Текст книги "Трагедия капитана Лигова"
Автор книги: Анатолий Вахов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)
– Что вам угодно? – повторил Ясинский. – У меня очень немного времени, да и поздний час теперь. Говорите короче!
– О! Я буду счастлив исполнить вашу просьбу. – Японец выпрямился и встретился взглядом с Ясинским. – Мои хозяева просят вас не делать концессии мистеру Дайльтону…
– Как вы смеете?! – громко, с негодованием воскликнул Ясинский.
– Господин Лигов не знает, что вы продаете его сырье мистеру Дайльтону, – быстро и с неприятной для Ясинского интонацией сказал Хоаси.
– Вы занимаетесь шантажом! – уже тише, но с прежним возмущением говорил Ясинский.
– Господин Лигов будет очень на вас сердиться, – спокойно сказал Хоаси, – если мы покажем ему американскую газету, в которой написано, что вы продаете его продукцию мистеру Дайльтону.
– Какие газеты, где газеты? – Ясинский почувствовал опасность, которая нависла над ним.
– Прошу присесть. – Хоаси достал из кармана газету и, развернув ее, указал на подчеркнутую заметку.
Владислав Станиславович пробежал ее взглядом. Лоб его покрылся испариной. Он понял, что застигнут врасплох. Японцу ничего не стоит показать эту заметку Лигову – и тогда все пропало. Да как еще к этому отнесется Клементьев? Молодежь теперь такая щепетильная, патриотическая, черт ее дери!
– Что вы хотите от меня? – спросил Ясинский.
– Разрешите сесть? – Хоаси кивнул на кресло.
– Да, пожалуйста. – Ясинский опустился напротив японца и указал на ящик с сигарами: – Прошу.
Хоаси привычным жестом выбрал сигару и ловко прикурил ее. Все это не ускользнуло от Ясинского, начинавшего понимать, что перед ним не простой мелкий делец.
Посмаковав первые затяжки, Хоаси заговорил:
– Будем беседовать как деловые люди?
…Было уже за полночь, когда Ясинский, сам проводив до дверей Хоаси, остался один. Долго ходил Владислав Станиславович по кабинету, курил, думал. Эти японцы, кажется, народ деловой. Кисуке Хоаси предлагает сотрудничать с ними. Это, по его словам, принесет больше прибыли Ясинскому, чем он получает у Дайльтона. Японцы не только, оказывается, заинтересованы в том, чтобы Дайльтон не получил концессии на Шантарских островах, но и в том, чтобы у них был свой русский человек здесь, во Владивостоке. Вот они намереваются купить земельные участки, заняться строительством, торговлей… В то же время японцы, как дал понять Хоаси, не будут возражать против того, чтобы Ясинский продолжал служить у Дайльтона.
«Вам будет очень удобно иметь такие широкие связи, – вспомнил Владислав Станиславович слова японца, – конечно, мистер Дайльтон не должен знать о нашем с вами сотрудничестве».
Ясинский рос в собственных глазах. Видно, он незаурядная личность, если в нем нуждаются, добиваются его сотрудничества. Владислав Станиславович сказал Хоаси на прощание, что он обо всем должен подумать, и обещал дать ответ через два дня. Но уже сейчас он знал, что согласен на все предложения японца. Ясинский поедет в Петербург, где нужно будет сделать кое-что и для Хоаси, но вернется оттуда с неудачей. Дайльтон не получит концессии на Шантарских островах, но откуда он узнает, почему это не удалось сделать Ясинскому?
Довольный принятым решением, Владислав Станиславович открыл свой шкафчик и, выбрав одну из бутылок, налил себе в бокал темно-коричневого вина. Подняв бокал на свет оплывших свечей в настольном канделябре, он посмотрел, как переливается вино, и проговорил:
– За успехи!
Утром Ясинского разбудил выстрел в порту. «Пришло какое-то судно», – подумал он спросонья и перевернулся на другой бок.
Но через два часа его трясла за плечо жена. Встревоженная, она скороговоркой произнесла:
– Вставай, Славик, вставай, скорее! Беда!
– Какая беда? – Ясинский с неудовольствием смотрел на жену.
– Твоих китобоев привезли. Они в госпитале.
– Что такое? – не понимал Владислав Станиславович.
– Белова и нескольких матросов подобрало судно, шедшее с Камчатки, – передавала жена Ясинского новость, которая уже облетела весь небольшой пост.
Ясинский, не завтракая, поспешил в морской госпиталь. У небольшого, сложенного из бревен домика собралось много народу. Никого внутрь не пускали. Люди заглядывали в окна, но их отгоняли матросы.
Владислав. Станиславович без затруднений вошел в госпиталь. Доктор проводил его к больным.
На койках лежало семь человек и среди них один негр. Это были все, кто остался в живых из команды «Аляски». Доктор подвел Ясинского к койке, на которой лежал Белов. Владислав Станиславович едва узнал капитана. Перед ним лежал совершенно седой человек с исхудалым лицом.
– Они голодали около двух недель, – сказал доктор Ясинскому.
Белов открыл глубоко запавшие глаза и, узнав Ясинского, едва заметно кивнул ему.
– Константин Николаевич. – Ясинский сел на табуретку рядом с койкой, взял капитана за руку. – Что с вами приключилось?
– Дайльтон… потопил… мою «Аляску», – тихо произнес Белов. Был он очень слаб, Ясинский ждал, что капитан что-нибудь добавит, но Белов молча лежал с закрытыми глазами. Доктор сделал Ясинскому знак покинуть палату.
Владислав Станиславович возвращался домой как в тумане. Перед глазами его было изможденное лицо Белова, а в ушах все еще слышался его слабый голос: «Дайльтон… потопил…»
«Дайльтон, Дайльтон… потопил…» – повторял про себя Ясинский, и страх овладел им.
Когда через два дня Кисуке Хоаси позвонил в условленный час у дверей дома Ясинского, швейцар сказал японцу:
– Вас приказано не пускать. Господин Ясинский наказали передать, что они больше не желают видеть вас. Все-с!
Дверь захлопнулась перед лицом Хоаси. Он с шипящим свистом выдохнул воздух. Глаза его недобро заблестели. Кисуке пошел от дома, не зная, что за ним из-за портьеры окна следит Ясинский. Когда Хоаси исчез за углом, Владислав Станиславович облегченно вздохнул и дрожащей рукой отер пот на лбу. Потом торопливо подошел к шкафчику.
3
…«Очнулся я снова уже в вельботе. Мои матросы дружно налегали на весла, Джо Мэйл поил меня водой. Когда я немного поправился, то поднялся, чтобы осмотреть море. Островов уже не было видно, кругом лежал густой туман. Определить наше местонахождение было невозможно. На вельботе не оказалось компаса. Небо было закрыто тучами.
Наступила ночь. Я забылся тревожным сном. Матросы поочередно садились на весла, гребли, не жалея сил. Джо, этот замечательный человек, которому я обязан своей жизнью, трудился за двоих и был самой внимательной нянькой. Я бы не выжил, если бы не он. Вскоре мною овладела хворь, и несколько дней я был без сознания, бредил. Я не знал, что матросы последний глоток воды, крошку еды отдавали мне, а Мэйл, как потом рассказали матросы, свою воду делил со мной пополам.
Положение наше было ужасным. Жажда, голод, неизвестность мучили нас. Несколько человек мы похоронили в море. На четырнадцатые сутки нас подобрало судно, которое шло во Владивосток. Не буду описывать всех наших переживаний, особенно во время шторма, когда мы прощались с жизнью, вверяя свою судьбу в руки божьи. Надеюсь, что мы скоро встретимся во Владивостоке, и я вам все доложу.
Дорогой Олег Николаевич! Состояние моего здоровья таково, что я больше не смогу быть рядом с вами, промышлять китов. Здесь мне предлагают быть капитаном транспорта, совершающего регулярные рейсы между Владивостоком и Японией. И я решил принять это предложение…»
Лигов опустил письмо, задумался. Было радостно, что Белов жив, но печалило то, что он не будет больше вместе с ним охотиться на китов. Вновь в бухте Счастливой Надежды всего только одно китобойное судно.
Олег Николаевич дочитал письмо, которое ему с оказией доставили из Владивостока через Николаевск, и с матросом отправил его на берег.
– Передай Северову, – сказал Олег Николаевич, – пусть порадуется за Белова. Да пусть быстрее собирается, а то уйду на рассвете без них. Так и Марии Ивановне скажи.
Лигов невесело рассмеялся. Скорее, скорее во Владивосток, а оттуда он направит Алексея и Белова в Петербург. Теперь-то в столице увидят, что иностранцам больше спуску давать нельзя. Пора обуздать их.
Олег Николаевич прошелся по шхуне. На корабле стояла суматоха, как это обычно бывает на судне, готовящемся выйти в плавание. Лигов отдавал распоряжения, следил, как укладываются в трюм последние бочки с жиром.
С берега донесся выстрел. Все на шхуне прекратили работу, устремив взгляды на дом капитанов. Там, на крыльце, стояли Алексей, Мария, Лиза и матрос. У Северова в руках было ружье. Вот он снова поднял его, и два выстрела докатились до шхуны.
В руках женщин взметнулись, точно вымпелы, косынки. Это они салютовали Белову и спасшимся с ним морякам.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
1
Капитан Стардсон метался по мостику. Его красное, обветренное лицо было злым. Рослый, широкоплечий капитан шхуны «Блэк стар» сейчас походил на загнанного в клетку волка. Матросы и боцман избегали встречи с ним. На шхуне было тихо. Только ветерок тонко посвистывал в снастях да негромко рокотало море, слегка покачивая судно.
Ясный, солнечный полдень был не по душе Стардсону. Он, как и каждый пират, предпочитал ночь или, в худшем случае, туман, когда можно было подойти почти незаметно к чужому судну и взять на абордаж. Да и безопаснее это было во много раз. «Кто первый нанесет удар – тот и будет в выигрыше, тот и окажется правым», – подумал про себя Стардсон и хриплым голосом выругался, вспомнив, что эти слова принадлежат Дайльтону.
О, как сейчас капитан ненавидел президента компании! Он до мелочи помнит последнюю встречу с ним.
Дайльтон вызвал Стардсона к себе в хижину на берегу. В ней кроме президента был Хоган. Стардсон вошел к Дайльтону, поздоровался с ним, а тот даже не ответил на приветствие, не пригласил капитана присесть. Опершись о стол локтем и положив свой тяжелый подбородок на ладонь, президент несколько минут испытующе смотрел на капитана. Стардсон чувствовал себя так, словно стоял перед дулом пистолета со взведенным курком.
Ему был очень хорошо знаком этот пристальный взгляд почти бесцветных глаз. Так Дайльтон смотрел на Дэя, когда тот не смог переправить оружие южанам. Вскоре его нашли с простреленной грудью. Дайльтон не сводил взгляда с капитана Ферри, отказавшегося потопить судно, на котором был его отец, и Ферри в тот же день болтался на рее.
Нет, лучше не вспоминать. Стардсон слишком хорошо знает президента. Там, где ему грозит убыток, он отбрасывает нерадивых, по его мнению, людей, как шелуху.
Стардсон стоял неподвижно. Дайльтон пожевал губами и, откинувшись на спинку кресла, спокойно, очень спокойно, вполголоса проговорил:
– Вы слишком дорого обходитесь мне, Стардсон. Да, слишком дорого. «Блэк стар» – шхуна не для морских прогулок, а для дела!
При этих словах Дайльтон неожиданно ударил кулаком по столу. Полураспитая бутылка рома опрокинулась. Хоган поднял ее. Президент встал и, подойдя к капитану вплотную, спросил:
– Ты слышишь, ублюдок? – Дайльтон кричал так, что в ушах Стардсона зазвенело.
Президент сделал движение, словно хотел схватить капитана за горло. Стардсон отшатнулся. Дайльтон презрительно усмехнулся:
– Ты трус, Стардсон! Тебе под стать только лапать эскимосок, а не водить «Блэк стар» в настоящее дело!
Президент вернулся к столу и ровно заговорил:
– Слушай, Стардсон, это наш последний с тобой разговор, если ты не выполнишь моего приказа. Слушай и запоминай. Китобойное судно капитана Лигова – «Мария» – не должно существовать. Нужно потопить его, уничтожить самого Лигова, а всю колонию сжечь. На подмогу тебе подойдет Уэсли.
Дайльтон снова повысил голос:
– Если в эти дни Лигов не будет уничтожен, ты догонишь капитана Ферри. Это так же верно, как то, что меня зовут Дайльтон. Ясно?
– Да, хозяин!
Стардсон вытянулся. Рубаха на спине у него промокла насквозь. Шрам на лице стал еще более багровым. Дайльтон небрежно бросил:
– Вон!
Как Стардсон оказался на «Блэк стар», он не помнил. На следующее утро шхуна снялась с якоря. И вот теперь Стардсон подстерегает Лигова. Войти ночью в бухту и внезапно напасть на «Марию» было совершенно невозможно. Там круглые сутки топятся жиротопные печи, идет разделка китовых туш, и только сунься Стардсон – его раздавят, как жареный каштан.
С наступлением темноты Стардсон подвел «Блэк стар» поближе к берегу и стал наблюдать, как полыхают багряные огни, а с рассветом ушел на юг и здесь отстаивался за скалистым островком, поджидая, когда Лигов на своей шхуне выйдет в море. Вся боевая операция по потоплению русского китобойного судна была продумана до последней мелочи.
В живых должен остаться или он – Стардсон – или Лигов. Значит, Лигов будет на дне. Стардсон снова выругался и оторвался от своих дум. Он скользнул взглядом по голубой поверхности моря, по желтовато-коричневым обрывистым берегам пустынного острова.
С резким криком реяли над водой чайки. Вот одна взвилась, держа в клюве большую извивающуюся серебристой полосой рыбу. К удачливому, рыболову ринулись десятки птиц. В воздухе закружился белый водоворот, и рыба, отбитая у первой чайки, полетела к воде, но ее на лету подхватила другая чайка и быстро скрылась за островком.
– Вот таким и надо быть, как эта чайка, – восхищенно сказал Стардсон.
– Да, сэр! – согласился старший помощник. – Нам надо… Но его прервал крик марсового:
– Из-за мыса выходит шхуна Лигова!
– Поднять… – начал отдавать команду старший помощник, но его остановил Стардсон:
– Командовать буду я!
Его распоряжения повторяли старший помощник, боцман. Матросы сновали по палубе, взбегали по вантам, тянули концы, и «Блэк стар» стремительно одевалась в белоснежные паруса. Их наполнял ветерок. Шхуна быстро набирала ход.
Стардсон не отрывался от подзорной трубы, следя за судном Лигова. «Мария», обогнув мыс, взяла курс на юго-восток, удаляясь от «Блэк стар». Стардсон приказал поднять все паруса, И шхуна, чуть накренясь на левый борт, ускорила ход. У форштевня белыми усами поднимались буруны, за кормой вилась пенистая дорога.
– Всем занять места! Возможен абордаж! – крикнул Стардсон и снова вскинул подзорную трубу.
…На «Марии» еще не заметили «Блэк стар». Шхуна Лигова шла средним ходом. Олег Николаевич стоял на мостике с женой. Молодая женщина в ожидании ребенка еще больше похорошела. Ее статная фигура с высокой грудью стала несколько полнее, женственнее. Две тяжелые темные косы были уложены на затылке гордо вскинутой головы. Сейчас Мария особенно напоминала свою мать – гречанку. У нее были такие же горячие, широко раскрытые черные глаза под размашистыми, точно крылья чайки, бровями, тонко очерченный нос и полные яркие губы на смуглом лице. На ней была куртка на гагачьем пуху с воротником из морского котика. Пышную прическу облегал яркий кашемировый платок.
Скользнув взглядом по Скалистому острову, Мария первая заметила выходящую из-за него «Блэк стар».
– Чья это шхуна, Олег? – спросила Мария. – Она, кажется, идет к нам.
Лигов неторопливо поднял подзорную трубу и взволнованно воскликнул:
– Да это же моя шхуна «Петр Великий», которую купили американцы! Алексей, поднимись на мостик!
Лигов жадно осматривал шхуну, которую так любил когда-то. С палубы поднялся Северов. Он тоже узнал шхуну. «Блэк стар» быстро приближалась. Алексей проговорил:
– Что они здесь делают? Ведь их уже не раз предупреждали не появляться в наших водах!
– Похоже, что хотят нас догнать, – медленно проговорил Лигов, наблюдая за «Блэк стар».
Лицо капитана стало серьезным, над переносицей появились морщинки, губы сжались так, что на скулах дрогнули желваки. Лигов был обеспокоен. Появление чужой быстроходной шхуны у бухты Надежды и настойчивое желание нагнать шхуну «Мария» показались ему подозрительными. В это время «Блэк стар» изменила галс, и «Мария» оказалась между ней и островом.
– Поднять паруса! – скомандовал Лигов и его голос прозвучал так, что Мария встревоженно тронула мужа за плечо:
– Что случилось, Олег?
– Тебе, дорогая, лучше уйти в каюту, – сказал Лигов, следя за подъемом парусов. – Мне что-то не нравится их поведение.
– Они нагоняют нас! – крикнул Алексей.
Теперь «Блэк стар» шла уже не параллельно «Марии», а направлялась к ней на сближение. Лигов понял, что задумали на «Блэк стар», и приказал повернуть ближе к берегу, но маневр отнял время.
На «Блэк стар» приготовились к нападению на шхуну «Мария». Как только Стардсон увидел, что его маневр удался, он, злорадно улыбнувшись, крикнул:
– Оружие к бою!
Матросы Стардсона залегли вдоль бортов с винчестерами. Канонир навел пушку на русское судно. На «Блэк стар» стало тихо. Проверив на поясе пистолеты, Стардсон впился руками в поручни мостика. Теперь он хорошо видел русских китобоев на палубе, Лигова и Алексея на капитанском мостике. Присутствие женщины несколько удивило его, так как он знал, что не в обычае китобоев брать в море женщин.
– Черт возьми, хорошенькая! – проговорил он, разглядывая Марию в подзорную трубу, и крикнул на всю шхуну: – Ребята! Если пойдем на абордаж, бабу в ярком платке не трогать. Доставить мне живьем! Кто тронет ее хоть пальцем, будет висеть на рее! А теперь внимание – огонь!..
А за несколько минут до этого на русской шхуне, по приказу Лигова, были подняты сигнальные флаги:
– Почему преследуете? В чем дело? Отвечайте!..
Лигов, Мария, Алексей и все остальные напряженно ждали ответа, но его не было. Лигов и Алексей переглянулись. Теперь все стало понятным. Так вот кто виновен в том, что стали исчезать китобойные суда даже в спокойную погоду.
– Друзья! – крикнул Лигов команде шхуны. – Пираты хотят нас потопить. Приготовиться к бою!
На шхуне было всего десяток стареньких ружей да две пары, пистолетов. Гарпунер обрезал линь у гарпуна, и теперь стальная четырехпудовая пика превратилась в необычный снаряд. Петр уже прицеливался, готовясь произвести выстрел из гарпунной пушки по первому сигналу. Его лицо стало сосредоточенным, а глаза сузились.
– Мария, уходи в каюту, – приказал Лигов, но жена только покачала головой и, коснувшись горячими губами его щеки, сказала:
– Я с тобой!
Теперь обе шхуны были совсем рядом. Когда между ними осталось не более сорока метров, с «Блэк стар» раздался залп.
Над русским китобойным судном засвистели пули. Они защелкали по деревянным надстройкам, дзинькали, ударяясь в гарпунную пушку, и с визгом рикошетили. Петр охнул. Пуля впилась ему в бедро. Он упал на правое колено и, сжав зубы, направил гарпунную пушку на капитанский мостик «Блэк стар».
Гул прокатился над морем. Гарпун с гудящим свистом прорезал воздух и вонзился в мостик, почти надвое разорвав старшего помощника Стардсона.
– Год дэм! – закричал капитан. – Сильнее огонь, ребята! Всех до одного перещелкаем! Готовься на абордаж!
На русской шхуне было уже несколько раненых матросов. Петр вместе с боцманом снова заряжали пушку, но в это время выстрелил канонир с американской шхуны, и «Мария» вздрогнула. У ее форштевня появилась пробоина. Наступил момент, когда шхуны должны были сойтись. Стардсон охрип от крика. По его приказу пять стрелков вели огонь по Лигову, но он оставался невредимым, точно пули обходили его. Мария стояла рядом с побледневшим лицом.
Лигов не обольщал себя надеждой. Он понял, что наступил конец, и протянул жене свой пистолет:
– Возьми для себя, если…
Он не стал договаривать, они поняли друг друга…
Оба судна прошли вдоль всего острова, и сейчас оставались считанные минуты, чтобы оказаться у его южной оконечности. К этому стремился Лигов, рассчитывая войти на мелкую воду. «Блэк стар» с более глубокой посадкой отстала бы, пираты едва ли решились бы атаковать «Марию» с шлюпок. Стардсон понимал маневр Лигова и старался нагнать его шхуну, но Олег Николаевич все больше прижимал ее к берегу.
– Черт возьми этого Лигова! – в ярости орал Стардсон. – Мы можем вместе с ним вылететь на мель! Вы, койоты, бейте по капитану. Сто долларов тому, кто отправит его на небеса.
Стардсон с пистолетом ринулся к стрелкам, награждая их пинками. Потом выхватил у одного ружье и сам прицелился в Лигова, но сразу же выронил оружие из простреленной руки.
– Баба мешает! – крикнул один из стрелков. – Боимся ее задеть!
– Дьявол с ней! Бейте! – кричал Стардсон, морщась от боли. Кисть его левой руки была разможжена.
Раздался дружный залп, за ним второй, и в этот момент к Стардсону подбежал шкипер:
– С юга подходит русский военный корабль. Марсовый видит его!
Стардсон выругался так, как еще не ругался никогда в своей жизни, и отдал команду повернуть судно в сторону океана. Надо было уходить. «Блэк стар» меняла курс. От этого Стардсон сморщился больше, чем от боли в раненой руке. Он крикнул:
– Не прекращать огонь!
Пираты стреляли непрерывно. Лигов вначале не понял, почему «Блэк стар» стала уходить, но тут же увидел клипер «Иртыш». Он первый закричал «ура». Его возглас подхватили на палубе все, кто мог. И вдруг радостный крик прервался.
Лигов подхватил на руки падавшую Марию. Ее руки были прижаты к простреленной в нескольких местах груди. С ужасом Лигов позвал:
– Мария! Мария! Мария!..
Она была мертва. Лицо побледнело. Широко открытые глаза неподвижно и слепо смотрели в высокое голубое небо с редкими, медленно плывущими облаками, белыми и чистыми. Над шхуной еще зло повизгивали редкие пули, но их никто не замечал. Китобои смотрели, как медленно Лигов опустил тело Марии на палубу и, сняв фуражку, стал около жены на колени.
Боцман приспустил флаг. «Блэк стар» быстро удалялась. Над морем снова стало тихо. Только печально гудел в снастях и простреленных парусах ветер и, казалось, так же печально рокотало море. Моряки, вполголоса переговариваясь, убирали тела убитых товарищей, перевязывали раненых.
Лигов ничего не помнил. Он видел лишь лицо Марии. Оно было неподвижное и спокойное, и в этой неподвижности было что-то загадочное и страшное… Что именно – Лигов не мог понять. Он оцепенел от горя. Он не мог поверить, представить себе не мог, что нет Марии, его Марии, той, которая так много дала ему счастья и радости, той, которая обменяла уют петербургской жизни на суровую и полную невзгод и опасностей жизнь китобоев в далеком крае.
Когда Алексей и боцман Фрол Севастьянович поднялись на мостик, они увидели, что их капитан, капитан, который учил их смелости и мужеству, который никогда ни одним мускулом не выдавал своего волнения, плачет…
Алексей и боцман, обменявшись взглядом, спустились с мостика. Капитан должен был остаться один…
…Лигов пришел в себя, почувствовав, что его кто-то уже довольно долго осторожно, но настойчиво трогает за плечо. Он поднял свой затуманенный взгляд. Перед ним стоял боцман. Он проговорил:
– Олег Николаевич. Офицер с клипера. Лигов сперва не понял, а потом кивнул:
– Да, да, иду!
Он поднялся, надел фуражку и спустился по трапу на палубу.
Навстречу Олегу Николаевичу шагнул высокий стройный офицер. Лигов узнал в нем Клементьева. Георгий Георгиевич, приложив руку к фуражке, сказал:
– Командир клипера просил узнать, чем мы можем вам помочь.
Лигов посмотрел на уходящую шхуну «Блэк стар», резко спросил лейтенанта:
– Почему не преследуете бандитов?
– Успели далеко уйти! – ответил лейтенант. Он с бессильной яростью смотрел вслед удалявшейся шхуне.
Марию хоронили на вершине Изумрудной сопки, где так часто она бывала с мужем, любуясь морем.
Олег Николаевич стоял у гроба с обнаженной головой. Ветер перебирал его русые волосы, в которых вдруг появились холодно поблескивающие седины. Горе провело по лицу глубокие морщины. Капитан разом заметно постарел и, точно под непосильной ношей, опустил свои сильные плечи.
Китобои и офицеры с клипера стояли молча. Алексей что-то говорил, но Лигов не слышал его слов. Он был наедине с Марией, мысленно с ней разговаривал. Клементьев смотрел на лицо Олега Николаевича, и в его груди росла ненависть к тем, кто принес горе такому человеку. Быть может, в эти траурные минуты у молодого офицера и созрело окончательное решение оставить военную службу и стать китобоем. Офицер поднял руку и перекрестился…
Лигов поцеловал Марию в лоб. Она лежала в гробу со спокойным лицом, точно в глубоком сне. И когда гроб накрыли крышкой, Олег Николаевич все еще, казалось, видел лицо любимой. Он стоял неподвижно. Алексей тронул его за руку и указал на могилу.
Олег Николаевич бросил на нее горсть земли. Когда над могилой вырос холмик, китобои подняли ружья. Едва смолк их залп, как у бортов клипера, стоявшего в бухте, возникли белые облачка, и над морем прокатился гул пушечных выстрелов. Они прозвучали трижды.
Люди начали спускаться с сопки. У могилы остался один Лигов. Он стоял у большого валуна, около которого не раз сидел с Марией. Теперь валун лежал у ее изголовья, и на одной стороне было высечено имя…
Поздно вечером Лигов вернулся в дом. В колонии было тихо, печально. Только глухо рокотало море. Алексей, командир клипера Рязанцев и Клементьев о чем-то оживленно разговаривали в столовой. Лизоньки в доме не было. Она вместе с доктором с «Иртыша» ухаживала за ранеными китобоями, которых положили в больницу. Двум из них пришлось делать операции из-за раздробленных пулями костей.
При виде Лигова все смолкли. Капитан повесил фуражку у двери и, подойдя к столу, спросил:
– О чем беседуете, господа?
Олег Николаевич хорошо владел собой. Он присел и посмотрел на Алексея. Тяжело переживавший гибель сестры, Северов стал еще горячее, невыдержанней. Он, быстро меряя шагами столовую, возбужденно говорил:
– До каких же пор, господа, мы будем терпеть это? Почему вам даны такие странные приказы охранять наши здешние воды, но не брать в плен, не наказывать бандитов, даже если они и в международных водах? Они уже утопили «Аляску», грабят острова, убили нашу Марию… – Глаза его яростно горели. – Тот, кто дал вам подобные инструкции, – совершает преступление!
– Таковы международные законы! – тихо сказал Рязанцев.
Все помолчали.
– Мы вынуждены сейчас прекратить наш промысел, – заговорил Лигов. – Этого и добивался Дайльтон. Я иду во Владивосток – надо еще раз переговорить с генерал-губернатором. Ты, Алексей, останешься здесь. – Лигов поднялся. – Спокойной ночи, господа!
Он ушел.
2
Несколько дней матросы с клипера по приказу Рязанцева помогали ремонтировать шхуну «Мария». Была заделана пробоина у форштевня, исправлен такелаж.
Никто в бухте Счастливой Надежды не подозревал, что за ними наблюдают вражеские глаза. Стардсон через сутки после боя высадил ночью на берег трех матросов. Они, подойдя к колонии, укрылись на склоне сопки и здесь следили за русскими.
Стардсон не мог возвращаться к Дайльтону без сообщения об окончательном уничтожении русского китобойного предприятия. «Блэк стар» вновь пряталась у Скалистого островка. Рука Стардсона висела на перевязи, она была безнадежно искалечена. Капитан пиратской шхуны с нетерпением ждал подхода «Орегона». У Уэсли один из матросов был знаком с хирургией и мог ампутировать ему руку.
И в то же время при мысли об «Орегоне» у Стардсона портилось настроение. Почему он не дождался Уэсли, как было условлено? Хотел выслужиться перед Дайльтоном, не делить с Уэсли награду? Да, так бы оно и было, если бы не появился русский клипер. Вот уж его он никак не ожидал! Стардсон скрипнул зубами. Как будет рад Уэсли его неудачам!
«Орегон» подошел на рассвете. Как и ожидал Стардсон, Уэсли не смог сдержать ухмылки, когда узнал о происшедшем. Он с чувством превосходства назидательно проговорил:
– Не надо было соваться одному. Мог голову потерять!
– Ладно! – оборвал его Стардсон. – Сожжем русскую колонию, как только клипер уйдет из бухты. Придется всем высаживаться на берег.
– Кроме тебя! – Уэсли кивнул на толсто забинтованную руку Стардсона. – Ты в дело не годишься.
Тот вынужден был согласиться, и это поставило его в подчинение Уэсли.
Следующей ночью к «Блэк стар» подошла шлюпка. На борт поднялся один из разведчиков. Он доложил, что шхуна «Мария» под охраной клипера «Иртыш» уходит во Владивосток.
– Лигов жив? – спросил Стардсон.
– Да, – кивнул матрос. – Похоронены его жена и четверо матросов.
Стардсон выругался, шрам его побагровел.
– Значит, Лигова упустили. – Уэсли посмотрел на Стардсона каким-то особенным взглядом. – С клипером лучше не встречаться. Везет этому капитану Удаче. Разделаемся хоть с колонией.
Утром «Мария» и «Иртыш» вышли в море и взяли курс на юг. На клипере вели наблюдение за морем, но пиратов не обнаружили – их суда скрывались у западного берега Скалистого островка.
После полуночи, когда на берегу погас последний огонек, вбухту Счастливой Надежды вошли «Орегон» и «Блэк стар». Тихо спустив вельботы, пираты, вооруженные винчестерами, пистолетами и ножами, высадились на берег.
Разделившись на несколько групп, они рассыпались по поселку. Уэсли с десятком человек подбежал к бараку, в котором когда-то бывал. Окна его были темные. Видно, все спали.
Уэсли рванул дверь. Она была заперта. Капитан тихо выругался и громко постучал. В это время внизу, в поселке, затрещали выстрелы и вспыхнуло пламя. Оно взметнулось в черное небо сперва небольшим языком, но сразу же быстро стало разрастаться. Это пираты подожгли на берегу ворвань, которая осталась под навесами у жиротопных печей, и подпалили несколько жилищ эвенков.
За дверью раздался чей-то голос, он о чем-то спрашивал. Уэсли снова постучал. Дверь открылась. На пороге стоял человек в белой рубашке. Уэсли выстрелил ему в грудь и, перешагнув через упавший труп, вбежал в барак, стреляя наугад в темноту. Он не догадался, что на фоне раскрытой двери его было хорошо видно. Отсвет разгоравшегося пожара на берегу падал на окна, на пиратов, вбегавших следом за Уэсли.
Барак наполнился криками, выстрелами. Уэсли закричал, чтобы его люди зажгли свет, и в тот же момент сильный удар в голову отшвырнул его к стене. Уэсли выронил пистолет. Что происходило в темноте – он не мог разобрать. Люди дрались.
Один за другим из барака выбегали пираты и русские, и борьба продолжалась. Русские быстро пришли в себя от неожиданного выстрела Уэсли, убившего Суслина. В бараке жили раздельщики китовых туш, рабочие жиротопных печей и бондари. Вооружившись всем, что попало под руку, они отбили нападение. Пираты, быстро расстреляв патроны и ранив в темноте только двух человек, пустили в ход ножи, но русские не отступили.
Уэсли понял, что нападение не удалось, выскользнул из барака и скрылся в темноте, бросив своих матросов. Он сбился с пути и натолкнулся на небольшой домик.
…Алексеи Северов проснулся от испуганного голоса жены. Она стояла у окна и громко звала его. Красный отсвет пожарища, бушевавшего на берегу и в поселке, дрожал на ее смуглом лице. Алексей услышал далекие выстрелы: Он подбежал к окну, и на мгновение ему показалось, что он видит кошмарный сон. На берегу метались люди. Море огня заливало поселок, черную воду бухты и освещало две шхуны. Увидев их, Алексей сжал кулаки:
