Текст книги "Трагедия капитана Лигова"

Автор книги: Анатолий Вахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

Опустив на песок ножи, Лэрри как можно дружелюбнее и вполголоса, чтобы не разобрали остальные, сказал Рогову: – Если какой нож окажется тупым – скажите. Заменю.

В голосе матроса, в его взгляде было что-то особое, располагающее, и это заставило Рогова в свою очередь пристально и изучающе посмотреть на Лэрри Дэя. Они встретились глазами, и Лэрри дружески улыбнулся. Это заметил только Рогов и в тон моряку ответил:

– Олл райт!

И между ними возникло еще слабое, но уже понятное для каждого чувство товарищеского участия.

«Может быть, мы знакомы? – спросил себя Рогов, напрягая память. – Нет, с ним я никогда не встречался. Но парень, кажется, нам хочет помочь. Дальше увидим».

К русским подошел кривоногий китобой и приказал Рогову: – Быстрее принимайтесь за дело. Живее, ну!

– Мои ребята проголодались, – спокойно сказал Рогов. – Сначала заработайте на обед, – засмеялся кривоногий. – С голоду у нас не помрете. А ты, – он обернулся к Лэрри Дэю, – тоже принимайся сало резать. Живо, ну!

Лэрри Дэй неторопливо отошел, провожаемый сочувственным взглядом Рогова.

Гарпунер первый взялся за флейшерный изогнутый нож с, остро отточенным лезвием. Но едва из туши хлынула струя крови, плотник швырнул на песок нож и глухо проговорил:

– Не могу.

К Кленову, стоявшему по пояс в воде, подскочил кривоногий китобой, руководивший разделкой, и что-то крикнул, указывая на нож.

Кленов вышел на берег, не обращая внимания на крик. Кривоногий бросился за ним, схватил его за рукав, но плотник отшвырнул китобоя и направился к штабелю дров. Здесь он опустился на бревно, в котором торчал топор. Вокруг Кленова собрались матросы. Среди них был и встревоженный Лэрри Дэй. Он опасался за участь Кленова. Плотник не обращал на китобоев внимания. Послышались голоса:

– Капитан Хоган! Матросы расступились, уступая дорогу высокому. Сейчас он был в шапке из соболей и короткой кожаной куртке. Кривоногий быстро сказал ему что-то. Хоган носком сапога постучал по колену плотника. Тот поднял голову, но не встал.

– Стенд ап! – крикнул Хоган, жестом приказывая идти на разделку кита.

Кленов покачал головой.

Хоган замахнулся, чтобы наотмашь ударить плотника, но так и застыл с поднятым кулаком. Рука Кленова крепко сжимала топорище.

Матросы невольно подались назад. Хоган опустил руку. По его приказу привели Рогова, и тот перевел Кленову приказ американца:

– Тебе, Антон Прокопьевич, приказывают рубить дрова, там – в лесу!

– Так-то лучше! – вздохнул Кленов и отшвырнул топор. Облегченно перевел дыхание и Лэрри Дэй.

Для жиротопных печей китобои заготовляли дрова в лесу, подступавшем к самому берегу. Деревья рубили подряд, но лучшие стволы не распиливали, а скатывали к берегу. Здесь уже было несколько штабелей хорошей строительной древесины.

Кленов работал неторопливо, но никто из самозванных хозяев острова его не подгонял, они лишь с опаской на него косились.

Около полуночи русских заперли в одном из сараев, где хранились бочонки с жиром. Вместо постели пленникам бросили хвойные ветви. Лежа в темноте, китобои тихо переговаривались. Урикан высказал общее желание:

– Надо уходить!

– По морю пешком не пойдешь, – заметил Кленов.

– Капитан Лигов должен нас искать. – Рогов был в этом уверен. – Но нам тоже не следует сидеть сложа руки. Хорошо бы ночью выйти на вельботе в море.

– На нашем вельботе браконьеры сегодня китов били! – сказал рулевой с горечью. – Разбойники!

Рано утром их разбудил зычный окрик кривоногого. Туман стоял еще над морем, стлался по земле. Было свежо. Китобоев снова погнали на работу. Кленова отвели в лес, остальных – к жиротопным печам с вмазанными в них огромными котлами.

Лэрри Дэй улучил момент и сунул Рогову две плитки табаку, по которому так страдали моряки.

– Спасибо, – шепнул Рогов.

Русские китобои вырезали куски жира из туш и на носилках относили их к печам, где сваливали в котлы. Вытопленным жиром наполняли бочонки. Работа шла в лихорадочно быстром темпе. По тому, как часто к берегу подтаскивали все новые и новые туши животных, китобои поняли, что воды у островов богаты китами.

Чужеземные китобои срезали с туш жир небрежно, не переворачивая их, и оставляли нетронутой ту часть китов, которая находилась в воде. Необработанные до конца туши они оттаскивали от берега и тут же бросали их. Над бухтой стоял удушливый запах гнили. Тысячи птиц с резкими криками реяли над водой.

Из разговоров Рогов понял, что у острова охотятся китобойцы, принадлежащие компании Дайльтона, и несколько судов норвежцев, англичан и немцев.

В полдень к гарпунеру подошел Хоган и сказал:

– Будете бить китов!

– Нет! – покачал головой Рогов. – Здесь нет моего китобойного судна, моего капитана!

На тонких губах Хогана скользнула насмешливая улыбка:

– А вы надеетесь его когда-нибудь увидеть?

Не дожидаясь ответа, Хоган отошел. Рогов посмотрел на его узкую спину. Ему приходилось слышать в Гонолулу рассказы о том, что некоторые китобои во время промысла захватывают друг у друга матросов, гарпунеров, заставляют их работать, а затем уничтожают. Этот Хоган не задумываясь может поступить так же.

С тяжелым сердцем Рогов вернулся к работе. Вырубая квадратные куски жира, он думал о том, как бежать с острова, дать о себе знать Лигову. Гарпунер не раз посматривал на бухту, на выход из нее. У него постепенно складывался план бегства. Американцы часто бросали на берегу лодки без присмотра. На одной из них можно незаметно выйти из бухты.

Первую половину дня Лэрри Дэй не имел возможности переговорить с русскими. Ему хотелось как-то помочь им, облегчить их участь, сказать, что не все здесь их враги, есть и друзья.

Во время обеда он услышал, как кривоногий мастер разделки китовых туш, вернувшись от Хогана и хвастаясь своей близостью к нему, сказал резчикам:

– Через неделю трюмы «Ирокеза» будут полны ворвани и уса, и он пойдет в Штаты. Русские прокатятся на нем матросами.

– А если они откажутся? – поинтересовался кто-то из резчиков. – Отказался же бить китов их гарпунер.

– Лишняя пенька для петли всегда найдется, – засмеялся кривоногий. – Хоган не любит отпускать от себя гостей, которым не нравится у него.

Мастер вновь залился хохотом. Лэрри Дэй молча доедал свой обед. Он знал, что кривоногий говорит правду. Немало здесь было моряков, которых удерживал у Хогана лишь страх перед его местью, если они захотят уйти.

Страх за русских охватил Лэрри Дэя. Наскоро закончив свой обед, он заложил за щеку кусок табаку и отправился по берегу к дальним печам. Там работали два его друга. Быть может, они подскажут ему, как помочь русским, спасти их, как когда-то помог ему капитан Лигов.

Но Эванс и Рой, молча выслушав Лэрри, покачали головами. Рой сказал:

– Не впутывай ты нас в это дело, Дэй. Русским мы не сможем помочь, а головы свои потеряем. Не уйдут же они с островов по морю, даже если их выпустим из сарая ночью.

Дэй не мог обвинить товарищей в трусости. Они бывали в разных переделках, да и Хогана мало боялись, но напрасно рисковать не хотели. И в этом они были правы. Возвращаясь к своей работе, Дэй вспомнил о словах Роя: «даже если их выпустим из сарая». И тут у него родился план. Его он и решил ночью привести в исполнение. Лучше всего это будет сделать на рассвете, когда почти все спят, сваленные усталостью. Ему хотелось об атом предупредить Рогова, но кривоногий отправил Дэя на разделку китов на плаву, и там резчик пробыл до глубокой ночи. Когда же он вернулся на берег, русские уже были заперты в сарае.

Лэрри Дэй улегся со всеми, но непрерывно жевал табак, чтобы не заснуть. Он с нетерпением ждал предрассветного часа, когда можно будет действовать более безопасно.

А тем временем Рогов в сарае делился своим замыслом с товарищами. Его все горячо поддержали. Дождавшись, когда на берегу стало тихо, китобои попробовали открыть дверь, но она оказалась крепко запертой. Оставалось одно – выбраться через крышу. Кленов, взобравшись на бочонки, попытался разобрать часть крыши, но она, плотно сложенная из толстых плах, не поддавалась даже под могучими руками Кленова. Плотник, обливаясь потом от усилий, спустился к товарищам. Неудача всех так опечалила, что никто не говорил и слова, каждый задумался о своей судьбе. По всему чувствовалось, что надо быть готовым к самому худшему.

– Духом не падать, – говорил Рогов товарищам, пытаясь их ободрить. – Будем защищаться в случае опасности. Капитан Лигов должен нас найти.

Так говорил Рогов, а сам думал о далекой гавайской деревушке, о ласковой жене, о двух смуглых ребятах. И казалось ему, что он слышит, как шелестят листья пальм под утренним бризом, как задушевно поет его милая жена…

Чьи-то шаги у двери сарая и тихий голос прогнали его думы. Рогов тихо поднялся на ноги, подбежал к двери, приник к створке. Было уже очень поздно. Скоро, наверное, и утро. Усталые товарищи, огорченные неудавшейся попыткой бегства; спали.

– Товарищи! Русские… – различил Рогов слова, произнесенные по-английски, очень тихо. Видимо, говоривший опасался привлечь чье-либо внимание. – Русские! Китобои капитана Удачи!

Когда Рогов услышал эти последние слова, он больше не сомневался, что с ними желает говорить друг, и Рогов откликнулся:

– Я слушаю. Кто говорит?

– Товарищ, друг. Служил у капитана Лигова, – доносился до Рогова голос Лэрри Дэя. – Хотите бежать? Я могу открыть сарай.

В одну секунду Рогов разбудил товарищей и сообщил им о неизвестном друге. Все согласны были принять его помощь. Пока они совещались, Дэй стоял, прижавшись к стене сарая, сжимая в руках тяжелую железную пику, которой докалывают раненого кита. За поясом у него торчал нож. Он готов был уничтожить сейчас каждого, кто попытался бы помешать ему.

Рогов зашептал, что русские согласны принять помощь. Лэрри Дэй в одно мгновение скрутил запор и распахнул дверь.

– Вы свободны…

Русские стояли на пороге, не двигаясь, рассматривая Лэрри Дэя. Он подумал, что они ему не доверяют, и быстро зашептал: – На берегу есть шлюпки. Садитесь в них. До рассвета далеко уйдете.

– Как вас звать, кто вы? – спросил Рогов, подходя вплотную к моряку, и, узнав Дэя, крепко сжал ему руку. – Спасибо!

– Идите скорее! – торопил Дэй, боясь, что кто-нибудь заметит их, и тогда поднимется тревога, и все погибнет. – До свидания! Счастливого плавания…

И Лэрри Дэй исчез в темноте, забыв сказать свое имя, попросить русских передать капитану Лигову, что он считает лучшими днями своей жизни службу на его китобойном корабле.

Ночь была темная, безлунная. На берегу красноватыми зевами смотрели во мглу печи. Китобойные суда стояли в бухте без огней. Их темные силуэты скорее угадывались на черной воде, чем различались глазом.

Китобои осторожно вышли из сарая. Рогов и Кленов двинулись первыми. За ними шли остальные. Они миновали хижины, в которых спали чужеземцы, и добрались уже до кромки берега, близко к лодкам, когда из темноты раздался окрик по-английски:

– Кто там?

– Я, – ответил Рогов.

– Ты, Джон? – По голосу китобои поняли, что невидимый в темноте американец приближается к ним. – Дай-ка немного табаку.

Китобои застыли на месте. Кленов шепнул Рогову:

– Давай к шлюпке!

Рогов кинулся к лодке, но Урикан с матросами не успели за ним. Из темноты выбежали несколько американцев, преграждая путь беглецам. Кленов ударом свалил на землю ближнего и, подбежав к лодке, в которой Рогов укреплял весла, сильным рывком столкнул ее в воду. Лодка исчезла в темноте.

– Быстрей греби! – крикнул с берега Кленов. Потом до Рогова донеслись крики, шум драки. На берегу замелькали огоньки.

Гарпунер сильнее налег на весла. Еще до рассвета он выбрался из бухты и с первыми проблесками зари пристал к берегу маленького островка. Несмотря на то, что здесь было пустынно, он спрятал лодку в прибрежных скалах, а сам, скрывшись в густом подлеснике, стал следить за морем. Всюду виднелись фонтаны китов. За ними гонялись охотники. Рогов насчитал восемнадцать судов.

С наступлением темноты гарпунер продолжал путь на юг.

…Лигов слушал Рогова, нервно шагая по каюте. Как был прав Козакевич, предупреждая его о пиратстве иностранных китобоев в Охотском море. Гнев пылал в душе капитана. Надо немедленно освободить Кленова, Урикана, матросов. Он посмотрел на исхудалое лицо Рогова, на его лихорадочно поблескивающие глаза и спросил:

– Вы сможете с нами идти на остров?

– Да, капитан!

– Отдыхайте у меня. Сейчас вам принесут поесть – Лигов вышел из каюты.

Шхуна «Мария» подняла паруса и вышла из бухты Надежды. Лигов вызвал на мостик Ходова:

– Раздать всем матросам оружие. Возможно, понадобится.

Боцман взглянул на лицо капитана. Оно словно окаменело. Лигов смотрел вперед, на темное студеное море, крепко сжав зубы.

…Хоган растерялся, когда в бухту Большого Кита, как ее прозвали американцы, днем, на виду у всех, неожиданно вошла русская шхуна, вошла и бросила якорь почти у самого берега. Резчики, у китовых туш, рабочие у печей – все, побросав свои дела, следили за шхуной.

С нее спустили шлюпку, и она быстро направилась к берегу. Хоган дрогнувшей рукой погладил подбородок. Наверняка эта шхуна пришла за русскими моряками.

Лигов сидел на корме шлюпки. Она шла мимо китобойных судов. Капитан читал их названия: «Генерал Грант», «Ирокез». Рогов тронул Лигова за рукав и указал на берег:

– Это очень опасно, капитан. Они могут и вас захватить в плен.

Лигов молчал. Он первым выпрыгнул на берег. Перед ним вырос Хоган. Американец небрежно приложил руку к козырьку своей фуражки:

– Капитан китобойного судна «Генерал Грант» Хоган. Лигов взглянул в беспокойные прищуренные глаза американца и спокойно сказал:

– Мы с вами знакомы, капитан Хоган.

– О-о-о! – Американец широко открыл глаза и от удивления даже отступил. – Капитан Удача. Мы с вами последний раз виделись у острова Цейлон и…

– Где мои люди? – резко перебил его Лигов.

– Прошу ко мне! – Хоган протянул руку в сторону своего домика, но Лигов по-прежнему резко и требовательно продолжал:

– Сначала немедленно освободите моих людей.

Хоган растерялся. Он, конечно, мог сейчас схватить капитана Удачу, скрутить его людей и всех поставить на перетопку жира, но кто знает, как это все обернется? Хоган взглянул на выход из бухты. Кто знает? Быть может, там, за скалистым выступом мыса, прячется военное судно русских? Если бы здесь были Стардсон или Уэсли!

Лигов перехватил взгляд Хогана и все понял.

– Мне некогда ждать! Хоган неохотно проговорил:

– О'кэй! Только ваши парни здесь себя плохо вели. Одного из них мои ребята немного поцарапали.

Из барака на носилках вынесли Кленова. Его широкая грудь была небрежно забинтована. Сквозь повязку проступали темнее пятна крови. Лицо плотника было серым, а глаза закрыты.

– Антон Прокопьевич! – позвал Лигов плотника.

Тот молчал. Потом дрогнула его борода, и Кленов что-то невнятно проговорил. Лигов наклонился к нему, но ничего разобрать не смог. Плотник бредил.

Олег Николаевич с потемневшим лицом повернулся к Хогану:

– Как это случилось?

– Ваши парни завязали ночью драку с моими, – избегая встретиться взглядом с Лиговым, сказал Хоган, – Ну и сгоряча кто-то из моих пырнул его ножом.

Лигов молчал, сдвинув брови. Молчали и американцы.

– Вы лжете! – раздельно и громко сказал Лигов, точно хлестнув кнутом но лицу Хогана. – Лжете! Где остальные русские?

– Сейчас придут.

Хоган посмотрел в сторону рощи, в которой заготовляли дрова. Из нее вышла группа людей. Когда они подошли ближе, Лигов узнал своих матросов и Урикана. Эвенк бросился к капитану:

– Капитан… спасибо… выручил нас… Лигов положил руку на плечо эвенка:

– Садись в лодку, Урикан.

Освобожденных китобоев повезли на шхуну «Мария». Лигов, ожидая возвращения шлюпки, прошелся по берегу вдоль жиротопных печей, осмотрел штабеля бочонков с жиром и кипы китового уса. Хоган шел следом за ним. Теперь американец был окончательно убежден, что Лигов пришел под охраной русского военного корабля. Иначе бы он не вел себя так спокойно. Вернувшись на берег к подошедшей шлюпке, Лигов сказал Хогану:

– Вы совершили преступление, задержав моих китобоев и забрав их финвала. Верните сейчас же вельбот и восемьдесят бочонков жира.

Хогану показалось, что он ослышался. Нет, этот русский совершенно обнаглел. А Лигов продолжал:

– За ранение Кленова вы будете еще отвечать. А теперь от имени русского правительства приказываю вам прекратить охоту в русских водах и уйти с русских островов.

Хоган был несказанно удивлен. До сих пор от него не требовали подобного – бил ли он китов у берегов Норвегии или Новой Зеландии. Но какая-то внутренняя неуверенность не позволяла ему сейчас разделаться с этим капитаном Удачей. Он только проговорил:

– На моих картах не указано, что Шантарские острова принадлежат русским.

– Я покажу вам более точную карту, – сказал Лигов.

Не прощаясь, он сел в шлюпку и возвратился на шхуну.

Его тоскливым взглядом проводил Лэрри Дэй. С той минуты, когда он узнал в сидящем на корме шлюпки капитана Удачу, он держался в стороне и остерегался попасть на глаза Олегу Николаевичу. Капитан мог узнать его и невольным жестом, восклицанием выдать их знакомство, а это бы наверняка навело Хогана на мысль, что русских из сарая освободил Лэрри Дэй. Сейчас же он был в безопасности. Правда, Дэй мог бы уехать с русскими и остаться у них, но он любил свою родину, свою Америку и свою семью и был им верен. Наступят же лучшие времена! В этом он был уверен. Вот почему тревога была в душе Дэя – как бы кто из русских не заметил его. Так и не узнал капитан Лигов, что его охотников спас бывший его матрос Лэрри Дэй. Имени его ни Рогов, ни его товарищи не знали, а по их описаниям Лигов не мог вспомнить Дэя.

Вскоре Хоган прислал ему указанное число бочонков жира и вельбот. Шхуна «Мария», подняв паруса, вышла в море.

В бухте Надежды Лигова ожидала радостная встреча. На рейде стояла шхуна под русским флагом. «Аляска», – прочитал ее название капитан. Ее он встречал впервые. На берегу он увидел Алексея Северова и рядом с ним Лизоньку. Выпрыгнув из шлюпки, Олег Николаевич крепко обнял Алексея.

– Ну, наконец-то! Без тебя здесь столько событий произошло.

Капитан повернулся к Лизоньке. Индианка была тоже взволнована встречей с Лиговым. Она застенчиво протянула ему руку.

– Знакомься. Капитан «Аляски». – Алексей представил Лигову широкоплечего моряка в простом кителе. Лицо с крупными, несколько тяжеловатыми чертами было спокойным и уверенным.

– Белов Константин Николаевич! – назвал себя моряк, протягивая руку Лигову.

– Будет теперь с нами промышлять китов, – быстро добавил Алексей.

– Вы китобой? – с интересом взглянул на Белова Лигов. Тот сдержанно улыбнулся:

– Нет, я… – Но не договорил, увидев, как из вельбота матросы вынесли носилки с раненым. Кленов не приходил в себя. На берегу стало тихо.

Лизонька подошла к носилкам, положила ладонь на горячий лоб Кленова. Его лицо дрогнуло. Не открывая глаз, он медленно, с трудом поднял свою руку, положил на маленькие пальцы Лизоньки, стиснул их и больше не выпускал ее руки из своей. Пересохшие губы плотника что-то неслышно шептали. Матросы по знаку Лигова подняли носилки и понесли Кленова в дом. Он продолжал держаться за руку Лизоньки, и она шла рядом с носилками.

Алексей, Лигов и Белов молча двинулись за ними следом. Кленова уложили в одной из комнат нового дома. Остаток дня Лизонька провела возле раненого и, несмотря на настойчивые требования Олега Николаевича, просившего ее отдохнуть, осталась дежурить около него и на ночь.

Трое мужчин при свете каганца, заправленного китовым жиром, сидели в столовой. Они беседовали вполголоса, то и дело прислушиваясь к доносившемуся бреду Кленова.

– Как же вы решились стать китобоем? – с улыбкой спросил Лигов Белова.

– Это я его уговорил, – сказал Алексей, – не оставаться же ему на Аляске.

– Родных в России нет, – грустно подтвердил Константин Николаевич. – А на Аляске нам, русским, теперь нечего делать. Вот и принял предложение господина Северова служить у вас.

– Спасибо, – Лигов пожал руку Белову. – Нам так не хватает людей. Нам очень трудно.

– Постараюсь быть полезным, – сказал Белов.

– Вот смотри, – горячо зашептал Алексей, расстилая перед Лиговым газету на английском языке. – Это еженедельный орган американских китобоев «Уэльмен Шиппинг лист». Читай. Почти все статьи посвящены деятельности иностранных китобоев в наших дальневосточных водах.

Лигов внимательно прочитал первую статью, затем вторую. Лицо его пылало от негодования. Американцы писали, что сейчас они в основном ведут лов в Охотском море, но при быстром росте китобойного флота запасы кита здесь должны скоро иссякнуть и пора уже обратить внимание на будущий район охоты – Чукотское и Берингово моря. Какой-то капитан Голлотон писал: «Сейчас мы посылаем к чукотским берегам только тридцать – сорок судов в год. Это наши разведчики. Они приносят многообещающие результаты, и нам надо готовиться к большой охоте на русском севере Тихого океана. Русские не способны бить сами китов, и мы должны им показать пример и, быть может, взять в компанию, чтобы не лишить себя возможности в будущем охотиться здесь».

Лигов отбросил от себя газету.

– Неужели там, в Петербурге, к этому могут относиться спокойно?

Алексей молчал. Олег Николаевич предложил:

– Давай напишем в столицу обо всем, что здесь творится, о браконьерстве у Шантарских островов, о ранении Кленова.

Из комнаты, где лежал плотник, донесся встревоженный голос Лизоньки. Она звала мужчин. Они вошли в спальню. Кленов метался по постели. На его губах выступила кровавая пена. Лизонька осторожно обтирала их смоченным в холодной воде полотенцем. Кленов жадно ловил воздух, В груди у него хрипело.

Пряди волос упали ему на лоб. Девушка хотела убрать их, но Кленов так же, как и на берегу, опять схватил и стиснул ее руку – молодая женщина едва удержалась от крика. Потом Кленов тихо, но так, что услышали все, проговорил:

– Дарья, Дарьюшка…

Голос его стал тише, плотник говорил еще что-то, но разобрать было невозможно. По телу Кленова прошла судорога, и оно стало неподвижным. В комнате наступила тишина. Только потрескивало белое пламя каганца.

Лигов сложил руки Кленова на груди, и все вышли из комнаты, потушив свет…

…После похорон Кленова в бухте Надежды жизнь, неожиданно для Лигова, пошла ровно, без каких-либо значительных событий. Олег Николаевич ожидал, что рано или поздно браконьеры сведут с ним счеты, с чем был согласен и контр-адмирал Козакевич. В Петербург, а также генерал-губернатору Сибири они послали несколько донесений о браконьерстве и пиратстве чужеземных китобоев, о необходимости военно-морского патрулирования китобойцев в Охотском и Чукотском морях.

– Не может быть, чтобы после случившегося мы не получили поддержки, – уверенно говорил Козакевич капитану, хотя сам внутренне был убежден, что так и произойдет.

Лигов не водил свою шхуну далеко от бухты, чтобы в случае опасности можно было уйти под защиту берега. Да и в дальних рейсах не было особой необходимости. Киты в изобилии держались вблизи бухты Надежды.

Охота шла хорошо. Рогов обучил Урикана гарпунить китов. Салотопные печи теперь пылали круглые сутки. Алексей Северов продолжал свои занятия по изучению анатомии китов.

Когда же наступала ночь и пора было идти на отдых, Лигов чувствовал себя одиноким. У него вошло в привычку подниматься на вершину сопки и здесь долгие часы смотреть на ночное море. Олег Николаевич тосковал. Его Мария была так далеко. Вряд ли она сможет когда-нибудь приехать к нему от больного: отца. Когда же, когда они встретятся? Когда же наконец будут вместе? Олег Николаевич сидел на большом поросшем чешуйчатым мхом валуне и смотрел на восток. Горизонт постепенно светлел. Полоска зари разгоралась, словно где-то внизу был гигантский горн, и от него накалялся, становился все ярче край небосклона.

Звезды бледнели и исчезали. Море из черного становилось сначала густо-синим, потом фиолетовым, но чем светлее становилось небо, тем больше голубела вода. Золотистые лучи солнца скользили по ней, и море искрилось бесчисленными бриллиантами.

Олег Николаевич сидел, опустив голову на руки. Сколько уже рассветов он встречал вот так.

Он взглянул на поселок у бухты. За эти годы здесь много прибавилось домиков. Промысел развивается, но полного счастья не было. Не было Марии. К тому же время от времени сердце сжимала другая тревога. Слишком уж спокойно после встречи с Хоганом идут дела в бухте Надежды. Уже трижды «Мария» и «Аляска» ходили в Нагасаки с полными трюмами груза. Японцы всегда встречали их как старых друзей и желанных торговцев. Кисуке Хоаси при последней встрече поразил китобоев, неожиданно заговорив по-русски.

– Где же вы научились нашему языку? – с нескрываемым удивлением спросил Лигов.

– Общение с вами позволило мне усвоить ваш великолепный язык, и я считаю себя поистине счастливым, что могу говорить с вами. – Кисуке Хоаси кланялся в пояс, улыбался и с присвистом втягивал воздух сквозь зубы, показывая тем самым свое восхищение и уважение к собеседникам.

Теперь Лигов и его друзья бывали в японском городе, смотрели, как японские мастера в своих каморках ловко плетут из волокон китового уса всякие шкатулки, делают кольца, надеваемые на шеи бакланов, чтобы они при ловле рыбы не могла ее проглотить…

И всегда Кисуке Хоаси, сопровождая китобоев, был любезен, много говорил. Но когда русские направлялись за город или в сторону военного порта, он сразу же настойчиво увлекал их в чайный домик. Китобои не обижались: японцы были хорошими покупателями и довольно гостеприимными хозяевами.

В последний раз, возвращаясь из Японии, Лигов по обыкновению зашел в Николаевск. Контр-адмирал встретил его словами:

– Ну, господа, правда побеждает, хотя и с опозданием.

Китобои смотрели на него вопросительно.

– Получена депеша от генерал-губернатора, – продолжав Козакевич, – Петербург посылает на Дальний Восток охранный военный корабль «Иртыш». Он будет патрулировать в наших охотских водах.

Китобои радостно переглянулись. Лигов облегченно вздохнул: браконьеры что-то подозрительно притихли. Значит, в столице о нас вспомнили.

– Если бы сами о себе не напоминали, – шевельнул седыми бровями Козакевич. – В этом не наша с вами заслуга, Олег Николаевич, а его – господина Северова.

– Какая там заслуга, – пожал плечами Алексей.

– И очень великая. – Козакевич постучал по привычке пальцами по столу. – У нас же привыкли на Европу оглядываться.

– Не понимаю, в чем дело? – сказал Лигов.

– Господин Северов написал в лондонскую газету «Таймс» статью о браконьерстве американских китобоев в здешних водах. Ну а англичане сейчас рады любому поводу, лишь бы побольше посрамить американцев. Так получилось и со статьей Алексея Ивановича. Ее напечатали, да с такими комментариями, что в Петербурге встревожились и вот решили послать к нам клипер.

– Великолепно, – вздохнул Лигов.

– Когда же он будет? – нетерпеливо спросил Северов.

– Очевидно, вы встретитесь с ним будущей осенью. – Козакевич помолчал. Выражение его лица изменилось. В глазах появилась печаль. Он достал из стала два пакета и протянул один Лигову, другой Алексею.

– От Марии! – воскликнул Олег Николаевич.

– И мне от сестры, – определил по почерку Алексей.

Они нетерпеливо вскрывали конверты, а Козакевич отошел к окну и, хмурясь, смотрел на крутые сопки, поднимавшиеся на противоположном берегу Амура. Ему трудно было сообщить китобоям печальную весть, которую он получил от Невельского. Пусть они сами узнают все из писем Марии.

Мария отняла пальцы от клавишей, и в гостиной замерли последние звуки вальса. В наступившей тишине было слышно, как барабанит в окна осенний дождь. Ветер бросал крупные капли в стекла.

Лампа замигала. Девушка подошла к столу, подкрутила фитиль. Свет стал ярче, ровнее. Мария посмотрела на отца. Старый адмирал, казалось, дремал в своем глубоком мягком кресле. Его седая голова была опущена на грудь, ноги закутаны теплым пледом.

Хотя в комнате было хорошо натоплено, уличная сырость все-таки проникала сюда. Мария поправила сползший с плеч пушистый платок, подошла к окну и долго смотрела на мокрую, поблескивающую в неверном свете уличного фонаря булыжную мостовую. Дождь все усиливался. По пустынной улице быстро прошел запоздалый прохожий, и снова она стала безлюдной и неприветливой.

Отец из-под бровей взглянул на дочь. По его глазам было видно, что старик не дремал. Под музыку шли думы, невеселые и однообразные, как осенний дождь.

Старый адмирал залюбовался дочерью. Она стояла, опершись рукой о подоконник, высокая, стройная. Вот и мать была такая же красавица, с такой же гордо вскинутой головой, тяжелой косой, с такими же вьющимися надо лбом волосами.

Иван Петрович понимал настроение дочери. Сам был молодым, сам любил. Молодец Мария, правильный выбор сделала. Неважно, что Лигов без чинов. Зато – человек честный, смелый. Такой любовь будет беречь. Где он сейчас? Что с Алешенькой делают? Сколько уже лет прошло…

– Вот и тогда была такая же ненастная погода, – проговорил адмирал. – Пришли они вымокшие…

Марии показалось странным, что и она об этом сейчас думает. Ей вспомнилось, как посмотрел на нее Олег, когда она пригласила всех к столу, как они пожали друг другу руки, а потом здесь, в гостиной… Девушка опустила штору и вернулась к роялю.

– Папа, сыграть тебе твой любимый романс?

– Сыграй, доченька, сыграй, – согласился адмирал. А у самого не выходили из головы мысли о том, что он, старик, мешает счастью дочери. Если бы не его болезнь, которая выматывает последние силы и уже превратила его в беспомощного человека, давно бы Мария была с Олегом. Иван Петрович сдержанно, чтобы не услышала дочь, вздохнул и украдкой виновато посмотрел на Марию. Не услышала ли? Нечего на нее грусть навевать – и так молодость невесело проходит. С тех пор, как объяснились с Олегом, совсем другой стала. Посильную ли она задачу на себя взяла быть врачом?

Иван Петрович прислушался. Хороший у нее голос. А Мария, увлекшись, с чувством пела:

 
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты…
 

Пела для него одного и о нем единственном. В голосе звучали любовь и тоска.

Звонок в передней оборвал романс. Мария вскочила:

– Кто-то к нам. – Она бросила взгляд на часы: – Да время-то позднее.

Девушка направилась в переднюю. Отец сказал:

– Семен встретит.

– Он спит уже. Пусть не тревожится. У него тоже ноги побаливают.

Мария скрылась за дверью.

Адмирал прислушался к голосам и радостно улыбнулся: Геннадий Иванович. Потирая озябшие руки, в гостиную вошел Невельской.

– Препакостная погодка. Как здоровье, Иван Петрович?

– Да вот сижу, ноги совсем отказались ходить, – пожаловался адмирал. – Ты уж извини, встречаю сидя.