Текст книги "Трагедия капитана Лигова"
Автор книги: Анатолий Вахов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)
Настя быстро и ловко вывернулась из рук Мэйла и отбежала к печке. Шерстяной платок съехал на плечи, открыв растрепавшиеся русые волосы. На лице отразились и стыд, и смущение, а в широко раскрытых глазах было такое смятение чувств, что Джо, сделав шаг к девушке, остановился. Его большие руки повисли вдоль тела, показались ему лишними, неуклюжими. Да и сам он чувствовал себя лишним и смешным перед этой девушкой; «Надо уйти, уйти», – думал он, но не мог сделать ни шагу.
Настя встретилась с Джо взглядом. Эти большие, с ослепительными белками глаза звали ее, молили… Настя тряхнула головой, стащила рывком с плеча платок и громко, почти грубо сказала:
– Ну, что уставился, чумазый? Принес дров? Печку топить надо!
– Иес… да… ай… Я скоро… Настья… – закивал улыбаясь Мэйл.
Настя на него не сердилась, нет. Это он видел, знал. Она его не прогонит, она его просит помочь.
Мэйл торопливо вышел из кухни, но за порогом его остановил голос девушки.
– Постой-ка! Шапку-то надень. – Настя выбежала к нему. В руках у нее была шапка, которую он забыл в кухне. Сунув ее Джо, девушка притворно-сердитым голосом сказала: – Застудишься еще. Возись тут с тобой!
Она вернулась в кухню и, закрыв лицо руками, тихо и радостно засмеялась.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Генерал-губернатор неторопливо помешивал ложечкой в маленькой фарфоровой чашечке. Свет от пылающих в камине поленьев падал на лицо моряков и Корфа, пурпурными бликами играл на поверхности кофе, и тогда казалось, что в чашечках налито расплавленное золото. В гостиной губернаторского дома стоял сумрак. За беседой незаметно пролетело время, и день сменился глубоким вечером.
– Я, к величайшему моему сожалению, – заговорил первым губернатор после того, как Клементьев рассказал о готовности своих судов выйти в море, – не смогу вас проводить в ваш первый промысловый рейс. На рассвете отправлюсь в Иркутск. Кажется, господа, будет наконец решено строить Сибирскую железную дорогу до Тихого океана.
– Давно бы пора! – Ложка звякнула о блюдце Северова. – Сколько говорили, говорили. Когда же наконец Россия обратит внимание на эту столь богатейшую свою провинцию? Эх, господа, нам нужен Петр Великий, а не земские начальники.
– Алексей Иванович, – с легкой укоризной остановил его Корф. – Вы же понимаете, что мое положение…
– Простите, – извинился Северов и метнул сердитый взгляд на дальнюю стену гостиной, где блестел масляными красками портрет Александра III, и не удержался: – Контрреформы [36]36
Цикл так называемых контрреформ 1889–1894 гг. должен был, по мнению крепостников, послужить исправлению «роковых ошибок» 60-х годов.
[Закрыть]– это же ретроградство!
– Так, значит, денька через три-четыре вы отчаливаете? – вернул губернатор разговор к прежней теме. – Рад, очень рад за вас и желаю вам попутного ветра. Но вот, господа, – тут Корф сделал паузу, отпил глоток кофе. – Испытывая к вам большое расположение, считаю своим долгом предупредить, что оказать содействие в водах у берегов Кореи я бессилен, как и наши немногочисленные корабли.
– Как и вся Россия, – с сарказмом добавил Северов.
– Если хотите, то и так, – подтвердил Корф и повернулся к Клементьеву. Капитан сидел в кресле, держа в руках чашечку кофе, но, очевидно, забыв о нем. Его глаза были устремлены на огонь. Почувствовав на себе взгляд Корфа, Георгий Георгиевич слегка кивнул:
– Я слушаю вас…
– Россия – только добрый сосед Кореи, но наших там интересов нет.
– Зато там хозяйничают американцы и японцы, – взволнованно заговорил Северов. – Они в корейских министерствах, они прибирают эту страну к своим рукам. Почему мы не послали военных инструкторов в корейскую армию, как это просил король Кореи, почему не удовлетворили его желание принять протекторат России?
– Все это могло вызвать международные осложнения, – ответил Корф.
– А посему отдали Японии Курильские острова? – Северов сердито поставил на столик чашку, и из нее выплеснулся кофе. – Русские люди в тумане веков открыли эти острова, бросили в их землю первые зерна русского хлеба.
– Не будем столь печально смотреть на настоящее, а тем более на будущее. – Корф поднялся, взял щипцы и поворошил поленья. Они рассыпались в рубиновые угли. В лицо морякам ударила волна горячего воздуха. Несколько искр упало на ковер, запахло паленой шерстью. Корф бросил щипцы и сказал: – Верую, что иные времена, более благодарственные, придут на эти берега. А пока вы, Георгий Георгиевич, единственный российский китобой.
– В Англии китобоев пятьдесят тысяч, – горько заметил Северов. – И промышляют они по семьсот тысяч пудов жиру китового да уса по тридцать тысяч фунтов. Сами же об этом в своих газетах пишут.
– Будет и у нас, много китобоев, – поднялся с кресла Клементьев. – Будут, будут! – повторил он настойчиво, убежденно. – И по курсам, которые проложил капитан Удача, поведут свои суда!
– И по вашим курсам, – добавил серьезно Корф. – У берегов Кореи русские еще не охотились.
Он подошел к столу и, взяв пакет, вернулся к камину. Заговорил, обращаясь к Клементьеву:
– В русской императорской миссии в Корее состоит господин Вебер, действительный статский советник. Лично я с ним только однажды виделся в Петербурге, но тешу себя надеждой, что как верный сын отечества господин Вебер окажет вам свое покровительство. О чем я и прошу! – Он протянул пакет Клементьеву. – Возьмите!
– Спасибо, – от всего сердца произнес Клементьев, понимая, что губернатор большего сделать не может. Они обменялись крепким рукопожатием.
– Желаю вам попутного ветра. – Корф проводил моряков до дверей и тут дотронулся до рукава Клементьева. – Разрешу себе задержать вас еще на минуту.
Северов понял, что губернатор хочет остаться наедине с капитаном, и вышел в вестибюль.
– Вынужден вас огорчить, Георгий Георгиевич! Господин Ясинский, мадам Загорская, священнослужители подали мне прошения с жалобами на вас.
– Я ожидал этого, – сказал Клементьев как можно спокойнее, но в душе его росла большая тревога. – До сих пор я не мог ничего предпринять.
– Я знаю, – наклонил голову Корф. – И искрение хочу вам помочь, Георгий Георгиевич. Позвольте дать совет. Поспешите с церковным бракосочетанием.
– Да, да, – капитан заговорил торопливо. – Я с женой еду в Корею и там…
– Я бы рекомендовал лучше зайти в Японию. Не уверен, что в Корее вам будет легче это сделать. – Корф говорил хмурясь, но Клементьев этого не замечал. Генерал-губернатору не нравилось то, что он вынужден вот так, противозаконно поддерживать Клементьева в его поступках, защищать и даже давать советы. Корф знал, что этим он вызывает к себе недоброжелательное отношение и духовенства, и части коммерсантов, связанных с Ясинским. Он едва сдерживал себя, чтобы резко не отчитать Клементьева, который ему нужен. Корф не раз думал о том, что если предприятие Клементьева увенчается успехом, то это благотворно отразится на хозяйстве края, на его экономическом развитии и принесет не только доход, а и обратит на себя внимание Петербурга, возможно, двора, и тогда Корф как умелый администратор будет на хорошем счету, возможно получит награду и даже перевод поближе к столице. Далеко шли честолюбивые мысли Корфа. Вот почему он вместо того, чтобы выговорить Клементьеву, с наигранным участием сказал: – До Сеула вам добираться далеко, да и время сейчас там смутное. В Нагасаки же в нашем посольстве есть церковь… Нет, вам лучше всего зайти в Японию. Там не предвижу никаких затруднений.
– Спасибо! – от всего сердца, сказал Клементьев. – Так и решили – иду в Японию.
Когда капитан стал прощаться, Корф сказал:
– Поспешите. Опасаюсь, как бы господин Ясинский не попытался вернуть Тамару Владиславовну домой на основании закона. Тут уж я буду бессилен.
– Да, я знаю. – Клементьев горячо пожал протянутую руку губернатора. – Ухожу на днях.
Проводив капитана до дверей, Корф добавил:
– И еще о той девушке, что живет у вас.
– Анастасии Сухоедовой? – напомнил имя Насти капитан.
– Да, – кивнул Корф. – Больше ни ее, ни вас мадам Загорская тревожить не будет. Я дал распоряжение полиции.
– Благодарю вас. Это очень хорошая девушка, и было бы весьма печально, если бы она оказалась в руках этой «мадам». – Клементьев не хотел произносить имя содержательницы заведения.
– Разрешите пожелать вам счастливого плавания! – сказал в заключение Корф, и они расстались.
И все же этот последний разговор с Корфом расстроил капитана. Поднимаясь по каменистой обледенелой улице, Клементьев оглянулся на город с его редкими тусклыми огнями. В темноте дома казались низкими, тяжелыми, угрюмыми. И где-то там, за толстыми стенами, кто-то пачкал имя Тамары, его жены. У Георгия Георгиевича сжались кулаки. Северов догадывался, о чем говорил Корф, он пытался отвлечь капитана от невеселых дум:
– Что-то Ходова не вижу. Здоров ли он?
– Здоров, но после похорон Олега Николаевича молчалив стал. Все в каюте отсиживается.
– Стар, – вздохнул Северов. – Пора ему на берег списываться.
– Тяжело будет старику, затоскует совсем, – возразил Клементьев. – Боцман он отличнейший. Меня вот беспокоит гарпунер.
– Ингвалл, этот здоровяк? – Северов был удивлен. – Да его никакая болезнь не возьмет.
– Странный стал. – Клементьев рассказал о том, что заметил в день похорон Лигова. – Гнетет его какая-то мысль.
– Ну уж, не поверю, – засмеялся Алексей Иванович. – Разве скучает по делу, по китам.
– Может быть. – Клементьев открыл калитку во двор, не обращая внимания на то, что затянутые матовой морозной росписью окна ярко освещены.
Моряки вошли в дом и стали раздеваться. Северов, расстегивавший шубу, вдруг остановился, прислушался и сказал:
– У нас, кажется, гости.
– Поздно. Да и кому бы? – пожал плечами Клементьев. – Пахнет сигарами. И кто-то шепчется в гостиной.
Через коридор пробежала Настя в белом переднике с подносом, уставленным бокалами, за ней негр нес несколько бутылок вина.
– Джо! – позвал его капитан, но из гостиной вышла Тамара, и удивление моряков возросло еще больше.
Давно они не видели молодую женщину такой очаровательной. На ней было вечернее темное платье, которое выгодно оттеняло заметно пополневшие белые плечи и руки.
– Наконец-то! – воскликнула она радостно, в ее голосе было большое, тщательно скрываемое за внешним оживлением волнение. – Вас ждет сюрприз.
Тамара говорила громче и быстрее обычного. «Оделась, точно на бал собралась», – с удовольствием осматривая жену, отметил Клементьев. И спросил: – Какой же сюрприз? А ты восхитительна.
Он хотел обнять жену, но она уклонилась и молча указала на дверь, ведущую в гостиную. Там чувствовалось какое-то движение. Георгий Георгиевич шагнул, заглянул в гостиную, залитую светом большой лампы, и от неожиданности даже растерялся.
Секунду стояла тишина, которая, затем сменилась шумом мужских голосов, приветствий, шуток. В гостиной были почти все офицеры с клипера «Иртыш». Стол накрыт, бокалы полны шампанского.
– Вы, господа… – только и мог выговорить капитан. Тамара стояла рядом, держа его под руку. Она была счастлива. О, как много для нее значил приход офицеров! Молодая женщина боялась, как бы не расплакаться от волнения.
– Дорогой наш Георгий Георгиевич! – выступил навстречу командир «Иртыша» Рязанцев. В гостиной стало тихо. – Мы пришли, вернее, совершили корсарский набег на ваш дом! Вы скоро уходите на свой первый промысел, а до сих пор не предоставили нам случая поздравить вас и Тамару Владиславовну. – Он поднял бокал шампанского. – Позвольте от себя лично и от всех офицеров пожелать вам большого счастья и любви!
Джо подал Клементьеву и Тамаре бокалы. Офицеры наперебой поздравляли Георгия Георгиевича и его жену. Клементьеву было неловко перед бывшим командиром и товарищами. С тех пор, как Тамара стала его женой, Клементьев, не зная, как отнесутся к их не освященному церковью браку, никого не приглашал к себе в дом и избегал встреч. И вот пришли друзья, чтобы показать свое искреннее отношение. В глазах Рязанцева капитан прочитал укор: «Неужели ты в нас сомневался?» Большая благодарность к Рязанцеву наполнила сердце Клементьева. Командир «Иртыша» оставил на вахте тех офицеров, которые могли бы осудить Клементьева…
В гостиной становилось шумно. Звенели бокалы, громче звучали голоса офицеров, разогретых вином, все чаще слышался смех Тамары. Произносились тосты, на Клементьева и Северова со всех сторон сыпались пожелания:
– Чтобы ни один кит не ушел от вашего гарпуна! – Чтобы паруса всегда были наполнены ветром! – Чтобы русское китоловство процветало!
Клементьев попросил тишины и сказал: – Капитан Удача, Олег Николаевич Лигов, мечтал о том дне, когда расцветет русское китоловство в этих водах, – капитан протянул руку в сторону окон, выходящих к бухте, – когда мы будем хозяевами в этих водах и ни один браконьер не посмеет войти в них! За осуществление этой мечты – лучшей памяти о капитане Удаче!
Слова Клементьева были встречены криками «ура». Потом молодые офицеры попросили Тамару Владиславовну что-нибудь спеть. Она охотно села за рояль, и ее тонкие пальцы быстро забегали по клавишам. Все притихли. После вступительных аккордов Тамара запела романс на слова Фета:
Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной!
Не отходи от меня,
Мне так отрадно с тобой…
Голос у нее был не сильный, но чистый, приятный. Моряки внимательно слушали. Клементьев волновался. Он знал, что Тамара пела о своей любви к нему. Но вот затих последний аккорд, и моряки от души аплодировали миловидной хозяйке дома и просили спеть еще, но она всех пригласила к столу.
Рязанцев сел рядом с Тамарой; Владиславовной, доставив этим ей большое удовольствие. Мрачные мысли, как и настроение, владевшие женщиной последние недели, исчезли. Ужин проходил весело, оживленно. Когда пили кофе, Рязанцев, улучив минуту, остался с Клементьевым и с Северовым наедине в их кабинете.
– Господа, – заговорил он, – охрана наших дальневосточных вод вновь ослабла. Браконьеры грабят наши богатства, бесчинствуют среди инородцев.
– Слышали прискорбную весть об отравлении стойбища тунгусов. – Северов хотел закурить, но забыл о зажженной спичке и, взмахнув ею, воскликнул: – Какими нужно быть извергами, чтобы мертвых раздеть, украсть у них последнюю рубашку…. Они хуже, чем…
Он не мог найти сравнения и жадно закурил. Рязанцев сказал:
– Ваше судно, господа, быстроходно. И я помню ваше предложение, Георгий Георгиевич, у губернатора после прихода во Владивосток…
– Мое судно к вашим услугам, – вытянулся перед командиром Клементьев, как прежде на корабле.
– Мне бы хотелось летом пройти с вами вдоль нашего побережья, – продолжал Рязанцев. – Конечно, чтобы это не было в ущерб вашему предприятию.
– Сочту за великую честь. – Георгий Георгиевич был обрадован предложением Рязанцева. – Как ты, Алексей Иванович?
– Я бы своими руками вздернул на рею пиратов! – воскликнул Северов. Он замолчал, тяжело вздохнул. Перед его глазами была Лиза. Много бы отдал Алексей Иванович, чтобы найти ее убийцу…
– Мы пойдем в Охотское море в конце июля, – решил Рязанцев.
– Есть идти в июле! – Для Клементьева слова командира Клипера звучали приказом.
2
Уильям Джиллард был давно убежден, что его уже никогда ничто не удивит. Поэтому он спокойно ждал прихода Тернова. В тот же день, когда советник обратился за помощью к портье, к нему явился Мишель. Потирая руки, он улыбался, выставив вперед нижнюю губу и кланяясь одной головой, говорил:
– О, господина Тернова я очень хорошо знаю, очень хорошо. Вы желаете его видеть? Я, конечно, могу разыскать господина Тернова, но потребуется много времени…
Однако золотая монета сократила это время до нескольких часов. Вечером в дверь номера Джилларда вновь раздался осторожный, но настойчивый стук. Это был тот же Мишель. Он еще нежнее потирал руки, приподняв плечи: – Господин Тернов сейчас в красном кабинете, и его можно там видеть.
С этого начались удивления советника. Он просил привести Тернова к нему в номер, а его, оказывается, «можно видеть». Мишель ничего не мог добавить и терпеливо ждал, пока Джиллард, чертыхаясь про себя, облачался в вечерний костюм.
Проверив, в грудном ли кармане миниатюрный, но дальнобойный пистолет, советник двинулся следом за Мишелем, который мягкими шажками вел его по лестницам, затем холодному и темному коридору и, наконец, через просторную залу со столиками у диванов и большим буфетом. Здесь было несколько красивых, но вульгарно одетых женщин, приторно пахло духами и пудрой. Немногочисленные посетители за столиками тянули со своими дамами вино. Джиллард опытным глазом определил, что оказался в публичном доме. Но это его не смутило, а даже заинтересовало.
«Какой же Тернов?» – подумал он и, вспомнив рассказ Стардсона, представил себе моряка с испитым лицом, диким выражением глаз и хриплым голосом. «Что-нибудь похуже Стардсона!»
Джилларду предстояло вновь удивиться. Когда Мишель ввел его в кабинет, где все – и мебель, и стены – было обтянуто красным бархатом, навстречу ему поднялся тщательно и со вкусом одетый человек. Он представился:
– Федор Иоаннович Тернов.
Джиллард назвал себя и, чтобы скрыть свое удивление, стал поудобнее устраиваться в кресле. Потом с мягкой улыбкой сказал:
– В вас трудно признать моряка. Вы скорее парижанин. Курите?
Советник раскрыл перед Терновым портсигар, и тот выбрал себе сигару. По жестам собеседника Джиллард видел, что Тернов – человек бывалый.
– Разве мы, моряки, обязательно должны выглядеть неряшливо? – продолжал разговор в том же духе Тернов.
– Нет, я не то хотел сказать, – покачал головой Джиллард. – Но, скажем, плавание в этих суровых водах, где ветры и туманы… Как они портят кожу на лице…
Так, ведя пустой разговор, они присматривались друг к другу. Тернов уже знал, что Джиллард из Америки, из Сан-Франциско, но кто он такой, и зачем он настаивал на встрече с ним, Терновым? Коммерсант терялся в догадках. Затем он не выдержал и спросил:
– Долго думаете пробыть в нашем молодом городе? «Торопишься узнать, зачем я к тебе пришел, – усмехнулся про себя Джиллард. – Пожалуйста». И он почти небрежно ответил:
– Теперь нет. Вот передам вам привет от Стардсона, капитана «Черной звезды». Тернов был ошарашен. От неожиданности он так затянулся дымом, что закашлялся. Выручил его Мишель, который вносил закуски и вино. Он торопливо наполнил две рюмки коньяком:
– Выпейте, не будет першить в горле, – и принялся накрывать стол.
Тернов отпил половину рюмки и с подозрением посмотрел на американца. «Откуда ему известно о Стардсоне? Может и о тунгусах знает?» Откинувшись на спинку кресла, Тернов напряженно думал, как ему быть. Когда Мишель ушел, он спросил:
– Как прошел рейс мистера Стардсона?
– Благополучно. Китовый ус он уже продал, – продолжал сообщать Джиллард. – И надеется на скорую встречу с вами.
«Он, кажется, все знает. Неужели тот капитан проболтался и о Черной бухте, и о тунгусах?» – с испугом подумал Тернов. Джиллард был безжалостен. «Я тебя скручу, как веревку, и завяжу в свой узел».
– Стардсону понравилось развлечение в бухте Черных скал! Тернов почти судорожно сжал вилку. «Если американец проболтается, об этом во Владивостоке, каторги не миновать!»
– Господин Ясинский разочарован прибылями в этом году, – продолжал Джиллард.
Это уже было слишком! Тернов грубо спросил:
– Что вам надо?
– Я друг Стардсона и хочу стать вашим другом.
Тернов подозрительно смотрел на Джилларда. Тот взялся за рюмку.
– Будем говорить откровенно. Мне наплевать, что было в бухте Черных скал и что Ясинский может обанкротиться… Я хочу вам предложить…
Джиллард оглянулся на двери. Заинтересованный Тернов сказал:
– Двойные. Из кабинета не слышно ни звука.
Слушая Уильяма, доверенный Ясинского начал успокаиваться. Джиллард ему нравился. Ну что же, он может вести торговые дела без ведома и участия Ясинского. Федор Иоаннович давно мечтал стать самостоятельным хозяином, открыть свое дело. Денег у него сейчас немного есть, но вот кораблей… Они все принадлежат Ясинскому.
Тернов вопросительно смотрел на Джилларда. Советник был доволен – этот русский ждет совета, значит, он уже согласился на его предложения. Что же, можно кое-что и посоветовать. Джиллард медленно крутил за ножку свою рюмку, следя, как золотится в ней коньяк, и предложил: – Давайте выпьем!
Тернов не отказался, и когда они, высосав ломтики лимона, взялись за сигары, Джиллард, как бы между прочим, спросил:
– Команды судов Ясинского надежны? Я имею в виду – для вас?
– Только на «Аргусе». На эту лучшую шхуну я сам подбирал экипаж. На остальных же двух… – Он покачал головой. – Бывает так, что суда гибнут, но потом всплывают, – загадочно произнес Джиллард, глядя на Тернова сквозь голубоватое облако сигарного дыма. Тернов не понимал, куда клонит американец, и молчал. Джиллард ничем не рисковал и поэтому продолжал более откровенно:
– Бывает так, что во время шторма команду смывает за борт, а судно остается целым.
Теперь Федор Иоаннович понял, о чем говорит Джиллард. Перевернув свою рюмку, Тернов поставил ее вверх ножкой. Джиллард с легкой улыбкой кивнул: они поняли друг друга. Тернову стало жутко. Но будущее было заманчивым. Он видел уже перед собой груды золота и свои суда в порту.
Советник заговорил:
– Парусный флот умирает. Смотрите, сейчас всё больше и больше паровых судов. Так почему же вам не стать владельцем парохода. Спасенные, – Джиллард на этом слове сделал ударение, – ваши шхуны можно будет продать в любом южном порту. В этом я вам помогу.
– На хороший пароход у меня не хватит денег, – охрипшим голосом проговорил Тернов.
Снова наполнили рюмки. Джиллард взял свою и подумал: «Хороший коньяк, отличный. И такое хорошее настроение». Из залы слабо доносится музыка. «Двери тут действительно двойные». Джиллард вспомнил, что в зале развлекают гостей соблазнительные женщины. Но прежде дело, дело…
– Слушайте внимательно, господин Терно-ффф! – Джиллард неторопливо, подбирая слова, стал объяснять свой план… Около полуночи Тернов протянул ему руку – широкую, крепкую. «Видно, много работал физически», – отметил советник.
Пожимая руку Уильяму, доверенный Ясинского расхохотался:
– Если бы об этом узнал капитан Удача!
– Вы знали его? – уже в который раз удивился Джиллард.
– Лигова… – Тернов ударил ладонью по перевернутой рюмке и сжал ее. – Я ненавижу это имя…
Теперь говорил Федор Иоаннович, а Джиллард слушал и отмечал: «Что же, твоя ненависть к русским китобоям может когда-нибудь и пригодиться».
Закончив говорить, Тернов вспомнил о Мэйле и Насте и почувствовал, как в нем поднялось жгучее желание отомстить им.
Джиллард был доволен встречей. Глядя на Тернова, он подсчитывал, сколько можно будет получить за него. Нравилось и то, что Тернов совсем не похож на тех людей, с которыми ему до сих пор приходилось встречаться. У тех на лице видно то, чем они занимаются. А Тернов – это же джентльмен.
– Не желаете ли поближе познакомиться с русскими девушками? – спросил Тернов.
Предложение приятно щекотнуло нервы захмелевшего Джилларда, но он ответил вопросом:
– А не опасно ли?..
Федор Иоаннович догадался, что хотел сказать его новый друг, и засмеялся:
– О, вам предстоит сорвать цветочек, с которого еще ни одна пчела не унесла и одной ароматной пылинки.
По тому, как Тернов разговаривал с Мишелем, а затем с появившейся Аделью Павловной, советник Дайльтона убедился, что моряк здесь свой человек. Джиллард решил вести переписку через этот дом.
– Да, так будет лучше, – согласился Тернов. – На почте меня знают как служащего Ясинского, и письма на мое имя могут вызвать подозрения.
На этом они были вынуждены прервать разговор: в кабинет вошла Адель Павловна, ведя за собой девиц.
…Разыскать Абезгауза, штурвального с китобойца «Геннадий Невельской», о котором писал в своей шифровке Дайльтон, Джилларду не представляло труда. Он послал рассыльного из гостиницы на судно с запиской.
Петер получил ее утром, когда сходил на берег. Вахтенный указал рассыльному на немца, и в руке Абезгауза оказался лоскут бумаги с двумя строчками по-английски:
«Старый Яльмар передает привет. Письмо от него можете получить в номере 4, гостиница «Бристоль».
Подписи под запиской не было. Петер молча кивнул рассыльному. Тот стоял, ожидая, что Абезгауз даст ему за труды, но немец только прикрикнул:
– Уходи! Шнель!
Рассыльный обиженно поморщился и отошел.
Штурвальный посмотрел на суда Клементьева. Там шли последние приготовления к выходу в море. Завтра на рассвете китобоец и шхуна «Надежда» покидали Золотой Рог. Все знали, что идут на промысел китов к берегам Кореи, но точно в какое место – Клементьев пока не сообщал. На шхуну все еще грузили порожние бочонки под китовый жир и мешки соли. До штурвального. Доносились крики:
– Майна! Вира! Стоп!
Еще ни одного кита не убили, а готовятся, как настоящие китобои». Петера злила уверенность, с какой велась подготовка к промыслу. Уж он постарается, чтобы русских постигла неудача. Там, в Гонолулу, ему только спасибо скажут. И тут же шевельнулась тревога: «А может быть, Клементьев договорился с Лигой гарпунеров? Но что ему хотят передать от Яльмара Рюда, председателя Совета Лиги?»
Абезгауз зашагал в город, потом, вспомнив о записке, разорвал ее на мелкие клочки и пустил по ветру.
Сделав необходимые покупки в маленьких лавчонках, какие встречались на каждом шагу, Абезгауз направился к гостинице. Было холодно. По немощеным улицам, с которых ветер сметал снег, грохотали телеги. Их тащили лохматые монгольской породы лошади с вплетенными в гривы красными тряпичными лентами. Возницы сидели нахохлившись в своих пушистых треухах, прижав к себе кнуты. Редкие прохожие торопились, закрывали лица от режущего ветра. Узкие, уже успевшие прогнить деревянные тротуары скрипели под сапогами Абезгауза. Он шел и проклинал и свою жизнь, и людей, и этот город на краю света. Не нужно было быть ясновидцем, чтобы предвидеть, что город будет быстро расти. «Может, остаться здесь? – спросил себя Абезгауз. – Открыть торговлю». Но тут же отказался от этой мысли. У него была давнишняя мечта – скопить денег, приобрести судно и возить китайских кули в Южную Америку, на плантации островов Тихого океана, на Гавайи. Это очень доходно. Или же заняться охотой на котиков, хотя это и опасно. Можно попасться, тогда за браконьерство придется гнить в сибирских рудниках.
Так, думая о своих планах, Петер пришел к Джилларду. Войдя в номер, он подозрительно посмотрел на советника и спросил:
– Вы привезли мне привет от Яльмара?
– Да! Садитесь!
– Давайте письмо! – продолжая стоять, потребовал Абезгауз. Его серые глаза сердито смотрели на Джилларда.
– Мне поручили передать его на словах, – отрезал Джиллард и, больше не приглашая штурвального сесть, заговорил о том, что требовал Дайльтон в своей шифровке. – Ингвалл на китобойце Клементьева?
– Да! Завтра выходим на промысел.
– Ингваллу запрещено становиться за пушку. – Джиллард взял начатую бутылку вина и наполнил два стакана. – Согрейтесь, на улице чертовски мерзкая погода.
Он поежился, но не от холода – в номере было тепло. Вчера он все-таки выпил лишнее…
– Как запрещено? – Абезгауз забыл даже поблагодарить Джилларда за угощение.
Советник рассказал, что знал из шифровки Дайльтона. Штурвальный засмеялся. Его длинное лицо приняло злорадное выражение.
– Надо проучить этого норвежца! Можно за борт?
– Нет! – остановил его Джиллард. – Рюд приказывает заставить его бить мимо китов! Надо, чтобы этот русский прогорел!
– О! – Абезгауз нахмурился. – С Ингваллом не так-то просто разговаривать.
Джиллард предложил:
– Надо намекнуть ему – если будет слушаться, Совет Лиги простит ему нарушение закона гарпунеров, иначе…
Джиллард провел по горлу рукой и указал Петеру глазами на стакан. Они выпили, и тут к Абезгаузу вновь вернулась подозрительность. Можно ли верить этому человеку? Может быть, это провокация? Нужно убедиться, что с ним ведут разговор по поручению Рюда. Немец спросил:
– Яльмар и строчки не прислал?
– Нет, – Джиллард усмехнулся. – Боитесь, что ошибаетесь? Но Рюд благодарит вас за письмо из Шанхая о китобойце Клементьева и Ингвалле. Сто долларов вы заработали.
Джиллард достал из шкафа шкатулку с деньгами и отсчитал штурвальному пачку кредиток. Это убедило Абезгауза: Не стесняясь, он пересчитал деньги и спрятал в карман. «Жадноват», – следил за немцем советник и тоном приказа сказал:
– Ингвалла заставить гарпунить море!
– Будет сделано, мистер… – Абезгауз ожидал, что Джиллард назовет свое имя. Тот промолчал, и Петер вынужден был закончить свою фразу: – У меня есть мысль…
– Олл райт! – кивнул Джиллард. – Делайте как хотите. А сейчас у меня к вам есть деловое предложение. – И, подойдя к Абезгаузу, который был выше его на голову, Уильям понизил голос: – Достаньте чертежи китобойца!
Неожиданное предложение Джилларда озадачило Абезгауза. Чертежи нужно было выкрасть из каюты капитана, а это очень опасно. Абезгауз почесал свой оголенный подбородок, погладил бакенбарды.
– Большой риск…
– Большие деньги – тысяча долларов!
Штурвальный не мог устоять против такого соблазна – тысяча долларов. Да столько не всегда заработаешь за год. Он спросил:
– Куда переслать чертежи?
Джиллард вытащил блокнот и написал адрес своей конторы в Сан-Франциско, на которой была вывеска отнюдь не с его фамилией. Листок он протянул Петеру с новыми ста долларами:
– Задаток…
3
Шхуна «Надежда» едва поспевала за «Геннадием Невельским», хотя и несла все паруса. Зимнее Японское море было неприветливым и беспокойным. Где-то на юге бушевали тайфуны, и их отголоски доходили сюда. Свистел в снастях ветер, били в борта волны, и с дробным стуком падали на палубу брызги. Они тут же замерзали белыми звездочками.
– Ух-х! Ух-х! Бум-мм! – Волны содрогали шхуну, но она не сбивалась с курса. Белов время, от времени кидал штурвальному:
– Круче держать!
Ветер был почти попутный. Капитан обратился к стоявшей рядом с ним жене Клементьева:
– Не холодно, Тамара Владиславовна?
– Нет, – Она улыбнулась Белову. – Я же должна стать моряком, Константин Николаевич! Верно?
Он молча кивнул. Слова молодой женщины напомнили ему Марию Лигову. По лицу старого капитана прошла тень грустных воспоминаний. От них его оторвала Тамара:
– Смотрите, нам сигнализируют флажками!
С шедшего впереди «Геннадия Невельского» семафорили; Белов читал, подняв к глазам бинокль: «Поздравляем капитана выходом промысел». Прочитал Белов и растрогался. Клементьев, а с ним, конечно, и Ходов, и Мэйл рады его возвращению на китобойное судно. А ведь после нападения американцев на «Аляску» он дал себе слово навсегда расстаться с китобойным делом. Но не выдержало сердце. И Белов был рад, что вот снова ведет парусное судно, то самое, что потопило его «Аляску». Бог справедлив и не забывает наказать виновных. Слава тебе, всевышний!
Радовалась и Тамара. Она не замечала ни хмурой погоды, ни качки и мысленно молила: «Дуй, ветер, дуй!» Ей хотелось скорее оказаться в Японии. Там, в русской церкви, священник наденет ей обручальное кольцо, которое уже столько раз примеряла Тамара и каждый раз с тяжелым вздохом укладывала обратно в сафьяновый футляр. Теперь оно находится у Георгия.
