Текст книги "Литерный эшелон"

Автор книги: Андрей Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

Москва

В начале лета в Москве случилось событие, с Андреем связанное лишь весьма косвенно.

Знакомый Аленки, Олег Доброхотов, узнав о биржевом крахе, выпрыгнул в окно. Впрочем, позже выяснилось, что оный брокер несколько погорячился.

Хотя и этаж был дрянь, третий. Неудачливый делец сломал ногу, три ребра, получил сотрясение мозга. Случай потом пересказывали довольно долго, он попал даже в бульварные листки, впрочем, без фамилии. Но знающие люди отлично понимали о ком речь.

Над Лихолетовым потешались за глаза. И никто из вчерашних коллег не пришел его навестить.

Зато его навестила Аглая. Принесла ему словно больному ангиной варенье. Трещала без умолку будто сорока. Олег же вопреки своему обыкновению молчал.

Он думал о том, каким же был дураком до сего дня. Что счастье – оно не в котировках, не в акциях. А вот в том, что тебя есть кому навестить, когда ты болен, принести неуместный гостинец. Да и вообще, счастье в этих милых, тарахтящих девушках.

Обескураженный этим открытием Олег незамедлительно поцеловал Аглаю в щечку. За подобное самовольство тут же получил пощечину.

– Олег Анатольевич. Вы, верно, когда упали, головой повредились!..

– Ага, – задумчиво согласился Олег, пытаясь сопоставить оплеуху и поцелуй. – И даже справка у меня об этом имеется. Но я так думаю, это пошло мне на пользу.

Аглая ушла, а Олег еще долго сидел и думал о своей жизни.

Позже от досужей болтовни он уехал в Калугу к тетке, переждать шумиху, опять же подумать.

Но там нашел для себя занятия, устроился на службу…

Порой приезжал в Москву, встречался с Глашей, являлся на правах знакомого к ней домой. Лушнины-старшие к нему благоволили…

Впрочем, ни к Аленке, ни к Андрею, ни к падению инопланетного корабля это отношения не имеет.

По крайней мере, пока.

Поиски места инсценировки

Еще вчера штабс-капитан экзаменовал подпоручика, испытывая его воображение.

Грабе говорил:

– Падающий болид видели над Индией. О нем писали газеты красноярского края. Что следует из этого?

– То, что, вероятно будет послана экспедиция на поиски метеоритного тела…

– Но мы с вами знаем, что метеоритное тело в данном случае отсутствует… Вместо оного экспедиция может найти остатки нашего лагеря.

– Следовательно, лагерь требуется уничтожить. Именно поэтому в строениях отсутствуют железные крепления, избы сложены в «чашу».

Штабс-капитан довольно кивнул. Этого он Данилину не сообщал, это были собственные наблюдения подпоручика.

– Что делать с самим болидом?.. Ведь его не найдут?

– Ученые могут предположить, что он упал в Байкал? В Охотское море?

– Не думаю, не думаю… Координаты падения будут вычислены на кончике пера.

– Надобно тогда направить ученых по ложному следу. Следует изобразить место катастрофы… Вернее места падения, а также, чтоб заслуживающие доверие люди сообщили ученым новое направление полета метеорита.

Грабе кивнул: негласный экзамен Андреем был сдан успешно.

– Вот именно этим мы и займемся. Михаил Федорович поведет свою машину к Байкалу, мы осмотрим местность с воздуха, затем высадимся, и вернемся своим ходом. Нас не будет некоторое время. Вы останетесь за старшего.

Это было более чем странно: в лагере оставался и казацкий есаул. Одно дело, когда есаулом командовал штабс-капитан. Иное, совсем иное: когда этим занимался подпоручик.

Но Андрей кивнул. Несколько дней подряд Аркадий Петрович учил готовить ежедневные отчеты, шифровать их по кодовым книгам.

– Сколько вас не будет?..

– Дня три-четыре. Может быть пять. Может даже неделю. Но вернемся мы все равно раньше Михаила Федоровича.

В Иркутск Специальным эшелоном туда прибыли механики прикомандированные к дирижаблю, и в эллинге на Байкале сейчас собирались делалть ревизию двигателей.

На «Скобелеве» улетал и Латынин: он уже вживался в роль гражданского головы. Ученые обнаружили, что рядом с лагерем протекает речушка, разумеется, слишком мелкая, чтоб по ней прошел пароход. Зато в ней водилась рыба, а среди профессуры было достаточно много рыбаков… За сим Латынин отправился за снастями, а Грабе распорядился строить у реки легкий павильон.

В поход по тайге собирались отправляться втроем. Кроме штабс-капитанов уезжал и проводник – Пахом.

Уже когда поднимались в дирижабль, Евграф Петрович окинул взглядом лагерь, его глаза задержались на космическом корабле.

– Интересно, а когда эта громадина падала, что вы думали?

– Мекали, звьозда падае.

– И желание не загадали?

Пахом пожал плечам: дескать, было не до того…

Дирижабль завел свои двигатели и ушел куда-то на юг.

Данилину вдруг стало одиноко и страшно. Зрело ощущение надвигающейся беды.

И предчувствие его не обмануло.

***

А пока два штабс-капитана и Пахом прогуливались по лесу.

С воздуха Попов наметил несколько мест, и теперь отряд обходил их. Дело было нетрудным, но мозольным.

Попов постоянно черкал в записной, делал расчеты, определяя потребности для мистификации.

– Это надо уйма динамита… Нитроглицерин, конечно лучше, но его попробуй сюда довези – рванет… Нитрогликоль? Тоже чувствителен к удару…

– Еще учтите, что неразорвавшихся шашек быть не должно. В крайнем случае – оно должно раствориться в дождевой за пару лет…

– Хм… Это значительно осложняет задачу. В динамите используется кизельгур… Инициаторы… Азид свинца, диперекись ацетона – нерастворимы. Фульминат серебра?.. Он хоть немного растворяется, впрочем дороговат… Нитроглицерин опять же… Бертолетова соль?..

– Деньги – не проблема. Думайте… Только побыстрее.

Батюшка

Лагерь жил своей жизнью.

По нему гулял кот батюшки. Делал это, конечно же крайне независимо, но от арестантов держался подальше, в лес не заходил.

Андрей обвыкся со своей ролью коменданта лагеря, стал чувствовать себя уверенней.

В день воскресный арестантам был даден выходной, и даже их пустили на помывку в баню.

– Уйму дров извели! – ругался есаул.

– Ну и пусть. Они же их сами и заготовили. Да и вода тут даровая…

– Слишком вы добрый, Андрей Михайлович. Тут местные вообще всю жизнь не моются – так их ломом не убьешь. А вы, видите, милость оказываете арестантам.

– Я не им милость оказываю, – соврал Данилин. – А себе! К ним же иначе как с подветренной стороны не подойти. Опять же… Сказано же: нельзя управлять посредством кнута, нужен еще и пряник… Но если пряников у меня нет, что я им скажу?.. Грызите-с кнут?

…После бани становилось легче. Арестанты валялись на траве, смотрели в небо. Ранее оно казалось многим таким простым и понятным: Солнце, Луна, россыпи звезд. Может быть Бог, которого, может быть и нет… А тут, оказывается, оно в себе может таить сложные вещи, такие как летающая тарелка.

Раньше они смотрели на небо и думали, что оттуда на землю смотрят ангелы. Выяснилось, что не только они.

За сим, можно было мыслить о небе категориями земными.

– А на звездах есть спирт? – спрашивал кто-то.

– Был бы жив студент, он бы рассказал, – отвечали ему. – А так – кто его знает.

– Надобно у очкатых спросить… Они не откажут.

Ученых арестанты уважали. Те арестантов жалели, подкармливали и даже просили у Грабе расковать, ссылаясь на негуманность оков. Грабе отказал ответно сославшисть на дурные наклонности арестантов.

– Люди с дурными наклонностями построили довольно недурственную страну – Австралию, резонно возразил Беглецкий.

Тогда Грабе остановил ближайшую пару арестантов и спросил, за что они получили крайнюю меру наказания. Как нарочно один оказался людоедом, профессиональным вдовцом, современной «Синей бородой», а другой – китайцем. Арестовали его, разумеется, не из-за национальности, хотя та и имела непосредственное отношение к его делу.

Когда-то давно он убил другого китайца, и стал выдавать себя за убитого, поскольку для русских все китайцы на одно лицо. Делал это успешно, в течение многих лет, пока в Россию не прибыла родня погибшего, удивленная тем, что так давно нет ни писем, ни денег. Недолго думая, китаец пришиб и их, но концы спрятать не удалось…

К арестантам подошел батюшка. Поинтерсовался:

– Не желаете ли исповедаться, господа каторжане?

– Не-ка, я уже исповедовался в тюрьме перед казнью.

– Перед чьей? – удивился отец Аркадий.

– Да перед своей же! Даже последнее причастие получил. Меня перед эшафотом остановили, сюда отправили. С тех пор грешить не довелось. Хотя хотелось…

– А за мысли твои греховные кто каяться будет? А-ну марш в дом божий! А вы чего расселись? Тоже безгрешны?

В церкви оказались все. Даже китаец, который был не то буддистом, не то конфуцианином.

***

Перед отправкой радиотелеграмм Андрей обходил ученых, собирая отчеты.

Порой несколько дней слать в столицу им было нечего, чему Данилин был несказанно рад. Тогда не было надобности долгие часы шифровать сообщения.

Но у ученых он все равно задерживался надолго, было очень интересно…

Казалось, что Андрей уже давным-давно вырос, да и эти преимущественно бородатые люди совсем никак на детей не походили. Но все равно: визиты к ученым походили на уроки какого-то внеземного естествознания, а сам Андрей – школяром, который только начал познавать мир.

Уговор был один: не трогать ничего руками

Когда Андрей зашел к Беглецкому, у того на столе лежал какой-то мутный диск, размером со среднюю тарелку. Андрей пощупал материал изделия – он походил на натянутый бархат.

– А это что такое у нас? – спросил любопытный Данилин.

– Мы его называем оком в другой мир.

– Это как?..

– Извольте взглянуть…

Из ящика стола профессор извлек некое подобие подзорной трубы, нащупал какое-то, только ему известное место на краю диска. Потом трубу погрузил в диск, та послушно прошла через матовый материал, еще недавно плотный. На его поверхности не осталось ни волн, ни складок.

– Смотрите!.. – разрешил профессор.

И Данилин действительно приник к окуляру. Труба совершенно не увеличивала – это было видно по отсутствию искажений по краям поля.

Через зрительную трубу выло видно какой-то странный мир: обширную долину, покрытую травой, с пасущимися на ней животными, с горами вдалеке.

Эта земля походила на землю, и, вместе с тем, землей не являлась. Ибо нигде на земле нет таких гор, уходящих в стратосферу, травы бирюзового цвета, животных о шести ногах.

А земные деревья…

– Скажите, а что это с деревьями?..

Вопрос не застал Беглецкого врасплох:

– Мы полагаем, что они мигрируют в поисках лучшей почвы.

– Разве так бывает?

– В том мире определенно бывает. Есть мнение, что этот мир недостаточно зрел. На эту мысль наводит высота гор – их еще не коснулась эрозия. Впрочем, и сила притяжения там меньше нашей где-то на четверть. Касательно деревьев же, то кто-то из коллег предполагал, что они плотоядны. Однако наблюдения показали, что они чересчур медлительные, да и животные меж ними ходят безбоязненно.

Вот пролетела не то птица, не то жук, за которого любой земной натуралист отдал бы половину своей жизни.

Да только вот беда – не дотянуться до нее никак… Впрочем…

Андрей осторожно коснулся рукой поверхности тарелки, и удивительно – рука прошла через некое вещество, напоминающее зыбучий песок. А, затем, всего лишь через дюйм оказалась снова на воздухе. Ладонь обдувал ветер другого мира… И, скосив взгляд, Андрей увидал свои пальцы. Чтоб в этом лишний раз убедиться, помахал ими сам себе.

– Любопытно. Крайне любопытно… – проговорил он, отрываясь от окуляра.

Профессор спрятал смотровую трубу, снова коснулся края диска, вероятно, выключая устройство.

На мгновение Андрею показалось, что загляни он под стол, то увидит какой-то набор иллюзиониста с зеркалами, некий механикой. Уж очень была сильна в нем наука Грабе: не верить своим глазам пока есть место для сомнений.

Но этот разноцветный безумный мир определенно не мог уместиться под небольшим канцелярским столом.

– Крайне любопытно… – повторил Андрей. – А какая польза от этого устройства.

– Будто бы никакой, кроме того, что нам удалось взять пробы воздуха и с трудом – пробы тамошней, инопланетной почвы.

– А для инопланетян?..

– Для них – так тем более. Зачем она им, если есть межпланетные корабли. Я так думаю, это вроде безделушки… Игры?..

– Для детей?.. Но ведь на корабле не было детей?..

– Будто нет. Да и вовсе неизвестно, играют ли их дети в игры.

Немного помолчали.

– Все равно странно… – пробормотал Андрей. – Они обладают такой техникой… Могут вещи перемещать мгновенно, с планеты на планету. Зачем им летающие корабли?..

– Признаться, я думал над этим. Положим, это блюдце искажает линии пространства. Значит, должно быть, второе. Вход и выход.

– Не пойму…

– Да это просто. Положим, есть некая дверь, из двух частей, вход и выход. И расстояние между входом и выходом в системе координат этой двери неизменно – пядь. Пока понятно?.. Положим, дверь эта расположена в Рязани. Чтоб обыватели могли входить в Рязани, а выходить, положим, же в Перми, вы должны сначала положить выход на телегу и везти ее по тракту…

– Немного понятней. Я буду думать об этом еще. А скажите… Где этот мир размещен?..

– Не было времени сей вопрос тщательно обсудить, но мы полагаем где-то в созвездии Ориона. Иногда видно крупную красную звезду, она похожа на Бетельгейзе… Здесь она крупная, словно ягода клюквы…

Андрей задумался, наконец задал вопрос, ответ на который его пугал более всего.

– Инопланетяне ведь не с этой планеты?..

– Думаю, что нет. – успокоил профессор. – Мы не видали ничего похожего на погибших пришельцев. Ни животных, ни летающих кораблей. На сей планете есть жизнь, но не разум…

Продолжение поисков

– А вот была у нас такая история, – повествовал Попов, убивая очередного комара. – Под Мукденом тогда дрались. Значит, в капонире два пулемета стояло – к ним по два человека обслуги. Четыре стало быть вообще. Одного убило. Ну и рядом окопы – там почти всех выбило. И, значит, японцы прут… Погутарили стрелки, решили – пора ноги делать, а то япошки на штыки подымут. Ну и двое рванули. А третий высунулся… Да ну его нахер, думает: холодно, пули японские свистят… Испугался, значит, ползти под пулями. Ну и пока помощь подошла, он из двух пулеметов отстреливался по очереди. Потом посчитали – сто с лишним япошек накрошил. Короче, его полковник в уста расцеловал, к солдатскому Георгию представил… Ну а тех, кто бежал, думали судить да расстрелять. Но плюнули – имели основания бежать… Так это я к чему: вот такая разная смелость бывает и трусость разная…

Эту историю Грабе уже слышал и не раз. Но не вмешивался, полагая, что сейчас Попов вещает для проводника.

Пахом же слушал рассказ в пол-уха. Было совсем не до того. До лагеря было совсем ничего – с день пути. Почти все места уже были пройдены, кроме единого, самого страшного – Багуновой или Ульяновой пади.

Не любил это место Пахом, но так получалось, что уже второй раз за прошедший месяц ее надобно было пройти. На своих картах ее отметил Попов – демиург от динамита.

Падь сия была не то что местом безлюдным – зверье ее обходила стороной, птица не вила тут гнезда, не пела свои песни. Да что там – даже деревья здесь росли какие-то странные.

Порой попадались скелеты животных, которые сюда заходили по глупости свой да так и оставались.

Падь именовалась Ульяновой по имени первого человека, который пошел сюда по какой-то надобности да помер. Помер от яда, которым здесь пропитан был даже воздух. На местном наречии яд именовался «багуном», за сим у пади образовалось сразу два названия

Только зашумит ветер в вышине, скрипнет дерево и снова тишь.

Сие лесное молчание очень удивляло Попова, он крутил головой. Затем нашел гриб, с виду обычную сыроегу. Сорвал ее, разломал, долго нюхал, потом отбросил, втянул в себя воздух поглубже.

Спросил у Пахома:

– А чем тут воняет?..

Тот не замедлил с ответом:

– То когдась у нюрымов кам задохнул, те евонного в ложкЕ заховали! А кам был дюжий, злой шо головень. С той поры хто в ложок захоить – тому дох. Шо людю, шо скотине – кам до себя прибирает.

– Что он сказал? Ни хрена не понял!

Грабе с улыбкой перевел:

– Говорит, у тунгусов был злой и сильный шаман, он умер и его тут похоронили. С той поры, кто сюда попадет – умирает…

– Что-то мне этот запах напоминает.

Из кармана Попов достал портсигар, извлек сигаретку, другую. Одну подал Грабе. Вытянул из кармана спички.

Задумался.

Затем убрал и свою папироску, и папироску из пальцев Грабе.

В ответ на удивленный взгляд Аркадия пояснил:

– Предчувствие…

В лагере

Назад в лагерь экспедиция вернулась где-то под вечер пятого дня.

Грабе был уставший, но довольный.

Впрочем, от последнего не осталось и следа, когда он увидел лица подпоручика Данилина и есаула.

– Что сталось? Побег?.. Еще один?

– Два арестанта богу душу отдали! – ответил Андрей.

На душе у Грабе отлегло: ну и шут с ними, арестантами. Но с иной стороны, отчего такие кислые лица.

– Как отдали?

– Да вот как-то так… – пояснил есаул. В тарелке работали, чего-то там собирали. Когда кинулись – лежат дохлые. Я так думаю, они нашли там что-то похожее на спирт. Наверное, выпили. Вот и окочурились. Я велел их достать. Вон лежат…

Покойные лежали на траве. Их по-прежнему соединяла цепь. Кожа их была цвета красного, словно перед смертью кандальные братья увидели нечто донельзя неприличное.

Рядом же стоял казацкий фельдшер.

Про себя Грабе заметил, что как для случая с двумя смертями, у медика слишком придурочное и радостное выражение физиономии. Аркадию хотелось ошибиться, но не получилось.

– Отчего они умерли? – спросил фельдшера штабс-капитан.

– Известно от чего! – отрапортовал медик. – От смерти!

– А не было ли каких странностей в их смерти?

– Была, как не быть… Они жили-жили, да вдруг померли!

– Дурак!

– Так точно! Рад стараться!

Грабе сжал руки в кулаки.

Но сдержался.

Не ударил.

Хотя стоило это ему громадных усилий.

Штабс-капитан прошептал сквозь зубы:

– Пшел вон…

Слышно было плохо, но фельдшер предпочел не переспрашивать.

Грабе позвал профессора биологии. Указал ему на два тела:

– Генрих Карлович. Соблаговолите взглянуть…

– Мертвы… Что подозреваете?..

– Думаю, нашли в тарелке какую-то гадость на спирту. Выпили и окочурились…

– Велите отнести ко мне?..

– Да режьте прямо тут, на свету. Чего уж тут. Все свои, нервных дамочек не держим.

Генрих Карлович пожал плечами, из кармана достал футляр, из него – ланцет.

Сделал несколько разрезов, кровь легла на изумрудную траву.

– Желудок чист… Завтрак уже переварен. Следов денатурата – не замечаю.

– Отчего они красные? Обожгло паром?..

– Не думаю… От пара ожоги не такие. Скорее похоже на солнечные… Но они есть, взгляните, даже под одеждой…

– Какой диагноз поставите?..

Профессор потер подбородок. Подумал.

– Весьма похоже на дисептическое расстройство… Вирусная этиология…

– А так, чтоб и я понял?..

– Вирус неизвестного происхождения. Летальная инфекция. Мы все трупы… На вашем бы месте, я бы молился Господу…

Грабе новость воспринял спокойно. Кивнул: трупы – так трупы. Арестанты тоже дружно промолчали. Приговор к смерти был им не впервой. Но зашумели казаки.

Штабс-капитану следовало их успокоить:

– Государь возьмет под свою опеку ваши семьи…

Грабе особенно сделал ударенье на слове «семьи». Дескать, начнете колобродить, и родным вашим небо с рогожку покажется. Вам-то все одно никто не поможет, так о них хоть подумайте.

Про себя штабс-капитан махнул рукой: врать так врать. Продолжил:

– Вы будете все награждены… Посмертно. Вдовы получат пенсию, дети будут приняты в Пажеский корпус. Господам арестантам выдать двойной ужин. И по шкалику водки. Работы на сегодня отменяются. Господам арестантам отдыхать.

Усталость давила Грабе: хотелось лечь, отоспаться после дальней дороги, этого мешкотного дня. Но требовалось сделать еще столько всего разного, продержаться на ногах еще немного. Успокаивало одно: скоро мучения для него закончатся. Навсегда.

Попов поинтересовался:

– Прикажите подготовить лагерь к уничтожению?.. Ветер сейчас будто хороший. Если поджечь за версту отсюда к северу, огонь наберет силу, все выгорит до остекленения почвы…

Грабе задумался. Ответил вопросом на вопрос:

– Как вы себя чувствуете?..

– Хорошо себя чувствую… Это меня настораживает.

– Вот и я пока тоже… И мне думается: не наломать бы дров. В Иркутске уже начали собирать запасы динамита и горючих веществ. Когда мы умрем, место с дирижабля зальют бензином и подожгут. Сабуров станет нашим могильщиком…

– Может, он сам…

– Постоит недельку в карантине. Поболтается где-то над Сибирью. В случае чего – подорвут водород. Сгорят, что и следа не останется.

– И что мы будем делать?..

– Дел у нас еще много… Надо известить Петербург обо всем. Абсолютно обо всем… А пока – к батюшке…

***

Батюшка причащал: сначала офицеров, затем рядовых казаков, потом их подопечных.

Андрей к Святым дарам приобщился одним из первых, пропустив только Попова и Грабе – они спешили.

Полагаясь на знакомство с радистом, Андрей надеялся, что удастся несколько слов передать в столицу. А оттуда, тамошний телеграфист, если на нем крест есть, отправит весточку Аленке.

Но в палатке у беспроводного телеграфа сидели кроме радиста Грабе и Попов. Они без остановки шифровали свои донесения, отчеты ученых. Все это тут же в эфир выдавал Шульга.

Андрея не гнали прочь, но и не интересовались – что тому нужно.

Данилин, меж тем думал: что будет в той, последней телеграмме?.. Что он любил Алену?.. Ах, право, как глупо и банально до неприличия. Что он погиб за веру, царя и отечество?.. Но причем тут Алена?..

Написать, что отныне она свободна и не связана с Андреем обязательствами. Но ведь ранее девушка не давала Данилину никаких обещаний…

Но обстоятельства разрешили все сомнения Андрея.

Передача шла до полуночи. Шла бы и дальше, но передатчик не выдержал: осветился ворохом искр и задымился.

В Петербурге перекрестились: упокой, Господь, их души.

Шульга принялся чинить передатчик. Грабе и Попов вышли из палатки.

Андрей задумался: как потратить последние часы жизни.

Не ждать смерти и застрелиться?

Но умирать так сейчас совсем немодно.

Потратить время на то, что давно хотелось сделать.

Поцеловать Аленку?.. Она далеко. Да и опасно инфицированному ее целовать. Прокатиться на мотоцикле Попова?.. Мотоцикл еще дальше.

Уже давно Андрей хотел научиться курить. Но даже дешевые папиросы могли пробить в его финансах брешь, размером с триумфальную арку. Он порой представлял, как в каком-то салоне он раскурит дорогую сигару, пустит кольцо ароматного дыма и расскажет какую-то прелюбопытную героическую историю с собою, разумеется, в главной роли.

Начать курить? Аркадий Петрович, наверное, не откажет. Даст своих хоть половину. Но зачем?.. Ему уже не курить в салонах… А без этого умение становилось совершенно ненужным.

Незаметно сам для себя, в углу палатки Андрей заснул. Фуражка съехала на лицо, закрыла глаза.

Мимо как раз проходил Грабе. Зашел он к Шульге, поинтересовался: исправен ли передатчик. Шульга зло отмахнулся: пока нет.

В углу Аркадий заметил Андрея. Присмотрелся: жив ли он еще. Да будто еще дышит. Спит…

«Ну и хорошо, – подумал Грабе. – Помрет во сне».

С вешалки снял шинель, оставленную Поповым, накрыл подпоручика.

Затем вышел, прогулялся по лагерю.

Зашел к ученым. Там почти никто не спал – нервно ждали смерти. Та не торопилась. Генрих Карлович лихорадочно возился с посевами и микроскопами. Аркадий Петрович решил его не отвлекать вопросами.

Грабе поздоровался, любезно угостил курящих папиросками.

Генрих Карлович сердито зашипел – табачный дым мог повлиять на посевы. Поэтому почти все вышли на улицу, под бездонный купол неба.

Все задымили…

– Откуда они прилетели? – Грабе посмотрел вверх. – А что это за созвездие над нами?..

Профессор Беглецкий взглянул вверх, задумался буквально на минуту.

– Прямо над нами созвездие Дракона. Однако в день и час катастрофы в зените было другое созвездие. Я сейчас точно не скажу, но кажется – Кассиопея или Андромеда. Это, разумеется, навскидку… Я могу ошибаться. Впрочем, это совершенно неважно. По замечаниям очевидцев аппарат упал не прямо с неба, а шел по касательной – с юго-востока на север… Сей момент соображу. Это может быть созвездие Ориона или Тельца. Там довольно много звезд, положим, скопление Плеяд именуемые как Семь Сестер, или же Гиады. Имеется так же Альдебаран, или в простонародье – Воловий глаз. Далее – Ригель, Эридан… Возможна звезда Бетельгейзе, но она уж слишком к северу. И это при условии, что корабль не совершал в атмосфере сколь-либо сложных эволюций…

…Около часа ночи стало ясно – что-то не то. Никто не умирал.

Не выдержав нервного напряжения, Грабе взял фонарь и с ним ушел в недра летающего корабля. В отсеке, где умерли каторжане, он зажег еще одну папироску, прислушиваясь к своим чувствам.

Решительно ничего особенного.

От керосинового фонаря получались тени долгие, дрожащие, зловещие. В блестящих стенах множились и передразнивали друг друга огоньки.

Докурив папиросу Грабе вышел, отправился к доктору и потребовал от него освидетельствования. Генрих Карлович осмотрел Грабе и заметил, что офицер в отличном физическом состоянии, исключая, пожалуй, повышенное сердцебиение. Но его вполне можно списать на волнение…

За сим Грабе отправились спать.

***

Грабе думал умереть к утру, но проснулся в добром здравии.

Впрочем, взглянув на хронометр Грабе увидел, что время движется скорее к полудню.

Аркадий Петрович прошелся по лагерю, предполагая, что у него к этой инопланетной заразе иммунитет. Или же, она косит не всех.

Но нет.

В лагере никто не умер.

Это несколько расстроило Грабе, ибо следовало теперь что-то предпринимать…

Он явился в палатку к Шульге.

Оба подпоручика спали сном младенцев.

Грабе растолкал одного. Шульга проснулся с виноватым выражением лица. Пояснил: передатчик цел, уже почти его ночью починил, прилег на минуточку… И вот проспал же… Сей же час все будет работать…

К извинением Шульги Грабе отнесся холодно, но уже через семь минут сигнал расколол эфир…

***

– «Ривьера» на связи!

В Петербурге было утро. Причем очень и очень раннее.

Генерал-майор Инокентьев, спящий в своем кабинете, от новости отмахнулся:

– Ну и слава тебе, х-х-хосподи…

И провалился в дальнейший сон.

***

Утренняя телеграмма была короткой: «Пока все живы. Исследование продолжается. «Скобелева» задержать».

После крепкого сна Грабе обуяла жажда деятельности.

Впрочем, люди, еще вчера считавшими себя живыми покойниками, ныне повеселели – хотелось сделать больше, лучше.

Арестантам на радостях выдали двойной паек – на сей раз без спиртного.

К слову сказать, самыми счастливыми были арестанты: они уже дважды избежали верной смерти. Глядишь, так пойдет – переживут они и эту заварушку почти без потерь.

Гнать на работу канадальных распоряжения также не поступало.

Для начала собрался совет около вчерашних покойных.

– Прикажете закопать умерших со всеми? – предложил есаул.

– На ледник их! Закопать всегда успеется! Хотя подождите…

Позвали Генриха Карловича. Спросили его:

– Что скажете?..

Генрих Карлович всю ночь просидел с микроскопом, желая выделить культуру инопланетного вируса, однако в поле зрения попадались вполне земные бактерии… Было предположение, что возбудители вируса так малы, что невидимы даже хорошему цейсовскому микроскопу.

– Какие будут мнения? – спросил Грабе, особо не надеясь на ответ.

– А вирус ли это вовсе? – ответно спросил Данилин.

Грабе задумался.

Пошел к арестантам. Крикнул:

– Эй, ребята! Нужны добровольцы.

– А на кой?..

– Никто не желает поцеловать по христианскому обычаю покойного?

– А на кой оно нам? Кто они мне вовсе такие? – вопрошали кандальные.

– Ну… Кто поцелует – тому полуштоф водки сразу.

Желающие нашлись. Двое перекрестились и поцеловали покойных в уста. Затем получили штоф водки и тут же стремительно напились и забылись шумным, пьяным сном.

Шли минуты, они складывались в час. В один, второй…

– Ну что?.. – поинтересовался Грабе.

– Да вроде бы и пора, – ответствовал есаул. – Те за час преставились…

– Может, водка подействовала так?.. – снова предположил Андрей.

Опять Грабе потребовал добровольцев. Но с условием: водку выдадут к ужину.

За добровольцами дело не стало…

***

– Тогда?.. – начал Грабе.

– Тогда в этой железной коробке место проклятое. Кто там чего начнет ломать – его и убивает? – начал фантазировать есаул. – Навроде цепной чумы или сторожевой холеры. Я б туда арестантов загнал. Когда помрут – точно знать будем. Кликнуть добровольцев? Я так думаю, что самое время. Бог троицу любит: и причину найдем, и водку сохраним.

Грабе задумался, но покачал головой:

– Отставить… Значит так, это место смерти до особо распоряжения закрыть! И уберите этого коновала-фельдшера! Я ему кобылу не доверю лечить, а он к людям лезет! По глазам же видно – в медицину пошел только ради спирта! Привезите нормального доктора!

– Откуда его же взять? – полюбопытствовал есаул. – В Иване Ивановиче всего два врача…

– Берите откуда хотите! Хоть из Красноярска выписывайте! Мне плевать, что каторжане умирают – не жалко! Но я хочу знать – из-за чего они умирают! Олег Анатольевич?..

– Аюшки?.. – отозвался доселе молчавший Шульга. И тут же опомнился. – Слушаю!

– Отбейте телеграмму на «Скобелев» на имя Латынина. Пусть найдет по дороге врача… Да! Пусть заскочат в Иван Иванович и заберут то, что лежит в подвале у Латынина. Он поймет…

– Привлечение постороннего к проекту может быть опасно. Конспирация… – напомнил Попов.

– К черту конспирацию. Вот именно сейчас и к черту… Олег Анатольевич, исполняйте.

***

В Иване Ивановиче дул ветер с Байкала, холодный, сырой.

Поэтому Сабуров не решился садить дирижабль, а завис над городом, сбросив на крышу одного из домов штормтрап.

По нему на землю спустился сам градоначальник и офицер. Еще через два часа они проследовал в обратном направлении. Перед ними подняли в трюм объемистые саквояжи и увесистый сверток из которого капала холодная вода.

И, наконец, последней на воздушный корабль поднялась Мария Федоровна Тарабрина, практикующий врач этого городка. Приглашение она приняла не задумываясь – ясно было, что дирижабль прибыл прямиком из столиц. И, значит, имелся шанс выбраться из этой дыры.

После штормтрап был собран, дирижабль, на радость местным мальчишкам дал гудок, заревел двигателями и улетел в тайгу.

***

– Ну?.. – поинтересовалась докторесса. – Где мой пациент.

– Собственно вот… – ответил Грабе и сдернул брезентовую накидку, обнажая умерших. Несмотря на то, что они пролежали два дня в холоде, цвета покойные были пунцового.

Одежду с них срезали, кроме, пожалуй одного элемента.

– А отчего они скованные?

– Ну… Чтоб не убежали…

– Неужели у вас такие резвые покойники? Уже были попытки побегов? – улыбнулась Тарабрина.

Скорей из вежливости Грабе тоже улыбнулся в ответ. Но совсем ненадолго.

– Впрочем, к делу…

Грабе вкратце описал события последних дел, не забыв упомянуть про поцелуи с покойными.