Текст книги "Литерный эшелон"
Автор книги: Андрей Марченко
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
Пока шел дождь, беглецы шли медленно, набирая полные сапоги грязи и воды.
Не было видно солнца за тучами, не говоря уже про луну и звезды.
Вчерашние каторжане покрылись грязью, заросли, щеки от голода впали.
Сухарь, брошенный в бушлат Пашки от дождя размок, превратился в кашу, которую беглец съел, слизывая с пальцев.
На третий день бегства удалось избавится от кандалов: Пашка додумался намотать инопланетную нить на согнутую ветку, и полученной пилой перепилил заклепки на кандалах. Его примеру последовали и остальные. Ненужный металл по приказу Быка утопили в какой-то речушке.
Павел ожидал, что его вот-вот начнут есть. Но день за днем гибель откладывалась. Бык кормил орехами, сорванными на ходу ягодами и грибами. Порой указывал на съедобную траву. Все это ели сырым, пусть помытым дождем, но все равно от подобной диеты немыслимо проносило.
Когда хотелось пить – просто подставляли рот под струи воды.
Останавливались отдыхать под обрывами, под деревьями.
И снова шли.
Порой проносилась мысль: смерть – не самое плохое.
Дождь молотил где-то с неделю. Потом развиднелось, резко потеплело, стало даже жарко, влажно и душно.
Бык, доселе гнавший спутников без отдыха смилостивился – скомандовал привал:
– По§мо, що Господь Бог послав…
– Я так понимаю, – заметил польский вор, убивая очередного комара. – Что ваш православный Господь Бог послал нас… И так далеко… Как у вас говорится? Куда Макар телят не гонял?..
– А ты на Господа нашего не наговаривай! – обиделся Федор.
Бык же ушел к реке, вернулся через полчаса с огромным окунем, достал из кармана кремень, высек в собранную труху искру.
Через минуту с щепки на щепку прыгал развеселый огонь. Бык относился к огню ревниво, кормил его только сам, проверяя предварительно – сухое ли бревно, не будет ли с него дыма.
За неделю беглецы намерзлись вдоволь, и теперь грелись у костра, сушили одежду.
Обнаженных мужчин нещадно жалили местные насекомые.
– Если у вас такие комары, какие же у вас волки? – спросил поляк.
– Не накличь, – предупредил Федя.
Затем задумался, спросил:
– Эй, поляк…
– Чего?
– А имя у тебя имеется, с фамилией-то?..
– Имеется.
– И какое же?..
– А зачем тебе это?..
– Да для удобства общения. Как тебя называть?..
– Поляком.
– Это что твое имя? Фамилия?..
– Нет… Но зовите меня поляком. Это меня вполне устраивает…
– Почему?..
– Потому что, когда выберемся, знать я вас не хочу и вы обо мне забудьте. Если на улице встретимся, что вряд ли конечно – будем знакомиться с чистого листа.
Бык разломал глину, обнажая ароматное, сочное мясо.
– Пригощайтесь…
И соскучившиеся по теплому мужики стали рвать обжигающее мясо пальцами, не обращая внимания на отсутствие соли и хлеба.
Через полчаса все отдыхали, наевшись почти досыта. Жизнь уже не казалась такой дурной, как полчаса назад. Об этом Павел сказал окружающим.
Бык кивнул:
– Воно нехай… – кивнул Бык. – Якщо усі будуть ось так бігати – мороки забагато.
– Ничего. Нас, поди вдоль реки, по трактам и по чугунке уже ищут, выйдем заросшие, оборванные. За версту будет видно – арестанты.
– Ничего, ничего… – бормотал Павел. – Нам должно обязательно повезти. Так бывает. Если долго не везет – потом обязательно должно повезти…
– Ты свое везенье, парень, выбрал, когда тебя не сразу вздернули, а сюда отправили, – успокоил его Федя. – То, что ты с нами убег – энто уже перебор.
– Да еще неизвестно, повезло ли тебе, что ты с нами рванул, – заметил поляк.
– Не лякайте хлопця… – попросил Бык.
– Нет, ну правда. Я слышал, что жизнь полосатая, словно зебра. Или там тигр. Полоса белая, полоса черная.
Федя хохотнул:
– И всякая тварь четырехногая заканчивается жопой!
– Да нет… Я видел на картинке тигра. У него есть еще хвост.
– Во-во… А под хвостом – жопа…
Поляк задумался:
– Ну, под хвостом могут быть еще яйца… А могут и не быть.
– Яйца в жопе? – удивился Федя.
Поляк посмотрел на Ульды внимательно, стараясь понять дурак ли тот или просто прикидывается. Но махнул рукой, давая понять, что спор окончен.
– А вот интересно… Тут тигры есть?.. – Все не успокаивался Пашка.
Но Федя отрезал.
– Заткнись. Накличешь.
***
– Интересно, а тигры тут есть?.. – спросил Данилин, сжимая в руках карабин.
– Тигры?.. А отчего вы это спрашиваете?..
– Я читал об этом крае, о городах. У Иркутска в гербе бобер с соболем в зубах…
– Что за чушь!.. – возмутился Попов.
– Это ошибка. Здесь когда-то водился тигр, на местном наречии «бабр». И когда город получал герб, при переписке с Петербургом произошла ошибка… Бабр стал бобром… Высочайше повелели изобразить на гербе именно бобра.
– Откуда вы это знаете?..
– После прибытия с Чукотки стало интересно узнать, в каких краях остался Аркадий Петрович. Он вообще говорил, что полезно узнавать новое о мире окружающем. Вот я пошел в публичную библиотеку…
– Надо же. Я в вашем возрасте интересовался публичными но не библиотеками, а домами…
– У меня есть невеста, – ответил Андрей и почему-то зарделся.
Впрочем, отчего «почему-то». Зарделся он от своей наглости: Алена Викторовна была невестой только в его местах.
Меж тем, Попов как раз пробирался валежнику и неловкости Андрея не заметил.
Ответил:
– Да и у меня была невеста. Да разве меня этим остановишь… Гусарил, дурачина. Вот невеста и другого нашла.
…После дождя Грабе снесся с Петербургом, сообщил о побеге. Там действительно приняли меры, выслали телеграммы по всему таежному краю.
Но Аркадий Петрович не желал самоустраняться. В тайгу были отправлены поисковые партии – две дюжины казаков под командованием Попова и Данилина.
Вернее Данилина и Попова: поскольку Андрей сам указывал, какой район сегодня будет исследован. После туда направлялся дирижабль, с него высаживался десант и исследовал местность. Затем, когда командиры решали, что можно возвращаться, давался сигнал фальшфейером. На дым прилетал дирижабль, забирал поисковиков.
– Не будет толку, ой не будет, – ругался Попов.
– Отчего же?..
– Дирижабль пока летит – его за версты три слышно, верст за пять видно. Да и когда мы огонь зажигаем – все-таки нас и они могут заметить…
– Ну, мы ж и их следы ищем-то…
Андрей взглянул на часы: дело шло к двум пополудни. Андрей взглянул на солнце, по нему прикинул стороны света, посмотрел на запад, туда где был Петербург.
Подумалось: а как там Аленка?..
АленаАленка была занята грустью. Писем от подпоручика Данилина не было давно.
Вообще-то он писал их еще в дирижабле, пролетая над Сибирью, потом в тайге. Все эти письма стекались в Петербург. Там должны были перлюстрировать, проверить на предмет отсутствия военной тайны, симпатических посланий. Но поскольку никто не знал, в чем конкретно эта военная тайна заключалась, письма вскрывать не спешили. Паче, дел было предостаточно.
Игнатьев, было, хотел просить цензора, но махнул рукой: справимся своими силами. И письма ждали своего череда.
– Ну надо же какой негодяй! – ругала Аленка Андрея. – Я тут по нему изо всех сил скучаю, а он неизвестно где ездит.
Кроме того, жила обыкновеннейшей жизнью. Ходила на курсы, чему-то на них училась. Потом рассказывала отцу:
– Был урок кулинарии… Все варили суп, а я задумалась и сделала торт. Из тех же продуктов.
Профессор кивал не шибко вникая в услышанное. Торт – так торт. Из брюквы – ну и ладно. И не таким обедали в студенческой молодости.
– Еще я сегодня ходила искать место работы… – продолжила Алена.
Виктор Иванович отвлекся, удивленно вскинул бровь:
– Работу?.. Зачем порядочной девушке работа?.. И чем все закончилось?..
– Как обычно. Наниматель предложил руку и сердце…
Некоторое, очень недолгое время профессор думал, что его дочь пошутила. Так продолжалось, пока та не заговорила снова.
– И все равно – я найду работу. Я пойду в телефонистки. Будто бы подхожу! Голос у меня приятный – это многие говорят. Ростом – вышла. Говорю без ошибок…
– Что?.. Моя дочь да в телефонистки! Они ведь туда набирают тех, кто покраше! И платят по четверть тысячи в год! Не всякий мужик так заработает! Всем понятно, чем женщина может такие деньги заработать!
– Что вы такое говорите! – оскорбилась дочь. – Телефоном пользуются только люди приличные! Под сотню в год стоит такое удовольствие. И то, если в центре Москвы… А телефонистки… Я вот слышала, что одна по телефону познакомилась с графом, вышла за него замуж.
Профессор недовольно забурчал. Он как раз думал: а не обзавестись ли и себе телефоном: не иметь его уже было как-то неприлично. И будто бы уже было кому звонить, но вот необходимости в этом решительно не имелось. Предметы исследования Виктора Ивановича были мертвы уже много тысяч лет, и обсуждение их легко можно было отложить до утра или вовсе до понедельника.
– И все равно! Все равно, я решительно запрещаю тебе идти работать! Это при живом-то отце.
Алена обиженно надула губки и молча ушла к себе в комнату, чтоб тосковать уже там…
***
…Около часа дня забежала подруга Аленки – Аглая Лушнина.
Она сообщила, что вечером у них будет собираться молодежь, и Аленку само собой зовут.
Аленка была бы и рада сходить, но с другой стороны с утра была в другой роли: обиженной и оскорбленной в лучших чувствах.
Но Аглая обратилась к родителю, тот легко дал согласие и даже велел Алене не обижать подругу.
Та будто бы с неохотой согласилась.
***
У Лушниных было не то чтоб скучно, не то чтоб весело, а обыкновенно.
Кто-то музицировал на фортепиано, пили чай, играли в какие-то глупейшие игры.
Общество было знакомым, лишь у окна стоял юноша с лицом печальным, утонченным.
Был он полной противоположностью Андрея. Данилин последнее время являлся на ее очи в изрядно выцветшем мундире, поглаженном неумело.
Этот же молодой человек был одет по последнему писку моды, в костюм, сшитый по фигуре, у хорошего портного.
Он пил чай, глядел за темное окно, будто мог там что-то рассмотреть.
– Кто это?.. – спросила Аленка как можно более безразличным тоном.
– Это?.. Это Лихолетов Олежка…
– А отчего он такой печальный?..
– А… Проигрался на бирже…
«Проигрался на бирже» – это внушало уважение. От этого слышалось нечто невозможно взрослое, сильное. Ну и что с того, что проигрался?.. В следующий раз пренепременно выиграет.
Аленка думала, немного выждав время, подойти к нему. Спросить наконец, чего такого интересного он нашел там за окном?..
Но Аглая оказалась расторопнее. На правах хозяйки вечера подошла к задумчивому гостю.
Поинтересовалась:
– О чем вы думаете?..
Тот был настолько глуп, что сказал правду:
– О прибыли и добавочной стоимости.
– Надо же, как интересно! – всплеснула руками Глаша. – А расскажите мне?..
Краем уха Алена услышала:
– Продукты всегда покупаются за продукты или услуги; деньги только служат орудием, посредством которого совершается этот обмен. Какой-нибудь отдельный товар может быть произведен в излишнем количестве, и рынок будет до такой степени переполнен, что не будет даже оплачен капитал, затраченный на этот товар. Но это не может случиться одновременно со всеми товарами…
Аленку потянуло в сон. Однако Аглая увлеченно смотрела на Лихолетова и улыбалась своей самой прекрасной улыбкой.
– Понизится ли прибыль вследствие возрастания производства и вызванного этим расширения спроса или нет – зависит исключительно от роста заработной платы, а повышение последней, за исключением короткого периода, зависит в свою очередь от легкости производства предметов пищи и необходимости рабочего… – продолжал Олег.
Этой скучнейшей фразе Глаша засмеялась как удачной шутке.
Аглая обладала удивительно звонким, красивым смехом. И чтоб не говорили ей кавалеры, на какие бы серьезные темы с ней не пытались обсудить, она мило улыбалась и порой смеялась своим звонким смехом. Из-за этого половина кавалеров считали себя остроумными, а другая половина – идиотами.
Андрей Данилин, между прочим, был того мнения что Аглая Лушнина премилая но дура.
Только Лихолетов, вероятно, принадлежал к третьему типу: считал, что им просто невозможно восхищаться. И вел себя в соответствии с этим представление о мире. Поэтому друзей у него было мало, а преданных – так и вовсе не имелось.
Тогда Аленка об этом не знала.
Она думала: вот и у Глашки появился кавалер. Ну или вот-вот появится. А она останется в старых девах с таким вот подпоручиком, которого носит где угодно, но не по Москве. Промелькнула мысль: А не отбить ли кавалера? И в самом деле, отчего бы и нет?.. Дурам, в смысле, таким как Глаша – везет… Еще одного найдет.
Когда сели пить чай, Алена нарочно села напротив пары, напустила на себя печальное выражение лица, ожидая, что тоска их сблизит. Затем будто невзначай поправила волосы. Те заструились золотыми каскадами.
Это не осталось незамеченным.
Лихолетов отвлекся от Аглаи, взглянул на Алену. Проговорил:
– У вас такие красивые волосы…
– Только волосы?..
– И глаза красивые… И печальные… Особенно правый.
Алена фыркнула и сделала вид, что обиделась. Лихолетов этого не заметил, и обернулся назад, к Глаше. После этого Алена обиделась на него окончательно и бесповоротно.
Оно и к лучшему.
ДракаПод ногой хрустнула ветка. В лесной тишине звук прозвучал подобно ружейному выстрелу. Вспорхнула птица, поисковая партия остановилась.
Попов обвел взглядом лес, пробормотал:
– Эх, хочу праздника. Выберусь, так закачусь куда-то, устрою праздник души. Чтоб с цыганами, с медведями…
– Цыган не обещаю, а вот медведя… Пахома попросите, он вам хоть дюжину приведет, – ответил Андрей и тут же прикусил язык.
– Эх, Андрей Михайлович! Господин подпоручик! Вас ли я слышу! Откуда вы таких слов да норова набрались… Впрочем, чему я удивляюсь. Аркадий Петрович во всей красе…
Попов покачал головой, пошел вперед…
***
Беглецы в это время по сибирским меркам совсем рядом – в верстах пятнадцати.
Они остановились на отдых у реки.
Костер разводить не стали – поели вчерашних запасов, не то чтоб досыта, но и голодным себя Павел не чувствовал. Он лежал на папоротниках, смотрел в небо, на облака, проплывающие в колодце со стенами из стволов деревьев.
Он погладил свою бороду. В побеге она росла быстрее – вероятно, организм реагировал на холодный воздух, пытался защититься.
– Куда кто, когда выберемся? – спросил Пашка.
– Если выберемся, – поправил поляк.
– Тьфу на тебя, – ругнулся Ульды. – Я-то домой, кое с кем поквитаюсь… А потом… Эх, да загуляю! Вся Россия чтоб помнила и дрожала!
– Я тоже домой… Только мне свои помочь должны, – помечтал Пашка.
– Ну и дураки. Оба. Бежать надобно подальше. В Америку, в Австралию. Хоть куда. И сидеть там ниже воды, тише травы. Нас искать будут…
Пашка задумался, замолчал. Ульды махнул на поляка рукой.
Бык молчал.
Из сапога вытащил давно надоевший гвоздь и поэтому поводу был вполне счастлив.
И вдруг над поляной пронесся вздох, будто кто-то скорбел над арестантскими судьбами. Павлу даже показалось, что он почувствовал на щеке дыхание скорбящего.
Он повернул голову – рядом с ним, шагах в трех стоял тигр.
Тайга мгновенно потеряла очарование.
Тигр подошел незаметно: не хрустнула ветка под его лапой, даже будто трава не зашелестела. Стояло безветрие, и Пашка заметил, что от животного нет никакого запаха.
Вероятно, тигр мог убить кого-то, прежде чем его заметили.
Но не захотел – в одном прыжке от жертв расслабился.
По мнению тигра арестанты были недопустимо хорошей добычей: слишком медлительные, слишком большие. Слишком теплые, со вкусным, сладким мясом, яркой кровью…
И убить их просто так, без шансов тигру было просто неинтересно. Ведь его сородич, кот домашний тоже долго играет с полузадушенной мышью, прежде чем съест ее.
– Накликали… – прошептал Ваня. – Теперь нам ульды.
– Не выбрались… – выдохнул безымянный поляк.
Бык перевел взгляд со своего сапога на разутую ногу. Затем на тигра.
И сделал то, что он умел лучше всего. Он бежал.
Швырнул сапог в морду тигра и пустился в бег.
Тот не затянулся. Бык успел сделать лишь полтора шага, как ему на спину прыгнул тигр. Один удар лапы оборвал жизнь беглеца. Листья папоротников перечеркнула багровая струя.
После тигр повернулся и зарычал. Зарычал властно, громко, показывая, что именно он тут господин. Рев было слышно за многие версты. Птицы взлетали с деревьев, животные обращались в бегство только от этого звука.
– Рванем… – прошептал поляк. – В разные стороны рванем. Глядишь, кто-то и убежит.
Веры в это у него самого не было: вряд ли бы тигр дал бы кому-то выбраться из этих папоротников. Разве чтоб догнать после и поужинать…
И тут Ваня заорал на тигра. Заревел во всю глотку, а позже бросился на опешившего хищника. Ему удалось повалить зверя, но тот вывернулся, подмял под себя человека, словно то была тряпка, начал его трепать.
Поляк схватил припасенное для костра бревно – ударил им по спине тигра, но трухлявая древесина тут же переломилась. Поднял другое, более короткое, стал лупить им.
Павел, который даже не успел подняться, рукой провел по земле, желая найти хоть что-то. Попался камешек, гвоздь, вытянутый Быком. Но тот был ничтожно мал рядом с тигром. И тут Пашка нащупал шнур, сплетенный из инопланетной нити.
Его плел Ульды. Шнур получался тонким и прочным, но зачем он – Павел тогда не догадывался. И в пылу драки – понял. Голова тигра как раз оказалась рядом, шнур был накинут на шею животному. То, что произошло далее, оказалось удивительным для всех.
Особенно для тигра.
Он махнул головой, пытаясь стряхнуть новый раздражитель. Но вместо того шнур прорезал шкуру, вспорол мышцы, вскрыл вены.
Кровь ударила резко, просто фонтаном, залила Ульды, взметнулась вверх, выше стоящего поляка.
Тигр попытался просто вывернуться и бежать, но для него все закончилось через несколько минут. Он издох в конвульсиях у ног поляка.
– Можешь слезать с него, – сообщил он Павлу. – Таки пронесло.
Пашка встал. Его руки оказались тоже порезаны до костей. Кровь тигра, его и Ульды смешалась, и было уже не понять, где кто, где чья.
Ульды был мертв. Непонятно, когда он умер, и заметил ли это он сам – даже в смерти он продолжал сжимать шкуру не им убитого тигра.
– Надо их похоронить… – пробормотал Павел.
– Зачем?:. Ты сбрендил? Кто яму копать будет? Я? Да на что оно мне надо. Ты свои руки видел? Надо бежать, бежать… Бежать, бежать, бежать…
И они ушли через полчаса. Поляк обобрал покойных, срезал с тигра два куска мяса.
– Попробуем. Ел я кошек, на вкус – точно кролик… Ходу!
***
Опасения поляка подтвердились.
Через два дня Попов рапортовал Грабе:
– Найдены тела бежавших преступников. Опознать их трудно… Им наступил «увы».
– Сколько их?
Попов выдохнул, уловка не удалась.
– Двое, – признался он.
– Ну что же. Осталось найти еще двоих. Сколько дней трупам?..
– Да-три…
– Отлично. В кандалах они не могли уйти далее чем верст на двадцать.
– Не хочу вас расстраивать…
– Что опять?..
– На убитых не было кандалов.
– Как же они их сняли?
– Мне то неведомо… Так что, поиски продолжать?..
Грабе махнул рукой:
– Отставить. Теперь им уйти от нас – проще!
В лагерь были доставлены тела убиенных, а за компанию – туша тигра.
Легко опознали Быка. Ульды был так измочален, что возникли сомнения. Грабе запросил из столицы словесные портреты беглецов. Получил их. Тут же принялся отсылать очередную сводку за день.
– Ваша радиостанция жрет газолина больше, чем мой дирижабль, – ругался Сабуров.
– Что поделать. Надо передать как можно больше информации. Может статься, война миров не за горами… Или просто здесь появится другой инопланетный корабль, заберет разбившихся. Дескать, поигрались и довольно…
Сабуров с тоской посмотрел вверх. До этого он считал небо своим.
Пришли словесные портреты. Установили личность второго погибшего.
Затем Грабе собрал офицеров, сообщил им приметы беглецов
– Вот так они выглядят. Когда увидите – сразу и убейте. Потом доложите мне или вышестоящему начальству. Именно в таком порядке: убить и доложить.
– Да помилуйте! – улыбался есаул. – Нечто можно?.. Раззе это нашего ума дело?.. Мы ж никуда ни ногой! Нечто они в нашу станицу припрутся?..
– У меня такое чувство, что кто-то из нас с ними непременно свидится, – ответил Сабуров.
Андрей придерживался мнения, сходного с мнением есаула. Но свое суждение он привычно оставил при себе.
***
Если из палатки удавалось выгнать всех комаров, то спать тут было просто великолепно: в тишине абсолютной, оглушающей.
После того, как полеты на поиски прекратились, Андрей жил тихой жизнью. Много читал, писал Алене письма.
Порой сидел у ученых или у Грабе.
– Снова своей барышне письмо сочиняете?
– Угу…
– Пишите о том, какая она хорошая и прекрасная…
– Признаться, нет…
– А вы напишите. Девушки это любят.
– А у вас, признайтесь, был опыт?..
– Я тоже был молод, – отвечал Грабе. – И тоже был глуп.
Зашел Сабуров. Был он как обычно беспричинно весел. С порога спросил:
– О чем беседуете…
– О женщинах, – ответил Грабе и покраснел.
– Верно, знаете больше про меня. Расскажите какие они – женщины? – спросил Данилин.
Михаил Федорович поднял глаза к потолку:
– Женщины – это прекрасно! Это самое лучшее, что есть в мире… Любите их, мой молодой друг. Только никогда не женитесь…
– Это почему…
– Женщины… Они… Каждая последующая будет говорить о том, какая же ваша дура нынешняя, что она вас не ценит совершенно, что вам надо непременно расстаться. И говорить так будет не со зла, а потому, что такая она женская натура: говорить подобное. К слову, будет она права, ибо да, действительно – не ценят. Ну а ежели последуете ее совету, и расстанетесь с нынешней, то лишь для того, чтоб занявшая ее место снова мотала вам нервы. Оставляйте их первым…
– Но у меня будет только одна… – возразил Данилин.
– Я тоже так думал… – эхом отозвался Грабе.
– И что?..
– Она у меня была… Та самая – одна. Была. И в один день сообщила, что со мной рядом будут счастливы многие девушки… А она желает удалиться.
– Как сие печально.
– Я тогда был молодым идиотом… Молодость ушла…
– Так со мной не будет…
– Ай, да бросьте, – говорил Грабе. – Она будет клясться в любви, для того, чтоб всадить нож в спину в самый неожиданный, подлейший момент. И при этом будет говорить, что делает это для вашего же блага. А вы и тогда будете ей верить как баран, ведомый на бойню – потому как вы всегда верили этим устам.
Грабе осекся, посмотрел на Андрея с обидой и печалью:
– Простите, это, конечно же только моя беда. Вас это не касается…
– Да полно вам! – попытался подбодрить своего начальника Данилин. – Мой дед женился в сорок пять лет. И жена была моложе его на двадцать с лишним лет! И ничего – семь детей нарожали…
– И что, он до сорока лет был нецелованным?..
– Наверняка не скажу, но скорей всего… Он в рекрутах был…
– Право, – поддержал подпоручика Сабуров. – Рано себя хороните. Вы не старый, найдете еще?
– Где же я их найду? В тайге что ли?
– Если Господь будет благосклонен – то и в тайге.
– Шутить изволите?.. Впрочем, мне не до фантазий. Господин поручик, не в службу, а в дружбу… Евграфа Петровича найдите, позовите-ка ко мне… Надобно кое-что обсудить.
Данилин вышел на улицу.
Вокруг шумела тайга. Верст на сто, верно, не было ни одной женщины. Андрей пожал плечами: действительно, откуда тут взяться даме сердца для Аркадия Петровича.
И поручик пошел по лагерю, поглядывая в сторону уходящего солнца.
Он все думал о Москве…
