Текст книги "Литерный эшелон"

Автор книги: Андрей Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

Латынин, Высоковский и Данилин провожали его взглядом.

Первым ушел Латынин, когда еще «Скобелев» был вполне различим. У градоначальника было достаточно дел.

Лишь когда дирижабль превратился в едва различимую точку, пришел в себя Андрей.

Спросил:

– Не подумайте, что мне мало тайн… Но что такого вы там написали.

– Некоторые мысли…

– О чем же? Или это секрет?

– Отнюдь. Какие могут быть от вас секреты?..

***

– Извольте ознакомиться…

В руку Андрея точно такая же папка с надписью «Меморандумъ» на обложке.

Внутри папки были листы, отпечатанные на «Ундервуде» через копировальную бумагу. Судя по расплывчатым контурам букв, Андрей читал третью-четвертую копию.

Данилин прочел название первой главы:

– «Перспективы космических полетов». А что, таковые перспективы имеются?

– Космос куда ближе к нам, чем кажется. Думаю, еще лет сорок и человек окажется в космосе, полетит к Луне.

– Да полно вам. Помню, мы об этом говорили вскользь. Я, признаться, не принял ваши слова всерьез…

– А я вам серьезно вам говорю. Попомните мои слова: вы еще увидите первый полет человека на ракете. А во время жизни ваших внуков космические полеты не будут попадать даже на вторую страницу газет…

– Трудно поверить… Хотя мой приятель говорил нечто похожее…

– Трудно… Но я так думаю, что произойти это может и раньше. Должно произойти раньше. И я вот написал свои мысли, что для этого требуется. Этапы так сказать… Надобно изначально отправить на земную орбиту зонд, создать искусственный спутник Земли…

– Создать искусственную Луну? Такую громадину?

– О нет, это лишнее. Скажем, у Марса спутники гораздо меньше… Но нам надо зашвырнуть в небо что-то маленькое, где-то размером с полсажени, может даже с аршин.

– Тогда мы его не увидим.

– Надобно чтоб оно как-то сигнализировало само. Радиостанции нынешние ненадежны – я консультировался у Шульги. А вот если покрыть его светоотражающим слоем, или поместить внутрь проблесковый фонарь… Потом надо разработать механизм спуска и приступать к запуску живых существ – вероятно обезьян, как более к нам близких. Ну а потом человека… После – надо лететь к Луне, затем к Марсу… Венере…

***

В салоне «Скобелева» этот же меморандум читал и Столыпин:

– Интересно. Весьма интересно… Будто роман Стивенсона читаешь или там Уэллса… Михаил Федорович?..

– Слушаю…

– А повели бы космический корабль к Марсу.

– Если построите мне его – отчего бы и не повести?..

– Построим… Уверен, что сможем.

Странный посетитель

Посетитель ждал профессора, сидя на поддоннике, словно какой-то студент. Был одет в пиджак-куртку, бриджи, в руках мял кепи. Все оно было клетчатым.

Не смотря на то, что в Москве лето только собиралось начинаться, клетчатый был загорелым словно мулат.

Когда Виктор Иванович, достал ключи, чтоб открыть кабинет, клетчатый поднялся и подошел.

– Профессор Стригун? А я к вам…

Профессор дверь открывать перестал, насторожился:

– А зачем?..

– Позвольте представиться: Кружельницкий, Михаил Михайлович. Горный инженер, работаю на «Братьев Нобель»…

– И что с того?..

– Я археолог-любитель… Читал ваши работы по сравнительной лингвистике…

– Ну что же вы сразу не сказали! Проходите, проходите…

***

– Мы проводили изыскания, – продолжил клетчатый уже в кабинете. – В свободное от работы время я осматривал окрестности. Обнаружил мавзолей. Одна из стен была покрыта письменностью…

– А где проводили?..

– Север Туркестана. Простите, забыл вам сообщить…

– Письменность в туркестанском мавзолее? Уже интересно…Прямо и не верится…

Гость был готов к неверию. Из кармана пиджака он извлек пачку фотокарточек. Протянул их профессору.

На первой действительно был изображен мавзолей. На остальных его внутренности. Стены мавзолея были испещрены рисунками и письменами. Причем письмена были отдельно, рисунки отдельно.

Пока профессор разглядывал письмо, клетчатый спросил будто просто так:

– Вас, я так понимаю, следует поздравить?.. Слышал, ваша дочь сочеталась браком?..

– Ай! – отмахнулся Виктор Иванович. – Не брак, а сплошное расстройство! Ее муж солдафон, мотается по России, в лингвистике не смыслит ни шиша.

Ответил между прочим, очевидно фотографии занимали профессора куда больше зятя, и, может быть, дочери.

Наконец Стригун пришел к какому-то выводу:

– Любопытно, крайне любопытно… Письмо, вероятно иероглифичное… Знаки повторяются, но не слишком часто… Возможно оно морфемное: у разных иероглифов есть одинаковые элементы. Плита же… Скорей она перевернута: тут заполнение идет снизу вверх, справа налево… Разумней же предположить, что писать начинали где-то на уровне глаз. Когда место заканчивается – спускаются вниз. Следовательно, писали тут справа налево, и сверху вниз… Это все, что я могу вам пока сказать…

Однако фотографии отдавать не спешил.

– Немного, – заметил клетчатый

– Неожиданно немного, как для меня. Но это единственное, что я могу сказать. Я не могу даже определить к какой группе языков оно относится… Что вы сами предполагаете?..

– Вы смеяться будете…

– Да говорите, чего уж тут…

– Места, где я это обнаружил… Через них, вероятно, шли арии… Или может быть атланты… Они оставили записи на камне… Потом, гораздо позже, ее использовали местные племена для строительства мавзолея…

– Логично, логично… Это объясняет ориентацию плиты. В самом деле, никто не будет начинать письмо с правого нижнего угла…

– Я читал вашу работу. Вы писали, что по мере развития цивилизация проходит развитие от предметного через пиктографическое, иероглифическое… Венец – слоговое и алфавитное письмо…

– Нет-нет. Вы неправильно поняли. Иероглифическое и слоговое отстоят совершенно далеко… Переход от иероглифа к алфавиту – переход от начертания контуров предметов к записи звучания… Например иероглифом трудно записать слово, которое вы слышите впервые. А вот нашим алфавитом вы пишите, как слышите. Это все равно, что живя в мире квадратных предметов придумать колесо… Тут совершенно разные принципы.

Клетчатый кивнул немного пристыжено.

– Но, все же, получается, что алфавит – привилегия более развитых наций?..

– Я бы не сказал. Китайцы обходятся иероглифичным письмом. Я бы не сказал, что они слишком от нас отстали… Даже напротив: долгое время были впереди: вспомните бумагу, порох, компас…

– Вы могли бы это расшифровать?

Профессор задумался на несколько секунд.

Покачал головой.

– Нет? – переспросил клетчатый.

– Нет… Это очень сложная задача… Подобные расшифровки – это… Их можно осуществлять, если есть параллельный текст на известном языке. Тут таковой не имеется?..

Теперь Клетчатый покачал головой.

– Или известно, хоть приблизительно, что описано в письме?.. – предположил профессор. – Или же имеется большое количество записей?..

Клетчатый задумался.

– Последнее так важно?..

– Безусловно! Даже если нет параллельного перевода – писавшие это жили по законам схожим нашим. У них было две руки, они пахали землю. С неба шел дождь, под ногами росла трава. Они рожали детей, страдали от неразделенной любви. Были людьми…

– А если не были?.. – спросил клетчатый то ли себя, то ли профессора.

– Что вы сказали?..

– Нет, нет ничего…

– Знаете, у меня хорошая идея… А не поехать ли нам ко мне домой? Я живу недалеко, на Арбате… Мы могли бы это обсудить подробно, я бы познакомил вас с дочерью… Как жаль, что она замужем…

– Нет-нет… Я, к сожалению, уезжаю в Норвегию… Уже и плацкарта на руках.

– А-а-а?.. – произнес профессор.

При этом провел руками над фотографиями, будто человек, у которого из рук выскальзывает нечто ценное.

– Фото я вам одолжу. Постарайтесь не потерять. И если с кем-то будете делиться мыслями, будьте осторожны, чтоб у вас не украли славу первооткрывателя…

Проект «Кобольд»

Вопреки обычному Андрея вызвали в столицу.

Хотелось подольше задержаться в Москве, но генерал торопил.

В своем кабинете, что в Запасном Бюро он пояснил:

– Мы начинаем императорский космический проект. Уже выбрано место для сверления пусковой шахты и начаты работы. Всего несколько людей будут одновременно знать и об Аккуме и проекте «Кобольд». Сейчас их стало четверо вместе с вами. Кроме премьер-министра, в известность поставлен и Государь Император.

– Проект «Кобольд»… Готов поспорить, что вы будете строить пусковую шахту где-то на Урале.

– Ну да! А как вы угадали?..

– Кобольд сиречь стучак, житель шахт, горный обитатель. Самыми злобными стучаками являются уралы. Как видите – проще пареной репы.

– Надо же. А я об этом и не знал даже. Просто папочка попалась мне синенькая… А кобальт красит стекло в синий цвет.

Инокентьев порылся в сейфе и извлек оттуда действительно голубенькую папочку.

– Потрудитесь ознакомиться, – предложил генерал.

Впрочем, к своему удивлению, большинство бумаг оказались Андрею знакомыми. Тут были выдержки из меморандума Высоковского, фотографические копии письма Лихолетова к Андрею.

– Ну что же. Поехали, я вас познакомлю с объектом.

***

На авто отправили в Пулково.

Чертежное бюро размещалось в бывшем купеческом особняке, расположенного в парке.

Андрея совершенно не удивило то, что автомобиль встречал Лихолетов. Ответно Лихолетов ожидал нечто подобное: он понимал, что сюда его пригласили не просто так, что его мысли попали на глаза нужным людям. Оставалось лишь выяснить где эти всесильные люди. В размышлениях часто всплывал Данилин: со слов Аглаи он слишком быстро получил чин поручика да еще и орден, много времени проводит в поездках по каким-то неизвестным даже жене поручениям.

Вслед за Олегом мимо караульного помещения прошли наверх. В большой, хорошо освещенной комнате на втором этаже располагалась чертежное отделение.

Лихолетов принялся объяснять: начал от общего к частному.

На чертежных досках крепились листы бумаги с изображением космического корабля. Его старое название, выведенное каллиграфическим почерком, было зачеркнуто и карандашом небрежно написано новое: «Архангел-1».

Но про себя Данилин отметил, что старое название лучше подходило: будущий спутник напоминал нечто среднее между артиллерийским снарядом и водолазным колокол. Да и назывался также: «Колокол».

– Решили изменить название. Еще заподозрят нас в симпатиях к Герцену… А в общем, название дали из других соображений: на орбите он должен каким-то образом подавать нам знаки, что он там.

– Звонить?..

– Ну да. Только еще со времен фон Герике, уже триста лет известно, что в пустоте огонь не горит, звук не распространяется. Мы уже заказали господину Зворыкину конструкцию оригинального автоматического передатчика-маяка, которым можно выстрелить из орудия трехсот пятидесяти шести миллиметрового калибра.

– Господи Зворыкин не интересовался, зачем вам нужно из орудия стрелять автоматическими передатчиками?

Ответил генерал:

– Интересовался. Мы рассказали об исследовании баллистики.

– А он?

– Не поверил…

– Ну что же. Это выдает в нем разумного человека. Что далее?

На соседней доске висел тот самый аппарат в разрезе.

– Мы не можем полагаться только на передатчик. Поэтому корабль будет оснащен проблесковым маяком, который будет раз в полминуты давать вспышку. Отладив запуск беспилотных снарядов, мы перейдем к снарядам обитаемым. Тут вопрос сложнее. Во-первых, разгонять снаряд надобно медленнее, ибо живой организм к таковым рывкам вряд ли предназначен. До человека в космос я думаю, что лучше отправить свинью или медведя – у них ближе физиология и масса тела. Ну а далее… Далее все покрыто неизвестностью. Вероятно, последуют полеты к Луне и Венере. Будет построена космическая яхта на экипаж до пяти человек. Но это, верно, перспектива далекая, может быть – 1930 год…

Андрей задумался – кем он будет в 1930-ом?.. Ему будет почти сорок лет, он, вероятно, будет в звании полковника… Его отправят к Луне? Вряд ли – найдутся молодые подпоручики…

Отвлекшись от своих мыслей, Данилин спросил:

– А как вы думаете назвать ту самую межпланетную яхту?

– Пока рабочее название: «Привет-1». Но как пить дать – переименуют.

Далее в кабинете Лихолетова разбирали другие схемы: чертежи пусковой шахты, которую готовили, как верно угадал Данилин на Урале. Для этого через подставную голландскую фирму купили гору, затем подрядной конторе поручили пробурить шурф согласно чертежам, а так же штреки для дополнительных зарядов. Но в конторе об этом, разумеется, не знали.

Заказ на корпус снаряда предполагалось передать на Мариупольский «Русский Провидансъ», фонарь, горящий в вакууме разрабатывал Фаворский, Алексей Евграфович, доктор химии Императорского Санкт-Петербургского университета – линзы и механику к нему заказали снова через подставную фирму у Цейса.

– Время запуска первого снаряда ориентировочно – лето 1915 года, сообщил Лихолетов.

Андрей кивнул: эта дата нравилась ему больше.

Говорили о работе все время. Лишь выпроваживая гостей, Лихолетов сообщил:

– Этой осенью у меня и Аглаи свадьба. Господин Данилин, господин Инокентьев – вы приглашены…

Оба офицера учтиво кивнули.

***

У автомобиля генерала-майора Инокентьева был кузов типа «брогам» или, как его еще называли «купе де вилль». Над передними сидениями крыша была снята. Задние же находились в закрытом купе.

Именно там сидели офицеры, и им нечего было опасаться, что шофер их услышит.

– Довольно удивительная коллизия судьбы произошла, – вслух рассуждал Андрей. – Вот Лихолетов, насколько мне известно, получил образование околоэкономическое. А вы его взяли ракеты проектировать. Нет ли тут какой ошибки?..

– Ну что вы! Дело новое, конструкторов по этой области вовсе нет. Да, мы могли бы привлечь сюда хорошего конструктора, который всю жизнь проектировал паровозы. Но вот вопрос: не спроектирует ли он и тут паровоз. Напротив, оказывается, что увлеченные люди быстро осваивают смежные направления. К вашему знакомому достаточно было приставить опытного чертежника, чтоб исправлять ошибки в эскизах. Сейчас этот чертежник сидит больше без дела.

– а вот, скажем, другие, известные теоретики, вроде Циолковского.

– У Циолковского идеи часто ошибочны. Его исчезновение может привлечь внимание. Напротив, если оставить его на месте, возникнет мнение, что нас его разработки не интересуют. Он сам того не зная, станет ширмой, непризнанным гением. На здоровье!

– Кто будет курировать проект «Кобольд»? Снова я?..

Данилин про себя был в смешанных чувствах: с одной стороны эти два места разделяли тысячи верст. С другой стороны – Петербург куда ближе к Москве, и чаще можно бывать с семьей…

Но генерал его не то расстроил, не то обрадовал:

– Нет, вы останетесь на своем месте, в «Аккуме»?

– А зачем вы меня возили?..

– Я бы хотел, чтоб вы рассмотрели, вникли в проект. Ежели вам покажется, что некую подобную вещь, узел вы видели на корабле, что находится в Аккуме – помогите чертежному бюро.

Дешифровка

Он появился, как и в прошлый раз. Прошел незамеченным почти через весь институт, и никто не предупредил профессора, что его ждут.

Обменялись рукопожатиями.

Уже в кабинете Клетчатый спросил.

– Ну как?.. Вы продвинулись?

– И да, и нет… Смысл записей мне столь же неясен. Я мог бы, конечно предложить какое-то логическое объяснение, даже выдвинуть теорию. Но боюсь попасть впросак, как это сделал аббат Домене с «Книгой Дикарей».

– Да… Нам нужна единственно верная интерпретация…

Еще тогда Стригун насторожился: кому это «нам»?.. Но подозрения прошли мгновенно, стоило вспомнить только о своей работе:

– Письмо скорее слоговое, положу все же, что фонетическое. Имеется корень, дополнительные элементы начертания, верно являются постфиксами и префиксами. Впрочем, встречаются трансфиксы. Они изменяют начертание корней.

– Это все, что можете сказать?..

– В общем да…

– Негусто…

– А вы хотели, чтоб я по пяти страницам восстановил историю этого народа?..

– Была такая смутная надежда…

– Ну уж простите, что разочаровал…

Клетчатый кивнул: пустое. Он объехал много городов, многие ученые видали эти фотографии, и результат был таким же, ежели не хуже.

– Ежели вам интересно, я все же могу изложить свои гипотезы. У меня, знаете ли, есть своя теория, я ее называю теорией первоназваний. – предложил профессор.

– Никогда о такой не слышал.

– Я о ней пока не писал. Заключается она в том, что человек называя вещи шел от простого к сложному. Для первых вещей вполне хватало двух-трех звуков: «папа», «мама», «я», «вода», «да», «нет». В некоторых языках вода и вовсе один звук – «о». Человек рос, вещи вокруг него усложнялись, и приходилось применять слова все длиннее, сложнее… К примеру «мундир», «фонетика»… На базе старых слов создавали новые: вот «власти» – «властитель»… Приходилось составлять слова составные: «паровоз» и прочее…

– А «человек» – довольно сложное слово?..

– Ну да. Только вот «люди» – очень короткое. А, скажем, в китайском «человек» – один из простейших иероглифов, начертание упрощалось…

– «Воздух»? Казалось бы чего ближе?..

– С воздухом сложнее. Он не осязаем. И чтоб понять, что он вовсе существует, нужны опыты сложные.

– И вы на основе своей теории можете расшифровать запись?..

– Предположить что тут написано…

– Ну, валяйте!..

Профессор вытянул листок, стал пояснять:

– Вот смотрите… Я бы предположил, что вот этот знак обозначает все же человека. Вот этот, условно назовем это префиксом, усложняет до невозможности простой знак. Он должен обозначать что-то простое. Землю, воду, огонь… Но последний бы я исключил, думаю он должен иметь иное более «тревожное» начертание. Этот простой я видел на других надписях, здесь он искажен префиксом, направленным против иероглифа названный мною «человек». Думаю вода или земля как-то изменена и теперь представляет для человека опасность… Человеку предложено уже модифицировать себя не то применением щита, не то стены. Хотя это могут быть какие-то иные защитные приспособления. Хотя я не пойму, как вода или земля может стать опасной?.. Вы не знаете?

Клетчатый знал. Надпись на фотографии за номером пять срисовали с водопровода инопланетной силовой установки. Вода была радиоактивной, и глоток воды уверенно убивал мышь вне зависимости от ее размеров…

Но профессор этого не мог знать…

Клетчатый задумался, потом попросил:

– Соблаговолите вернуть фотографии…

Виктор Иванович подчинился.

– Вы, надеюсь, не снимали копий? Не перефотографировали их?..

– Нет… – с сожалением ответил Стригун.

Про себя он уже начал сожалеть о своей недогадливости. Действительно стоило бы все же перефотографировать.

– Я, как видите, я не спрашиваю вас про заметки. Вы их наверняка делали, и вероятно, не помните даже где они разбросаны. Это совершенно не важно. А вот полный комплект негативов где-то в стороне стал бы для нас опасен. Я намерен сделать вам предложение… А вы бы не хотели поехать к нам?..

– Куда? На нефтяные промыслы?.. Конечно матерьял интересный, я, вероятно, поеду к вам в августе – у меня будут каникулы…

– Через неделю.

– Чего?..

– Через неделю к нам пойдет эшелон из Петербурга. Вам будет выделено купе.

– Но у меня научная работа! Место на кафедре!

– Я вам несколько солгал из соображений государственной безопасности. Я не геолог. Я работаю на государство. И государство весьма заинтересовано, чтоб расшифровать эти надписи. Если вас интересует финансовая сторона или карьерный вопрос – обижены вы не будете. Проект курирует лично Председатель Совета Министров.

– Это так неожиданно…

– Я бы дал вам время подумать, но времени как раз-то у меня нет. Подумайте, какие у вас перспективы открываются как у основоположника новой науки.

– Вы всех так соблазняете?

– Признаться – да. Мне это посоветовал наш научный глава экспедиции.

– А кто он?..

– Узнаете в свое время.

Поскольку приличия требовали раздумий на такое предложение, мужчины помолчали.

– У вас много материалов? – спросил профессор.

Клетчатый кивнул.

– А арицы?..

– Вы совершенно правы. Арийцы тут совершенно ни при чем.

– А кто причем, вы знаете?

Клетчатый кивнул еще раз.

Ссоры в семье

– Я несколько обеспокоен пропажами вашего кавалера…

Почти за полгода супружеской жизни Аленки, профессор, кажется, ни разу не назвал Андрея супругом или мужем дочери. Только: кавалером, ухажером, и только в присутствии Данилина – по имени-отчеству.

Алена устало отложила книгу, едва заметно коснулась живота.

Ответила:

– Вы же знаете Андрея. Он постоянно в командировках.

– Меня-то это и беспокоит. Я уж не знаю, как он там в командировках время коротает. У меня есть моя дочь… Все дело в том, что у меня будет важная командировка. На месяц я уеду в этнографическую экспедицию… Кто будет за тобой следить?..

– Не нужно за мной следить… Всегда есть дедушка и тетя Фрося!..

– За дедушкой самим нужен глаз да глаз… А Фрося… Послал же господь Бог родственничков…

Профессор сильно кривил душой: без Фроси семья Стригунов прожить бы могла, но крайне неуютно. Виктор Иванович, к примеру, даже не знал, сколько стоит хлеб в лавке, не говоря уже о более сложных вещах.

– Papa? А куда вы едете? – спросил Аленка.

– Куда-то в Туркестан. В каком-то ауле нашли пергаменты на неизвестном языке, такие ветхие, что тронь – рассыплются. Мне показывали фотокарточки, но разве с них что-то разберешь?..

Алена рассеяно кивнула и вернулась к чтению.

Это еще более раздосадовало профессора: он ушел почти злой. Ну ничего, время покажет, время рассудит. Погрустишь еще без папеньки…

Ему было невдомек, что дочь волнует иное, потаенное, пока еще известное только ей…

***

Профессор Стригун был в определенном замешательстве: из Москвы до Царицына доехали в мягком вагоне. Что особо было приятно в путешествии, так это то, что билет и стол в вагоне-ресторане был оплачен за счет казны.

В Царицыне на платформе их встречал некий офицер. Он извинился за треволнения, посетовал, что железная дорога в Астрахань еще не достроена. Но право же – это такой пустяк: ведь на речном вокзале их уже ждет пароход.

И, действительно, волны Волги качали вполне приличный винтовой пароходик.

Был выбор: или везти вновь привлеченных на буксире, приписанном к Аккуму, либо искать другой выход. После некоторых совещаний решено пока не пугать ученых. У какого-то купца арендовали пассажирский пароход, но команду сменили на свою.

Этот пароходик спустился до Астрахани, постоял там у причала два дня, пережидая летний каспийский шторм.

Затем пересек море и пришвартовался у причала, как показалось в пустыне. Лишь после пассажиры заметили за пакгаузами городишко, сокрытый маревом и поднятым ветром песком.

Казалось, это какая-то ошибка, но сопровождающий казак принял с причала сходни, предложил:

– Пожалте!

Прибывших направили к пакгаузу ближайшему, внутри оказалось, что он не слишком умело переделан в морской вокзал: имелись скамейки, часы, впрочем, стоящие, импровизированный буфет с запыленным самоваром.

И тут профессор Стригун увидел человека, офицера, идущего к ним по коридору. За ним спешил какой-то штатский уже в годах. Но Виктор Иванович на последнего едва обратил внимание – что-то знакомое было в осанке офицера.

Неужели?.. Да нет. Быть не может, слишком невероятное совпадение…

Но все же – да…

К ним задумчивой походкой шел Андрей Данилин.

Из бокового прохода как раз появился, судя по сутулой осанке канцелярист, подал Андрею какие-то бумаги. Данилин на ходу ознакомился с документом, оставил свою резолюцию услужливо поднесенным пером.

Канцелярист удалился, зато Андрей подошел ближе.

– Господа! – обратился он к прибывшим. – Рад вас приветствовать в Белых Песках!.. Государство привлекло вас для работы над инопланетной летающей тарелкой, которая свалилась к нам год назад. Внеземные технологии нужны для нашей родины. Гордей Степанович Латынин, наш градоначальник, укажет вам место вашего обитания, а после обеда вы сможете ознакомиться с предметами ваших исследований.

Виктор Иванович застыл, ошарашенный: ну конечно, тогда все понятно. Как он сам ранее не догадался. Все сходится: неизвестное ему начертание знаков, странные фонетические конструкции…

Но Андрей!.. Каков он все же!.. Как он мог…

Ученые спешили за Латыниным, Андрей же шел за ними не спеша, будто приглашая Стригуну догнать его.

Тот так и поступил:

– Андрей… Андрей Михайлович?.. Вот не ждал я вас тут увидеть…

– А я ждал… Хотя, без обиняков – я был против вашего привлечения к проекту. Но только вы смогли расшифровать запись хотя бы приблизительно.

– Из личной неприязни?.. Вы неправы отнюдь…

– Нет. Из-за того, чтоб не мешать работу с личным. Вы же мне родственник…

– И вы связаны с этим проектом…

– С лета 1908… Второй год…

– И когда вы сватались, вы знали об этом?..

Андрей кивнул.

Из здания вышли на улицу – ударил сухой ветер, песок впился в кожу, словно дробь.

– А рукописи? Фотографии плит?..

– Подделка. Я их сам перерисовал. Вон видите тот холм?.. За ним мавзолей… Там и фотографировал.