Текст книги "Аритмия (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц)
Мои пальцы уже гладят порозовевшую скулу и спускаются ниже, к полным, чувственным губам.
– Давно хотел их потрогать… – поясняю свой порыв, неотрывно глядя прямо в глаза.
А там сейчас столько интересного. Целый фейерверк эмоций. И все это – только мое.
Дыхание девчонки сбивается, когда я сокращаю расстояние между нами, настойчиво толкая ее к стене.
– Да-ша…
– М?
Дрожит в моих руках. Пушистые ресницы трепещут. А я нарочно оттягиваю тот момент, после которого пути назад точно не будет.
Я ведь все заберу себе. Чистую душу. Невинное тело.
Выпью до дна. Испорчу. Сломаю.
И пойду дальше, не оборачиваясь.
– Ян, мне кажется я… – ласково трется кончиком своего носа о мой, и последние сомнения рассыпаются в пыль.
Целую вожделенные губы. Нетерпеливо. Горячо…
Прорываюсь сквозь преграду. Страстно ласкаю языком ее рот, постепенно проваливаясь в дурной экстаз, ведь девчонка так мучительно нежна и отзывчива, что у меня тут же напрочь отказывают тормоза…
Нет… Даже и близко не так, как я себе представлял. Все в разы ярче, острее. Хочется тупо утонуть в ощущениях. Забыться. Захлебнуться.
Кровь кипит, ядовитой кислотой расплескиваясь по венам, а в груди, под ребрами, разгорается с новой силой то самое чувство. Незнакомое. Неизведанное. Ненужное.
Чертов пуховик мешает. Дергаю собачку вниз и расстегиваю молнию, отчаянно желая быть ближе.
Вздрагивает и рвано выдыхает, когда замерзшие, ледяные пальцы ныряют под вязаный свитер и настойчиво оглаживают плоский живот, поднимаясь по ребрам выше.
– Даша…
Она сейчас такая красивая…
Припадаю губами к ее шее, оставляя грубые поцелуи на прозрачной, бледной коже.
Жадно слушаю каждый звук, который она издает. Запоминаю каждый непроизвольный жест. Впитываю в себя ее трепет, от которого тело ноет невыносимо.
Хочу…
– Я… тебя люблю, – тихий шепот безжалостно портит всю прелесть момента.
Это ее признание, сказанное, разумеется, в полном бреду, как ушат ледяной воды. Отрезвляет. Вынуждает остановиться. Напрячься. В растерянности замереть.
Я слишком давно не слышал этих слов. Поэтому зацепило. Только и всего…
– Нам пора возвращаться. Уже светает.
Стиснув девчонку до хруста в косточках, вдыхаю аромат волос, наполняя им легкие.
– Жаль, что пора… – обнимает меня за шею и целует.
Сама. Осторожно, несмело.
Так и не решившись больше взглянуть в ее глаза, отступаю назад и жду, когда приведет себя в порядок.
Пока спускаемся с крыши, молчим. Девчонка явно смущена, а что со мной творится – вообще непонятно.
Когда уже внизу, ожидая такси, открываю сообщение от Беркутова, которое проигнорировал ранее, становится еще более гадко.
«Ну че там, Абрамыч? Вырвался вперед?»
– Наше? – Арсеньева тычет пальчиком, указывая на машину, въезжающую во двор.
– Да.
Встречаемся взглядами, но я снова спешу отвернуться.
– Все нормально? – обеспокоено интересуется она, дотрагиваясь до моего плеча.
– Садись в машину.
Какого хера происходит, Ян?
Разозлившись на себя, печатаю Беркутову ответ.
«Ты безнадежно отстал».
Все как всегда. Да. А остальное… особая магия Питера, не более.
Глава 21. Простая геометрия
Роман
В кабинет биологии вхожу точно по звонку и сразу замечаю – мое место занято.
Сели вместе? А я ведь отсутствовал всего две недели.
Прохожу мимо, сворачиваю по диагонали и занимаю последнюю парту в правом ряду. Туда же на галерку минутой позже ко мне подсаживается Камиль.
– Пока ты был на сборах, тебя выселили, – улыбаясь, кивает в сторону Абрамова.
– Надолго ли? – иронично вскидываю бровь.
– Все, сели, десятый «а»! Успокаиваемся! – училка пытается призвать молодежь к дисциплине. – Настраиваемся на рабочий лад. Открываем тетради, записываем число.
В классе повисает тишина. Правда ровно до того момента, как на электронной доске появляется тема урока.
– Половое размножение, – по слогам читает Пилюгин. – Вот это я понимаю не зря на первый урок пришел!
По кабинету прокатывается волна смешков.
– А практика будет? Или, как всегда, особое внимание уделим только теории? – интересуюсь я громко.
Пацаны свистят и улюлюкают, давая понять, что вопрос этот – животрепещущий.
– Хватит паясничать, Беркутов! Итак, открываем параграф двадцать шесть… – начинает монотонно гундосить препод.
Ребята еще не единожды пытаются сорвать урок, но мне до этого нет никакого дела. Я внимательно наблюдаю за Абрамовым и Арсеньевой, щеки которой краснеют прямо на глазах. Уж не знаю, что он там льет ей в уши.
– И что я пропустил?
– Ты про Дашу и Яна? – зачем-то уточняет Камиль.
А то ж непонятно на кого я пялюсь, охреневая от происходящего. Вон Абрамов такое исполняет за спиной пыхтящей у доски Константиновны, что у меня шары на лоб лезут. Того и гляди сожрет Арсеньеву прямо у нас на глазах.
– Про них, про кого ж еще…
– Встречаются, Ром, – сообщает он. – Кучерявый наконец смекнул, как ему повезло.
Ой да ну. Наивный ты человек, Кэмэл. Кучерявый просто решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Но да, случилось то, чего я не ожидал. Он, по ходу, решил сменить тактику, а это мне совсем не на руку.
Ян, сидящий полубоком, отлипает от девчонки, поворачивает голову влево, и в этот момент натыкается на мой пристальный взгляд.
Жестом изображаю аплодисменты, и его улыбка тут же гаснет.
Да-да. Я вернулся и просто так сдаваться не собираюсь. Дело, блин, принципа. Давно не могу сравнять счет в нашей турнирной таблице.
На Истре этот говнюк выдрал победу из моих рук в самый последний момент… И вот, ситуация повторяется.
Встречаются!
Смешно однако… Абрамов и о т н о ш е н и я. Что за бред? Свобода – его второе имя.
Причина, по которой он мог затеять нечто подобное, только одна – понял, что с такой, как Арсеньева, иначе не прокатит. Хорошие, правильные девочки они такие, да. Пока под юбку залезешь – в лепешку расшибешься. Но тем интереснее… Азарт!
Вообще, тупил он непозволительно долго. После поездки в Питер, с которой, как я предполагаю, все у них началось, Ян вел себя довольно странно. Я бы даже сказал нелогично, учитывая это его «ты безнадежно отстал».
Дашка явно не понимала, что происходит и была обижена. Ждала от него каких-то шагов, а он их делать не спешил. Считай собственноручно дал мне фору, и грех было не воспользоваться ситуацией.
Я приложил все усилия для того, чтобы мы помирились. Включил обаяние на максимум и принялся за ней ненавязчиво ухаживать. Не на показ в школе, а по-хитрому, предварительно аккуратно бортанув Нику с этими ее невесть откуда взявшимися претензиями. Иначе Арсеньева ни за что не стала бы воспринимать мои действия всерьез.
Короче я демонстрировал Дашке свою симпатию до талого. Сперва она держала глухую оборону по всем фронтам, но потом начала оттаивать. И в итоге сдалась. Мы снова стали общаться. Тепло и непринужденно… Как раньше. Я провожал ее до дома через пруды, где мы всякий раз ненадолго зависали, чтобы покормить уток. И даже как-то на свидание сходили в кино. К сожалению, с поцелуями она меня обломала, но в целом, на момент моего отъезда дело было практически на мази. И тут на тебе, такой приход!
– Абрамов, со мной к директору.
Циркуль забирает Кучерявого еще до звонка.
– Не забудьте остаться после уроков на репетицию, – сурово взирает из-под очков с толстой оправой.
Одноклассники протяжно стонут, выражая свое массовое недовольство.
– Че за репетиция?
– Танец, Ром. Для Новогоднего огонька.
– Божечки-ежечки, – закатываю глаза. – А этот что натворил опять?
– Так Ян фокус на химии показал, – хохочет Юнусов. – Бахнуло так, что мы все чуть в штаны не наложили. Пельш со второго на четвертый прискакала со скоростью света.
Ржу. Было эпично, наверное. Обожаю этого придурка.
Звенит звонок, и все торопятся в столовую. Желудок набить – святое дело, но сам я не пойду. Мать накормила просто до отвала, до вечера бы переварит.
– Ром… Привет.
А вот и Арсеньева нарисовалась.
Молча обиженно смотрю в ответ.
– Ты извини, что я заняла твое место, – улыбается сконфуженно. – Просто тебя долго не было и… В общем, вернешься?
– Вернусь однозначно, – деловито информирую я. – А то прямо страшно за тебя и твою честь.
Ее щеки тут же заливаются красочным румянцем.
А что? Ему вон позволяет и волосы трогать, и целовать себя.
– Значит… ты теперь с ним? – сощуриваю один глаз, пристально глядя на девушку.
– Ром… Только не обижайся, ладно? – виновато произносит она. – Ты хороший, и мне нравится с тобой общаться…
– Вот дальше лучше не продолжай, – перебиваю, пока она не дошла до пресловутого «но».
– У нас с Яном все серьезно, – смущаясь, поясняет. Опускает глаза в пол.
Ну понятно. Дело – труба. Добить меня решили в этот гребаный понедельник!
– А почему ничего не писала об этом?
– Не хотела по телефону. Лучше лично.
– Так и говори, Арсеньева, что нагло использовала мои чувства в своих целях. Хотела его позлить? – прожигаю ее оскорбленным взглядом.
– Это не так, Ром…
– Ощущается именно так, – старательно давлю на совесть.
– Прости, если ввела в заблуждение. Неудобно вышло.
– Неудобно?! – театрально восклицаю и качаю головой. – Я стал жертвой твоих жестоких игр.
Вздергивает изящную бровь и хмурится.
Блин, перегиб, наверное.
– Дружить теперь с тобой тоже нельзя? – фыркаю насмешливо.
– Ну что ты такое говоришь, Ром! Конечно можно! – улыбается. Но как-то скованно.
– Значит Ян не против нашей дружбы?
Замечаю, как изменилась в лице.
– Неет.
Врет как пить дать.
Ставлю косарь на то, что Кучерявый запретил ей со мной близко общаться.
Ну щас я тебе устрою, умник.
– Пойдешь со мной уток кормить в парк? Как раньше. Или все-таки тебе нельзя?
– Пойду, – обещает она.
– Отлично. В субботу.
– Хорошо, – соглашается, пожимая плечом.
– Договорились. И это, Даш… Ян – мой лучший друг, но я все равно скажу, – тон моего голоса становится нарочито серьезным, и я беру ее за руку. – Ты умная. В омут с головой того… не ныряй.
Многозначительно смотрю на нее.
– По-моему ты лезешь не в свое дело…
Выдергивает ладонь, мгновенно вспыхнув. Вскакивает со стула и отправляется собирать свои вещи с парты.
– Арсений, не хочу тебя расстраивать, но для Абрамова девчонки всегда были чем-то вроде расходного материала. Особо не обольщайся на его счет. До тех пор пока не поймешь, что у вас все по-настоящему.
– У нас по-настоящему, Ром, – вскинув подбородок, заявляет уверенно.
– Ну дай Бог… – печальная усмешка трогает мои губы.
Наивная до ужаса.
Эх… И жалко тебя, Арсеньева, и, что называется, сама виновата…
* * *
Во вторник вечером к нам в гимназию приезжают гости, и вся старшая школа дружно отправляется в спортзал. Болеть за нашу женскую сборную по волейболу.
Шум стоит нереальный. Идет третий сет, и от него, собственно, зависит исход всего матча.
– Не ну, блин, на наших девок хоть смотреть хочется, а эти жирафихи из кадетки вообще ни о чем! – ворчит над ухом Бондаренко.
Но так-то оно так.
С опаской кошусь на годзиллу, стоящую в третьей линии. Ей бы вид спорта сменить. В борцы сумо податься, например.
– Я с той шпалы угораю, – похрюкивая, хохочет Пилюгин, указывая при этом пальцем на нескладную высоченную брюнетку.
– Сдать бы ее в цирк, и ходули не нужны.
– Гол забила… – недовольно цокаю языком.
– Вот ведь вобла сушеная!
– Минус два часа из жизни. Лучше бы на маникюр сходила, – горестно вздыхает Ника, рассматривая свои когти. Им бы даже Крюгер позавидовал.
– А рыжая ниче так смотрится в этих шортах, – подмечает Бондаренко.
– Саша всегда красивая, – нахмурившись, выдает Камиль.
Вот те раз! А че это мы к Харитошке неравнодушны?
Хохотнув, толкаю его в бок, но он никак на меня не реагирует. Стоит, блин, весь из себя такой скала. Давно б уже подкатил е-мое…
– Да ну елки-палки!
Снова пропустили.
Пока команда совещается, трибуна люто негодует.
21:19. Не в нашу пользу.
Харитонова идет на подачу. Мяч принимает годзилла. Передает шпале, и та пытается забить еще один гол в первую линию, но там Дашкет.
– Вооо! Молоток Арсеньева!
Разозлилась. Щас стопудово будет рвать и метать.
– Супер, детка!
– Повезло, – скучающим тоном комментирует Ника.
– Болельщик из тебя отстой, зай.
Показывает мне средний палец.
Коза. Обиженку из себя корчит. Не может принять тот факт, что я решил временно от нее отдохнуть.
Подача. Разыгрывают мяч. Обманка. И Дашка снова забивает.
Крутая комбинация однако.
– Еее!
Народ оживляется и начинает активно подбадривать девчонок.
– Красавчик! Видели, как она их надурила?
– А под каким углом забила гол! – восхищается Цыбин.
– Выкусите, верзилы стремные! – орет как ненормальный Бондаренко.
Циркуль, сидящая неподалеку от нас, демонстрирует ему кулак.
– Не ну а че, Элеонора Андреевна, вы их видели? – оправдывается он. – Никакой эстетики!
– Новенькая в разнос пошла.
– Зачетные ноги, кстати.
– И задница ничего.
– Ага… Я б нагнул ее, надо номерок стрельнуть, – раздается за спиной.
Колесников из одиннадцатого «в».
– Ты бы пасть захлопнул.
А это Ян, молча наблюдавший за игрой все это время.
– А если нет?
– Я тебе помогу, – толкает его.
Вообще, парни как-бы хорошо общаются. Между ними никогда не возникало конфликтов. Скорее наоборот.
– Ну попробуй.
И понеслось…
До того, как начинается мордобой, успеваю взглянуть на табло и понять, что мы-таки победили.
25:22.
Пока Абрамов и Колесников катаются по полу, пересчитывая друг другу ребра, болельщики, прыгая и крича, радуются исходу матча. Заодно беспалевно прикрывая потасовку спинами.
– Это что там такое, Рома! Немедленно растащите их! – к нам ковыляет возмущенная Циркуль.
– Все, все, Ян, хватит, – оттаскиваю его от Колесникова.
Как Питбуль, ей Богу! Не оторвать.
– Прекратили! – орет физрук. – Вон пошли из зала. Оба!
– Нас уже нет. Уходим. Растворяемся, – толкаю Яна вперед.
Сопровождаю Абрамыча до самого туалета. А то вдруг в коридоре опять сцепятся. Надо сказать, драка в зале вышла та еще… Думал убьет Колесникова прямо там.
– Ты всю морду ему разбил, – залезаю на подоконник и внимательно смотрю на друга, стоящего у раковины.
Молча закатывает рукава рубашки и подставляет под воду сбитые костяшки пальцев.
– А че с тобой происходит, Ян? – интересуюсь, анализируя его поступок.
– Конкретнее спрашивай, – наклоняется, умывает лицо.
– С каких это пор ты рыцарем в доспехах заделался? Че за реакция?
– Нормальная реакция, – гаркает в ответ.
– Ты из образа никак не выйдешь? Уже на своих бросаешься.
– Нет никаких своих.
Это что-то новенькое.
– Ну озвучил он свои желания. Подумаешь. Пацан же.
– Пусть фильтрует свою речь.
– По-моему, ты совсем заигрался, – осуждающе качаю головой.
– По поводу игр, – поворачивается ко мне. – На хер тот спор.
Несколько секунд тупо таращусь на него во все глаза.
– Не понял…
– Все ты понял, Рома.
– А о правилах ты не забыл?
– Плевать мне на эти дурацкие правила. Арсеньева – моя.
Ничего себе заявочка.
– Да с чего бы?
– Беркутов, – склоняет голову чуть влево и прищуривается. – Тебе там не светит. Уймись.
– Не светит? – мои губы растягиваются в ленивой улыбке. – Не хочу тебя огорчать, дружище, но у нас, по ходу, треугольник.
– Чего у нас? – усмехается.
– Треугольник, Ян. Простая геометрия. Я, ты, она.
– Что ты несешь?
– Я нравлюсь Даше. Она мне об этом сказала.
– Ой, Беркут… – закатывает глаза.
– Запрещал ей общаться со мной? – вопрос в лоб, напрямую.
– Да, – отвечает он, честно и не мешкая.
– Мы с ней все две недели по ночам переписывались, пока я был на сборах. А, и да… в эту субботу гулять идем. Уток кормить на пруд. Еще в понедельник договорились.
Ну и лицо у него… Там прямо Фудзияма извергается в почерневших от злости зрачках.
– Гонишь.
– Пф… Ну спроси у нее. Или приходи. Третьим будешь.
Спрыгиваю с подоконника, как раз в тот момент, когда открывается дверь.
– Ребяяят…
О… А вот, собственно, и наша горячая волейболистка Даша. Растрепанная. Раскрасневшаяся. Испуганная.
– Что там на трибуне случилось? – спрашивает, тяжело дыша.
– Ну я оставлю вас, не буду мешать!
Сама любезность.
Не удержавшись, бросаю еще один взгляд на помрачневшего Яна.
Так-то!
Не светит.
Еще посмотрим, кто кого…
Глава 22. Хрупкое доверие
Дарина
Дверь за Ромой закрывается, и мы с Яном остаемся наедине.
– Что там у вас случилось с Колесниковым? – подхожу к нему.
Одноклассники рассказали о том, Ян подрался с выпускником из 11 «в», но что послужило причиной конфликта я так и не поняла.
– Ян… – нахмурившись, беру его за руку и осматриваю сбитые костяшки пальцев. – Ну вот опять. Эээй!
Возмущенно пищу. Потому что он поднимает меня и сажает на подоконник.
– Выиграли? – осведомляется, так и проигнорировав мой вопрос.
– Да.
– И с каким счетом? – его ладонь опускается на мою голую коленку и медленно, но уверенно поднимается вверх.
– Двадцать пять – двадцать два, – отвечаю взволнованно.
– Последние три очка ты забила? – пальцы сжимают бедро.
– Я.
Вот он совсем близко. Наклоняется… Шумно вдыхает мой запах, разгоняя по телу ворох мурашек, и я судорожно сглатываю.
– Быть тебе капитаном, Арсеньева.
– Тренер сказал тоже самое. Он страшно зол на команду.
Сразу вспоминается короткий брифинг, состоявшийся после игры, и то, как он кричал на девчонок. Много обидного наговорил. Нельзя так…
– Растыки. Все, кроме рыжей, – резко пододвигает к себе, и его губы касаются чувствительного местечка на моей шее.
– Вдруг… кто-то… зайдет, – шепчу, от удовольствия прикрывая на мгновение глаза.
Ничего не могу с собой поделать. Это так невыносимо приятно…
– Как зайдет так и выйдет, – произносит невозмутимо.
– Тогда еще хочу, – запускаю пальцы в черные как смоль кучеряшки и чувствую, что он улыбается.
Ой. Я это вслух сказала, что ли? Совсем рядом с ним голова не соображает.
Ян целует меня. Пылко. Напористо. И так по-взрослому… Вовсю распускает руки, забирается под футболку, стискивает талию, гладит спину. И мне бы воспротивиться, оттолкнуть его, ведь есть на то веская причина, но вместо этого я лишь сильнее льну к нему в ответ.
Во рту пересыхает, дыхание непроизвольно сбивается. Пульс лихорадочно частит.
– Ну-ка, скажи мне, Арсеньева, куда ты там собралась в эту субботу? – вдруг спрашивает, отодвигаясь.
Смысл вопроса, который прозвучал, доходит до меня не сразу.
– Ничего рассказать не хочешь? М? – властно обхватывает пальцами мой подбородок.
Парень остается предельно спокойным, но глаза явственно сверкают холодом и недовольством.
– Ты про Рому, – храбро выдерживаю его испепеляющий взгляд.
– Значит, утки? – прищуривается, и уголок красиво очерченных губ дергается вниз.
– Я собиралась сказать ему, что не пойду, но сегодня посмотрела видео со дня рождения Мирзоева и передумала, – бесстрашно выдаю сплошным текстом.
Пусть знает, что я в курсе.
– Мне с Беркутовым дружить запрещаешь, а тебе, выходит, можно все? Я правильно понимаю?
В груди уколом отзывается обида.
– Что конкретно тебя напрягло? – интересуется равнодушно.
– А ты не догадываешься? – пытаюсь освободить лицо от захвата, но он не позволяет.
– Тебе в таких компаниях не место, Даша.
– Это точно, – киваю, соглашаясь. – Дело вовсе не в том, что ты пошел туда один. Дело в том, что на этом празднике происходило. Хорошо провел время?
Кажется, в моих глазах стоят предатели-слезы.
Не плакать! Не раскисать!
– Нет.
– Ну конечно… – грустно улыбаюсь.
Очень в этом сомневаюсь, стоит только вспомнить форматную девушку, развлекавшую парней в тот вечер.
– Хочу, чтобы ты для меня станцевала, – проводит большим пальцем по моей нижней губе.
– Хотеть не вредно, – дергаюсь в сторону.
– Слабо, Арсеньева? – нагло ухмыляется, и в распущенном взгляде отчетливо читается вызов.
– Отойди, я слезу, – щеки горят от смущения. – Мне пора домой.
– Я провожу, – прислоняется своим лбом к моему.
– Не надо, я сама дойду.
– Сказал же. Провожу, – повторяет с нажимом, пленяя ладонью шею.
Его горячее дыхание опаляет губы… Нас разделяют несчастные сантиметры, и это – самая настоящая мука.
– Я не прикасался к ней, ясно?
На улице зима, но в груди от его слов распускаются подснежники.
– Совсем-совсем? – уточняю тихо.
– Совсем.
И почему-то кажется, что он не лжет.
Выдыхаю с облегчением.
– Уток кормить иду на пару с Сашкой. Сразу ее позвала, – признаюсь, дотрагиваясь до его скулы. – Рому обижать было как-то некрасиво, учитывая, что мы общались до его отъезда. Поэтому согласилась. Но вдвоем проводить с ним время я больше не буду.
Молчит. Только смотрит на меня внимательно.
– Я хочу, чтобы мы доверяли друг другу, Ян…
* * *
Три недели спустя всем классом отправляемся на экскурсию.
Назвать наш коллектив дружным вот как-то язык не поворачивается, но тем не менее, Элеоноре Андреевне всегда удается сподвигнуть ребят на выездное мероприятие. Так вышло и сегодня. Отсутствуют только Алена Лисицына и Витя Цыбин, заболевший гриппом.
Телецентр Останкино – удивительное место. В сопровождении гида нам удается побывать сразу в нескольких студиях. Так мы своими глазами видим помещения, в которых снимают известные телепередачи: «Пусть говорят», «Модный приговор», «Вечерний Ургант». Нашей экскурсионной группе везет, ведь выпадает редкая возможность понаблюдать за процессом съемки одной из программ.
Очень интересно находиться по ту сторону телевизора. Сколько разных секретов можно узнать… Вроде того, что зрители зачастую получают небольшое денежное вознаграждение за свое присутствие. Улыбаются, плачут и хлопают по команде особого человека, отвечающего за эмоциональный накал.
А какое все маленькое в реальности! На экране размеры студий кажутся огромными, но на самом деле это не так.
Увлекательное путешествие по Телецентру длится уже два часа, и все бы ничего, но ведут себя ребята безобразно. Без остановки задают экскурсоводу глупые вопросы, умудряются сбить картонную фигуру Урганта, стоящую в холле, забрести на этаж новостей, куда вход строго воспрещен, и разбить тарелку в столовой. В общем, зоопарк. Бедная Пельш! Извинялась перед сотрудниками Останкино как могла…
После обеда направляемся в музей «Поле Чудес», где можно посмотреть коллекцию подарков, привезенных из разных уголков нашей страны. Музыкальные инструменты, национальные костюмы, изделия народных умельцев, сувениры, кроссворды и, конечно, продукты. К примеру, раритет – первая подаренная банка соленых огурцов.
В музее, переехавшем из павильона ВДНХ, представлена лишь малая часть экспонатов, но и этого вполне достаточно для того, чтобы оценить широту русской души…
Делаем памятное фото с фигурой Якубовича и отправляемся в тоннель, стены которого наглядно демонстрируют этапы развития отечественного телевидения.
Приятным сюрпризом становится посещение студии известной детской телепередачи. Пока девчонки фоткают Беркутова, усевшегося в кресло ведущего с Филей и Степашкой, Ян рассказывает мне то, чего я никогда не слышала.
Оказывается, первые выпуски проходили без кукол. Сказки озвучивали дикторы, а на экране просто одна за другой сменялись картинки.
Программу не раз обвиняли в политических диверсиях. Якобы когда Хрущев отправился в Америку, выпуск с мультфильмом «Лягушка-путешественница» сняли с эфира. А когда к власти пришел Горбачев, чиновники потребовали не показывать мультик о медведе Мишке, который имел привычку не доводить начатое до конца.
В девяносто девятом из передачи чуть «не уволили» Степашку, ведь правительство возглавил человек с похожей фамилией.
– Кукол в какой-то момент заменили людьми. Потому что Хрюша не моргал, – хмыкает Ян. – Но потом все вернули назад. Как и заставку. Был там одно время заяц с часами. Он жутко пугал сопливых зрителей.
Понятия не имею, откуда он все это знает, но слушать жутко любопытно…
Около трех автобус доставляет нас к школе. В целости и сохранности. К этому моменту у пожилой Элеоноры Андреевны нет ни голоса, ни сил. Парни всю обратную дорогу издевались над педагогом, слушая песни, от которых уши в трубочку сворачиваются.
Расходиться по домам ребята не торопятся. Снега за неделю насыпало по самые колени. Пурга метет вовсю! Дворник еще не успел расчистить площадку перед школой, и кому-то из одноклассников приходит в голову идея – слепить гигантского снеговика-мажора. Эдакого типичного представителя нашей гимназии со всеми его характерными чертами.
Ян стоит с Камилем и Лешей Бондаренко. О чем-то разговаривают, а мне вдруг становится скучно. Скатав парочку увесистых снежков, хорошенько прицеливаюсь.
Есть. Прямое попадание. Четко в спину.
Замахиваюсь и отправляю второй снежок фактически по той же траектории. В этот момент Ян, к несчастью, поворачивается и… удар приходится прямо по лицу.
– Аха-ха! – хохочет Сашка, глядя на эту неописуемую картину.
– Арсеньева, какого…
Непонимающе хмурится. Пожимаю плечами и, обольстительно улыбнувшись, кидаю в него новый снежок.
Уклоняется, и тот попадает в Камиля, стоящего позади него.
– Ооой…
Юнусов в долгу не остается, и в нас прилетает крепкий рикошет.
– Девочки, готовим снаряды! – вопит Харитонова, созывая толпу, увлеченную лепкой снеговика.
Начинается самая настоящая войнушка. Все из себя такие «взрослые подростки» капитально впадают в детство. Зато как весело и шумно становится на территории школьного двора! Вон даже охранник выходит из своей сторожки, чтобы нас разогнать. Суббота все-таки… Хочет отдохнуть, наверное, а тут толпа орущих десятиклассников.
– Зараза, прямо в глаз попала! – возмущается Бондаренко, засыпая Сашке снег за шиворот.
Я в этот момент, петляя и утопая в белом облаке, удираю от Яна. Уже вся мокрая насквозь, клянусь! Мальчишки, они ж меткие до ужаса! Обстоятельно нас забомбили.
– Конец тебе, Арсеньева! – доносится угроза за спиной.
– Все! Сдаюсь! – кричу, надрывая горло. – Ааа…
Он дергает меня за куртку, и мы вместе валимся прямо в сугроб.
– Да сдаюсь я, сдаюсь!
– Это че такое было, м? – снова нападает.
Будучи сверху, имеет очевидное преимущество. Фиксирует положение моего тела, зажимает ногами, так чтобы не могла сдвинуться. Безжалостно натирает мои щеки снегом, и я принимаюсь истошно визжать.
– Хватит, хватит! – умоляю, зажмуриваясь. – Ааа…. Холодно кошмар! Ян, ну пожалуйста, прекрати!
– Ладно, уговорила. Заболеешь еще, – милостиво решает сжалиться надо мной.
Пытка прекращается, но мы по-прежнему продолжаем лежать на снегу, тяжело дыша и пристально глядя друг на друга.
Какой же он красивый! Дух захватывает. Одни глаза чего стоят… Наизнанку выворачивают.
Настроение меняется буквально в одно мгновение. Веселье уступает место смущению и стремительно нарастающему волнению. В груди неистово грохочет сердце. Кровь оглушительно стучит в висках.
Ян наклоняется ниже. Оглаживает ледяными пальцами мои раскрасневшиеся щеки.
Острый взгляд, полыхнувший страстью, задерживается на моем лице всего на пару секунд, а затем его губы, подобно цунами, обрушиваются на мои…
Умело и нетерпеливо целуют. Вынуждают подчиниться. Отдаться на растерзание и с нежностью принять эту грубую ласку. Раствориться в ощущениях, будоражащих до самой глубины души. Задохнуться от переполняющих эмоций. Ярких. Первых. Пробирающих до дрожи и незнакомого томления.
Ощущаю потребность в том, чтобы крепко-крепко обнять.
Уцепиться пальцами за ворот пальто.
Притянуть ближе к себе.
Еще ближе…
Внутри меня полыхает целый костер чувств. Они, сплетаясь тугим, горячим узлом в груди, мешают нормально дышать и ясно мыслить.
Так хорошо мне. Так болезненно сладко. И кажется все, чего хочу, чтобы этот момент длился вечно…
Порция ледяного снега вынуждает нас прервать поцелуй.
– Подъем, голубки!
Рома. Стоит совсем рядом и мрачно взирает на нас.
– Шухер, – пожимает плечом. – Мегера прямо по курсу.
