Текст книги "Последний ключ (СИ)"

Автор книги: Анна Шведова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

– Что случилось? – мои пальцы намертво стиснули край огромной медной чаши и разжиматься не желали.

– Идемте же, – Дирсена испуганно хлопала ресницами и воровато оглядывалась по сторонам. Две старшие послушницы, перекладывавшие тонкие полотна с золотым шитьем травами от порчи и гниения, заинтересованно обернулись. Я резко отложила чашу, небрежно вытерла грязные, покрытые пятнами от чистящего порошка руки и молча пошла вперед.

– Госпожа Оливия..., – я смотрела на склоненную передо мной в низком почтительном поклоне темноволосую с проседью голову со смесью недоумения и ужаса.

– Что Вы здесь делаете, Магистр-распорядитель? – пролепетала я и, сама не замечая того, принялась тщательно вытирать руки о полы серого балахона и поправлять выбившиеся из капюшона пряди волос.

Элевдар Нор-Аднон выпрямился и неторопливо окинул присутствующих взглядом. Нетопырь даже в пропыленной и грязной дорожной одежде умудрялся выглядеть элегантно, что особенно контрастировало с бесформенностью и унылостью серых жреческих балахонов.

– Могу ли я поговорить с госпожой наедине? – мужчина улыбнулся Туаппе одними глазами.

– Да, – коротко ответила та. От этого лаконичного и сухого слова повеяло холодом и я растерянно оглянулась. Трое вооруженных до зубов Блистательных и испуганная Дирсена, повинуясь короткому жесту жрицы, без спешки, но быстро вышли. Туаппа бросила на меня странный изучающий взгляд и плотно прикрыла за собой дверь.

– Что это значит, илар Элевдар?

– Я собираюсь увезти тебя отсюда, Оливия, – неожиданно мягко ответил он.

– Я никуда не уеду, – страх горячей волной поднялся во мне, грозя разразиться паникой. Мне пришлось сложить руки на груди, чтобы не показать, как они дрожат, – я больше не Надорра, или Вы забыли, светлейший? Я обычная послушница...

– Оливия, ты в опасности!

– Я была в опасности с тех пор, как родилась в роду Каскоров. Но что поделать – такой уж уродилась.

– Нет, ты не понимаешь, Оливия. Нор-Кобб предал тебя, – глаза Нетопыря неотрывно следили за мной и на мгновение полыхнули торжеством, когда я недоуменно нахмурилась и чуть отпрянула назад, – Его люди едут сюда, чтобы увезти тебя, но я их опередил. Ненадолго, к сожалению, поэтому нам нужно спешить.

– Почему я должна верить Вам, илар Элевдар? – я выпрямилась, демонстративно выставила вперед подбородок, ибо лучшего способа защиты, чем надменность и презрение, я в тот момент не нашла. Какими бы баснями ни пытался кормить меня Нетопырь, ему не удасться меня уговорить. А силой увезти меня он не посмеет. Надеюсь, что не посмеет, – У меня не было причин не доверять Нор-Коббу, в отличие от Вас. Он никогда не врал ни мне, ни отцу. Да, он вспыльчив, заносчив и любит приукрасить правду, но...

– Оливия, он убил Бавара.

– Бавар?

Я не нашлась, что сказать. Мне хотелось рассмеяться Нетопырю в лицо и дать ему пощечину, чтобы не смел шутить так нелепо и грубо.

– Это правда, Оливия, – тихо добавил он, ловя мой взгляд. И тотчас, будто вторя его словам, раздались низкие протяжные звуки колокола. Я вздрогнула.

Я ведь даже не подозревала, что он здесь есть, этот колокол. Унылые звуки плыли над полом, сотрясали стены и застревали в душе неизбывной печалью. Я хотела заткнуть уши, уснуть, забыться, но бежать от правды смысла нет, она все равно настигнет, рано или поздно: так уж принято, что храмовые колокола звонят только в двух случаях – оповещая о смерти Надорра и о кончине Верховного архонта.

– Как это случилось? – тихо спросила я, не обращая внимания на текущие по щекам слезы.

– Нор-Кобб давно спелся с Эльясом. Не знаю, что он наговорил тебе, чем убедил, но Риардон знал, что Нор-Кобб тайком принимает у себя посланцев Горностая. Надорр не захотел прилюдно уличать Нор-Кобба в измене, вызвал его в Шел и потребовал ответа. Крифор клялся и божился, что его оговорили, что он имел дело только с северными торговцами, а были ли среди них эмиссары Эльяса – об этом ему не известно. Надорр ему не поверил, но на первый раз отпустил, наказав не появляться в Лаките, если ему дорога честь и жизнь. А еще Риардон пообещал, что через год подумает, простить ли Нор-Кобба. Разумеется, если опальный илар обещает не иметь никаких дел с северными разбойниками. Тот пообещал и убыл в свой удел. Такова история разногласий Нор-Кобба с троном, Оливия, я знаю об этом, потому что был единственным человеком, присутствовавшим при том разговоре. Поверь, там не было даже Блистательных. Поэтому Нор-Кобб так меня ненавидит – он не может простить, что я был свидетелем его унижения.

Как бы я ни сомневалась в словах Нетопыря, но они могли оказаться правдой. Нор-Кобб, поначалу поразивший меня грубоватой искренностью, откровенностью и дерзостью, столь нехарактерных для королевского двора, со временем несколько разочаровал меня. Своей опальностью он кичился, его склонность к бахвальству и самопревозношению утомляла, он частенько привирал... Я снисходительно смотрела на его недостатки, ведь он был моим "союзником", но чувствовала в нем фальшь, притворство, а это меня раздражало. Даже обычно сдержанный Габор Нор-Нуавва умудрялся в последнее время ссориться с Крифором, а это что-нибудь да значило. Но дурной характер это еще не повод обвинить человека в предательстве. Которое, кстати, совсем иначе объясняет тот факт, что Крифор знал содержание послания Ренейдского Горностая еще до того, как его огласили на Совете!

Но что, если это просто уловки Нетопыря?

– Ладно, это я поняла, – нехотя кивнула я. Мои колебания заставили Нетопыря утешающе сжать мое плечо, но я нуждалась вовсе не в утешениях! Мне нужна была правда, вся правда, как бы горька она ни была, – Но почему Бавар?

– Полагаю, Нор-Кобб давно искал для Эльяса способ попасть в Субейю, туда, где прячутся оставшиеся в живых жители Шелвахары, знатные китты и их семьи, остатки Северной Армии, обитатели Шела, наконец...

– О, Создатель, – прошептала я, сжав ладонями похолодевшие щеки, – Если это правда, значит, я сама привела его в Арун...

– Да, Оливия, это правда и Нор-Кобб был несказанно рад встретить тебя у Габора, на такую удачу изначально он не рассчитывал, – пальцы Нетопыря осторожно коснулись моих рук, развели их в стороны. Мужчина неторопливо, почти рассеянно вытер слезы на моей щеке, но меня неожиданно передернуло, я отпрянула. Элевдар сделал вид, что ничего и не заметил, – Нор-Нуавва славный малый, до безумия честный и преданный, но хитростью и изворотливостью не отличается. Где ему понять, что его водят за нос...

– Он жив? – быстро спросила я. Габор уехал из Дернойи на следующий же день, как мы прибыли сюда, а вот Бавар и его свита задержались на два дня.

– Да. К счастью, Габор уже уехал на юг, когда на Арун напали.

– Как напали? О, Создатель! Что случилось? Когда? Да не томите же, рассказывайте быстрее!

– Я и так рассказываю, – едва заметно усмехнулся Нетопырь и улыбка тут же погасла, – Пока вы с Габором ехали в Арун, люди Крифора оставляли след для ренейдов. Вам следовало взять с собой толасков, Надорра, но Вы спешили и не обезопасили свой путь... На подступах к долине Тердейн, уже почти у самого Аруна, мои люди почуяли что-то подозрительное и на всякий случай устроили магическую ловушку. И они единственные на вашем пути, с тех пор как вы вступили в Субейю, выжили. Все остальные посты были просто вырезаны, бесшумно и быстро. За вами шел большой отряд ренейдов, Оливия, пять сотен Бешеных, лучшие силы Эльяса, шли тихо, незаметно, прекрасно зная, куда идти, и не оставляя после себя свидетелей. Если бы Эльяс захотел, он взял бы тебя давно, моя Надорра, но еще ему хотелось раздавить всех тех, кто оставался в Субейе и мог сражаться с ним. Он хотел разделаться со всеми нами одним махом.

Мои слезы высохли. Лицо окаменело. Сердце стало хрустальным и было готово брызнуть осколками вины и сожаления. Это я их привела. Я. И я должна была дослушать до конца.

– Крепость у долины в Тердейн продержалась целую неделю, потом ренейды решили, что зря теряют время. Бешеные не могли оставить в своем тылу тех, кто предупредит меня об опасности, а потому убивали любое живое существо, которое встречали. Особенно птиц, которые могли отнести донесение. Взять крепость магически им не удалось – Субейя все-таки всегда находилась за пределами магической границы, окружавшей Лакит, и маги здесь имелись. Тогда Бешеные разделились, оставив сотню следить за крепостью, а сами поспешили вперед. И все-таки они не досмотрели. Вечером того дня, когда шел Совет Меча и ты уехала, я получил известия о приближении ренейдов. У нас оставалось не слишком много времени, чтобы подготовить отпор, но к тому часу ты, Бавар и Габор уже успели отбыть. По счастливому стечению обстоятельств Нор-Кобб упустил час вашего отъезда, а когда спохватился, было поздно. Он собирался нагнать вас в пути, но именно тогда я получил известие из Тердейна. И первое, что я сделал – велел закрыть все входы и выходы из Аруна. Непревзойденное качество Блистательных – это их исполнительность, уже через час мне донесли, что Нор-Кобб рвется наружу, обещая мучительной смертью каждому, кто его остановит. Тогда я еще не мог понять, чего он так боится. А это был страх не за себя. Он испугался того, что упустил тебя, а Эльяс такого не простит. Он молил выпустить его, потому что ты в опасности и лишний меч в твоем сопровождении не повредит. Я же наоборот считал, что только скрытность и осторожность помогут вам успешно добраться до места. К тому же, со времени вашего отъезда прошло несколько часов, а одинокий путник или даже отряд, выезжающий из крепости, куда быстрее привлекут внимание ренейдов. Нор-Коббу пришлось смириться. Он надеялся на то, что его люди изнутри откроют ворота Аруна, что атака ренейдов будет быстрой, он выберется наружу и нагонит вас. Но он просчитался. Трудно не понять, что ренейды попали внутрь защищенной Субейи только с чьей-то помощью. Трудно не догадаться, что среди нас есть предатель или предатели. Глупо было бы не принять никаких ответных мер. Блистательные взяли всех людей Нор-Кобба, когда те пытались среди ночи снять караульные посты на трех входах в крепость. От них мы и узнали, кто предатель. Но каким-то непостижимым образом Крифору удалось сбежать.

Когда Бешеные поняли, что в открытые ворота Аруна им не въехать, а осаждать такую мощную и укрепленную крепость с четырьмя сотнями всадников – дело неблагодарное, они повернули назад. Правда, не сразу, а через два дня, когда узнали, что к долине подходят три нумерии Альперона. Они не ушли, Оливия, но и наших полегло... много. Приходится признать, что Бешеные заслужили свою славу отчаянных воинов.

Нетопырь перевел дух, отошел от меня и прислонился к стене, будто это ему, а не мне, стало дурно от страшных известий.

– К счастью, Габор не вернулся в Арун, а сразу же поехал на юг и тем самым остался жив. Нор-Кобб целую неделю прятался недалеко от Аруна, дожидаясь возвращения Верховного архонта, потому что ни он, ни я, ни кто другой, кроме тех, кто отправился с тобой, не знали, куда тебя повезли. Я не знаю, как это произошло, Оливия. Бавар, вероятно, о чем-то догадался, но уйти уже не смог. С Крифором были Бешеные, они перебили большую часть свиты архонта сразу же, а нескольких человек пытали. Мы опоздали, Оливия, мы приехали слишком поздно. Бавар уже умирал, он успел сказать лишь то, что ты в Дернойе и чтобы я позаботился о тебе.

– Как же вы оказались здесь раньше Нор-Коббы? – свой хриплый голос я едва узнала.

– Я хорошо знаю эти места, девочка моя, я здесь вырос, – усмехнулся Нетопырь, – мне не нужно ехать на перевал, чтобы попасть в эту долину. Я знаю все здешние горные тропы и проходы. Поэтому я первый. Может, Крифор просто заблудился, и я очень рад, что я его опередил. И если ты готова, поспеши собраться. Я привел с собой всего десяток Блистательных, а вот сколько у Нор-Коббы Бешеных я не знаю.

Я рассеянно кивнула.

В свою келью я возвращалась оглушенная и раздавленная, однако блуждание по бесконечным коридорам привело меня в чувство. Новости ужаснули меня, но от этого я не поглупела. Я опять сделалась дичью, но охотник только еще поднял стрелу и натянул тетиву. Впрочем, кто охотник, кто спаситель? Нор-Кобб враг, как оказалось, явный, но могу ли я полностью довериться Нетопырю? Да и правду ли он сказал? Чем я должна буду отплатить ему за спасение? Разве не этого я хотела избежать, отказавшись от титула и имени на Совете Меча?

На эти вопросы ответов у меня не было, как и ответов на то, в силе ли мое отречение от титула? И что делать дальше?

И только остановившись у дверей кельи, я усмехнулась: зачем я сюда пришла? Разве мне есть, что собирать? Куцый соломенный тюфяк, тонкое шерстяное одеяло, серый уродливый балахон, грубая полотняная рубаха – это все не мое, и моим никогда не будет. Все, что было у меня от той меня, которую я оставила в Аруне, лежит в сундуке у Туаппы. Именно к ней мне сейчас надо. Вот только чем занята настоятельница? Вряд ли сейчас ее интересует внешний вид послушницы, пробывшей у нее всего неделю. Наверняка ее мысли полностью заняты тем, как устроить поминание по Верховному архонту, ведь они были знакомы не один год.

Но оказалось, что я ошиблась. Едва я выскользнула из кельи, раздумывая, где искать Туаппу, как ее тучная бесформенная фигура закрыла тусклый свет факела, горящего в конце коридора.

– Вот что, девица, – сурово сказала настоятельница, заталкивая меня назад, в темное нутро каменной кельи. Из-за могучей спины Туаппы показалась коренастая фигурка Дирсены. В руках у девушки была стопка моей одежды, – Не могу сказать, что мне жаль, что ты нас покидаешь, но я не люблю, когда человеку не оставляют выбора. Тот человек, который приехал за тобой... не доверяй ему. Может статься, он лгал тебе.

– Так Бавар не погиб? – мое лицо вспыхнуло надеждой.

– Нет, гх, это правда, – нехотя выдавила толстуха и глаза ее болезненно сощурились, – Мы получили послание из Аруна. Птицы летят быстрее, чем скачут лошади. Легкой дороги ему в Бездну Забвения!

Туаппа тяжело вздохнула, сделала короткий жест пальцами, жест памяти, и только после этого подняла на меня глаза.

– Я дам тебе шанс поступить по-своему, – передо мной опять стояла все та же желчная и вечно недовольная настоятельница, – Дирсена тебя проводит. За Скорняжной башней есть тропа, она выведет вас к оврагу. Там тебя будет ждать лошадь, припасы и проводник. Он доведет тебя до храма в Ардуйе. Там храм поменьше нашего, но тебе сгодится. Письмо настоятельнице я передала проводнику. Идите не медля, переоденешься потом.

Я бросилась ей на шею, но Туаппа неприязненно оторвала мои руки, развернулась и ушла, переваливаясь с ноги на ногу и тихо ругаясь себе под нос.

– Видишь? – сияла восторгом Дирсена, – видишь, какая она?

Сумерки наступили быстрее, чем мы миновали горную тропу и спустились в овраг. Каждую минуту я ожидала гневного окрика, погони, но из храма, на фоне потемневшего неба казавшегося нелепым нагромождением каменных коробок, не доносилось ни звука. Тем лучше. Азарт побега горячил мои щеки, пронзительный холодный ветер не успевал их остужать. Все будет хорошо, о другом исходе я старалась не думать. Дирсена ни на минуту не замолкала, то жалуясь на крутой спуск и холод, то причитая о кончине Верховного архонта, то славословя свою драгоценную патронессу. Впрочем, после такого поступка Туаппа и мне показалась куда милее. Возможно, когда-нибудь мы смогли бы найти общий язык...

Шедшая впереди Дирсена вдруг резко остановилась и испуганно вскрикнула. В полутьме трудно было понять, что происходит, но кто-то впереди открыл заслонку тщательно спрятанной лампы и огонь осветил...

– Еге, а вот и наши пташки, – Крифор Нор-Кобб постучал хлыстом по сапогу и подошел ближе, – Что так долго?

Кричать, лежа со связанными руками и ногами поперек скачущей во всю прыть лошади, как оказалось, невозможно. Впрочем, и дышать оказалось непросто. Только наберешь воздух в грудь, как очередной прыжок лошади вышибает этот самый воздух быстрее молнии. Я могла лишь невнятно мычать, но от этого всадники не стали скакать медленнее, а совсем наоборот. Когда спустя вечность меня сняли с лошадиной спины, я смогла отплатить своим истязателям порцией блевотины. Не то, чтобы я так рассчитала, просто у меня не осталось выбора. Пока мои внутренности выворачивались наизнанку, а я корчилась, лежа на земле, Крифор стоял надо мной, равнодушно и молча наблюдая. Потом брезгливо бросил на меня тряпку, которой чистил оружие. Когда я поднялась, он отвернулся и сказал:

– Умойтесь и переоденьтесь, леди, от Вас воняет.

Ренейды выбрали укрытие на ночь в небольшой каменной ложбинке, окруженной крутыми скалами с трех сторон. Большой каменный козырек прикрывал неглубокую пещеру, сухую и чистую, но где-то совсем недалеко журчала вода и чувствовалось ее свежее дыхание.

Один из ренейдов, рослый светловолосый бородач, принес в кожаном ведре воду, и я смогла, наконец, смыть с себя грязь и вонь. От холода руки немели, а лицо горело, но этот холод был мне приятен – он прояснял сознание и возвращал утраченное самообладание. Укрытия мне не оставили, снимать с себя простецкую и грубую храмовую одежку, испачканную рвотой, и надевать ту, которую я носила еще в Аруне, мне приходилось прямо на виду у ренейдов. Но они, казалось, совсем не обращали внимания на свою пленницу. Кто-то чистил лошадей, кто-то кашеварил, кто-то чистил оружие. Они переговаривались между собой резкой гортанной речью, но смеялись редко. Две дюжины, целых две дюжины Бешеных – это почти армия... Все рослые, как на подбор, крепкие, выносливые. Поначалу они казались похожими друг на друга, лишь цвет волос позволял мне отличать один от одного, но постепенно из общей мешанины лиц я стала выделять отдельные, запоминающиеся. Я внимательно наблюдала, пытаясь определить, кто из них главный, кто кому подчиняется, кого любят, а кого не очень, кто держится особняком... Враг был здесь, но чтобы выжить, мне надо попытаться его понять.

А вот понимать Нор-Кобба я не желала. Когда он подошел, мне стоило больших трудов хотя бы не отвернуться.

– Леди желает поесть? – его вежливость не имела ничего общего с тактом, его слова граничили с откровенной издевкой. Он забавлялся тем отчаянным положением, в которое я попала, и не скрывал этого, – Леди язык проглотила?

А мне нечего было ему сказать. Ругаться и поносить его смысла не имело – именно моего гнева Нор-Кобб и ждет, а он, гнев, едва удерживался во мне и отчаянно рвался наружу. Разговаривать как с обычным человеком – язык не поворачивался. А раз так, лучше помолчать, послушать, что скажет противник, ведь он наверняка захочет что-то сказать...

Будто следуя моим выводам, Нор-Кобб чуть тряхнул головой и хрипло рассмеялся.

– Твоя надменность, женщина, принесет тебе плохие плоды. Я пришел к тебе сам, ты меня отвергла. Это невежливо. Ты не в том положении, чтобы задирать нос, и чем скорее это поймешь, тем лучше. Для тебя, заметь, лучше. Тебе надо научиться не просто быть со мной почтительной и вежливой, нет, ты еще станешь умолять меня, упрашивать...

Крик, истошный женский крик раздался где-то совсем рядом, здесь, на той половине пещеры, что была чуть скрыта выступающим вперед каменным монолитом.

Кричала Дирсена.

Кровь ударила мне в голову.

– Отпустите ее! – закричала я.

– А то что, красавица? – рассмеялся Крифор, – Я же предупреждал: умолять. На коленях ползать. Вон как та дуреха сейчас...

Я скрипнула зубами, опустила глаза, глубоко вздохнула... и позволила ледяному гневу затопить мое естество. Он очень холодный, этот гнев, он остужает горячо пульсирующую голову, но вовсе не отвращает нас от безрассудства. Непостижимо молниеносным движением я выхватила небольшой стилет, спрятанный в моем сапоге, и прижала его острие к своей груди, чуть пониже места, где заканчиваются ребра.

– Ты хочешь привезти Эльясу мертвую Надорру? – моя речь была холодной и насмешливой. Ни капли страха, ни капли неуверенности. Даже руки не трясутся, ай да я! – Как ты думаешь, чья жизнь для Эльяса ценнее – твоя или моя?

Ренейды все как по команде удивленно обернулись и замерли.

– Эй, старший! – свободной рукой я показала на крепкого седоватого мужчину лет сорока, заметно отличающегося от других осанкой и неспешностью, его я высмотрела с самого начала, – Если кто-нибудь из вас словом или делом оскорбит меня или мою спутницу, клянусь, живой вы меня не довезете. Если Эльяс так же скор на расправу, как о нем говорят, вам не сдобровать. Или у вас совсем чести не осталось?

Как ни странно, мой призыв сработал. Уж не знаю, что подействовало на них больше: нож или моя холодная ярость, но седовласый гортанно прикрикнул и неспешно подошел ко мне. Крики за камнем прекратились.

– Что госпожа желать? – сложив руки на груди, расставив ноги для пущей устойчивости, ренейд возвышался надо мной горой. Изъяснялся он с чудовищным акцентом, из чего можно было предположить, что из моей гневной тирады он мало что понял.

– Как твое имя, воин?

Я говорила медленно и внятно. Седовласый неожиданно усмехнулся, всколыхнув рыжеватую волну усов и бороды.

– Рагнальд.

– Взываю к вашей чести, Рагнальд, – я чуть склонила голову в знак признания равного, – Эта девушка... Могу я просить не трогать ее?

На что я надеялась? Их кодекс чести мог сильно отличаться от нашего, я не знала, насколько сильно, но выбора у меня не было. Насколько я поняла, ренейды ценят силу и только силу, а также все, что ей сопутствует – отвагу, решительность, упорство, храбрость. Пока я могу быть сильной в их глазах, у меня есть шанс поторговаться. Хотя бы на самую малость.

Рагнальд осклабился и эта широкая глумливая улыбка не таила ничего хорошего.

– Она есть трофей воина.

– Она мой друг, Рагнальд. Я хочу выкупить ее.

– Ты есть золото? – брови седовласового удивленно поползли наверх.

– Золото – нет, но есть камни.

Я убрала стилет, расстегнула застежку плаща и позволила тяжелой ткани, подбитой мехом, стечь у меня с плеч. Драгоценные камни засверкали в отблесках огня. Лиф платья был густо усыпан ими – от воротника и до талии. Рагнальд усмехнулся, полуобернулся назад, к своим людям, застывшим с раскрытыми ртами и алчно горящими глазами и что-то гортанно выкрикнул. Ему кто-то коротко ответил, потом раздался оглушительный издевательский хохот. Я вздрогнула. Что ж, я попыталась... и проиграла. Камни рано или поздно все равно пришлось бы отдать, но у меня был шанс выкупить за них жизнь и честь Дирсены. Или свою хотя бы.

Страх жгутом скрутил мои внутренности и мне стоило немалых сил устоять на месте. Стилет пока еще в моей руке. Честь свою задешево я не отдам.

– Госпожа смелый, – все еще улыбаясь, повернулся ко мне ренейд, – Настоящая кнеси. Ренейд взять твоя цена сегодня. Завтра поискать новая цена.

Я кивнула. Снисходительная легкая улыбка замерзла на моих губах. Не проиграла. Но и не выиграла. Вернее, выиграла всего один день, а что может быть быстротечнее? Меня они не тронули, даже не обыскали, смею ли я надеяться, что моя персона сравнительно неприкосновенна? Или неприкосновенна до поры до времени? Какие указания они получили от Эльяса и насколько намерены следовать им?

Как только Рагнальд отвернулся, змеей ко мне метнулся Нор-Кобб.

– Неужели ты надеялась с ними договориться? – тонкие губы еще выплевывали слова, а крепкие руки уже выкручивали мне пальцы, вырывая из них стилет. Жаль ножичка, я надеялась оставить его на крайний случай, – Это варвары, для них законы чести – ничто.

– Зачем же ты связался с бесчестными варварами, Нор-Кобб? Положим, принесете вы Эльясу мое попорченное тело, а он вас на кол посадит... или как там у них с истязаниями?

У Крифора нервно дернулась щека и ус с левой стороны бодро взметнулся вверх. Боится, как же он боится, злорадно подумала я. Какие отношения связывают его с ренейдами? Он ими командует, они ему подчиняются, но в свой круг не принимают. Да и он держится особняком, в их правила не лезет, своих не навязывает, злить их попусту опасается. Наверняка у него есть какая-то грамотка от Эльяса, но Бешеные его презирают. Не явно, но заметно. Пока у него были собственные люди, он чувствовал себя куда увереннее, зато теперь стал очень уязвим. Рассчитывая на мое безоговорочное подчинение и страх, он хотел таким образом возвысить себя перед ренейдами. Моя покорность показала бы варварам, что это он контролирует ситуацию. Но он просчитался.

Мне оставалось лишь поглубже вбить клин.

– Ты не веришь, что я нужна Эльясу как жена? А если так и есть? Моя кровь древнее всех королевских домов, как северных, так и южных. К тому же она уникальна, ты наверняка слышал про Дар крови Каскоров. Мы редко болеем, у нас рождаются здоровые дети, пусть и не часто. Почему бы Эльясу не захотеть иметь здоровое и сильное потомство, став при этом королем Лакита? Как ты думаешь, что он сделает с человеком, обесчестившим его будущую жену? Я уже не говорю о том, кто покусится на ее жизнь. К великому сожалению, заменить ее некем. Она одна такая. Совсем одна, она последняя в роду Каскоров, – мой голос был тихим и ласковым, вкрадчивым и чуть игривым. Я расслабилась и совершенно не сопротивлялась. Вода, я была неслышной и незаметной водой, которая проникает повсюду и сводит с ума бесконечным капанием. Крифор замер, как внезапно окаменевшая статуя. "Я в твоей власти, я покорна, тебе не нужно сопротивляться моим словам. Я на твоей стороне. Я твоя союзница, я, а не они", словно говорила я, – Эльяс никогда не простит тому, кто лишит его возможности заполучить такую жену. Этим варварам, которые, как тебе кажется, сейчас ходят у тебя в подчинении, все сойдет с рук, если со мной что-нибудь случится. Они просто принесут твою голову Эльясу и объявят, что это ты во всем виновен. Это тебе наказано доставить меня в целостности и сохранности, но разве их это касается? Посмотри на них, разве такого уважения к себе ты искал? Ты для них всего лишь проводник и толмач, чужак, неужели ты думаешь, что они позволят тебе дойти до Эльяса с добычей? Они сами хотят получить награду, даже я это вижу. Они любимчики Эльяса и хорошо знают правила. Он им все простит.

– Ха, простит! Они боятся своего кнеса, как самой ядовитой змеюки, – презрительно ухмыльнулся Крифор, – Приказ всем один: чтоб ни один волос...

– Госпожа, – с жалобным писком под ноги мне бросилась Дирсена, обхватила руками мои колени, уткнулась в них головой и затряслась в беззвучных рыданиях. Нор-Кобб брезгливо отодвинулся и сплюнул.

Как ни жаль мне было так не вовремя прерванного разговора, а бедная послушница требовала куда большего внимания, ведь как там ни крути, а во все эти неприятности она оказалась втянута из-за меня.

– Дирсена, помоги мне, – я наклонилась к девушке и осторожно приподняла ее за плечи, – помоги мне срезать камни с платья, и побыстрее, иначе они снимут их с меня вместе с платьем.

К чести Дирсены, от истерики она отошла тотчас, как поняла, что от нее ждут помощи. Ножа или другого более подходящего инструмента нам, само собой разумеется, не доверили, но обломок скребка, которым чистили лошадиные копыта, и старый гвоздь вполне сгодились.

Работа шла плохо – камни были пришиты на славу, поэтому проще оказалось не выковыривать их по одному, а целиком срезать нашитые на бархат платья полосы кружев с впаянными в него камнями. Наши старания без внимания не оставались – один за другим ренейды подходили, делали громогласные замечания, встречаемые непременным хохотом, отчего Дирсена нервно вжимала голову в плечи и замирала, как перепуганный заяц. Но в конце концов закончилось и это. Мы уснули, прижавшись друг к другу, будто по-прежнему ночевали в маленькой холодной келье. Вот только сейчас вместо стен были девственные камни, а Дирсена счастливо улыбалась во сне. Она думала, что опасность миновала и безоглядно верила в мою способность ее защитить. А у меня не хватило смелости лишить ее надежды. Пусть побудет в счастливой уверенности на благоприятный исход хотя бы эту ночь и будущий день.

Уснуть я долго не могла, безуспешно просчитывая способы сбежать до завтрашнего вечера, но даже сквозь прикрытые веки я чувствовала на себе тяжелый взгляд Крифора. Не дружелюбный и не сочувствующий, отнюдь, скорее изучающий и расчетливый, но я знала: в самоуверенности предателя появилась брешь.

Я сказала вслух лишь то, что было у Нор-Кобба на уме. Это ведь очевидно. Делиться с Бешеными он не хочет, а обмануть пока не может. Удирать без добычи глупо, а чтобы с добычей – так это хорошенько обмозговать надо. Со временем Крифор обязательно придумает, как оставить Рагвальда и его варваров с носом, не сомневаюсь, в его голове наверняка уже крутится ворох подходящих идей. Вот только в его расчеты никак не входит некая девушка по имени Дирсена. Так что на его долгосрочные планы полагаться я не могу, Дирсену в беде я не оставлю. У меня времени – только до завтрашнего вечера. Придется мозговать в одиночку.

Утром мы двинулись в путь еще затемно. Дорога была трудной, все чаще отряд покидал проторенные тропы и сходил на едва заметные тропинки, пробираясь между скал и спускаясь в глубокие овраги. Два раза нам приходилось поворачивать назад, ибо впереди был тупик, один раз тропа оказалась такой узкой и опасной, что ренейды так и не рискнули вести по ней лошадей. Чем выше поднималось солнце – а весенний день оказался на диво погожим – тем мрачнее становились лица моих конвоиров. Мы битый час кружили вокруг двурогой горы: я замечала ее то справа, то слева, но запутанный лабиринт ущелий и перевалов не позволял нам оставить ее позади себя. Мы заблудились, однако ни ренейды, ни Нор-Кобб не желали признаваться в этом.

В полдень мы остановились на короткий привал. Несколько Бешеных уехали искать дорогу, остальные расположились на плоском каменном плато, наполовину прикрытом отвесными скалами. Меня и Дирсену сняли с лошадей – у нас были связаны руки, а к талии привязана веревка, обвитая вокруг шеи животного.

– Скажи, Крифор, как тебе удалось провести настоятельницу Туаппу? Про нее не скажешь, что она глупа, наивна или доверчива.

Нор-Кобб обернулся, ожидая издевки или неприязни, но на моем лице было только искреннее любопытство. Мужчина пожал плечами.

– Я сразу понял, что тебя, леди, она за что-то невзлюбила. Я рассказал ей, как вы с Нетопырем сговорились убить Бавара, а теперь заметаете следы. Она поверила всему. Так что оставалось пообещать почтенной Туаппе вывести вас на чистую воду.

Мне пришлось незаметно пнуть по ноге Дирсену, которая рвалась что-то сказать.

– Ты сильно рисковал.

Крифор на похвалу не купился. И на мое замечание ничего не сказал. Его взгляд стремился куда-то поверх меня в сторону пятка ренейдов, стоявших кругом и нечто обсуждавших приглушенными голосами.