Текст книги "За землю Русскую"

Автор книги: Анатолий Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 55 страниц)

Как ни убедительно говорил папский посланец, Александр не верил его искренности. Он понимал, что папист хитрит; за лестными, но ни к чему не обязывающими словами его скрываются тайные намерения, исполнение которых и есть цель приезда его в Новгород. Биорн оправдывал папскую курию, старался доказать непричастность ее к походам шведов и ливонских рыцарей. Не верилось Александру, будто нынешний папа, от лица которого явился посол, искренне намерен оказать помощь Руси в борьбе с ордами Батыя. Но Александр промолчал о том, что думал. Он давно понял, что папский посланец смотрит на него, как на упрямого, но простодушного и недалекого в суждениях князя. Это было по душе Александру, он искусно продолжал начатую игру. По мере того как развивалась беседа, глаза его становились все более доверчивыми, речь звучала спокойнее и, что не могло скрыться от внимания посланца папской курии, Александр спрашивал и говорил не как русский князь, слово которого решает судьбу города, а словно бы лишь из любопытства к тому, что слышит. Последние слова Биорна, казалось, полностью захватили внимание Александра.

– Те, что восстановят мир, – повторил он. – Но какие обязательства должен я возложить на себя, святой отец?

– Прошу позволения объяснить это, – потупив глаза, скромно произнес отец Биорн.

В ответ Александр чуть склонил голову.

– Прости меня, король Александр, если я отвлекусь к некоторым событиям, случившимся давно, но плоды которых мы пожинаем ныне, – начал отец Биорн. – Почти двести лет минуло с той поры, когда христианская Русь, впав в византийскую ересь, откололась от апостолической римской церкви и подчинилась восточному патриарху. Тяжкая кара ныне постигла Русь. О король Александр, не за грехи ли предков, не за заблуждения ли, исповедуемые и ныне церковью русской, обрушилась кара? Страшен гнев божий, но безмерна и милость. Святейший престол и апостолическая римская церковь, служителем которой предстою я, обладают неисчерпаемыми силами, способными защитить Русь, оказать ей помощь в борьбе с ордами неверных.

– Карою ли за грехи мерять беды наши, святой отец? – сказал Александр, не возражая, а как бы высказывая лишь вслух тревожившие его мысли. – Кровь и пепел городов наших – не это ли ослабило силу Орды и остановило руку хана Батыя, занесенную над городами западными?

Отец Биорн глубоко вздохнул, а когда заговорил, в речи его не слышалось больше ни льстивых, ни угодливых слов, какие расточал он, начиная беседу с новгородским князем.

– С грустью и смирением в сердце выслушал я, король Александр, слова твои, будто жертвы, понесенные Русью, ослабили орды хана. Справедливо то, что орды язычников не проникли далеко на запад, но что остановило их? Не жертвы и беды Руси, а отпор истинных сынов церкви Христовой не допустил язычников пройти путями Аттилы, древнего предводителя гуннов. Не чудо ли истинное совершилось? Не знамение ли веры надлежит видеть в том, что крестоносное войско западных христиан рассеяло язычников и гнев божий покарал слуг сатаны! Ныне бог устами святейшего отца церкви, преемника апостола Петра и наместника Христа на земле, призывает вас: изгоните семена ереси, примите священство единой апостолической римской церкви, и милость божия посетит вас.

– Войско хана Батыя ныне в Польской и Угорской землях, святой отец, – выслушав отца Биорна, промолвил Александр. – Польская и угорская рати приняли поражение от Орды.

– Не все достоверно в слухах, которые смутили тебя, король Александр, – прикрывая улыбкой смущение, вызванное словами Александра, произнес отец Биорн. – Временное поражение польского войска Генриха Благочестивого и угорского короля Белы Четвертого не свидетельствует о слабости сил западных христиан.

– Король Бела бежал из своей страны, святой отец.

– Да, но уход короля Белы вызван не поражением, а волей и силой, – произнеся это, отец Биорн набожно возвел очи горе. – Скоро, король Александр, ты услышишь подтверждение слов моих. Ныне хотел бы я знать ответ твой на призыв святейшего престола. Примешь ли ты слова дружбы?

– Обычаи русские не сходны с обычаями западных народов и правилами римской церкви, – ответил Александр. – Наши попы знают свой язык, но мало среди них ведающих латынь; не примет Русь латинской обедни.

– В твоих устах, король Александр, латинская речь так совершенна, что, слушая тебя, я наслаждаюсь и радуюсь. Язык этот звучен и приятен богу, ибо это язык первых христиан, обращенных апостолом Петром. Но снисходя к тому, о чем только что говорил ты, святейший престол оставит Руси ее обычаи; церковь русская, как и ныне, будет иметь закрытый алтарь, двойное причастие, облачения и песнопения, сохранит свой язык. Ключом, который откроет Руси путь к спасению и миру, явится принятие священства и епископов от Рима.

– По обычаям своим Великий Новгород избирает епископа и не примет иного, – сказал Александр.

– Римская церковь не дерзает на установленное издревле право Новгорода Великого избирать себе епископа, – согласился отец Биорн. – Но, избранный по обычаям, он получит рукоположение в Риме.

– Дела церкви решаются на владычном дворе, святой отец. Ведомо ли владыке архиепископу о послании римского патриарха?

– О да, – заверил отец Биорн. – Владычный двор готов принять унию с апостолической церковью и признать главенство папы патриарха над церковью новгородской.

Александр на минуту закрыл глаза. «Так вот о чем беседовал с глазу на глаз владыка с посланцем Рима!» Сохраняя прежнее выражение лица, Александр спросил:

– Посетил ли ты наши монастыри, святой отец?

– Да. Довелось быть во многих, ближних к Новгороду, – ответил отец Биорн.

– С кем беседовал ты из старцев и книжников наших о делах веры?

– Того не мог я исполнить, король Александр. Доверенности свои вправе я открыть тебе и владыке, главе церкви вашей.

– Почему? – сказал Александр, нахмурясь и показывая тем, что он неудовлетворен ответом отца Биорна. – Беседы со старцами и книжниками помогают раскрытию истины. Если не отвергаешь совета моего – навести Юрьев монастырь. В Юрьеве найдешь чернецов, ведающих латынь. И еще, – отец Биорн почувствовал на себе острый и пристальный взгляд Александра, – кроме дел церковных, на каких грамотах должен князь новгородский дать целование и клятвы Риму?

– На том, чтобы жить в союзе и дружбе с западными христианнейшими государями и принять в Новгороде крестоносное войско духовного братства рыцарей-меченосцев.

– Я не ищу врагов там, где никто не угрожает нам, но меченосцы захватили Псков, они угрожают походом Новгороду, – Александр повысил голос. – Не обратят ли они свою помощь в беду нам?

– Неверие и подозрительность, король Александр, – сказал отец Биорн, – пусть уступят в сердце твоем место вере и доверию. Волен ты принять сказанное мною, волен отвергнуть, но не сомневайся в искренности намерений наших.

– Готов верить сказанному тобой, святой отец, – отвечая на уверения отца Биорна, промолвил Александр и поднялся, давая знать этим, что беседа окончена.

Отец Биорн склонил голову.

– О, какое истинное счастье познал бы я, поведав в Риме о расположении твоем, король Александр… – начал отец Биорн, но Александр усмехнулся, перебил его речь:

– На Руси называют меня князем, святой отец.

– Истинно, но не оговорился я, король Александр, – не согласился отец Биорн, и снисходительная, довольная улыбка осветила его лицо. – Милостию божией, святейший Целестин Четвертый, наместник Христа, по праву, врученному ему богом, возложит на тебя королевский венец и поставит тебя над всей Русью.

Глава 30
Неприступный замок

Замок рыцаря Эрнста фон Эльтона высится на холме, на юго-восточной оконечности острова. С севера и запада холм ограждает глубокая излучина реки, высокие каменистые берега которой создают неприступную преграду на пути к замку. Южный склон холма опускается к морю, врезающемуся в берег мелководным, спокойным заливом. Почти лишенный растительности песчаный мыс защищает бухту от штормовых ветров. Мыс, образовавший бухту, необитаем, но остальная часть острова – обширная, плодородная – издавна населена эстами.

Два десятилетия назад епископ Альберт благословил командора фон Эльтона в поход на Сарему. Благословение епископа утверждало право на захват острова и передачу его во владение рыцарей.

Переправясь через пролив, войско фон Эльтона вошло в южную бухту и высадилось на берег. Язычники эсты – жители острова – приняли рыцарские ладьи за ладьи торговых гостей, не оказали сопротивления им и не закрыли ворот городка, который виднелся на холме, неподалеку от места высадки. Столпясь на берегу, эсты с любопытством рассматривали пришельцев. Фон Эльтон велел разогнать толпу. Воины начали теснить язычников. Эсты, не понимая намерений «гостей», не сопротивлялись, но и не уходили. Рассерженные неповиновением язычников, воины набросились на них: рубили мечами, кололи копьями. Ужас и смятение объяли непокорных. Успех первой победы определил судьбу острова.

Бой скоро утих. Оставшиеся в живых язычники бежали в леса. Фон Эльтон взошел на холм, к городку. Его поразила изумительная красота спокойной, позолоченной вечерним солнцем бесконечной синевы моря. Оно дышало ровными и мягкими всплесками. Прозрачные волны, набегая на влажный песок прибрежной отмели, лениво, с воркующим журчанием, скатывались с него. Над водой носились чайки. Как будто ничего не произошло на острове; все вокруг оставалось таким же спокойным, каким было вчера.

Окруженные глубокими рвами дубовые остроги и вышки рыцарских замков поднялись на Сареме и на соседних островах. Рыцари-меченосцы жестокими расправами над язычниками-эстами принудили их к повиновению. Попы, явившиеся следом за войском, приобщали эстов к лону католической церкви. Изгоняя языческие верования, меченосцы преследовали и язык эстов и обычаи их. Многие молодые-язычники были схвачены и увезены в Ригу, в рыцарское войско; это войско предназначалось для завоевания новых земель на Востоке.

Неожиданной поэтому для рыцарей явилась весть о появлении в лесах, на севере острова, дружин восставших эстов. Попытки усмирить восстание не потушили, а лишь сильнее разожгли его. Разрушены и сожжены замки рыцарей фон Фалька, фон Гейдена, фон Левенвольда… Восстание перекинулось на Муху и другие острова. Но неприступный замок командора Эрнста фон Эльтона по-прежнему гордо возвышался на прибрежном холме. Каменные стены его напоминали восставшим о могуществе меченосцев, о незыблемости господства их над островом.

Командор фон Эльтон – седобородый, с густыми, как мох, бровями и водянисто-блеклыми, словно бы равнодушными ко всему глазами – в сопровождении укрывшихся у него в замке рыцарей фон Гейдена и фон Фалька только что появился в пиршественной зале замка. Несмотря на преклонный возраст, фон Эльтон держался прямо; широкие плечи и тяжелые мускулы рук показывали окружающим не тронутую старостью силу рыцаря. Он был весело возбужден. Улыбаясь из-под седых усов, Эльтон остановился возле окна, откуда открывался вид на море, и сказал:

– Гонец от магистра Ордена, благородного рыцаря фон дер Борга, прибывший в замок, доставил весть, что командор Карл фон Эйдкунен направляется на наш остров с пятью ладьями воинов. С помощью брата Эйдкунена мы очистим наши владения от недовольных, установим покорность и мир среди рабов.

– Благодарение пресвятой деве! – подняв набожно глаза, воскликнул фон Гейден, маленький, сухой, сморщенный человек, при взгляде на которого терялось всякое представление о доблести рыцарей.

– Брат магистр и епископ требуют усмирить непокорных эстов ко дню святого Варфоломея, – продолжал фон Эльтон. – В этот день войско меченосцев выступит на Русь. Командор фон Балк, взявший у русичей Изборск и Псков, пронесет очистительный огонь до Великого Новгорода.

– Поход на Новгород?! – будто испугавшись вести, изумился фон Гейден.

– Да. Путь на Восток – путь славы нашей, благородный брат, – отвечая Гейдену, торжественно произнес фон Эльтон. – Новгород склонится перед силою Ордена, и меч тевтонов сотрет навсегда слово «Русь».

– Тяжелый труд предстоит брату фон Балку, – ни к кому не обращаясь и как бы не расслышав того, что сказано фон Эльтоном, заговорил рыцарь фон Фальк. – Не повторилось бы то, что принял Орден от новгородцев под Оденпе и на Эмбахе?

– Напрасные опасения, брат. Под Оденпе и на Эмбахе войско Ордена встретилось с сильным и многочисленным войском Ярослава, – отвел опасения фон Фалька командор. – Ныне Русь ослаблена язычниками и не сможет собрать войско. Мы примем покорность русичей, или они погибнут.

Никто не возразил тому, что сказал командор. Вера в силу и несокрушимость меченосцев, прозвучавшая в его словах, была так велика, что казалось, все, о чем упомянул он, уже совершилось.

Стоило ли после этого тревожиться за исход восстания эстов на Сареме! Всякий раз, когда жители Саремы поднимали оружие против братьев Ордена, меченосцы жестоко подавляли восставших. Эльтон, стоя у окна, продолжал смотреть на море, как будто ждал, что вот-вот среди играющих гребешков волн покажутся ладьи фон Эйдкунена.

Глава 31
Победа

Спиридонович вместе с Ивашкой побывал на путях к замку. Со стороны суши приблизиться незаметно к его высоким стенам большому числу людей невозможно. Глубокая впадина оврага, на дне которого течет быстрая каменистая речонка, охраняется спрятанными в кустах сторожевыми воинами. На вершине обрыва, у стен замка, угрожающе темнеют нагромождения каменных глыб. Они готовы с шумом и грохотом сорваться вниз, смести, все с пути, раздавить и уничтожить. Если бы небольшому числу эстов и удалось проникнуть к стенам, то что они могли сделать? Высота стен в два роста; страшны они зубцами бойниц и неприступными стрельницами.

Вернувшись к себе, Спиридонович рассказал о том, что видели они с Ивашкой.

– Прямого пути к замку нет, – заключил он. – И окольного не нашли.

– Со всех ли сторон смотрели на замок, Василий Спиридонович? – спросил мастер Дементий.

– От берега до берега.

– А если подойти с моря?

– Не чайки мы с тобой, мастер.

– Чайки мимо летают, Василий Спиридонович. Слыхал я от эстов – морской берег у замка ровный, полого сходит. И в замке того не ждут, что придем с моря. Сядем в ладьи и попытаем.

– Может, и прав ты, – после небольшого раздумья промолвил Спиридонович. – Но то горько: а как не осилим? Обратного пути нет по берегу.

В ночь исчез Ромаш. Утром хватился Спиридонович – нет молодца. Спросил Ивашку, тот руками развел: «Ушел – не сказался». Искали Ромаша по всему стану. Немного погодя – новая весть: в стане эстов нет Григория. Тут Ивашко вспомнил – звал его Григорий на рыбное ловище. На том и решили: встретились Ромаш с Григорием на утренней заре и, не тревожа никого, ушли к морю. Ждали их до полудня, но полдень миновал, а молодцы не вернулись. Ходили эсты на поиски, побывали на ловищах – не нашли ни ловцов, ни следов их. Чем ближе вечер, тем сильнее стала тревога. «Ушли ночью к замку и очутились в лапах у лыцарей», – возникла догадка. «Ромаш изворотлив умом, неужто не уйдет от беды?»– думал Спиридонович.

Вернулся Ромаш в следующую ночь, на заре, под утро.

– Вставай, Василий Спиридонович! – разбудил он.

– Ромаш!

– Весь перед тобой. Добрую весть принес.

– Скажи прежде, где пропадал?

– На лыцарский замок смотрел. Не легкая к нему путинка.

– Нашел?

– Нашлась. А какова – тебе судить.

На востоке алеет заря. Ветер слегка колышет вершины деревьев, и в голубом свете наступающего утра густая листва их кажется влажной и живой.

– Той ночью пошли мы с Григорием к замку, – начал рассказ Ромаш. – Выбрались. Ходим около, прикидываем… Один путь – идти с моря. Григорий советовал: сбить большие плоты, перетащить их в ночь на песчаную косу, куда выбросило ладью Ивковича. Стражи лыцарской на косе нет. Людей на плоты дать столько, чтобы править могли, а вместо людей посадить чучела соломенные. Увидят из замка плоты – подумают: идет тьма войска. Выйдут лыцари навстречу, а как начнется бой на берегу, в тот час нам идти к замку с суши. На том и решили. Нынешней ночью пошли мы в обратный путь да по дороге надумали еще раз взглянуть на замок. Шли осторожно. Григорию тут каждое дерево кланяется, каждая тропинка кума. Вдруг впереди чужой воин. Перебежал он полянку. Мы наперерез. Слова не подал, как спутали ему руки; живого с собой привели.

– Молодцы! – похвалил Спиридонович. – Где тот воин?

– В стане у эстов. Сказывает он, ждут будто в замке ладьи из Риги с войском… Высадится лыцарское войско на берег, захватит оно остров.

– Побоища ждать эстам от лыцарей? – нахмурясь, промолвил Спиридонович.

– Ждать. Войдут лыцари на остров – много прольется и слез и крови. Ни старцев не пощадят, ни жен, ни младенцев.

Опустив голову, Спиридонович долго сидел так, как бы не решаясь вымолвить вслух то, что думал. Наконец он встряхнулся, посмотрел вокруг и, повернувшись к Ромашу, громко, так, что тот даже вздрогнул от неожиданности, сказал:

– Ко времени твоя весть! Приведи ко мне пленного воина, а мастеру Кууску и старостам здешним скажи: будем совет держать.

Близко к полуночи на море показались ладьи. Они приближались к острову. Сиявшая в небе луна то открывала свой круглый лик, то пряталась в туманную зыбь пробегающих облаков. Командор фон Эльтон, услышав о приближении ладей, поднялся на стрельницу.

– Благодарение пресвятой деве! Брат Эйдкунен со своими воинами скоро пристанет к берегу.

Сказав, чтобы не тревожили сон отдыхающих воинов, фон Эльтон велел тем, что стояли на страже, зажечь факелы и спуститься с холма к берегу, указать ладьям место причала.

Число ладей, приближающихся к острову, оказалось больше, чем ожидали укрывшиеся в замке рыцари. Это развеселило командора. Он готов был благодарить бога за то, что магистр и князь епископ, встревоженные событиями на Сареме, увеличили число воинов, посланных с братом Эйдкуненом. Фон Эльтон не сомневался теперь, что непокорные эсты, поднявшие оружие против господства Ордена, скоро будут вынуждены к повиновению и наказаны.

Ладьи близко от берега. Фон Эльтон различал уже фигуры гребцов, поднятые вверх копья. В это время с берега донесся крик:

– Да хранит нас пресвятая дева!

– Смерть неверным!

– Смерть! – эхом донеслось с ладей.

Фон Эльтон спустился со стрельницы. Он намеревался достичь кромки берега в тот момент, когда гребцы бросят весла.

Во тьме ночи багряный свет факелов, которыми воины размахивали на берегу, показывая место причала, казался зловещим; во тьме он напоминал не то пламя пожара, не то отблески битвы. Фон Эльтон высоко нес седую голову; борода его, развеваясь от ветра, серебрилась в лунном блеске.

Он приблизился к берегу, как и хотел – одновременно с врезавшейся в песок первой ладьей. Находившиеся в ней воины высаживались молча, не отвечая на приветствия. В следующее мгновение произошло то, что нарушило радость и торжество встречи. Фон Эльтон замер, окаменев, не веря глазам. Воины его, только что пылающими факелами показывавшие путь ладьям, с воплями падали на землю, пораженные копьями.

– Святая дева! Измена!

Фон Эльтон повернул к замку. Там было еще тихо. Освещенные луной зубчатые стены резко выделялись на холме. Путь Эльтону преградил незнакомый воин. Близко от себя рыцарь увидел обрамленное вьющейся бородкой лицо.

– Прочь! – воскликнул он, поднимая меч.

Но в тот же миг выбитый сильной рукой меч рыцаря со звоном упал на прибрежные камни. Воин что-то сказал, Эльтон не понял его языка. К берегу пристали последние ладьи. Шум битвы усилился.

– Боже, сам Эльтон! – раздалось сзади. – Отдай его нам, Ивашко! Нет слов, чтобы сказать о зле и муках, которые приняли от него люди на Сареме.

Задержавший фон Эльтона Ивашко узнал голос Григория. Так вот кто его пленник, а ведь Ивашко только что готов был отпустить строптивого старика, не желая единоборствовать с ним.

– Возьми! – крикнул он Григорию и побежал на холм, откуда доносились теперь крики сражающихся.

Уничтожив сторожевых воинов, эсты устремились к замку. Ворота были открыты. Рыцари и воины их, захваченные врасплох, беспорядочно метались в неосвещенных покоях.

Иоганн, сын старого Эльтона, и рыцарь фон Фальк, собрав вокруг себя воинов, преградили вход в замок. Вмешавшись в битву, Ивашко не замечал вражеских ударов, не почувствовал он и того, как оцарапало его чье-то копье. Оправясь от первого испуга и растерянности, защитники замка сражались с ожесточением.

К восходу солнца бой утих. Громкие крики воинов возвестили о победе.

В битве пал Ромаш. Он лежал во дворе замка рядом с поверженным рыцарем фон Фальком. О гибели Ромаша сказал Спиридоновичу мастер Кууск.

– Не жалея себя, бился он, – говорил Кууск, показывая на тело Ромаша. – Поразил рыцаря, но и сам пал.

– И нам враги лыцари, мастер, – промолвил Спиридонович, обнажая голову. – На Сареме бился Ромаш, но положил он живот свой за землю Русскую.

Спиридонович и мастер Кууск стояли близко от толпы пленных, впереди которых выделялся безоружный, со связанными руками, высокий старик. Это – командор фон Эльтон. Блуждающим взглядом он дико и непонимающе осматривался вокруг.

Из замка, толкая впереди себя позеленевшего от страха рыцаря фон Гейдена, показался Ивашко.

– Под периной нашел, – объяснил он. – Может, признают лыцаря?

Гейдена поставили рядом с Эльтоном.

– Пусть народ судит злодеев, – громко сказал Спиридонович. – Какой суд будет сказан, тот и исполнится.

– Смерть! – раздался голос.

– Смерть! Смерть!..

– За все беды, за кровь, за слезы детей наших пусть жизнью они ответят! – воскликнул мастер Кууск. И тут же десятки рук потянулись к врагам. Казалось, еще мгновение, и они будут растерзаны. Но Спиридонович остановил эстов.

– Новгород Великий казнит врагов и преступников, свергая их в Волхов. Эту казнь заслужили и враги вашего острова. Бросим их в море, пусть изопьют воды с его дна.