Текст книги "Попаданец для драконши (СИ)"

Автор книги: Алиса Рудницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

Старуха закрыла глаза и замолчала. Я даже испугался, не умерла ли она. Но сона Лони продолжила – совсем слабо, так что мне нехотя пришлось склониться к ней пониже чтобы расслышать.

– А потом, ночью, когда королева рожала, приехала карета. Роды принимали какие-то... странные женщины... не местные... и после этого их всех нашли мертвыми. Но королева все же... показала всем... младшего принца на следующее утро... маленького... сморщенного... еле живого... будто недоношенного... Ласлы еще долго не было, года три... но я уже нянчила тебя. А потом... потом приехала твоя... сестра. Она приходила в детскую и, прогнав меня, думая, что я не знаю... долго над тобой... плакала. Навзрыд. Выла, Ганс... я никогда не слышала потом чтобы люди так выли... Понимаешь?

Я закусил губу и кивнул. Я... все понимал. Понимал, но осмыслить и поверить в тот факт, что Ганс сон Розалинд был вовсе не братом, а сыном Ласлы никак не мог. Не мог поверить в то, как страшно ее предали самые дорогие ей люди... и как никогда ненавидел этих людей. Перед глазами встала картина, которую я изредка видел в коридоре. Портрет Розалиндов, который Ласла так мечтала сжечь, разорвать, уничтожить...

– Но если бы они только ее оставили в покое... нет... нет, Ганс... король и принц стали с тех пор как дикие звери... бедная девушка... бедная, несчастная наша королева. Врагу не пожелаешь того, что она переносила от них... Но ты... ты действительно хороший мальчик, – растянула в улыбке губы старая нянька. – И наша королева никогда не жалела, что ты появился на свет. Пусть так... пусть таким ужасным образом... но ты был таким хорошим... таким милым мальчиком... что она даже забыла о том, при каких обстоятельствах ты был зачат. И я этому рада. Рада, что этот... проклятый маг... дал тебе пожить... хоть так... еще чуть-чуть. Еще немного... а вот мне уже пора, Ганс. Прощай...

Она нашарила мою руку и сжала ее в своих. Я ощутил, как катятся по щекам слезы. Нет, это была не истерика... я вообще ничего не чувствовал, не понимал, но тело будто решило поплакать за меня. И старуха, трижды глубоко и шумно вздохнув, обмякла. Рука ее разжалась, сморщенное лицо застыло с блаженной улыбкой на губах. Я осторожно высвободил ладонь и накрыл старуху одеялом с головой.

Впервые на моих глазах кто-то умер...

72. Давай-ка что-нибудь сломаем!

Длинный как стол язык я опрокинул одним точным ударом ноги. Бутылки упали – некоторые разбились, некоторые остались целы. На секунду мне показалось, что все глаза, что были в них заточены, посмотрели на меня с ужасом. Вслед за столом полетел об стенку стул, одна из его ножек отвалилась и улетела в дальний угол комнаты. Испытывая в груди страшный, все нарастающий жар, я, словно кот на занавеске, повис на одном из гербов Вадгарда, с наслаждением сорвал его и втоптал в пол.

Ганс тихо всхлипывал, обняв собственные колени и вжавшись в угол.

– Твари! Да как они могли! Да как они только посмели тронуть ее!

Я не чувствовал, как из меня вылетали эти слова. Сейчас я хотел только одного – выместить всю ненависть, которую я испытывал к семье Розалиндов, хоть на чем-нибудь. Ломать. Крушить. Уничтожать. Все что угодно, только бы отвлечься от раздирающей меня боли.

Раньше, на земле, я часто так делал. Я раскидывал вещи, переворачивал мебель, мог даже с кем-нибудь подраться. Инвалидность внесла свои коррективы – без нормально работающих ног особенно не побесишься, к тому же я боялся сломать все те дорогие вещи, которыми окружила меня Ласла. И осталось у меня лишь два способа снять стресс – поплакать и поругаться. Ругался я долго. Судя по удивлению Каи, аналогов земного мата в Вадгарде не было и переводное заклинание не справилось с тем потоком брани, что лился из меня. Слезы тоже из моих глаз лились, но высохли еще до того, как мы вернулись в замок Лэд.

Только вот снять стресс это не помогло.

И, будто понимая мое желание побеситься, Ганс затащил меня в наш общий сон. Он не сказал мне об этом прямо, но я – знал. Чувствовал каким-то краем своего подсознания, что он решил таким образом мне помочь. Понимал, что он усыпил меня каким-то образом – я бы не сомкнул глаз после таких новостей, я себя знаю. Теперь же Ганс не трогал меня. Он переживал по своему, я – по своему.

– Как ты мог не знать?! – возмущенно повернулся к нему я. – Как ты, слепой идиот, мог не заметить, что они ее насиловали?!

На это Ганс только всхлипнул и задрожал, уткнувшись лицом в колени. Чувствуя, как гнев сжигает меня, я подошел и вздернул его за грудки. Вздернул и застыл, увидев свое собственное, только еще более красивое лицо – красное, заплаканное. Чувство было такое, будто я смотрел на своего немного глупого и очень слабого брата-близнеца, и это обезоруживало. Потому я отпустил принца, тяжело вздохнул и прикрыл рукой глаза, потирая виски.

– Я не знаю, – забормотал Ганс потерянно. – Влад, я вообще мало что помню... все как в тумане... но я не знал, что я... что она... если бы я только знал, я бы...

– Забудь, – я протянул руку и, положив ее ему на голову, потрепал волосы. – Забудь, забей и не переживай. Мы с тобой больше никогда не дадим ее в обиду. Никому. Идет?

Ганс шмыгнул носом и, снова разразившись рыданиями. Его холодные пальцы вцепились в мою рубашку, будто он цеплялся за меня чтобы не упасть. Такой беспомощный жест... Тяжело вздохнув я обнял его, прижал к себе как родного и похлопал по спине. Да уж, ну и проблемное мне семейство досталось – проклятая сестричка, мертвый братишка. Но истерика младшего Розалинда длилась к моему удивлению не долго. Все еще заикаясь от всхлипов, он неожиданно упрямо отстранился от меня и заглянул в глаза почти зло.

– Давай пойдем и... – в глазах его заплясало что-то нехорошее. – Тот портрет, я знаю, как его уничтожим. Водная магия ничто по сравнению с паровой. Пойдем, сожжем его ко мраку!

– Вот такой настрой мне нравится, – вымученно улыбнулся я и хлопнул его по плечу. – От меня нахватался?

– Нет, – принц посмотрел куда-то вбок и вниз, потер плечо, вытер сопли. – Просто мне надоело... ре... реветь. И я не хочу чтобы Ласла смотрела на этот треклятый портрет и вспоминала все это. Ты ведь меня понимаешь?

– Да, – согласился я. – А потом мы пойдем к Ласле и наговорим ей кучу добрых глупостей. Дадим понять, что все кончилось. Дадим понять, что зря она от нас это скрывала. Скажем, что если бы мы знали – то встали бы на ее сторону, защитили бы. Скажем, что ей больше не нужно прятать от нас все, что она всем может с нами поделиться. Что думаешь?

– Думаю, это будет прекрасно, – согласился Ганс, а потом неожиданно сильно вцепился в мою руку. – А теперь проснись, Влад. И не пугайся того, что произойдет дальше.

– Хорошо, – я подозрительно нахмурился и сжал его руку в ответ. – Давай, ты в этих делах хаяховских лучше, чем я разбираешься. Так что... жги.

Принц натянуто улыбнулся... и я открыл глаза.

Сначала я не понял, что происходит. Творящаяся вокруг неразбериха казалась какой-то ненастоящей, нелогичной, как во сне. Я стоял посреди пылающего коридора ни на что не опираясь и покачиваясь от этого словно колосок на ветру. Голова буквально взрывалась от нестерпимой боли, горло жгло, а долгий, свистящий выдох, пропущенные через сложенные кольцом пальцы, затянулся неимоверно долго, будто я не из легких воздух выпускал, а сдувал находящийся внутри меня купальный круг. И ладно бы это был просто воздух – из моего рта вырывался огонь и врезался прямо в висящую на стене картину. Впрочем, от картины уже ничего не осталось, на ее месте красовалась стекающая золотыми слезами рама.

Испугавшись, я перестал выдыхать, опустил руку и, потеряв равновесие, шлепнулся на пятую точку. Сначала как сквозь вату до меня донеслись звуки – кричали люди, кто-то кашлял от дыма, шипела вылитая на языки пламени вода. В нос у ударил запах гари. Голую руку лизнул вырвавшийся из-за спины язык пламени – сожрал, подпалил край рубашки, но меня не обидел, не тронул. Спину жег чужой взгляд.

Я обернулся.

В окно на меня смотрел огромный, змеиный глаз с узким зрачком, обрамленный красной чешуей. Смотрел не мигая, неотрывно, и, как мне показалось на секунду, добродушно. Василиск? Но откуда здесь взяться василиску? Дракон?

Зашипело, и по коридору пронеслась волна, словно замок Лэд накрыло огромное цунами. Меня смыло, перевернуло пару раз, столкнуло с другими людьми, не успевшими укрыться. Но вода тут же исчезла, будто и не было ее, и я остался на полу – мокрый, чихающий, совершенно сбитый с толку. Попытался убрать с лица прилипшие волосы чтобы хоть что-то увидеть, но меня тут же испуганно сгребли в ахапку. Судя по тонкой фигурке и нервной дрожи – обнимала меня Кая.

– Свет, я так испугалась, – пробормотала она. – Ты просто пропал из комнаты, а когда мы тебя нашли – тут все уже горело!

– Вот... черт, – буркнул я и обнял ее в ответ. – Прости, я не знаю, как так вышло...

– Дракон пришел помочь своему любимому хаяху, – раздался сверху громкий голос Ласлы.

Не отпуская Каю, я убрал с лица волосы и посмотрел на сестру. За золотой маской было не понятно, что у нее на лице твориться.

– Воистину, – сказала она раздраженно, – удивительно, насколько же щедро одарил тебя силами Дракон. Лишь дед обладал одновременно и даром пламенной речи, и огненным дыханием. Но он, надо сказать, ни разу не пытался сжечь родной замок.

– Прости, – потупился я. – Это вышло само собой... я даже не знаю, как у меня это получилось.

– Я обижаюсь лишь на саму себя, Ганс, – тяжело вздохнула Ласла. – Да и... что греха таить, я сама трижды устраивала в этом крыле пожар. Я даже благодарна тебе...

Ласла с какой-то злой радостью посмотрела на оплавившуюся раму, на черную от гари стену, а потом повернулась ко мне. Я встретился с ней глазами и понял – нас ждет разговор. Долгий, возможно неприятный. Но...

...было в Ласле что-то такое, от чего я понял – ей стало легче. И ради этого стоило устраивать такой беспорядок.

– Пойдем, – кивнула она. – Мне многое нужно тебе рассказать.

73. Безумие и благословение

– Значит, она тебе все рассказала, – хмыкнула Ласла, задумчиво размешивая мед в своем чае. – Что ж... это многое объясняет. Интересно... может это Ганс двигал твоим телом? Интересно открывать новые вехи в магии, но как же неприятно осознавать, что правды мы никогда не узнаем.

Мы сидели в гостиной королевского крыла. От нас обоих все еще пахло гарью – еще бы, помыться мы не успели, только наспех переоделись. Я ерзал на стуле, не зная, что и сказать ей на это. Ласла же, кажется, никуда не торопилась, будто оттягивала момент, когда придется раскрывать передо мной душу.

– Знаешь, – осторожно начал я, – мне очень жаль...

– Не стоит, – перебила меня Ласла. – Это – дела прошлого. Трое из четыре моих врагов лежат в могиле. Ляжет в нее еще один – и я успокоюсь окончательно. Его смерть лишь вопрос времени. Благо, когда ты живешь долго, чтобы увидеть смерть своего врага достаточно лишь немного подождать. Но я вот чего не понимаю... Ганс, ну зачем? Зачем ты в это полез?

– Потому что я беспокоюсь о тебе, – сказал я честно. – Да и я ненавижу секреты. На самом деле... проклятия проклятиями, но я хотел знать это для себя. Знать, чтобы суметь помочь тебе если что, поддержать. Знать, потому что ты мне не чужая, понимаешь.

– Нет, – пожала плечами Ласла. – Разве близкие люди не должны доставлять друг другу как можно меньше боли? Разве они не должны заботиться друг о друге, оберегать от опасностей?

– Не знаю, может это какие-то очередные различия в культуре наших миров, – пожал я плечами, отпив чая. – Но там, где родился я, родные – это те, к кому можно пойти с любой бедой. Люди, которые всегда поддержат и помогут, если тебе плохо. Но как можно помочь тому, кто не признается в том, что ему тяжело? Никак. Потому, так как ты не хотела мне ничего рассказывать, я узнал сам. Мне хотелось поделить с тобой твою боль, помочь тебе таким образом. Это плохо?

– Нет, – потупилась королева, а потом измученно прикрыла лицо руками. – Нет, наверное, это правильно, Влад. Наверное ты прав, но я так не привыкла. Я ведь королева. Королевам не должно быть тяжело и сложно. Королева должна быть сильной и стойкой...

– Мне ты ничего не должна, – улыбнулся ей я, но тут же скис. – Прости, что я так эгоистично решил вторгнуться в твое прошлое.

– Прости, что не смогла сама решиться рассказать тебе об этом, – вторила мне Ласла. – Я на самом деле не обижаюсь. Даже немного тебе благодарна... ну, за то, что ты избавил меня от необходимости рассказывать тебе эту тайну. Да и... честно будто камень с души свалился.

– Так Ганс и правда был твоим сыном а не братом? – осторожно спросил я.

– Да, – тяжело вздохнула Ласла, откинувшись на спинку стула. – Да, так оно и было. Я так хотела, чтобы он был счастлив. Я оградила его от остальной семьи всеми стенами, какими только могла оградить. Магией, связями, иногда и расстоянием. Я боялась, что узнав правду он... не знаю, испугается. Возненавидит меня и родных. Что его жизнь превратиться в такой же кошмар, каким жила я. Я не знала, что мне делать, металась из стороны в сторону. Даже покончить с собой не могла, хотя и хотелось – боялась, что если я умру Ганс утонет во всем этом. А потом, в один далеко не прекрасный момент, я решила, что уже достаточно ненавижу своих отца, мать и брата, чтобы дать мешочек золотых лойсов убийцам.

– Но почему? – негодующе спросил я. – Как они могли? Как могут родные сделать такое?! У меня в голове это не укладывается.

– Мама была безумна, – потупилась Ласла. – Действительно безумна. Да, впрочем, хаяхи бабочки – покровительницы королевской семьи роз – часто сходят с ума. Ей ведь было за двести лет. Ее мучили кошмары, она ходила и говорила во сне, постоянно болела голова. Не удивительно, что она помешалась, найдя во мне причину всех своих бед. Но безумие и два благословения – опасное сочетание. У нее тоже был дар дракона, связанный с голосом. Не такой, как у тебя – она порой даже прислугу не могла заставить себя слушать. Дар дракона – убеждать голосом, и дар бабочки – предсказывать будущее, смешались, и изредка то, что она говорила в сердцах, сбывалось.

– И она сказала что-то про твоих отца и брата?

– Да, – не стала спорить сестра. – Даже не так – она говорила про них постоянно, не затыкаясь. Она постоянно твердила, что они – два кобеля, которые думаю не той головой. Она постоянно говорила мне, что я закончу... шлюхой. Причем говорила она это всегда по делу, и семья расценивала это как ее неприятную, но терпимую придурь. А потом она предложила этот союз с гречами.

– Как твой отец вообще на это согласился? – поинтересовался я. – Разве пшеница и гречи – не враги на век.

– В вот в этом ты не прав, – грустно улыбнулась Ласла. – Вадгард уже не раз предлагал гречам союз и мир, это они не соглашались. Так что матери пришлось уговаривать не отца, а гречневого короля. У меня есть мысли насчет того, что именно она им наплела, чтобы они согласились. Я даже предполагаю, что северный граф, устроивший восстание, был подкуплен гречами, чтобы те без боя заняли трон. И, честно сказать, я до сих пор не могу поверить в то, что мы выкрутились.

– Да уж, история, – вздохнул я. – Однако у меня есть предположение по поводу того, почему все так хорошо получилось...

– Думаешь, Теаган постарался? – спросила Ласла и, дождавшись кивка, согласилась. – Да, я тоже так думаю. Это очень похоже на один из его сложных планов.

– Скажи... – я помялся, – кем вы с ним были?

– С Эриком? – улыбнулась Ласла. – Лучшими друзьями пожалуй. Даже любовниками... но влюбленности между нами не было. Такие ненормальные отношения, не знаю как их даже и описать. Я нашла его на улице, отмыла, отчистила, устроила в хорошую семью, оплатила ему обучение в академии Жеиса. И, не смотря на то, что Эрик при нашей первой встрече был маленьким мальчишкой, я никогда его не воспринимала как ребенка. Я всегда чувствовала в нем друга и своего союзника. Сначала он был мелким негодяем, с которым мы шатались по водному плану. Потому он был негодяем покрупнее, вечно при помощи сложных комбинаций мне помогавшим. А потом он стал крупным негодяем, который ставил мои решения выше, чем решения моего отца, короля Вадгарда. И знаешь... да, я зла на него. Но я понимаю, зачем он меня проклял. Хотя мне и страшно об этом думать... хмн... в таком ключе.

– Да? – удивился я. – И зачем же?

– Подумай сам, – Ласла допила чай и, перевернув чашечку, поставила ее на блюдце. – Моя семья была убита, я – в бегах. Он помог мне вернуть власть, но я тогда вовсе не считала, что мое правление – хорошая идея. Я понимала, что мне нужно выйти замуж. Стране был нужен король. Мужчина. А меня связывало обручена с гречневым кронпринцем. Как ты понимаешь, Хего Шора я ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть до тех пор, пока он не сдохнет. Плохо так говорить, но я каждый вечер молюсь, чтобы наш засланный шакал, Норлейв, спустил с него шкуру. Но деваться мне тогда было некуда.

– Кстати от этом, – хмыкнул я, – а почему ты вообще так много лет была обручена с ним, но так и не вышла замуж?

– О, это была моя маленькая хитрость, – улыбнулась Ласла. – Когда я поняла, что беременна, моя добрая подруга и сестра по сторожевым башням – королева роз – предложила мне помощь. Она поговорила с королем, и тот поставил моему отцу и гречневому королю, что пойдет войной на них обоих, если я выйду замуж за Хего. Роза, надо сказать, умудрилась почти всю кету оставить в должниках, так что на ее сторону встали бы и лаванды, и льняники – никто бы против такой мощи не выстоял. Этот ультиматум розовая королева поставила им лично, без свидетелей. Потому они и отстали от меня со свадьбой. А вот Хего не отстал и частенько пользовался своим положением жениха.

Ласла с отвращением поморщилась и покачала головой, будто отгоняя неприятные воспоминания. Но все же продолжила, уведя разговор в другое русло:

– Так вот, когда я осталась одна, без семьи, на троне, выбора у меня другого кроме как жениться на этом идиоте не было. И если бы Эрик меня не проклял – Вадгард уже принадлежал бы гречам. Проклятье, благодаря которому я не могу зачать детей, оказалось хорошей пугалкой для кронпринца и кета впервые увидела расторжение договоренного брака, обернувшееся для наших стран войной.

– В которой ты победила, – закончил я.

– Ага, в которой я победила тоже благодаря проклятью, – вздохнула Ласла. – Выглядит со стороны как череда удачных совпадений, но на деле я подозреваю, что это какой-то план Эрика. И ты – тоже его часть. Но сколько жертв... сколько трупов этот план оставил после себя. И ради чего? Ради какой цели? Свет его знает...

В дверь постучали. Ласла быстро взяла со стула маску и, надев ее на голову, крикнула:

– Войдите.

Вошла, к моему удивлению, Фета. За маской совы горели два взбудораженных, блестящих энтузиазмом глаза. В руках глава магов замка Лэд сжимала нечто крупное, блеснувшее в свете магической лампы.

– Что-то случилось? – удивилась Ласла.

– О да, нечто весьма удивительное, – ухнула сова, а потом, подойдя ближе, поставила предо мной шкатулку.

Шкатулка была металлической, круглобокой. Она крепко стояла на четырех своих мощных, звериных лапах. Ее крышку, словно корона, венчал сросток прозрачных кристаллов. Ко всему прочему она была заперта на маленький навесной замок. Внутри у меня от вида этой вещи все сжалось... я ее видел! Не помнил где, но видел однозначно. А такое ощущение зачастую посещало меня при виде тех вещей, которые крепко въелись в память Ганса.

– Что это? – спросил я.

– Артефакт, – ответила басовито Фета. – Мощный, я такой магии в жизни не видела. И он – ваш!

– Мой? – поразился я. – Эта шкатулка принадлежала Гансу?

– Нет, интереснее! – ответила магичка, и в голосе ее проскользнул почти девичий восторг. – В эту шкатулку вложена частица души. Угадайте чья!

– Эрика? – насторожилась Ласла.

– Хуже! – ухнула Фета. – Ганса.

– Подожди-ка, не хочешь ли ты сказать, что Ганс передал часть свой души нашему дорогому другу? – поразилась королева.

– Скорее всего нет, – покачала головой Фета. – Скорее всего она была передарена, как и ваша, сона Розалинда, частица души, что в зажигалке. Но эта шкатулка определенно принадлежит вам Влад. Все нити от нее ведут к вам. К тому же вы можете расценивать ее как ваш боевой трофей. Мы нашли ее в нише за картиной!

Мы с Ласлой переглянулись, и я, сцапав вещицу, подергал замок. Замок, разумеется, даже не собирался открываться.

– Мда, мрак, – хмыкнул я. – А спилить не получится?

– Пробовали! – обрадовалась почему-то Фета. – Ни в какую! Я ведь уже говорила, что это – артефакт сумасшедшей силы. Возможно на нем даже есть недоступные нам, простым магам, заклинания парового уровня. Работа неимоверно тонкая, защищенная так, что ничем кроме ключа его не откроешь. Не могу поверить, что кто-то, пусть даже такой талант маг как Эрик сон Теаган, смог создать нечто подобное!

– И для чего нужна эта шкатулка? – забеспокоился я. – Как она работает? Что делает?

– Понятия не имею! – ухнула Фета весело.

– Мда... – хмыкнул я, разглядывая шкатулку. – Осталось только найти ключ...

И тут меня осенило.

– Шкатулка Ганса! – почти выкрикнул я. – Она ведь стоит у меня на камине уже свет знает сколько времени! В ней есть ключик, как раз – небольшой!

– Позволите, я сама, лично схожу? – тут же поспешила к двери Фета.

– Да-да, конечно, – обрадовался я.

Вскоре сова вернулась с костяной шкатулкой и поставила ее передо мной. Я открыл ее и невольно улыбнулся. Вещиц-то прибавилось! Помимо сокровищ Ганса здесь хранился крошечный осколок того фужера, в котором я сжег свою речь. Здесь лежали рядом брошь из птичьего серебра, подаренная рыцаршей-рысью, и кружевное яйцо синей птицы, обработанное Каей. Здесь я хранил и маленькую куколку с осколком души кофейника, и кусочек шкуры василиска. И, выложив все сокровища, включая локон волос Альти, пуговку с одежды Оди и сережку Ласлы (при виде которой королева, кажется, улыбнулась), я достал наконец ключ. Достал, вставил в замок, отпер его.

– Открываю? – спросил я напряженно. – Мало ли что там будет...

– Открывайте, – согласилась Фета. – Вещи с осколком души не могут причинить владельцу вреда.

– Что ж, тогда открываю.

Открыл я крышку... и ровным счетом ничего не произошло. Шкатулка была пуста, никаких инструкций к ней не прилагалось. И какая бы не была в нее вложена сильная магия, пока что она была всего лишь красивой безделушкой, которой мы не знали как правильно воспользоваться.

74. Самый знатный сторонник

В день похорон соны Лони в очередной раз разыгралась гроза. Молнии стегали землю где-то вдалеке, на самом краю горизонта, до нас долетал лишь гром да неяркие вспышки. Я мог бы отказаться от приглашения. На самом деле никто не ждал от меня, что я туда пойду – все же принц как никак, пусть и подставной. Однако совесть остаться дома мне не позволила, и я твердо решил проводить старую няньку в последний путь. Пусть мы с ней были мало знакомы, но... она умерла на моих глазах и была важным человеком для Ганса.

Потому, взяв с собой Каю и Отну, я выехал из замка, намереваясь проводить старую няньку в последний путь по всем обычаям Вадгарда. Но... увы, когда мы, прячась под магическим барьером от дождя, подъехали к дому соны Лони, ее уже грузили в катафалк – черный ящик на больших колесах от телеги. Как здесь проходят похороны я в теории знал, но ни разу не участвовал, потому сильно растерялся. Благо, меня увидела сиделка, и попросила на минутку задержаться возницу катафалка, чтобы я успел сделать свои подношения покойнице.

Сона Лони, уже погруженная в ящик, буквально утопала в искусственных белых цветах из ткани и бумаги, размокших от дождя – здесь они заменяли наши привычные венки. Я, не слезая с лошади, дополнил все это великолепие своей бумажной гирляндой, которую мы весь вечер вчера делали вместе с Альти. Старуха была бледной, но казалось безмятежно спящей. Ее одели в красивое, не подходящее ей по возрасту белое платье, похожее на платье невесты – в таких хоронили тех женщин, которые при жизни так и не успел выйти замуж. По мерка Вадгарда сону Лони можно было считать старой девой, хотя у нее и имелось двое детей. Сегодня утром, когда мы с Ласлой обсуждали этот странный факт, то пришли к выводу, что они вполне могут быть королевскими бастардами. Да, впрочем, благодаря проклятью безумной королевы этих бастардов развелось столько, что никто из них даже и не думал претендовать на па престол.

– Спасибо вам, – сказал я покойной. – И простите, что в последние минуты вам пришлось вспоминать о плохом из-за моей прихоти. Однако знайте, что это было не напрасно.

Сказать больше было нечего, и сиделка махнула вознице – уезжаем. Кое–кто из родственников и друзей соны Лони взобрался на лошадей или поймал повозки, и мы поехали.

В Вадгарде не было кладбищ. Единственными, чьи останки сохраняли, были члены королевской семьи. Дело в том, что, как я уже и говорил, здесь считалось, что душа не может проходить сквозь твердые предметы. Потому тела простого люда после смерти кремировали. Таким образом души освобождались словно ядра от скорлупы, и улетали в один из двух миров – темный или светлый, в какой уж ты заслужил. А вот королям и королевам улетать было не положено, потому что их опыт и их поддержка могли пригодиться новым королям и королевам. Именно поэтому рядом с замком имелся подземный склеп, выбраться из которого было настоящей проблемой, а тела держали в плотно забитых ящиках, залитых, кстати, специальным прозрачным, затвердевающим на воздухе раствором. Получались эдакие «люди в янтаре» – жуткое, я вам скажу, зрелище!

Крематорий, который здесь называли Погребальной Печью, располагался на отшибе от города, окруженный мертвой, потрескавшейся землей. Перед входом толпилось еще несколько семей, внутрь пускали по очереди. Я приготовился ждать, да не тут-то было. Одноногий старичок с костылями, стороживший вход и следивший за очередью, увидел меня и глаза его забегали. Он тут же открыл дверь, сунулся за нее, с кем-то переговорил и, подойдя к нам, вежливо попросил подождать, пока закончит предыдущая семья.

Мда... удобно быть принцем, но как же иногда это смущает.

– Не стоило, – смутился я. – Но все равно спасибо.

– Негоже вам под дождем стоять, ваше высочество, – поклонился нам старичок. – Пройдемте внутрь, думаю, мы найдем для вас кресло и чашку чая, если вы изволите его принять.

– А вот это уже лишнее, – покачал головой я. – Спасибо, но мы подождем здесь вместе с остальными.

– А вы все тот же, ваше высочество принц Ганс, – вдруг послышался справа приятный, напевный баритон. – Мнится мне, что ваша потеря памяти вас ничуть не изменила. Хотя, главное – что не испортила.

Я удивленно повернул голову и увидел сидящего на вороной лошади мужчину, который тоже прятался от дождя при помощи магии. Он был широкоплеч, сильно бородат, усат и одет в богатый, расшитый золотыми и красными нитями бежевый камзол. И он счастливо улыбался, глядя на меня без всякого подобострастия – приятная неожиданность.

– Простите меня, – вздохнул я, – но моя потеря памяти стерла вас из моей головы. С кем имею честь разговаривать?

– О, ничего страшного, я рад буду еще раз десять с вами познакомиться, – мужчина протянул мне свою огромную, сухую и горячую руку, которую я с удовольствием пожал. – Я ваш тезка, Ганс сонор Шенорк. Ваш покорный слуга и, кстати, должник.

– Если вы должны мне денег, то я вас, так и быть, прощаю, – удивился я, испугавшись, что мне сейчас отдадут то, чего я не давал. Как-то я не воспринимал вещи Ганса – особенно монеты – как нечто свое собственное. У моего предшественника ведь и недвижимость имелась в собственности. Земля, дома в разных городах, большое поместье у восточного побережья. И я бы все это с удовольствием отдал короне – да Ласла запретила. Сказала – пусть будет. Ну, я и сдался. А куда деваться?

– Нет, вовсе нет, – засмеялся по-доброму дядька. – Мой долг перед вами гораздо больше, чем какие-то монеты. Денежный свой долг я отдал очень и очень давно. А вот моя дочка благодаря вам до сих пор жива, здорова и недавно родила мне на радость уже второго внука.

Меня это заинтриговало. Я не раз слышал, что Ганс был хорошим парнем, но ни разу почему-то не наталкивался на факты, которые бы это подтверждали. Сам я его, откровенно говоря, считал наивным плаксой.

– А не могли бы вы мне рассказать об этом поподробнее, – попросил я. – Мне бы хотелось помнить о таких хороших вещах, как помощь людям.

– Вы и правда не изменились, – улыбка усача стала еще шире, и он вдруг полез в закрепленную на седле сумку. – Лет десять назад моя любимая дочка, Лил, утонула в грезах. И утонула она так глубоко, что ныряльщики заломили за возвращение ее разума огромную цену. Они даже не могли дать гарантий, что все пройдет удачно и она не лишится рассудка по возвращении. Нужно было ее доставать, и чем скорее – тем лучше, а нужного количества бликов у меня не было. Тогда я попросил хозяйку пограничной башни кошмара пустить меня туда чтобы поохотится на нехов. И она согласилась.

Мужчина выудил из сумки нечто, завернутое в коричневую бумагу и протянул мне. Я протянул руку, но меня опередила Кая. Забрала сверток, осмотрела со всех сторон, проверила магией и только тогда нерешительно отдала мне.

– При чем здесь я? – осторожно спросил я усача.

– Вы помогли мне набрать блики, – было мне ответом. – И потом, когда я уходил, благодаря ее величество за оказанную мне честь, она сказала, что если бы не вы – она не пустила бы меня в башню. Вы уговорили ее помочь мне, и даже не стали ставить меня в известность об этом факте. Меня это крайне удивило меня в свое время.

– Кто же вы такой, если вам помогала сама принцесса Розалинда? – удивился я, осмотрев сверток со всех сторон. – И что здесь?

– О, прошу меня простить, – снова засмеялся бородачь. – Совсем забыл о титулах перед лицом беды. Я – западный граф.

– И... – удивился я, получив подтверждающий кивок от Каи, – что же вы делаете здесь, в столице?

– Я приехал придать огню своего отца, который последние месяцы своей жизни провел в лучших больницах Фрита в надежде, что сможет излечить свою старость, – сказал мужчина с грустной улыбкой. – А что в свертке я не знаю. Вы прислали мне его за месяц до восстания. Письмо, что было приложено, я сохранил... но если вкратце – вы просили вернуть его вам либо когда нас сведет вместе общая беда, либо когда вы сами об этом попросите. Направляясь во Фрит, я почему-то не сомневался, что встречу вас здесь. Будто сама синяя птица постаралась, и подстроила нашу встречу. Странно, не находите?