Текст книги "Аритмия (СИ)"

Автор книги: Анна Джолос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

Глава 43. Выхода нет

Дарина

Отборочный матч с РУДН[14]14
  РУДН – Российский Университет Дружбы Народов.


[Закрыть] проходит весьма напряженно. Счет почти равный, и вот так, ноздря в ноздрю, мы идем уже четвертый сет. Давно на моей памяти такого не случалось… А ведь это моя первая игра в составе команды нашей академии.

Вообще, поскольку я новичок, моя участь – скамейка запасных. Только вот Вика Одинцова, нападающий правого фланга, неудачно подворачивает ногу в первом сете… В общем, я выхожу вместо нее. Чему не особо рады девчонки. Но я уже привыкла. Как всегда, на протяжении какого-то промежутка времени к тебе присматриваются и относятся скептически. Это вполне объяснимо. Не все, кто приходят в команду, в ней остаются.

2:2.

Пятую партию играем вымотанными, но эмоционально заведенными, и каждое проигранное очко лишь усугубляет ситуацию. Благо, нашему опытному капитану удается перенаправить поток негативной энергии на соперников.

Насмотревшись на товарищей по команде, начинаю рисковать и я. Порядком разозлившись, применяю силовые подачи. Яростно отражаю удары. Использую комбинации-обманки, которые мы еще толком не успели «обкатать».

Надо сказать, это приносит свои плоды. Отрыв, пусть и небольшой, является неким стимулом. Еще и тренер громко нас подбадривает. Желание урвать победу поглощает настолько, что не замечаешь ничего и никого вокруг. Даже на зал, битком забитый студентами, становится наплевать. Есть только мяч, перекошенные от злости лица соперниц и считанные минуты до окончания игры.

– На Арсеньеву передавай! – командует капитан.

Однако Оля делает по-своему. Передает мяч назад Терентьевой. Пропускаем шанс забить и, в итоге, забивают нам.

– Я же сказала на Дашу отправить! – злится Лиза.

Пока они ругаются между собой, я облизываю пересохшие губы и вытираю пот тыльной стороной ладони. Взмокла как мышь…

Свисток. Диброва на подаче. Соперницы принимают мяч. Разыгрывают его у сетки. Пытаются пробить первую зону, но у них не выходит. Агрессивно отражаю удар, направляя мяч влево. Я давно просекла, что черноволосая худышка – самый слабый игрок в их команде.

Зал взрывается диким криком. Понятное дело. Наша территория. Наши болельщики.

– Отлично, так держать!

Расходимся, а затем вновь принимаемся атаковать и прессовать соперников.

Вообще, мне кажется, что сегодня я выкладываюсь на максимум. Никогда еще не играла с такой самоотдачей. То ли дело в кипящем адреналине, то ли в стремлении доказать девчонкам, что я заслуживаю того, чтобы играть с ними на равных.

Впервые за пару лет во мне просыпается настоящий спортсмен. И это такое прекрасное внутреннее ощущение, что я никакими словами не могу передать свое состояние…

Не выпускаю мяч из поля зрения ни на секунду. Оцениваю ситуацию. Понимаю, что Савченко не успеет закрыть свою зону. Она всегда совершает одну и ту же ошибку. Слишком уходит влево, страхуя Синельникову.

Перехватываю ее испуганный взгляд и в прыжке бросаюсь вперед. Падаю и мяч принимаю уже распластавшись на полу, «грациозно» по нему проехавшись. Это дает возможность девчонкам перебросить мяч через сетку. Терентьева хитрит и Диброва забивает.

Шум становится почти невыносимым. Даже уши закладывает.

– Молоток, Арсеньева! Ты как? Доиграешь? – Лиза с опаской косится на мои колени.

– Да. Все в порядке, – отмахиваюсь беззаботно. Потом разберемся.

Так вышло, что я не успела надеть всю защиту.

Ну разбила. На правом, похоже, глубоко стесала большой участок кожи. Кровища мгновенно пропитывает белые гольфы. Колено болит, но не смертельно. Потерплю как-нибудь.

Краем уха улавливаю оскорбления, доносящиеся от сетки. Девчонки сцепились словесно. Того и гляди подерутся. Накал невозможный…

– Хватит, Оль, иначе посажу в запасные, – предупреждает ее Лиза.

– Пусть рот закроет или я ей его закрою!

– Давай, попробуй!

– Иди сюда, корова…

– Оля, все, – Диброва преграждает ей дорогу. – Надо игрой доказать, что мы сильнее.

И мы доказываем…

Матч завершается в нашу пользу, с перевесом в четыре очка. Даже и не помню, когда в последний раз так искренне и от души радовалась победе.

– С почином, Дашка!

Обнимаемся, похлопывая друг друга по спине. Затем еще минут пять слушаем критику тренера. Как я и предполагала, нашей игрой он не совсем доволен.

– Присаживайтесь, обработаю, – обращается ко мне медсестра.

– Я сама, спасибо. Там вон что-то случилось на трибуне. Вроде в обморок кто-то упал.

Оно и неудивительно. Духота стоит страшная. Мало того, что топят на совесть, так еще и надышал народ.

– Сейчас вернусь. Вот, держите все необходимое. Пойду гляну, что там.

Женщина спешит к трибунам, а я усаживаюсь на лавку, вплотную придвинутую к стене.

Выпрямляю ногу и осматриваю испачканные кровью гольфы.

Красота…

– Со стороны это выглядело больно.

Даже не заметила, как он подошел.

– Спятила сегодня совсем? – Ян вопросительно вскидывает бровь.

Молча отвожу взгляд.

С момента нашей случайной встречи в парке прошло несколько дней. И все это время я старательно его избегала. Насколько это вообще было возможно…

Выдирает из моей руки перекись водорода, садится напротив.

– Ну-ка, верни! – пытаюсь отобрать у него бутылочку.

– Да сиди ты спокойно, Арсеньева! – аккуратно приспускает гольфы.

Спокойно сиди?

Каким образом, если для меня интимность момента зашкаливает.

– Наколенники надеть не судьба? – внимательно осматривает полученную мной «травму».

Открываю рот, собираясь бросить что-то грубое в ответ, но тут же его закрываю.

Позорно вздрогнув, затыкаюсь. По двум причинам…

Во-первых, мне больно. Щиплет рана от перекиси просто жуть. А во-вторых, меня напрягает его ладонь. Холодные пальцы уверенно ложатся на оголенную ногу и сжимают ее с обратной стороны, слегка придерживая.

Придаю лицу напускное выражение полнейшего безразличия.

Меня это не волнует. Не волнует. Все это мы уже проходили…

Снова вспоминается наше знакомство и дикое смущение, которое обрушилось на меня тогда.

Злюсь. Он ведь вполне может делать это нарочно. По части эмоций и переживаний я всегда была для него открытой книгой.

Отлепив спину от стены, хочу оттолкнуть, вот только он в очередной раз заставляет меня задохнуться. От удивления и немой растерянности.

Наклоняется ближе, и я замираю…

Прохладный поток воздуха нивелирует неприятную саднящую боль.

– Так лучше? – продолжает невозмутимо дуть на рану, отчего кожа покрывается предателями-мурашками.

Лучше? Не сказала бы.

Наши глаза встречаются, и в его – однозначно пляшут дурные черти…

– Меня настораживает твоя забота, – наконец совладав с собой, признаюсь я.

– Почему? Больше не живешь по принципу «добро на добро»? – отклоняется, ловко надрывает зубами защитную упаковку большого квадратного пластыря и по-прежнему смотрит на меня.

– С тобой это не работает, Ян, – непроизвольно слетает с языка.

Нечто, едва уловимое, мелькает в его взгляде. Может, проснувшееся чувство вины. Не знаю. Да померещилось, наверное… Мы ведь часто выдаем желаемое за действительное.

– Нам надо поговорить, – сообщает, наклеивая сперва один пластырь, а затем и второй.

– Нет, – категорично качаю головой. – Мне это точно не нужно.

Сгибаю колено, вынуждая его убрать руку.

Прищуривается, ухмыляется.

– Спасибо, конечно, за помощь, но это явно было лишним. Я бы даже сказала неуместным.

Пожимает плечом.

– Зачем ты ввел в заблуждение Лавриновича? – недовольно на него смотрю.

– О чем конкретно речь? – интересуется лениво.

– О том, что Денис с чего-то решил, будто ты – мой парень, – озвучиваю итог нашей с ним вчерашней беседы.

Нарочно не использую отчество, хотя всегда это делаю. И да, это мое «Денис» определенно режет слух.

– Чтобы я тебя рядом с ним не видел, – выдает он, мрачнея все больше.

– Ты серьезно? – я нервно смеюсь. – Не заболел? Может, у тебя температура и ты бредишь?

Дотрагиваюсь до его лба.

– Ты меня услышала, – его пальцы перехватывают мою кисть, и взгляд становится жестким.

– Да с какой стати ты указываешь мне что делать? – выдергиваю руку.

– Я тебя предупредил, – цедит сквозь зубы.

– Хватит угрожать. Ты вообще понимаешь, насколько нелепо это звучит?

– Нелепость – что ты повелась, – презрительно морщится. – Из-за него электрика бросила?

Я не могу это слушать.

– Ты конченый идиот, Абрамов, – поднимаюсь со скамейки. Он тоже встает. – Дай пройти.

– Не удивляйся, Даша, если Лавринович вдруг исчезнет, – вкрадчиво шипит в самое ухо, дернув за локоть к себе.

Поднимаю голову. Понимаю, что человек, стоящий рядом, способен на что угодно, но внутри горит такой протест… Хочется тупо его ударить. Клянусь!

– Лучше бы ТЫ снова исчез. И желательно насовсем, – отвечаю я ледяным тоном.

Между нами повисает пауза, а потом он выдает это:

– Я никуда не исчезал… Знаю, где ты жила, где училась, куда ходила по средам и субботам, – чеканит зло, внимательно наблюдая за моей реакцией.

По взмокшей спине бежит холодок.

– Ты… следил за мной? – застываю, в ужасе распахнув глаза.

А потом до меня внезапно доходит… Я часто замечала одну и ту же машину у себя во дворе, но точно знала, что никто из соседей на такой не ездит. Даже Лешка как-то обратил на нее внимание.

– Черный «Мерседес». Твой? Твой, отвечай?!

– Мой, – кивает, соглашаясь.

Поверить не могу…

– И зачем? Зачем ты приезжал?

Я жду от него ответа. Потому что все это просто не укладывается в голове. Но он молчит. Молчит, мертвой хваткой вцепившись в мой локоть.

– И как долго? Как долго ты делал это?

– Неважно.

– Ну понятно, – печально усмехаюсь. – Непосильная задача – быть честным до конца.

Пора бы привыкнуть, этот парень всегда остается собой. Ни разу за то время, что мы встречались, он не сказал мне того, что я так жаждала услышать.

– Я здесь из-за тебя, неужели не ясно? – произносит несколько раздраженно.

И, похоже, сам не до конца осознает, что говорит.

– Мне все равно, почему ты здесь. Я только прошу оставить меня в покое. Или, может, ты считаешь, что сделал недостаточно? Недостаточно для того, чтобы растоптать и унизить меня?

– Арсеньева…

Ненавижу.

– Все случилось так, как ты обещал. Из-за тебя моя жизнь превратилась в самый настоящий ад. Признаю, сама виновата, но только в том, что имела глупость связаться с тобой.

– Ты пошла в это чертово кафе! – стискивает челюсти. В глазах плещется неистовая ярость. – Я просил тебя остаться дома. Просил ведь!

Встряхивает за плечи. Прожигает кислотным взглядом.

Больно. Как же больно все это вспоминать, но я через силу улыбаюсь.

– Отомстил?

Спортзал почти опустел, и на меня начинает давить наше уединение.

– Легче стало? – спрашиваю смело.

Глаза в глаза.

Будет лгать? Или скажет правду?

– Не стало…

Вижу, как тяжело ему даются эти откровения, но ничего с собой поделать не могу. Отчего-то испытываю некую степень удовлетворенности. Если ему хоть на сотую долю было также мучительно больно, как и мне, то я только рада. Это ведь доказывает тот факт, что не все мертво там, у него внутри. Возможно, когда-нибудь кто-то еще рискнет и попробует растопить его ледяное сердце. Но это точно буду не я… Выхода из той ситуации, в которую мы попали, просто нет. Такие отвратительные вещи не прощают.

– Не хочу тебя видеть, честно. Ты поступил со мной подло, низко и жестоко. Нет оправданий. Я никогда не прощу…

Мне нравится, что мой голос не дрожит, подобно коленкам. Слишком много в нем безысходности, острого разочарования и обреченности.

– Я и не просил тебя об этом, – кривит губы. Губы, которые я уже никогда не поцелую.

Страшное слово «никогда». Но именно так я для себя решила.

– Как ты там сказал Роме? – пододвигаюсь к нему чуть ближе, касаюсь пальцами его скулы и медленно поднимаю глаза. – Доверие, как девственность, теряют раз и навсегда…

Глава 44. В жизни так бывает

Дарина

Я в медкабинете. По той причине, что Ритка снова упала в обморок. Уже второй раз за неделю. Прямо в холле у гардероба. Сидит вон белая, как полотно. Ни кровиночки на бледном лице…

– Ну давай, дорогая, рассказывай, как самочувствие?

– Мне… немного лучше.

Медсестра подает ей стакан воды.

– Сейчас измерим пульс и давление. Градусник доставайте, пожалуйста.

Я сижу напротив и нервно кусаю губу, внимательно наблюдая за ее манипуляциями.

– Ели сегодня что-нибудь?

– Нет, – нехотя отзывается Бобылева. – Не хочется.

– А время пятый час! – строго смотрит на нее женщина. – Вы принимаете сейчас какие-нибудь лекарства?

Ритка мнется и тянет с ответом. Это меня настораживает.

– Не принимаю, – опускает глаза на свои короткостриженные ногти.

Она всегда так делает. Когда говорит неправду.

– У вас учащенное сердцебиение, значительно повышено артериальное давление. Рекомендую посетить врача.

– Простите…

Ритка резко вскакивает с места и еле успевает добежать до раковины. Рвать ей, извиняюсь за подробности, нечем, но меня реально пугает то, что я вижу. Ее же прямо-таки выворачивает!

– А еще советую купить тест. Так… на всякий случай.

Бобылева перестает дышать.

– Какой тест? – озадаченно смотрю на медработника.

– На беременность, милочка, какой же еще, – вздыхая, качает она головой.

* * *

До общежития едем в полном молчании. На такси. Уж слишком мне не нравится Рита. Переполненный, душный автобус точно усугубил бы ее состояние…

Как только оказываемся в нашей комнате, она, не раздеваясь, забирается под теплое одеяло и отворачивается к стенке. Вопросов не задаю, тороплюсь приготовить ужин, и потом мне даже удается разбудить ее и заставить поесть. Пусть немного, но все же, это лучше, чем ничего.

Когда я наконец хочу начать непростой разговор, в дверь стучат, и она тут же распахивается. Типичная привычка общажных постояльцев – заходить без спроса. Не закрыто ведь!

– Салют соседям! – бодро здоровается с нами Катька. Та самая Катька, по прозвищу Кулак. – О, плов точите? Приятного аппетита!

Гипнотизирует взглядом сковороду, стоящую в центре стола и недвусмысленно облизывает губы.

– Тебе положить, Кать? – предлагаю из вежливости.

– Ага, пахнет просто обалденно! На весь коридор, – усаживается напротив. – А ты че, Бобылыч, нос повесила?

– Рита плохо себя чувствует.

– А ты, кстати, писец как похудела, подруга! Хера се… – внимательно разглядывает Риту, медленно плетущуюся к своей кровати.

– Кать, – интонацией намекаю на то, что не стоит сейчас ее трогать.

Ставлю перед ней тарелку, и она довольно потирает ладони.

– Не, я б не смогла ради талии отказаться от вкусной жрачки. Плевать на складки, целлюлит, живот… Кому надо, тот полюбит меня и такой, – беззаботно отмахивается, отправляет в рот соленый огурец и ныряет ложкой в плов.

– Ну как? Вкусно?

– Угу. Это я удачно зашла! – широко улыбается соседка.

– А зачем зашла, Кать? Ты что-то хотела?

К нам в комнату Кулак наведывается нечасто. У них с Ингой, как бы так помягче выразиться, обоюдная неприязнь. Вершинина умудрилась поругаться с ней еще в день своего заселения. И с тех пор понеслось…

– Точнярус, – Катька поднимает палец вверх. – Совсем из головы вылетело! Там тебя внизу какой-то парень разыскивает. Не Серега.

Не Серега…

Сердце пропускает удар.

– Меня?

– Ну да. Мрачноватый такой тип. Симпатичный, но выглядит так, как-будто торчит, – сообщает она полушепотом. – Ты с ним поосторожней.

Чего?

– Погоди. Черноволосый? Кучерявый, с серьгой в ухе? – уточняю, нахмурившись.

Ян, при всех нюансах, на наркомана точно не похож.

– Неее. Серьги в ухе вроде нет. Да и не особо он черноволосый и кучерявый, – задумчиво произносит она.

Да, Катя и описание – параллельные вселенные.

Поднимаюсь со стула.

– Короче попросил, чтобы ты спустилась. Фюрер его наверх не пускает. А! Он еще с дитем. Страшненький такой пацанчик. Больной по ходу.

– Савка не страшненький, он очень даже милый, – громко хлопаю дверцей шкафа и скидываю тапки.

Значит, все-таки Ян…

Зачем пришел? Разве я не ясно выразилась? Придется повторить.

Накинув куртку на плечи, выхожу из комнаты, нарочно проигнорировав вопрос Катьки про добавку. Ей только волю дай – она всю сковороду навернет без зазрения совести, а скоро Вершинина явится с очередного кастинга. По-любому голодная… Мы хоть и не общаемся, но лично мне, ужином поделиться не в тягость.

Спускаюсь по лестнице и молча прохожу мимо ворчливой комендантши. Застегиваю молнию, накидываю капюшон. Уже на улице замечаю стоящую неподалеку машину Беркутова, а потом и его самого.

Не скрою, вздыхаю с неким облегчением. Уж лучше он, чем Ян. Хватит и того, что мои мысли постоянно возвращаются к нашему последнему разговору.

– Привет, Дашкет, – здоровается со мной как в старые-добрые времена.

– Здравствуй, Рома.

Подхожу ближе.

Теперь понимаю, о чем говорила Катька. Беркутов и впрямь очень плохо выглядит: бледный, какой-то измученный. В свете фонаря синяки под глазами кажутся просто жуткими.

– Тут меня один юнец достал. Заладил Даша, Даша. Ничего не могу поделать, – открывает заднюю дверь и помогает Савелию выбраться из машины. – Иди. Вон твоя принцесса.

– Да…ша! Да…ша! – радостно повторяет мальчуган.

Шаткой походкой добирается до меня и неожиданно крепко обнимает за ноги.

– Привет, Савелий, – растерявшись, смущенно бормочу я.

– Да…ша, ты убежааала от нас. Я искааал тебя, но не нашел.

Приседаю на корточки.

– Как дела? – поправляю смешную шапочку со смайликом.

– Плооохо, – признается он, касаясь пальчиками моего лица. – Яяян где? Рооома злой.

Откуда же мне знать, где Ян.

– Ой да не гони, Сав, нормальный я, – отзывается Беркутов.

– Не друуужит со мной, – шепчет мальчик мне на ухо. – Не люююбит уже.

– Больше двух говорят вслух, – недовольно бросает Рома.

– А мы… ничего, – краснея, забавно оправдывается Савелий.

– Слушай, Даш, ты очень сейчас занята? – устало выдыхает парень, запуская ладонь в волосы.

– Нет. А что? – спрашиваю настороженно.

– Случайно не умеешь кататься на коньках?

– Конь…ки! Конь…ки, – тут же принимается громко повторять Савка.

– Да тише ты, хватит уже горланить! – недовольно срывается Рома на мальчугана.

И впрямь какой-то несдержанный сегодня.

Савелий покорно замолкает и понуро опускает голову, однако я все равно успеваю заметить, что в его глазах заблестели слезы.

– Я умею кататься на коньках, – спешу ответить.

– Всю душу из меня вытряс. Увидел из окна. Три дня уже требует Яна и каток! Только первый опять пропадает со своими новыми друзьями, а у меня на передвижения по льду терпения точно не хватит. Короче, если я Вас отвезу, сможешь пару часов поразвлекать Савку на катке? – выдает сплошным, сбивчивым монологом. – Не понял… Ты че ревешь, Савелий?

Заметил наконец!

– Сав…

Мальчишка демонстративно отворачивается, прижимаясь к моему животу.

Мне становится очень его жалко. Такое милое, детское желание – покататься на катке. Неужели сложно его исполнить?

– Перестань. Иди сюда, – зовет его Рома, но тот лишь сильнее за меня цепляется. – Блин… Ну че ты как маленький!

– Он и есть маленький, Ром. Савелий, не плачь, – аккуратно отодвигаю его от себя. – Сейчас я переоденусь и вернусь. Поедем смотреть новогоднюю Москву и обязательно научим тебя кататься на коньках!

– Прааавда? – сопит мокрым носом, округляет глазки и улыбается сквозь слезы.

– Правда, зай. Иди в машину. Я сейчас…

Он послушно топает к «Лексусу».

– Сможем по пути заехать в аптеку? Мне нужно кое-что купить.

– Конечно. Ты мой спаситель, спасибо, что согласилась, – Беркутов смотрит на меня с искренней благодарностью.

– Только из-за Савелия, – нахмурившись, пожимаю плечом.

Странно все это, но вот как поступить иначе? Зарекалась не иметь общих дел с этими двумя. А вон оно как в жизни бывает…

– Я сначала вообще не понял, о какой Даше речь. Несколько дней только про тебя и говорит. Капец как быстро привыкает к людям.

Под ребрами разливается тепло. Значит, я понравилась Савелию. Это приятно.

– Чей это ребенок, Ром? – все же имею наглость спросить. – Прости, но Савелий твердит папа-Ян и это…

Беркутов смеется.

– Да это я ляпнул недавно, вот он и повторяет. Конечно Ян – папа, только крестный, – поясняет тут же.

Ну вот, немного разобрались.

– Савка – мой брат. И Даш, – его лицо становится серьезным, – о его существовании знают только самые близкие люди. Теперь ты в их числе…

* * *

– Когда мы крестили Савелия, Яну было четырнадцать, – рассказывает Рома, пока мы движемся по шоссе.

Я ни о чем не спрашивала, но раз уж он начал этот разговор первым…

– Почему именно Ян стал крестным? Сам ведь по сути был подростком. Разве так можно? – озадаченно на него смотрю.

– Можно, – кивает. – Предки обговаривали этот вопрос со священником.

Хм… Я всегда думала, что только совершеннолетний имеет право стать крестным.

– Понимаешь, Даш, – включает поворотник и осторожно перестраивается в левый ряд. – А кто, если не Абрамыч? Ян охотно возится с Савелием с самого его рождения. Стыдно сказать, но даже я не уделяю брату так много времени…

Задумчиво смотрю в окно.

Абрамов – настолько противоречивая личность, что даже слова какие-то трудно подобрать. Он, как лабиринт из «Сияния» Кинга. Привлекает и пугает одновременно. Так и кажется, что пройдя вглубь несколько шагов, потом не выберешься…

– Ян обожает нашего Чудика и, в отличие от меня, до хрена чего умеет. Не боится всяких там экстренных ситуаций. Всегда знает, что делать. Как медсестра со стажем, – хохотнув, качает головой.

– Часто Савелий с ним бывает? – рассматриваю мелькающие здания, украшенные подсветкой.

Странная у нас выдается беседа, но лучше уж так, чем гнетущая тишина, в которой мы ехали на протяжении получаса.

– Вообще, да. Предки доверяют Яну как себе и даже больше. Летом Савка гостил у него целый месяц. Потом к осени ему стало хуже и Кучерявый полетел с ним в Германию к нашему новому врачу. У него есть доверенность.

– А твои родители? – вырывается непроизвольно.

«Гостил у него целый месяц», «полетел с ним в Германию», «у него есть доверенность».

Я в шоке, если честно. Полностью повесить ответственность за больного ребенка на молодого парня. Да еще и в столь сложный период…

– Мой отчим постоянно в работе, оставлять бизнес нельзя, хотя ради Савелия Сергей частенько на это идет, – поясняет Беркутов, глядя в зеркало заднего вида. – Матушка сейчас занята младшим, он у нас совсем еще мелкий. Ну а от меня, как ты поняла, толк сравнительно небольшой.

Пока картина так себе. Но вспоминается тот факт, что семья скрывает ребенка.

– Ян помогает, как может, и с ролью крестного справляется на отлично. Я бы точно так не смог.

Фыркает.

Что ж. Похвально. И очень неожиданно… Папа-Ян – то еще откровение.

– Правда с тех пор, как Кучерявый начал работать, Савка стал видеться с ним гораздо реже. Это очень его расстраивает. Мелкий постоянно плачет, капризничает и ноет. Блин, какого он так медленно едет? – нетерпеливо сигналит водителю мазды.

– Ян работает?

Скрыть удивление не получается.

– Яяяян, мой Яяян, – заводит с заднего сиденья Савелий, не отрываясь при этом от просмотра мультиков, которые включил ему брат.

– Да. Вечером и ночью, – нехотя признается Беркутов.

Ночью? И чем же он занимается?

– Рисует. На тачках. Аэрографию, – уточняет, будто подслушав мои мысли.

Рисует значит.

Отворачиваюсь. Грустная улыбка трогает мои губы.

Я рада, что он не забросил это свое хобби. Потому что, Ян, на мой взгляд, действительно обладает незаурядными способностями. Его картины потрясающие. Он очень талантливый, хотя сам так однозначно не считает.

– Даш, скажи, Кучерявый на парах появляется как положено, каждый день?

– Нет, конечно, – ябедничаю без зазрения совести. – С недавних пор стал много пропускать. Хотя я ведь не всегда с ним по расписанию пересекаюсь, – добавляю поспешно. (Не то решит еще, что мне есть какое-то дело до прогулов Абрамова).

Нет мне до него никакого дела!

– Ну понятно, – цедит сквозь зубы. – Связался на свою голову…

Последнюю фразу он произносит тихо и скорее всего это просто мысли вслух, но я ведь слышу.

– С кем связался?

Сперва молчит, но потом, скосив в мою сторону обреченный взгляд, решается на ответ.

– Меня вытащил из алкогольной трясины, а самого засосало в криминальные дела. Спелся с Паровозом, ошивающимся в том же автосервисе, – барабаня по рулевому колесу, произносит с досадой.

– С Паровозом? А это еще кто такой? – спрашиваю настороженно.

– Кто-кто… Харитоновский бандит.

Матерится, но тут же осекается, вспомнив, что сзади сидит Савелий, к счастью, слишком увлеченный Матроскиным и дядей Федором.

– Погоди. Я не очень понимаю, ты сейчас о Саше? О нашей однокласснице?

– О ней, да.

Харитоновский бандит. Ну и ну…

– Не знаю, Даш, что они там с Яном мутят, но сдается мне, ничего хорошего, – предполагает обеспокоенно.

– А зачем ему вообще все это понадобилось? Работа и… прочее. Что за необходимость?

Насколько знаю, раньше Ян не испытывал нужды в финансах.

– Да у него еще весной с отцом возник серьезный конфликт. Ян отказался поступать в МГУ на юрфак, вот дядя Игорь и затянул ему гайки. Лишил финансовой подушки…

Так вот почему он начал зарабатывать сам.

– И ладно бы работа! Мне не нравится компания отморозков, в которую он попал. Вон уже и деньги у него имеются, и недешевая тачка… Я пытался с ним поговорить, но без толку. Он всегда был сам себе на уме.

В памяти всплывает наша с Яном случайная встреча в автобусе.

«Совсем плохи дела у твоего электрика?»

«У тебя, судя по всему, тоже не все в жизни гладко».

«С чего ты так решила?»

«С того, что ты в автобусе, Абрамов. Как самый настоящий простолюдин».

И вот через какое-то время вдруг появляется та самая машина, о которой упомянул Рома.

Как-то мне не по себе становится.

– Дядь Игорь в шоке. Не ожидал, что сын так долго протянет без его кормушки.

– Его отец – ужасный человек, – все-таки не могу удержаться от нелестного комментария.

– А ты с ним знакома? – удивленно приподнимает бровь.

К сожалению…

– Мы виделись лишь однажды, но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы понять, почему Абрамов живет отдельно.

– Дядь Игорь своеобразный, у них с Яном довольно сложные взаимоотношения. Всегда были и есть, но с другой стороны, вот смотри, ситуация: недавно он попал в аварию, и Ян целый месяц его выхаживал. Так что… как бы там ни было, семья – это семья. Несмотря ни на что.

Парень вдруг замолкает и бросает на меня встревоженный взгляд.

– Извини. Что-то меня понесло… Когда-нибудь точно за балабольство без языка останусь.

– Все нормально, – отзываюсь я тихо.

Должно быть, вспомнил тот наш разговор в кафе. Я тогда зачем-то рассказала ему о том, что после произошедшего в десятом классе, от меня отвернулись родители.

Закусываю внутреннюю часть щеки, чтобы сдержать подступившие слезы.

Больная тема, но я давно смирилась с их решением.

– Приехали, Савелий! Найдем место на парковке, оплатим и можно идти, – сообщает Рома, потирая глаза.