Текст книги "Метамаг. Кодекс Изгоя. Том 1. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Виленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

– Идиот! – мысль пронеслась молнией. – Конечно! Зачем везти пустой гроб? Его везут с... содержимым! Но где же тогда… – Взгляд упал на тело. На ткань под ним. Двойное дно?

Я глубоко вдохнул, глотая ком тошноты. Надо. Иначе Сибирь. Или петля. Заставил себя наклониться. Запах ударил сильнее. Я отвернулся, задержал дыхание. Руки дрожали, когда я осторожно, с отвращением, взял тело за плечи. Оно было холодным, твердым и невероятно тяжелым. Мертвый вес. Я сдвинул его чуть в сторону, обнажив дно ящика. Ткань подстилки была приколота мелкими гвоздиками к деревянному ложу. Я попробовал дёрнуть её. Ткань отошла. Под ней – не сплошное дно, а аккуратная деревянная панель, почти неотличимая от основного дна, но... с крошечной щелькой по краю.

Сердце забилось как бешеное. Я вновь применил заклятие. Панель поднялась беззвучно, на хорошо смазанных петлях. Под ней – не пустота, а книги. Несколько толстых фолиантов в темных, потрепанных кожаных переплетах. И пачка бумаг, перевязанных черной лентой.

Я выхватил верхнюю книгу, почти не глядя. Открыл наугад. Страницы – плотная желтоватая бумага. Текст – не кириллица, не латиница... сложные, угловатые символы, пояснения на немецком, перемежающиеся схемами пентаграмм, звезд, переплетенных змей. Знаки, от которых веяло ледяным, чуждым злом. Демонология. Запрещенная. Высшего уровня. Берлинский штемпель в моей лжи оказался пророческим. Это было оно! Доказательство! Связь! Возможно, даже учебник или справочник того самого "контакта"!

Радость, острая и пьянящая, ударила в голову. Я судорожно запихнул книгу и пачку бумаг под свой сюртук, затянул пояс. Остальное пришлось оставить – слишком много, слишком заметно. Главное – образцы. Доказательство для Седова. Ключ к своей свободе. Я уже торопливо опускал панель, поправлял ткань, готовясь с неимоверным облегчением сдвинуть тело обратно...

И замер. Ледяной иглой вонзился в спину. Шаги! Твердые, мерные шаги по каменным ступеням где-то снаружи. Не спеша. Сверху. Идущие сюда. В подвал.

Паника схватила за горло ледяной рукой. Рабочий? Сторож? Усач?! Неважно. Меня поймают. Здесь. С трупом. С крадеными запретными книгами под сюртуком. Мысль о Седове, о расправе была страшнее любого призрака.

Взор метнулся по подвалу. Уйти? Куда? Один выход – та дверь, к которой приближались шаги! Спрятаться? За стеллажами? Слишком очевидно! В пустом ящике? Но их обыскали... Взгляд упал на открытый гроб. На холодное, неподвижное лицо мужчины внутри. Нет. Нет, только не это!

Шаги стали громче. Кто-то уже спускался по лестнице. Скрипнула дверная ручка. Металл лязгнул.

Инстинкт самосохранения оказался сильнее отвращения. Я не думал. Я действовал. Рванул крышку гроба, которая стояла прислоненной рядом, сгреб в охапку трость. Прыгнул в ящик, впиваясь коленями в стружку рядом с мертвецом. Толкнул его холодное плечо, заваливая тело чуть на бок, чтобы освободить больше места для себя. Запах формалина и смерти ударил в лицо, вызвав рвотный спазм. Я сглотнул желчь. Руки дрожали, когда я натянул на себя темную ткань подстилки, стараясь слиться с ложем. И последнее, страшное усилие – я поднял крышку гроба изнутри и натянул ее на себя, опуская до щелчка старых, но крепких защелок по бокам ящика.

Абсолютная тьма. Абсолютная тишина, нарушаемая только бешеным стуком моего сердца, гулким, как барабан в этой деревянной могиле. И запах. Боже, этот жуткий запах! Сладковатый формалин, пыль, старая шерсть ткани и... холодная, необратимая плоть рядом. Я лежал плечом к плечу с мертвецом. Его локоть упирался мне в бок. Его восковое, неподвижное лицо было, казалось, в сантиметрах от моего. Я зажмурился, но от этого стало только страшнее. Я чувствовал его присутствие кожей, каждой порой. Дышать было нечем – спертый воздух наполнялся моим собственным горячим, частым выдохом и этим жутким химическим смрадом.

Снаружи громко щелкнул замок. Скрипнула дверь. Шаги – тяжелые, неторопливые – вошли в подвал. Замолчали. Смотрит? Чувствует? Лишь бы не заклинатель, который может обнаружить. Я вжался в стружку, стараясь не дышать. Книга под сюртуком давила на ребра. Трость, зажатая между ног, казалась нелепым свидетелем моего безумия.

Шаги двинулись. Не к выходу. Вглубь подвала. Прошли мимо моего стеллажа. Остановились где-то неподалеку. Послышался звук – скрежет дерева по дереву. Открывают ящик? Мое сердце готово было вырваться из груди. Потом – глухой стук. И еще один. Проверяют? Ищут?

Минуты растягивались в вечность. Я лежал, сливаясь с трупом в объятиях ужаса, каждый нерв натянут как струна. Шаги снова задвигались. Приближались. Прошли вплотную к моему гробу. Я замер, представив руку, которая вот-вот приподнимет крышку... Но шаги не остановились. Прошли мимо. Направляясь к выходу.

Облегчение было таким острым, что слезы выступили на глазах. Но рано. Шаги достигли двери. Остановились. Послышался звук… чирканья спички? Запах дешевого табака смешался с подвальной вонью. Курит? Он что, издевается?

Я лежал в своей деревянной могиле, плечом к плечу со смертью, слушая, как невидимый курильщик неторопливо докуривает папиросу где-то в двух шагах от меня. Книга давила. Запах мертвеца сводил с ума. А время, мой главный враг, текло сквозь пальцы, унося последние шансы успеть к Седову. И единственным моим утешением была мысль, что во внутреннем кармане лежала книга, обещающая подарить мне свободу.

Глава 30

Светало. Первые, жидкие лучи солнца, пробиваясь сквозь туман и грязные стекла подвальных окон, выхватили из мрака пыльные балки да бесконечные ряды ящиков. Но для меня рассвет наступил в тот момент, когда тяжелые шаги наконец удалились за скрипнувшей и захлопнувшейся дверью, а звук щелчка замка прозвучал райской музыкой.

Тишина. Густая, полная, после грохота собственного сердца в ушах. Я лежал неподвижно еще несколько вечностей, боясь пошевелиться, боясь, что это ловушка, что он вернется. Но снаружи было тихо. Только капало где-то в углу, да городской гул едва доносился сквозь толщу камня и земли.

Жив. Слово пронеслось эхом по моему измотанному сознанию. Жив! И у меня книга!

С трудом, будто разрывая невидимые путы, я поднял руку. Пальцы нащупали гладкую деревянную поверхность крышки изнутри, нашли металлические защелки. Дрожали так, что с трудом удалось отвести их с глухим щёлк-щёлк. Я толкнул крышку. Она поддалась тяжело, с пронзительным скрипом не смазанных петель. Свежий, хоть и туманный, воздух ударил в лицо, смешавшись с невыносимым, въевшимся запахом формалина и мертвой плоти. Я жадно вдохнул, закашлялся, сдерживая рвотный спазм.

Выбираться пришлось как крабу – неуклюже, с хрустом затекших суставов. Каждое движение отзывалось болью в ребре, в плече, в ноге и во всём теле. Я буквально вывалился из ящика, упав на колени в пыль подвала. Трость, зажатая между ног, грохнула о камень. Я не обращал внимания. Руки сами потянулись под сюртук – к книге. Твердый переплет, шероховатая кожа. Я вытащил ее, держа как новорожденного, как святыню. Потом – пачку бумаг, перевязанных лентой. Они были здесь. Реальные. Осязаемые. Мои билет на свободу.

Эйфория ударила в голову, горячая и пьянящая. Я засмелся, тихим, срывающимся смехом, который больше походил на рыдания.Получилось! Вытащил! Седов получит своего демонолога на блюдечке! Я прижал книгу к груди, чувствуя ее вес, ее обещание. Запах тлена от собственной одежды, от волос, пропитанных близостью мертвеца, казался теперь не отвратительным, а... победным. Знаком пройденного ада. Я победил страх, победил смерть в ее же логове. Я выжил и добыл доказательства.

Собрав костыль и погашенный фонарь, я выбрался из подвала через кошачий лаз с лихорадочной поспешностью, но уже без паники. Двор конторы был пуст, туман стелился по земле, скрывая следы. Я выбрался на улицу, в серый, влажный рассвет. Город просыпался, но переулок был еще пуст. Я заковылял прочь от «Вечного Покоя», не оглядываясь, но с нелепой улыбкой на лице. Каждый шаг, каждая боль – напоминание о победе. Книга и бумаги жгли грудь под сюртуком – щит и меч в одном флаконе.

Дорога до общежития казалась бесконечной, но летящей. Я почти не чувствовал усталости. Туман цеплялся за одежду, но не мог погасить внутреннего огня. Я представлял лицо Седова, когда он увидит книгу. Его холодные глаза, расширенные от изумления. Его вымученное «Хм. Полезно». Возможно, даже намек на уважение. А потом – свобода. Настоящая. Без дамоклова меча. Возвращение к Юлиане, к Артёму, к «Кристаллу» Варламова без этого леденящего страха в груди.

К своей каморке я двинулся с воодушевлением маньяка. Скинул вонючую, пропитанную запахом смерти одежду – прямо в печь, не глядя. Вода из кувшина, ледяная, стала бальзамом. Я тер кожу щеткой, мылил волосы дегтярным мылом до красноты, смывая не только грязь и запах, но и память о холодном прикосновении мертвого плеча. Надел чистое белье, свежий сюртук. Вычистил сапоги до блеска. Книгу и бумаги аккуратно завернул в чистую холстину и спрятал в прочный портфель.

Я выглядел почти респектабельно. Почти как студент, идущий на важную встречу с профессором. Только тени под глазами были глубже обычного, а в глубине взгляда, если приглядеться, могла мелькнуть дикая усталость. Но я чувствовал себя заново рожденным. Чистым. Готовым закрыть этот кошмарный эпизод.

Дорога к Гороховой, к зданию Охранки, началась как триумфальное шествие. Утро было свежим, туман рассеивался, открывая знакомые, почти милые очертания города. Я шел уверенно, крепко сжимая ручку портфеля. Внутри лежало спасение. Лежало оправдание моей лжи, моему риску. Лежало доказательство, что я не просто выжил, но и добылдля Империи важную нить. Я даже позволял себе мечтать о легком снисхождении Седова к Оболенскому, раз уж причина беспорядков нашлась вовне...

Но чем ближе я подходил к мрачной громадине из темного кирпича, тем сильнее сжималось что-то внутри. Триумф начал выцветать, как краска под дождем. Знакомые ощущения вернулись: запах дешевого табака и страха, витавший даже здесь, на подступах; гулкие, безрадостные шаги людей в штатском, входящих и выходящих; слепые, грязные окна с мелкой расстекловкой, словно прищурившиеся на мир.

И вот, уже у самых ступеней, я замер. Прямо перед входом разворачивалась сцена. Двое крепких жандармов в синих шинелях тащили за руки молодого парня в помятом студенческом сюртуке. Его лицо было бледным, исцарапанным, из носа текла струйка крови. Он отчаянно упирался, выкручивался, его глаза – широко распахнутые, полые от ужаса – метались по сторонам, ища спасения, понимания.

– Не-ет! Отпустите! Я ничего! Ничего не сделал! – его голос, хриплый от крика, резал утреннюю тишину. – Это ложь! Не верьте им!

Один из жандармов, широколицый, с тупым лицом, молча ткнул ему прикладом винтовки в живот. Студент согнулся пополам, захлебываясь кашлем и стоном. Второй в это время нанес короткий, точный удар кулаком в висок. Голова студента дернулась, взгляд помутнел. Они подхватили его безжизненно повисшее тело и потащили вверх по ступеням, к тяжелым дверям Охранки. Как мешок. Как тушу.

Я стоял, вжавшись в стену соседнего здания, не в силах пошевелиться. Портфель с драгоценной книгой вдруг стал невероятно тяжелым. Только что ликующий триумф испарился, оставив во рту вкус пепла и крови. Я смотрел на захлопнувшиеся двери, куда только что втащили студента.

"Продал ли я душу?" – вопрос возник не из разума, а из самой глубины, из того места, где еще час назад жила радость. Я получил свое доказательство. Я нашел след "демонолога". Я, вероятно, спас свою шкуру и, может быть, даже заслужил похвалу Седова. Но какой ценой?

Я пришел сюда с книгой, добытой в гробу, рядом с мертвецом. Я пришел отдать ее в руки тем, кто только что так же грубо, так же жестоко втаскивал в свое логово живого человека. Не демон с крыльями, как у Алисы, а человек в мундире, с прикладом и кулаком. Демоны ли? Или просто люди, играющие в демонов, потому что могут? И я – я теперь их союзник? Их полезный инструмент? Я отдал им не просто книгу. Я отдал им часть себя. Ту часть, что еще верила в возможность выйти из этой игры чистым.

Тень от мрачного здания Охранки легла на меня длинной и холодной, поглощая утреннее солнце. Я стоял на пороге, сжимая ручку портфеля, в котором лежали мои свобода и поражение. И понимал, что фраза «Пока вы нам потенциально полезны» звучит теперь куда зловещее любого демонического шепота. Дверь была передо мной. Оставалось только открыть ее.

Чувство триумфа, хрупкое, как утренний лед на Неве, треснуло и потонуло в ледяной воде реальности, едва я переступил порог здания Охранки. Запах ударил знакомой, удушающей смесью: дешевый одеколон поверх немытого тела, пыль веков, въевшаяся в камень, чернила, дезинфектор и подспудный, неуловимый, но вездесущий – страх. Он висел в воздухе гуще тумана за окном, пропитывал стены, оседал на коже липкой пленкой.

Мой свежий сюртук, вычищенные сапоги, даже едва уловимый запах дегтярного мыла с моих волос – все это казалось жалким, неуместным маскарадом в этом царстве безнадежности. Портфель с драгоценной книгой и письмом внезапно стал невероятно тяжелым, как свинцовая плита на совести. Я попытался выпрямиться, опереться на костыль с прежней уверенностью, но поза была деревянной, движения – скованными. Эхо моих шагов по каменному полу гулко отдавалось под сводами, сливаясь с другими звуками – далекими, приглушенными криками, скрипом дверей, монотонным стуком телеграфа из-за стен. Каждый звук заставлял вздрагивать, каждый встречный взгляд в серой или синей форме – буравил насквозь.

Меня заставили ждать. В том же самом коридоре, что и в прошлый раз, на том же самом жестком деревянном стуле, втоптанном в угол. Время текло со скоростью капающей смолы. Я сидел, стиснув портфель на коленях, глядя в одну точку на стене – трещину в штукатурке, напоминающую карту. Мимо проходили люди: чиновники с портфелями, жандармы с пустыми лицами, фигуры в штатском, чей взгляд скользил по мне, как скальпель, и тут же отводился. Где-то рядом, за закрытой дверью, раздавались приглушенные голоса – один настойчивый, холодный, другой – срывающийся, полный слез. Я вспомнил лицо того студента, втащенного, как мешок, и почувствовал, как холодок пробегает по спине. Я пришел сюда добровольно. С доказательством. Это другой сценарий. Но уверенности не было. Только ледяная тяжесть портфеля и ком в горле.

Дверь кабинета Седова открылась. Вышел заплаканный мужчина средних лет в поношенном пиджаке, его руки дрожали. За ним в проеме возник бесстрастный Петров.

– Грановский. Войдите.

Кабинет был таким же: стол, заваленный бумагами, портрет Императора, карта с булавками. Капитан Седов сидел, склонившись над каким-то донесением. Он не поднял головы сразу, дав мне время подойти, поставить трость, опуститься на стул. Только потом его бесцветные глаза медленно поднялись и уставились на меня. Ни приветствия, ни вопроса. Просто ожидание.

Я начал доклад. Голос звучал хрипло, но я заставлял его быть четким, последовательным. Письмо о несуществующем брате. Контора «Вечный Покой». Наблюдение за повозкой. Ночной визит в подвал. Пустые гробы. И… находка. Я развернул холстину, достал книгу в темном кожаном переплете и положил ее на стол перед Седовым, рядом с пачкой бумаг, перевязанных лентой. Потом достал само письмо-соболезнование.

– Запрещенная демонологическая литература высшего класса, – сказал я, указывая на книгу. – Не на кириллице. Возможно, немецкого происхождения. Все найдено в двойном дне гроба, доставленного в контору накануне. «Вечный Покой» – явно канал поставки. Гробовщик или кто-то из их служащих – связной.

Я замолчал, переводя дух. В груди горело. Вот оно. Доказательство. Точка выхода. Я смотрел на Седова, ожидая увидеть в его каменном лице хоть тень удовлетворения, признания моей находчивости. Хоть намек на то, что долг исполнен, цепь с шеи снята.

Седов не спеша взял книгу. Перелистал несколько страниц, его глаза скользили по незнакомым знакам и схемам пентаграмм. Ни один мускул не дрогнул. Он отложил книгу. Взял письмо-соболезнование. Бегло просмотрел. Отложил. Потом достал из ящика стола папиросу. Чиркнул спичкой. Пламя осветило его непроницаемое лицо. Он затянулся, выпустил струйку дыма в потолок. Молчание повисло тяжелее свинца. Я чувствовал, как капли пота выступают на висках.

– «Вечный Покой», – наконец произнес он, его голос был ровным, как поверхность пруда перед грозой. – Гробовщики. Связные. – Он сделал еще одну затяжку, его взгляд уперся в меня. – Вы обещали мне нечто большее, господин Грановский. Вы обещаликонтакты. Не местных перевозчиков запретного чтива, а источник. Немецких демонологов. Идейных вдохновителей. Тех, кто стоит за свитком Алисы Ливен, за ее преображением. – Он слегка постучал пальцем по обложке демонического фолианта. – Это… полезно. Безусловно. Но это – следствие. Мне же нужна причина. Исток. Вы же понимаете разницу?

Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Его тон… Он был слишком гладким. Слишком отрепетированным. В его глазах не было разочарования. Была… оценка. Как хищник, наблюдающий, как жертва пытается вырваться из последней ловушки.

– Капитан, – начал я, стараясь сохранить спокойствие, но голос предательски дрогнул. – В моем положении… С моими ресурсами… Выехать на прямых поставщиков из Германии за считанные дни… Это объективно невозможно! Я нашел канал! Я нашел доказательство его работы! Я показал вам, кудасмотреть! Дальнейшее расследование – дело профессионалов вашего Отделения! Я сделал все, что мог! Больше чем мог!

Седов медленно стряхнул пепел. Его губы тронула едва заметная, ледяная усмешка.

– «Объективно невозможно»… – он повторил мои слова, как бы пробуя их на вкус. – Интересная формулировка. Особенно от человека, который только что доказал, что невозможное – его стихия, а до того – обещал мне это невозможное преподнести на блюдечке. – Он кивнул в сторону моей одежды, будто все еще чувствуя тот запах. – Вы доказали свою… исключительную находчивость и мотивацию, господин Грановский. И именно поэтому я верю, что вы способны на большее. На гораздобольшее.

Он откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком. Его взгляд стал острым, пронзительным.

– Кружок Ливен разгромлен. Но идея… идея жива. Он нуждается в новых проводниках. Новых… лидерах. – Он сделал паузу, давая словам впитаться. – Вы знали Алису. Вы были… близки. Вы знали других членов кружка. Вы пережили разгром, сохранили лояльность их делу в глазах тех, кто уцелел или скрывается. Вы – идеальный кандидат, чтобы собрать осколки. Возродить ячейку. Под нашим бдительным оком, разумеется.

Я замер. Кровь отхлынула от лица, оставив ледяную пустоту. Вербовка.Вот к чему вела вся эта игра. Вот истинная цена моей «свободы».

– Вы… хотите, чтобы я стал агентом-провокатором? – вырвалось у меня, голос был шепотом, полным ужаса и омерзения.

– Я хочу, чтобы вы стали нашим ценным сотрудником в борьбе с реальной угрозой Империи, – поправил он мягко, но железно. – Вы возглавите возрожденную группу. Будете получать задания. Передавать информацию о связях, о планах, о новых каналах поставки запретного знания из-за рубежа. В частности, от тех самых немецких… покровителей. – Он ткнул пальцем в книгу. – Мы дадим вам все необходимое: безопасность, ресурсы, прикрытие.

Он говорил так, будто предлагал выгодную сделку. Без угроз. Без давления. Просто констатация фактов. Но передо мной не было выбора. Была пропасть с одной стороны и каменная стена – с другой. Седов не спрашивал согласия. Онинформировал. Ставил перед фактом. «Пока вы нам потенциально полезны» – эта фраза обретала теперь новый, чудовищный смысл. Я был не свободен. Я был куплен. Переведен из разряда подозреваемых в разряд орудия.

– Через день жду ваш план первых шагов по воссозданию ячейки, – сказал Седов, возвращаясь к бумагам на столе. Знак того, что аудиенция окончена. – Петров проводит вас. Не опаздывайте.

Я встал. Ноги были ватными. Я не помнил, как взял трость, как вышел из кабинета. Петров шел впереди по коридору, его спина – прямая, безразличная. Звуки Охранки – шаги, голоса, стук телеграфа – сливались в оглушительный гул в моих ушах. Я прошел мимо пятна на каменном полу – темного, размытого. Кровь того студента? Мысль пронеслась, холодная и острым ножом.

И вот я снова на улице. Свежий воздух ударил в лицо, но не принес облегчения. Солнце, пробившее тучи, казалось теперь издевкой. Я стоял на ступенях здания Охранки, сжимая костыль, и смотрел на серый Петербург. Портфель был пуст. Доказательства остались у Седова. Моя «свобода» осталась там, в кабинете с портретом Императора, подмененная жуткой, двойной жизнью агента-провокатора.

Радость? Триумф? Они казались теперь глупым, детским сном. Я не выиграл. Я не спасся. Я влип. Влип по уши в трясину, куда более глубокую и смертоносную, чем я мог представить. Охота на призрачного демонолога обернулась сделкой с дьяволом в мундире капитана Отделения по Охране. И теперь мне предстояло стать тем, кого я презирал. Лидером подполья под колпаком охранки. Шпионом. Предателем по обе стороны баррикад.

Тень от массивного здания легла на меня длинной и беспросветной. Я сделал шаг вниз, потом другой. Каждый шаг отдавался тяжелым эхом в опустошенной душе. История Алисы, история кружка, моя собственная история – все это подходило к концу. Но не финалом освобождения, а звенящей, горькой нотой осознания: самый страшный демон обитал не в Берлине и не в запретных книгах. Он сидел в кабинете на Гороховой улице. И я только что продал ему свою душу за призрачное право дышать воздухом. Начало нового кошмара было тихим, как скрип моих шагов по мокрому камню, и бездонным, как взгляд капитана Седова.