Текст книги "Аритмия (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)
Глава 45. Сказка с нехорошим концом
Дарина
Каждый год ВДНХ дарит москвичам и гостям города самую настоящую сказку. В преддверии Нового Года миллионы ярких огней подсвечивают аллеи и создают невероятную атмосферу праздника. Новогодние инсталляции, светящиеся колонны, ажурные арки, бесконечные цветные гирлянды, необычная футуристическая елка.
Здесь так красиво! Глаза разбегаются!
Савка сжимает маленькой ладошкой мои пальцы, улыбается во весь рот и зачарованно вертит головой, то и дело восторженно охая.
– Взял, – Рома выставляет перед нами две пары арендованных коньков. – И билеты…
– Я бы сама купила, – недовольно на него смотрю. – Сейчас все тебе верну.
Залезаю в карман и достаю оттуда прихваченные с собой деньги.
– Даш, – вздыхает и накрывает мою руку своей. – Пожалуйста, не надо, убери. Это ведь была моя инициатива. Ты могла отказаться и не поехать, так что…
– Я здесь из-за Савелия. И на лед с ним пойду только в том случае, если сама оплачу билеты и коньки, – выдвигаю условие, угрожающе сдвинув брови к переносице.
Роман раздраженно цокает языком, когда я настойчиво вкладываю купюры в его ладонь.
– Дальше мы сами, – сообщаю деловито.
Уходим в раздевалку. Я переобуваюсь первой, а потом уже надеваю коньки на мальчика.
– Ну что, Савелий, готов? – бодро спрашиваю, как следует затягивая шнурки.
– Дааа! – тепло улыбается он в ответ.
– А не боишься? – прищуриваюсь.
– Неее!
– Отлично, тогда потихонечку встаем.
Помогаю ему подняться со скамейки. Даю время постоять, походить, попрыгать, привыкнуть к интересной и необычной обуви и только после этого выхожу с ним на детский каток.
Идея, конечно, авантюрная, но давать задний ход уже нет смысла. Главное, уберечь ребенка от падений, и при этом дать прочувствовать магию льда.
– Ооо!
Савелий изумленно таращится на подсвеченные ледяные дорожки.
– Крепко держись за обе руки. Корпус наклоняем вот так, коленки сгибаем. Начинаем делать маленькие, осторожные шажочки вперед. Давай пробовать.
Первые минут сорок учимся стоять, медленно ходить по скользкому льду и балансировать.
Савка действительно не боится, и это значительно осложняет дело. Уж слишком резвый, а я очень переживаю на тему того, чтобы он не ударился.
Пододвигаю к нам опору-тюленя. Вроде как сам будет передвигаться, но риск падения снижен.
– Какоооой красииивый!
Симпатичный тюлень-ассистент Савке явно по душе.
– Теперь он тебе помогать будет. Ты не замерз? – спрашиваю настороженно.
– Неее. Я надет как ка…пус…та.
– Одет, – поправляю его я и встаю позади, чтобы подстраховать на первых порах. – Так. Держись теперь за него. Вот здесь, за хвост. Ну, шагаем.
Савелий старательно повторяет заученные движения.
И все-таки какой молодец!
Еле сдерживаюсь. На глаза нет-нет, да и наворачиваются слезы. Нарушение координации мешают Савелию справляться с поставленной задачей, но он борется. Борется со своим телом…
– Ты просто умница! – хвалю его я.
– Нда? – запрокидывает голову назад и смеется, когда начинает заваливаться влево.
– Стоп! – испуганно хватаюсь за него.
Встреча с твердой поверхностью нам точно ни к чему.
– Садись, отдохни немного, – аккуратно усаживаю мальчугана на тюленя.
Удобнейшая штука, скажу я вам! В моем детстве таких приспособлений точно не было.
– Покатааайся! Покатааайся! – требует Савка, постукивая милого морского ассистента по хребту.
– Ладно.
Я подмигиваю ему, отъезжаю чуть вперед и начинаю исполнять на льду всякие несложные штуки. Ёлочку, змейку, ласточку.
– Ооо! – визжит Савелий.
Кручусь вокруг своей оси. Не обращая внимания на ноющее колено, выписываю круги вокруг мальчишки, ведь это вызывает у ребенка неподдельный восторг.
– Сууупер!
Катаю тюленя, совсем потеряв счет времени, а потом Савка снова просится на лед.
– Только мои руки не отпускай, – предупреждаю заранее.
– Сам…
– Сав, нет. Потихонечку!
И все же он отпускает мою ладонь. Нарочно, конечно же! Желание прокатиться самостоятельно берет верх над словом «нельзя».
– Сава!
Сердце замирает и пропускает удар.
Поздно.
Грациозно проехавшись вперед, начинает падать. Вот прям в последний момент успеваю поймать и потянуть на себя.
Заваливаюсь на спину, а не на бок, как рекомендуют. Это единственный вариант стать для Савки своеобразной подушкой и уберечь от болезненного удара.
– Сказала же, не отпускать! Ну что за вредина! – ворчу, медузой распластавшись на холодном льду.
Лежащий на мне Савелий звонко и заливисто хохочет. Не плачет, уже хорошо.
Облегченно выдохнув, смотрю на переливающиеся огоньки.
– Красиво, да, Савка?
– Угу. Мы в сказке, Да…ша?
– Да…
– Ты принцеееесса.
– Куда мне, что ты…
– Вы долго морозить почки собираетесь?
Этот голос мгновенно, что называется, спускает с небес на землю.
– Яяян! – радостно вопит Савелий, срывая горло. – Яяян!
– Погоди. Давай аккуратно встанем.
Поморщившись, поднимаюсь. Сначала сама, а потом и ему помогаю.
– Нееет. Стоять! Медленно и со мной. Либо садись на тюленя! – делаю серьезное лицо.
Савка недовольно пыхтит, но инструкциям подчиняется. Пока добираемся до бортика, дважды чуть не падаем. Все из-за того, что мальчик перевозбужден из-за появления своего крестного.
– Яяян!
И откуда он тут?
– Привет, Чиполлино! – Ян дергает Савелия за бубон-луковичку.
– Гыыы.
Вскидываю руку с часами.
Почти девять! Ничего себе!
Начинаю скрупулезно перевязывать съехавший набок шарф. Очень это сейчас важное и необходимое занятие.
– Почему не слушаешься? Возомнил себя Евгением Плющенко? – ругает мелкого Ян.
– Пьююющенко! – снова хохочет Беркутов-младший, обнимая его за ноги.
Прохожу мимо них.
– Пьющенко у нас Рома. Пошли переобуваться, Чудик, а то нос от мороза отвалится.
– Не отваааалится!
В раздевалке довольно многолюдно. Ныряю в рюкзак, выкладываю на скамейку барахло, лежащее сверху, достаю расческу. Прочесываю волосы и, соорудив на голове пучок, быстро закидываю все назад.
Ян сам справляется с ребенком. Они заняты друг другом, поэтому я спешу снять коньки, влезть в свои сапоги и поскорее выбраться оттуда.
Да вот, к несчастью, натыкаюсь на Рому, поджидающего нас снаружи.
– О, Дашкет, накатались?
– Да.
– Блин, спасибо тебе от души! – благодарит, улыбаясь.
Только вот у меня от этой улыбки будто удавка на шее затягивается. Вспоминается то, что случилось два года назад, и снова о себе напоминает глубокая обида.
– Мне пора, – обхожу его справа.
– Подожди, я отвезу тебя.
Еще чего не хватало.
– Я сама доберусь, – направляюсь к выходу.
– Даш, ну так не пойдет.
– Да…ша! Да…ша! – доносится до меня встревоженный голос Савелия.
Черт… Не успела.
Останавливаюсь и поворачиваюсь. Не убегать же опять в самом деле?
Маленький Плющенко со всех ног мчится ко мне. По-другому и не скажешь.
– Да…ша, ты кудааа? – врезается в меня и поднимает голову.
– Мне надо домой, зай, – приседаю.
– Вмееесте.
– Нам не по пути.
– Да…ша.
– Ты доволен? Понравилось кататься на коньках? – дотрагиваюсь указательным пальцем до его покрасневшего носика.
– Ооочень!
– Ну хорошо. Тогда пока на сегодня?
Хочется расстаться на позитивной ноте, но, похоже, не получится. Савелий снова расстроен.
– Да…ша… не… не уходи! – бросается мне на шею.
– Не капризничай, – прошу, поглаживая его по спине. – Иди к ребятам.
Не без усилий отодвигаю от себя хнычущего парнишку.
– Ну, Сав…
Прямо сердце разрывается, честное слово. Не стоило мне с ним сюда ехать. Только хуже сделала.
– Хватит реветь, Савелий, – раздается прямо над нами.
Мелкий приглушенно сопит.
– Все, прекращай, – начинаю целовать его мокрые щечки, и в итоге уже через минуту он улыбается.
– Да…ша.
– Давай, пойдем-ка, брателло, – Рома берет мелкого за руку и тянет за собой.
Тоже встаю, собираюсь уйти, но Ян хватает меня за пуховик.
– Что ты…
Приходится все-таки поднять на него глаза. И, клянусь, лучше бы я этого не делала…
Если бы можно было уничтожить одним взглядом, я точно была бы уже мертва.
– Ты уронила, – цедит сквозь зубы. И вроде обманчиво спокоен, а ноздри раздуваются как у быка на кориде.
Опускаю глаза, и мои щеки моментально вспыхивают пожаром стыда и смущения.
Прозрачный пакет из аптеки… Должно быть, выпал из рюкзака.
Аскорбинка. Тест.
Твою же…
Он за меня все озвучивает. Совсем не литературными словами.
– Предохраняться не пробовала?
Его хлесткие слова будто пощечина.
Вскидываю на него гневный взор и выдираю злосчастный пакет из его рук.
– Степень ответственности вообще не осознаешь? – осведомляется таким тоном, что кровь стынет в жилах.
– Отпусти… меня, – требую зло.
– Такой тупой залет, Даша.
Прищуриваюсь. Сколько яда и ненависти в этой фразе.
Значит решил, что я… беременна?
Смеюсь, наблюдая за тем, как его ломает и корежит от одной только мысли об этом.
Идиот.
Качаю головой и резко выдергиваю руку.
– Мы не закончили… – опять не позволяет уйти.
– Да…ша. Яяяян! – фоном звучит Савелий.
– Серьезно? – вскидываю бровь. – Не закончили? Ты в своем уме, Абрамов? Совсем рехнулся?
– Где были твои мозги? – стискивает мою руку до боли. – Одно дело спать с ним и совсем другое…
– Ты решил меня воспитывать? – ошарашенная, перебиваю, тяжело дыша.
– Да…ша! Яяян!
Мальчишка громко плачет.
– Дура, ты хоть представляешь, что такое дети? – выплевывает он.
– Отстань от меня! Отпусти! – толкаю его в грудь.
– Да…ша! Яяяян!
– Отпусти сказала!
Наверное, в тот самый момент, когда Савелий затихает, мы и останавливаемся.
– Ян… Ян!
Голос у Романа крайне испуганный.
Синхронно поворачиваемся в его сторону, и внутри меня все обмирает.
Савка.
Наш маленький Савка лежит на земле…
Глава 46. Даша плюс один
Ян
Когда я закрываю дверь за своей спиной, стрелка часов уже переваливает за полночь.
В квартире темно. Холодно. Пусто.
Папаша недавно съехал к себе, и все стало как раньше… Наконец-то.
Вешаю связку ключей на крючок, снимаю куртку и разуваюсь. Не включая свет, прохожу в гостиную. Заваливаюсь на диван, пялюсь в потолок, медленно выдыхаю и устало потираю глаза.
Савелий опять всех напугал. Очередной приступ, паникер-Рома, Арсеньева в слезах и толпа глазеющих зевак.
Доорались. Кто же знал, что мелкий так разнервничается, наблюдая за нами. Я виноват в том, что у меня даже и мысли не возникло на этот счет. Виноват в том, что не смог сдержаться. Виноват в том, что сразу не среагировал на его встревоженный голос.
Савку по рекомендации врача в больнице продержат еще дня три минимум. Это всегда происходит. Жизненно важные показатели должны прийти в норму, тогда отпустят. Собственно, так и существуем. Каждый день как последний… Причем с самого его рождения.
Рома думает, что ему одному страшно. Но это не так… Я чертовски боюсь за Савелия. Всякий раз. Просто понимаю, что моя холодная голова и умение держать себя в руках – это то, что необходимо в подобных ситуациях. То, что нужно мальчишке в эти моменты. Потому что семейка у него та еще. Ромкины предки чересчур кипишные и нервные. Да и сам он такой. Всю больницу на уши сегодня подняли.
Савка тоже боится. А еще мой маленький боец очень устал… Немой вопрос, застывший в его глазах, убивает. Он будто молча спрашивает: «Это все, Ян, или еще нет?».
Конечно, нет.
Другой расклад я вряд ли вынесу.
Переворачиваюсь на бок. Мысли то и дело возвращаются к зареванной Даше и той вещице, которую она, второпях, оставила на лавке.
Я с минуту в своем мозгу видел один сплошной черный квадрат. Потом вдруг резко пришло осознание происходящего. А вместе с тем пришла неконтролируемая злость.
Беременна.
Итак мозги кипели, стоило представить ее с электриком… А тут такое. До блевоты.
Нет, нормальные взрослые люди заранее детей планируют. Здесь же больше похоже на залет по неосторожности.
Если он есть этот самый залет…
А если нет?
То что…
А вдруг электрик ни при чем?
Еще же имеется кандидат. Козлятина Лавринович. Уж больно он напрягся, стоило мне начать ему угрожать. Хотя надо предполагать, любой на его месте очканул бы. Запугать до трясучки – это прямо-таки мой дар. Пользуюсь им, сколько себя помню.
Да нет, вряд ли он.
Даша-Даша… Ну какого…
Под ребрами болезненно саднит.
Как, твою мать, вообще это принять? Как принять тот факт, что у нее под сердцем маленький электрик?
Резко поднимаюсь с подушек. Принимаю сидячее положение, сжимаю голову и рвано дышу сквозь стиснутые до скрежета зубы.
Ненавижу ее. Наверное…
Шею свернул бы, но умом понимаю, что здесь, похоже, просто настала та самая точка невозврата. Конец. Финиш. Черта.
Она же так просит оставить ее в покое. И придется ведь, если дурацкий тест (будь он трижды проклят!) покажет две полоски.
Сойдутся. Поженятся. Станут ячейкой общества. Будут растить сына или дочь.
Коротит внутри, да и разум на такие картинки отзывается протестом.
Ну что за дура? Первый курс. Совсем сопля же еще! И этот тоже хорош, мог бы и подумать верхней головой. Осеменитель херов.
Встаю. Иду на кухню выпить воды. Размышляю на тему того, какой будет реакция новоявленного папаши. На аборт точно не отправит. Он же весь из себя такой положительный. (Со слов Вершининой).
Обрадуется? Расстроится?
Я бы на его месте…
Что за звездец вообще? Какое еще «бы»? Ты не на его месте.
И что за место такое? Есть оно вообще?
Давно не видно этого малохольного рядом с ней.
Вдруг и правда с преподом мутит?
Да ну… Не стала бы. Или все же да?
Чашка с грохотом летит в раковину.
Не могу понять, что со мной происходит. Внутренний бессвязный монолог только сильнее заводит. Аж до трясучки. В кровь будто отравы химической впрыснули. Хочется ломать и крушить все вокруг.
Ее величество Ревность пожаловала. Как скрутило там, на ВДНХ, так и не отпустило до сих пор.
Беременна.
Морду сто процентов снова перекосило. Не могу спокойно думать об этом. Зацепила эта новость. Ржавым гвоздем застряла в левом подреберье. Не вытащить.
В ушах звучит заливистый смех Савелия, а перед глазами Арсеньева, закручивающая «винт» на льду. Волосы пшеничного цвета разлетаются в стороны, щеки горят ярким румянцем. Широко улыбается мальчишке. Она и мне вот так раньше улыбалась. Открыто, искренне.
Сейчас в ответ только холодный, напряженный взгляд исподлобья.
Держит дистанцию.
Острит. Язвит. Кусается. Колючки выпустила.
Научилась.
Научил.
Говорить «нет». Раньше не умела…
Захожу в спальню и прямо в одежде укладываюсь на кровать. Вспоминаю, как Даша не смогла сказать мне «нет». Прямо здесь.
Совсем юная. Растерянная. Сомневающаяся. Смущенная моим напором. Разомлевшая от жарких поцелуев и торопливых ласк.
Лежала подо мной. Красивая. Испуганная. До одурения нежная.
Дрожала, покрываясь мурашками. Доверчиво смотрела в глаза. Покорно глотала катящиеся по щекам слезы, потому что я был слишком несдержан и груб. Меня в какой-то момент унесло. Накрыло. Затопило. Я словно опьянен был. В хлам. Только не алкоголем, а ею.
Как сейчас вижу перед собой мокрые, трепещущие ресницы, влажные полураскрытые губы и взгляд, полный чего-то такого… отчего внутренности полыхали костром и дышалось через раз.
До самого утра не мог от нее оторваться. Мучил отзывчивое тело. Смотрел на нее. Целовал ее. Всю… Много. Долго.
Уже на рассвете, кутаясь в одеяло, зачем-то начали читать друг другу стихи. Один из них запомнился мне особенно. Я потом его отыскал…
Полагаю, сейчас она считает иначе.
Что думаю я?
Мерил как и всех? Точно нет…
«Скажи, что я для тебя особенная» – отчаянно шептала она той ночью.
Вряд ли я говорил ей нечто подобное. Но то, что чувствовал это на интуитивном уровне, определенно да.
Особенная.
Потому растоптал без жалости и сожаления, стоило ей лишь раз оступиться. Уничтожил все хорошее одним простым действием.
Знал, что обратного хода не будет. Мы с ней изначально были обречены на билет в один конец. Потому что такие, как Даша, должны доставаться порядочным и правильным Сережам. А не ущербным моральным инвалидам вроде меня.
Только как устоять перед соблазном?
Я, например, не сумел справиться с собой.
Хотелось урвать себе немного тепла…
Смотрю на море жадными очами,
К земле прикованный, на берегу…
Стою над пропастью – над небесами,
И улететь к лазури не могу.
Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить…
Мне близок Бог – но не могу молиться,
Хочу любви, но не могу любить.[16]16
Стихотворение З. Гиппиус «Бессилие».
[Закрыть]
* * *
Я и раньше постоянно на нее смотрел, но теперь это больше походит на своего рода мазохизм. Потому что за девчонкой я наблюдаю чересчур пристально и внимательно. Ищу перемены. Косвенные признаки. Пытаюсь смириться с тем, что происходит, но вот принять и переварить пока не особо выходит. Зубы уже сточил к чертям собачьим.
Какой по счету взгляд на Арсеньеву…
Подмечаю, что она бледнее обычного.
Синяки под глазами.
Практически засыпает, хотя старательно строчит в тетради конспект.
Скоро тебе не до учебы будет… Здравствуй, академ, пеленки и бессонные ночи. Ты ведь даже не представляешь, что тебя ждет…
Кстати, про бессонные ночи. У меня так и не получилось сегодня отключиться. Глаз не сомкнул. Как долбаный филин до самого восхода солнца пялился в темноту, воюя с собственными внутренними демонами.
– Ян, мы едем в клуб на выходных? – спрашивает Инга, склонившись ко мне.
– Посмотрим, – пространственно отвечаю я.
– А может погуляем? Ну или в кино сходим…
– Что?
– Да куда угодно в принципе, лишь бы вдвоем, – мурлычет она, кокетливо стреляя глазами.
В последнее время компания Вершининой раздражает. Вернее раздражает ее интерес ко мне.
– Я скучаю по тебе. Ты стал редко появляться в академии. Может, пригласишь к себе в гости? – как бы невзначай предлагает она. Жмется ближе и оставляет поцелуй на моей щеке. – Я не против.
– Молодые люди, напоминаю, что вы находитесь в аудитории, – недовольно скрипит профессор, явно обращаясь к нам.
Даша поднимает руки вверх, ловко скручивает из волос подобие ракушки и фиксирует ее карандашом.
Случайно оголившийся при этом живот выглядит абсолютно плоским. Но, учитывая, что срок, скорее всего еще маленький…
– Ян, ну так что? – в поток моих беспокойных мыслей снова вклинивается голос Инги.
– Я позвоню тебе, – бросаю, неотрывно глядя на Арсеньеву.
Тонкая, лебединая шея так и притягивает взгляд. Сомкнуть бы на ней ладони…
– Прикинь, просыпаюсь сегодня, а эти двое в слезах, – шепотом рассказывает моя соседка по парте.
Очевидно речь идет о Даше и ее подруге Рите. Они, по ходу помирились. Вон даже сидят опять вместе.
– Арсеньева беременна. Я застукала ее с тестом в руках. Там две полоски, сама видела, – многозначительно хмыкает Вершинина. – Она, конечно, поспешила его спрятать, но итак все понятно. Звездец… Залет.
Шариковая ручка с хрустом ломается напополам, острыми краями пластмассы впиваясь в кожу.
Ну все. Вот и приговор.
«Там две полоски».
Надежда умирает последней. Умерла только что.
«Там две полоски».
Приступ удушья. Острое отчаяние растекается по сосудам. В ушах шумит. В горле будто песок. Не сглотнуть… Под ребрами болезненно скукоживается орган, именуемый сердцем. Он с чего-то вдруг «решил» мне напомнить о том, что существует не только для того, чтобы перекачивать кровь.
– На мой вопрос, собирается ли она сообщить Сергею о ребенке, Даша закатила глаза. Ну и в общем, как только они ушли, я сама ему позвонила.
Поворачиваюсь к ней и вопросительно вскидываю бровь.
– А что? – пожимает плечами. – О таких вещах молчать нельзя. Отец всегда должен быть в курсе!
Пара заканчивается, но мы с ней продолжаем сидеть на своих местах.
– И? – давлю из себя я, наблюдая за тем, как Дарина складывает вещи в сумку.
– И реакция Матвеева меня поразила. Он вообще не обрадовался. Сказал «поздравляю ее с этим» и отключился. Я, если честно, такого не ожидала.
Вот ведь мразь.
«Поздравляю ее с этим».
– Ты же говорила, что у них все серьезно, – мрачно напоминаю я.
– Мы все так думали, а оно вон как получается…
– Гнида конченая этот ваш Сережа.
– Я бы на ее месте сделала аборт, – вздыхает брюнетка, сочувствующе глядя на бывшую подругу.
– Дура совсем?
– По-твоему, лучше в девятнадцать остаться матерью-одиночкой и похерить все, что имеешь? – искренне удивляется она.
– Не вздумай лезть к ней с подобными советами. Поняла меня?
– Больно, – недовольно хмурится.
Разжимаю пальцы. Даже не заметил, как схватил ее за руку. Внутри такая сумятица творится… Мозги набекрень. Кипят и плавятся.
Инга недовольно потирает запястье.
– Ну и где найти это трусливое убожество? – интересуюсь, сжимая челюсти.
* * *
Паркуюсь на стоянке стремного колледжа, с легкостью обнаруженного при помощи навигатора. Останавливаю тамошнего люмпена, проходящего мимо. Даю ему косарь и сообщаю, кто мне нужен. Десять минут спустя это самое «кто» выходит из серого, унылого здания и направляется в мою сторону бодрым шагом.
– Это ты меня искал? – громко осведомляется он.
Подходит ближе и в качестве ответа получает четкий удар по морде.
От неожиданности валится на землю, припорошенную снегом. Прижимает ладонь к лицу и матерится.
– Поднимайся, разговор есть.
Наблюдаю за тем, как он соскребает себя с асфальта, медленно встает и с опаской косится на тачку.
Да, дружок. Если надо будет, на ней тебя в лес и вывезу.
– Что тебе надо? – сплевывая кровь, спрашивает настороженно.
– Почему вы с ней расстались?
С кем «с ней» итак понятно…
– Это совсем не твое дело, – бычится он.
– Ты ее чем-то обидел, верно? – сверлю его ненавистным взглядом.
– Засунь свои вопросы…
– Слушай ты, – резко хватаю его за куртку, придвигая к себе. – Кинуть ее решил в такой момент? Оставить одну?
– Чего? – удивленно на меня таращится.
– Мужик ты или кто? Она же совсем еще девчонка…
Зрительный контакт только дров в топку подкидывает. Взаимная неприязнь ощутима настолько, что морозный воздух вокруг сгущается.
В какой-то момент этот петух начинает хохотать. За что получает солидную затрещину.
– Тебе смешно, клоун?
– Да, мне смешно, – зло цедит он, пытаясь сбить мою руку своей.
– И что же тебя так развеселило?
Я готов его закопать прямо здесь. Отвечаю.
– Ты не по адресу явился, бешеный.
– Совсем, что ли, конченый? – прищуриваюсь, клацая зубами от гнева.
– Ну Даринка-мандаринка… Полна сюрпризов! – качает головой. – Я думал, он твой. Ребенок этот.
Презрительно морщится на последней фразе.
«Я думал, он твой. Ребенок этот».
Что за…
– Я сразу почувствовал, что между вами что-то есть. Давно она мне изменяет? – интересуется он обиженно.
– Ты че несешь, придурь… – настала моя очередь недоумевать.
Так и лупимся друг на друга, но пазл ни хрена не собирается в единую картину.
– Есть кто-то третий, – глубокомысленно заключает электрик. – Приехали, блин!
Растерянность на моем лице изрядно его забавляет.
Есть кто-то третий.
– Идиот, еще и помириться с ней хотел. Вот говорила же мне мать, что Даша…
– Лучше заткнись, – толкаю его в грудь.
– Строила из себя не пойми что. А по факту оказалась самой обычной шлю…
Договорить не успевает. Получает по печени и тут же, согнувшись, скулит от боли.
– Рот закрой свой…
За прошедшие два года я и сам по всякому отзывался об Арсеньевой, будучи наедине с собой, но совсем другое дело слышать подобные фразы от кого-то.
– Почему ты так уверен в том, что ребенок не твой?
Матвеев, усмехнувшись, оседает на землю. Никак не придет в себя, бедный.
– Да потому что… – часто дыша, прижимает руку к животу.
– Отвечай мне, – подхожу ближе, и он боязливо вскидывает голову.
– Как-то я сомневаюсь в этом, – кривит губы.
– Ты тупой? – еще секунда и ему точно конец. – Там две полоски.
– Да хоть три… – вызывающе смотрит мне в глаза. – Извини, «дружище», но в непорочное зачатие я не верю.
Смысл сказанного доходит до меня не сразу. А когда доходит, я перестаю вообще что-либо понимать…
