их косточками! Бр-рр! Но он не даст! Ты знаешь, что будет за ослушание!..

– Да – он уже Рукбугра зарубил!

– А Хропу лапу срубил!

Тут орки сильно развопились – злоба била из каждого слова, и порою удивительным казалось, что они до сих пор еще не перегрызлись.

Фалко приподнял голову и увидел, что на склоне, ведущему к Андуину, шагах в десяти перед ним, возле переломленной яблони, сидели орки; а шагах в десяти за ними виделся черный навес, под которым болезненно щурились от малейших просветов вампиры…

Прошел примерно час. Но вот орки вскочили на свои кривые лапы – завопили совсем уж неистово: оказывается этому суматохи стала некая черная птица принесшая их предводителю послание с того берега. И единственный, кто из них умел читать, надрывался пронзительным старческим голосом – и по слогам:

– «Всем, всем! От главы войска… – тут прозвучало множество титулов, которые можно и опустить, под титулами значилось некое заковыристое имя. – …Из Зловонного бора, приближаются опасные и мерзостные враги – энты! – тут среди орков прокатилась волна испуганной ругани; чтец же продолжал. – Мерзостные враги прибудут к вам менее чем через полчаса! Для спасения отряда приказываю: подняться на летучих корзинах в тени от крыльев дракона, и проследовать на западный берег…»

Орки бесновались вовсю – доходило и до потасовок, кого-то даже зарубили. Брогтурук – этот огромный орк в золотой кольчуге орал:

– Что вам было приказано, то и исполните!

Орки кричали ему испуганным хором:

– Так, ведь мыши не переносят свет!.. – тут следовали орочьи, непереводимые ругательства. – Они ослепнут! Они в воду повалятся!

Тут Брогтурук, с размаха ударил одного из них, и выбил клык:

– Сказано – значит исполнять! Не вашим цыплячьим мозгам тягаться с мозгом самого…! Немедленно приступить!

Орки рокотали. Двое попытались бежать, но были схвачены, и в назидание иным – обезглавлены самим Брогтуруком.

Ругались не переставая, тут и там возникали потасовки – выбивались клыки, однако, никто уже не противился воле предводителя – спешно готовились к вылету: вытаскивали корзины, и, избегая встретится взглядом с вампирами, выволакивали их на цепях из-под навесов. Эти двухметровые, мускулистые мыши отчаянно шипели. А одна из них метнулась на орка, когтями разодрала ему череп – раздался отвратительный, чавкающий звук… Вампира не смели оттеснить от его жертвы – ждали, пока он закончит трапезу.

А Фалко пребывал в тяжелых раздумьях: «Стало быть, через две-три минуты их запихнут в корзины, и унесут… Нет – их не станут есть – воспитают из них рабов. С войском они их не поведут, а отправят, вместе с обозом, назад – в орочье царство, на севере. Тебе известно, что там рудники, и рабы в не долго там выживают. Они воспитают из них мускульных, безмозглых тварей, которым только и нужно – что кусок гнилого мяса, да поменьше плетей, за изнурительный труд. Старушку они берут на первое время, чтобы она за ними ухаживала, как нужно, но она не проживет долго…. Вот перед тобой его дети Туора – и ты можешь уползти сейчас, попытаться вернуться к прежней жизни, или… последовать за ними. Если ты пойдешь с ними в рудники, потеряв свободу, загубив юность, да и всю свою жизнь загубив – ты, если удастся, сможешь воспитать их как следует – не рабов покорных, но людей свободолюбивых… Ну – готов ли ты, ради трех младенцев, такую муку принять?..» – и тут же отвечал сам себе. «Да – готов. Ведь, как же можно любоваться с милой березы закатом, ежели буду знать, что, в это самое время – их где-то во мраке бьют, что они волочат где-то там свои цепи?! Нет – я их души спасу. Я готов, я иду».

Решение было принято – но труднее было подняться, пойти к ним навстречу с вытянутыми, пустыми руками. Но он и поднялся, сделал несколько шагов, но тут, охваченный неожиданным, сильным порывом, вновь повалился на эту землю, принялся ее целовать, шепча:

– Милая, милая моя! Взрастившая меня, столько сил мне придавшая! Ну вот, ну вот: пришла пора разлуки, и не знаю – увидимся ли мы когда-нибудь вновь. Милая! Среди тех холодных камней буду тебя помнить!.. А, ежели доведется нам еще встретится – как же я счастлив тогда буду; сколько же слез счастливых над тобою пролью! Ну а теперь – горьки мои слезы… Иду я во мрак, на муки… Ну, а теперь: прощай, прощай!

Тут его схватили – в лицо ему ударило орочьей вонью; появилась клыкастая морда, мутные, полузвериные глаза; которые настороженно бегали по сторонам и, время от времени останавливались на Фалко:

– Ты кто?!

– Я хоббит. Пришел сдаться. – теперь, когда все уже было окончено, и не было дороги назад – стало значительно легче. Только вот он опасался, что его зарубят ятаганом, а не возьмут вместе с младенцами.

Его окружили, загалдели, несколько раз ударили – скорее всего и зарубили бы, да тут подоспел Брогтурук, уставился на хоббита. Деловито ощупал его мускулы, потом рявкнул:

– Вяжи его и в корзину Ничего, что худой – жила у него хорошая, крепкий; такой долго в рудниках выдержит!

– Съесть бы! – робко хрипнул кто-то.

– За работу! – рявкнул Брогтрук.

Он отвесил несколько затрещин, и побежал к корзинам.

Случилось так, что несколько вампиров перекрутились в цепях, и теперь, оглушительно взвизгивая, пытались вырваться. Цепи скрипели, из них вырывались искры; отлетел якорь – орки, навалившись на корзину, едва ее удерживали. Брогтрук бесновался; не разбирая, бил хлыстом, неустанно рычал:

– Хотите, чтобы вас разодрали эти мерзкие кусты – Енты?! Р-работать!

Наконец, вампиров удалось разъединить, но они не успокаивались: взвизгивали, били крыльями, пронзительно визжали, закрывали свои красные глаза от того хмурого солнечного света, который с трудом пробивался через дымовой покров.

– Как они нас понесут?! – орали некоторые. – В воду попадаем!..

– А что, лучше Ентов ждать?! – надрывались другие.

– А почему бы Ему, не развесить темени, чтобы мыши могли нас спокойно перенести?!

Тут взвизгнул Брогтрук:

– А потому, болваны, что у него есть заботы поважнее, чем ради вас тучи нагонять! Прислали вам весть – и за то благодарны будьте!

– Мы ему, конечно, благодарны! – спешили заверить орки.

И вот корзины были приготовлены. Брогтрук забрался в первым – колыбель он не выпускал из рук, там уселся на единственном сиденье, связанную, а старушку, приказал положить рядом.

С Фалк не церемонились: его, связанного по рукам и ногам, бросили на днище другой корзины; и затоптали бы, если б он не успел откатится в дальний угол, и протиснуться под наваленные там мешки. Ноги его, правда, под этими мешками не уместились – и их изрядно в последующие минуты подавили (чего, впрочем, Фалко и не заметил, так как был поглощен совсем иными переживаниями)…

* * *

Знал бы Фалко, что Хэм в это самое время, находился недалече, чем в двадцати шагах от него. В отчаянье он шептал, и плакал, а иногда чуть не выкрикивал:

– Да что же это?!.. Что же он…

Когда он начинал выкрикивать это слишком громко, Эллиор, который лежал рядом, шептал ему на ухо:

– Тише – нас услышать могут.

– Ну, и пусть слышат!.. Пусть, пусть – пусть бегут! Мы им зададим!

Тут несколько орков замерло, взглянули туда, где они залегли.

Ладонь Эллиора зажала рот Хэма покрепче всякого кляпа. Тогда пылкий хоббит задергался, загудел носом – в отчаянии даже попытался укусить эльфа, что ему, впрочем, не удалось.

Эллиор все шептал:

– Тише… Неужели не понимаешь: нас двое – их не менее двух сотен, да еще вампиры. Другу своему ты сейчас не поможешь – погибнешь ни за что.

В это время, началась толкотня у корзин: все старались скорее туда втиснуться.

– Ну, будешь еще кричать? – спокойно спрашивал Эллиор.

Хэм отрицательно покачал головой и был освобожден – тут же зашептал страстно, с дрожью в голосе:

– Но почему? Вы, такой разумный – вы объясните, почему он пошел к оркам?!.. Да, что же мы лежим – ведь, его сейчас унесут – надо придумать что-нибудь!..

Тут, надо сказать, что Хэм, Эллиор и Мьер оставались с выжившими хоббитами в Ясном бору, до самого рассвета. Все это время жгли костры – один раз пауки рванулись в атаку, но были отбиты… После этой атаки, они еще недолго покружили, а потом – умчались на север. Тогда Эллиор припал к земле, и сказал, что пауки теперь далеко, а вот энты – все ближе и ближе.

Выжившие хоббиты, при этом известии, как подкошенные падали на землю: для них прошедшая ночь была, как кошмарный сон; и теперь вот истомились они, и решили выспаться по-настоящему, чтобы проснуться уже в своих норках, да в хорошем настроении…

Из всех хоббитов только Хэм не заснул; он говорил:

– Мы должны найти Фалко: я чувствую, что он где-то у моста остался…

Мьер остался приглядывать за хоббитами, а Хэм с Эллиором отправились к пепелищам. Менее чем через полчаса, Эллиор разглядел среди пепла след Фалко и указал, куда надо поворачивать.

Тогда Хэм вскрикнул: «Да, да – я чувствую – он здесь!» – бросился было бежать, но его вовремя успел перехватить Эллиор; он молвил:

– Здесь не только твой друг, но и орки.

Но даже эльф был изумлен, когда они, пригнувшись, взошли на вершину холма; и улегшись там, за сломанным деревом, застали как раз то мгновенье, когда орки схватили Фалко, спрашивали, кто он, а он называл свое имя, и добавлял, что сдается в плен.

И вот теперь эльф, расслышав плач малышей, вполне верно рассудил, что Фалко решил последовать за этими детишками, дабы спасти их.

– Я знаю! – с жаром подхватил Хэм. – Это Туоровы младенцы. У Марвен как раз сегодня роды. Да, да – теперь все ясно… Нет – не все ясно… Как же он мог решиться на такое!.. Хотя – и это понять можно. – тут в глазах Хэма заблистали слезы. – …Это, конечно, благородно – но о нас то он подумал?! Ну – как же я его оставлю! Нет, нет – плохо он подумал, будто не знает меня – ха! – он горько, с болью усмехнулся. – Я же за ним последую…

– Конечно – мы это так не оставим. – вздохнул эльф. – Сейчас его перенесут на западный берег; ну, а мы должны придумать, как самим перебраться. Можно было бы вплавь, но ты не осилишь…

– Да я легко переплыву!

– …И в водах какая-то тварь поселилась…

И тут разом стало темным-темно. Сверху ударил могучий ток раскаленного воздуха – там совершал стремительные круги дракон. Эта громада расправила широченные крылья, и в нетерпении выплескивала из трех глоток струи огнистого дыма. Несмотря на размеры, дракон был еще молодой, горячий – и ему претила такая роль: сопровождать этих летучих мышей да орков – с большей охотой он бы их сжег. Но он, повинуясь пришедшему с иного берега приказу, ткал колдовскую тьму… В конце концов, вокруг него образовалось целое темное облако; отчего стало мрачно, как в ноябрьские сумерки. Кружась, он разогнал дым, и теперь за пределами этого темного облака ярко опадали солнечные водопады. Если взгляд вампира касался того света, то он болезненно взвизгивал, начинал вырываться, и разодрал бы каждого, кто ему попался.

В это время, один из орков завопил:

– Енты идут! Вон они! А-а!

И, хотя энтов никто еще не видел, всем в этой толкотне показалось, что энты уже возвышаются над ними, уже рвут своими ветвями. Что тут началось! Давка была страшная – опять дошло до крови. В корзины набивались без всякого порядка: переваливались через борта, карабкались по головам. Вот один из вампиров выхватил визжащего орка, стал раздирать его – в результате, все бывшие в той корзине, обильно покрылись кровью…

Почти все забрались – Брогтрук взревел:

– Полетели!

Были освобождены якоря и первая, набитая орками корзина, стрелою взмыла в воздух: несущие ее вампиры что-то не поладили, дрались – и вот почти ослепшие, врезались в живот дракону. Трехглавый издал яростный, громоподобный вопль – махнул хвостом – разбил корзину в щепы…

– Болваны! – бесновался Брогтрук. – под крыльями летите – иначе все издохните!

Вампиры так и сделали, но не из-за воплей Брогтрука, а видя судьбу своих сородичей.

Теперь, когда дым разогнан, виден был Андуин, весь сияющий под ярким, чистым небом.

Вампиры, все-таки, летели с разной скоростью. Так, несущие корзину, которая была ближе иных к свету, потеряли свой совсем невеликий разум, от жгущих их отсветов: понесли корзину в сторону. Причем один из вампиров, еще пытался лететь прямо, однако, ему вывихнули крылья, и он рухнул в корзину – падением раздавил несколько орков и, обезумев от запаха крови, принялся рвать без разбора. Орки с воплями прыгали в воду… В это время, вампиры вылетели под прямой солнечный свет: тут же их жуткий вопль прорезался над всем Андуином, и они объятые дымом рывком метнулись к воде. Со страшной силой корзина врезалась в воду, разметала множество брызг. Это произошло метрах в пятидесяти от берега, и кто-то из орков, несмотря на силу удара, был еще жив; вопил, барахтался, кое-кто и к берегу направлялась.

Но тут произошло такое, что заставило Хэма вскрикнуть, судорожно сжать руку Эллиора; да и эльф нахмурился.

Над тем местом, где рухнула корзина, где барахтались еще орки, взметнулась метров на десять волна густенной темной слизи – этакий язык. С жадным чавкающим звуком, подняв многометровую волну – оно обрушилось, накрыв место падения. Вода забурлила, некоторые пузыри надувались зелеными слизистыми оболочками, поднимались над водою, и лопались в воздухе, оставляя тусклое свечение.

Вампиры, не столько видевшие, сколько почувствовавшие гибель сородичей своих, старались теперь изо всех сил. Все-таки, еще одну корзину стало клонить в сторону – орки с какими-то неимоверными усилиями пытались выровнять полет; однако – получилось так, что корзина попала под драконье крыло, и, конечно, была смята, раздавлена, брошена в воду.

– А не в этой ли корзине Фалко был?! – вскричал Хэм, который вместе с Эллиором стоял шагах в десяти от берега.

– Нет, нет. – уверял его эльф. – Та корзина ближе к центру, и ей, кажется, ничего не грозит… А вот нам… Бежим!

– Что такое?!

Вместо ответа, эльф подхватил хоббита, и бросился к вершине холма.

Только что видно было прибрежное дно – колыхались там водоросли и вот, стремительно, словно кто-то ладонью повел, надвинулась туда стена из слизи. Темно-бурая, все покрытая вздутиями, подрагивающая, как желе, она занимала все пространство ото дна, до поверхности, а ближе к берегу, ей стало не хватать места, она начала выпирать – тошнотворное зловоние нахлынуло, сжалось.

Над Эллиором нависла чернейшая тень – раздался оглушительный, чавкающий звук. И тогда Хэм закричал от ужаса и отвращенья – он, вдруг понял, что эльф не успеет, что сейчас их схватит эта слизь. Все решали какие то доли мгновенья – до вершины оставалось метров десять – в секунду бы туда эльф успел долететь, однако – и секунды не было. Вот оно! У вершины, под поваленным деревом, дымилось выбитое, развороченное окно – эльф метнулся в этот проем. При этом он вытянул перед собой Хэма, и тот покатился по полу маленькой, наполненной дымом, но еще нетронутой пламенем комнатки.

Тут же вскочил на ноги, обернулся: увидел, что слизь ухватила Эллиора за ноги, обвила тугими кольцами до колен, и, сильно сжимая, пыталась вытянуть в окно. А за окном шевелилась эта слизь; из ее глубин поднимался тухлый, с багровыми прожилками свет, и видно было, что в толще этой слизи завязли некие фигуры – те, которые были поближе, еще можно было разглядеть – то были орки, но верхние слои их плоти уже были разъедены, у некоторых до кости – у фигур сгущалось больше всего багрового цвета. Но самом отвратительным было то, что некоторые из них все еще были живы – судорожно дергались – и это произвело самое болезненное впечатление на Хэма. Ему стало до боли их жалко, и еще хотелось вопить – что вообще не может быть такой мерзости…

А Эллиор вцепился в ручку маленькой дверцы, которая вела в темную кладовку. Он висел в воздухе, и видно было, по его посиневшим пальцам, с каким неимоверным усилием ему удавалось удерживаться.

Хэм ухватил его за плечи, попытался оттянуть, однако, конечно, собственные его силы были ничтожны.

Хэм метнулся в пылающий коридор, обжигая руки, схватил горящую головню, и прыгнул обратно: со всех сил ударил по слизистому отростку, чуть ниже того места, где заканчивалась ступня эльфа. Раздался такой звук, будто в густую трясину упал большой валун – поднялся ядовито-желтый дым. Отросток судорожно разжался – Эллиор оказался освобожденным…

Тут Эллиор подхватил оцепеневшего Хэма – понес прочь – они бросились по горящему коридору и, через несколько мгновений, промчавшись через выгоревшую, похожую на одну большую рану прихожую – вырвались на восточный склон холма, покрытый тлеющими обломками на тех места, где стояли некогда яблони да вишни.

Вообще дым рассеивался уже и здесь: часто протягивались солнечные колонны, и сияло в этих открывающихся оконцах яркое небо. В солнечном свете картина вызывала слезы: некогда прекрасное – теперь лежало сожженным; и нигде не зеленела трава. Кое-где, темными вкраплениями, ударяя в глаза, лежали тела…

Хэм испуганно взглянул на вершину…

– Оно уже отплыло от берега. – с тяжелым вздохом говорил Эллиор.

Хэм с тяжелым вздохом повалился в траву, но, тут же вскочил, и выкрикнул:

– Да что же это мы… как там Фалко то?!

В несколько прыжков, перенесся он к вершине холма: дракон уже долетел до противоположного берега, уже опускался в темное облако, но вампиров на таком расстоянии разглядеть было невозможно. Хоббит взглянул вниз, и не мог сдержать дрожи: весь склон, начиная от его ног, и до самого берега Андуина был смят, земля перевернута, словно ее лопатой перекопали, покрыта слоем слизи… Взгляд заметался по водам и вот, ближе к середине течения, различил вроде как некий остров, не менее пятидесяти метров в поперечнике…

– Вот так разрослась. – проговорил подошедший Эллиор. – Ведь, оно же может расти сколь угодно – дай ему только корма. Может и все течение Андуина от берега и до берега перегородить. Ведь, в тех глубинах, где оно обитает, еды почти никакой нет – они и сами борются – друг друга и сжирают… Впрочем – про те мерзости мало чего знаю. Но – сколь же она возросла! Видишь – ничем не брезгает, поглощает все, что в реке есть – рыб, водоросли, даже – придонный ил. Не место этакой твари под лучами солнца. Но луками, да мечами с ней не управиться – только волшебством, но нужны великие маги. Что же – и такие найдутся в эльфийском народе. Только вот не сегодня, не завтра они до этих мест доберутся.