Текст книги "Аритмия (СИ)"

Автор книги: Анна Джолос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

Глава 62. Ложь во благо

Дарина

В небольшой кофейне, расположенной на углу, этим утром немноголюдно. В зале тихо играет музыка, а в воздухе витает ненавязчивый аромат кофейных зерен. Только вот к своему напитку я так и не притронулась. Не потому что он не вкусный или чересчур горячий, а просто потому что совсем ничего не хочется. Ни глотка сделать не могу. Не лезет.

Мы с Беркутовым сидим за столиком у окна. В ожидании взрослых, долгое время молчим. Все еще не можем отойти от череды событий, развернувшихся накануне…

– Во сколько у тебя зачет? – интересуется Рома, зевая и потирая глаза.

Не спал, видимо. Вот и я такая же. Всю ночь ворочалась в постели, до тех пор пока Инга не начала возмущаться.

– В четырнадцать тридцать, – тихо отзываюсь, наблюдая за тем, как падает снег.

– Подвезу тебя. Мне все равно в офис нужно ехать.

Киваю. Раньше, может, и не согласилась бы, а сейчас уже все равно.

– Завтра с Питером играете?

– Да.

И настроя у меня никакого. Понимаю, что нельзя подводить команду, но не представляю, как заставить себя выйти на площадку.

– Где будешь тридцать первого, Даш?

– На работе, – неопределенно пожимаю плечом.

– Серьезно, что ли? – искренне удивляется.

– Меня очень звали. Я ведь теперь редкий гость в нашем центре.

– Да вообще бросай.

– Уже заявление написала, – расстроенно вздыхаю. – Ничего не успеваю.

– Оно и понятно… Вообще не представляю, как ты умудрялась совмещать игры, учебу и работу.

– Одно название, что работала. Смены получалось брать только два раза в неделю, либо ночью.

– Ночью? Еще чего не хватало, – ловко перебирает пальцами тонкий айфон. – Только учебе мешать.

– Я вообще подумываю о том, чтобы перевестись из академии.

– Спятила? – таращится на меня во все глаза. – Я помню, как ты в десятом классе к поступлению готовилась.

– Я с восьмого класса готовилась, Ром.

– Тем более. Куда ты переводиться надумала?

– Туда, где попроще.

– Бред, – фыркает и качает головой.

– А вдруг не потяну дальше? – впервые озвучиваю свои тревожные мысли.

– Да перестань. Ты играешь за команду академии, не будут преподы тебя топить. Сейчас завяжешь со своим стардомом и будешь все успевать. Клуб ведь платит тебе зарплату?

– Да не в деньгах дело… Жалко оставлять моих старичков. Прикипела к ним всей душой.

– Будешь в гости приходить. Тоже мне проблема.

Понимаю, конечно, что он прав.

– Забыл кое-что тебе передать.

Наблюдаю за тем, как Рома ныряет ладонью в карман пиджака.

– Держи. Еле спер, – подмигивает и вкладывает мне в руки свернутый вчетверо листок А4.

– Что это?

– Разверни, зацени старания Чудика. Видела бы ты с каким лицом он это делал.

Вопросительно вскидываю бровь, а когда обнаруживаю на листке свой портрет, не могу сдержать улыбку.

– Как заладил: «Дашу, Дашу надо нарисовать. И мяч еще обязательно!»

Куда ж без мяча.

– Красиво. Спасибо, – сморгнув влагу с ресниц, опускаю взгляд и убираю рисунок в сумку.

Между нами опять повисает напряженная тишина, которую он нарушает первым.

– Вот скажи, Даш, когда уже жизнь перестанет напоминать сплошной черный квадрат? – с грохотом отставляет свою чашку. – Лисица кинула, Ян на дурке, теперь еще и Савелию худо! – Устало роняет лицо в ладони. – Все навалилось сразу. Конца и края этому нет.

Что тут скажешь. Так и есть. Только с колен поднимешься, как судьба тебе вновь подножку ставит.

Звякает колокольчик. В кофейню заходят Ромкины родители и Марьяна Андреевна. Оставляют верхнюю одежду на вешалке и проходят в зал.

– Ну что там? – Рома обеспокоенно смотрит на отчима.

– Обо всем договорились. Тридцатого прооперируют.

– А они точно сделают как надо? Это же голова все-таки. Мозг. Может, лучше в Германию полетим к Фишеру?

– Нет у нас времени на перелеты, Ром, – Сергей жестом подзывает официантку. – Тут надо быстро действовать. Так хоть шансы какие-то есть…

Мне стыдно. Знаю, что должна сохранять спокойствие и держаться, но слезы помимо воли застилают глаза.

Бедный Савка!

К столу подходит Игорь Владимирович. Я даже и не заметила, как он здесь появился.

– Игорь, у тебя какие новости? – Сергей и Рома здороваются с ним за руку.

– Все в силе. Покровский собирает комиссию согласно назначенной дате.

– Ну наконец-то.

Мое сердце пропускает удар, а затем начинает стучать в разы быстрее.

– В связи с этим, убедительная просьба: Яну о Савелии ничего не сообщать, – строго обращается Абрамов ко всем присутствующим. Рома, ты меня понял?

– Да, – кивает тот.

– Что бы ни случилось.

Это его «что бы ни случилось» оседает морозом на коже.

– А если… – Рома осекается на полуслове, глядя на плачущую мать.

– Я еще раз повторяю: даже если Савелий не переживет операцию, мой сын не должен об этом знать. По крайней мере до тех пор, пока я не вытащу его из психбольницы.

Голос звучит жестко, твердо и бескомпромиссно, но я лишь на секунду представляю реакцию парня, и дурно становится.

– Нельзя так… – вырывается вслух.

Абрамов-старший перемещает на меня свой мрачный взор.

– Морали мне читать удумала? – злится и раздражается. – Хочешь, чтобы он снова остался там на неопределенный срок?

– Нет, не хочу… – поджимаю губы. Зачем переворачивает?

– Новый главврач только рад будет такому раскладу. Ему плевать и на связи, и на деньги. У него и того, и другого предостаточно.

– Игорь Владимирович…

– Ты понимаешь, что ему надо пройти комиссию, будучи в адекватном состоянии, – продолжает напирать на меня он.

– Я все понимаю.

Замолкаю. Невыносимо просто.

– Она права, Ян не простит подобного, – робко вмешивается в наш диалог Марьяна Андреевна.

– Вопрос закрыт, – сухо отрезает Абрамов. – Пусть сначала выйдет из дурдома.

– Игорь…

– Держите рты на замке и не создавайте ему дополнительных проблем! Сорвет башню, и тогда я уж точно ничем не смогу помочь!

– Он звонит мне, – Рома кладет телефон на стол.

– Кошмар. Как-будто чувствует неладное, – Марьяна бросает испуганный взгляд в сторону бывшего мужа.

– И как это понимать? Откуда у него труба? – хмурится тот в ответ.

– У медсестры взял. Вчера тоже звонил, – признается Рома. – Спрашивал про мелкого.

– Сереж… – раздается тихий голос его матери.

– Игорь прав, – непреклонно заявляет мужчина. – Ни к чему Яну лишний раз нервничать.

– А мне врать, что ли? Я же не могу динамить его на протяжении двух дней! – возмущается Беркутов.

– Врать, Рома, врать! – поднимаясь, наставляет его отчим. – Это называется ложь во благо…

– Мне кажется, мы поступаем неправильно, – все же позволяю себе высказаться.

– Неправильно поступил Ян, – склонившись к моему уху, говорит Абрамов-старший. – Когда взял поножовщину на себя…

Произнесенная им фраза повергает меня в шок. Мысли путаются, спотыкаясь друг о друга, и на душе с каждой прошедшей минутой становится все тяжелее.

* * *

Как умудрилась сдать зачет, даже не знаю. Отвечала заученными фразами, то и дело запиналась или вовсе забывала, с чего начала. Благо, повезло. Наш преподаватель, Юрий Леонидович, пребывая в хорошем настроении, не особо третировал студентов. Немного поворчал о недочетах, поставил свою витиеватую закорючку в зачетке и отпустил меня.

В общежитие Лешкиного колледжа впопыхах залетаю уже в начале седьмого. Оставляю свой студенческий вахтерше и с бешено колотящимся сердцем поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж, надеясь застать брата в комнате.

Вроде здесь, если не ошибаюсь.

Останавливаюсь у двести тринадцатой, пытаюсь отдышаться. Да вот только не успеваю, меня едва не сбивает с ног Лешкин сосед по комнате, решивший выйти в коридор.

– О, Дарин, приветули, – удивленно со мной здоровается.

– Привет, Борь. А Леша там? – стаскиваю с себя шапку. Аж взмокла, пока сюда бежала.

– Так это… – мнется и рассеянно почесывает затылок.

– Ушел?

– Ну… и да, и нет, – сбивает с толку своим ответом.

– То есть?

– Леха ж не живет тут, – смотрит как на дуру.

– Как это не живет? – не совсем понимаю я.

– Ну… Он бросил колледж еще летом. Из-за преподши нашей.

– Борь, ты шутишь? – растерянно хлопаю ресницами.

– Нет. Они замутили в том году, – пожимает плечом. – А ты не знала, что ли?

Отрицательно качаю головой. Должно быть, крайне забавно со стороны все это выглядит.

– И где искать его, не подскажешь? Весь день не могу дозвониться.

– В «Дельфин» загляни. Он вроде там сейчас работает.

– Спасибо, Борь. Адрес подскажешь? – совсем борзею я.

* * *

Полчаса спустя толкаю дверь прокуренной забегаловки, расположенной неподалеку от Лешиного бывшего общежития.

Брат замечает меня не сразу. Но когда это происходит, он жутко смущается и подходит ко мне лишь пять минут спустя.

– Дарин, ты чего тут делаешь? – мой визит явно его не обрадовал.

– Пришла поговорить.

– Как ты меня нашла? – недовольно хмурит брови.

– Ребята подсказали.

– В общежитии была? – скисает разом.

– Почему ты не сказал о том, что бросил колледж? – искренне недоумеваю. – И зачем обманывал по поводу работы? Завод значит?

– На заводе я и правда работал. Какой-то период времени, – начинает оправдываться.

– Я не понимаю, для чего лгать…

– Ой да брось, Даш! – теперь уже злится. – Мне надо было всенепременно сообщить о том, что я – мальчик на побегушках?

– Выходит, что я ничего о тебе не знаю, Леш. Все – сплошное вранье, – отмечаю с сожалением.

– Мне было стыдно говорить тебе про учебу и про это… – неопределенно машет рукой, очевидно, подразумевая под «этим» тот гадюшник, в котором трудится. – Пойдем на улицу, – косится в сторону шумной компании, сидящей по соседству.

Встаю и направляюсь вслед за ним.

Леша говорит что-то бармену, а затем проводит меня через служебные помещения к выходу. Сдергивает куртку с вешалки, одевается и поворачивает замок, выпуская нас на задний двор.

– Родители в курсе про колледж? – внимательно на него смотрю.

– Нет, ты что! Мать Кондратий хватит, если узнает.

– Твоя учительница…

– Полина мне больше не учительница, – перебивает раздраженно.

– Очень радикально ты решил проблему, – не могу не сострить. – Твоя Полина считает, что это нормально?

– Только не начинай меня воспитывать, ладно? – убирает руки в карманы брюк. – Я уже не в том возрасте, чтобы слушать нотации.

– Ну да, взрослый с недавних пор, совершеннолетний. Все можно, – не могу контролировать интонацию. Возмущена его бестолковостью.

– Я целый год ее добивался, – заявляет горделиво.

– Мм… Завоеватель.

– Это сарказм? – мрачнеет тут же.

– Ты мог бы поделиться со мной, посоветоваться, – отчитываю его обиженно.

– Ты сейчас серьезно, Дарин? Поделиться? Посоветоваться? – повторяет за мной и фыркает. – Вспомни себя ту. Тебе не до чего было. Суды, потом сессия…

– Алеш, – подхожу ближе и смотрю ему прямо в глаза. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Секунда.

Замечаю, как меняется в лице и тут же старательно гасит эту вспышку.

– После того, как ушли родители, ты произнес одну фразу, и я только сейчас понимаю, насколько странно она прозвучала.

Молчит, рассматривает ботинки, но от меня не укрывается тот факт, что он очень нервничает.

– Ты сказал: «Я буду с тобой, как и обещал ему». Что это значит?

– То и значит, – отмахивается небрежно.

– С чего бы тебе что-то обещать Абрамову? Посмотри на меня, пожалуйста! – требую, непроизвольно повышая голос, потому что внутри меня творится что-то нехорошее. Дурное предчувствие будто шилом точит и точит.

– Дарин…

– Я вспомнила, тебя не было ни на одном заседании суда по Каримову. То ты болел, то якобы сдавал экзамен, то работал.

И почему я не придала этому значения?

– Спрашивай уже напрямую, – орет и он тоже.

– В ту ночь… ты тоже был там? – трясущимися руками цепляюсь за его куртку. – Был? Отвечай!

Сжимает челюсти и отводит взгляд, тем самым подтверждая мои догадки.

– Леш…

– Мы оба его поджидали. Друг друга заметили уже когда Каримов показался у дома. Ну и пошло поехало. Оттащили обдолбанную мразь в темный закоулок и вдвоем ему как следует наваляли, – рассказывает, уставившись в одну точку. – Остальное вышло случайно, – проводит ладонью по лицу. – Ян отошел за тачкой, я остался с этой гнидой. Не заметил сразу, что он достал нож. А когда заметил, уже лежал на лопатках. Между нами завязалась борьба и я пыранул его. Не нарочно, понимаешь? Веришь мне, Даш?

Пальцы соскальзывают и выпускают ткань его куртки.

– Я чертовски испугался! – Лешкин голос плывет и вибрирует. – Этому совсем поплохело. Кровищи столько… На снегу, на моей одежде.

Господи.

– Ян отпустил меня. Но перед этим потребовал, чтобы я молчал. Слово с меня взял, – шумно тянет носом ледяной воздух. Трясется так, что зуб на зуб не попадает. – Кто-то вызвал полицию. Когда я убегал оттуда, сам видел машину с мигалками.

Прислоняюсь спиной к стене, прикрываю глаза, ощущая неприятную, мелкую дрожь в теле.

– Меня бы точно посадили! В колонию бы упекли. За групповые преступления сроки дают немалые! Ему отец все равно помог бы, а мне? Кто помог бы мне? И как пережила бы это наша мать?

«Буду оберегать и защищать тебя. Как ему и обещал».

– Леш…

– Все ведь относительно неплохо вышло, да? – будто через вакуум доносятся до меня его слова. – Он ведь не в тюрьме.

Кто знает, что хуже: тюрьма или психбольница.

– Думаешь, меня не мучает совесть? – хватает за руку. Резко и больно. – Я спать не мог первое время. Хотел признаться тебе. Хотел, но смелости не хватило. Даш… Осуждаешь меня? – легонько встряхивает за плечи, вынуждая посмотреть на него. – Но по большому счету ведь из-за него все, да? Из-за него? Те фотографии…

– Не надо, Леш.

Хлопает дверь.

– Арсеньев, долго еще обжиматься планируешь? Там парни зашиваются вдвоем! Живо в зал! – командует высокая, тучная женщина.

– Сейчас приду.

– Оставлю без зарплаты. Ты до хрена себе позволяешь!

Дальше не слушаю.

Бреду по двору в неизвестном направлении. Под ботинками скрипит снег, мороз кусает за мокрые щеки.

Кажется, Леша зовет меня, но я только прибавляю шагу.

Не могу сейчас говорить.

Не понимаю, как принять эту правду…

Глава 63. Самая страшная ночь

Дарина

В столовой геронтологического центра «В кругу друзей» царит суетливая атмосфера. Совершаются последние приготовления и за большим праздничным столом собираются все те, кто волею решения родственников оказался в этих стенах. Но не только они…

Появление Аркадия Семеновича и Марии Сергеевны вызывает самую настоящую бурю. Встречают их хорошо. Все-таки здорово, что они отозвались на мою просьбу и согласились прийти.

 
– Мой нежный ангел, как я счастлив!
Как снова рад я встретить Вас!
Ах, как и прежде, Вы прекрасны,
Услада стариковских глаз!
 

Заводит наш стихоплет.

– Здравствуйте, Аркадий Семенович, присаживайтесь, пожалуйста, – улыбаюсь и по привычке краснею, потому что он в эту самую минуту принимается целовать мою руку.

 
– Хорош фасад, но изнутри ведь не горит,
Неужто, старый пень, совсем не замечаешь?
Там, кажется, душа по-прежнему болит
Я, как художник, это отмечаю…
 

Вторит ему Мария Сергеевна.

Удивленно на нее смотрю.

Вот это да!

– С кем поведешься… – поясняет женщина, приближаясь ко мне. – Заразил меня рифмой наш доморощенный Байрон. Вирус, не иначе.

– У вас отлично получается.

– Теперь на пару донимать стихами нас собираетесь? Интеллигенты хреновы, – ворчит Агриппина.

– Мы тоже скучали по тебе, брюзга.

Та в ответ закатывает глаза.

– Как ты, девочка? – осторожно интересуется Мария Сергеевна, понижая голос.

– Держусь, – отзываюсь тихо.

Она понимающе кивает и в знак поддержки легонько касается моего плеча.

Я была в гостях у Марии Сергеевны совсем недавно, и она в курсе того, что происходит в моей жизни. Так уж случилось, что мы сблизились на фоне громкого скандала, развернувшегося в нашем центре.

Тогда, чуть менее года назад, моя коллега стала соучастницей преступления. Поддавшись чарам Лавриновича, на протяжении месяца осуществляла жуткий план: подменяла таблетки его бабушке, хладнокровно наблюдая за тем, как она день за днем угасает и превращается в растение.

Насколько понимаю, ее роль изначально должна была достаться мне. Это через меня он собирался травить Марию Сергеевну. Думал, что внимание преподавателя престижного столичного вуза польстит провинциальной студентке и полагал, что проблем со мной не возникнет. Да вот только просчитался…

Вообще, как выяснилось, причина банальна – завещание. Все затевалось большого наследства ради. Денису Андреевичу, у которого, к слову, была невеста, не терпелось его заполучить. Выбранный способ скорого достижения цели ничуть его не смущал. Скорее даже наоборот.

Благо, мне хватило ума заподозрить неладное и обратиться к Абрамову-старшему. Не случись его помощи, все закончилось бы совсем иначе. Жаль только, что Филатова так и не позволила ему выбить должное наказание для внука. Когда оправилась, переписала завещание и вернулась в свою квартиру, махнув рукой на столь низкое предательство внука. А вот Жанне избежать ответственности не удалось, здесь уже клиника свое честное имя защищала…

Суматоха набирает обороты, но голоса стихают, когда настает время традиционной речи президента.

– Степаныч, громче ящик сделай! – требуют собравшиеся.

– Демонидзе, убери голову! Соорудила на башке Пизанскую башню, ни черта не видно! – ворчит Агриппина.

Пока с экрана вещает Владимир Владимирович, листаю сообщения в мессенджере. С наступающим поздравляют девчонки из команды «Динамо». Вдохновенный пост публикует наша староста Таня Сивашова. (Правда в ответ не получает ни слова. Такая уж у нас группа «дружная»).

Улыбаюсь, глядя на присланную Сашкой фотку. Харитошка сидит на коленях у отца. Недовольная и явно обиженная. Не отпустили ее встречать Новый Год с друзьями. Под друзьями, конечно, Илья подразумевается.

Вздыхаю.

Та еще драма там разворачивается…

– Уррра!

– С Новым Годом!

– С Новым Годом, дите! – Агриппина Игоревна смачно целует меня в щеку. И этот ее порыв настолько меня шокирует, что я не сразу реагирую на призыв поднять бокал.

– За Новый Год! – невпопад звучат голоса под аккомпанемент звона бокалов и гимна Российской Федерации.

 
– Мы всем горестям скажем гудбай,
Пусть останутся в прошлом печали!
И кораблик собравшихся пусть.
К берегам счастливым причалит!
 

Громко выдает тост Аркадий Семенович.

– За любовь!

– За здоровье!

– За детей, – добавляет кто-то.

– И пусть никогда не познают они нашей участи.

– А пусть бы и познали, – в сердцах бросает Агриппина.

– Я надеюсь, это сок, – глядя на бокал, строго обращается к Аркадию моя коллега Лена.

 
– Конечно, милая Леночка, это сок!
Его не принести я с собой не мог,
Когда-то виноград сам топтал беспрестанно,
Как в той известной комедии Челентано!
 

– Ой, я не могу с вас! Ну, жук! – отмахиваясь, смеется она в ответ. – Панкратов, не налегайте на салаты. Виолетта Анатольевна, газировки разрешаю прям глоток.

Время идет. Присутствующие поздравляют друг друга. Веселятся. Подпевают Пугачевой и Баскову, а потом еще долго вспоминают времена своей молодости. Чего я только не узнала! Голова кругом.

Аркадий Семенович за свои стихи получил однажды крапивой по лицу. Муза стараний не оценила.

Агриппина Игоревна занималась спекуляцией и долгое время вращалась в криминальных кругах под мужским прозвищем «Грипп». Говорит, что одно упоминание о ней, цитирую, «страх внушало недетский».

Константин Львович танцевал в баллетной труппе. Модница Галина Петровна челноком возила вещи «из-за бугра», а Одинцовы все детство друг друга ненавидели. Подумать только, потом ведь в семнадцать сбежали от родителей и поженились!

Переглядываемся с Леной. Она говорит, что впервые вот так происходит. Чтобы стол праздничный общий у огромной елки, и огонек, и песни, и танцы… Зачем-то во всеуслышание подчеркивает, что это была моя идея. Старики начинают благодарить, а после сетовать на то, что я увольняюсь.

На короткий миг в душе одновременно становится и тоскливо, и тепло. Всматриваюсь в хорошо знакомые лица и думаю о том, как привыкла к каждому из них.

Отвлекаюсь от печальных мыслей, отвечая на сообщение Инги, а чуть позже мне удается связаться с Риткой и родителями.

По правде говоря, не сразу решилась им позвонить. Однако посчитала, что должна это сделать. Не потому что обязана, а потому что, несмотря ни на что, хотелось.

Правда надолго меня не хватает. Мама Наташа плачет в трубку, и я не выдерживаю. Еще раз поздравляю и отключаюсь. Мне тяжело слышать ее такой. Всегда корила себя за ее слезы…

Часам к трем в столовой становится тихо и пусто. Все еще поет телевизор, сверкает гирляндой большая нарядная елка, а мы с Леной и криминальным авторитетом Агриппиной убираем. Обещали Екатерине Георгиевне, что к утру самостоятельно наведем идеальный порядок.

Когда в кармане платья оживает телефон, я как раз домываю очередную тарелку. Отправляю ее на сушилку и наскоро вытираю мокрые ладони о полотенце. Достаю вибрирующий аппарат и в растерянности смотрю на экран.

Набор незнакомых цифр отчего-то вызывает целую гамму непонятных эмоций. Мне и страшно, и волнительно. Сердце сбивается с ритма, когда дрожащими пальцами наконец нажимаю «принять» и подношу телефон к уху.

– Алло…

Тишина.

Проходит секунда. Две. Три.

Ногтями впиваюсь во внутреннюю сторону ладони и замираю, задержав дыхание.

– Привет, Арсеньева…

Непроизвольно прикрываю глаза.

Всего два слова, и мой вроде как устоявшийся мир вновь разбивается на мелкие осколки…

Сказать, что я удивлена – это ничего не сказать. Столько времени прошло…

В последний раз мы виделись в зале суда. С тех пор ни звонков, ни сообщений, ни встреч. А ведь я столько раз порывалась пойти к Нему! Но разве могла уязвленная гордость позволить мне это сделать?

«Уходи. Все кончено».

Сказанные им слова до сих пор тлеют пеплом в груди, но, вопреки всему, я так рада его слышать…

– Как дела? – интересуется он, пока я по-прежнему не могу произнести и слова. – Дарин…

Спину обсыпает мелкими мурашками.

– Извини, я просто… не ожидала, что ты позвонишь, – признаюсь честно.

– Захотелось.

Его голос звучит как-то странно, и я не могу понять, что именно меня настораживает.

– Ты…

– Я был в церкви сегодня, – выдает вдруг. – Ты вообще как, представляешь это?

– Почему нет? – подхожу к окну.

– Хотя бы потому что внутри меня чертов ад…

«Я был в церкви сегодня».

– Ты все еще в… больнице?

– Называй вещи своими именами, но нет, я уже не на дурке.

Разнервничавшись, снова испытываю нехватку кислорода. Если он не там, значит…

– Комиссия. Врачи. Тебя отпустили?

– Я сам себя отпустил, – отзывается невозмутимо.

Неужели сбежал?

Тревожно.

– Рядом со мной тухнут свечи. Бабка сказала, что это – дерьмовый знак, – продолжает рассказывать он.

– Ян…

– Я видел его десять дней назад. Держал на руках. Говорил с ним… – прерывается на паузу и рвано выдыхает. – Чувствовал, происходит что-то неладное. Он всегда был ласковым, но в тот день особенно. Даже смотрел на меня так, словно… прощается.

Понимаю, что речь идет о Савелии, и сердце, ударившись о ребра, туго сжимается.

– Знал ли я, что это будет в последний раз? – спрашивает хрипло. – Чудик сказал, что любит меня, а я ничего не ответил. Не ответил ему, понимаешь, Даш? Не сказал, что тоже…

Горячие слезы льются по моим щекам. Он молчит, а я сейчас как никогда отчетливо осознаю, что больше всего на свете хотела бы оказаться рядом с ним.

– Где ты? – вырывается само собой.

– Сука, как же страшно, Даша… Я вообще не готов принять это. Я, мать твою, не готов видеть его здесь, рядом с ней! – задушенно кричит, и я невольно содрогаюсь всем телом. Столько боли и отчаяния мне передается.

– Ян…

– Ты тоже знала? Тоже?

Совесть колет тысячей иголок, я собираюсь объясниться с ним, однако внезапно наш разговор прерывается, и мои попытки до него дозвониться, увы, безуспешны.

– Даш, все нормально? Почему ты плачешь? – ошарашенно смотрит на меня Лена.

В ответ только отрицательно качаю головой.

Ничего не нормально.

– Могу я чем-то помочь?

– Мне надо идти, Лен.

– Иди конечно, мы уже закончили уборку.

Киваю и спешу в подсобку. Достаю из шкафа куртку, быстро переобуваюсь в сапоги и еще раз набираю номер, с которого звонил мне Ян.

Проклятый телефон!

Вызывая такси, лихорадочно думаю, куда ехать. Где его искать? Дома ли он?

Звоню матери Романа. К счастью, она отвечает уже через два гудка.

– Марина Максимовна…

– Дашенька.

– Вы в больнице? – только и могу произнести.

– Да, – вздыхает тихо.

– А Ян? – на ходу накидываю куртку и выхожу в коридор, на прощание махнув Лене рукой.

– Приходил, Даш… – начинает плакать. – К Савке никого не пускают, но ты же знаешь его. Плевать он хотел на их запреты.

– Давно ушел? – жестом прошу охранника открыть дверь.

– Давно.

– Ясно, я поняла, спасибо. Позвоните, пожалуйста, если будут новости, – договариваю с трудом.

Савелий после операции к нам не вернулся. Второй день пошел, а врачи лишь разводят руками. Мол, предупреждали, что исход может быть и таким…

Улица встречает меня разыгравшейся метелью. Сугробы по колено. Все кругом белым-бело.

«Я был в церкви. Ты вообще представляешь это?»

«Рядом со мной тухнут свечи. Бабка сказала, что это – дерьмовый знак».

«Сука, как же страшно, Даша… Я вообще не готов принять это».

«Я, мать твою, не готов видеть его здесь, рядом с ней!»

В груди резко простреливает. Цепенею от внезапной догадки и чувствую тревожную пульсацию в горле.

«Здесь, рядом с ней».

Напрягаю память. Меняю адрес в приложении, и водитель тут же отказывается от поездки. Пытаюсь вызвать заново, но никто не спешит откликнуться. Кому охота ехать за город в новогоднюю ночь.

– Да что же это такое!

С досады хочется разбить телефон о ступеньки.

В этот самый момент получаю уведомление и с облегчением выдыхаю, когда пару минут спустя к зданию центра подъезжает желтый автомобиль.

Спускаюсь, сверяю номера с теми, которые отображаются в приложении, и забираюсь на заднее сиденье.

– Доброй ночи, девушка-красавица, – здоровается со мной водитель.

– Доброй.

– С Новым годом! Не ждал уже приятной компании, а тут такой сюрприз, – широко улыбается и подмигивает.

Он мне совсем не нравится, но я стараюсь не думать об этом. Мысленно прокручиваю наш с Яном разговор, и волнение в груди лишь множится.

– Пурга такая, сыпет и сыпет, смотри что делается, – недовольно причитает парень, выезжая на дорогу со стороны той самой остановки, до которой я однажды не дошла.

Набираю номер, но мне отвечает лишь бездушный робот.

«Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Ты чего, красивая, плачешь? Обидел кто? – регулирует зеркало так, чтобы видеть меня в отражении.

– Нет.

– А что? – не унимается.

– Все в порядке.

– Обманывать нехорошо.

– Простите, мы можем ехать молча? – просто не выдерживаю.

– Ладно, – хмурит брови. – Радио включу. Расслабься.

Это его «расслабься» лишь еще больше меня настораживает, но, слава богу, с расспросами в ближайшие минут сорок он ко мне не лезет.

Смотрю в окно и то дело мельком поглядываю в приложение, чтобы проверить, сколько нам осталось ехать.

Паникую страшно. Четыре тридцать утра. Я одна, таксист доверия не внушает. Мы где-то за МКАДом, а где конкретно – понятия не имею.

– А чего одна так далеко едешь? – интересуется вдруг, приглушая музыку.

– Так вышло, – отзываюсь, намертво вцепившись пальцами в дверную ручку.

Выпрыгну, если понадобится.

А двери заблокированы, Даша.

– Небезопасно, – добивает он интонацией.

Сглатываю и стараюсь успокоиться.

Не накручивай.

– Маме зять не нужен? – выдает в шутливой форме.

– Не нужен. У меня есть парень.

– Ааа, – прищелкивает языком. – У моей Алинки тоже был парень, то бишь я, но из армии она меня почему-то не дождалась.

Молчу.

– Пришел, и узнаю такой, что она с моим другом шашни успела закрутить. Еще и залетела от него. Такой вот расклад.

К чему мне эта информация? Еще и злится.

– А куда именно едем, неразговорчивая? Указан только населенный пункт.

– На кладбище.

Поворачивается и бросает в мою сторону выразительный взгляд.

– Мне туда срочно надо.

Звучит, конечно, так себе…

– Лажа какая-то. Щас в лес повернем, а там кенты твои, что ли? – подозрительно прищуривается. – Тачку у меня отожмут.

Теперь, похоже, настал его черед нервничать.

– У меня папа – смотритель кладбища, – нагло лгу. – Еду ему везу.

– Не-не-не, туда не поеду, моя хорошая. Манал я.

– Вы издеваетесь?

– Надо было сразу указывать, даже и не принял бы вызов, – машет рукой. – Зачем оно мне надо. Заманилово какое-то.

– Я доплачу, у меня есть деньги. Не станете же вы высаживать меня посреди незнакомого поселка?

– Это не мои проблемы. Закажешь оттуда еще одну машину.

Его разглагольствования прерывает рингтон моего телефона.

Опускаю взгляд.

Игорь Владимирович.

Один его звонок я сегодня уже проигнорировала ввиду того, что до сих пор на него обижена.

И все-таки нажимаю ответить.

– Дарин…

– Здравствуйте.

– Ян у тебя?

– Нет, но я рассчитываю его найти.

– И где ты? – спрашивает настороженно.

– Еду на кладбище.

– Сдурела? – начинает орать. – С кем?

– На такси.

Такой отборный мат слышу, что уши в трубочку сворачиваются.

– Какого дьявола, совсем сбрендила?

– Он там один. Один среди могил, понимаете? – кричу.

Какое-то время Абрамов-старший молчит.

– Скинь мне номер такси сообщением. Я неподалеку. Скоро буду, – и бросает трубку.

– Папа – смотритель кладбища, – произносит таксист с иронией. Видимо, подслушивал наш разговор.

– Отвезите меня туда, пожалуйста, – не то прошу, не то умоляю, вытирая ладонью слезы. – Мне надо парня забрать. Вот возьмите, сколько есть, – выгребаю из кошелька все до единой купюры и кладу на переднее сиденье.

– Да отвезу че, – спустя минуту обещает нехотя. – Парня забрать… Парень-то хоть не «того»? Живой?

О Господи…

Когда подъезжаем к воротам, в маленьком кирпичном домике сразу загорается свет.

– Спасибо! – благодарю водителя, открывая дверь.

– Ага, счастливо, блин, – летит мне вдогонку.

Выбравшись на улицу, непроизвольно поеживаясь, втягиваю шею.

Сегодня довольно холодно. Мороз бодрит, кусает за уши и щеки, и после теплого салона смена температур ощущается особенно резко.

– Доброе утро… – несусь к калитке, на бегу надевая шапку.

– Какое ж оно доброе. Разбудили меня. Что нужно? – недовольно ворчит дед.

– Скажите, пожалуйста, не приходил ли сюда парень вечером-ночью?

– Милочка, часы работы видим? – кивает на информационную табличку.

– У него сестра здесь похоронена. Не приходил? – кладу ладонь на обледеневшую перекладину калитки. – Я хочу его забрать. Скажите, он ведь здесь, да?

Не могу объяснить. Сердцем чувствую, что здесь. Оно всегда страшной аритмией заходится, когда он где-то поблизости.

– Я уж думал, никому до этого парня дела нет, – гремит цепями и замком. – Сколько лет работаю, постоянно сюда тридцать первого в ночь таскается. В прошлом году только пропустил.

Конечно пропустил. Он ведь в СИЗО был…

– Куда идти? – ступаю на территорию кладбища, достаю из кармана телефон и включаю режим фонарика.