Текст книги "Ворон"

Автор книги: Дмитрий Щербинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 47 страниц)

Настала очередь представиться Фалко и Туору. Когда представился последний, раздался звон колокольчиков, – в тех часах, что висели над камином, открылись резные дверки, выдвинулась подставка, а на ней – маленький, рыжий гном и наковальня. Совсем как живой, окинул этот гном собравшихся, взмахнул кувалдочкой и ударил по наковальне: «Бам!» – один час ночи: гном еще раз осмотрелся, после чего убрался восвояси.

– Наша работа. – еще раз похвалил часы Глони.

– Да, да – мне они перешли в наследство от прадеда, а он был большим любителем путешествовать. У меня и книги, им привезенные есть… Хотя, самая большая коллекция книг – у Бродо-звездочета. Так вот – он и в Казаде Думе побывал – научил нас выращивать грибы…

– Да, да. – закивал Глони. – У нас, у световых колодцев выращивают и грибы, и иные плоды – однако, лучшую еду поставляют нам эльфы Эригиона.

– …Так вот, в знак дружбы, гномы и подарили моему прадеду эту, как они сами ее называли – «игрушку».

– Конечно, игрушку. – добродушно усмехнулся гном. – Зачем она? Каждый, кто чувствует Солнце и Луну, в точности может сказать, и какой сейчас час. Ну а их чувствуют все создания, кроме всяких орков и троллей.

– Кстати, о троллях. – вмешался Эллиор. – Ведь, именно о них хотел ты нам поведать.

– Конечно же! 0 выкрикнул Глони. – Я, ведь, просто хотел, перед тем, как о мрачном говорить вспомнить о добром. Ладно – слушайте. Через три дня, как и было условленно, мы должны были встретится в доме у Мьера. Я возвращался от Северных кряжей, шел осторожно…

– Да уж – сейчас без осторожности тяжело придется. – вздохнул Мьер.

– И вот – дней пять назад, слышу впереди страшный хохот, ругань, удары; да еще пламя ревет. Ну – я кустами пополз – смотрю: был, видно, какой-то небольшой городок. Теперь – одни развалины дымятся. А среди развалин орки ходят – награбленное в обозы тащат. Стал я внимательнее вглядываться. Смотрю – с севера, все новые и новые вражьи толпищи подходят. На поле, что рядом было, ставят огромные черные навесы, и под навесы те – троллей сгоняют. Вы же знаете, как губительно для них солнце.

– Да, да! – обрадовался, что может блеснуть знаньями Фалко. – Я в книге читал: чуть только коснется их солнечный луч, и они в камень обращаются.

– Так и есть. – подтвердил Глони. – Они из камни были созданы, и живут только волшебством, ну а солнечный свет их истинную сущность высвечивает. Бояться солнечного света и орки – ведь, их сердца тоже из камня, и при свете дневном – слабеют, с превеликим трудом бьются. Ну, так, стало быть, на чем я остановился?.. Ах да – смотрю: на поле все больше и больше этих тварей набивается; да там не только орки да тролли, а и такие твари, о которых и мы гномы позабыть успели. Например – паук, который больше медведя, да тьму вокруг себя ткет.

– Мы сегодня такого у Ясного бора видели! – выкрикнул Фалко.

– Ладно. – махнул рукою Мьер (от этого взмаха густые Фалковы волосы всколыхнулись). – Потом расскажите, пока – дослушаем старину Глони.

– Да, да! – продолжал старый гном, и глаза его потемнели, словно бы наполнились недавними, мрачными виденьями. – День то, вроде, близится солнечный, а над полем тем все тьма сгущается! Все гогочут, все чего-то бьют; а с севера все новые и новые силы подходят. И дракон пролетел. Вот страх то! Чтоб с таким войском, да еще дракон – это ж целая армада! Это ж, будто новая великая битва уготавливается! Ну, чтобы больше узнать, поймал я одного орка – пришлось его припугнуть маленько – он, что знал – мне выложил. А знал, что идут они на Казад-Дум. В тот же день, я отправил послание к Дарину. Сам же поспешил к родине своей. Да, хоть и претерпел я известную вам обиду от государя, а, все же, конечно: родина она и есть родина, и когда стала грозить ей беда…

– Короче, короче, друг Глони. – нетерпеливо подергивал медовый бочонок Мьер.

– А короче – шел я с остановками лишь на маленькие совсем, часовые привалы – пять дней, и пять ночей. Шел я, как мог быстро, – хотя, не ждите и очень многого, от такого старика, как я – а, ведь – это был единственный способ хоть как-то обогнать их армию. Орки в темени ночной могут бежать без остановки часами, могут и днем – ежели только их будет направлять на то злая воля. Итак, только из-за троллей, и других тварей – мне удалось обогнать их, но вот на сколько…

А вот Мьер, и видом, и голосом своим стал мрачен:

– Выходит, что, пока мы сидим здесь, треплемся – они по дорогам бегут; выходит – волна черная по земля, как в былые времена катится, а мы тут о всяких игрушках болтаем…

– Ведь, Казаду катится, да? – дрогнувшим голосом, спрашивал Фалко.

– Да, да. – вздохнул Глони, погрузивши руки в свою бородищу.

– Ну… – выдохнул хоббит. – Вы их отобьете. Я знаю – ничто ваших ворот не сокрушит.

– Да, да. – все так же задумчиво говорил гном, потом – как взорвался. – Но завали их камнями! – это великая сила! Это же тьма! И у них там какие-то машины хитроумные – видно, для битья скал. Думаю, и дракон не один. Помимо того, нельзя забывать и об волшебстве – ВРАГ, ведь, с ними; темное волшебство – страшная сила…

– А мы увидим это войско? – с дрожью спросил Фалко. Он ожидал увидеть хоть издали созданий мрачных и страшных, надеялся, что посетит его после этого его поэтическое вдохновенье.

– Конечно, увидите. – рассеяно отвечал Глони, а от следующих его слов, Фалко упал бы, коли бы на стуле не сидел. – Ведь они сожгут эти ваши Холмищи, как и тот городок.

– Да как же так? Да какое им до нас дело?

Фалко не на шутку переполошился. Да – он до этого не раз чувствовал, что Холмищи их – это, как остров вокруг которого движется река армий, времен, изменяющихся границ – все это не касалось хоббитов, которые принадлежали сами себе, а не каким-либо королям. Мирная, степенная жизнь, постоянные разговоры о делах урожайных часто раздражали Фалко – ибо он верил, что призвание хоббита в чем-то более высоком. Ему хотелось поэтических образов – драконов парящих в небе, величественных королей, которые с доблестными армиями двигались бы куда-то – неважно куда – только бы видеть почаще движенье этой жизни – такой жизни, которую представлял Фалко из древних сказаний.

Но тут… Тут, оказывается, некая сила, сродни той, которую повстречал он у окраин Ясного бора – только несравненно большая (представлялась клубящаяся тьмою паучиха в полнеба) – она двигалась на Холмищи. Представилась тьма рассеивающаяся между холмов, головни вместо яблочных и вишневых садов – и содрогнулся хоббит. Переспросил:

– Какое же им до нас дело?

– Да никакого. – в задумчивости вымолвил гном, отхлебнув еще пива.

Мрачным своим басом грянул Мьер:

– Ясно одно – движутся они по той же дороге, что и Глони; увидят то же, что и он – Холмищи. Место, кстати, прекрасное! У эльфов, побывавших здесь, если не ошибаюсь – есть стихотворение о любви к земле; о том, как, уже прекрасную природу, можно украсить, если делать это с ясной душою…

– Да. – подтвердил Эллион.

– Они сожгут, разграбят Холмищи между делом, как и тот городок. – продолжал Мьер. – Вас либо в рабство погонят, либо перебьют… скорее перебьют – они, ведь, к Казаду идут. Тяжело об этом говорить, но надобно.

– Нет. – вздохнул Фалко, хоть уже и понимал, что Мьер говорит правду. – Нет, нет! – выдохнул он с болью, представив эту жуткую картину. – Ведь, можно же, как-то остановить, помешать…

Глони горько усмехнулся:

– Была бы с тобой сила Валар, тогда бы ты остановил их. Я потому и завернул к вам, чтобы предупредить; потому и друзей созвал не у Мьера, а здесь. Да – через три дня я был бы в гостях у Мьера, а от ваших Холмищ уже лежали бы одни пепелища.

– Значит, есть какое-то спасение? – ухватился за эту фразу Фалко.

– Ну – нет ничего безнадежного. Все зависит только от вас. Собирайте вещи, и уходите в Ясный бор..

– Например, к нам. – предложил Туор.

Мьер быстро расспросил его об охотничьем поселении, и покачал головою:

– Нет, нет – вас тоже надо уходить: когда дракон будет кружить над Холмищами, он заметит и вас. Собирайтесь вместе, устройте временный лагерь там, где деревья погуще, чтобы не увидели вас с воздуха; переждите несколько дней – потом возвращайтесь. Найдете не Холмищи, но пепелища, зато сами останетесь живы; потом заново отстроитесь. Это лучшее, что можно теперь придумать.

– Дела. – сощурил большие свои, лучистые глаза Туор. Обычно веселое лицо его, сделалось теперь таким сосредоточенным и напряженным, что Фалко и не узнал. Вот охотник сухим, быстрым голосом поведал. – Ведь, мы видели сегодня одного из этих «медвежьих пауков» – с ваших рассказов и задумаешься: быть может, их уже много в Ясном бору? Тогда отступление в лес станет не безопасно.

– Их не может там быть много. – успокаивающим, мелодичным тоном молвил Эллион. – Не знаю откуда пригнала их темная воля, но продвигались они по лесу незаметно – иначе бы их переловили энты. Такие пауки, будь их много – подняли бы сильный шум. А, значит, он один, или уж, в крайнем случае – двое, трое. Если вы будете вместе – они к вам и близко не подойдут.

Тут вскочил из-за стола Туор:

– Ладно. Вы придумывайте, а я здесь больше сидеть не могу. Я должен предупредить наших, и… Марвен. Я понимаю – мы должны уходить, а, так как беременна она, надо подготовить хорошую мягкую телегу… Ну – все!

– Да подожди же! – вскочил следом за ним Фалко. – Там же эта тварь…. Один из отпрысков Унголиаты! – вспомнил он древнее преданье.

– Все равно – пусть хоть сам древний враг! Я не могу больше задерживаться!

Да – Туор, как представил хрупкую свою Марвен; рядом – не рожденного еще младенца; а против – кишащую исполинскими пауками, звенящую ятаганами, хохочущую тьму – и уж не мог оставаться на месте – он должен был предупредить, он должен был спасти ее от этой беды немедленно…

Эллион тоже поднялся из-за стола, и протянул Туору руку:

– Да – понимаю тебя. Да – я чувствую, какое мужественное у тебя сердце. Пусть же донесет тебя до любимой мой верный Зорень. Зорень!

Из-за распахнутого окна стремительно приблизился перестук копыт, а вот и сам конь – конь красавец. Взметнувши густой, огнистой гривой, заглянул в окно.

– Вот – слушайся этого человека – вези его до дома, а потом – возвращайся.

– Спасибо же, ВАМ, Эллиор. – Туор склонил голову, а когда встретились они взглядами, то еще больше стали заметны эльфийские черты, которые сияли в лике лесного охотника.

Не оборачиваясь к Фалко, крикнул ему: «Завтра свидимся!» – после чего выскочил в окно – видно было, как пылающей звездою помчался с холма Зорень, как потом – искрой промелькнул между холмов…

Нахлынула трескотня цикад, да отдаленный, постепенно рассасывающийся хоббитский говор – ведь ночной вопль уже забывался. (У хоббитов такое свойство, что все плохое сразу забывается – и уж через несколько дней рассказывается, как небылица…)

– Он промчится сквозь лес зарею – паучиха, завидев моего коня, в овраг забьется. Так что за Туора можете не беспокоиться. – заявил эльф. – Давайте-ка рассудим, как быть с хоббитами.

– Хорошо, если они будут здесь завтрашней ночью. – мрачно заявил Мьер.

– То есть…

– Дело в том, что можно ожидать нападения и сегодня; но… все-таки, верю, что не все так мрачно.

Фалко от волнения даже вспотел и совсем позабыл о том блюде с жаренными грибами, которое стояло против него – этим воспользовался успевший проголодаться Глони – в несколько мгновений поглотил их. А хоббит тут вспомнил:

– У них же завтра праздник! Да… этот глупый, хотя… милый праздник. Только бы он еще тысячу раз повторялся – этот праздник начала сбора яблок! Все будут пить яблочный сок, а у Больших холмов, зальют целое озерцо сока, и будут там плескаться. Да – все хоббиты соберутся у Больших холмов, чтобы выслушать торжественную, к счастью – короткую; все время одну и туже речь. Вот там то мы…

– Ну, а раньше – никак? – поинтересовался Эллион.

– Я представляю!.. – горько усмехнулся Фалко. – Побежали бы сейчас кричать, что надвигается на нас Враг – в лучшем случае вновь меня на смех поднимут – скажут, что «эти подозрительные друзья околдовали»…

В это время часы задрожали, открылись дверцы и выскочил оттуда гном; недоуменным взором – «Да сколько же можно сидеть?!» окинул собравшихся, и два раза ударил по своей наковаленке – после чего, сердито сверкнув глазами, убрался восвояси.

– Наша работа. – еще раз похвалил Глони; отхлебнул в очередной раз пива и заявил. – А, все-таки – жизнь совсем неплохая штука.

Мьер сосредоточенно думал; Эллион начал негромко напевать что-то очень красивое, во всяком случае Фалко запомнились слова:

 
– …Ушел во мрак он навсегда,
И дева плакала одна,
Журчала темная вода,
В которой кровь любви видна..
 

Тут Глони зевнул, и молвил сонно:

– Впереди еще столько дел…

– Да, пожалуй, надо на боковую. – раскатисто зевнул Мьер.

– Что ж, спокойной вам ночи. – плавно прервал свое пенье Эллиор. – Эти холмы приносят мне печальную память веков минувших. И песни льются из меня. Если хозяин позволит, я буду петь в саду…

Фалко там и просиял от счастья! Даже и грозящая беда теперь отступила… Ведь, он будет слушать пение эльфа! Эльфы…

Ведь это были любимые герои Фалко. О, эльфы – он чувствовал, что очень, очень мало про них знает, но то, что знал, пленило своей поэтичностью – те преданья, пусть и смутные – которые он знал о них – больше, чем что-либо иное, наполняли душу его поэтическим восторгом. И вот теперь он будет слушать настоящего эльфа… ведь, они живут вечно, а некоторые из них появились в те дни, когда ни Солнца, ни Луны еще не было…

Потому, первый вопрос с которым он обратился к Эллиону, когда они еще шли по коридору распахнутой к звездному небу круглой дверце было:

– Сколько вам лет?

– О – да я еще совсем молод.

Тут Фалко несколько приуныл, однако, эльф понял его, и с улыбкой закончил:

– …Ну – по эльфийским меркам молод – пятьсот лет. По вашему то возраст весьма почтенный.

– Да – у нас и не живет никто постольку. – восторженно воскликнул Фалко.

В это время они переступили через порог, и звезды – такие прекрасные, такие величественные, каких и не увидишь, в нынешнем мире, распахнулись над их головами, и был так чарующ, так ярок был льющийся от них серебристый свет, что Фалко, чувствуя рядом эльфа, которому пятьсот лет, и который мог бы поведать многие тайны этой бездны – рассмеялся. Но вот сделали они несколько шагов вниз по склону, и выглянула из-за пологого ската холма зловещая, красная комета.

Сразу же вспомнилось все то, что грозило – от чего было не уберечься ни в мечтах, ни в эльфийском пении.

Глядя на этот, в треть юго-восточных небес хвост, похожий на обагренную кровью косу, Фалко молвил:

– Ее появление Бродо-звездочет еще несколько лет назад предсказывал. А в прошлом году он первый ее увидел. Все глядел на нее – беду предсказывал, но его и слушать никто не хотел. А она, месяц за месяцем, росла; точно клещ, который чью-то кровь пьет. Поначалу ее побаивались, ну а потом – привыкли. Такие уж мы – хоббиты…

Эллион, глядя на этот кровавый серп, вздохнул, и печаль многих веков, такая печаль от которой на глаза Фалко слезы навернулись, чувствовалась в этом вздохе. Эльф негромким своим, мелодичным голосом вещал:

– Обычно кометы, не вещают не о какой беде. Но это не простая – ее послали Валары, предупредить: лихой год настал для Среднеземья. Будет кровь… впрочем, довольно о мрачном. Под этим небом, которое, когда-то в сердцах эльфов всю мудрость их пробудило – под этим несущим свет Единого небом, говорить о мрачном – просто грех. Оно словно поет: «Вот я небо – столь огромное, такими красотами наполненное, что все зло – меньше, чем ложка дегтя предо мною!» А так оно и есть. Посмотри Эллендил – небесный странник, на своем корабле, отошел от берегов этого мира, и теперь пред очами его иные океаны…

Конечно, и много раз до этого с восторгом наблюдал Фалко восход Эллендила – то яркая, живая звезда плавно поднималась на западном небосклоне. Лаская взгляд теплом горящий на челе небесного кормчего Силмарилл – каждую ночь летел он, становился все меньше пока не исчезал в россыпях Млечного пути.

Раньше, наблюдая за этим, Фалко испытывал восторг; теперь, когда рядом стоял эльф, хоббита охватила холодная дрожь, глаза его пылали, и он, пытаясь представить, какие красоты видит Эллендил, почувствовал, что зло по сути своей, пред этим ничтожно. Ведь, даже и в полете, зло думает только о грязи…

Орки, пауки – какими же ничтожными, жалкими и, даже – несчастными показались они Фалко против этого неба.

Да – ему стало жалко того паука – ведь, он обречен все время выслеживать добычу, шипеть злобно, двигаться в сотканном им тумане, все время только бегать от света, никогда не почувствовать этой красы.

В это же время, из окон спальни раздалось протяжное храпение Глони, а сразу за ним – храп, который ни с чьим нельзя было спутать: казалось, будто на каждом вздохе, пролетал в воздухе некий медно-медовый поток.

– Может, разбудим его? Как они могут спать в такую ночь?! – удивлялся Фалко.

– Да нет – пускай отсыпаются. Храп у них, конечно, богатырский – не дадут они нам спокойно в твоем саду посидеть…

– Поднимемся, тогда, на вершину холма.

Что же: Эллиор последовал его приглашению: и вот они уже сидят на самой высокой части Фалковского холма, откуда и Ясный (а теперь – Черный) бор был виден, и полный хвост кометы. А вот Андуина, за более высокими, стоящими у его брегов, холмами было не узреть.

Там Эллиор уселся на траву, некоторое время созерцал небо. Вот росчерком пронеслась падучая звезда – вот еще и еще одна. Но как же там все высоко и вечно! Даже и звезды эти падучие! Как все торжественно и тихо, и высоко.

Следуя примеру эльфа, и Фалко залюбовался звездной красотою…

Голос эльфа прозвучал легко, высоко, созвучно этому безмолвию:

– А кто этот Брэнди?

– О – он мудрейший из всех хоббитов. Я часто у него бываю, знаю много чудесных историй; он, ведь, как и мой прадед раньше путешествовал. Они и знали друг Но это и не удивительно: среди нас, хоббитов, других таких вот двоих не сыскать.

– Скажи – ты не обмолвился, когда упомянул, что у Брэнди множество книг?

– Он их из дальних земель привозил, и у всех Холмищ на грибы выменивал. Ведь, у кого и были книги – те и пылились где-нибудь в чулане. Хоббитенка главное грамоте азбуке научить – дальше никогда не шло; ну а у Брэнди такая коллекция – все стены уставлены.

– Это прекрасно. – молвил тогда Эллион. – Вот эти то книги и должны быть спасены во вторую, после самих хоббитов, очередь.

– Только его завтра на празднике не будет. – отвечал Фалко. – Он такой старенький, что едва по своей норе передвигается…. Ну, ничего – ему молодые хоббиты всегда приносят в этот день и яблочный сок, и пироги яблочные. Только – он улыбается насилу, а сам – не рад. Не любит он этих громких праздников, а у нас они так часты! Ему милее всего покой…

– Пойдем к нему сейчас – расскажем все. Начнем собирать книги сейчас, потому что завтра уже некогда – завтра, до заката, все должны будут оставить Холмищи.

И вот они поднялись, и пошли между засыпающих холмов. Один за другим затухали круглые окошки; последние голоса звучали уже не встревожено, но сонно, и можно было расслышать: «Да, послышалось… да мало ли что…» Слышались еще пожелания доброй ночи, и все смолкало, смолкало…

– Вот бы сотня таких пауков их норы окружила!.. – в сердцах воскликнул Фалко, и тут посмотрел он на звезды, на Млечный путь, в глубины которого ушел Эллендил, на озаренный спокойным светом лик Эллиона, и тут стыдно ему стало за этот выкрик. Он прошептал. – Нет, нет – не надо никаких пауков. Ни криков… нет… пусть бы завтра был этот яблочный праздник, и прошел бы он мирно; и, как всегда, говорили бы только об яблоках, да об видах на осенний урожай…

– А враг любит появляться на праздниках – история этому учит. – Эллиор вспомнил что-то, и очи его зазолотились глубокой печалью. – Только, на этот раз, намерения приходить на Ваш праздник у врага нет. Я думаю, что он до сих пор и не ведает про вас. Беда в том, что дорога рядом проходит…

А они шли среди все более высоких холмов – так у двух из них противоположные стены были почти отвесны, и поднимались – каждая метров на двадцать. Посреди этой высоты красовался, перевернутый от одного холма к другому настил – с него, метров на пять, свешивались гороховые гроздья.

При серебристом свете Луны, и настил этот, и склоны холмов, увитые кустами – все это казалось облаком, обильно помазанным мягким светом, да и притянутым на эту ночь к земле.

В это время они остановились перед высоченным холмом. Дорожка, украшенная аккуратными ступенями, а по бокам – вырезанными из дерева фигурками диковинных зверей – взбиралась на многие метры, а вокруг нее журчали два родника.

Фалко говорил:

– Здесь и живет Брэнди-звездочет. Этот холм называется Родниковым, и эти два родника не единственные…

– Подожди-ка. – поднял свою музыкальную ладонь Эллион. Он припал ухом к земле, послушал некоторое время; после чего лицо его просияло в счастливой, детской улыбке.

– Восемь родников бьют в разных частях на поверхности, а девятый – всем родникам родитель бьет в глубине и… утекает по подземному туннелю к Андуину.

– Верно! – изумился Фалко. – Вы что же – все их… услышали?

Эллиор, все также, по детски улыбаясь, кивнул.

Тут Фалко, и потянул за веревочку (колокольчик зазвенел в доме Брэнди) – он говорил восторженно:

– Он то весь холм обходил, эти роднички выискивал – они такие маленькие, и между камушков один спешит, другой – среди корней притаился. Ну а самый главный, как жила, от которой в жару прохладой, ну а в холод – теплом веет… Брэнди то один поживает – ему этот холм в наследство достался – он глава рода Водниксов был, а они, как увидели, сколько он книг разных привез; да, как ими залы стал загромождать – предпочли отселиться. Тем более – даром они свою фамилию носили – воды боялись, как и все иные хоббиты – говорили, что холм их проседает, и утонет скоро в Андуине. Теперь они из мои соседи, ну а Брэнди, кажется, до сих пор своих владений не обошел…

Во время этого рассказа они прошли среди деревянных, точно живых фигур диковинных зверей; около большого, старого, но ухоженного сада.

А на склонах холма темнело множество окон.

Когда они подошли к двери, голос их позвал сверху – тут только Фалко увидел знакомую фигурку, которая контуром выделялась на диске полной Луны. Видна была и смотровая труба, смастеренная Брэнди по научению гномьих мастеров.

А вот и сам Брэнди. Он сидел на плавной вершине, и помимо смотровой трубы там был еще столик на котором лежала карта звездного неба, а также – большая кружка, наполняющая воздух запахом чая.

Открывался чудесный вид: западный склон сбегал плавную волною, тянулся подошвой еще несколько метров, а там, под крутым берегом уж чернел Андуин. В этих местах, от одного берега великой реки до другого было почти с версту; и весь этот, чернеющий простор двигался, проплывал маленькими водоворотиками, в которых закручивались и тут же вновь появлялись звезды.

А на другом берегу виден был туман – в серебре ночного света, он казался очень твердым, будто скальная порода – это чувство еще подкрепляла совершенная его недвижимость. Чем дальше, тем выше вздымались его отроги, и самые дальние были подобны теряющимся во мраке горам-исполинам. На некоторых из отрогов зловеще поблескивали бардовые отсветы кометы.

– Беду ждите оттуда. – молвил Брэнди, и указал в туманные горы.

– А вы то откуда знаете? – шепотом спросил Фалко (молодой хоббит ясно представил себе, как эти серебристые стены, вдруг раскроются и выпустят из себя рычащие полчища тьмы).

Звездочету шел уже пятнадцатый десяток, а это и по хоббитским понятиям – глубокая старость. Лицо его глубоко было изрезано морщинами, напоминало сморщившийся яблок; но ясные, добрые и мудрые глаза каким-то образом оставляли юношескую живость:

– Не важно, откуда я это знаю, но скажите, эльф, лицом молодой, но проживший втрое больше моего – скажите, ведь я прав?

И тут лицо старого хоббита омрачилось тревогой, болью.

– Да, вы правы. – отвечал Эллиор.

– Что ж. Хорошо, значит, то, что я стал укладывать свои книги месяц назад. Так, ящик за ящиком – но многое ли с меня спросишь? Нет – многие книги еще остались неубранными.

– Что ж вы меня то не позвали? – спросил Фалко.

– А ты бы и не стал помогать. Стал бы спрашивать – зачем? Я бы тебе объяснил, а ты бы махнул рукою – не поверил.

Фалко понял, что старый звездочет говорит правильно: ведь, он сначала и сам не хотел верить в то, что рассказывал Глони. Не поверил бы он предсказаньям, но книги бы, все-таки, собрать помог – ведь, старый он совсем, нельзя так утруждаться.

Эллиор кратко рассказал, как обстоят дела, и на это звездочет отвечал:

– Что же, могу сказать, что одного то из них я сегодня уже видел. Вон там. – кивнул он в сторону тумана. – Когда я наблюдал восход Элледила, вслед за яркой звездой, вырвался из тумана дракон, я, даже, видел, как он распахнул пасть, будто намериваясь поглотить кормчего небес; на мгновенье он даже скрылся в черном брюхе, но то лишь иллюзия – Эллендил, даже не ведая о том, продолжал свое восхождение, ну а дракон нырнул обратно. Да такие при этом волны поднял!

– Как далеко? – голос Эллиора звучал очень встревоженным.

– Так верстах в десяти отсюда, к северу.

Эллиор взглянул на восток, где пробилась робкая темно-голубая линия зари, и притушила несколько самых маленьких звезд.

– Нет – сегодня они нападать не станут. Устроят лагерь где-нибудь на западном берегу. Продолжим упаковывать книги.

Брэнди кивнул:

– Пожалуйста. Фалко, там, кстати, все знает, все покажет. А я понаблюдаю за звездами… быть может, в последний раз с этого холма.

– Не говорите так мрачно. – вступился Фалко.

– Разве я сказал что-то мрачное? – удивился Брэнди. – Ну, не теряйте времени – книг то еще много.

Да уж: работы им предстояло немало. Эллион бережно и проворно, аккуратными стопками складывал толстенные рукописи в мешки, и говорил:

– Вот это да – какие богатства, какая мудрость. Некоторые из этих книг, сохранились в единственном экземпляре. Прекрасная библиотека! Эх – развести бы заключенный здесь свет по всему Среднеземью, по всяким королевствам варварским…. Но книги, как и все прекрасное, легко разрушить грубой силой…

Фалко с восторгом слушал мелодичную речь эльфа; и книги в руках, словно сами собой, укладывались в стопки.

И вот за их спинами остались залы, где лежали у опустевших полок ожидающие своего часа мешки. Они вышли навстречу пробуждающемуся дню, который приветствовали первые петухи.

Между холмов, проплывали розоватые лучи восходящего светила, и лучики эти, блестя в бесчисленных росинках, делали холмы живыми, трепетными, готовыми взмыть облаками.

Нет – и не верилось, что есть какое-то зло, и, тем более, что оно может придти и изжечь эту красу.

– Смотри!

Фалко одной рукой схватил Эллиора за рукав, серебристого его наряда, и указал на огромную, облакообразную птицу, которая, словно сон, стремительно пролетела над Холмищами к западу.

Хоббит даже помотал головою – может это и впрямь сон?

– О нет – это не сон, – словно читая его мысли, не то говорил, не то пел Эллион. – Нечасто, в наши дни, видели над Среднеземьем эту величественную птицу. В ней дух Майя, а служит она повелителю ветров Манвэ. Только ему, да супруге его – Элберет, известно, какое поручение у великой птицы.

А орел, поднимаясь все выше, стал белым облаком на западном, лазурном небе.

– Как же прекрасен мир! – провожая его взглядом и мечтою, с чувством говорил Фалко. – Как же много в нем неизведанного! И я верю, что никакая тьма не одолеет нас! Мы окружены светом!