Текст книги "Аритмия (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)
Глава 74. Только Ты
Дарина
У входа в парк на меня накатывает острое волнение. Приходится даже притормозить, чтобы хоть как-то успокоиться и постараться взять себя в руки. Благо, до назначенного времени остается еще целых двадцать минут.
Как следует продышавшись морозным воздухом, продолжаю путь. Медленно бреду по дорожке и беспрестанно думаю о тетради, покоившейся на дне рюкзака.
Господи, сколько различных эмоций я испытала при ее прочтении! Целый спектр! От шока до всепоглощающего стыда. До сих пор щеки пылают…
Умереть можно. Этот его дневник – самое настоящее минное поле. Очень страшно было перелистывать страницу за страницей, но вместе с тем, жгучее любопытство, которое меня одолевало, просто не давало шанса остановиться. Я безумно хотела знать все. Все, что он чувствовал, о чем думал. Ведь пробраться к нему в голову мечтала еще тогда, в свои семнадцать. В особенности, когда вообще не понимала его поведение и поступки.
«Возьми. Ключи и…»
Мы стояли у его машины, оставленной на парковке общежития.
«Что это?» – поинтересовалась, глядя на старую, толстую тетрадку.
«Хреновы мемуары».
«То есть?» – нахмурилась, не сообразив, о чем идет речь.
Ян закатил глаза и отвел в сторону взгляд.
«Просто прочти, Арсеньева. Может, перестанешь наконец думать про тот чертов спор».
Замерла в недоумении, но больше так и не рискнула что-то уточнять.
«Ее никто кроме меня в руках не держал. Чтобы ты понимала…» – произнес перед тем, как сесть в машину.
Я все поняла немного позже, когда поднялась к себе в комнату и открыла первую страницу. Да так в ступоре и замерла. Оказалась совершенно не готовой к тому, что увижу. Видимо потому, трусливо испугавшись, тут же закрыла тетрадь и спрятала.
«Ее никто кроме меня в руках не держал. Чтобы ты понимала…»
Сейчас, после разговора с его лечащим врачом, мне многое стало видеться в ином свете и, наверное, впервые за те три года, что мы знакомы, я в полной мере ощущаю ясность и полноту картины.
«Связаться с психом – такое себе… Давай называть вещи своими именами. Ян – душевнобольной. Даш, оно тебе надо?» – как нарочно вспоминаются слова Инги.
Будто бы без них на груди у меня не лежит бетонная плита.
Еще и Матвеев в соцсетях донимает. Пришлось утром заблокировать, потому что после долгого молчания его словно прорвало.
«Ты с НИМ? Серьезно? После всего того, что он сделал?»
«Я не понимаю тебя, Дарин. Есть хоть капля уважения к себе? Он же опозорил тебя, твою семью».
«Может, он давит на тебя? Запугивает? Ты только скажи».
«Я отказываюсь верить в то, что ты его простила. Такие вещи нельзя прощать. Такие вещи не прощают».
«Не будь дурой! Он обязательно сделает это снова. Предаст. Растопчет. Унизит. Сломает тебя!»
«Чего тебе со мной не хватало? Скажи, чего… Я ведь тебя любил. Люблю до сих пор, Даш. Все ведь нормально было, пока он не появился на горизонте».
«Вернись ко мне. Забудь ту дурацкую поездку к моим».
«Со мной у тебя есть будущее. Нормальное будущее, Даш. А с ним что?»
Пронзительный детский визг выдергивает меня из размышлений. Маленькая девчушка в розовом пуховике громко плачет, звездой распластавшись на льду. Поскользнулась, видимо.
– Хватит, Вероника! Вставай! – строго обращается к ней предполагаемая мать.
– Ты чтооо не видишь? Бо-бо! – глотая слезы, упирается ребенок.
– Давай-давай, поднимайся! – торопит ее женщина, проходя мимо.
– Маааа! – кричит вслед девчушка.
– Упала – вставай. Больно, знаю, но не смертельно ведь? – оборачиваясь, спрашивает она.
– Нет вроде… – замявшись, отвечает Вероника, тем самым вызывая улыбку на лице матери.
Их голоса остаются позади. Я прохожу еще метров двести и бросаю взгляд на мостик, перекинутый через пруд.
Поднимаюсь наверх, останавливаюсь посередине. Поправляю съехавшую шапку, проверяю время и, спрятав руки в карманы, настраиваюсь ждать.
Мало ли, почему опаздывает? Может, пробки. Может, что-то еще…
От нечего делать принимаюсь разглядывать хорошо знакомую парковую зону.
Все здесь как прежде. Тянущиеся вдоль замерзших прудов аллеи высоких деревьев. Стройные ряды фонарей, соединенных яркими, цветными гирляндами. Спящие железные аттракционы, припорошенные снегом. Деревянный домик-кофейня, в котором можно приобрести горячие напитки. Скрипучие детские качели чуть поодаль.
Именно к ним я направляюсь час спустя.
Не пришел. Не позвонил.
И я отчего-то не решаюсь.
Но упорно жду, не обращая внимания на кусачий мороз, от которого трясусь подобно цуцику.
Где он?
Почему не приехал?
Что это значит?
В груди разгорается обида. Печет. Колет. Стискивает, скручивая легкие.
Потихоньку раскачиваясь, поднимаю взгляд к черному небу, завешенному дымкой серого тумана, и долго наблюдаю за тем, как падает снег.
Крупные снежинки, летя, кружатся в замысловатом хороводе. Дружно укрывают белым покрывалом голые деревья. Опускаются на землю, оседают на моих волосах, куртке и выставленной вперед ладони. Скоропостижно тают. Вместе с глупыми надеждами.
Я ведь настырно жду его. Жду и жду… Вот только в глубине души вдруг четко осознаю, что уже не придет. Не зря, видимо, царапнуло сомнение там, на мосту.
Девять пятнадцать. Девять тридцать. Девять сорок пять.
Теперь я начинаю злиться.
Ругал меня за то, что я одна хожу в позднее время, а сейчас, получается, даже не переживает на эту тему?
Что вообще происходит, Ян?
Достаю телефон и звоню ему. Вот только мне никто не спешит отвечать. Раз пять, наверное, набираю. И пока слушаю длинные, монотонные гудки, пульс за считанные секунды достигает своего максимума. Сердце гулко и надсадно стучит о ребра. Разгоняет по телу невесть откуда обрушившееся волнение, наполняя им каждую клеточку моего организма.
Звоню Абрамову-старшему, но и он оказывается вне зоны доступа.
– Даша? – до меня доносится голос Романа.
– Привет.
– У тебя все в порядке? – спрашивает обеспокоенно, явно ощутив волну исходящей от меня паники.
– В порядке.
– Звучит не так чтобы уверенно, – выражает сомнение.
– Как там у вас дела в больнице? – интересуюсь тихо.
– Тут такое творится… Опять консилиум собирали, потом долго готовились к операции. Она длилась несколько часов. Какие-то осложнения возникли, но по итогу, все прошло успешно, – принимается рассказывать сбивчиво. – Этот старый чувак из НИИ дает хороший прогноз, и, знаешь что, я ему верю несмотря на то, что остальные врачи настроены не так позитивно. Чудик будет жить! Будет жить, Дашкет! – радостно кричит он. – Это самое главное, правда? С остальным как-нибудь разберемся.
– Да, – глотая слезы, выдыхаю судорожно.
Не передать, как я счастлива слышать такие новости о Савелии! Слава Богу. Пусть все будет хорошо.
– Ром… Ян с тобой? – предполагаю внезапно.
– Не-а, не могу до него дозвониться, – отвечает он с досадой.
Не нравится мне это, от слова совсем. Как-то нехорошо и очень тревожно на душе становится. Если мои входящие Абрамов вполне мог бы проигнорировать, то звонок от Беркутова, учитывая обстоятельства, вряд ли. Или я чего-то не знаю?
– Скажи, там в больнице, вы…
– Морды друг другу не били. Мы че дикие? – издает смешок. – Так, поговорили внизу… На повышенных, – признается неохотно.
– Ясно.
– Ты если увидишь Кучерявого, скажи, чтобы срочно перезвонил мне.
– Хорошо, – обещаю, поднимаясь с качелей.
– Это, Дашкет, мне к матери надо. Ей стало плохо, опять пришлось колоть седативные. Пойду, посмотрю, что там и как. Лады?
– Конечно, Ром.
– На связи, если что, – напоследок бросает парень, после чего отключается.
Подхватив с соседней сидушки рюкзак, покрытый толстым слоем снега, быстрым шагом направляюсь к аллее. Перехожу через мостик и, огибая гуляющих по парку прохожих, перехожу на бег.
– Осторожнее! – прилетает недовольное в спину.
Так торопилась, что кого-то случайно задела.
– Извините, пожалуйста!
Мне надо к нему.
Только эта мысль оглушительно стучит в висках, и прямо сейчас я намереваюсь поехать на квартиру его деда. Как минимум, для того, чтобы убедиться в том, что с ним все хорошо…
Сперва по привычке направляюсь к остановке, однако уже стоя там, понимаю, что дождаться автобуса просто не в состоянии. Отчего-то сердце заходится так неистово, что кажется вот-вот проломит от волнения грудную клетку.
Открываю приложение такси. Непослушными пальцами выполняю простейшие манипуляции, но даже это сейчас удается сделать с трудом. Потому что с каждой последующей секундой необъяснимая тревога внутри меня только нарастает и множится.
Нетерпеливо переминаясь с пятки на носок, все продолжаю набирать номер Яна. Раз за разом. Снова и снова. Ощущая лишь одну потребность – услышать его голос.
Пусть скажет, что спал. Что телефон был на беззвучном. Что он забыл его дома у родителей, в машине, у друзей. Что-то еще. Что угодно. Только бы ответил…
– Добрый вечер, – со мной здоровается водитель подъехавшего такси. Перепроверяя данные в навигаторе, уточняет адрес и долго возится с хрипящим радио.
– Пожалуйста, давайте поедем, я очень тороплюсь! – подгоняю суетливо.
Мужчина выразительно цокает языком и нехотя трогается с места. Что-то ворчит себе под нос, но я уже не слушаю. Печатаю Абрамову очередное сообщение.
«Ян, напиши, что с тобой все в порядке. Я очень за тебя переживаю».
Отправляю. Жду. Смс доходит, но остается непрочитанным, как и несколько предыдущих.
Убью его. Просто убью! Ну нельзя так поступать с людьми! Какими бы не были причины.
Трезвоню опять. Отчаявшись, начинаю рассуждать логически. Заново листаю ленту мессенджера. Снова просмотрев свои исходящие, замечаю, что напротив самого первого сообщения, в котором я прошу его о встрече в парке, стоят две синих галочки. Выходит, он знал о том, что я буду его ждать. Так какого, спрашивается, черта?
Обессиленно откидываюсь на сиденье и поворачиваю голову набок. Время тянется как пластилин, и дорога до его дома кажется бесконечной.
За стеклом мелькают оживленные улицы вечерней Москвы. Станции метро. Магазины. Заведения общепита.
Перед нами вереница автомобилей. Где-то поблизости разрывается сирена скорой помощи. Город тонет в привычной какофонии звуков, а меня разматывает и размазывает все больше. Дребезжит нутро. Не успокоить…
«Я оставлю тебе ключи от своей квартиры. Если ты придешь, это будет означать, что ты готова дать мне шанс. Если нет… Я приму это».
– Принял, значит? Даже выслушать не захотел! Разве так можно? – неосознанно проговариваю шепотом.
Таксист молча косится в мою сторону, полагаю, заочно решив, что у меня не все в порядке с головой.
Может и так. Отрицать не берусь.
До конечного пункта остается минут десять, и я жму на кнопку вызова уже скорее по инерции. Именно поэтому не сразу соображаю, что произошло, когда на экране появляются цифры, отсчитывающие продолжительность разговора.
– Алло! Ян! – выдаю с облегчением.
– Здравствуйте, – в динамике раздается зычный женский голос.
– Кто это? – бормочу растерянно.
– Лордик… нашел этот телефон, – поясняет она.
– Что?
– Моя собака заприметила телефон, – терпеливо повторяет незнакомка.
– Ггде? – буквально выталкиваю из себя это наречие, потому что острый приступ паники невидимым металлическим ошейником сковывает горло.
– На улице, в снегу. Около собачьей площадки.
«На улице в снегу».
Эта фраза меня и добивает. Я почему-то сразу инстинктивно понимаю, что такие варианты как «потерял», «выбросил» и прочее – полнейшая ерунда.
– Девушка, алло! Вы меня слышите? Как нам вернуть смартфон? – громко басит собеседница. – Вы записаны как «Моя Святоша». С хозяином телефона, думаю, кхм… знакомы.
– Да, – выдыхаю прерывисто.
– Я продиктую адрес, запишите. Пусть заберет телефон завтра с четырех до восьми, нам чужого не надо, – она называет улицу, номер дома, и я совсем перестаю что-либо понимать. – Записали?
Мычу что-то невнятное в ответ, и она, коротко распрощавшись, отключается.
Оставшиеся семь минут проходят в тревожном оцепенении. Невзирая на доводы разума, очень хочется верить в то, что Ян действительно мог бы случайно обронить телефон, однако последние надежды рушатся подобно хрупкому карточному домику, как только вдалеке я замечаю толпу.
– Тут тормозну. Чет там ажиотаж какой-то. Пожарка, менты… – водитель такси практически утыкается носом в лобовик.
Мое сердце пропускает удар, а легкие болезненно скукоживаются.
– А деньги, але?! – окликает меня он, когда я уже оказываюсь снаружи.
– Простите, – нашариваю в кармане купюры и, не глядя, протягиваю ему.
– Сдачи нет. А че эт у вас произошло? – опускает стекло и высовывается в окно. – Фу.
Хлопаю дверью, прохожу пару шагов вперед.
– Эй! Вещи забыла, растяпа…
Приходится вернуться. Нетерпеливо хватаю рюкзак с заднего сидения, закидываю на плечо и с ходу бросаюсь в сторону обесточенного дома. Туда, где толпа и машины. Два красно-белых гиганта, принадлежащих пожарной службе. Именно там сворачивают работы люди, облаченные в защитную форму.
В ушах ритмично громыхает кровь. Захлебываясь обжигающим ледяным воздухом, наполненным примесью гари и дыма, бегу. Бегу со всех ног… А потом торможу. Так резко, что поскользнувшись, едва не падаю на землю, покрытую толстым слоем снега.
Гомон голосов рассеивается и отходит на второй план, как только в поле зрения безошибочно попадают окна квартиры Яна.
Густой дым, который столбом валит оттуда, на какой-то момент лишает меня дара речи и способности двигаться дальше.
– Смотри че было, Некит, – звучит совсем рядом, и я непроизвольно тоже ловлю в фокус видеозапись, которую демонстрирует другу мальчишка. – Видал, как херачило?
– Ого! – присвистывает тот. – Гори-гори ясно, блин.
– Потушили недавно. Соседи очканули конкретно, – рассказывает он ему, посмеиваясь.
– А в этой квартире кто-то был?
– Да фиг знает, но полыхало так, что все тут знатно офонарели.
– Выносили кого-то, – вклинивается в их разговор старушка, опирающаяся на трость.
– Трупешник? – уточняет тот самый мальчишка, которому удалось снять ролик.
Мои нервы сдают окончательно. Бесцеремонно растолкав собравшихся локтями, ныряю в темный подъезд, ощущая адово всепоглощающее чувство дежавю.
Толком ничего не соображая, поднимаюсь наверх. Преодолевая каждую ступеньку лестницы, молюсь лишь об одном.
Только Ты, только Ты мне нужен! Пожалуйста, пожалуйста… Пусть с Тобой все будет хорошо!
Сердце надсадно пульсирует и мечется в мучительной агонии, периодически подпрыгивая по ощущениям до самой глотки. Внутренности будто скручивают тугим жгутом, и трясет меня так сильно, что зубы, клацая, стучат друг о друга.
– Девушка, стойте, туда нельзя! – раздается суровое за спиной, но я уже залетаю в задымленную квартиру, дверь которой распахнута настежь.
Достаю телефон и подсвечиваю экраном окружающее пространство. Бегло осматривая пострадавшую при пожаре мебель, захожусь приступом кашля.
Как это могло произойти? Я не верю! Не верю!
От едкого запаха гари кружится голова. Зажимаю нос и рот правой рукой. На ощупь передвигаюсь глубже, стараясь не замечать, как от дыма щиплет глаза, из которых безостановочно льются слезы.
Гостиная вроде. Иду налево.
– Немедленно покиньте помещение! – меня дергают за рюкзак, но я, каким-то чудом добравшись до студии, широко раскрываю глаза и в ужасе замираю. – Вы меня не слышите, что ли? Здесь нельзя сейчас находиться!
Как меня выволокли не помню. Помню только последнее, что увидела. То, от чего мороз по коже…
Тяжело дыша, оседаю прямо на холодную плитку, которую трогаю ладонями.
– Вам плохо?
Плохо ли мне? Я…
– Принесите ей воды. А лучше на воздух выведите.
– Девушка, вставайте.
Не трогайте меня. Не трогайте.
– Дарина! – голос Абрамова-старшего сейчас как маяк для потерявшегося в море корабля. Ориентир. Последний. Необходимый.
Моргаю. Пытаюсь сделать вдох, но вместо этого из меня выходит какой-то неразборчивый хрип. Кислорода нет. Закончился.
Сквозь пелену слез вижу, как Игорь Владимирович присаживается напротив и требовательно трясет меня за плечи.
– Что здесь на хрен произошло? Дарина?
Не могу и звука воспроизвести. Онемела.
– Случился пожар? Почему? Где мой сын?! – этот вопрос он адресует людям, стоящим на лестничной клетке, потому как от меня ничего добиться не получается.
– Оперуполномоченный Грищук. Вы у нас кто будете, гражданин? Имя, фамилия, отчество, – светит фонарем в лицо.
– Это отец парня, – свесившись через поручни, поясняет соседка с верхнего этажа.
– ГДЕ МОЙ СЫН? ГДЕ МОЙ СЫН Я ВАС СПРАШИВАЮ?! – Игорь хватает сотрудника за грудки. – ЧТО ЗДЕСЬ, К ДЬЯВОЛУ, ПРОИЗОШЛО?
– Тихо. Успокойтесь, уважаемый. Не надо так нервничать.
– ГДЕ ОН? – истошно орет Абрамов-старший.
– Вашего сына увезли. Да отпустите вы меня гражданин!
– ЧТО С НИМ, ТУПОРОГАЯ ТЫ СКОТИНА?! – разъяренный рев разносится по всему подъезду.
– С огнестрелом забрали! Толя, помоги, он обезумел!
Дальше я уже ничего не слышу и не вижу. Мои веки наливаются свинцовой тяжестью, сердце болезненно толкнувшись о ребра, пропускает удар. Мозг настойчиво рисует только одну единственную картинку.
Утро. Моя комната. Я и Он. Серьезный взгляд исподлобья. Решимостью наполненные слова. Самые лучшие. Самые-самые желанные.
«Я хочу тебя, Арсеньева».
«В свою жизнь. Во всех смыслах хочу. Это ясно?
«Чтобы по-нормальному. Как у всех. Понимаешь? М?»
Складываюсь напополам от острой боли, пронзившей грудь, и просто умираю. Во всяком случае именно это я и чувствую…
Глава 75. Агония
Ян
Нервничаю.
Нервничаю?
Кто бы мог подумать…
Абрамов, ну ты, мать твою, приди в себя!
Смотрю на свою морду в зеркало, но помимо воли вспоминаются слова дурацкой попсовой песни, когда-то звучавшей в салоне машины Беркутова: «Ты готов услышать нет?».
Не готов на хрен, но и заставить Арсеньеву быть рядом – тоже не могу. Не та ситуация, когда можно давить. Она сама должна решить.
«Вот она и решила!» – язвительно стебется надо мной внутренний голос.
Спокойно.
Не скажет «да» сейчас, скажет позже. Так ведь?
Может и правда пора вплотную законтачить с Покровским? Из всех айболитов он самый… располагающий к себе. И вроде шарит во всей это терапевтической чухне. Какую-то мудреную методику предлагал, но нет, я отказался. Трижды.
Хлопаю дверцей.
Падла очкастая, ни слова про разговор с ней не рассказал. Молчит как партизан. Ограничился фразой «Как есть ситуацию обрисовал, товарищ художник».
Чтоб тебе, конь старый, одних шизиков до конца дней лечить…
Выхожу из ванной и направляюсь в спальню. Достаю шмотки из шкафа, медленно одеваюсь. Время тяну, понимаю это осознанно. Как ни смешно, а резануло это ее: «в 8 в парке, на старом месте». Просил ведь домой ко мне приехать… Ждал. Ждал как чертова жалкая псина, то и дело поглядывая на часы. Ни о чем другом думать не мог, разве что о своем несчастном Чудике.
Застегиваю ремень, забираю с тумбочки айфон и в очередной раз пытаюсь представить, что скажет при встрече моя Девочка-Библия. Ясно, что ничего хорошего, но тем не менее. Я хочу ее послушать. Пусть честно говорит, что думает. Приму, как и обещал…
Пока приму, а дальше уже видно будет.
Вспоминаю, как жарко и страстно она отвечала на мои поцелуи. Как льнула ко мне желанным телом. Как часто дыша, дрожала и покрывалась мурашками.
Соскучилась. Хочет меня. Также сильно, как я ее. Вижу. Чувствую. Знаю. Может, оттого и отстать от нее не получается. Она же в ответку так резонирует и горит, что крыша едет.
Я в лучшем виде все устрою, только бы не соскочила от меня совсем.
Не должна.
«Значит, по-прежнему любишь?»
«Значит, по-прежнему люблю».
Одной фразой расхреначила. Размазала. Ушатала.
Отшучиваться вроде как начал. Иначе точно заметила бы, как позорно меня раскидало. До рези в глазах и ноющей боли в левом подреберье.
Столько дерьма от меня видела. И все равно эти слова произносит.
Мои движения становятся резкими. Обуваюсь в прихожей, дергаю с вешалки куртку, снимаю брелок от тачки.
Тоже олень, блин. Если ее глазами посмотреть, то что за расклад у нас имеется? Чувак со странным диагнозом, несколькими днями ранее вышедший из дурки. Без образования, без работы, без бабла. Какую уверенность в завтрашнем дне я могу дать девчонке? По-хорошему, сперва надо бы как-то свою собственную жизнь устроить, а потом уже заливать про совместное будущее.
Будущее.
Думал ли я о нем вообще раньше?
Захлопываю дверь, вставляю ключи в замок, а после… неожиданно получаю нехилый такой приход по хребту. Бейсбольной битой, по ходу.
Дезориентация. Полнейшая.
Шатаясь, совершаю оборотку вокруг своей оси.
В башке, как в одном известном мультике, самым настоящим образом кружат, попутно взрываясь, лихие звезды.
Пока пытаюсь сориентироваться, меня затаскивают назад в квартиру. Уже там немного прихожу в себя и, не растерявшись, со всей дури прикладываю стоящего рядом бугая рожей о шкаф.
Те двое, что с ним за компанию, тут же бросаются в мою сторону, и между нами начинается жесткий замес. Катаемся поочередно с ними по полу. Остервенело деремся ни на жизнь, а на смерть. Одно мне ясно совершенно точно: это не случайные люди и они не перетереть о чем-то пришли. Явно поджидали момент, чтобы меня нахлобучить. Или чего похуже.
– Аааа! – хрипло стонет противник, пока я, невзирая на боль в скворечнике, обрушиваю на него серию точных ударов.
Комбинация. По морде. По животу. По печени.
Привет секции по рукопашке.
Пока один «гость» в лежке, а второй стонет в коридоре, хаотично перемещаемся по гостиной с третьим. Он крупнее предыдущего и явно знаком с техникой бокса. Во всяком случае, прилетает от него неслабо.
Грохот. Влетаем на пару в стену, сбивая с полок барахло.
– Гаси его! – отплевываясь, орет тот, который находится в горизонтальном положении.
Злюсь.
Мразота. Я только в обед полы вымыл!
– С-с-сука, нос мне сломал, – жалуется «присевший» ранее у шкафа.
Тяжело дыша, нападаю на бородатого Карабаса-Барабаса. Такую тушу свалить непросто, но мне каким-то образом удается. Однако он, как и предполагалось, тоже не пальцем делан. Изловчившись, меняет позицию на боковую. Фиксирует мое туловище и исполняет удушающий локтем.
Выстегивает меня в таких ситуациях жестко. Становлюсь неуправляемым и бешеным, когда ощущаю, что теряю контроль.
Хрипим. Я от асфиксии, он – от моих ударов, прилетающих ему по чердаку.
Как итог, бородач не выдерживает первым. Хватка ослабевает, чем я незамедлительно пользуюсь. Оказавшись на ногах, намереваюсь добавить ему, но в эту же секунду все идет не по плану, ибо я сталкиваюсь лицом к лицу с обладателем опухшего, разбитого носа.
Он криво ухмыляется, продемонстрировав отсутствие пары передних зубов.
А они нынче дорого стоят.
– Щас я тебя немного успокою, рэмбо…
Поздно подмечаю в его руке пушку. Целится не то в грудь, не то в живот. Пытаюсь выбить, вывернув его кисть вниз, и по ходу борьбы раздается выстрел.
Один, а затем и второй.
«Пистолет с глушаком», – на автомате срабатывают уцелевшие мозги. Этот металлический хлесткий звук ни с чем не перепутать. Распознаю. Сколько раз мы с Мирзоевым с оружием развлекались…
– Гарик, че за отсебятина? – возмущается его напарник. – Рано мочить.
– Пусть отдохнет немного, мразь, – басит тот в ответ. – Геммора с ним…
Настроенный рубиться дальше, по правде говоря, ни хрена по первой и не чувствую. Мне даже кажется, что лысый промазал, но ощущение это – крайне обманчивое. Вскоре ногу пронзает отвратительная сверлящая боль. Словно в нее раскаленный, заточенный прут воткнули.
Ох мать вашу…
Неприятно.
– Следующая в голову прилетит, – угрожает, направляя на меня ствол.
Пока соображаю, что к чему, оказываюсь на полу. После чего они, не сговариваясь, дружно продолжают начатое – слаженно дубасят меня ногами. Прикладываются битой, только и успеваю прикрывать многострадальную башку.
Как ни прискорбно, на этот раз подняться у меня уже не получается. Все. Момент упущен.
Мы не в сраном голивудском кинофильме.
Три бугая. Дубина. Пушка. А может и не одна…
Боль чувствую перманентно. Везде. В ноге не так чтобы сильно, но горячая ритмичная пульсация настораживает.
– Че, живой? – какое-то время спустя морды касается носок тяжелого ботинка.
– Пора, Мага. Долго торчим тут уже.
– Поливай, а я этого прищелкну.
Что происходит, считываю не сразу. Понять, насколько все херово удается лишь тогда, когда меня, полудохлого, пристегивают к батарее. Оттуда подбитым глазом наблюдаю за развернувшимся действом. Даже хрипло ржу в тот момент, когда вижу канистру.
Ну ясно, почему не прикончили сразу.
– Сфоткай все Арсену для отчетности. И этого полей, чтоб верняк.
Арсену. Каримов-старший, значит. Мстит чужими руками. Так «по-мужски»…
– Трубу его выкинь, Гар. Достала трезвонить. В коридоре валяется.
Только сейчас до меня сквозь суету доносится рингтон.
Дарина. Ждет меня. Одна. В парке.
Одна. Одна.
– Адвокатишка? Передай, что можно копать яму рядом с дочерью.
– Не. Святоша какая-то звонит, – переговариваются они между собой.
– Че, телка?
– Ага.
Дергаю рукой со всей дури, и наручники звонко лязгают о батарею.
– И до нее доберемся, – поливая меня вонючей жидкостью из канистры, обещает бородатый. – Слышь? Доберееемся. Думай об этом, пока будешь подыхать.
Наклоняется, и я хватаю его левой рукой за куртку. Плюю в рожу, получаю в грудь с ноги.
Клянусь, зубами его загрыз бы. Если бы, сука, только мог.
– Кровищи с него как со свиньи.
– Харэ трепаться! Поджигаем хату и валим.
Так и происходит.
А в последующие минуты передо мной разворачивается персональный ад.
Снова я. Снова она. Огненная, мать вашу, стихия. Один на один. Как это уже случалось…
Ступор.
Тремор в ноющих мышцах.
Крупная дрожь разбивает тело.
Меня бросает то в жар, то в холод, и паника, стиснувшаяся невидимые пальцы на моей глотке, давит удушливой волной.
Квартира полыхает перед глазами.
Прости, дед…
* * *
Я открываю глаза. Лежу вроде как на земле, потому и взгляд устремляется вверх к голубому безоблачному небу.
Жарко. Душно.
Уже наступило лето? Так быстро?
Поднимаюсь на ноги. Легко и хорошо. Так хорошо мне, как наверное, никогда…
Озираюсь по сторонам, пытаясь понять, где нахожусь. Вокруг плотным кольцом меня обступает густой зеленый лес. Он шелестит листвой и дарит странное умиротворение.
Внезапно слышу звонкий и заливистый смех. Затем в паре метров от меня за кустом мелькает знакомый синий сарафан.
– Кролик, это ты? – шепчу рассеянно.
Она снова смеется, а я припускаю следом.
Поверить не могу. Снова играем в прятки? Как раньше?
– Стой! Подожди! – бегу босиком по траве, стопами ощущая каждый камешек и ветку. – Алиса!
– Ян!
Бросаюсь влево. Только что, там у березы, блеснул на солнце темный локон.
– Алиса! – кричу во все горло.
– Догони меня! – дразнится сестра.
Я разгоняю такую скорость, что едва успеваю вилять меж стволов деревьев, то и дело возникающих на пути.
Не знаю, сколько еще вот так гнался бы за ней, но лес вдруг резко заканчивается. Передо мной открывается вид на пруд, и я узнаю родные места. Это вроде как наша дача в Подмосковье.
– Кролик!
– Я здесь! – звенит вдалеке ее тонкий голосок.
Замечаю маленькую фигурку на противоположном берегу. Не теряя ни минуты, спускаюсь по насыпи и забираюсь в лодку. Хватаю весла и начинаю грести. Изо всех сил гребу. Только бы поскорее оказаться ближе к ней.
– Кролик! – тяжело и надсадно дышу.
– Лееева, – отзывается она.
– Стой, только не уходи. Пожалуйста! – наблюдаю за тем, как она, приседая, срывает яркие желтые цветы.
Гребу веслами и смотрю на нее. Смотрю и боюсь даже на мгновение потерять из вида. По ощущениям лодка будто на одном месте. Не двигаюсь совсем.
– Кролик…
Как же хочу ее обнять!
Она вскидывает голову, улыбается и машет мне ладошкой. А потом убегает. Мать вашу, убегает!
– Алис!
Бросаю весла. Прыгаю в воду. Бодро двигаю руками и плыву брасом. Плыву. Плыву, но берег почему-то все дальше и дальше.
Раз за разом выныриваю на поверхность, и все темнее становится вокруг. Холоднее. Даже будто пар над водой идет.
Что за чертовщина?
Судорога. Болезненная. Обширная.
Барахтаюсь. Воздух заканчивается, и меня тянет ко дну…
Как пришел в себя не помню.
С трудом приподняв налитые будто свинцом веки, долго соображал, где нахожусь, а главное почему.
Мысли разбегались от меня в разные стороны. Было тяжело дышать, раскалывалась голова и по ощущениям болело все тело. Хотелось тупо снова отрубиться. Просто, чтобы не чувствовать всю эту малоприятную хренотень.
Не знаю, сколько длилось это коматозное состояние, но просыпался-отключался я вот так несколько раз. До тех пор пока наконец не удалось немного оклематься.
Девушка в белом халате показывает мне большой палец.
Ну супер, на ад не похоже. Меня, видать, даже там не особо ждут.
Моргаю. Изображение размывается, однако уже через пару секунд я соображаю, что нахожусь в больничке. В носу канюля для оксигенации[27]27
Оксигенация – это уровень насыщенности гемоглобина крови кислородом.
[Закрыть]. В вену левой руки вставлен катетер от капельницы.
Прикрываю глаза. Непрошенные картинки настырно лезут о себе напомнить.
Мозг выбрасывает отдельные фрагменты случившегося.
Квартира деда. Драка.
Огонь.
Жаркий. Ядовитый. Всепоглощающий.
Беспощадный и смертоносный.
Казалось, он повсюду… Пожирает пространство. Обступил, не выбраться.
– Доброе-бодрое, как самочувствие? – прямо надо мной возникает черепушка очередного Айболита-очкарика.
– Нормальное, – отвечаю заторможенно.
– Помните, как сюда попали? – вытаскивает градусник, который я даже не заметил.
– Нет.
Сука, как же тяжело дышать.
– А вследствие чего?
Киваю.
Он принимается измерять мне давление. После чего что-то чиркает в затрапезном блокноте.
Молчу. Меня словно на мясорубке перемололи, но одно то, что я дышу, вижу и слышу, радует неимоверно.
– Жгут накладывали самостоятельно?
До меня не сразу доходит о чем речь.
– Пригодился ремень, – улыбается мужик, подмигивая.
Весельчак херов.
Нога. Точняк.
Пытаюсь пошевелить ею. В ответ получаю порцию боли.
– Спокойненько. Не дергаемся. Отдыхаем.
Вертел я такой отдых…
– На пять минут пущу к вам родителя. Всю больницу на уши поставил, – захлопывает свой талмуд. – Но оно и понятно… – уходя, бормочет себе под нос.
Ёрзаю на неудобной койке. Грудак простреливает. Замираю и успокаиваюсь, как было велено светилом медицины. Лучше, наверное, и правда пока не двигаться. Уссаться можно от этих непередаваемых ощущений, возникающих то тут, то там.
Минуту спустя в палате появляется донор.
Заходит, закрывает дверь. Подходит ближе и останавливается у кровати.
– Кучерявый… – бегло осмотрев меня, произносит на выдохе.
Долго палим друг на друга. И мне отчего-то очень бросается в глаза тот факт, что предок неслабо так сдал. Как будто лет на пять постарел. Уставший какой-то. Измотанный.
– Как… ты? – придвигает стул к постели и опускается на него, отчего тот протяжно поскрипывает.
– Да вроде… – закашливаюсь мерзко. Хочу на автомате прикрыть рот рукой, но мне мешает гипсовая повязка. Как-то я ее и не приметил сразу. – Бать, ты че? – интересуюсь настороженно.
