Текст книги "Метамаг. Кодекс Изгоя. Том 1. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Виленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)

Глава 22

Свистки. Их пронзительный, ледяной визг разрезал гул митинга, как нож гнойник. Один, другой, третий – целая стая стальных птиц смерти. Мгновение всеобщего оцепенения – и площадь взорвалась уже не криками протеста, а животным криком страха.

– Жандармы! Разбегайся! – Лови! Держи зачинщиков! – Бей охранку!

Серый плащ у колонны исчез, растворившись. Но на его месте, словно из-под земли, выросли другие. Синие мундиры с медными пуговицами, тульи фуражек с кокардами, свинцовые взгляды. Они не бежали – шли плотным строем с краев площади, сжимая кольцо. Полицейские дубинки – тяжелые, окованные свинцом – сверкали в тусклом свете. А между ними и орущей толпой – горстка преподавателей в парадных мантиях, тщетно пытавшихся взывать к разуму, их голоса тонули в реве.

Шереметев на ящиках побледнел как снег, но не дрогнул. Он вскинул руку – не для жеста, для заклинания. Воздух перед строем жандармов сгустился, стал вязким, как смола. Несколько передних стражей порядка споткнулись, словно наткнувшись на невидимую стену.– Сопротивление магией представителям власти! – рявкнул чей-то командирский голос, усиленный магией. – Хватать их! Всех!

Это был сигнал. Строй синих мундиров дрогнул и ринулся вперед, ломая слабый барьер Шереметева. Дубинки взметнулись. Первый удар – тяжелый, глухой – пришелся по плечу студента рядом с трибуной. Крик боли. Кровь, алая на сером снегу.

– Арестовывают всех! – завопил кто-то рядом с нами. Паника стала осязаемой, как запах пота и рвоты. Толпа, только что единая в гневе, теперь превратилась в стадо, мечущееся в западне. Люди толкались, падали, давили друг друга. Артём орал что-то нечленораздельное, пытаясь прикрыть меня и Юлиану своим телом.

– Гриша! – Юлиана вцепилась в мою руку, ее пальцы были ледяными. В глазах – чистый ужас. Ее огонь погас, затоптанный сапогами страха. – Они... они же...

Огромный жандарм, лицо красное от ярости, пробился сквозь мельтешение тел прямо к нам. Его свинцовый взгляд скользнул по нам, оценивая. Его рука с дубинкой взметнулась – не разбирая, просто чтобы расчистить путь или наказать за место под солнцем. Цель – Юлиана.

Мозг отключился. Остался только животный инстинкт, кричащий "НЕТ!". Рука дернулась сама, пальцы сплелись в корявый знак, в мыслях – не формула, а отчаянное: Оттолкнуть!Личный резерв, жалкий и искривленный травмой, рванул через искаженный канал. Боль в ноге ударила током, мир поплыл. Но что-то сработало. Воздух перед жандармом сгустился в дрожащую, невидимую подушку. Дубинка гулко стукнула по барьеру, отбросив искры маны. Жандарм ахнул от неожиданности, отшатнулся.

– Маг! Бунтовщик! Сопротивляется! – заревел он, уже целясь в меня.

Я не думал. Только защитить. Еще один жест, еще один рваный выброс энергии. На этот раз – ослепляющая вспышка света, дешевый фокус первокурсника, но в окружающей неразберихе он сработал. Жандарм зажмурился, заорал. Юлиана рванула меня в сторону, под сень колоннады Главного корпуса. Артём, рыча, швырнул в ближайших жандармов ком замерзшей грязи.

Хаос достиг апогея. То, что минуту назад было митингом, теперь превратилось в дикую, кровавую свалку. Студенты, не желавшие или не успевшие сбежать, отбивались чем попало – сумками, кусками льда, простейшими заклинаниями. Жандармы лупили дубинками без разбора, хватая всех подряд. Крики боли, визг, ругань, звон бьющегося стекла слились в оглушительную какофонию. Воздух наполнился запахом крови, пота, страха и озона от магии.

– Держись, Юль! – крикнул я, оттаскивая ее за угол колонны. Мое сердце колотилось, как бешеное, в висках стучало. Боль в ноге пылала, каждое движение было пыткой. Я чувствовал, как слабо, как ничтожно мое вмешательство в этот ад. Но видеть, как ее бьют... Нет. Не мог.

Рядом, у стены, корчился студент-стихийник. Его лицо было залито кровью из разбитого носа, рука неестественно вывернута. Он стонал, пытаясь приподняться. Это был парень из группы Артёма. Юлиана ахнула, рванулась к нему.

– Не надо! – попытался удержать я, но она вырвалась. Ее пальцы уже тянулись к карману плаща – зелье? Бинт? В этот момент из дыма и мельтешения вынырнули еще двое синих мундиров. Их глаза загорелись при виде легкой добычи – девушка над раненым.

Я вскинул руки снова. Мысль: Щит. Широкий щит. Формула метамагии – сложная, требующая четкого расчета и ровного тока. Моя мана, искривленная, как кривое зеркало, рванула наружу. Не щит получился, а нечто вроде волны сбивающей энергии. Она ударила в жандармов, сбив одного с ног, другого отшвырнув в сторону. Но и меня отбросило назад, ударив спиной о каменную колонну. Воздух вырвался из легких, в глазах потемнело.

– Гриша! – Юлиана бросилась ко мне, забыв про раненого.

Через туман в глазах я увидел. Увидел, как Алиса, ловкая и невесомая, как тень, метнулась вдоль стены Главного корпуса. Она не дралась. Она уходила. Рядом с ней – Шереметев и Оболенский, бледные, но не сломленные. Путь им преграждали двое жандармов. Алиса что-то бросила им под ноги – не заклинание, а маленький стеклянный шарик. Он лопнул с хлопком, выпустив облако едкого черного дыма. Жандармы закашлялись, ослепленные. А тот проход, который только что создал мой корявый "щит", отшвырнув их товарищей... Он был прямо перед ней.

Она метнула быстрый взгляд в мою сторону. Не благодарности. Не удивления. Взглядпонимания. Как шахматист, видящий, что соперник невольно открыл ему путь к отступлению. И легкий, почти невидимый кивок – «спасибо, пешка». Потом она скользнула в дымовую завесу, увлекая за собой Шереметева и Оболенского. Они растворились в боковом проходе меж корпусов, пока жандармы отплевывались от сажи.

Горечь, острее любой боли в ноге, залила рот. Япомогей. Своей жалкой, неуклюжей защитой, япропустилих. Если бы не ввязался... Если бы просто бежал, таща Юлиану... Но нет. Я выбралдраться. И этим выбором дал ей шанс.

– Лоялисты! К порядку! – Громовой голос, знакомый и ненавистный, прорезал хаос. Меншиков. Он стоял на крыльце соседнего корпуса, окруженный десятком студентов – в основном с факультета Военного дела и Стихийной магии. Их лица были ожесточенными, решительными. Меншиков вскинул руку. – Защищаем Академию от смутьянов и жандармского беспредела! Огнем и льдом!За Императора!

Он не стал разбирать, кто бунтовщик, а кто просто затравленный студент. Его стихийники открыли огонь. Не в жандармов – в толпу перед ними. Снежок, сжатый в ледяной шар размером с кулак, просвистел мимо моего уха и врезался в спину убегающему студенту-теологу. Тот рухнул с хрипом. Другой лоялист метнул язык пламени – несильный, но болезненный – в группу метамагов, пытавшихся укрыться.

Это стало последней искрой. Теперь дрались все со всеми: бунтовщики с жандармами, жандармы с лоялистами Меншикова, лоялисты с любым, кто казался подозрительным. Магия, грубая и смертоносная, смешалась с кулаками и дубинками. Где-то рядом грохнуло – мощный разряд стихийника или взрыв артефакта? Крик оборвался на полуслове. Запах крови стал гуще, смешавшись с запахом гари и озона.

Я прижал Юлиану к стене, пытаясь прикрыть своим телом. Она рыдала, глядя на раненого стихийника, который теперь лежал неподвижно. Артём, с окровавленной губой, пытался оттащить его глубже под колоннаду, отшвыривая ногой упавшие рядом куски льда и обломки стены.

– Надо уходить! Сейчас! – кричал он, его голос был хриплым от напряжения. – Пока нас не прикончили свои же или синие!

Он был прав. Но куда? Площадь кипела котлом насилия. Выходы перекрыты либо жандармами, либо ожесточенными лоялистами. Я огляделся в отчаянии, глаза зацепились за узкую служебную дверь в стене Главного корпуса, метрах в десяти от нас. Она была приоткрыта – кто-то выбегал или вбегал?

– Туда! – указал я Артёму. – Тащи его! Бежим!

Мы рванули, спотыкаясь о тела и лед. Юлиана, подхваченная мной, бежала, прижавшись. Артём, пыхтя, волок раненого товарища. Каждый шаг по больной ноге был адом. Мир вокруг был сюрреалистичным калейдоскопом ужаса: окровавленные лица, летящие заклинания, фигуры в синем и студенты в разорванных мантиях, сцепленные в смертельной схватке. Где-то кричали: «Убийцы!», где-то: «За Царя!».

Мы были в двух шагах от двери, когда перед ней выросла фигура. Студент в мантии Военного дела, лицо искажено злобой. В руке – сгусток магического льда, готовый к броску.– Куда, предатели? – прошипел он, не разбирая, кто мы. – Прикрывали бунтовщиков?!Он замахнулся.

Времени на заклинание не было. Только инстинкт. Я рванул Юлиану в сторону, подставляя себя под удар. Закрыл глаза, ожидая удара.

Удар не пришел. Вместо него – глухой стон и звук падающего тела. Я открыл глаза. Студент-лоялист лежал на снегу, сбитый с ног здоровенным куском обледеневшей грязи. Над ним стоял... Артём. Его лицо было багровым от ярости.– Это мои друзья, сволочь! – рявкнул он и пнул лежащего ногой. – Лезь еще – сожгу!

Он распахнул дверь. – Валим!

Мы ввалились в темный, пыльный коридор служебных помещений. Артём запер дверь изнутри каким-то ломом, валявшимся рядом. Звуки бойни снаружи стали приглушенными, но не исчезли. Гул, крики, взрывы – они проникали сквозь толстые стены, напоминая о кошмаре за дверью.

Юлиана прислонилась к стене, сползла на пол. Она тряслась, лицо было мокрым от слез и грязи. Артём опустил раненого, проверил пульс.– Жив... – пробормотал он. – Еле-еле.

Я стоял, опираясь на стену, пытаясь перевести дух. Боль в ноге, адреналин, страх – все смешалось в огненный шар в груди. Я смотрел на свои дрожащие руки. Руки, которые только что развеивали заклинания жандармов. Руки, которые невольно открыли путь Алисе. Руки, которые не смогли остановить это.

Если бы был решительнее… Мысль пронзила острее льда Меншикова. Если бы сразу после ректора ушли с Юлианой и Артёмом к теплицам. Если бы не задержался, не увидел серый плащ... Если бы не полез защищать Юлиану, не создал бы этот чертов проход... Если бы... Если бы...

Я закрыл глаза. За дверью слышался крик – долгий, пронзительный, женский, обрывающийся на полуслове. Потом еще один глухой удар. И еще. Хаос пожирал сам себя.

Я не остановил это. Я лишь стал еще одним винтиком в этой кровавой мясорубке. И своей слабостью, своей нерешительностью, своей жалкой попыткой защитить маленький "дом", я помог разжечь ад, в котором этот дом мог сгореть дотла. Горечь заполнила все нутро, горькая, как пепел. Мы были в безопасности. На минуту. Но цена этой безопасности... Она капала с моих рук, казалось мне, алой, студенческой кровью.

Темнота служебного коридора давила, пахла пылью, старой штукатуркой и страхом. Гул бойни за толстой дверью был приглушенным, но от этого еще страшнее – как рычание зверя за тонкой перегородкой. Юлиана сидела на полу, прислонившись к стене, лицо спрятано в коленях, плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Артём склонился над раненым стихийником, его пальцы, привычные к грубой силе, неуклюже пытались прижать окровавленный рукав к ране на голове парня.

– Жив, – хрипло констатировал Артём, снимая свой шарф для перевязки. – Но надолго ли... Надо к лекарям, Гриш. Сейчас же.

Я стоял, опираясь ладонью о холодную стену. Дрожь проходила, сменяясь ледяной тяжестью в груди. Кровь на руках – не моя, чужая – казалась раскаленным клеймом. Я помог ей уйти. Я часть этого ада. Если бы не моя нерешительность... Если бы сразу после ректора...

– Артём, – голос мой звучал чужим, сдавленным. – Отведи их. Юлю и его. Тайными ходами к лазарету. Знаешь путь через старые катакомбы к флигелю?

Он поднял на меня глаза, полные недоумения и усталости.

– Знаю... Но ты? Куда ты?

Я не смотрел на Юлиану. Не мог. Ее немой вопрос, ее страх – они парализовали бы. Вместо ответа я поднес пальцы к вискам. Закрыл глаза. Внутри – не формула, а образ. Алиса Ливен. Ее белые волосы, резкие черты, холодный, аналитический взгляд. Ее уникальный резонанс маны – холодный, острый, как скальпель, с едва уловимым привкусом озона и... Тьмы. След. Метамагия высшего порядка – поиск индивидуального магического отпечатка. Мой искривленный ток маны рванулся по нервным путям, ища слабое эхо ее присутствия в пространстве. Боль в ноге вспыхнула костром, мир закачался. Но он был – тонкая, дрожащая нить, уходящая вглубь корпуса, вверх по лестницам.

– Уходи, – выдохнул я, открыв глаза. Нить маячила в восприятии, как мираж. – Сейчас. Пока путь свободен. Я... найду вас позже.

– Гриша, нет! – Юлиана вскочила, ее лицо было искажено ужасом. – Не уходи! Они везде! Они убьют тебя!

– Он прав, Юль, – грубо перебил Артём. Он уже подхватил раненого под мышки. Лицо его было каменным. – Лазарет – наш шанс. А он... – он кивнул в мою сторону, – он знает, что делает. Иди, Гриш. Но черт тебя побери, выживай.

Он почти потащил Юлиану за руку вглубь темного коридора. Она сопротивлялась, оглядываясь на меня, глаза – два огромных озера отчаяния. Потом сломалась, позволила увести. Их шаги затихли в темноте.

Один. С гулом бойни за спиной и дрожащей нитью следа перед внутренним взором. Я двинулся, хромая, игнорируя боль. Каждый шаг – преодоление. Коридоры были пустынны, освещены лишь редкими тусклыми светильниками. След вел вверх, по узкой винтовой лестнице для прислуги. На втором этаже я свернул в длинный коридор с высокими окнами, выходящими на Парадную площадь.

Картина, открывшаяся внизу, вырвала стон. Бойня не утихала. Она горела теперь с новой силой. Синие мундиры жандармов сомкнули ряды, методично оттесняя оставшихся студентов к центру. Лоялисты Меншикова, организованные в клинья, били стихийной магией по любым скоплениям, не разбирая своих и чужих. Огонь лизал мантии, лед сковывал ноги бегущих. На снегу темнели неподвижные фигуры. Один... два... больше. Крики были уже не гневными, а полными ужаса и боли. Дым от чего-то горящего стелился по площади.

Я прижался лбом к холодному стеклу. Горечь, ярость, бессилие – все смешалось. Я не мог это остановить. Но клянусь... повторения не будет. Алиса заплатит. Этот хаос – ее творение.

След звал дальше, на западное крыло. Я оттолкнулся от окна, снова погружаясь в полумрак коридоров. Боль в ноге была постоянным спутником, фоном к адреналину. След Алисы стал отчетливее – она торопилась.

В узком переходе между корпусами, где пахло мышиным пометом и старым деревом, меня ждали. Двое. Студенты-стихийники в мантиях с символами Воды и Огня. Лица молодые, но ожесточенные, глаза блестели лихорадочным блеском. Один сжимал в руке сгусток влажного холода, другой – язычок пламени, прыгавший на ладони.

– Стой! – крикнул водник, выставляя ледяной клинок вперед. Его голос дрожал от напряжения. – Ты... ты с площади! Ты помогал бунтовщикам! Видели! Сдавайся! По приказу Меншикова!

Мозг, отточенный метамагией, сработал быстрее тела. Анализ. Расстояние – три метра. Тот, что с водой – неустойчивая стойка, концентрация на клинке. Пиромаг – нервный, пламя дрожит. Моя мана – искривлена, но... точка приложения. Не сила, а точность.

Я не стал отвечать. Рука дернулась – не просто жест, а мысленный вектор. Разрушить структуру. Искра магии, искаженная, но направленная острием, рванула к сгустку льда в руке гидромага. Формула не атаки, а дестабилизации – метамагический скальпель. Ледяной клинок взорвался у него в руке с хрустальным звоном, осыпав его осколками. Студент вскрикнул от боли и неожиданности, отшатнулся.

Пиромаг ахнул, его пламя дернулось в мою сторону. Я уже был в движении – корявый прыжок вбок, превозмогая боль в ноге. Пламя просвистело мимо, опалив камзол. Моя вторая мысль-вектор была уже для него. Импульс отдачи. Не в него – в воздух перед его пламенем. Сжатая волна воздуха ударила, как кувалда, не в студента, а в его заклинание. Огненный язык захлебнулся, разбился о невидимую стену, осыпав искрами. Пиромаг потерял равновесие, грохнулся на спину.

Я не стал добивать. Просто пробежал мимо них, хромая, оставив гидромага, зажимающего порезанную руку, и пиромага, беспомощно пытавшегося подняться. Их страх был осязаем. Но мой страх был сильнее – страх опоздать. Страх перед тем, что еще Алиса натворит за это время.

След вывел к потайной двери в стене старой оранжереи, замаскированной под шкаф с садовым инвентарем. Я толкнул ее – она открылась на запертый двор, заваленный снегом и хламом. Пахло морозом, дымом и свободой. Академия осталась позади, но ее гул, как рана, пульсировал в воздухе. След Алисы тянулся в город.

Петербург встретил меня холодом и тревожной тишиной. Праздничные гирлянды где-то еще мигали, но улицы были пустынны. След вел на Васильевский остров, к набережным. Я шел, сливаясь с тенями, прислушиваясь к отзвукам бойни. Они доносились с разных концов города – крики, далекие взрывы магии, звон разбитого стекла. Бунт, как искра, перекинулся за стены Академии.

На углу Большого проспекта я увидел их. Толпу студентов – человек тридцать, растерянных, испуганных. Они сбились в кучу, явно не зная, куда бежать. Среди них мелькнуло знакомое лицо – Оболенский. Он пытался их организовать, кричал что-то, размахивая руками, но в его глазах читалась паника. Его радикальные речи потонули в животном страхе толпы.

И тут из переулка вынесся отряд. Не жандармы. Конная полиция – городовые в темных шинелях, с нагайками в руках. Обычные люди. Не маги. Но их лица были тупы и жестоки от дозволенной власти. Лошади, вздыбленные, били копытами по брусчатке.

– Разойдись, смутьяны! – рявкнул усатый пристав впереди. – По коням! Вали их!

Нагайки взметнулись. Тяжелые, с свинцовыми наконечниками. Первый удар хлестнул по спине ближайшего студента. Вопль боли. Толпа метнулась, как испуганные овцы. Кто-то попытался швырнуть слабенькую шаровую молнию – она шипя погасла в воздухе, не долетев. Другие просто закрывали головы руками. Оболенский кричал что-то, пытаясь встать на пути всадника, но конь толкнул его грудью, а нагайка хлестнула по лицу. Он упал.

Беспомощность. Страх. Жестокость. Городовые рубили нагайками без разбора, топча отстающих копытами. Студенты, потенциальные маги Империи, оказались беспомощны перед тупой силой и дисциплиной. Они бежали, растекаясь по переулкам, оставляя на снегу пятна крови и потерянные шапки. Оболенский поднялся на колени, держась за окровавленное лицо, его революционный пыл развеян одним ударом плети.

Я отвернулся. Жалость? Злость? Нет. Лишь холодная констатация: их игра проиграна. Алиса использовала их как щит, как шум. И ушла. След ее был четким, уходящим в сторону Тучкова моста. Я двинулся дальше, глубже в лабиринт узких, темных улиц Петербургской стороны. Туда, где каналы чернели, как провалы в ад, а тени сгущались до непроглядности.

Я свернул в глухой закоулок между высокими, мрачными доходными домами. Лунный свет почти не проникал сюда. Воздух стоял неподвижный, пропитанный запахом нечистот и старого камня. След Алисы здесь был сильным, свежим. Она где-то рядом. Я ускорил шаг, превозмогая хромоту.

И тут тень передо мной... ожила.

Не метафорически. Буквально. Густая, чернильная тень у подножия стены вздыбилась. Она не просто встала – она приподнялась из плоскости, как вязкая, пузырящаяся нефть. Формы не было. Только клокочущая, абсурдная масса тьмы, холодная волна не-жизни ударила от нее, заставив сердце сжаться. Демон.

Материализация была мгновенной и кошмарной. Тень сгустилась, вытянулась, обрела чудовищные очертания. Медведь. Или уродливая пародия на него. Чудовищных размеров, но лишенный кожи и шерсти. Обнаженные, бугристые мышцы, сине-багровые, как гнилое мясо, пульсировали под невидимым напряжением. Голова – огромный, бесформенный нарост с торчащими обломками костей, напоминавшими жуткую имитацию черепа. Из пасти, зияющей черной дырой, сочилась темная, тягучая слюна. Но самое жуткое – элементы, вбитые в плоть. По спине, вдоль позвоночника, торчали ржавые железные прутья, вкрученные прямо в кость, как антенны пытки. Лапы, больше похожие на лопаты, заканчивались когтями из черного, обсидианового камня, но в суставы были вкованы массивные, зазубренные стальные пластины, искривляющие движение и явно причиняющие невыносимую боль при каждом шаге. Глаз не было – лишь две глубокие впадины, из которых сочилась та же черная жижа, что и из пасти. Оно не ревело. Оно скулило – низким, скрежещущим звуком, полным вечной муки.

Оно заполнило собой весь узкий проход. Запах ударил в нос – медной монеты, гниющего мяса и озона. Холодный, нечеловеческий интеллект в безглазых впадинах был направлен на меня. Четко. Целенаправленно.

Она знала. Алиса знала о хвосте. И прислала встречный комитет. Из самого ада