Текст книги "Последний ключ (СИ)"

Автор книги: Анна Шведова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

А сегодня Дирсена была другой – жизнерадостной и открытой, она трещала без умолку о том, что видела и слышала в городе, о жуткой дороговизне, о расписных платочках, о мулах, запрудивших улицы, о драке двух сапожников, которую никто не спешил разнимать, но поглазеть не прочь, о... За плечом Дирсены, чуть отвернувшись в сторонку, неприкаянно топтался молодой Граер. Под моим недоуменным взглядом он смущался и немного краснел, но уходить не спешил. Почему – поняла я не сразу. Одна рука Дирсены выписывала круги в буйной жестикуляции, другая – непроизвольно искала руку стоящего позади Хранителя. Вот, значит, как? Я усмехнулась, а Дирсена, приняв это за одобрение своих слов, продолжила с еще большим азартом рассказ о том, что аккурат в Субейе собираются военные отряды, чтобы идти на Проклятого Горностая. Именем Надорры, между прочим.

– Какие отряды? – удивилась я.

Да, да, так говорят. Ополчение, говорят, собирается. На Эльяса, говорят, прямиком.

А потом в комнату ввалился Орфик в сопровождении нависающего над ним великана Ктобу.

– До нас дошел слушок, что в Катуллу перебрался Старый Хуба! Мы встретили одного из придворных слуг...

Мое сердце, непроизвольно сжавшееся в предчувствии привычно-ужасающих новостей, радостно забилось. Старый Хуба, старый хранитель Летописной башни и всех его рукописных сокровищ, действительно был тем, кого я хотела бы видеть. Искренне. А то, что след его нашелся так близко, заставило меня искренне улыбнуться.

– Вот видишь? – ворчливо сказал Орфик, поворачиваясь к колдуну, – Я знал, что ей понравится. Хуба может знать что-нибудь о Холхаре!

Я склонила голову в одобрении, хотя куда больше меня порадовало известие, что Хуба вообще жив.

– Тогда нам лучше поспешить.

Не прошло и часа, как небольшой отряд из дюжины человек выехал из Вероницы, забирая на восток. Его путь лежал в самую многолюдную и известную часть Катуллы – в селение под названием Грейл. Именно туда, по слухам, перебрался Старый Хуба, скрываясь от засевшего в Шеле Эльяса.

...От одного поселения Катуллы до другого было чуть меньше одного дневного перехода, я бы шла и дальше, но меня уговорили ночевать в привычной обстановке постоялого двора (пусть и не шибко чистого, богатого и достойного посещения столь знатной особы), чем среди голых камней где-то посреди гулких пещер. Тишина подземелий, признаться, устраивала меня куда больше шума города – толчея, гам, вонь раздражали больше, чем угроза ночного нападения. Да, дороги между селениями Катуллы совершенно безопасными не были. Разветвленная сеть тоннелей, изъевшая нутро гор подобно муравейнику, таила в себе немало опасностей: шайки грабителей, промышлявших на дороге, были здесь делом привычным, а Тирдал категорично запретил подвергать мою драгоценную особу всяческой, даже мнимой, угрозе. Чаще всего я не перечила. Мне хотелось просто добраться до Грейла, до Старого Хуба, так зачем же осложнять свой путь ненужными спорами?

Дорогой я заставляла Ктобу учить меня ренейдскому языку, что вызывало, разумеется, неодобрение у моих спутников. К чему знать ненавистный язык ненавистных врагов? Пусть вместо слов за нас говорят мечи! Но я хотела знать. Не просто из желания скоротать дорогу. Плен у ренейдов многому меня научил и пусть сейчас я была окружена сильной охраной, исключать того, что когда-нибудь окажусь с врагом лицом к лицу, не могла. Мне не нужно было уметь говорить по-ренейдски, мне достаточно было понимать.

Ктобу оказался неплохим учителем, а ренейдский язык – не сложнее северо-киттского диалекта, да и похож к тому же. Заучивать несколько десятков слов за раз было для меня несложно, к тому же оказалось, что богатством языка ренейды не отличались.

Я могла быть довольна: если мой собеседник будет говорить на общераспространенном рейне, том, что использовала официальная Ла-Ренейда, худо-бедно, но понять его я смогу.

Думать ни о чем другом не хотелось. Засевшая где-то глубоко внутри меня тревога вырывалась нервностью жестов, но лишь Ктобу понимал истинные причины этого. Вот только сам Ктобу молчал. Собирался ли он сам связаться с Ледяной Лиран или отправил гонца, или рассчитывает добраться до Шела... Ничего этого я не знала. И предпочитала не торопить события. Дурные вести, как водится, сами находят нас, хотим мы того или нет.

Иксана была старой. Не столь многолюдной, как Вероница, но зато старой. Камень, из которого были сложены стены домов, не крошился от ветхости, здесь не было ветра и дождя, день за днем выбивающих из него крепость и силу, но дряхлость чувствовалась в другом. Из-за войны беженцы хлынули в Катуллу, они занимали старые дома и наспех лепили новые, однако скрыть следы времени на полуразвалившихся постройках так и не смогли. Вот кое-как залатанная крыша – свежие пятна дранки выделяются на ней как проплешины на шкуре старого пса. Вот треснувшая стена – дабы она не обвалилась окончательно, хозяин небрежно подпер ее бревном, и теперь непонятно было, чего опасаться больше: неожиданно падающих камней или бревна... Улицы здесь когда-то были аккуратно выровнены и вычищены, кое-где даже виднелись рисунки узорной плитки... теперь же мусор не давал и шагу ступить, а за каменной крошкой не то, что рисунки, даже ямы углядеть было трудно. Вот и шли, внимательно глядя себе под ноги.

– Закатилась слава Серебрянного Рога, – печально вздохнул Орфик, – Несколько лет назад здесь доживала свой век последняя горняцкая семья. И это многолюдье здесь ненадолго.

– Что за Серебрянный Рог такой? – подозрительно оглядываясь, спросил молодой Граер.

Мы шли быстро, ведя в поводу своих мулов, лавируя между каменными стенами и озабоченно снующими людьми. Постоялый двор, как нам сказали, стоял на отшибе, на другой стороне поселка. Туда мы и спешили.

– Когда-то здесь жили горняки, – пояснил Орфик и показал рукой в чернеющее справа нутро горы, – Вон там, видишь? Там начинались штольни. Серебрянная жила там была. Только ничего больше не осталось. Лет сто как все серебро подняли. Все вычерпали.

– Так уж ничего-ничего не осталось? – загорелся Граер.

– А ты поди посмотри, – фыркнул Орфик, – может, что и найдешь. Говорят, охотники и сейчас есть. Только добираться до жилы долго – прорыли, как говорят, горку до самого нутра, не один день идти надо. Да и заплутать легко. А назад, говорят, и не выбраться.

– А ты там был, что ли? – с сожалением покосившись на темное жерло уходящего вправо и вниз тоннеля, проворчал Граер.

– Я-то? – рассмеялся Орфик, – Мне-то на что?

Меня разбудил лязг оружия и крики. Трудно было понять, что происходит, трудно было понять, долго ли я проспала – из-за усталости я уснула, едва коснувшись головой жесткой подушки. Дирсена подхватилась и тоненько не то пискнула, не то простонала, отодвинувшись подальше в угол.

Я едва успела накинуть на плечи длинную верхнюю тунику, как дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял человек с лампой в руке. Свет слепил, оттого я никак не могла рассмотреть вошедшего, да и он держал лампу так, что лица было не разглядеть.

– Надорра, вот Вы где, – надменно и развязно сказал он, – Соблаговолите пойти с нами, если не хотите, чтобы Вас несли как плечах, как овцу.

Звон стали раздавался где-то за дверями то ближе, то дальше, крики ярости смешивались с воплями боли, где-то неподалеку затряслась и взорвалась стена, укутав ноги стоявшего в дверях мужчины клубом каменной пыли. Потолок надо мной угрожающе провис и сыпанул меленькой крошкой. Дирсена набрала побольше воздуха в грудь и выпустила наружу отчаянный, режущий уши вопль. Неизвестный с досадой махнул рукой, мимо него в комнату проскользнул еще один, подошел к девушке и влепил ей пощечину. Дирсена замолкла, испуганно всхлипывая.

– Как ты посмел сюда явиться, китт? – мое сердце, казалось, сейчас выскочит из груди от страха, но в голосе были только лед и спокойствие. Эти люди знают, кто я, значит, обычными грабителями они не были. И значит, что мои мольбы и покорность их не остановят.

Лязг стали, сопровождаемый грубой бранью, приблизился, он был где-то здесь, прямо за дверью... Сражающиеся были так близко, что стоявший в дверях мужчина дрогнул, обернулся и поспешно отступил на шаг назад, приподнимая меч. Яростный крик рядом с ним превратился в короткий крик боли и под ноги ему упали двое. Двое. Рука одного так и не отпустила короткий меч, торчащий в груди другого, но глаза его медленно закатились, а изо рта потекла струйка крови. Одним из упавших был Забарья, юный смешливый Забарья, совсем еще недавно получивший бляху гвардейца. Другим, медленно скатившимся с тела Забарьи с клинком в груди, – Блистательный по имени Малх. Я знала его. Когда-то очень давно. И явно не в этой жизни.

– С каких пор Блистательные сражаются против своей Надорры? – непроизвольно руки мои сжались в кулаки, а ноги сделали шаг назад. Мой страх подстегнул нападавших.

– Она! Веди ее, – рявкнул тот, что стоял в дверях, и бросился ко мне. Второй отвернулся от Дирсены, испуганно забившейся в угол, и схватил меня за руку. Его я тоже узнала. Тоже из Блистательных, вот только не упомню его имени... Да и вспоминать не хочу! Губы с шипением выдавили проклятье, рука с кинжалом яростно взметнулась вверх, но гвардеец умелым движением выбил клинок из моих пальцев и перехватил мою руку.

В тот же миг мои ноги подкосились от внезапно нахлынувшей слабости... ну вот, наконец-то опомнились мои защитники-Хранители! – мстительно косясь на напавших, подумала я... но больше ничего не случилось. Потолок не обрушился, мои враги не рухнули, как подкошенные... А моя неожиданная слабость и податливость лишь добавили уверенности незнакомцам. Спустя мгновение я только и могла, что слабо отбиваться от грубых мужских рук, немилосердно взваливших меня на плечи, – на большее сил моих не хватило.

Меня вынесли через пролом в стене. Взрыв разнес часть стены, обнажив старый пожелтевший раствор, некогда скреплявший кладку, да оголив черные ребра потолочных балок. В воздухе витала густая каменная пыль. У разлома к нам присоединился еще один Блистательный – в отличие от предыдущего, он смущенно отвел глаза и отвернулся.

Несший меня человек шел уверенно и быстро, так же уверенно отдавал приказания невесть как вынырнувшим из темноты людям. Их было много, куда больше, чем нас, с отчаянием подумала я. Звуки боя затихали сзади, становясь все глуше и реже. По тому, как уверенно шел человек, я поняла, что взрыв, обваливший часть стены, был частью плана нападавших, но никак не наш собственный. По тому, сколько их было, я поняла, что нападение было тщательно подготовлено заранее. Так что же им надо? Остался ли кто-нибудь жив из моих спутников?

– Надорра, я не был уверен, что Вы согласитесь придти ко мне добровольно. Вот и пришлось применить силу.

Меня вынесли на плоское каменное плато, с одной стороны широкими неровными ступенями спускавшееся к узкому входу в тоннель, с другой стороны обрывавшееся у края бездыханного подземного озерца, дальние берега которого исчезали в полночной темноте. Иксана осталась позади, за высокой стеной, звуки ее жизни долетали мерным шумом прибоя. Огонь многочисленных факелов, что принесли с собой умыкнувшие меня люди, освещал лишь часть пещеры, уступами сходящей в тоннель, да увешанный каменными сосульками кусок пещерного свода.

Я не видела, кто говорит, пока несший меня человек не развернулся и не стряхнул меня вниз как тряпичную куклу. Злость придала мне сил – с трудом, но я встала на свои ноги. А голос... мужской голос показался мне знакомым. Вальяжный и самоуверенный, чуть с гнусцой. "Дерзких я люблю..."

– Ты? – отпрянул мужчина, в полном ошеломлении распахивая глаза. Я расхохоталась ему в лицо, хотя куда больше мне хотелось выть от страха, – Вы уверены, что это Надорра?

– У тебя нет причин в нас сомневаться, господин Кемер, – с вызовом подался вперед один из Блистательных. Тот, имени которого я так и не смогла вспомнить, – Наш товар самый добротный.

– Зато сами вы с гнильцой, – с презрением процедила я, но полутьма скрыла от меня то, что я хотела бы увидеть: дрогнул ли кто-нибудь из предателей от моих слов? Все ли продали собственную совесть, как сейчас продавали меня?

Кемер, тот самый Кемер, от каравана которого я сбежала на подступах к Лассальскому перевалу, с веселой злостью склонился ко мне:

– Подумать только, эта ласточка могла бы быть в моей клетке еще два месяца назад.

– Сомневаюсь, что в твоей, ты и сам птица полета невысокого, куда тебе ласточек в клетках держать, – фыркнула я, тщательно скрывая страх: в отсутствии милосердия у Кемера я не сомневалась, а попасть к нему в руки мне хотелось еще меньше, чем в руки Эльяса. Наверняка он не забыл нашу последнюю встречу.

Со стороны Иксаны послышались крики и лязг стали. "Городская стража явилась", кисло выплюнул стоявший рядом с Кемером Блистательный и нырнул в распахнутые ворота под арку высокой стены, окружавшей Иксану. За ним, дружно прошелестев вытаскиваемыми из ножен клинками, в полутьму скользнули еще трое.

– Что ж, ты права, Надорра, – со смаком прорычав последнее слово, Кемер медленно отодвинулся, его глаза подернулись угрозой, – Но летать высоко мне и не нужно. Я купец. Всего лишь купец. Какой мне товар закажут, тот и продаю. А в клетках его пусть другие держат.

– Кому же я на этот раз понадобилась? Очередному глупцу, жаждущему трона Рыси? Какому-нибудь хилому трусу, которому недостает смелости сразиться с Эльясом Ренейдским?

– Я не трус, – из-за спины одного из Блистательных в круг света вышел молодой невысокий мужчина. О, а вот это и вправду сюрприз, – И не глупец. Тобою я куплю мир для Лакита, сестра. Эльяс получит тебя, я – Шел. По-моему, неплохой обмен.

– Я тебе не сестра, дорр Ардаст Юстиан-ард, сын Арниста, володаря Верхней и Нижней Наксен, – слова с шипением вырвались из моих сведенных яростью губ прежде, чем я успела взять себя в руки, – И пропасть между нами куда больше двух поколений родственников!

– Для меня нет разницы, – фыркнул Ардаст, на глазах теряя свою самоуверенность, но пытаясь скрыть это надменностью и грубостью. Невысокий и щуплый, он заметно проигрывал на фоне рослых гвардейцев и людей Кемера, не говоря уже обо мне – пышущей гневом и ненавистью, – Династии Рыси придет конец, признаешь ты родственную связь со мной или нет. У меня не получилось сделать это раньше, полгода назад, зато теперь получится. И... знаешь, – юноша гаденько улыбнулся, – я могу и не отдавать тебя Эльясу. Это даже еще и лучше. Мне не нужны разговоры черни о том, что я продался ренейдам. В женах ты мне тоже не нужна – с тобой слишком много хлопот. Когда найдут твое бездыханное тело, Лакиту придется выбрать себе нового Надорра. А мой батюшка тоже не вечен, как всем известно. В последнее время он часто недужит...

– Ах ты, мразь, – мои кулаки взметнулись перед носом Ардаста, но прежде, чем я его коснулась, кто-то сзади перехватил меня и прижал так, что перехватило дыхание. Юный Юстиан-ард торжествующе улыбнулся и махнул рукой Кемеру и его людям. И моим Блистательным. Бывшим Блистательным...

Вдруг в круг света к моим ногам что-то упало. Глухой перестук костяшек заставил Ардаста недоуменно обернуться. Несколько секунд он молча рассматривал странное ожерелье из пожелтевших от времени и отполированных до блеска костяных фигурок, затем нагнулся. Предостерегающий крик одного из его людей, невысокого неказистого мужичка в просторном темном балахоне и подозрительно знакомым костяным ожерельем на шее, опоздал – Ардаст коснулся лежащего на камне украшения.

В тот же миг ноги мои подкосились, сердце ухнуло куда-то вниз, а голову резко закружило. Глоток воздуха застрял в моей груди, я успела только в сердцах ругнуться, недобрым словом поминая Махтира (или Граера?), как поплыла в забытье. Камень под ногами глухо содрогнулся (или это я содрогнулась?), до моих ушей донеслись отчаянные крики... Потом пропали и они.

Тихо. Где-то недалеко мерно капает вода. Безудержно плачет женщина. Отчаянно и глухо, прикрываясь, но тяжело и некрасиво шморгая носом. Впрочем, ее явно не волнует, слышит ли кто-нибудь.

Я попыталась встать. Слаба, но терпимо. Главное – свободна, руки и ноги не связаны. Значит, не в плену. Я с облегчением откинулась назад.

– Дирсена? – мой голос слаб, но женский плач разом стихает, – Со мной все в порядке...

– Да, Надорра.

Тусклый голос, замедленные движения. Заплаканные глаза Дирсены маячат передо мной, но радости в них от моего воскрешения я не вижу.

– Что случилось, Дирсена?

Прикрываю глаза, с замиранием сердца готовясь услышать худшее.

– Забарья, Весс, Ласкон... И Махтир... они все погибли...

И торопливое, будто сказанное быстро и не сказано вовсе:

– А Граер... Ктобу сказал, он может не выжи-и-и-ить..., – последний слог растянулся в отчаянный бабский плач, такой беспросветный, такой душераздирающий, что щемило сердце. Дирсена, искривив большой рот в плаксивой гримасе, согнулась и затряслась, носом уткнувшись мне в живот.

– Что произошло? – неловко поглаживая плачущую девушку по спине, чувствую, как по моим собственным щекам текут слезы. Дирсена покачивает головой, не в силах сказать хоть слово.

– Нас здесь ждали, Надорра, – в дверях, тяжело опираясь на косяк, стоял Тирдал. Левое плечо его было перевязано, щеку перекосил длинный, только что зашитый порез, волосы еще до сих пор были влажными – динен смывал кровь, только ее подтеки до сих пор темнели на тунике и рукавах рубахи. Однако произошедшее никак не повлияло на самообладание Блистательного, – Напали с двух сторон, били на поражение, никого в живых оставлять не собирались. У нападавших были толаски, Надорра. Нас завалили камнями, взорвав стены и крышу. Махтир и Ласкон погибли сразу. Ктобу был ранен и потерял сознание.

Коротко. Сухо. Ни одного лишнего слова. Таков был Тирдал, с тех самых пор, как я его знала.

Динен Блистательных не был легким в общении человеком, но за последнее время мы вполне притерлись друг к другу. Взяв с самого начала тон покровительственный и сухой, Тирдал не просто оберегал меня от опасностей в пути, он не считал нужным вообще говорить о том, что могло бы меня встревожить. По его мнению, мне ни к чему было знать, что за день до Катуллы мы едва разминулись с отрядом ренейдов, рыскавшим в горах. Меня совсем не касалась стычка с некими подозрительными личностями в подземельях сразу за Вероницей, после которой Весс и Ченео вернулись изрядно потрепанными, зато ухмыляющимися во весь рот. Мне незачем было слышать, как в грязном трактире бесчестят имя Каскоров и потешаются над бессилием лакитской знати ухватить власть, как поносят разгромленные войска Лакита, как злословят насчет предательства Блистательных. С такими разговорами я сталкивалась куда реже, чем ожидала, но все-таки они были. Говорили и о победах вновь набранных войск, но озлобленный войной народ все равно искал виноватых, а кто виновен больше властей, не способных дать отпор врагу? Мои гвардейцы редко встревали в пьяные разглагольствования посетителей питейных заведений, ибо я строго-настрого запретила это делать: скрытность нашего путешествия была мне дороже наставления на путь истинный нескольких отчаявшихся киттов, оказавшихся не у дел. А чаще всего меня просто тишком удаляли от этих разговоров еще до того, как я подозревала накал страстей.

Но я все замечала, рано или поздно. Видела, как гневно поджимают губы Блистательные, уводя меня от кучки крикливых пьяниц, видела, как украдкой вытирает кровь на мече Весс, догоняя нас, видела, как нервно оборачивается, вглядываясь в кромешную темноту подземелий Орфик. Я замечала куда больше того, что собирались от меня скрыть, руководствуясь смешными понятиями о наивной, растерянной и неприспособленной к жизни дочери-наследнице Надорра. Увы, я давно уже была не той юной девушкой, которая со страхом взирала на нашествие ренейдов. И даже не той, что хотела умереть рядом с погибшим отцом. Я еще не знала, что буду делать дальше, но не опускать руки я уже научилась.

И тогда я устраивала Тирдалу допрос. О том, что мне знать не полагалось, наши мнения существенно расходились, но мало-помалу динену пришлось считаться с моими желаниями. Не скажу, чтобы это было легко – вытягивать у Тирдала подробности приходилось словно клещами. Куда проще было спросить у обычно говорливого, но поразительно приутихшего в последнее время Орфика. Однако мне нужен был динен. Мне нужна была уверенность, что он мне доверяет. Как я ему.

– Там ведь были Блистательные? – подчеркнуто ровно спросила я, – Кажется, я узнала троих.

Тирдал едва ощутимо дернулся, немного приподнял подбородок и сощурил глаза.

– Нет, Надорра. Эти..., – чуть заметное презрительное движение глаз в сторону, – потеряли право так называться, когда столковались с Вашими врагами.

– Ну, зато своих умений и навыков они не потеряли, – пробормотала я, – Они знали, куда бить и как бить.

– Хотите сказать, я стал предсказуем? – сухо спросил гвардеец.

– Нет, динен, такого я не говорила. Но осведомленность нападавших меня удивила.

– Среди нас нет предателей, Надорра, – Тирдал выцедил слова сквозь зубы и неожиданно запнулся, – Но я догадываюсь, как они нашли нас.

Тирдал смущен? Я заинтересованно глянула на мужчину, а он опустил глаза.

– Как Вам известно, Надорра, среди Блистательных произошел раскол. Не все поверили в Вашу гибель, не все согласились и присягнуть Магистру-распорядителю, – динен говорил размеренно, явно выверяя каждое слово, – Многие ушли, а многие из молодых и излишне горячих увидели шанс продвинуться вверх. Но Магистр-распорядитель приблизил к себе не тех, кто достоин повышения, а тех, кто предан ему лично. Были и обиженные. Озлобленные, лишенные опыта и выдержки стариков. У них хватило наглости пойти наперекор и Вам, и Нетопырю. По крайней мере, они говорили об этом. В Аруне я... столкнулся кое с кем, кто заявлял, что время Каскоров прошло, что пора сменить родовой знак над лакитским троном. Тогда я думал, что за всем этим стоит Магистр-распорядитель, но я ошибался. Когда Вы уехали в Дернойский храм, мы... повздорили кое с кем из тех, кто напал на нас сегодня ночью. Когда я и Весс прилюдно поклялись защищать Вас, Надорра, – Тирдал неожиданно смущенно откашлялся, – многие нас поддержали. Но были и другие. Они не стали с нами спорить, но когда мы ушли из Аруна, они просто пошли по следу Весса прямо в Катуллу, где мы и должны были встретиться. Они рассчитывали найти Вас и оказались правы. Так что это мы сами привели врагов к Вам.

Когда Тирдал поднял глаза, его взгляд был по обыкновению спокоен и невозмутим.

– Но мы до сих пор живы, динен Тирдал, – медленно ответила я, выверяя каждое слово, – а враг побежден, несмотря на то, кто и что привело его сюда. Мне жаль Весса, Ласкона, Забарью и Махтира, очень жаль, но мы ведь живы. Как все случилось?

– Граер, госпожа, – сухо ответил динен, – Мальчишка очень хотел глянуть на серебрянные рудники, вот и вышел к ночи прогуляться в сторону штолен. Как услышал взрыв, бросился назад. Нас освободить он сумел, а вот Вас – нет. Боялся, что ненароком заденет Вас или камни на Вас упадут. Потом Ктобу очнулся. А дальше – просто. Когда Вас вывели за городскую стену, Граер сделал то же, что и толаски Юстиан-арда – обрушил стену. А тех, кто стоял дальше, сбросил в озеро.

– Он боялся, что возьмет слишком много от Вас, госпожа, – подхватилась притихшая было Дирсена, – а потому отдавал всю свою силу... Так Ктобу сказал... И теперь Граер лежит в беспамятстве, а Ктобу не знает, придет он в себя или нет...

Боясь разрыдаться вновь, девушка прикусила вспухшую губу и смотрела на меня покрасневшими от слез глазами.

– Все будет хорошо, Дирсена, все будет хорошо, – рассеянно сказала я, гладя ее по руке, – Он поправится, обязательно поправится. Сходи к нему, проведай.

Девушка поспешно кивнула, встала с колен и скользнула мимо Тирдала в открытую дверь. Я вздохнула: мне бы самой поверить в то, что сказано. В то, что все будет хорошо. Так пусть хотя бы у кого-то будет надежда на лучшее.

– А ожерелье? Зачем Ктобу бросил его к моим ногам? – я вернулась к расспросам.

– Мы боялись, что камни от взрыва Вас заденут. Магией Вас не защитить, нужно было как-то пометить если не Вас, то тех, кто будет рядом с Вами.

– Значит, Ардаст, подняв ожерелье, тем самым спасся? – кровожадный рык, неожиданно вырвавшийся из моего горла, удивил не только меня. Тирдал оценивающе посмотрел на меня и ответил не сразу.

– Да, Надорра. Он и человек, державший Вас, целы и совершенно невредимы. Выжили и другие. Что прикажете с ними сделать?

– А что сделал бы ты?

– Повесил бы, – равнодушно пожал плечами динен, – Не будь мы под землей, казнил бы их так, как заслуживают предатели. А здесь – просто повесил бы.

Я не стала уточнять, какую казнь имел в виду Блистательный, но мертвенно-презрительный тон его голоса не оставлял надежды на толику милосердия.

– И Ардаста Юстиан-арда?

– Его – в первую очередь.

– Будь я Надоррой, так бы и сделала, динен. Но я – всего лишь сбежавшая послушница Храма. У меня нет права подвергать суду знатного дорра Лакита.

Динен неодобрительно поджал губы.

– Оставляя его в живых, Вы только множите его ненависть.

– Я это переживу, Тирдал. Думаю, отправлять Ардаста в Арун опасно и бессмысленно, хорошо бы найти подходящую темницу где-нибудь поближе.

– Такая найдется и как раз очень близко, – осторожно выглядывая из-за спины динена, в дверях показался Орфик, – Я тут поговорил кое с кем. Охрана будет.

Старик отступил на шаг, пропуская вперед дородного дядьку в старых, перебитых, но тщательно вычищенных доспехах. Нагрудник не скрывал солидного брюшка, перетянутого перевязью, наручи клещами впились в громадные ручищи, но грузность фигуры никак не умаляла впечатления непреклонной силы. Рыжеватые усы угрожающе встопорщились, но голос великана оказался на редкость растерянным, а движения – неуверенными.

– Моя Надорра..., – мужчина неожиданно ловко опустился в придворном поклоне, – Вы меня не помните, но я был начальником ночного караула в Шеле...

– Помню, – улыбнулась я и, прикрыв глаза, тщательно, но приглушенно скорпировала:

"На кар-р-раул! Первый разъезд пшел! И потише, тупицы, топайте, чай чужой покой охраняете!".

Дядька смущенно кхекнул и зарделся.

– Почтенный Монк изловил тех красавчиков Кемера, что под шумок решили улизнуть, – встрял Орфик, – Здорово же они набедокурили в Иксане!

– Найдется, где их подержать до лучших времен? – спросила я бывшего королевского стража.

– У нас тут есть местечко для разной швали, не впервой, – откашлявшись, сообщил дородный Монк, – Рудники ж рядом. И ребятки мои жалостью не изойдут.

– Вот и хорошо, – улыбнулась я, устало откидываясь обратно на подушку.

– Только ты помалкивай, приятель, – холодно напутствовал уходящего Монка Тирдал, – О том, на кого напали. О том, кто напал. И за пленников головой отвечаешь. Сам понимаешь...

– Сам понимаю, – отрезал страж, с вызовом глядя на Блистательного, – Иксана – городишко маленький, слухи разносятся быстро. Городской стражи у нас мало, а двое-таки погибло. Так что остальные зубьями вцепятся, а не упустят ублюдков. Кишки, правда, выпустить могут, но я постараюсь этого не допустить.

Протиснулся мимо, потом обернулся и добавил:

– И о том, что сказать матерям моих погибших мальчишек, тоже знаю. Не беспокойся, Блистательный.

Мы отправились в путь через несколько часов, отдав последние почести погибшим друзьям и оставив в Иксане под присмотром Монка и его семейства понемногу приходящего в себя Граера и Дирсену. Для вчерашней послушницы из Дернойского храма это было лучшим решением, ибо я была спутником ненадежным и безопасности не гарантировала.

Не удалось уговорить остаться Орфика, хотя это, право, было бы лучшим и для нас, и для него – в Иксане сравнительно спокойно и безопасно, а Орфик в последние дни как-то заметно сдал да приутих, лишь изредка радуя нас своим задиристым весельем. В пути он большей частью уныло дремал, сидя на муле, ел совсем мало, а по приезду если и уходил на пару часов по своим делам, то ненадолго. Втихомолку я расспросила Ктобу, не занемог ли старик, но участливый колдун лишь качал головой: "Возраст, Великая леди. Ему не стоило пускаться в дорогу. Ему нужен покой". Однако на все мои уговоры Орфик лишь неприкрыто сердито отмахивался: "Избавиться от меня желаешь, драгоценная моя госпожа? Я еще пока не обуза, потерпи хотя б немного".

"Ты не обуза", мягко укоряла я, "но мне было бы легче идти, если бы я знала, что с тобой все в порядке. На свете слишком мало людей, которым я доверяю, а ты один из них. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось".

Орфик смягчался, клал свою маленькую сухую ручку на мою кисть и гладил ее, приговаривая:

"Оливия, дитя мое, я уже глубокий старик и прожил немало. Я видел многое, пережил многое, и знаю цену доверию и дружбе. Ты же не лишишь меня своей дружбы только потому, что я стар и немощен?" – Орфик лукаво улыбался, и в глубине прищуренных в улыбке глаз я видела прежнего шута – циника и затейника, зубоскала и лирика, – "Мне уже недолго осталось, так позволь мне успеть сделать хотя бы то, что еще в моих силах. Я не могу защитить тебя от Эльяса, но надеюсь найти тех, кто сумеет это сделать лучше меня. Спору нет, Тирдал и его ребятки за тебя горло порвут врагу, но их мало, а искать подмогу не пойдут. Сама знаешь – скорее умрут, а на поклон ни к кому не пойдут, гордостью, понимаешь ли, не поступятся, глупцы".

"А ты, значит, знаешь, где эту подмогу искать?"

"Знаю, Оливия, знаю. Не все Блистательные из Шела в Арун подались. Слышал я, те, кто Каскорам верен остался, в Северной Субейе обосновались, отряды потиху сколачивают да ренейдов бьют. А тех, кто Нетопырю присягнул, предателями считают. Тирдал славный малый, но виниться в том, что Нетопырю по глупости присягнул, не станет, сама понимаешь, гордый слишком. Так что ежели мы до Северной Субейи доберемся, крови не миновать – то ли Тирдал кого из них, то ли они его, но порешат. А нам того не надобно, так ведь?"

"Так", – понимающе киваю.

"Вот я и подумал, должен же рядом с Тирдалом быть хоть кто-нибудь достаточно здравомыслящий, чтобы дело уладить миром? Про тебя я не говорю, Оливия, не королевское это дело – распри улаживать..."

Я смеялась, а он поглаживал меня по тыльной стороне ладони, и от его руки исходило чуть заметное сухое тепло.

"Да и Хубу без меня вы не найдете", – качал головой старик, – "а он, чует мое сердце, ох как полезен будет!".

В конце концов у меня не хватило твердости настаивать на своем.

Через три дня (хотя кто его поймет в этих подземельях – день то или ночь?) мы добрались до Грейла.