Текст книги " В.А. Жуковский в воспоминаниях современников "

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 55 страниц)

мне о совете своем отнестися к Бенкендорфу. А я знаю, что это будет для тебя

неприятно и тяжело. Он, конечно, перед тобою неправ; на его чреде не должно

обращать внимания на полицейские сплетни. <...> Сделай милость, забудь

выражение развратное его поведение, оно просто ничего не значит. Жуковский со

смехом говорил, что говорят, будто бы ты пьяный был у девок, и утверждает, что

наша поездка к бабочке-Филимонову33, в неблагопристойную Коломну, подала

повод этому упреку. <...> Аминь, поговорим о другом. <...> Каково "Море"

Жуковского – и каков его Гомер34, за которого сердится Гнедич, как откупщик

на контрабанду. <...>

П. А. Плетневу. Около (не позднее) 29 октября 1830 г. Из Болдина в

Петербург

<...> Что моя трагедия? отстойте ее, храбрые друзья! Не дайте ее на

съедение псам журнальным. Я хотел ее посвятить Жуковскому со следующими

словами: я хотел было посвятить мою трагедию Карамзину, но так как нет уже

его, то посвящаю ее Жуковскому. Дочери Карамзина сказали мне, чтоб я посвятил

любимый труд памяти отца. Итак, если еще можно, то напечатай на заглавном

листе

Драгоценной для россиян памяти

Николая Михайловича

Карамзина

сей труд, гением его вдохновенный,

с благоговением и благодарностию посвящает

А. Пушкин.

Ему же. 26 марта 1831 г. Из Москвы в Петербург

<...> Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к вам не доехать, а

остановиться в Царском Селе. <...> С тобою, душа моя, виделся бы я всякую

неделю, с Жуковским также – Петербург под боком – жизнь дешевая, экипажа не

нужно. <...> Мне сказывали, что Жуковский очень доволен "Марфой

Посадницей", если так, то пусть же выхлопочет он у Бенкендорфа или у кого ему

будет угодно позволения напечатать всю драму, произведение чрезвычайно

замечательное <...>

Ему же. Около (не позднее) 14 апреля 1831 г. Из Москвы в Петербург

<...> Обними Жуковского за участие, в котором я никогда не сомневался.

Не пишу ему, потому что не привык с ним переписываться. С нетерпением

ожидаю новых его баллад. Итак, былое с ним сбывается опять. Слава Богу! Но ты

не пишешь, что такое его баллады, переводы или сочинения. Дмитриев, думая

критиковать Жуковского, дал ему прездравый совет. Жуковский, говорил он, в

своей деревне заставляет старух себе ноги гладить и рассказывать сказки и потом

перекладывает их в стихи. Предания русские ничуть не уступают в

фантастической поэзии преданиям ирландским и германским. Если все еще его

несет вдохновением, то присоветуй ему читать Четь-Минею, особенно легенды о

киевских чудотворцах; прелесть простоты и вымысла! <...>

П. А. Вяземскому. 1 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Однако ж вот тебе и добрая весть: Жуковский точно написал 12

прелестных баллад и много других прелестей. <...>

Ему же. 11 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Жуковский все еще пишет. Он перевел несколько баллад Соувея,

Шиллера и Гуланда. Между прочим, "Водолаз", "Перчатку", "Поликратово

кольцо" etc. Также перевел неконченную балладу Вальтер Скотта "Пильгрим"35 и

приделал свой конец: прелесть. Теперь пишет сказку гекзаметрами вроде своего

"Красного карбункула"38, и те же лица на сцене. Дедушка, Луиза, трубка и проч.

Все это явится в новом издании всех его баллад, которые издает Смирдин в двух

томиках. Вот все, чем можно нам утешаться в нынешних горьких

обстоятельствах.

М. П. Погодину. Конец (27–30) июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Вы знаете, что у нас холера; Царское Село оцеплено, оно будет,

вероятно, убежищем царскому семейству. В таком случае Жуковский будет сюда

и я дождусь его, чтоб вручить ему вашу посылку. Напрасно сердитесь вы на него

за его молчание. Он самый неаккуратный корреспондент и ни с кем не в

переписке. Могу вас уверить, что он искренно вас уважает. <...>

П. А. Плетневу. Около (не позднее) 11 июля 1831 г. Из Царского Села в

Петербург

<...> Грустно мне было услышать от Жуковского, что тебя сюда не будет.

Но так и быть: сиди себе на даче и будь здоров. Россети черноокая37 хотела тебе

писать, беспокоясь о тебе, но Жуковский отсоветовал, говоря: он жив, чего ж вам

больше? <...>

М. П. Погодину. Конец июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Уведомляю Вас только, что поручение Ваше, касательно "Статистики

Петра I", исполнено; Жуковский получил экземпляры для великого князя и для

себя; экземпляром, следующим великому князю Константину, расположил он

иначе. Жуковский представит его императрице. <...>

П. А. Вяземскому. 3 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> В Сарском Селе покамест нет ни бунтов, ни холеры; русские

журналы до нас не доходят, иностранные получаем, и жизнь у нас очень сносная.

У Жуковского зубы болят, он бранится с Россети; она выгоняет его из своей

комнаты, а он пишет ей арзамасские извинения гекзаметрами.

...чем умолю вас, о царь мой небесный –

......прикажете ль? кожу

Дам содрать с моего благородного тела вам на калоши,

......прикажете ль? уши

Дам обрезать себе для хлопушек – и проч.38

Перешлю тебе это чисто арзамасское произведение. <...>

Ему же. 14 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Услыша о сем радостном для "Арзамаса" событии, мы,

царскосельские арзамасцы, положили созвать торжественное собрание. Все

присутствующие члены собрались немедленно, в числе двух. Председателем по

жребию избран г-н Жуковский, секретарем я, сверчь. Протокол заседания будет

немедленно доставлен Вашему арзамасскому и камергерскому

превосходительству (такожде и сиятельству). Спрашивали члены: зачем Асмодей

не является ни в одном периодическом издании? Секретарь ответствовал

единогласно: он статьи свои отсылает в "Коммерческую газету" без имени.

Спрашивали члены: давно ли Асмодей занимается Коммерческой? выигрывает ли

он в коммерческую? Председатель ответствовал единогласно же: в коммерческую

выиграл он ключ39, и теперь Асмодей перейдет к банку. <...> У Жуковского

понос поэтический хотя и прекратился, однако ж он все еще – – – –

гекзаметрами. <...>

Ему же. 3 сентября 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Жуковский все еще пишет; завел 6 тетрадей и разом начал 6

стихотворений40; так его и несет. Редкий день не прочтет мне чего нового;

нынешний год он, верно, написал целый том. Это хорошо было бы для журнала.

<...>

Вчера Дона Соль41 получила при мне и Жуковском письмо от своего

брата; он от имени Катерины Андреевны спрашивает у Жуковского его мнения:

приезжать ли ей в Петербург или оставаться в Москве. Жуковский сказал, что

если б он имел сто языков, то все бы они заговорили: приезжайте к нам, к нам, к

нам. Себялюбие в сторону, я точно того же мнения; холера в Петербурге

прекратилась, а у вас опять начинается. <...>

Ему же. Середина (около 15) октября 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Жуковский и Россети в Петербурге. Жуковский написал пропасть

хорошего и до сих пор все еще продолжает. Переводит одну песнь из

"Marmion"42, славно. <...>

И. В. Киреевскому. 11 июля 1832 г. Из Петербурга в Москву

<...> донос, сколько я мог узнать, ударил не из булгаринской навозной

кучи, но из тучи. Жуковский заступился за вас с своим горячим

прямодушием43 .<...>

Н. Н. Пушкиной. 8 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

<...> Коли увидишь Жуковского, поцелуй его за меня и поздравь с

возвращением и звездою: каково его здоровье? напиши. <...>

Ей же. 21 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

<...> Жуковского и Вьельгорского, вероятно, ты уже видела. Что

Жуковский? Мне пишут, что он поздоровел и помолодел. Правда ли? Что ж ты

хотела женить его на Катерине Николаевне? <...>

В. Ф. Одоевскому. 30 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург

<...> Вы обрадовали меня известием о Жуковском. Дай Бог, чтоб

нынешний запас здоровья стал ему лет на пять; а там уж как-нибудь да справится.

<...>

H. H. Пушкиной. Около (не позднее) 14 июля 1834 г. Из Петербурга в

Полотняный завод

<...> На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от

Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул

и Христом и Богом прошу, чтоб мне отставку не давали44. <...>.

H. M. Коншину. 21–22 декабря 1836 г. Из Петербурга в Царское Село

<...> Жуковского увижу и сдам ему Вас с рук на руки. С Уваровым – увы!

я не в таких дружеских сношениях, но Жуковский, надеюсь, все уладит45. <...>

Комментарии

На протяжении всей жизни А. С. Пушкина Жуковский – его ближайший

спутник, "гений-хранитель", как называл его сам поэт. Предполагается, что еще

ребенком Пушкин видел Жуковского в доме своих родителей. Достоверно

устанавливаемое личное общение Жуковского и Пушкина начинается в

лицейский период: 19 сентября 1815 г. Жуковский писал П. А. Вяземскому: "Я

сделал еще приятное знакомство! С нашим молодым чудотворцем Пушкиным...

Это надежда нашей словесности... Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь

вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет!" (Изд. Семенко,

г. 4, с. 564–565). В петербургский период (1817–1820) Пушкин, член "Арзамаса", по прозвищу Сверчок, часто видится с Жуковским, пишет ему послание,

стихотворные шутливые записки, создает известную "надпись к портрету" "Его

стихов пленительная сладость...", читает на его "субботах" главы из поэмы

"Руслан и Людмила". Сохранились многочисленные апокрифы,

свидетельствующие о безмерном уважении Пушкина к таланту Жуковского (см.:

Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М., 1984. С. 69, 81–

82). В свою очередь, залогом признания Жуковским масштаба пушкинского

дарования и внутренней связи становится надпись на портрете, подаренном 26

марта 1820 г. Пушкину: "Победителю-ученику от побежденного учителя – в тот

высоко торжественный день, в который он окончил свою поэму "Руслан и

Людмила"".

И в последующие годы Жуковский рядом с Пушкиным: он принимает

активное участие в хлопотах о смягчении участи опального поэта, улаживает его

дела, заботится о его здоровье, является его ходатаем при дворе. Жуковский

пристально следит за ростом творческого гения Пушкина, глубоко постигая суть

его развития. "По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на

русском Парнасе. И какое место, если с высокостью гения соединишь и высокость

цели!", "Ты имеешь не дарование, а гений. <...> ты рожден быть великим поэтом, будь же этого достоин" (Изд. Семенко, т. 4, с. 510–511) – вот лейтмотив

отношения Жуковского к Пушкину на всех этапах их дружбы. В свою очередь

Пушкин, при всех колебаниях оценок поэзии Жуковского в критике 1820-х годов,

сохраняет твердую убежденность в непреходящем значении его поэзии.

Личное общение Жуковского и Пушкина возобновляется осенью 1827 г.,

по возвращении Жуковского из-за границы, но характер особенной

доверительности и творческой связи оно приобретает летом и осенью 1831 г. в

Царском Селе. 1830-е годы Жуковский и Пушкин прожили рядом – и по мере

углубления общественной драмы Пушкина возрастала мера деятельного участия

его "гения-хранителя" в его непростых отношениях с людьми и эпохой. В 1834 г.

Жуковский улаживает острый конфликт Пушкина с Николаем I по поводу

намерения поэта уйти в отставку, гасит скандалы, готовые возникнуть из-за

предвзято прочитанных при перлюстрации частных писем Пушкина. В 1836 г.

Жуковский предотвращает ноябрьскую дуэль Пушкина с Дантесом, а после

январской дуэли не отлучается из дома умирающего поэта. Конспективные

заметки Жуковского о дуэли и смерти Пушкина, его письма отцу поэта, С. Л.

Пушкину, и Бенкендорфу – важнейшие документальные источники и акт

гражданского мужества Жуковского. И после гибели Пушкина Жуковский,

разбирая его рукописи, издавая его сочинения, участвуя в редактировании Совр.,

публично читая письмо к С. Л. Пушкину, увековечивает память друга и великого

русского поэта. В сознании Жуковского Пушкин навсегда остался высшим

критерием творчества. "Жалею, что нет для меня суда Пушкина: в нем жило

поэтическое откровение", – писал он уже в конце своей жизни (УС, с. 126).

Воспоминаний в строгом смысле слова Пушкин о Жуковском не оставил.

Но его дневники и письма – летопись личных и творческих отношений двух

поэтов – создают особенный, не повторяющийся в других мемуарах образ

Жуковского, по-пушкински лаконичный и по-пушкински глубокий. Эти беглые

упоминания Жуковского в дневниках и письмах Пушкина в чем-то подобны

дневникам его старшего друга. Они как "колья" Жуковского, которыми он

помечал в своих дневниках самую суть достойного памяти события для того,

чтобы в случае необходимости ассоциативно восстановить его. Упоминания

имени Жуковского, емкие оценки – это, в сущности, опорные точки для летописи

жизни и творчества Жуковского за все время заочного и личного общения двух

поэтов.

ИЗ "ДНЕВНИКА 1833–1835 гг."

(Стр. 272)

Пушкин, т. 12, с. 314, 317, 321, 324, 326, 328–330, 337.

1 Запись в «Дневнике» 1833 г. фиксирует первую встречу Пушкина с

Жуковским после долгой разлуки: Жуковский в июне 1832 – сентябре 1833 г.

уезжал за границу, Пушкин осень 1833 г. тоже провел в разъездах.

2 ...ц. н. ... – Относительно этого сокращения существуют различные

точки зрения. См.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1964. Т. 8. С. 510,

где предлагается расшифровка: "царские наложницы".

3 Ср. этот же рассказ о беседе Жуковского с Я. Ф. Скарятиным в записках

А. О. Смирновой-Россет в наст. изд.

4 Имеется в виду запрещение журнала Н. А. Полевого "Московский

телеграф", поводом к чему послужила отрицательная рецензия на драму Н. В.

Кукольника "Рука всевышнего Отечество спасла", удостоившуюся высочайшего

одобрения.

5 ...дворянский бал... – бал, который петербургское дворянство дало 29

апреля по случаю совершеннолетия наследника, воспитанника Жуковского вел.

кн. Александра Николаевича. Об этом же бале см. записи в дневнике от 14 апреля

и 3 мая. На балу Пушкин не был.

6 Дневники Жуковского и Пушкина 1834 г. обнаруживают сходный

интерес к историческому анекдоту. В свой дневник 1834 г. Жуковский включил

четыре анекдота о Екатерине II со слов кн. А. Н. Голицына; на занятиях с

наследником он говорит о правлении и личности императрицы (см.: Иезуитова Р.

В. Пушкин и "Дневник" В. А. Жуковского 1834 г. С. 229–231, 235–236).

7 Начало дневниковой записи от февраля 1835 г. перекликается со

стихотворением Пушкина "На выздоровление Лукулла", которое послужило

последней причиной резко враждебных отношений Пушкина и министра

народного просвещения С. С. Уварова.

ИЗ ПИСЕМ

(Стр. 273)

Пушкин, т. 13, с. 15, 34, 40, 42, 45, 48, 54, 80, 98, 118 ,121–122, 135, 153,

158, 175, 178–179, 182–183, 195, 204, 226, 240, 248–249, 256, 266; т. 14, с. 37–38, 118, 158, 162–163, 170, 175, 185, 189, 203–205, 207–208, 220–221, 223; т. 15, с. 26, 86, 88, 90, 180; т. 16, с. 202.

1 "Голос с того света" – перевод Жуковским стих. Ф. Шиллера.

Каламбурное обыгрывание названия стихотворения Пушкиным связано с тем, что

в 1820-е годы Жуковский почти не печатает своих новых произведений.

2 "Лалла Рук" – поэма английского поэта-романтика Т. Мура, фрагмент

которой под названием "Пери и ангел" Жуковский перевел в 1821 г. Стих "Гений

чистой красоты" из Жуковского ("Лалла Рук", "Явление поэзии в виде Лалла

Рук") переходит в творчество Пушкина.

3 "Тристрам Шенди" – роман английского писателя Л. Стерна.

4 Жуковский возвратился в Россию из первого заграничного путешествия

6 февраля 1822 г.; письмо Жуковскому, о котором упоминает Пушкин, не

сохранилось. О том, что Жуковский не получал писем Пушкина из Кишинева и

Одессы, свидетельствует первое из дошедших до нас писем Жуковского Пушкину

от 1 июня 1824 г.: "Ты уверяешь меня, Сверчок моего сердца, что ты ко мне

писал, писал и писал, – но я не получал, не получал и не получал твоих писем"

(Изд. Семенко, т. 4, с. 509).

5 Поэма Байрона "Шильонский узник" в переводе Жуковского вышла в

свет летом 1822 г.

6 Имеются в виду баллада "Громобой" – первая часть поэмы "Двенадцать

спящих дев" и "Баллада о старушке..." – перевод из Р. Саути.

7 ...песни Маттисона... – Пушкин имеет в виду переводы Жуковского

стих, немецкого поэта Ф. Маттисона "Элизиум" и "К Филону".

8 ...поэма "Родрик" Саувея... – Речь идет о поэме Р. Саути "Родрик,

последний из готов", которую Жуковский начал переводить в апреле 1822 г., а

Пушкин предпринял ее перевод в 1835 г. Об этом см.: Костин В. М. Жуковский и

Пушкин: Проблема восприятия поэмы Р. Саути "Родрик, последний из готов" //

Проблемы метода и жанра. Томск, 1979. Вып. 6. С. 123–139.

9 ...молдованно и тошно... – перифраза заключительной строки

эпиграммы Пушкина на Кюхельбекера: "И кюхельбекерно, и тошно".

10 Речь идет о переведенной Жуковским в 1821 г. трагедии Ф. Шиллера

"Орлеанская дева", которая была запрещена для постановки на сцене цензурой.

11 "Смерть Роллы" – трагедия А. Коцебу, премьера которой состоялась в

Петербурге 17 января 1817 г.

12 Приехали "Пленники"... – Пушкин сообщает о получении экземпляров

первого издания поэмы "Кавказский пленник" и поэмы "Шильонский узник"

Жуковского.

13 ...в бореньях с трудностью силач необычайный! – Стих из послания П.

А. Вяземского "К В. А. Жуковскому" (1819).

14 "Разбойники". – Речь идет о поэме Пушкина "Братья-разбойники".

15 ...чем я хуже принцессы Шарлотты... – имеется в виду вел. кн.

Александра Федоровна, которой Жуковский регулярно писал из-за границы, а

затем опубликовал эти письма под названием "Рафаэлева Мадонна",

"Путешествие по Саксонской Швейцарии" в "Полярной звезде".

16 Поэму Д.-Г. Байрона "Гяур" Жуковский не переводил.

17 ...Жуковского я получил... – Речь идет о получении трехтомного

издания "Стихотворений В. Жуковского", вышедшего в свет в марте 1824 г.

18 Речь идет о ссоре Пушкина с отцом, С. Л. Пушкиным, которому А. Н.

Пещуров, наблюдавший за сосланным в Михайловское поэтом, предложил

распечатывать его переписку. Пушкин прибег к помощи Жуковского во

избежание распространения слухов в Петербурге (см. подробное письмо В. А.

Жуковскому от 31 октября 1824 г.).

19 Речь идет о неосторожно отправленном Пушкиным письме псковскому

гражданскому губернатору Б. А. Адеркасу, в котором он просил заменить ему

ссылку в Михайловское заключением в крепость.

20 ...о критической статье Плетнева... – Речь идет о "Письме к графине С.

И. С. о русских поэтах" ("Северные цветы на 1825 год").

21 За что казнит, за что венчает? – автореминисценция из стих. "Разговор

книгопродавца с поэтом" (1824). Ср.: "Поэт казнит, поэт венчает..."

22 Речь идет о подготовке первого издания "Стихотворений Александра

Пушкина" (вышло в свет 30 декабря 1825 г.).

23 Он мнил, что вы с ним однородные... – цитата из стих. Жуковского

"Мотылек и цветы" (1824).

24 Я "Телеграфом" очень доволен... – Журнал Н. А. Полевого

"Московский телеграф" начал издаваться с января 1825 г. В 1825 г. Пушкин

опубликовал на его страницах ряд своих произведений (см.: Смирнов-Сокольский

Н. П. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. М., 1962. С. 528). Жуковский

начал печататься в "Московском телеграфе" с 1827 г.

25 Это письмо – отклик на статью А. А. Бестужева "Взгляд на русскую

словесность в течение 1824 и начале 1825 годов" ("Полярная звезда на 1825 год").

26 Отклик Пушкина на статью П. А. Вяземского "Жуковский – Пушкин.

О новой пиитике басен" (Моск. телеграф. 1825. Ч. 1, No 4).

27 Былое сбудется опять... – цитата из стих. Жуковского "Я музу юную,

бывало..." (1824).

28 Пушкин имеет в виду хлопоты Жуковского об операции аневризма.

29 ...что царь меня простит за трагедию... – Речь идет о трагедии "Борис

Годунов", на которую Жуковский возлагал особые надежды. В письме к Пушкину

от 12 апреля 1826 г. он говорит: "Пиши "Годунова" и подобное: они отворят дверь

свободы" (Изд. Семенко, т. 4, с. 515).

30 ...пародировать Жуковского. – Речь идет о "драматической шутке"

Кюхельбекера "Шекспировы духи", насыщенной комической перелицовкой

стихов из баллад и "Орлеанской девы" Жуковского.

31 Он принимает в тебе живое, горячее участие... – Об участии

Жуковского в судьбе оклеветанного в 1828 г. Вяземского см. во вступ. заметке к

разделу "П. А. Вяземский" в наст. изд.

32 Князь Дмитрий – московский генерал-губернатор Д. В. Голицын.

33 ...бабочка-Филимонов – Такое шутливое прозвище поэта и журналиста,

автора поэмы "Дурацкий колпак" В. С. Филимонова, объясняется тем, что он с

1829 г. начал издавать журнал "Бабочка. Дневник новостей, относящихся до

просвещения и общежития". О поездке к нему и ее последствиях см.

воспоминания П. А. Вяземского в наст. изд.

34 ...каков его Гомер... – В "Северных цветах на 1829 год" были

опубликованы "Отрывки из Илиады" в переводе Жуковского. В это же время Н.

И. Гнедич печатал свой перевод "Илиады" и был недоволен конкуренцией

Жуковского.

35 ...перевел неоконченную балладу Вальтер Скотта "Пильгрим"... –

Имеется в виду перевод баллады В. Скотта "The gray brother" ("Серый монах"), получившей у Жуковского название "Покаяние".

36...пишет сказку... вроде... "Красного карбункула"... – Речь идет о

стихотворной повести "Две были и еще одна" – свободном переложении баллад

Р. Саути и рассказа И.-П. Гебеля, выдержанном в манере поэзии Гебеля, в том

числе его "Красного карбункула". Эту сказку Гебеля Жуковский переложил еще в

1816 г.

37 Россети черноокая... – парафраз стиха "Черноокая Россети" из

стихотворной шутки Пушкина "Полюбуйтесь же вы, дети..." (1830).

38 Ср. "Воспоминания о Жуковском и Пушкине" А. О. Смирновой-Россет

в наст. изд.

39 П. А. Вяземский получил звание камергера 5 августа 1831 г. Знаком

камергерского звания был золотой ключ, который носился на мундире.

40 ...разом начал 6 стихотворений... – В 1831 г. Жуковский написал

гекзаметрами "Неожиданное свидание" (из Гебеля), "Две были и еще одна",

"Сражение с змеем" и "Суд Божий" (из Шиллера), "Сказку о царе Берендее...",

"Войну мышей и лягушек".

41 Дона Соль – шутливое прозвище А. О. Смирновой-Россет,

отличавшейся южным типом красоты, по имени героини драмы В. Гюго

"Эрнани". Видимо, прозвище имело в виду и острословие Россет.

42 "Marmion" – поэма В. Скотта, отрывок из которой под названием "Суд

в подземелье" перевел Жуковский.

43 Жуковский заступился за вас... – Речь идет о запрещении журнала И.

В. Киреевского "Европеец" (см. вступ. заметку к разделу "И. В. Киреевский" в

наст, изд.). В дополнение приводим малоизвестное свидетельство А. П. Елагиной:

"Киреевский официально был признан человеком неблагомыслящим и

неблагонадежным. Его даже хотели удалить из Москвы, но энергичное

заступничество Жуковского спасло его от этого нападения. Между государем и

Жуковским произошла сцена, вследствие которой Жуковский заявил, что коль

скоро и ему не верят, то он должен тоже удалиться, на две недели приостановит

он занятия с наследником престола. Любвеобильным вмешательством

государыни Александры Феодоровны прекращены эти неприятности. Государь,

встретив Жуковского, обнял его и сказал: "Кто старое помянет, тому глаз вон""

(PC. 1894. No 7. С. 337).

44 Речь идет о попытке Пушкина летом 1834 г. уйти в отставку и

переселиться в деревню. Об участии Жуковского в этом деле см.: Пушкин.

Исследования и материалы. Л., 1978. Т. 8. С. 219–247.

45 20 декабря 1836 г. Коншин писал Пушкину и просил его содействовать

назначению директором училищ Тверской губернии через министра народного

просвещения С. С. Уварова (Пушкин, т. 16, с. 201). Пушкин, находившийся с

Уваровым в конфликте, привлек к этому делу Жуковского, который и помог H. M.

Коншину получить должность.

A. M. Тургенев

22 июля 1837 г. Москва

Вчера условились мы как можно ранее отправиться на Воробьевы горы. В

четвертом часу пополуночи 27 числа (вторник) я был уже в Кремлевском дворце в

комнатах чистой души Андреевича1; сказал слуге его разбудить молодца: это,

правду сказать, помедлилось несколько. В. А. лег поздно спать, однако же в 5

часов с четвертью мы уже стояли на верху Воробьевых гор. Столь раннее

путешествие предпринято в намерении снять московские виды. Кто не знает

величественного, прелестного вида с Воробьевых гор на Москву, того можно

назвать жалким человеком в мире. Но мы были немного опечалены. Густое,

непроницаемое облако коричневого изсветла цвету покрывало Москву

белокаменную – как пеленою. Что делать – утро пропало! Ожидая, что облако

это восходящее солнце разложит, мы послали в селение на Горах за молоком и

черным хлебом. Скоро принесли нам кувшин свежего, холодного и вкусного

молока, два ломтя черного хлеба, два стакана; мы съели по куску хлеба, выпили

по стакану молока. Между тем густое облако кое-где поредело, обнаружилось

несколько предметов; чистая душа уселся в тени столетнего вяза и начал снимать

вид2, а я, не умея рисовать, любовался прекрасными видами, смотрел на Москву,

погруженный в задумчивость, с каким-то неизъяснимым душевным

удовольствием и вспомнил о прошедшем, вспомнил о своей молодости, о бывших

со мною на Воробьевых горах случаях и о том, что я был здесь в 1800 году.

Тридцать семь лет протекло с того времени. А кажется, как будто все вчера

только было! День был прежаркий, солнце начало несносно палить, и было еще

надобно в 9-м часу В. А. быть в Донском монастыре.

В девять часов государь наследник обещал в монастырь приехать. Чистая

душа сказал мне: "Ну, брат Михалыч, едем в Донской; надобно будет сюда еще

приехать, и думаю, после обеда, под вечер, снимать вид лучше, – теперь нельзя

рисовать: все предметы кажутся в тумане, красками это было бы превосходно".

Сели в карету и покатили в Донской монастырь. <...>

Государь наследник изволил из Даниловского монастыря поехать

осматривать Голицынскую больницу, а оттуда его высочество изволил

отправиться в манеж Александрийского дворца, где его высочеству было

благоугодно выбрать и испытать себе коня на маневры. Времени было много.

Чистая душа Андреевич уселся в саду в тени и начал чертить карандашом виды. К

счастью, явился к нему главный садовник дворцовых оранжерей и садов, deutscher

Mann und zwar aus Bamberg gebürtig {немец и даже уроженец Бамберга (нем.).}.

Щедрый немчин вмиг представил русский самоварец, и пошло пированье! – чай

со сливками, белым хлебом, сухарями был нам очень по душе, – и мне и

Андреевичу и есть и пить не шутя хотелось. <...>

Услужливый gefälliger {любезный (нем.).} немчин-садовник принес

тарелку черных превкусных вишен. Как они были кстати, как я их ел! Признаюсь

по-графски, – да я, сказать правду, более 20 лет таких крупных, вкусных вишен,

какие дал наш бамбергский уроженец, не ел! Не много из них досталось чистой

душе Андреевичу. Ему и некогда было – он рисовал. Вишни почти все за мной

остались.

В три часа кончил Андреевич свое рисование, и мы отправились в город.

На другой день, т. е. 28-го числа (среда), назначили ехать в Коломенское,

Симонов монастырь, в Новоспасский, куда его высочество изволило ехать

осмотреть местоположение и древности, какие где еще остались.

28 июля. Среда. Москва

В 4 часа пополуночи 28-го числа разбудил я камердинера Андреевича,

который сказал мне: "Дайте уснуть В. А., его превосходительство изволили

поздно лечь почивать". На 28-ое во всю ночь лил сильный дождь, все в природе

освежилось, отдохнуло от жаров, простоявших беспрерывно 10 дней и

доходивших до 27–28 градусов в тени; на солнце, сказывали мне, было 35 и до 37.

Это по-нашему, по-астрахански. Жажда меня не томила в жар; я не знаю, что

такое томиться от жажды, как то видно над другими, однако же заметил, что я

поутру и вечеру пил чаю почти вдвое обыкновенной моей меры. Все небо было

еще покрыто облаками, ветер дул сильно с юга, казалось – без дождя не

обойдется, и я думал, что путешествие наше будет отложено.

В 5 часов слуга разбудил Андреевича, карета была уже готова, чистая

душа скоро прихолился, оделся, и мы отправились через коломенскую заставу.

Ехали менее часа.

Я увидел село Коломенское ровно через 37 лет, а Василий Андреевич

видел это прелестное, очаровательное место, может быть, в первый раз в жизни.

<...>

Василий Андреевич в Коломенском снимал виды с двух мест, был

доволен своею работою и прохладою погоды. По милости его и мое короткое

туловище узрит потомство! Он заставлял меня становиться два или три раза в

некотором от себя отдалении, чтобы и мой прекрасный стан поместить в рисунок.

<...>

Слава русской поэзии, друг мой Жуковский, сидит с карандашом под

сосною и чертит каракули в десяти шагах от меня!!! Wunder, Wunder – grosser

Gott! {Чудо, чудо – великий Боже! (нем.).} Неужели достопамятная среда <...> в

жизни моей 28 июля, день, в который было столь много воспоминаний о великом,

о старине нашей, – день, в который мы видели село Коломенское, отыскивали

под углом церкви надгробный камень Осляби и Пересвета3, были, сидели и

рисовали у Лизина пруда4 и были в гостях у пьяного архимандрита! неужели об

этом не узнает потомство?

Совсем было забыл: у Лизина пруда Андреевич, сидевши под березой,

снимал вид с церкви старого Симонова, в которой под углом заложены два камня

предлинные и пребольшие, покрывающие прах двух богатырей, посланных князю

Димитрию Донскому святым архимандритом Сергием, ныне чудотворцем

Радонежским, на битву с Мамаем на поле Куликово.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От Лизина пруда поехали мы в Новоспасский монастырь. Здесь под

церковью осматривали гробницы предков царского рода Романовых. Тут же

погребены князья Сицкие и царевичи и царевны сибирские да митрополит

Сарский и Подонский. <...>

29-го июля

Встретил Андреевича, шедшего с крыльца. "Мы едем завтра в

Воскресенск, – тебе со мной нельзя, мне навязали Муравьева5 со мной ехать". –

"В добрый час тебе – ступай благополучно", – сказал я другу и пошел к себе

писать Ермолафию. <...>

1-е августа 1837 г. Москва

В 8 часов пополуночи сегодня, 1-го августа, был я у друга Андреевича в

Кремле. Высоко живет – две большие лестницы прежде должно влезть, чтобы до

него добраться. Видно, 60 моих годов начинают требовать к себе уважения; войдя

к другу, я почувствовал в 1-й раз, что верноподданные крепостные мои ноги

очень хотели, чтобы я сел и тем освободил от ноши.

Великий князь завтра изволит ехать в Троицкую лавру. "Если что не

помешает, Михалыч, мы едем вместе". – "Хорошо, еду", – сказал я. Андреевич

облекся во вся тяжкая, то есть мундир и все ордена, отправился в Николаевский

дворец к цесаревичу, и я спустился на площадь пред Грановитого палатою, хотел

идти в Успенский собор, да не пустили: нас, отставных, on traite en canaille

{считают канальями (фр.).}. <...>

2-ое августа 1837 г. Москва

Понедельник, 2-го августа, пополуночи в 3 часа и три четверти взобрался

я к другу Андреевичу в Кремлевском дворце: карета дорожная, шестью конями

запряженная, стояла у крыльца: у ямщиков нашиты номеры на шляпах, и