Текст книги " В.А. Жуковский в воспоминаниях современников "

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 55 страниц)

постоянный адресат П. А. Плетнева, через которого в начале 1838 г. и

познакомился с Жуковским. Многолетняя переписка Плетнева и Грота (см. в наст.

изд.), в которой Жуковский едва ли не главная фигура, стала для будущего

историка литературы источником знаний о поэте, изложенных с таким

увлечением близко знавшим Жуковского учителем.

К столетнему юбилею Жуковского Грот создает "Очерк жизни и

творчества Жуковского" (1883). Это сочинение – изложение академической речи

Грота – дает представление о поэте, его творчестве, но не включает мемуарного

материала. Восполняя этот пробел, при публикации "Очерка..." Я. К. Грот

снабдил его примечаниями, написанными "по собственным воспоминаниям".

Точность их подтверждается перепиской Жуковского и Плетнева 1840-х годов,

где говорится о Гроте. Краткие воспоминания Грота дополняют портрет

Жуковского – наставника молодых талантов, ходатая, популярного поэта.

ИЗ ПРИМЕЧАНИЙ К «ОЧЕРКУ ЖИЗНИ И ПОЭЗИИ ЖУКОВСКОГО»

(Стр. 312)

Очерк жизни и поэзии Жуковского / Сост. Я. К. Гротом. СПб., 1883. С.

29–31.

1 Гротовский перевод «Мазепы» Байрона удостоился похвалы

Жуковского. См.: К биографии Якова Карловича Грота. СПб., 1895. С. 7.

2 Встретиться с Тегнером Жуковскому, видимо, не удалось, так как в

дневнике в записях о пребывании в Швеции имя Тегнера не упоминается

(Дневники, с. 382–386).

3 В письме к Плетневу от 4/16 ноября 1838 г. из Венеции Жуковский

просил его "передать приложенный манускрипт нашему молодому поэту",

которого он побуждал "убедительно продолжать прекрасный труд сей и не

выпускать его из рук, пока его поэтическая совесть не будет совершенно в ладу

сама с собою" (Изв. Отд. рус. яз. и словесности. СПб., 1901. Т. 6, кн. 2. С. 19). В

ответе Жуковскому Плетнев писал: "Манускрипт Гроту я доставил. Он в

восхищении от вашего одобрения – выпросил у меня позволение переписать для

себя ваше письмо ко мне" (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома,

1980. Л., 1984. С. 119). В 1841 г. перевод Грота выходит отдельной брошюрой

(Фритиоф, скандинавский богатырь / Поэма Тегнера в русском переводе Я. Грота.

Гельсингфорс, 1841), а уже 2 июня 1841 г. Плетнев сообщает Жуковскому: "Но

думаю, что истинное доставил вам удовольствие присылкою "Фритиофа", что мне

поручил Грот" (там же, с. 124). В библиотеке Жуковского сохранился, видимо,

этот экземпляр, к сожалению без обложки, где могла быть дарственная надпись

(Описание, No 398).

4 ...положенное на музыку стихотворение "Дубрава шумит". –

Существовало два романса на слова стих. Жуковского "Тоска по милом": А. Н.

Верстовского (1827) и М. И. Глинки (1833), который озаглавил его "Дубрава

шумит". Но так как речь идет о времени, когда еще не появился романс Глинки

(Грот учился в Лицее в 1826–1832 гг.), то, видимо, пели лицеисты романс

Верстовского, который появился почти одновременно с кантатою "Черная шаль"

на стихи Пушкина того же композитора.

Т. Г. Шевченко

ИЗ "ДНЕВНИКА"

<...> В 1839 году Жуковский, возвратившись из Германии с огромною

портфелью, начиненною произведениями Корнелиуса, Гессе и других светил

мюнхенской школы живописи1, нашел Брюллова произведения слишком

материальными, придавляющими к грешной земле божественное выспреннее

искусство2 и, обращаясь ко мне и покойному Штернбергу, случившемуся в

мастерской Брюллова, предложил зайти к нему полюбоваться и поучиться от

великих учителей Германии. Мы не преминули воспользоваться сим счастливым

случаем и на другой же день явились в кабинете германофила. Но Боже! Что мы

увидели в этой огромной развернувшейся перед нами портфели! Длинных,

безжизненных мадонн, окруженных готическими тощими херувимами, и прочих

настоящих мучеников и мучеников живого улыбающегося искусства. Увидели

Гольбейна, Дюрера, но никак не представителей живописи девятнадцатого века.

До какой степени, однако ж, помешались эти немецкие идеалисты-художники.

<...>

Незабвенные золотые дни, мелькнули вы светлым, радостным

сновидением передо мною, оставив по себе неизгладимый след чарующего

воспоминания. Мы были тогда с Штернбергом едва оперившиеся юноши и,

рассматривая эту единственную коллекцию идеального безобразия, высказывали

вслух свое мнение и своим простодушием довели, до того кроткого, деликатного

Василия Андреевича, что он назвал нас испорченными учениками Карла

Павловича и хотел было закрыть портфель перед нашими носами, как вошел в

кабинет князь Вяземский и помешал благому намерению Василия Андреевича.

Мы продолжали с невозмутимым равнодушием перелистывать портфель и были

награждены за терпение первоначальным эскизом "Последнего дня Помпеи",

ловко начерченным пером и слегка попятнанным сепиею. За этим гениальным

очерком, почти не измененным в картине, следовало несколько топорных

чертежей Бруни3, которые ужаснули нас своим заученным однообразным

безобразием. И где и из какого тлетворного источника почерпнул и усвоил г.

Бруни эту ненатуральную манеру? Неужели это одно желание быть

оригинальным так страшно обезобразило произведения неутомимого Бруни?

Жалкое желание. Грустный результат. И этот человек мечтал еще равняться с

Карлом Великим! (Так обыкновенно называл Брюллова В. А. Жуковский.) <...>

ИЗ ПИСЬМА

РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА "НАРОДНОЕ ЧТЕНИЕ"

<...> В 1837 году Сошенко представил меня конференц-секретарю

Академии художеств В. И. Григоровичу с просьбой – освободить меня от моей

жалкой участи. Григорович передал его просьбу В. А. Жуковскому. Тот

сторговался предварительно с моим помещиком и просил К. П. Брюллова

написать с него, Жуковского, портрет, с целью разыграть его в частной лотерее.

Великий Брюллов тотчас согласился, и вскоре портрет Жуковского был у него

готов. Жуковский с помощью графа М. Ю. Виельгорского устроил лотерею в 2500

рублей ассигнациями, и этою ценою куплена была моя свобода в 1838 году,

апреля 221. <...>

Комментарии

Тарас Григорьевич Шевченко (1814–1861) – украинский поэт и

художник, революционный демократ. В 1838 г. был выкуплен из крепостной

неволи. Окончил Петербургскую академию художеств (1838–1845). За участие в

тайном Кирилло-Мефодиевском, обществе арестован и отдан в солдаты (1847–

1857). В 1840 г. в Петербурге вышел единственный сборник его стихов "Кобзарь".

Жуковский занимает особое место в биографии украинского поэта. Он

был одним из его освободителей от крепостной зависимости. История с

портретом Жуковского, написанным К. Брюлловым и разыгранным в лотерею,

воссоздана самим Шевченко в автобиографической повести "Художник", А.

Мокрицким в "Записках художника", Жуковским в письме к Ю. Барановой. С нее

начались непродолжительные контакты двух поэтов. Их связывала и общая

любовь к живописи.

Дневниковые записи Шевченко 1839 г. и отрывок из письма редактору

журнала "Народное чтение" вносят дополнительные штрихи в общую, еще далеко

не восстановленную картину отношений русского романтика и украинского

поэта-демократа. Но и они важны для понимания личности Жуковского-

гуманиста, собирателя и знатока живописи.

ИЗ «ДНЕВНИКА»

(Стр. 314)

Шевченко Т. Г. Собр. соч.: В 5 т. М., 1965. Т. 5. С. 54–55. Датировано 10

июля 1857 г.

1 Жуковский в это время пристрастился к собиранию рисунков и гравюр,

которые покупал во время путешествия по Италии и Германии. По

воспоминаниям С. Т. Аксакова, "рисунки эти хранились в особом альбоме,

оценивавшемся в то время в 40 000 руб." (Аксаков С. Т. История моего

знакомства с Гоголем. М., 1960. С. 32). Особую любовь Жуковский испытывал к

живописи "назарейцев", наиболее яркими представителями которых были

Корнелиус, Овербек, Фюрих, Кох и др.

2 Отношение Жуковского к творчеству К. Брюллова было в основном

положительным. Он видел в нем главу русской школы живописи и, видимо, не

случайно, по воспоминаниям учеников Брюллова, называл его Карлом Великим.

Но вместе с тем он не идеализировал его направление. Так, в дневнике (запись от

6/18 мая 1833 г.) он в связи с "Последним днем Помпеи" замечает: "Его картина и

талант: он в опасности избрать ложный путь" (Дневники, с. 288). По словам А. Н.

Струговщикова, Жуковский не видел "в этой картине исторического, стоящего

особенного внимания момента, потому что тут действует природа, которой

трагикомедии необъяснимы..." (PC. 1880. Т. 27. С. 190–191).

3 Оценка живописи Бруни во многом совпадает с мнением самого

Жуковского. В его картинах он видит "толпу фигур, без мысли", не находит

"локальной истины" (Дневники, с. 294).

ИЗ ПИСЬМА РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА «НАРОДНОЕ ЧТЕНИЕ»

(Стр. 315)

Шевченко Т. Г. Указ. соч. С. 248. Впервые: Народное чтение. 1860. Кн. 2.

С. 229–236.

1 Об обстоятельствах освобождения Шевченко и участии в нем

Жуковского см. воспоминания А. Н. Мокрицкого в наст. изд. Безусловный

интерес также представляет письмо Жуковского к Ю. Ф. Барановой от апреля

1838 г. (PC. 1902. No 4. С. 128–132).

А. В. Никитенко

ИЗ "ДНЕВНИКА"

1834

Январь 7. Барон Е. Ф. Розен принес мне свою драму «Россия и Баторий»1.

Государь велел ему переделать ее для сцены, и барон переделывает. В. А.

Жуковский помогает ему советами2. От этой драмы хотят, чтобы она произвела

хорошее впечатление на дух народный.

1837

Февраль 22. Был у В. А. Жуковского. Он показывал мне "Бориса

Годунова" Пушкина в рукописи, с цензурою государя. Многое им вычеркнуто.

Вот почему печатный "Годунов" кажется неполным, почему в нем столько

пробелов, заставляющих иных критиков говорить, что пьеса эта – только

собрание отрывков.

Видел я также резолюцию государя насчет нового издания сочинений

Пушкина. Там сказано:

"Согласен, но с тем, чтобы все найденное мною неприличным в изданных

уже сочинениях было исключено, а чтобы не напечатанные еще сочинения были

строго рассмотрены".

Март 31. В. А. Жуковский мне объявил приятную новость: государь велел

напечатать уже изданные сочинения Пушкина без всяких изменений. Это сделано

по ходатайству Жуковского. Как это взбесит кое-кого. Мне жаль князя3, который

добрый и хороший человек: министр Уваров употребляет его как орудие. Ему

должно быть теперь очень неприятно.

1840

Февраль 26. <...> ездил к Жуковскому, который на будущей неделе

отправляется с наследником за границу и просил меня побывать у него поскорее.

Он отдал мне на цензуру сочинения Пушкина, которые должны служить

дополнением к изданным уже семи томам4. Этих новых сочинений три тома5.

Многие стихотворения уже были напечатаны в "Современнике". Жуковский

просит просмотреть все это к субботе. Тяжелая работа! Но надо ее исполнить.

– Я слышал, – между прочим сказал мне Жуковский, – что вы намерены

писать характеристики русских поэтов; это хорошее дело. Я готов помочь вам

материалом.

Я поблагодарил и действительно намерен воспользоваться его

предложением. Жуковский просил прислать ему то, что я уже написал о нем.

28 <февраля>. Опять был у Василия Андреевича. Застал его больным.

Разговор о литературе. Он прочел мою характеристику Батюшкова6 и очень

хвалил ее.

– Вы успели сжато и метко выразить в ней всю суть поэзии Батюшкова, –

сказал он.

Потом Жуковский жаловался на "Отечественные записки"7, которые

превозносят его до небес, но так неловко, что это уже становится нелестным.

– Странно, – прибавил он, – что меня многие считают поэтом уныния,

между тем как я очень склонен к веселости, шутливости и даже карикатуре.

Еще много говорил о торговом направлении нашей литературы и

прибавил в заключение:

– Слава Богу, я никогда не был литератором по профессии, а писал только

потому, что писалось.

1841

Март 11. <...> Боже великий! Что за порядок вещей! Вот я уже

полноправный член общества, пользуюсь некоторой известностью и влиянием и

не могу добиться – чего же? Независимости моей матери и брата! Полоумный

вельможа имеет право мне отказать: это называется правом! Вся кровь кипит во

мне, я понимаю, как люди доходят до крайностей!.. Жду с нетерпением приезда

из Москвы Жуковского8: может быть, его влияние в состоянии будет что-нибудь

сделать. <...>

23 <марта>. Сегодня был у Жуковского и просил его содействия по делу о

моей матери и брате. Он с негодованием слушал мой рассказ о моих неудачных

попытках по этому случаю и открыто выражал свое отвращение к образу

действий графа и к обусловливающему их порядку вещей. Василий Андреевич

обещался пустить в ход весь свой кредит. Я с моей стороны не постою ни за какой

суммой выкупа, если последний потребуется, – чего бы мне ни стоило скопить ее.

Боже мой! Боже мой! Лишь бы не изнемочь в борьбе...

Апрель 3. Праздники. Прекрасные, ясные, теплые дни – теплые,

насколько они могут быть такими в Петербурге до вскрытия Новы. Сегодня

состоялся акт в университете. Речь моя имела успех, хотя я читал дурно.

От Жуковского еще никаких вестей.

9 <апреля>. Сегодня наконец спала с моего сердца невыносимая тяжесть:

наконец моя мать – моя праведная, благородная, возвышенная мать – и брат мой

могут заодно со мной свободно дышать. Граф Шереметев уже подписал

отпускную, без выкупа: сегодня я получил о том извещение. Кому я этим обязан:

Жуковскому или наконец решимости самого графа? Во всяком случае, все

прошлое забыто и прощено.

14 <апреля>. Дело о матери моей и брате кончилось так хорошо только

благодаря вмешательству Жуковского. Да благословит его Бог! Сегодня я был у

него и благодарил его9. <...>

1843

Май 10. Жуковский прислал мне на цензуру свою новую пьесу: "Наль и

Дамаянти", эпизод из индейской поэмы "Магабараты"10. Что сказать о ней?

Гекзаметры прекрасны: свежий, стройный, роскошно благоухающий язык. Но

фантастическое здание поэмы не сразу может прийтись по вкусу нашим

европейским требованиям.

1852

Май 10. <...> Погодин спрашивал у министра разрешение окружить в

"Москвитянине" черным бордюром известие о смерти Жуковского. Министр

разрешил. <...>

Ноябрь 10. Читал А. С. Норову мою статью о Жуковском11. Она

понравилась ему. Я еще летом обещал ее Краевскому12. Теперь о том проведали

издатели "Современника" и предлагают мне гораздо более выгодные условия. С

тем же являлся ко мне и редактор "Библиотеки для чтения". Но не подобает

изменять своему слову. Я только написал Краевскому, что, так как у него уже

была статья о Жуковском, не предпочтет ли он отказаться от моей? Краевский

отвечал, что никогда ни под каким видом не желает отказаться от моей статьи и

просит прислать ему ее. Ну, так тому и быть.

27 <ноября>. Был вчера у цензора (А. В.) Фрейганга с моей статьей о

Жуковском. Он согласился, чтобы она была представлена ему на рассмотрение в

корректуре. Я прочитал ему несколько страниц заключения. Он заметил одну

фразу, которую, по его мнению, надлежало изменить, или, вернее, не фразу, а два

слова: "движение умов". <...>

1853

Январь 8. <...> Меня встретил Плетнев с изъявлениями благодарности и

прочее за мою статью о Жуковском, которую уже прочел в первом номере

"Отечественных записок".

– Вы попали прямо в суть дела, – сказал он мне, – и превосходно

определили Жуковского со всех сторон. Особенно хорошо определены у вас

отношения его к обществу. Я сам старался везде показывать, что деятельность

писателя есть гражданская заслуга.

До меня вообще доходят вести, что статья моя принята в публике очень

хорошо. Это ободряет меня на писание дальнейших очерков.

1855

Октябрь 18. <...> Получил высочайшее повеление о назначении меня

членом комитета под председательством Д. Н. Блудова для рассмотра посмертных

сочинений Жуковского13, которые хотят издать. Другие члены: Плетнев, князь

Вяземский, Корф (Модест Андреевич) и <Ф. И.> Тютчев.

19 <октября>. Был у графа Блудова. Он очень приветлив. Говорил о

Жуковском с большим уважением, так же как и о всей литературе карамзинского

периода. Меня порадовала его живость и теплота отношения ко всему, что

касается ума, знания и поэзии. <...>

27 <октября>. <...> был у графа Блудова, где состоялось сегодня собрание

комитета по рассмотру сочинений Жуковского. Собрались: Корф, Плетнев,

Тютчев. Граф Блудов очень любезен. Толковали, как приняться за рассмотрение

сочинений Жуковского. Положено разделить их на части, которые каждый член

по прочтении доставит другому. <...>

1856

Май 7. Обедал у графа Блудова. Сообщил ему, что у меня готово

предисловие к дополнительному изданию сочинений Жуковского. Он назначил

время, чтобы прочесть вместе. <...>

Июнь 3. <...> Вечером в субботу приглашал меня к себе граф Блудов

вместе с бароном П. К. Клодтом, князем Вяземским и Тютчевым для обсуждения

проекта памятника, который собираются воздвигнуть на могиле Жуковского. <...>

1857

Февраль 24. Воскресенье. Заседание комитета у графа Блудова по изданию

сочинений Жуковского. Читано было примечание графа к поэме "Агасфер". <...> Декабрь 25. Среда. Граф Блудов пригласил меня сегодня на открытие

надгробного памятника Жуковскому. Была отслужена панихида в церкви и на

могиле. Памятник сделан еще по указанию вдовы Жуковского из черного гранита,

в виде гробницы. По сторонам тексты из Св. писания. Он показался мне

массивным и неуклюжим.

Комментарии

Александр Васильевич Никитенко (1805–1875) – литературный критик,

профессор русской словесности Петербургского университета, впоследствии

академик, с 1833 г. – цензор. Автор "Дневника" – ценнейшего источника о

литературно-общественной жизни XIX в. Имя Жуковского неоднократно и по

разным поводам упоминается в "Дневнике". В этом смысле "Дневник" –

своеобразная летопись встреч двух деятелей русской культуры. В

неопубликованном дневнике Жуковского за 1840–1841 гг. есть две записи об этих

встречах: "30/12, суббота, [ноября 1840]. Утро дома. У меня Никитенко.

Печальные вести об университете..."; "13/25, воскресенье [апреля 1841]. <...> Никитенко, которого родные получили свободу..." (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр.

37. Л. 72, 94 об.). Эти лаконичные записи уточняют и проясняют характер

взаимоотношений Жуковского и Никитенко.

После смерти поэта А. В. Никитенко написал о нем статью "В. А.

Жуковский со стороны его поэтического характера деятельности" (ОЗ. 1853. Т.

86. No 1, отд. 2. С. 1–36), получившую признание современников. Заканчивается

статья следующими словами: "...Жуковский был высоким нравоучителем своего

поколения... Творения Жуковского были такою школою вкуса, в которой, вместе с

чистыми понятиями о прекрасном, мы все, в лучшую, плодотворнейшую пору

жизни почерпали светлые идеи о достоинстве и назначении жизни" (там же, с. 36).

Эти слова вполне подтверждаются записями Никитенко в "Дневнике", где прежде

всего раскрывается нравственный облик поэта.

ИЗ «ДНЕВНИКА»

(Стр. 316)

Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. / Подгот. текста, вступ. статья и примеч.

И. Я. Айзенштока. М.: Гослитиздат, 1955. Т. 1. С. 132, 198–199, 219–220, 230–

231, 266, 353, 357–358, 423–424, 439, 443, 458, 466.

1 ...драму «Россия и Баторий». – Имеется в виду: Россия и Баторий:

Историческая драма в 5-ти действиях / Соч. барона Розена. СПб., 1833.

2 Следы редакторской работы В. А. Жуковского сохранились в архиве

(РНБ. Ф. 286. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 152–155 об.) и библиотеке поэта (Описание, No

328). В экземпляре трагедии "Россия и Баторий" Жуковский вычеркивает целый

ряд сцен, делая ее более сценичной, а с другой стороны – пригодной для цензуры,

хотя трагедия так и не была поставлена. Подробнее о Жуковском – редакторе

трагедий Розена см.: БЖ, ч. 1, с. 126–128.

3 Мне жаль князя... – Речь идет о председателе цензурного комитета князе

М. А. Дондукове-Корсакове. В записи от 30 марта 1837 г. Никитенко

рассказывает о том, как "держал бой с председателем цензурного комитета князем

Дондуковым-Корсаковым за сочинения Пушкина, цензором которых я назначен"

(Никитенко А. В. Указ. соч. Т. 1. С. 198).

4 ...к изданным уже семи томам. – Здесь Никитенко неточен: первое

посмертное собрание сочинений Пушкина (СПб., 1838) включало восемь томов.

5 ...новых сочинений три тома. – Имеются в виду три дополнительных

тома к первому посмертному собранию сочинений Пушкина (СПб., 1841. Т. 9–

11).

6 Задуманная Никитенко книга характеристик русских поэтов не была

осуществлена. Характеристику Батюшкова, которую "очень хвалил" Жуковский,

Никитенко напечатал в "Одесском альманахе на 1840 год" (с. 458–462).

7 Видимо, жалобы Жуковского относятся к статье В. Г. Белинского по

поводу "Бородинской годовщины" Жуковского (ОЗ. 1839. No 9, отд. VII. С. 1–13), где о Жуковском говорится как о "знаменитом поэте, лавровенчанном ветеране

нашей поэзии".

8 Жуковский приехал из Москвы, куда уезжал для прощания с родными и

близкими перед отъездом за границу, днем 21 марта (см. неопубликованный

дневник: ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 89 об.).

9 Об этом Жуковский записал в дневнике: "Никитенко, которого родные

получили свободу..." (там же, л. 94 об.).

10 Перевод Жуковским эпизода "Наль и Дамаянти" из "Махабхараты"

сделан с немецкого переложения Ф. Рюккерта (Описание, No 1986). Как

показывают рукописи, Жуковский работал над переводом повести с 21 мая 1837 г.

по 16 декабря 1841 г. (Изд. Вольпе, т. 2, с. 545). Вышла в свет повесть отдельной

книгой: Наль и Дамаянти / Индейская повесть В. А. Жуковского; рисунки по

распоряжению автора выполнены г. Майделем. Изд. Фишера, 1844.

11 ...читал... мою статью о Жуковском. – Речь идет о статье "В. А.

Жуковский со стороны его поэтического характера и деятельности".

12 ...обещал ее Краевскому. – А. А. Краевский – редактор журнала

"Отечественные записки", где статья была напечатана.

13 ...посмертных сочинений Жуковского, которые хотят издать. – Речь

идет о пятом издании сочинений Жуковского (Пб., 1849–1857. Т. 1–12).

A. H. Мокрицкий

ИЗ "ДНЕВНИКА ХУДОЖНИКА"

1836

7 ноября. <...> Зашел к Брюллову вручить ему экземпляр Милленя от

переводчика1. У него застал я Жуковского, Пушкина, Барона Брамбеуса2.

Хороший квартет, подумал я, глядя на них.

1837

3 марта. <...> После обеда пошел к Брюллову. «Весьма кстати», – сказал

он, садясь за стол и подавая мне письмо, писанное Жуковск<им> к отцу

Пушкина3, в котором изложены подробно предсмертные часы, самая смерть и

последствия. Желание и интерес узнать правдивые подробности кончины всякого

велик<ого> человека были столь велики, что я не жалел, потеряв класс.

19 марта. <...> С Лопухиным был Пашков, брат того Пашкова, что играл в

оратории. Не знаю, как тот играет, этот же поет прекрасно, он чаровал нас своим

волшебным пением. В. А. Жуковский, бывший здесь, был в восторге. Ему

понравился один русский романс, и он просил петь его в другой раз. <...>

31 марта, среда. <...> Вечером, после чаю, отправился я к Брюллову с

письмом от Михайлова. Он послал меня за Вас<илием> Ива<новичем>4, и, когда

тот пришел, я предложил им рассмотреть дело Шевченко. Показал его

стихотворение, которым Брюллов был чрезвычайно доволен, и, увидя из оного

мысли и чувства молодого человека, решился извлечь его из податного состояния

и для этого велел мне завтра же отправиться к Жуковскому и просить его

приехать к нему. Не знаю, чем-то решат они горячо принятое участие. <...>

1 апреля. Поутру, после чаю, пошел я к Жуковскому и переврал ему

приглашение Брюллова. Вместо завтрего я пригласил его сегодня к трем часам.

<...>

2 апреля. <...> После обеда призвал меня Брюллов. У него был Жуковский,

он желал знать подробности насчет Шевченко. Слава Богу, Дело наше, кажется,

примет хороший ход. <...>

Брюллов начал сегодня портрет Жуковского5, и препохоже.

1838

24 февраля. С утра я уже был в мастерской. Брюллов продолжал портрет

Демидовой6. Большая картина "Христос"7 ждала высшего вдохновения. <...> Скоро приехал Жуковский, приятно было видеть, с каким благоговейным

восторгом стоял он перед картиною, и, сильно тронутый выражением головы

Спасителя, он обнимал художника, поздравлял его с счастливым исполнением

идеи. И подметил, чего еще недостает к созданию этой великой картины, которая

по сюжету и выполнению станет наряду с первыми произведениями бессмертных

живописцев. Спустя полчаса как приехал Жуковский, дают мне знать, что поэт

Кольцов у Васил<ия> Ивановича. Об этом сказал я Брюллову и просил позволить

представить ему степного певца, сочинения которого любил художник. Он стал

было извиняться, что не может теперь, что ожидает велик<ую> княжну, но

Жуковский молвил слово в пользу Кольцова, и я ввел в студию дорогого гостя.

Василий Андреевич отрекомендовал его Брюллову и тотчас, обращаясь к картине,

сказал: "Вот тебе сюжет, Алексей Васильевич, выскажи его прекрасными

стихами!" Но пораженный поэт, казалось, не слышал слов. Он смотрел на

гениальное творение, и слезы душевного восторга дрожали на глазах,

устремленных на картину. Его восхищало также первое свидание с великим

художником, которого жаждал он видеть. Благодаря художника за счастие,

которым он подарил его, Кольцов, вручая ему экземпляр своих сочинений, просил

принять посильный дар от трудов своих. Здесь было еще одно рукописное

сочинение. Жуковский, любопытствуя, раскрыл. И что же? Это было новое его

сочинение "Великое слово"8, в котором распятый Христос выражал собою

предвечное слово: "Да будет!"9 "Как кстати!" – сказали мы в одно слово.

Жуковский прочел вслух. Можно себе представить, каким чувством все мы были

проникнуты в эти незабвенные минуты!

27 марта. Воскресенье. <...> Дорезвясь до усталости, он [Брюллов]

бросился на софу, а меня заставил читать "Квентина"10 и постепенно стал

засыпать, как приходит лакей и докладывает, что Жуковский пришел. Делать

было нечего, ворча, встал он и пошел вниз. Жуковский просил его не

женироваться {стесняться, беспокоиться (от нем. genieren (sich)).} и писать.

Позвали натурщ<ика>, и Брюллов принялся писать, а Жуковский приловчился на

кушетке против картины с цигаркою. Обещал сидеть смирно и ни слова не

молвить. Недолго продолжалось это красноречивое молчание. Верно, трудно

восхищаться молча. Первый нарушил молчание, и поэты наши разговорились

порядком: капелла Сикстина, Микеланджело и Рафаэль были предметом их

разговора. Было что послушать мне, стоявшему здесь с напряженным вниманием.

Брюллов при этом случае рассказал, что в Риме сделал он для дюка тосканского в

альбом акварель-рисунок, изображающий Рафаэля, входящего в капеллу

Сикстину, когда на стене сделаны очерки Микеланджелом. Жуковский скоро

уехал. <...>

25 апреля. <...> Часа в два пошел я к Брюллову, застал его в рабочей

[комнате] на диване с "Пертской красавицей"11. Подсел я к нему с цигаркой, он

читал, а я слушал. Скоро пришел Жуковский с гр<афом> Виельгорским. Пришел

Шевченко, и Василий Андреевич вручил ему бумагу, заключающую в себе его

свободу и обеспечение прав гражданства. Приятно было видеть эту сцену12. <...>

27 апреля. Вчера поутру начал я копировать портрет Жуковского, до трех

часов. В три приехал Жуковский для сеанса, а я ушел гулять и обедать. <...>

Я продолжал портрет Жуковского. Подошел Брюллов и, глядя на мою

работу, сказал, что хуже этого ничего не писали: "Гадость, батюшка!" <...> 28 апреля. Сегодня поутру писал я у Брюллова, как пришедший Путята

известил нас, что наследник в Академии и, может быть, зайдет к Брюллову.

Точно, не прошло полчаса, как его высочество пожаловал к нам. Мы с Шевченком

приняли его, ко мне обратился он с восторгом о Брюллове, потом смотрел

большую картину, отзывался с похвалою. Рассмотрев все с большим вниманием,

спросил, можно ли пройти в другие комнаты. Пошли, увидел он портрет

Жуковского и был им чрезвычайно доволен. <...>

30 апреля. Вчера поутру, после девяти часов, пошел я к Брюллову писать

Жуковского. <...> В три часа приехал Жуковский. Я ушел обедать и в пять часов,

вместо класса, пошел доканчивать портретец, ан вышло не по-моему: два часа

бился я с сюртуком, и то напрасно. Сегодня только огляделся, что у меня все

наврано, и вот я снова перечертил все и, кажется, приладил как должно. Написал

одну руку, другую подготовил. Ох, как трудно копировать его, зато какая польза

подделываться под его правильную кисть. С его работы учимся смотреть на

натуру. В письме у него от начала до конца везде видна кисть, до самых мелких

подробностей. Этак не многие умеют читать и передавать натуру – притом

изящество форм, грация естественная и характерность как в целом, так и в частях.

В портрете Жуковского высказан он совершенно. Вы видите дородного мужчину,

покойно сидящего в креслах, спиной облокотился он к стенке кресел. Голова,

несколько склонясь в правую сторону, наклонена вперед. Руки сложены так, что

кисти, покоясь выше колен (auf dem Fuss {на коленях (нем.).}), правая покрывая

левую, оставляют пальцы ее видными. В правой держит он перчатки13. Лицо

спокойное, взор устремленный внимательно, но кажется, занят внутренне. На

челе дума не тяжкая, но отрадная, успокоительная. Он весь, кажется, обдумывая

подвиг свой, покоится после понесенных трудов. В этой почтенной главе с

обнаженным челом созревали прекрасные его творения и надежные материалы

для воспитания царственного юноши. Свежесть и приятные черты лица

показывают, что жизнь его проходила без разрушительных бурь. Сильные страсти

слегка только касались его нежного сердца, но светлый разум и теплая вера

вскоре исцеляли язвы, ими нанесенные. Он жил и любил, но благородные и

возвышенные чувства не покидали его никогда. Изящное питало душу его, всегда

расположенную к добру. Художник выразил все это. Взгляните на эти уста – они

беседуют с вами, они подают вам мудрый совет или произносят утешение, но вот

изрекли они два-три стиха: к портрету.

Воспоминание и я – одно и то же,

Я – образ, я – мечта,

И становлюся я

Чем старе, тем моложе...

Чем старе становлюсь, тем я кажусь моложе...14

Взгляните теперь на эти прекрасные руки, эти белые нежные руки. Не

удивляйтесь – их орудие было легкое перо, за которое брались они, отрываясь от

златострунной лиры. <...>

Комментарии

Аполлон Николаевич Мокрицкий (1810–1870) – художник, ученик А. Г.

Венецианова и К. П. Брюллова, впоследствии академик живописи. Автор

"Дневника", записи в котором относятся к 1834–1840 гг. Имя В. А. Жуковского

появляется на его страницах в 1836–1838 гг. при изложении двух

взаимосвязанных событий: истории создания его портрета Брюлловым и

освобождения Т. Г. Шевченко из крепостной неволи. "Старательный ученик и

восторженный почитатель Великого Карла", Мокрицкий смотрит на Жуковского

больше как на натуру для портрета Брюллова, тем более он сам копировал этот

портрет, участвовал в написании картины "Субботнее собрание у В. А.

Жуковского". Но его специфический взгляд небезынтересен: в "Дневнике

художника" раскрывается не только внешний облик поэта, но и его душа,

действенный гуманизм. Эскизные заметки Мокрицкого – дополнение к общему

портрету Жуковского периода гибели Пушкина и путешествия с наследником по

России.

ИЗ «ДНЕВНИКА ХУДОЖНИКА»

(Стр. 321)

Дневник художника А. Н. Мокрицкого / Сост., вступ. статья и примеч. Н.