Текст книги "Литерный эшелон"

Автор книги: Андрей Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

Но адъютант не шелохнулся: этой ниточкой он не владел.

– Выпускайте все подряд. По очереди! – не растерялся Андрей.

– Я вам не подчиняюсь, – наконец нашелся штабс-капитан.

– Да подумайте сами, Андрей Михайлович! Там, – генерал указал в сторону фронта, – Умирают люди, наши русские! И ежели вы сейчас уйдете – многие из них погибнут. И еще неизвестно, что шпион выдал и– вы сами видели, я осторожен. Я к примеру говорю: даже цвет ракеты при атаке он не знал!

Андрей задумался: а действительно, что он мог сообщить немцам? Что прибыл дирижабль, что доставил некое секретное оружие? Какое?.. Неизвестного действия?.. Как бы поступили бы немцы?.. провели бы контратаку, чтоб отбить оружие? Или наоборот, отступили бы, заманивая в ловушку. А может, посчитали бы подвохом? Может, их шпион разоблачен, обманывает и наступления никакого не будет, потому как силенок у русских маловато.

Прочтя на лице у Андрея сомнения, генерал спросил:

– Ну, так что, Андрей Михайлович, я могу на вас полагаться?..

– Можете, Афанасий Никифорович… Но если шпиона не изловят – я на тот берег ни ногой!

Выходя из командного пункта, Андрей поскользнулся. Присмотрелся – кровяное пятно.

Странно.

Атака продолжается

– Кто умеет этой всей ерундой пользоваться?..

– Это не ерунда. Это новейшее…

– Да знаю я… Знаю… Без него ныне никуда. Потому и спрашиваю.

– Положим, я заканчивал курсы телеграфистов.

– Так чего вы молчите? Андрей Михайлович, не в службу а в дружбу… Сядьте за аппарат, а?

Наступление шло уже второй день. Русские войска медленно, но основательно прогрызали австрийскую оборону. С обеих сторон ухала полевая артиллерия, крупнокалиберные орудия молчали, ибо не было в них нужды: бить по площадям было уже невозможно, слишком уж все смешалось. Но и без них в воздух поднимались сотни пудов пыли, она оседала и маскировала все: деревья, лошадей, живых и мертвых…

С пролетающего аэроплана сбросили вымпел: к нему шустро бросился солдат, и скоро принес сообщение генералу.

– Ага, – прочел Чемоданов-Рундуков. – По двум мостам сплошным потоком перебрасывают пополнение. По третьему – по половине эвакуируют раненых, по половине опять же – идут к нам…

– Ударим?.. – предложил Беглецкий. – По-моему пора?..

Ученые ожидали своего часа, отдыхали в палатках. Вот лишь глава научной части заглянул попить чай из жестяных кружек.

– Это только по-вашему… – начала генерал и осекся. Обижать этого штатского в планы не входило, поэтому все перевел в шутку. – Экий вы смелый и нетерпеливый! Мне бы всех таких командиров – ужинали бы в Вене! Но, видите ли, уважаемый… Нам куда выгоднее встретить их на этом берегу, чем на том…

Принесли и другую долгожданную весть: вышли к реке. Плацдарм мал, всего сто саженей по пляжу, простреливается с трех сторон, но будто бы закрепились хорошо, крепко.

Нацепив каски Адриана, Данилин и Рундуков где пробежались, а где проползли почти до самого бережка. С высокого обрыва было видно все три моста. Были они далеко, порой пыльное марево вовсе застилало их… Но в бинокль Андрей разглядел движущиеся колонны подкрепления, совсем мелкие с такого расстояния. Посмотрел и на тот берег: он был пологим, и сейчас на него получалось смотреть как бы с высоты: за полосами колючей проволоки было видно окопы, капониры, в капонирах – орудия. Порой германские артиллеристы посылали на другой берег снаряд-другой, но особо не усердствовали: разобрать где свой, где чужой было трудно.

Ближе к вечеру аэроразведка донесла: направление движения по мостам сменилось на обратное: теперь по всем трем мостам движутся в тыл. Движенье еще неплотное: все больше раненые и крупнокалиберные орудия, от которых все равно проку нет.

– Отходят за речку на вторую линию, – заключил Чемоданов-Рундуков. – Благодаренье богам, что день летом долог. Я, к примеру, говорю: еще бы час – и стемнело. Они бы в потемках бы отошли… Господа! Кажется, пора…

***

…Далее, судя по показаниям дезертиров, начались чудеса.

Будто бы раздался звук утробный, гулкий, словно мчится огромный паровоз или даже несколько.

Летел он быстро, словно курьерский, дрожала земля, подпрыгивая на целый дюйм, с деревьев сыпалась листва. И самое страшное – самих чудовищных локомотивов не было видно. Они не то, незримые летели по небу, не то неслись под землей.

Шум прошел через русские позиции, испугал австрийцев и немцев, но не заставил их дрогнуть…

Тут Антон морщился: что толку от смелости, когда битва, да и сама кампания проиграна. Он бы подумал, что дезертиры лгут, желая спасти свои шкуры. Но, во-первых, чего-чего, а страшного шума на фронте было достаточно, таким не испугаешь. Во-вторых, показания многих десятков людей были слишком схожи даже в мелочах, и сговориться беглецам было некогда.

Ну а в-третьих, и в-основных: в полосе действий армии действительно происходила какая-то чертовщина, цепь непонятных событий.

По ту сторону фронта у Антона был надежный агент, но с начала артналета он не выходил на связь.

Когда шум достиг реки, то остановился на мгновение, затих. После река словно живая, вспучилась, выгнулась под мостами, ударила вверх и по берегам. Воды, словно в ветхозаветной легенде, расступились. Кого смыло с тверди, тем, как позже оказалось, повезло. Разумеется, тем, кто не утонул. Потому что далее земля, что была ранее дном реки, поднялась.

Два каменных моста разлетелись вдрызг, единственный деревянный покорежило так, что его полотно завернуло спиралью. С мостов полетели, ругаясь нецензурной австро-венгерской бранью, солдаты, ржали лошади, искренне не понимая, за что им такое. Сверху на упавших сыпались бревна, скобы, балки – все то, что недавно было элементами конструкций.

По полю прокатилось могучее русское:

– Ур-р-р-а!!!

Предмостные укрепления превратились в ловушку.

Отрезанные от своих войск, австрийцы быстро сдавались…

***

– Сюрреалистично, – заметил Чемоданов-Рундуков, разглядывая в бинокль закрученный винтом мост.

Он был весьма доволен – все складывалось как нельзя лучше.

На холме, над рекой пили чай. Слева и справа грохотала канонада – русские войска продолжали артподготовку. Однако тут войска уже успели преодолеть первую линию укреплений.

Любуясь разбитыми мостами, генерал спросил:

– И все же, что это было?..

– Подземная торпеда, конструкция усовершенствованная лично мною, – пояснил Беглецкий.

– Откуда это у вас? – спросил штабс-капитан.

Он прибыл с опозданием – ездил с какой-то депешей к соседям и вот только что вернулся.

– С неба свалилось… – ответил Андрей.

– Ну, вот еще, – обиделся Чемоданов. – Если говорить не желаете – так и скажите. Но вот за дурака меня держать не надо…

Промолчать? Генерал тоже промолчит. Но обида останется и неизвестно когда вспомнится снова.

– Как на духу: с неба свалилась – видите вот, привезли дирижаблем…

– Это я вижу. А прилетели вы откуда?..

– А с Америки… В прошлом году германцы американский корабль затопили, «Лузитанию». Читали, небось?..

– А как же… Все газеты тогда только об этом и писали…

– Вот Северо-Американские Соединенные Штаты скоро вступят в войну. А покамест, чтоб не нарушать нейтралитет, желают испытать свое тайное оружие. Это, как понимаете, грандиозная тайна… Опасаясь огласки, выбрали Россию – везти, конечно дольше, чем во Францию но куда безопасней.

– А почему я не вижу американских наблюдателей…

– Если вы их не видите, это совсем не значит, что их нет…

И как можно небрежней Андрей указал в сторону шоферов.

– Ах да… Понимаю, понимаю… Ловко придумали…

На авто прибыл посыльный. Оказалось – контрразведка.

Сообщили: телеграфиста-шпиона нашли около моста. При нем была и книга Леблана, несколько, впрочем, окровавленная – по ней и опознали. Убит тремя пулями: одна в затылок, и две – в грудь. Вероятно, перед немецкими окопами крикнул, что он свой, чтоб не стреляли. Германцы, наверное, не расслышали. Зато, наверное, хорошо поняли русские.

– Достойная смерть шпиона, – кивнул Чемоданов. – Закопайте падаль отдельно. Упаси Бог, чтоб он среди честно погибших лежал… И чтоб без креста…

После обратился к Андрею:

– Вот видите как славно, шпион погиб, так и не успев выдать тайны. Если Бог за нас – то кто против?.. Ну что, Андрей Михайлович, вы согласны на ту сторону переправится?..

– Не спешите… Утро вечера мудренее… – и зевнул.

Время шло к полудню, но спать хотелось немилосердно. От постоянной канонады голова стала походить на колокол: в ней постоянно гудело.

– Устали? Отдохните… – разрешил генерал. – Все равно нам нужно время для перегруппировки. Каледин-то подкрепления не дал. Говорит, мол, напрасно вы полезли впереди батьки в пекло. Сперва, дескать, вас раздавят, а после за остальных возьмутся. Я провожу вас… Мое авто отвезет вас в лагерь.

– Да, с вашего позволения, пойдем…

У подножья холма Андрея блицем ослепил фотограф. Чемоданов-Рундуков гордо выпятил грудь, Андрей попытался закрыться, но не успел.

– Что за чертовщина? Кто пустил сюда корреспондента?..

– «Русское слово»! Прибыл запечатлеть наступление славных русских войск, которое замечательно успешно!

Андрей обрушился словно лавина:

– Что он тут делает? Какое к чертям собачьим «успешно замечательное»? Немедля забрать фотографический аппарат! Негатив – уничтожить, корреспондента – на гауптвахту… – но, подумав, сменил гнев если не на милость, то на нечто более мягкое. – Под арест его!

Ошарашенный корреспондент с удивлением смотрел на капитана, который раздавал приказы генерал-майору.

– Андрей Михайлович… – постарался успокоить его Чемоданов.

– Право-слово, это лишнее… – вмешался штабс-капитан. – Ежели начнем отбирать фотографии да корреспондентов под ключ, так в прессе шкандаль будет неуместный… Оно вам и нам надо?..

Нет, это совершенно было лишним.

– Да поймите же их… Тут по всему фронту – артподготовка. Скукота смертная. И выясняется, что на одном участке ее нет, мало того, войска продвинулись – смешно сказать: на четыре версты. Вот он и прибыл, дурачина, падкий до сенсации…

Корреспонденту оставалось только кивнуть: лучше быть вольным дурачиной, чем умным сидеть под замком.

– Ну, покажем ему пленных австрияков, дадим из «манлихера» пострелять – вот и вся сенсация. Отдыхайте, Андрей Михайлович, отдыхайте…

Данилин позволил себя усадить в авто: действительно, какой пустяк. Видно, нервы расшалились, слишком мнителен… Надо отдохнуть…

Капитана-самодура корреспондент проводил малопочтительным взглядом: верно, какой-то высокородный расшумелся, выпив лишнего. Позже, уже в редакции, кто-то сказал, что уж слишком он похож на авиатора Данилина. Но корреспондент отмахнулся: что ему делать на другом участке фронта да еще с пехотными командирами?

***

В машине Андрей протер глаза: слезились, все казалось мутным, расплывчатым. А для пилота потерять остроту зрения – горе. Хотя, может быть, дело в усталости. Проспаться хорошенько, и все пройдет. Андрей скосил взгляд на Беглецкого. Удивительно, но тот совершенно не показывал признаков усталости.

– Что это с вами, Михаил Константинович… Вроде бы и отдыхали всего-ничего, а свежи, мильпародон не по годам…

– Ах… Да нет тут особого секрета. Из семян иноземных растений удалось сделать чудную вытяжку, наподобие кофе, только сильнее. Кто выпьет, тому хватает двух часов сна в сутки. Правда потом природа свое берет и надобно отсыпаться. Но иногда просто глупо терять восемь часов на сон, когда вокруг так много интересного и непонятного.

Андрей кивнул: вокруг действительно много непонятного. Слишком много.

– Не поделитесь ли вашим эликсиром? Смутные предчувствия меня терзают.

За этим дело не стало – чудесная жидкость была у Беглецкого во фляге. Оказалась она противной на вкус, столь же аппетитная как рыбий жир, разве что настоянная на спирту.

В лагере Данилин отправился не отдыхать, а нашел старенького хирурга.

Еще в Аккуме, пролистывая список пассажиров, Андрей побурчал, де, зачем он нам, может, еще профессора лингвистики возьмем?.. Беглецкий ответно промолчал. Андрей махнул рукой: пусть прокатится. С дирижабля не убудет. И вот теперь оказалось… Да что, собственно оказалось?..

– Генрих Карлович… – поинтересовался Андрей. – Вы со своим инструментарием?

– А как же… – будто из воздуха хирург извлек ланцет. – Вам кому-то надо перерезать горло?

Андрей вздрогнул.

– Нет. Не до такой степени все плохо… Но мне нужна ваша помощь немедленно.

***

На командном пункте был устроен военный совет. Прибыли командиры полков, на новеньком «Руссо-балте» прикатил еще один генерал от Каледина – Отто Вальтерович Штольцев.

С каждым командиром прибыло по офицеру в чинах меньших – вроде адъютантов. В маленьком блиндаже места не хватило, поэтому часть осталась курить на воздухе. Они все знали друг друга, и Андрей чувствовал себя чужим. На него смотрели, спрашивали здешнего штабс-капитана. Тот указывал вверх, на небо. Смысл этого жеста был не вполне понятен: не то объяснял, что Данилин – знаменитый ас, не то – что прибыл по Высочайшему распоряжению. Чтоб избежать возможных знакомств, Андрей вернулся в блиндаж.

На него многие присутствующие посмотрели недовольно, приняли за очередного адъютанта. Поморщились: де, наши планы – не твоего ума дело, но не погнали. И за то спасибо. Андрей занял место у стенки, где-то в сажени от стола, на котором были разметаны карты.

– Здесь, как видите – меандр, – пояснял Чемоданов-Рундуков, показывая на трехверстовку. – Иными словами река делает изгиб выпуклостью к нам. Но австрийцы фронт спрямили, и окопы тут от берега отстоят на сто-двести саженей. Чем не идеальный плацдарм.

– Ничем. Не идеальный. Не плацдарм, – отвечал посланник из штаба армии.

Доверенное лицо Каледина было самого что ни на есть немецкого вида, типичный пруссак, одетый в русский мундир: сухой, высокий, с моноклем в глазу. Памятуя о шпионе, Андрей старался держаться от него подальше, и в то же время – ненавязчиво присматривался.

– Но отчего же, Отто Вальтерович?..

Доводы русского немца были просты и логичны:

– Участок этот простреливается не только с нашей, но и с их стороны. Вот отсюда… – перст указал на холмы, – Они будут бить прямой наводкой. А из-за них – навесной. Да вас просто сметут. Подавить немецкую артиллерию вы не можете – ваша расстреляла стволы да снаряды. Что же делать будете? Снова свою теорийку о неэффективности артподготовки мне расскажете?..

И заезжий генерал хихикнул. Некоторые полковники сдержанно улыбнулись. С одной стороны шутивший был генерал-лейтенантом, с другой стороны портить отношение со своим непосредственным командиром не хотелось.

– Осмелюсь заметить, что и против прорыва первой линии вы возражали. А что до артиллерии, так у нас есть еще и трофейная. Сами знаете: австрийских винтовок мы в тыл отправили около двадцати тысяч…

– Возражал… Но вторая даже посложней будет. К тому же, контрразведка сообщала, что у вас обезврежен шпион.

– Но он же уже обезврежен!

Андрей будто бы невзначай уронил со столика многострадальную книгу. На шум обернулись, что Андрею и было надобно.

– Простите. Право, какой я неловкий, – и посмотрел в глаза Чемоданову.

Тот едва заметно покачал головой: молчите, этот ничего о вас не знает.

Андрей кивнул.

– И все же разрешите?.. – попросил Афанасий Никифорович. – Я сам поплыву на первой лодке. Если атака провалится… Ну это я к примеру говорю… Я погибну…

Генерал-лейтенант потер подбородок:

– У меня от Каледина есть распоряжение вам не мешать. Право-слово, не знаю, чем оно вызвано. Но и содействовать вашей глупости я не намерен – увольте меня от этого. План ваш – дрянь. Солдат, конечно, русская баба еще нарожает, но вот если устроите нам тут сухопутную Цусиму – под суд пойдете. Уразумели?..

И сверкнул из-за монокля таким холодным взглядом, что вздрогнули все в землянке. Кроме, пожалуй, генерала со смешной фамилией, вероятно уже привыкшего к таким взглядам.

– Уразумел. Чего тут непонятного…

И зевнул.

– Но все-таки план ваш негодящий! А казалось бы – перспективный офицер.

Афанасий Никифорович промолчал. Счел за лучшее оставить последнее слово за вышестоящей инстанцией. Оно действительно таковым и оказалось – инспектор укатил на своем авто.

– Афанасий Никифорович, – спросил кто-то из полковников. – А вы в сам деле собрались переправляться на тот берег первым?..

– Может, и не первым. Но в первой волне. Еще до того, как мосты наведут.

– Поостереглись бы…

– Куда мне уже далее стерегтись. Уже шестой десяток – а все в першпективных офицерах. Пристрелят – так тому и быть, а более не могу сидеть.

***

Спиртовая настойка инопланетного зелья выветривалась медленно. От невозможности заснуть, Андрей выбрался из душной палатки, собрал пустые жестянки, расставил их в овраге недалеко от командного пункта. Принялся по ним стрелять.

Скоро услышал шаги.

Шел штабс-капитан – адъютант Чемоданова.

– А я-то думаю, кто это палит… – сказал он вместо приветствия. – Не спиться вам?..

– Нет… Не спиться.

– Перед атакой бывает.

Андрей вместо ответа сделал еще три выстрела.

– Метко стреляете. Что у вас за пистолет?..

– Трофейный «parabellum».

Штабс-капитан стал рядом, расстегнул кобуру. Достал оружие. Тоже сделал три выстрела и трижды попал.

– У меня тоже трофейный… Но «Манлихер».

Андрей прицелился. Выстрелил. Промазал. Вздохнул разочарованно…

Но по иному поводу.

На соседних участках фронта по-прежнему грохотала артиллерия.

***

…Это было наступление.

Не разведка боем, не локальная операция, а крупное наступление в полосе фронта.

Теперь все шишки посыплются на разведку: почему не выявили? Почему не предупредили?

Ну, кто мог подумать, что этот русский генерал начнет наступление, не имея достойного превосходства в силах?.. Как там его? Брун… Брус… Вылетело из головы… Ну теперь он точно войдет в историю, это точно наступление назовут его именем.

Первая линия взломана на многих участках, австрийцы дрогнули, отходят. Вся надежда на более стойкие германские части. Но все равно следует предусмотреть возможность дальнейшего отступления, подготовить агентуру, снабдить ее шифрами, почтовыми голубями.

Голова у Антона Шлатгауэра буквально шла кругом.

А еще по-прежнему не было вестей от агента в штабе одного русского генерала. Все же довела до краха самоуверенность, ведь говорил же – до добра не доведет прямой провод через линию фронта.

Теперь уже непонятно: ложным было ли наступление на том участке или же действительным. Но какая разница: фронт вот-вот рухнет. Надо спасать то, что можно спасти.

***

– У-р-р-ра! – донесло ветром откуда-то издалека.

– Началось… – пояснил генерал. – На других участках пехота поднимается. Всеобщее наступление. Теперь и нам может легче будет. Хотя, конечно, вряд ли…

Утром излучину покрывал туман, но днем туман развеялся, превратившись в едва заметную дымку. И едва он стал снова сгущаться – генерал приказал начинать переправу. Ведь ночи были короткими, а переправить надо было слишком многих. По плану Чемоданова к утру следующего дня на том берегу должен был стоять полк в полном составе со своей и трофейной артиллерией…

Чемоданов выполнил свое обещание: занял место в первой лодке. По такому случаю одел неприметную шинель… Еще в лодке оказались штабс-капитан, Андрей и подполковник – исполняющий обязанности командира Амперского пехотного полка, поставленной на острие удара.

Настоящий же командир полка остался на другом, «русском» берегу. Ежели наступление сорвется и Чемоданова убьют – он возглавит этот участок фронта. Впрочем, если генерал погибнет, командовать полковнику почти не придется – наступление будет сорвано…

По будущему плацдарму садили из пушек, но не так чтоб сильно.

– Это легкие бьют орудия, полевые, – пояснил Чемоданов, будто Андрей не понимал. – Думают, разведка переправляется или ложный маневр…

– Кто перед нами, австрийцы или немцы?..

– Да вроде австрийцы. Хотя, я так думаю, скоро все будут…

Рундуков-Чемоданов смел с ног Андрея и упал рядом сам. Шагах в десяти взорвался снаряд, осыпал офицеров землей.

– Не пора ли?.. – спросил Андрей.

– Да нет, рано еще…

Над позициями пронесся русский истребитель. Андрей с завистью проводил его взглядом, сплюнул: хорошо же летать там под небесами, а мы тут грязь месим, землю грызем. Спохватился: ведь сам летал не далее как две недели назад, неужели его точно также кляли пехотинцы.

Но толк от аэроплана все же был: через четверть часа он сбросил вымпел с донесением: на участок фронта за австрийскими позициями стягивали артиллерию.

– Будет тяжело? – спросил Андрей.

– А как же…

***

Артналет начался уже в сумерках. Ударили так, что закачались в небе луна, звезды, а одна сорвалась с небосклона и рухнула куда-то за горизонт. Андрей успел загадать желание, благо оно было коротким: «Выжить».

– Ну что, Андрей Михайлович… Пора!

Андрей схватился за ракету, но та в его рука переломилась, порошок посыпался на пальцы. Выходило, что картонную трубку перебило осколком… Еще бы пядь в сторону – и Андрей был бы ранен. Хотя, если бы пядь была в другую сторону – ничегошеньки и не заметил.

– Да что вы там копаетесь! Давайте сигнал, не то нас тут с землей перемешают!

Еще две ракеты имелось в сумке, одну удалось с первого раза запустить. Она расцвела над головами красным цветком.

Туман между русским десантом и австрийскими окопами уплотнился, стал гуще…

Снаряды били в пелену, на мгновение пропадали, потом появлялись, но летели в совершенно противоположном направлении, взрывались уже в немецком тылу… Верно, германские артиллеристы решили, что началась контрбатарейная стрельба, и огонь только усилили. Прицел взяли выше, полагая, что русские орудия бьют из-за реки. Но вместо подавления вражеского огня добились противоположного: теперь их снаряды ложились среди выпустивших их же орудий. Где-то убило обслугу, где-то само орудие оказалось повреждено, уничтожено. Всю ночь продолжалась канонада. На плацдарме глохли от артиллерийского грохота, затыкали уши бумагой, тряпками, жеваной хлебной мякиной. Но ни один снаряд на переправляющиеся войска не упал… Солдаты такому чуду дивились, пожимали плечами, крестились, но молчали, дабы сомнениями не порушить чуда.

К утру оказалось, что германские и австрийские батареи частично подавили сами себя, а Амперский полк стоял на плацдарме почти в полном составе. С русского берега включился мощный проектор: на дрожащей пелене появились неуверенные контуры лика Святого.

– Покрова! Покрова господние!

Теперь, конечно, все стало на свои места: Господь над воинством православным простер свои покрова, всю ночь отводил от русских солдат немецкие снаряды, и теперь являл свой лик, дабы показать, что война – дело святое, и победа, само собой, будет за нами… В темноте и сумерках в чудо верится особо охотно, и солдаты поднимались в атаку, сжимая винтовку в одной руке и крестясь другой.

Чемоданов дал сигнал к атаке: первая линия ушла в туман. Ждали выстрелов, шума боя…

Но вместо этого в тумане появились какие-то силуэты. Что такое? Неужели немцы сбили атаку и сейчас пошли в атаку?.. Изготовились к стрельбе, но это оказалось лишним. Кто-то крикнул:

– Эй! Да это же наши! Наши!!! Ребята, не стрелять! свои!

Ну, конечно же! Инопланетной пелене было все равно: она разворачивал и германцев и русских. Для солдат все было странным: как так, заблудиться пусть и ночью, но в чистом поле на нескольких верстах… Но в ту ночь и без того было много странного и чудесного.

В атаку пришлось идти второй раз. Австрийцы были ошеломлены. Они-то считали что русских, по крайне мере живых, перед ними нет… Почти без потерь прошибли первую линию. Австрийцы отошли ко второй, закрепились на холмах, которые перекрывали выход с излучины.

– Эк как засели… – вздохнул Рундуков. – Сдвинуть бы их в сторону…

– Сдвинуть?.. Ну это можно…

Ровно в двенадцать Данилин мысленно встал на колени и помолился. Дал сигнал Беглецкому, тот замкнул рубильник. Земля около установки едва заметно вздрогнула: такое дрожание на фронте бывало везде и часто: попал ли снаряд, взорвалась ли мина. Но если обычная дрожь распространяется во все стороны и тут же затихает, то эта повела себя странным, удивительным образом. Вдоль тракта уходящего от разрушенного моста вглубь австрийской территории, покатился земляной вал. Около установки он был не выше вершка, но к середине поля достигал уже полусажени. Он корежил полотно тракта, булыжники, которыми он был выложен, выстреливали в небо. По обочинам дороги корчевались деревья и телеграфные столбы.

Свой сигнал дал и Чемоданов: стала подниматься пехота.

Та пошла ошеломленная этим дивом, и потому молчаливая. Эта безмолвная атака, верно, более всего испугала австрийцев: они прекратили стрелять, им казалось что толку с этого все равно не может быть… Казалось, словно сама природа встала на сторону казалось, и те теперь наступали под прикрытием самобеглого бруствера.

Потом вал достиг окопов, и те перестали существовать: брустверы разлетались, словно спичечные, переворачивались орудия. Земля, словно жидкость, заполняла выемки. Кто-то кричал, что он тонет… Две высоты, с которых так замечательно простреливалось дефиле стали отодвигаться назад. С них, словно с корабля, терпящего бедствие, ссыпались солдаты.

Зато в австрийские позиции въезжал невысокий холмик, верхом на котором сидели солдаты Амперского полка.

– Эй, кум! Давай до нас! – звали они однополчан. – Эх-ма! Да я бы кажен день бы так в атаку ходил.

К концу дня вторая полоса обороны была прорвана.

Третья полоса была самой слабой, построенной по остаточному принципу. Возводили ее не спеша, вбили колья, но заграждения где вовсе не натянули, где нашли мотки проржавевшей, помнящей еще, наверное Бисмарка, колючей проволоки.

К началу русского наступления готовы были лишь несколько узловых пунктов. Таковые районы ожесточенно обороняли, и их преимущественно старались обойти. Ежели по условиям местности подобное было невозможно, их отодвигали в сторону или подрывали подземными торпедами.

– Победа! Виктория! – радовался Чемоданов. – Каледин выделяет нам резервы, кавалерию, для развития наступления! Андрей Михайлович! Я должник ваш по гроб жизни! Просите что желаете! Хотите трофейное авто подарю? «Мерседес»! Даже два? Ай, да что я говорю! Берите все три!

Андрей аккуратно справился:

– Я так понимаю, что далее вы будете вы сами?.. Что мы можем отбыть?..

– Э, не! Вы думаете, я вас так просто отпущу? А пирушку закатить? С меня причитается!

– Лучшей благодарности, нежели благодарность Государя, для меня нет. Напишите на высочайшее имя рапорт о нашем боевом взаимодействии. И мы квиты. Честь имею…

Чемоданов все также продолжал улыбаться, но улыбка стала другой: ошеломленной и дурашливой. Данилин с Беглецким отошли. Последний ни в грош не ставил императора, Андрей к августейшей персоне относился чуть лучше, но не до такой степени, чтоб мечтать лишь о царской награде.

– Что с вами, Андрей Михайлович? Уж не заболели ли вы?..

– Знаете… У меня такое нехорошее чувство, что сейчас начнутся неприятности. Хорошо бы вернуть холмы на место, но нам надо убраться. И чем дальше, чем быстрее – тем лучше.

***

Нет, это уму непостижимо: изменив характер местности, за земляным валом да верхом на самоходном холме русские прорвали вторую линию обороны.

Еще можно было найти разумное объяснение, как под ударами артдивизионов смог переправится через реку и сосредоточить достаточные силы на плацдарме, который простреливается не то что с полевого орудия, но из пистолета. Может быть, имелось какое-то объяснение и тому, откуда у русских взялось достаточно артиллерии, чтоб подавить поименованные выше артдивизионы…

Но пехота верхом на холме, изменение ландшафта местности – это было слишком… Конечно, доходили какие-то слухи, что в Англии создают каких-то бронированных чудовищ. Но это… Это не помещалось ни в какие рамки.

Антон Шлатгауэр поговорил с генералом, некогда возглавлявший этот участок фронта. К разговору подошел, уже приняв свое решение относительно генерала. Не знал только, куда его отдать: не то под суд, не то врачам… Но после беседы изменил свое мнение: генерал фон Штольц не был ни безумцем, ни преступником. Он был типичным прусаком, военным до мозга костей, из фамилии древней, ведущей свою родословную еще от крестоносцев…

Антону он терпеливо рассказал про все невозможное, произошедшее за эту неделю, указывал на картах, где были холмы ранее и где оказались нынче. Генерал требовал резервов, планировал контратаку – красивый ассиметричный маневр с охватом головы наступающих. Но Антон рекомендовал: от контрнаступления воздержаться: неизвестно что еще припасено у этих…

К тому же резервов больше не имелось: фронт был прорван в нескольких местах и его не успевали просто латать.

Поднявший как наблюдатель в аэроплане Антон смог оценить: да, действительно, холмы стоят иначе, нежели на картах… Может, рассмотрел бы еще что-то, но на хвост немецкого аэроплана-разведчика сел русский самолет и едва удалось уйти без потерь. Уже на земле Антон дал волю чувствам и выругался, проклиная свою судьбу и страну, против которой сейчас приходилось воевать. Россия, похоже, была проклятием семьи Шлатгауэров: лет десять назад пропала старшая сестра Антона. Работала резидентом глубоко в Сибири и вдруг пропала, сгинула. Не было ни весточки, ни сообщений в газетах, де, разоблачен немецкий шпион…

Но самое существенное – важный агент по ту сторону фронта, которого Антон считал потерянным, вышел на связь. В коротком сообщении он косвенно подтверждал случившиеся чудеса, писал, что отряд, их произведший, отбывает с передовой в тыл. Но поскольку сплошной фронт тут еще не установился, его возможно остановить.

Антон Шлатгауэр велел готовить машины: скоро, очень скоро он встретится со своим агентом…

***

Через реку, которая недавно разделяла первую и вторую полосу, саперы наводили уже третий мост.

На «русском» берегу скучала пехота, ожидая своего череда переправиться. Пока же по двум готовым мостам сплошным потоком двигалась кавалерийские да казачьи части: всадники, телеги с припасами, взятые на передки полевые орудия, полевые же кухни, запасные лошади. Казалось, этому потоку не будет конца и края. Коннице предстояло пройти через бреши в обороне в глубокий прорыв, окружать, резать коммуникации, наводить ужас и панику в тылу. И что важней для казака – собирать трофеи. Иначе грабить. Иной казак идет в поход в рваной черкеске, а возвращается так, что за трофеями его не видно.

Командиры, особенно неказачьи бранили казаков за шкурничество, но смотрели на это сквозь пальцы. Воевать без трофеев было скучно.

Ежели кому-то требовалось переправится срочно, особенно на восточный берег, то для этого имелись весельные лодочки.

Издалека по реке била немецкая артиллерия, но стреляла незряче. Часто снаряды делали недолет или перелет, не попадая по реке, не то что по переправляющимся. Германца оттеснили изрядно, отчего большинство пушек сюда просто не добивало. Но оставшиеся были исключительно крупнокалиберные, стреляли хоть и нечасто, но весомо. Взрывы снарядов глушили рыбу, поднимали волны, конечно, не такие, как от инопланетного оружия, но все же изрядные. От волнения перевернуло несколько лодок, пара солдат утонуло. Впрочем, уже сутки ни один снаряд до реки не долетал.