Текст книги "Аритмия (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)
– А че эт котлеты все меньше и меньше по размеру становятся? – возмущается Агриппина Игоревна. Та самая милая старушка по прозвищу Грипп.
– Такие же они, не выдумывайте, – но на всякий случай все же заглядываю в тарелку, чтобы убедиться.
– И супа грибного мало наливать стали, жулики! – прищуривается Агриппина.
Она всегда чем-то недовольна… За лето я привыкла, а вот некоторые коллеги отказываются с ней работать. Такое выдает иногда…
Новенькой нет.
– Галь, а Галь? Ты че так вырядилась? – по традиции начинает цеплять всех вокруг Агриппина.
– Отвяжись.
– Как будто на «Модный приговор» собралась! – не унимается она.
– А не отправиться ли тебе в далекое путешествие, дорогая?
Как дети, Господи…
– Агриппина Игоревна, а где ваша соседка? – пытаюсь переключить внимание этой задиры на себя.
– Та немая, которую вы мне подсуетили? – отзывается она зло. – Сидит, пялится в одну точку. Демонидзе. Как бы не пришлось обряд экзорцизма проводить. Уж больно взгляд у нее дикий. Сущность там внутри, говорю тебе!
Так… понятно.
– Дарин, когда вы планируете устроить нам вечер танцев? – интересуется модница.
– Давайте чуть позже это обсудим, ладно?
Ей вот с остеохондрозом танцы – то, что доктор прописал…
Возвращаюсь в коридор и заглядываю в пятнадцатую, расположенную совсем рядом.
– Здравствуйте, пора на обед, – обращаюсь к пожилой женщине, сидящей в инвалидном кресле. – Или же я могу принести вам его сюда.
Филатова на меня никак не реагирует. Смотрит в окно. Замерла подобно статуе и не двигается.
– Мария Сергеевна…
Осекаюсь на полуслове. Потому что она вдруг поворачивается и стреляет в меня таким гневным и ненавистным взглядом… Теперь понимаю, что Агриппина Игоревна имела ввиду.
Решаюсь войти и присесть на заправленную кровать. Филатова все это время молча за мной наблюдает.
– Я понимаю, что вам сейчас тяжело. Период адаптации он такой, не из легких. Все через это проходят, когда попадают сюда. Но, поверьте, мы лишь хотим помочь вам и облегчить…
– Вон!
Сначала я даже не поняла, что она сказала.
– Что, простите?
– Вон! Убирайся! – произносит тихо, но так, чтобы я услышала.
– Хорошо, – встаю, поправляю одеяло. – Я вас оставлю, если вы так хотите. Но форточку закрою. Замерзнете. И обед, все же, принесу.
Пару минут спустя иду в сторону раздаточной и прошу организовать еду на вынос, после чего вновь отправляюсь в пятнадцатую.
– Вот. Вам нужно поесть, – ставлю поднос на тумбочку. – Фрукты выдам чуть позже. Приятного аппетита, Мария Сергеевна.
Не жду от нее спасибо. Разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Едва закрываю за собой дверь, как слышу это. Судя по звукам, минус две тарелки и стакан…
Вздохнув, иду за тряпкой. Надо убрать как можно быстрее.
Н-да. Они с Гриппом, определенно, найдут общий язык…
Глава 4. Призрак из прошлого
Дарина
Выходные проходят мимо. Не успеваю опомниться, а на дворе уже понедельник. Казалось бы, начало новой недели, но силы уже на исходе…
Сегодня войти в колею особенно тяжко, потому что вчера пришлось отработать свое ночное дежурство. А у нас там в центре все серьезно, прикорнуть на диванчике не выйдет. Да я, наверное, и не смогла бы.
– Жуть, и че, она прям в столовой на пол рухнула? – морщится Инга, когда я рассказываю девчонкам о приступе эпилепсии, случившемся у одной пожилой женщины накануне.
– Это произошло в столовой во время ужина. Она сперва ложку бросила, а потом струной на мгновение вытянулась и упала. Как затряслась в конвульсиях, мы даже не сразу поняли, что к чему…
До сих пор от этой картины неприятные мурашки бегут по шее.
– Кошмар, Дарин, – Ритка изумленно распахивает рот. – И что ты сделала?
– Пыталась оказать первую помощь, пока мы ждали скорую. Ослабила ворот, подложила под голову принесенную кем-то подушку. Перевернула женщину на бок.
– Зачем?
– Чтобы не захлебнулась рвотными массами. Такое… случается.
– Фу… – Вершинина брезгливо морщит нос.
– Не растерялась, молодец, – Ритка поглаживает мое плечо.
– Я так боялась, что она умрет, – смотрю на свои вспотевшие ладони.
Все утро сегодня как на иголках. Видимо, виной тому тот факт, что я серьезно перенервничала.
– Не понимаю, на фига тебе это надо, Арсеньева? – искренне недоумевает Инга. – Вон лучше официанткой пойти работать, чем наблюдать за тем, как эти стариканы отходят в мир иной!
– Что ты такое говоришь? – в ужасе смотрю на брюнетку.
– Ну а че? Было ж уже такое. И не раз, – заботливо напоминает она.
– Ладно, давайте не будем обсуждать мою работу, – прошу, доставая из сумки канцелярские принадлежности.
Хочется уже свернуть этот разговор. Итак не по себе…
– Давайте вы уже перестанете болтать, барышни, – произносит прямо над ухом грозный преподаватель по теоретической фонетике.
Мы послушно закрываем рты и открываем тетради. Это не тот предмет, на котором можно считать ворон. Отличное произношение само собой не появится. К тому же, практически вся лекция от и до идет на английском.
– English vowels are classified according to the following principles: position of the lips, position of the tongue, length, degree of tenses, the character of the end, stability of articulation…
Вершинина протяжно вздыхает.
Я изо всех сил пытаюсь не задремать и вникнуть в тему, но глаза, которые будто щедро песком присыпали, закрываются помимо воли. Все-таки работать в ночь с воскресенья на понедельник – так себе затея. Ощущаешь себя разбитой. Внимания и концентрации вообще ноль. По крайней мере сейчас, на первой паре.
Извилины на автомате переводят то, что говорит Борис Алексеевич.
– Древнеанглийский язык отличался своеобразной системой ударения – жители Британских островов использовали акустическое выделение для того, чтобы подчеркнуть первый гласный звук в корне лексемы. Молодой человек, занятие началось пять минут назад. Вы опоздали.
– Некритично. Спасибо тому гению, кто продумал расположение аудиторий… – доносится на идеальном английском в ответ.
Я широко распахиваю глаза.
По спине ползет неприятный холодок.
Словно колючего льда за шиворот кинули.
Мне ведь это померещилось, верно? Этот голос и…
– Фамилия, умник.
– Абрамов.
Нет.
Кровь начинает набатом стучать в висках. Уши на какой-то момент закладывает. Аудитория мутной рябью плывет перед глазами.
Дурной сон?
Но все мое существо это отрицает. Оно кричит об опасности, посылая мне знаки…
Ощущаю острый болезненный укол в груди, после чего сердце начинает биться о ребра с такой силой и частотой, что дыхание сбивается. Оно становится рваным и поверхностным. Как если бы меня резко и неожиданно ударили с ноги в солнечное сплетение.
– Ясно. Меня предупреждали о том, что вы появитесь. Занимайте свободное место, и впредь, прошу быть расторопнее.
– Это как получится… – бросает студент. – Чрезмерно спешащий так же опаздывает, как и чрезмерно медлящий.
Шекспир.
Сглатываю, но в горле будто застряла стекловата. И она режет меня изнутри…
Приближающиеся шаги вынуждают напрячься всем телом. Замереть. Пожелать исчезнуть. Раствориться. Рассыпаться в пыль. Лишь бы не дышать с ним одним воздухом.
– Че он там про гениев прошелестел, я не понял? – спрашивает на русском Саша Хармац.
– Огорчает, что вы не поняли, – отзывается на его реплику Борис Алексеевич.
Вцепившись онемевшими пальцами в угол парты, блуждаю затуманенным взором по строчкам тетради.
То, что происходит, просто не укладывается в моей голове. Середина октября. ПМГА. И… он?
Нет. Пожалуйста, только не это! Два года назад я мечтала о том, что все сложится именно так, но сейчас…
Вершинина уже в третий раз толкает меня локтем.
Не хочу я смотреть на него. Не хочу… Не готова. Однако вопреки внутреннему отторжению я все равно делаю это. Медленно поворачиваюсь, хоть и продолжаю трусливо прятаться за Риткой.
Стоит в проходе, боком. Темные джинсы. Тонкий белый джемпер, рукава которого по привычке закатаны до локтей. Знакомые часы поблескивают на запястье…
Мой взгляд поднимается выше. Мельком очерчивает его мрачный профиль… Хотя я итак помню все до мелочей.
Вьющиеся, черные как смоль волосы. Серьга в ухе. Широкие брови, нос с едва заметной горбинкой, чувственный изгиб губ…
Дергаюсь от хлопка. Это Каримов демонстративно кинул свои вещи на пустующий стул.
Вполне очевидный намек…
– Другое место поищи себе, – кивает в сторону галерки. – Вон там.
Несколько секунд тишины. Ленивая усмешка.
– Мне нравится конкретно это, – звучит спокойным, ледяным тоном, и мелкие волоски на моей коже моментально встают дыбом.
Приподнимает и наклоняет стул, одним движением стряхивая все на пол. Возвращает его на место и усаживается рядом с ошалевшим Каримовым.
– Дарин, у тебя такое лицо, будто ты привидение увидела, – Ритка накрывает своей горячей ладонью мои дрожащие пальцы, а я и слова не могу произнести. Оторопела…
Почти угадала.
Ян Абрамов – и есть тот самый призрак из моего прошлого. Парень, который с особой жестокостью разбил и растоптал мое кровоточащее сердце. Парень, который забрал мою душу себе и сжег ее до тла…
В аудитории повисает опасная, напряженная тишина, и студенты замирают в предвкушении чего-то недоброго. А все почему? Потому что до сегодняшнего дня никто из парней не позволял себе подобного поведения по отношению к Руслану Каримову. Думаю, это напрямую связано с тем, что половина группы управленцев считает его неким негласным лидером. На эту тему рассуждать не хочется, но вот в одном я уверена точно: поступок Яна серьезно задел Руслана, и просто так на тормозах он это не спустит. Осталось понять, дождется ли окончания пары…
– Вещи мои поднял, – с нажимом произносит Каримов, пользуясь тем, что Борис Алексеевич, отвечая на звонок, отходит к дальнему окну.
– Сам не справишься? На вид вполне дееспособен.
– Чего?
– Дееспособен – означает не инвалид. Пока…
А этот, как всегда… Вместо того, чтобы загасить зарождающийся конфликт, разжигает его лишь сильнее.
– Слушай, ты… – Руслан явно теряет терпение.
– Ребят, да чего вы как дикие? – решает вмешаться Инга. – Оставьте человека в покое, дайте хоть немного освоиться.
– Пусть не выдолбывается, человек…
– Ну так это ты первый начал, – справедливо замечает Сивашова, водрузив на нос очки.
Таня так делает только в том случае, когда хочет получше что-нибудь разглядеть.
В очередной раз переборов себя, выглядываю из-за Ритки.
– Я еще раз повторяю! Вещи. Мои. С пола. Поднял! – по слогам чеканит Руслан, не отрывая испепеляющего взгляда от того, кто сидит рядом.
Ситуация накаляется. Особенно тогда, когда Ян поднимает руку и показывает ему неприличный жест. Даже не поворачивая при этом головы…
А дальше все происходит очень быстро. Реакция разъяренного Каримова практически молниеносна. Руслан, точно ошпаренный, вскакивает со своего места, хватает соседа за грудки и дергает вверх.
– Поднимай сказал! – кричит он гневно.
Но Абрамов лишь лениво усмехается в ответ.
Он никогда и ни за что подобного не сделает. Если бы Руслан имел хоть малейшее представление о том, кто перед ним стоит, то трижды подумал бы, нужно ли с ним связываться. У меня до сих пор волосы на затылке шевелятся от тех историй, которые довелось узнать.
– Что там у вас такое? – доносится до нас голос обеспокоенного профессора. – Ну-ка, присядьте!
Каримов, разумеется, игнорирует его требование и, клацнув зубами, набрасывается на оппонента, пытаясь ударить его в лицо.
– Господи, да вы чего? – испуганно визжит Ритка, когда Ян, разозлившись, резко толкает парня в сторону кафедры.
В аудитории становится чрезмерно шумно. Студенты вскакивают из-за со своих парт, оживленно переговариваются. Начинается самая настоящая суматоха.
Ян отточенным, резким движением делает захват, неестественным образом выворачивая руку взвывшего одногруппника.
Кошмар… Клянусь, мне кажется, что я даже отсюда слышу, как жалобно трещат кости.
Все это я уже видела…
– Немедленно прекратите! – горланит Борис Алексеевич, бросаясь к месту происшествия.
Но ситуацию это не особо спасает. Руслан приседает все ниже, и ничего не может с этим поделать.
– Остановите это, ребят! – возмущаются девчонки, в то время как парни вполне себе бесстрастно наблюдают за тем, что творится.
Каждого из них волнует лишь исход. Думаю, им просто интересно узнать, чем кончится дело, на остальное по большому счету наплевать. Кого беспокоит чужое здоровье…
– Вы сломаете ему руку! Отпустите его! Сию же секунду отпустите! – требует преподаватель, обращаясь к Яну.
Тот реагирует далеко не сразу. Некоторое время пристально и хладнокровно наблюдает за тем, как Руслан корчится от боли.
К счастью, все заканчивается так же быстро как началось. Брюнет внезапно сам теряет к нему всякий интерес.
– Сели по местам! А вы, оба, после пары идете в деканат! Все! Рассаживаемся, товарищи, представление закончилось! – профессор пытается угомонить разбушевавшихся студентов. – Не пойму… кто-то еще желает стать кандидатом на отчисление?
Ян занимает свое место и уже оттуда лицезрит то, что происходит дальше. Вид у него при этом скучающе-равнодушный. Тот факт, что Каримова отправляют в медкабинет, судя по всему, совершенно его не трогает.
Всю пару я сижу коньком-горбунком. Затекшая шея ноет, спина неприятно взмокла, а пальцы, сжимающие шариковую ручку, начинают болеть от нервного перенапряжения. Уткнувшись расфокусированным взглядом в тетрадь, записываю каждое слово профессора. Боюсь, что если вдруг перестану, опять начну терзать себя ненужными вопросами.
Зачем он здесь появился? И почему именно сейчас? В такие совпадения я не верю, и оттого на душе становится еще тягостнее.
– Не конспект, а мемуары, – недовольно хмурится Инга, сдувая отросшую челку со лба. – Фиксируй только главную его мысль, иначе как нам потом к семинару готовиться?
Скосив глаза, замечаю, что в ее тетради кроме темы и таблицы с классификацией ничего нет. Видимо, потому что она занята куда более интересным занятием. Второй час кряду излишне внимательно разглядывает опоздавшего, по обыкновению устроившего из своего появления целое шоу.
Что до меня… Чувствую я себя ужасно. Словно беспомощная рыба, выброшенная штормом на берег. Мне не хватает кислорода, моим легким совсем нечем дышать. Оттого и взбесившееся сердце никак не уймется. Колотится как ненормальное.
– Продолжим после небольшой паузы, – сообщает Борис Алексеевич, складывая свои вещи в кожаный портфель. – Я очень надеюсь на ваше благоразумие. Абрамов, а вас, через десять минут жду в деканате.
Ян кивает, и преподаватель покидает аудиторию.
– Так, новенький, пока у нас есть время…
Сивашова слоном спускается по лестнице, хотя в ней от силы килограммов пятьдесят.
– Мне нужно, чтобы ты заполнил вот эту анкету, вот эту форму и вот эту карточку, – тоном полицейского заявляет Таня, раскладывая перед ним кучу бумажек. – И дай мне свой студенческий, я запишу номер.
– Это все? – хмыкнув, осведомляется он.
Явно не собирается ничего заполнять. Сидит себе по-прежнему в расслабленной позе.
– Номер телефона еще понадобится и домашний адрес, – невозмутимо продолжает она, поправляя на носу очки.
– Танечка, подкат – уровень-бог, – не может удержаться от колкого комментария Инга.
Сивашова смущается и стремительно заливается краской, когда понимает, что конкретно та имеет ввиду.
По кабинету прокатывается волна смешков.
– Я староста! Мне… не для личных целей! – зачем-то оправдывается она, и становится только хуже.
– Не для личных… Какая жалость, – насмешливо цедит Ян.
– Я… ты… вообще-то… – Сивашова активно жестикулирует и начинает заикаться, что для для нее совсем нехарактерно.
– Шиза, ну-ка сделай одолжение, исчезни со своей макулатурой, – Яковлев отодвигает в край растерявшуюся девчонку, а сам вплотную подходит к столу. – Ну давай, что ли, знакомиться, одногруппник…
– Я не в настроении, – отзывается тот.
Иногда он бывает просто невыносим!
– Напрасно… Друзья на новом месте всегда нужны. Меня, кстати, Антон зовут, – парень протягивает Яну руку. – Только давай без этих твоих приемчиков.
Сам пошутил, сам посмеялся. А время, между прочим, идет. Но ничего не происходит.
– Если мне понадобится прихвостень, я сообщу тебе, Антон, – небрежно бросает Ян, проигнорировав обращенную к нему ладонь.
И если он, унижая, остается абсолютно невозмутимым, то на Яковлева, честно говоря, страшно смотреть. Кровь в одно мгновение сходит с его лица. Он сперва бледнеет, а затем покрывается пятнами, в последний момент спешно убирая руку в карман.
– Борзый, значит? – а это уже Хармац.
– Я бы назвал это «свободный от навязанных шаблонов».
– И чересчур самоуверенный, тебе так не кажется? – прищуривается Саша, тяжелым взглядом прожигая дыру в его затылке. – Какого черта ты приперся к нам в середине октября? Что за приоритет?
– Ты, наверное, хотел употребить слово привилегия? – поправляет его Ян.
– По тонкому льду ходишь, умник. Можно поскользнуться, имей ввиду, – предупреждающе бросает ему в спину.
– Ой, все! Прекращаем эти тестостероновые войны! – Вершинина поднимается со своего места и кокетливо расправляет на себе короткую кожаную юбку. – Идем, новенький, тебе пора в деканат. Так и быть, готова стать твоей картой на сегодня… Не то заблудишься.
Одногруппники улюлюкают и присвистывают, а Ритка возводит глаза к потолку.
– Ну пойдем, карта, – слышу я его голос.
– Меня зовут Инга, – мурлычет она игриво.
Глава 5. Танцы на стеклах
Дарина
– Его зовут Ян, – во все тридцать два улыбается Инга, убирая карманное зеркальце в косметичку, расшитую пайетками.
Мы сидим в студенческой столовой, Ритка уплетает любимую булочку с вишней, я – уныло ковыряю вилкой дорогущее пюре, а Вершинина делится своими восторгами. Еле дотерпела до обеда, бедная.
– Его профиль – международные отношения и управление.
Мой факультет, но не моя группа. А это значит, что видеться мы будем только на совместных парах. Уже хорошо, но, честно говоря, дышится от этого как-то не легче…
– Не болтливый от слова совсем, но кое-что я все-таки выяснила, – самодовольно ухмыляется она, доставая модную расческу с ионизацией. – Поступал сюда, как все, летом. И зачислили его сразу. А до сегодняшнего дня отсутствовал на занятиях по каким-то личным причинам. Сказал, что был за границей.
Там бы и оставался.
– Блин, какой парень! – вздыхает она томно. – Умен, явно силен характером, да к тому же, чертовски хорош собой!
– А эта его жутко-мрачная энергетика тебя не смущает? – интересуется Бобылева, поглаживая себя по животу.
– Вытри рот, Бобылыч. Ты вся в присыпке, – морщится Инга. – Опять рискуешь стать мишенью скабрезных шуточек.
Ритка спешно хватает со стола бумажную салфетку и принимается с нездоровым усердием оттирать губы от сахарной пудры.
– Подавляющая аура новенького меня не смущает. Скорее, наоборот, притягивает. Видели, как лихо он опустил при всех Каримова?
– Руслана в травматологию отправили, чем ты так восхищаешься? – недоумеваю я.
Парень так и не вернулся на занятия, и я очень надеюсь, что Абрамова за эту выходку исключат.
– Сам виноват, нечего было понты кидать. Я считаю, что в данной ситуации Ян поступил правильно и очень по-мужски.
– Ты на него запала, что ль? – хохотнув, предполагает Ритка.
– Я как чувствовала, что меня ждет нечто особенное, – охотно подтверждает теорию одногруппницы. – Яковлеву и Хармацу можно смело давать отбой!
Вскидываю на нее тревожный взгляд, оторвавшись от изучения консистенции картофеля.
– Инга, пожалуйста, не связывайся с ним…
– Это еще почему? – вопросительно изгибает графичную бровь.
– Мне кажется… не стоит, – рассеянно бормочу, глядя на подругу.
– Вот еще! Определенно стоит! – фыркает она, пододвигая к себе тарелку с салатом.
Вспомнила о нем наконец-то, небось уже заветрился.
– Мне тоже этот тип не нравится, – подключается Ритка.
– Ой, Бобылыч, пойди еще одну булку купи себе, а? – недовольно отзывается Вершинина.
– Инга, ты ведь его совсем не знаешь, – качаю головой.
– Боже, Дарин, ну что за бред? – закатывает глаза. – Нам же учиться вместе. Узнаю. Такой улов упускать нельзя, иначе быстро кто-нибудь к рукам приберет.
Улов. Дурочка… Даже не понимает, что сама может стать этим самым уловом.
– А если у него уже есть девушка? – Ритка отставляет пустой стакан и довольно причмокивает губами.
– Да мне фиолетово. Подвинем! – самоуверенно заявляет та в ответ. – Все. Отрываем от стульев свои пятые точки, нам пора к Укупнику, иначе разорется как в прошлый раз.
Они поднимаются из-за стола, а я все еще продолжаю сидеть как прибитая. Инга, судя по боевому настрою, всерьез заинтересовалась Яном, а это – точно грозит большими неприятностями. Мне следовало бы предупредить ее об этом прямо сейчас, но я… даже не представляю, как это сделать. Положа руку на сердце, не уверена в том, что готова поделиться своей историей с девочками. Уж слишком она неприглядная и постыдная…
Столовая стремительно пустеет, и я, встрепенувшись, вскакиваю со стула. Забираю свой поднос, ставлю туда тарелку, брошенную Ингой, и устремляюсь к выходу. От Укупника получу теперь уж точно, потому что к началу пары точно не успею.
Перебегаю из одного корпуса в другой. Шумно дыша, перепрыгиваю ступеньки. Хорошо хоть в кроссовках сегодня на занятия пошла. Умная Маша.
Заворачиваю за угол и на всех парах несусь в сторону нужной аудитории, на ходу придумывая вескую причину своего опоздания.
* * *
Понедельник – день тяжелый. Вот уж воистину! А еще изматывающий и бесконечный. Все соки из меня выжал…
На ходу заматываю шею вязаным шарфом и вместе с толпой радостных студентов покидаю здание академии. Уже собираюсь осторожно спуститься по лестнице, когда до меня доносится свист. Громкий такой, вызывающий.
На автомате поворачиваю голову влево, хотя сто раз говорила себе, что на подобные методы привлечения внимания реагировать не нужно.
Замираю. И сердце, ухнув куда-то вниз, пропускает удар.
Ян.
Оттолкнувшись от перил, не спеша движется в мою сторону. Неумолимо сокращает спасительную дистанцию, а я все еще не знаю, что мне предпринять…
Первый порыв – бежать отсюда без оглядки, но я вовремя понимаю, как нелепо и трусливо это будет выглядеть. Мы ведь взрослые люди, и однажды наша встреча состоялась бы. Не здесь, так где-то еще.
Нервно сглатываю и сжимаю ремень сумки, в который вцепилась мертвой хваткой.
Парень останавливается всего в паре шагов от меня, и это мне совершенно не нравится. Я моментально деревенею, а от волнения, стремительно разбегающегося по сосудам, мне становится нечем дышать. Будто из легких разом выкачали весь воздух…
Одно дело видеть его в аудитории, и совсем другое – стоять вот так напротив. Рядом. Близко-близко.
– Значит, все-таки ты…
Тяжелым, мрачным взглядом исследует черты моего лица. Излишне внимательно и непозволительно долго. Буквально поджигая и без того пылающую кожу.
– Я…
Тихо. На выдохе.
– Ну привет, Арсеньева, – прищуривается и склоняет голову влево.
Молчу, глядя ему в глаза. Пытаюсь отыскать там… даже и не понимаю что именно.
Раскаяние? Сожаление? Прощение?
Увы, ничего из этого там и в помине нет.
– Тебе плохо? Ты как-то странно побледнела, – произносит он ядовито-насмешливо, подаваясь при этом еще немного вперед.
Его дыхание опаляет скулу, и я непроизвольно дергаясь, отстраняюсь.
– Зачем… ты здесь? – только и могу вымолвить севшим голосом, из последних сил выдерживая болезненный зрительный контакт.
– Вряд ли наши цели отличаются. Это же ПМГА. Один из лучших вузов страны, – отвечает он после минутной паузы, в течение которой продолжает травить меня кислотным взглядом.
– Ты знаешь, о чем я, – упрямо качаю головой.
– Да понятия не имею… Ты, кстати, плохо выглядишь. Наверное, поэтому сразу не узнал.
Снова молчу. Что я могу на это ответить?
Веки предательски жжет, и мне приходится опустить глаза. Его слова будто кипяток. Ошпаривают. Оставляют ожоги. Причиняют боль.
– Как дела вообще? – интересуется равнодушно.
– У меня все хорошо, – вздергиваю подбородок, но по-прежнему на него не смотрю.
– Похвально, что ты не сломалась и не упала духом… А то знаешь, всякое бывает, – небрежно бросает издевательским тоном.
Не сломалась? Не упала духом? Его жестокость просто не имеет границ… Да я едва смогла собрать по осколкам разбитое вдребезги сердце.
– Даже достигнув дна, не стоит отчаиваться, верно? От него ведь тоже можно оттолкнуться, – глубокомысленно заключает он.
Зажмуриваюсь на секунду. Не хочу говорить с ним. Слышать его. Видеть. И ощущать его нездоровую, подавляющую энергетику…
– Ты здесь. Я не верю в такие совпадения. Что ты задумал? Это снова какая-то игра? – напрямую задаю вопрос, который не дает мне покоя.
– Да брось, Арсеньева! – циничная усмешка трогает его губы.
Губы, которые когда-то меня целовали. Горячо, несдержанно, так по-взрослому…
– В тебя мы уже поиграли. Неинтересно… И перестань без конца преувеличивать свою значимость, – презрительно кривится. – Это просто нелепо.
Дурацкие слезы все-таки брызнули из глаз…
От жгучей обиды, разъедающей легкие.
От горького разочарования, затопившего каждую клеточку.
От осознания того, что нет… ничуть не сожалеет о своем поступке. Подлом и низком.
Он так и остался жестоким, озлобленным мальчишкой. Та беспощадная ненависть, что горит в его глазах, лишь подтверждает это.
– Дарин! – слышу, как меня зовет Сережа.
Вытираю слезы тыльной стороной ладони и спускаюсь по лестнице, чудом не рухнув на последней ступеньке.
Пока иду ему навстречу, пытаюсь взять себя в руки. Натягиваю на лицо неестественную улыбку и радуюсь тому, что на улице уже темно.
– Привет! – Сережа ловит меня в свои объятия и целует в щеку. – Как дела, Даринка-мандаринка?
Плохо… Очень плохо.
– Все отлично, – обнимаю его в ответ.
Бессовестная лгунья, ты Даша.
– Так сильно дрожишь. Замерзла? – обеспокоено спрашивает он, отодвигаясь.
– Немного, – и снова обманываю. Истиной причины ведь не скажешь…
– Тогда поехали? – заботливо поправляет шарф и берет меня за руку, переплетая наши пальцы. – Слушай, Дарин, а с кем ты там стояла у центрального входа?
– Учимся на одном факультете, – осторожно отвечаю я, глядя себе под ноги.
– Мне не понравилось, как он смотрел тебе вслед.
– Что ты имеешь ввиду? – напрягаюсь, вспоминая мучительные минуты, которые провела рядом с Абрамовым.
– Не знаю даже, – пожимает плечом.
– Ерунда, Сереж. Тебе показалось… Лучше скажи, ты нашел дискошар?
– Нашел, – улыбается он. – И не только его. Можешь передать своим подопечным, что их ждет самая крутая ретро-дискотека на свете…
