Текст книги "Последний ключ (СИ)"

Автор книги: Анна Шведова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

– Стой, – давясь смехом, выкрикнул Паллад, бросился вперед и схватил меня за руки. Наши пальцы переплелись, но стало еще хуже – корона, словно юркий хитрый зверек вывернулась, упала и зазывно покатилась по ковру. Не поддерживаемая больше ничем, державшая волосы серебрянная сетка, усыпанная блеснувшей лунным светом россыпью жемчужин, соскользнула с моей головы вниз, увлекая за собой прятавшиеся в глубине черных локонов шпильки, они посыпались..., посыпались..., посыпались, блестя драгоценностями и ломая изящное построение прически... Волосы, вырвавшиеся на свободу и на глазах выплетающиеся из кос, завитков и спиралей, разлеглись на плечах тяжелым шелковым покрывалом.

Я рассмеялась, решительно тряхнула головой и неожиданно встретила взгляд Паллада – глаза его странно блестели. Он сжал мои пальцы в своих и вдруг нагнулся, осторожно касаясь губами моих непокорных кудрей. Прикосновение было столь легким, столь нежным, что я вздрогнула. Но не отшатнулась. Руки сжались еще сильнее, а мужские губы, мягкие и шелковистые, уже касались моего виска, уголка глаза, щеки, все более требовательно, ищуще, жадно... Я чувствовала его дыхание, его жар, его желание, я закрыла глаза и приподняла голову вверх, подалась вперед, к нему...

– Оливия, – хрипло сказал он, нервно сглатывая, чуть отодвигаясь и ошеломленно мотая головой, – Назад дороги не будет.

– Я знаю, – прошептала я, приподнимаясь на цыпочках, касаясь губами его губ и в корне пресекая всякие глупые возражения... Он подхватил меня на руки, я обвила его шею руками, а корона... корона продолжала медленно покачиваться на ковре, забытая и никому не нужная.

День шел за днем, но купаясь в своем ненасытном счастье, я их не замечала. Мы делали вид, что ничего не происходит, в присутствии других людей привычно следуя правилам этикета. Дни обычно проходили врозь, зато ночи безраздельно были нашими – упоительными, нежными, долгими... Недлинный потайной ход между нашими покоями мы знали с закрытыми глазами, каждую ямку, каждую щербинку ощупав собственными руками. Это было нашей тайной, тщательно укрытой от посторонних глаз и злых языков, которых, впрочем, это не останавливало. Мы упивались нашей тайной, мы упивались друг другом и не обращали внимания ни на что другое.

Дни были заполнены делами, их у меня оказалось предостаточно. Паллад пропадал на стрельбищах или в тренировочных залах, или еще где-нибудь...

У меня на удивление все спорилось. Не знаю, было ли дело во мне или то время было такое – время перемен. Война оставила следы не только на земле, она ранила наши души, заразив их гнилью холода и смерти. И вот теперь наступала весна – пора сеять, пора браться за работу, пора выметать из домов сор... Некогда было нам лениться.

У моего нового тибаты забот был полон рот: Тирдал всерьез вознамерился прочистить ряды Блистательных – долгий поход из Раззануя заставил его на многое взглянуть иначе.

Куда более осторожно и трепетно входил в сан мой новый Магистр-распорядитель. Без Габора Нор-Нуаввы я не мыслила себе ни одного приема, ни одной поездки, ни одного совета, и он оправдывал мои надежды вдумчивым, рассудительным и скрупулезным отношением к делу. Немалой поддержкой мне была и его жена Маттия, с поистине магистерской сноровкой управлявшаяся с сонмом моих придворных дам. К моему великому удивлению, отстраненный от дел Элевдар Нор-Аднон, прозванный Нетопырь, не отбыл в свое родовое поместье, но смиренно согласился на скромную должность помощника Магистра-геренция, ведающего канцелярией, и это смирение почему-то странно беспокоило... Впрочем, забот и без приутихшего Нетопыря хватало.

Не успел Лакит оправиться от войны, как Маэдрин поспешил прислать юной Надорре и народу Лакита свои поздравления и наилучшие пожелания. Помня о приеме, произошедшем не далее как пару месяцев назад, я хотела заглянуть в глаза послу, столь любезно торговавшемуся когда-то с Эльясом Ренейдским, однако король Катуар дураком не был и счел за благо сменить посла: перед моим взором предстал ослепительный красавец-лорд из дома Вортура, владеющего богатой и влиятельной Пиетаттой. Столь высокое представительство вызвало не только у меня сильные подозрения. Через час, продравшись сквозь словеса дипломатической шелухи, посол намекнул на желание Маэдрина породниться с Лакитом. И даже больше: Катуар намерен был женить собственного второго сына, первый, увы, был уже женат... Неужели Маэдрин так испугался усиления Лакита? Разбитого войной, разоренного Лакита?... Следующий час ушел у меня на то, чтобы сказать "нет". И нетрудно было представить, какую цепь событий вызовет мой отказ. Но сейчас я старалась об этом не думать.

Требовала забот и армия. Войной ее хорошенько потрепало и проредило, но зато она приобрела бесценный опыт побед и поражений, а это самое главное. Теперь оставалось найти тех, о ком раньше армия Лакита и помыслить не могла – толасков. Да, без них теперь было никуда, вот только где их искать?

И наконец маги. Об этом тоже стоило подумать. И я прилежно пыталась делать это с того самого момента, как рухнула магическая граница. Теперь Лакит беззащитен, изнутри и снаружи. Теперь любой маг может решить, что для него нет здесь преград, ибо нет тех, кто способен его остановить. И разве это не правда? Или все же неправда? Был Ипарт с десятком своих людей, прочно обосновавшихся в Шелвахаре и уходить, судя по всему, не собиравшихся. Что их держало? Разве преданность Лакиту или мне? Ипарт выказывал мне должное почтение и уважение, умело льстил и заигрывал, но разве этого достаточно, чтобы удержать в случае чего магов в рамках дозволенного?

Был еще Паллад. Днями он пропадал среди Блистательных, уча и учась фехтованию, или просиживал в Летописной башне, на пару с Хубой ворочая бумажки и манускрипты... Паллад был моей личной защитой. Моей. И только моей. Я ревниво не хотела делить его даже с Лакитом. Я не просила его о помощи, а он никогда не вмешивался в мои дела. Впрочем, я отдала бы все, захоти он... Но он не хотел. Он предпочитал рыться в древних балладах и писаниях, охотиться в угодьях Соколиных, практиковаться с мечом и пращей, сидеть у постели Лиона, так и не пришедшего в себя. Я не допытывалась о том, чем он был занят весь день, мне довольно было услышать, как тихо щелкает щеколда потайного хода и он мягким звериным шагом входит в темную спальню, принося с собой запах вольного ветра и снежных гор. И тогда все проблемы становились мелкими и незначительными...

Мы нечасто виделись днем, а если и виделись – встречи были сдержанными и до тошноты церемонными. Иногда мы спускались к Холхаре. Теперь, месяц спустя, я научилась чувствовать ее на расстоянии. Почему этого не было раньше? Или было, но я не прислушивалась к этому странному ощущению? Память крови, говорил Паллад, в тебе просыпается память крови. Возможно, что-то и вправду было – странные мимолетные сны о неведомых странах и нездешних созданиях были тому подтверждением. Однако кроме смутных видений, ничто больше не тревожило меня: никто не врывался через Врата, никто не пытался через них пройти. У хранителя, как оказалось, забот было немного. После сражения с Существом – я все еще звала его этим именем, хотя после рассказа Найсала Рубейт Се'заан потерял в моих глазах часть своей таинственности и зловещей мрачности – мне стоило немалых трудов возвращаться туда, однако с каждым разом видение истинного тела Рубейт Се'заана, изогнутого дугой, становилось все призрачнее и нереальнее, а речи безумного Найсала – все тише и спокойнее. Пока не перестали беспокоить меня совсем.

Путь к Холхаре и вправду был закрыт для всех, кроме меня. Паллад как-то раз попытался пройти, не держа меня за руку... Затем долго сидел, уставившись в одну точку или удивленно мотая головой. Слухи о безумстве тех, кто без знания пути отправился в подземелья под Шелом, оказались правдой. Безумство Палладу за несколько минут странного воздействия защитных сил Холхары не грозило, но заставило отнестись к предупреждению куда более серьезно. После этого мы не раз пытались понять, как удалось Блистательным попасть в зал, где шел ритуал? Возможно, есть какая-то лазейка, о которой мы не подозреваем? И которая может оказаться той прорехой, в которую упадет небо?

Паллад интересовался Холхарой, раз за разом спускаясь вниз, изучая надписи на стенах, которые мы в первый раз даже не заметили, знаки и фигуры на полу, но не прося меня ее открыть, однако вскоре я стала замечать, что он совсем перестал говорить о магии, обходя стороной в разговорах все, с ней связанное. Словно магия была темой запретной.

От любви я явно поглупела и ослепла и ничего не желала замечать, и лишь когда Паллад отказался встречаться с посланцами Шолха, я заподозрила неладное.

Ипарт и десяток Писцов, пришедших с ним, в Шеле были частыми гостями, а вот с послами Братства Шолха дела я пока не имела. И ждала этой встречи с нетерпением. В тот раз я отступила от наших с Палладом негласных правил, мне нужен был Паллад на этой встрече, мне нужно было его непредвзятое или, наоборот, пристрастное мнение, мне нужны были его ум и знание своих собратьев.

– Нет, – категорично ответил он, – Ты и сама прекрасно справишься.

– Нет? – вспылила я, – И это твой ответ? Да, магически воздействовать на меня им не удастся, но разве в этом дело? Они будут рваться в Холхару, они же не знают, что это всего лишь Врата, а не источник магической силы. Они должны знать, что Холхара защищена. Что ее защитник – ты, сильный и могучий маг...

– Именно, – резко оборвал меня Паллад, – Сильный и могучий?

Смех был горьким и злым и я недоуменно отпрянула.

– Общение с тобой не проходит для меня даром, Оливия, – он осторожно взял пальцами мой подбородок, притянул к себе и легонько поцеловал в губы, – Для тебя лучше, если меня вообще не будут видеть.

В тот вечер он уехал и несколько ночей моя постель была пуста. Тогда страх впервые поселился в моем сердце, но я гнала его, убеждая себя в том, что мы вдвоем со всем справимся и все будет хорошо...

И все-таки это случилось.

Паллад приходил и уходил, исчезал иногда на пару дней, потом и на недели, возвращаясь хмурым и усталым. Он жил какой-то своей жизнью, о которой не говорил, а на расспросы мои устало отмалчивался и печально улыбался. Он стал рассеянным и далеким.

И ласки, которые он дарил ночью, были слишком щемяще нежными, такими... Нет, если я не скажу "прощальными", этого ведь не случится?

Но это случилось.

– Я должен уйти, – хрипло сказал он однажды утром, пряча глаза.

– Останься, – тихо попросила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не звучал жалобно и тоскливо.

– Не могу, Надорра.

Я рассерженно фыркнула:

– То, что я Надорра, ты знал с самого начала.

– Знал, – без колебаний согласился он и тут же невесело покачал головой, – Но и не знал. Мне нечего предложить тебе, Оливия. Я не знатен и не богат, все мои умения – магический Дар, который рядом с тобой исчезает. И мое прошлое не даст мне забыть, кем я был и кем остался.

– Ты тот, кто спас Лакит. Ты уже другой.

– Брось, – скривился он, – Тебе нужен герой, честный, открытый малый, красавец вроде Лиона, веселый и светлый, которого любят, а не которому вслед украдкой бросают камни.

– Ты путаешь меня и Лакит.

Паллад болезненно ухмыльнулся.

– А есть разница?

Я приподнялась на локте, шелковые простыни соскользнули вниз и я судорожно схватилась за них. Как удержала бы и его, если бы могла...

Он молчал, далекий и отстраненный.

– Поступай, как знаешь, – улыбнулась я и спряталась за опущенными ресницами. Слезы наконец переполнили глаза и медленно потекли по щекам.

А когда открыла глаза – никого нет. Только ветер играет шелковыми занавесками...

– Лорд Паллад... ушел? – мягкие ковры скрадывали и без того бесшумную поступь Тирдала, но я услышала приближение тибаты задолго до того, как он подошел ближе и привычно опустился на одно колено. В огромном зале приемов никого не было, только в дальнем углу копошились слуги да безмолвными статуями застыли двое Блистательных. Безудержное летнее солнце заливало чертог искрящимся золотом, заставляя играть сочными яркими красками великолепные мозаичные полы и расписные потолки.

Но я ничего этого не видела.

– Да, Тирдал, ушел, – опустошение плескалось в моем голосе и норовило вылиться наружу слезами. Да, из-за моего проклятого дара Паллад и сам перестал быть магом, а это, как оказалось, значило для него куда больше, чем я. И разве можно винить его за это? Я ему благодарна уже за то, что он дарил мне свою любовь так долго. Вот только не стоило обманываться тем, что у нас есть будущее.

– Он... вернется, Надорра, – Блистательный неуверенно топтался перед высоким троном, подлокотниками которого были грациозные серебрянные Рыси.

– Вернется? – презрительно фыркнула я, не то всхлипнув, не то рассмеявшись, – А с чего это ты, тибата, стал моей нянькой? Может, еще и платочек припас?

– Ну, это если понадобится, – неожиданно ехидно сказал Тирдал, жестом фокусника вытащил откуда-то из-под туники клочок легчайшего тонкого шелка и протянул мне, – Только Вам ли слезы лить, Надорра? Столько всего пережить – плен, похищение, стоять на пороге смерти... и разнюниться из-за какой-то ерунды... Как девчонка, право слово...

Я рассмеялась. Сначала от неожиданности. А потом просто так, от осознания того, что жизнь продолжается и ее нужно принимать такой, какой она есть. Разве я не знала, что он когда-нибудь уйдет?

– Лакиту нужен новый Надорр, Тирдал, – вздохнула я, – Дальше тянуть нельзя.

– Нужен? – хмыкнул тибата, – У Лакита есть Надорра. И этого достаточно.

Я покачала головой.

– По закону я не могу править.

– По закону Надорр тот, кто умыл руки в крови врага. Или Вы забыли?

– Другие забудут.

– Другие? Это те подпевалы Эльяса, которым место на плахе? Да кто посмеет обвинить Вас?

Я опять вздохнула. Как чувствует себя плющ, у которого срубили опору-дуб?

– Я, Тирдал. Сама. Если ты забыл закон, это не значит, что я о нем не помню.

– Прекрасно, – деловито вскинулся тибата, с нарочито наивным смешком вскидывая глаза, – Раз Надорра у нас нет, прикажете отправить купцов Грира обратно? И что делать с послами Ламы? За три часа ожидания они вполне созрели для душевной беседы...

Я почувствовала, как губы мои сами собой расплываются в мерзкой многообещающей улыбочке. Грир. Наконец-то! Извечный враг Ламы, Грир осторожно искал сторонников. А купцы – это так, для прикрытия. Что ж, Грир, Лама и Маэдрин – сия гремучая смесь давно уже зрела и наконец вызрела достаточно, чтобы кто-то со стороны бросил искру в ее нутро...

– Ну уж нет, – едко выдохнула я, – Надорр не Надорр, а этого удовольствия я никому не отдам. К Ламе и Маэдрину у меня свои счеты. Позови Габора. Сначала Грир здесь, потом – Лама, в Малом Посольском зале...

Больше темы моей личной жизни мы не касались. Ее просто не стало. А то, что было – уже прошло и говорить о том тем более не имело смысла...

Несколько дней спустя ставший унылым за последнее время уклад был нарушен радостным событием – Лион очнулся. Я уж и не чаяла увидеть когда-либо его пробуждение и тем приятнее было узнать, что он все-таки жив и в доброй памяти. Когда я пришла в палаты, где в последнее время без движения лежал Лион, мужчина сидел, утопая в ворохе подушек, и ошеломленно оглядывался по сторонам. Тень тени от прежнего Лиона, он сильно исхудал, щеки, умело выбритые лучшим королевским брадобреем, которому в последнее время никем другим заниматься и не приходилось, ввалились, руки стали похожи на длинные узловатые палки, глаза... Глаза были распахнуты в болезненной растерянности.

– Леди Оливия! – лицо Лиона просияло, мужчина попытался встать, но, прикусив губу, бессильно откинулся назад – мышцы не слушались. Служанки, при моем появлении присевшие в низком поклоне, по моему знаку помогли Лиону лечь поудобнее. А затем бесшумно вышли, искоса бросая на нас полные любопытства взгляды.

– Что случилось? Я помню все... как в тумане, – его лицо болезненно искривилось, – Да и было ли?

Я долго рассказывала обо всем. Так долго, что служанки успели принести горячий бульон и мягкие хлебцы и неуверенно застыть в дверях. А потом еще долго ошеломленно шептаться под дверью, когда я заявила, что сама покормлю больного.

Лион не отпускал меня до тех пор, пока я не рассказала все, что знала. Ну, или почти все. О Рубейт Се'заане, о хитроумном замысле Найсала, о ярости Эльяса...

Лион выслушал все поразительно спокойно.

– Не знаю, что и сказать, – тускло произнес он, – Многое из того, что Вы рассказали, я помню. Но помню будто во сне. Будто не со мной это было... Полагаю, после всего, что случилось, Вы не захотите, чтобы я здесь оставался?

Я хотела. Забота о нем словно возвращала меня в те далекие времена, когда все еще было возможно, когда не было той болезненной потери, от которой теперь так нестерпимо ныло сердце. Создатель, как же мне не хватало Паллада! Его рук, его ласк, его любящего взгляда...

Лион поправлялся. Словно забыв, как ходить, поначалу он с трудом передвигался, опираясь то на посох, то на мое плечо. Время и хороший уход делали свое дело – тело Лиона понемногу стало наливаться силой и крепостью и к концу лета мужчина начал упражняться с мечом, потом и упорством изгоняя из себя немощь. Магический дар Лиона почти полностью исчез – за исключением некоторых простеньких трюков он не смог сделать ничего большего, однако это его совсем не беспокоило: дар пришел и ушел, словно и не был. Вот только прежний задор к лорду Лиэтта так и не вернулся. Он стал задумчив и тих, немногословен и сдержан. О его роли в возрождении Рубейт Се'заана знали очень немногие, а потому для большинства обитателей Шела Великий лорд-наследник Лион Лиэтта был тем, кто пострадал от жестокости Ренейдского Горностая. Его жалели. Его любили. Им восхищались, несмотря на то, что в Шеле большей частью он вел жизнь затворника.

Мы часто и подолгу сидели в саду, неспешно беседуя обо всем: о жизни в Скарде, о Маэдрине, о путешествиях, даже о планах, при возможности аккуратно обходя в разговорах Паллада. Лион как-то раз заметил, что тема эта для меня болезненна, и деликатно старался поменьше касаться ее. Иногда мне казалось, Лион нарочно желает выглядеть немощным, чтобы я подольше оставалась с ним рядом. Но это ничего не меняло в наших отношениях – дружеских, приятельских, ровных.

Закончилось лето, наступила осень. Лакит вздохнул с облегчением: несмотря на то, что весной не всем удалось засеять поля, год оказался на диво урожайным – голод зимой нам не грозил. Прошли осенние праздники с богатыми ярмарками. Лакит оправлялся от войны на диво быстро.

К концу осени, когда стояла небывало теплая погода, а взоры радовали золото и багрянец осенних садов и лесов, я наконец решилась удовлетворить подспудное желание своих подданных. Лион, в конце концов, далеко не худший из кандидатов. За последнее время он сильно возмужал, юношеская искренность и порывистость, виденные мною в Харвизе, уступили место зрелой рассудительности и мужской трезвости. Да, он многое пережил. Многое понял. Он сильно изменился. Так почему не Лион, "светлый герой, которого все любят", как сказал когда-то Паллад? Я поделилась своими намерениями с Маттией и была удивлена ее искренней радостью. "Мы все этого так ждали, Надорра", с улыбкой сказала она и порывисто обняла меня. Думаю, она знала о наших с Палладом отношениях, но на мага она, как и большинство прочих, всегда смотрела с опаской и недоверием. А здесь... такая радость...

Зато Тирдал воспринял новость как-то странно.

– Стоит ли торопиться, моя Надорра? – задумчиво поглядывая, медленно произнес он.

– Ты имеешь что-то против лорда Лиэтты? – встрепенулась я: чутью Тирдала я доверяла иногда больше, чем своему собственному.

– Нет, Надорра, наследный лорд Лиэтты – славный малый, – рассеянно потирая нос, ответил тибата, – Однако не осложнит ли это наши отношения с Маэдрином?

– С Маэдрином? – расхохоталась я, – Тирдал, с каких это пор тебя волнует, что скажет Маэдрин?

– Да, Надорра, совсем не волнует, – пробормотал он и поспешил откланяться. Я озадаченно посмотрела ему вслед. Тирдал меня удивил, неожиданно для себя с помолвкой я решила пока повременить.

Жизнь шла своим чередом, день сменялся другим, одна забота уступала следующей. Поэтому когда через дне недели после нашего разговора один из Блистательных передал мне просьбу Тирдала встретиться в Летописной башне, ничего особенного в этом я не усмотрела. У тибаты порой бывали странные предложения, в этот раз они наверняка связаны с витражом Найсала, который я приказала восстановить.

Я спокойно поднялась наверх, в зал с мозаичной картой. За лето пол в верхнем зале башни не только вычистили – карту перебрали по новой, негодное выкинули. Она еще не была закончена, кое-где на полу оставались досадные серые проплешины, но большая часть пола уже сверкала новой мозаикой, густо сдобренной сверкающими драгоценными камнями.

Его я заметила не сразу.

Прислонившись к стене, как раз под изображением Дарнила-морехода, стоял Паллад – чуть сгорбившись, подавши плечи и голову вперед, словно черная хищная птица, высматривающая добычу, он застыл в долгом ожидании.

Стоило мне появиться, его черные глаза встрепенулись, болезненно всматриваясь, настороженно впиваясь в мою фигуру...

О Создатель....

Ноги, мои подкашивающиеся ноги едва устояли на месте, чтобы не броситься к нему, руки сами собой сцепились в несокрушимый замок, чтобы случайно не обвить его шею, губы я с силой прикусила, чтобы болью заглушить нестерпимое желание поцелуя. Ресницы затрепетали, мой взгляд с трудом оторвался от зрелища, которое я гнала от себя все эти долгие одинокие дни и ночи,... а когда я подняла на него глаза, в них не осталось ничего из прежних времен – только лед, сталь, власть и гордость. Я – Надорра Лакита. Не женщина. Не игрушка.

Паллад сразу увидел эту перемену во мне и дразнить иффишей не стал. Быстрым слитным движением он опустился на одно колено, низко склонил голову, одновременно двумя руками протягивая мне свиток, скрепленный огромной печатью. Молча и бесстрастно.

Удивленная, я долго медлила, затем все же подошла и взяла свиток, но еще до того, как сломала печать, Паллад торжественно заговорил:

– Леди Лакита! Народ Ла-Ренейды и ее король смиренно склоняют головы пред твоим величием и падают ниц в знак раскаяния. Прими щедрые и искренние дары мира.

От удивления я раскрыла рот. Я могла ожидать чего угодно, но чтобы Паллад стал послом Ла-Ренейды? Той самой Ла-Ренейды, о которой я не могла даже думать спокойно? С того момента, как захватчики бежали, я знала, что мне все равно придется довершить начатое, покорить народ, поднявший руку на Лакит, ибо оставить все как есть я не могла. Агрессия должна быть наказана, иначе соседи решат, что я слаба, и рано или поздно захотят довершить то, что не удалось Эльясу. Увы, Ла-Ренейда, почти разбитая, убравшаяся восвояси как хорошенько побитая собака, по-прежнему была опасна: раны залижутся, страх со временем исчезнет и останется одна только ненависть и желание отомстить. Я должна была покорить Ла-Ренейду, пока она не опомнилась и снова не пошла на нас войной. Каждый день моего промедления был днем восстановления сил проклятых ренейдов, я это понимала, но Хаос побери, как же мне не хотелось ввязываться в новый военный поход!

И тут приходит посол Ла-Ренейды и предлагает не просто мир равных, но дар мира, а это значит, согласен признать меня своим сюзереном и платить дань. Неслыханно!

Я сорвала печать, развернула свиток и принялась читать. Да, все так и есть. Данник.

– У Ла-Ренейды появился новый кнес? – рассеянно спросила я, пробегая глазами длинные витиеватые строчки текста. Паллад странно хмыкнул, но не ответил, и тут взгляд мой упал на подпись.

– Ты?! Ты новый король Ла-Ренейды? Но... как?

– У этих варваров интересные законы, моя леди, – мужчина мягко привстал, демонстрируя слаженную работу мышц, гибкий, как кошка, – Власть переходит по праву сильнейшего. Если ты убиваешь кого-то в поединке, тебе достается все его имущество.

– Но... Эльяса...

– Эльясу очень быстро нашлась замена, моя леди. Скажу прямо, убить нового кнеса оказалось не легче, чем Эльяса.

Он медленно приближался, осторожно и мягко, будто танцуя некий неведомый замысловатый танец, замирая от каждого моего хмурого взгляда и явно пользуясь тем, что мысли мои скачут галопом, как стадо испуганных лошадей.

Кнес Ла-Ренейды? Что он задумал? Я чувствовала опасное соседство ренейдов, но с таким королем они стали опаснее вдвойне, нет, втройне. Противостоять Палладу будет потруднее, чем сражаться с Эльясом, я знала это, ибо Паллад знал то, чего не мог понять Эльяс – меня. Он умен, решителен, силен, но главное – изучил меня так, как никто другой, знал мои слабости, мог мною манипулировать, как никто другой. Так враг он или друг? В обещание мира и дани я не верила, это его уловка, да, это просто его уловка. Так что же он задумал? И что делать мне?

Месяцы разлуки научили меня выдержке.

Когда я подняла глаза, он стоял совсем рядом, непростительно близко. Я и не заметила, как он подошел, но теперь нас разделяло расстояние не больше локтя. Я чувствовала его запах, такой знакомый и будоражащий, я могла коснуться его кожи, теплой и упругой. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сделать этого. Или не отшатнуться.

– Итак, король Ла-Ренейды, мой данник, что ты мне предлагаешь? – голос мой холоден, тон бесстрастен, голова гордо запрокинута назад, рука сжимает свиток. Пусть знает, что я готова бороться. Пусть знает, что я заставлю его исполнить каждую букву этого договора. Пусть запомнит – Надорра умеет забыть личное, если того требуют интересы ее страны.

Его глаза совсем близко и в них не было того привычного холода, от которого мне всегда становилось неуютно. Они предельно серьезны и... беззащитны. Это меня удивило.

– Оливия Каскор, Надорра Лакита, – тихо и глухо сказал Паллад, а его пальцы вдруг трепетно коснулись моих, – ты выйдешь за меня замуж?

Сказать, что я была ошеломлена, значит, не сказать ничего. Я долго молчала.

– Хорошо, – ровно сказала я в конце концов, – Назад с тобой отправятся мои люди, мы должны определить размеры дани. Пока Ла-Ренейда не очистит подступы к Тутарле и не откроет торговые пути, ни о каком союзе говорить не будем. Сделка она и есть сделка.

– Разумеется, – процедил он сквозь зубы, – Сделка.

– А чего ты хотел? – холодно улыбнулась я и вдруг осознала, как вот сейчас, в этот самый момент разрушила все свои мечты и потаенные желания. Я сама все уничтожаю. Сама. Опустошение болезненной волной прокатилось по телу. Нет, ничего у нас с ним не выйдет. Прошлые отношения не вернуть. Я никогда ему не прощу и никогда не забуду его уход. Брак с королем Ла-Ренейды, безусловно, для меня выгоден, но того Паллада, который целовал меня в подземельях под Шелом, я потеряла навсегда...

А Паллад вдруг резко схватил меня за плечи и сильно встряхнул, вдребезги круша мои отчаянные лихорадочные рассуждения.

– Почему? – яростно проскрежетал он, глаза его сверкнули, а рот исказился в болезненной гримасе, – Почему ты не спросишь, из-за чего я ушел тогда? Или почему вернулся сейчас? Не хочешь узнать, почему я стал для тебя королем страны варваров? Если потребуется, ради тебя я стану и большим, чем королем Ла-Ренейды. Хочешь, я брошу вызов королю Маэдрина?

Я отшатнулась от его явного безумия, руками упираясь ему в грудь, но он держал крепко, с легкостью преодолевая мое сопротивление.

– Потому что я люблю тебя, Оливия Каскор. Потому что хочу быть достойным тебя. Я был бы тебе плохим мужем, не имея ничего за душой, зато теперь мы равны. И я могу на равных просить твоей руки.

И тут я поняла, что он и вправду боится. До дрожи пальцев, до клокочущей внутри ярости боится меня потерять. А я? Я внезапно прочувствовала каждую бессонную ночь без него, каждый подавленный вздох, каждую украдкой сброшенную ресницей слезу. Ощутила тоску, от которой хотелось выть и кричать. Вспомнила лед, который мне пришлось положить вместо сердца, когда он ушел. Но... может, так и нужно было? Он был терпким ароматным вином, которое я могла бы смаковать вечно, но от него я пьянела и переставала быть самой собой, а может ли Надорра Лакита позволить себе перестать быть самой собой? Если женщина во мне покорится этому мужчине, не будет ли это означать падение Лакита? Ведь он теперь – Ла-Ренейда? Или нет? Или он просто тот, в чьих обьятиях я мечтаю просыпаться и не думать ни о чем другом? Так чего же я хочу? О Создатель, что за хаос творится в моей голове? Женщина я или Надорра?

– Нет, – яростно прошипела я, с силой отталкивая мужчину от себя, – Ты лжешь! Это тебе было нужно, а не мне! Мне было безразлично, кто ты! Мне нужен был ты, а не какой-нибудь король!

Паллад усмехнулся, чуть ослабил хватку, но продолжал удерживать меня горящим взглядом.

– Преемником Эльяса, точнее, преемницей стала Ледяная Лиран, Оливия. Она так давно жаждала власти, что совсем свихнулась. Она собиралась поднять ренейдов в новый военный поход. Против тебя, Оливия. Она так тебя ненавидела, что даже имя твое в Ла-Ренейде стало запретным. Ледяная Лиран плевалась злобой, когда кто-то говорил даже о Лаките, а потому рано или поздно это должно было случиться. К весне Лакит ждала бы следующая война, не менее разорительная и ужасная, Оливия. И ты была бы личной местью Ледяной ведьмы. К тому же, раз ей не удалось уничтожить Холхару, теперь она желала сама ее контролировать. Я узнал об этом, еще когда был здесь. Мы с Тирдалом...

– Тирдал? – со злостью выплюнула я, – Он все знал?

– Да, знал. Мы отправили отряд толасков на север, но как и ожидалось, никто не вернулся. Ледяная Лиран слишком хороша в магии, чтобы ее можно было взять голыми руками. Тогда ушел я. Рядом с тобой, знаешь ли, я перестаю быть магом...

– А мне рассказать об этом нельзя было? – я вырвалась из его рук и отошла в сторону, сложив руки на груди и кипя праведным гневом, – Вы все от меня скрывали? Как вы могли, за моей спиной...

– И что бы ты сделала? Как истинная Надорра, ты с королевским размахом снарядила бы отряды или даже армии, ты начала бы готовиться к войне, ты начала бы изводить себя. А надо ли?

Что делала бы я? Не спала бы ночей, думая о том, что где-то он пробирается к Сумасшедшей Лиран, чтобы насмерть сразиться с ней... Я вздрагивала бы при появлении каждого вестника, ожидая услышать худшее... Я не выдержала бы эти месяцы, я бы давно уже отправилась на север сама...

– Я убил ее, Оливия, потому что она смела угрожать тебе. А не потому, что мне нужен был титул кнеса. Хотя, признаюсь, некоторые проблемы с ним решаются куда легче...