Текст книги "Попаданец для драконши (СИ)"
Автор книги: Алиса Рудницкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)
– Он хоть жив? – флегматично спросила Ласла.
– Еще как жив, – хищно прищурилась Лука. – Будто бы я дала этому подонку умереть до того, как он нам все расскажет...
От этих слов я поежился. Лисица рассказывала нам все это на ходу, по дороге в темницу, где заперли мятежного шакала. Лука надо сказать, пыталась уговорить меня не ходить с ними, но я все равно пошел. Пошел, потому что считал, что это дело касается меня лично. Все же сильно этот Норлейв подгадил мне при прошлой нашей встрече. Настолько сильно, что я, испытывая отвращение к самому себе, хотел посмотреть хотя бы на то, как его разукрасили гречи. Ну а заодно и глянуть на ту темницу, в которую в начале нашего знакомства меня обещала посадить Ласла.
Темница оказалась не самым приятным местом в замке Лэд. Располагалась она внутри скалы, на которой стоял мой новый дом, и узкие окошки-бойницы ее выходили прямо из отвесного склона. Впрочем, в эти самые окна просунулась бы только что мышь, а вот толстая крыса уже бы не пролезла. Зато свет и свежий, холодный ветер, через них проникали отлично. Никакой сырости и плесени на гладких, каменных стенах, никаких узников в кандалах и стонов из пыточной – просто цивилизованная тюрьма с одиночными камерами и скудным пайком. Дверей здесь не было, лишь решетки без единого намека на замок или запор. И заключенные, что удивительно, вели себя весьма мирно – я видел их изредка сидящими на узких кроватях и глядящих на нас сонными глазами.
– А вот мы и пришли, – почти радостно оповестила нас Лука, подойдя к одной из решеток и помахав заключенному рукой. – Норлейв, как дела? Как синяки?
Кая, что немой тенью везла мою коляску, подкатила меня поближе и я увидел мужчину лет тридцати. Надо признаться, представлял себе я шакала как-то по-другому. Из-за его внешнего вида на водном плане я ожидал увидеть темноволосого, хищного парня со злобным взглядом. Но предатель оказался высоким, словно каланча, блондином – поджарым, и, не считая следов побоев, красивым. Отросшие волосы цвета сухого песка перемежались с сединой, особенно много ее скопилось у висков. К тому же Норлейву было явно не до нас. Он сидел ссутулившись и смотрел вяло, флегматично своими подбитыми, заплывшими глазами.
– Что, позлорадствовать пришла, лиса? – спросил он вежливым, тихим голосом, а потом поймал в фокус нас с Ласлой и Каей. – А... вон оно что. Кажется, сейчас у меня прибавится синяков.
– Вовсе не обязательно, – благодушно сообщила ему Лука. – Будешь отвечать на наши вопросы добровольно – вернешься в камеру таким, какой был. Ну что, Норлейв, готов сотрудничать с короной?
В ответ шакал тяжело, устало вздохнул и флегматично почесал свою тощую шею. От этого воротник тюремной робы – зеленой просторной рубахи – сбился, и я увидел краешек чего-то красного, горящего, словно сигнал светофора.
– Что у него на шее? – спросил я тихо у Каи.
– Усмиряющий обруч, сон Розалинд, ошейник, – так же тихо пояснила мне она мне, не решившись видимо обращаться на «ты» при Норлейве. – Для него сейчас все как в тумане. Для его же блага.
– Да, а то бы сейчас он либо пытался протиснуться в бойницу, либо взламывал магический замок на двери, либо еще что-нибудь вытворял в этом же вроде, – подхватила Лука. – Мы на всех заключенных этот замечательный артефакт используем, чтобы не брыкались и не пытались сбежать...
Со стороны входа в темницу раздались шаги, и нас нагнал Эллиот – при полном параде и в сопровождении четырех стражниц. Я вздохнул и попытался ему улыбнуться, но на мою улыбку парень не ответил. Напротив, увидев меня, он поморщился и спросил почти брезгливо:
– Мрак, ваше величество, зачем вы позволили ему сюда прийти? Только мы начнем этому подонку Норлейву гвозди под ногти вбивать, как эта неженка грохнется в обморок.
– Твоя правда, – поморщился я, представив себе этот кошмар. – Но я не собираюсь оставаться до пыток.
– Тогда какого ты сюда пришел, катись вместе со своей канарейкой наверх, – велел мне Эллиот, но Ласла его грубо остановила.
– Заткнись, Элли. Лучше вытащите этого шакала из камеры и отведите в комнату с зеркалом. Хочу лично его допросить. Ганс, ты мне поможешь?
– Если ты не заставишь меня вбивать ему гвозди под ногти – то да, – поморщился я.
– Не заставлю, – вздохнула шумно Ласла, а потом отошла в сторонку, дав дорогу своей личной охране и пояснила. – Они шутят, Ганс. На войне, конечно, мы пользовались и такими грубыми методами, но в мирное время мы обходимся магией и микстурой правды.
Эллиот быстро прикоснулся рукой к решетке, и прутья втянулись в стены и пол. Две стражницы оперативно вошли в камеру и, подхватив шакала под руки, заставили его встать. Норлейв не сопротивлялся. Он был действительно словно пьяный или больной – такое ненормальное состояние. Вслед за ним, ведомым стражницами, мы устремились дальше по узкому коридору, который закончился тремя дверьми. Именно одну из них и открыл Эллиот – все так же, прикосновением руки, никакого замка на ней не было, да и ручки тоже.
За дверью оказалась действительно «комната с зеркалом», иначе и не назовешь. Это самое зеркало занимало целиком одну из стен, и я только цокнул языком, увидев его. Здесь, в Вадгарде, не изобрели еще альтернативы серебряному напылению, потому зеркала стоили дорого. Даже, я бы сказал, очень дорого, зачастую дороже драгоценностей, так как серебро это являлось редким металлом и добывали его в небольших количествах только у нас, да на материке розы. Потому я прекрасно понимал, что предо мной на стене висело целое состояние. И перед этим самым состоянием стоял стул.
– Какая-то магия? – уточнил я у Ласлы.
– Вроде того, – кивнула она и осторожно отобрала ручки моего кресла у Каи. – Дальше я сама, подожди за дверью
– Хорошо, ваше величество, – поклонилась моя рыцарша и вышла, бросив на меня напоследок обнадеживающий взгляд.
Тем временем стражницы усадили шакала на стул, привязали его ноги к ножкам а руки скрутили за спиной. Норлейв подергался, но скорее не чтобы освободиться, а чтобы чуть ослабить тугие веревки, поерзал и уставился на нас, вставших за его спиной, через зеркало.
– Мы будем на страже, – козырнул Эллиот, и я в очередной раз подумал, что если бы я не знал что он мужчина, никогда бы не догадался. – Зовите, если что-то понадобится.
– Да-да, – отмахнулась от него Ласла. – Идите.
Дверь за нашими спутниками захлопнулась, и мы неожиданно остались втроем – я, королева и шакал. Я с интересом поднял глаза на Ласлу, пытаясь понять, для чего предназначена эта комната, но сестра не обратила на меня внимания – сцепилась глазами с Норлейвом. Однако в их взглядах не было, что удивительно, ненависти. Две пары глаз изучали друг друга настороженно, одинаково рассеянно.
– Ну что ж, – в конце-концов заключила Ласла. – Норлейв, приказываю, не закрывай и не отводи глаза. Смотри в зеркало.
– Моргать можно? – спросил, поморщившись, пленник.
– Можно, – позволила Ласла, и сняла свой шлем.
Я заинтересованно замер, ожидая, что будет дальше. Но Норлейв не упал в обморок. Вместо этого он как-то испуганно вжался в спинку стула, поежился и повернул голову вбок, чтобы смотреть на отражение Ласлы искоса, краем глаза.
– А вы не врали, ваше высочество принц Ганс, – проворчал он напряженно. – Такой молодой я тебя, девочка, никогда в своей жизни не видел.
– Но, тем не менее, всегда относился ко мне как к маленькой, – с грустной улыбкой сказала королева. – Сказки мне все рассказывал. Может, ты их и забыл уже, а я – помню.
Ласла поймала мой удивленный взгляд и покачала головой – потом, мол, все, не сейчас. Мне ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и, отъехав в сторонку, постараться расслабиться.
– Ну, и какая же была твоя самая любимая? – по губам Норлейва пробежал, как рябь по воде, улыбка, и тут же пропала.
– Сказка про волчьего сына, – сказала Ласла, а потом спросила меня. – Не помнишь ее, Ганс? Хочешь, перескажу?
– Хочу, – настороженно кивнул я.
– Родилось темной ночью, в грозу, у волчицы трое волчат, – вздохнув, начала Ласла. – Двое – самые настоящие волки, пусть и слепые щенята. Третий же – какой-то странный. То ли лис, то ли волк, то ли еще какая-то зверушка. Посмотрел на него волк-отец и сказал – что ж, не будем грызть его до поры до времени. Пусть он и уродец, но зато у него будет выбор, кем быть. Захочет быть волком – станет волком, захочет лисом – станет лисом, а захочет – не станет ни тем и ни другим, останется серединкой. Прошло время, подрос волчий сын и решил, что хочет быть волком. И стал он, как он о нем говорили, волчее всех волков. А почему? Потому что у него был выбор. Ведь только сделав выбор и отринув лишнее, можно стать чем-то настоящим.
Норлейв закрыл глаза на добрых три секунды, зажмурился, но тут же снова их открыл, тяжело дыша. Видно, ошейник не только усмирял эмоции, но и не давал ослушаться приказа.
– И вот где этот волк оказался, – беспощадно продолжила Ласла. – В темнице, связанный, исхудавший и растерявший свою браваду. Был волк... но сейчас я вижу перед собой шакала.
– Совсем ты нюх потеряла, девочка, – покачал еле-заметно головой Норлейв, а потом вдруг расплылся в блаженной улыбке. – Нет... сейчас я, пожалуй, более волк, чем за всю свою жизнь. И хорошо. Лучше умереть волком, чем падальщиком-шакалом.
– И с чего же ты волк? – ехидно спросила его Ласла. – Я вот вижу пред собой отощавшую дворнягу.
– Смейся-смейся. Но тот, кто алчет красной, горячей крови, не может зваться шакалом. А я ее алчу как никогда в жизни.
– Не моей ли часом? – поинтересовалась Ласла. – Хотел съякшаться с врагом, взбаламутить и так полубезумного гречневого короля, раскрыть ему какие-нибудь тайные ходы замка Лэд чтобы он отправил еще одну партию убийц?
– Нет, – пожал плечами шакал. – Ласла, подумай сама, зачем мне это надо? Я ненавидел твоих отца, брата и мать, презирал твоего возлюбленного младшего принца, испытывал отвращение к тебе. Да, все это есть. Но я не поднял нож на короля. Не поднял даже зная, что он со своим старшим сыном изнасиловал и свел с ума мою дочь. Я сидел тише мыши все эти годы и не устраивал на тебя покушений, не пришел к тебе с ножом. Да, наболтал я твоему брату о тебе гадостей. Наболтал их всем. А почему? Потому что настоящий волк никогда на сестру волчицу не кинется, какая бы она не была лишаястая. А болтать... болтать мне никто не запрещал. Да и смотри как вышло – благодаря твоему братцу я нашел себе неожиданно цель для охоты. Снова встал на волчий путь.
– И на кого же это ты решил поохотиться? – осведомилась Ласла елейным голосом.
– На Хего Шора, – сказал, облизав хищно губы, Норлейв. – Как думаешь, тебе бы понравился вид его насаженной на пику головы?
Я хмыкнул, услышав знакомое имя, а Ласла растерялась. Так звали гречневого кронпринца. Я наводил о нем немного справки после нашей прошлой с шакалом встречи. Мне было интересно понять, почему Ласла добрых пятьдесят лет была с ним обручена, но замуж так и не вышла. Ничего толкового я так и не узнал. Сестра, поморщившись, охарактеризовала его как ненавистного подонка и больше я из нее и слова вытащить не смог. Лука же эту картину дополнила тем фактом, что Ласла обещала гречневому королю сократить уплату дани с десяти лет до пяти, если он отдаст ей на растерзание сына. Из всего этого я заключил, что Хего Шор с королевой сделал что-то такое, за что женщины мужчин не прощают – изнасиловал. И, судя по тому, сколько они ходили помолвлены, не один и не два раза. От одной мысли об этом мне хотелось самому до него добраться и голыми руками придушить.
Впрочем, я не исключал варианта, что все было не так плохо. Может, они были и в нормальных отношениях, но он ее бросил? Или изменял? Кто ее, Ласлу, знает...
– Вот ты думаешь сейчас, – продолжил шакал, воспользовавшись заминкой, – что я тут переметнулся на твою сторону, решив сохранить свою жалкую шкуру? Допустим. Но и я не могу тебе верить, девочка, полностью. Вдруг зеркало волшебное, и в нем отражается то, что ты хочешь, чтобы там отражалось. Я еще плох в магии, мало что умею. К слову, она стала настоящим подарком для меня, беглеца...
– Ты понимаешь, что мне придется тебя вздернуть? – спросила через силу Ласла. – Понимаешь, что предателя, дезертира, пустившего в замок убийц, не получится просто упечь в тюрьму до конца жизни?
– Понимаю, не дурак, – согласился Норлейв. – И я, кажется, вполне к этому готов...
Ласла прикусила заусенец, что меня немало удивило. Видеть, как всегда серьезная, правильная королева грызет собственный палец было странно. И я... черт меня дернул открыть рот.
– Ваше благословение... – буркнул я.
Даже Норлейв удивленно перевел на меня глаза – всего на секунду, а потом снова, тяжело дыша, впился глазами в отражение Ласлы. Сестра же уставилась на меня, прищурилась, будто пытаясь залезть мне в голову и понять, что там творится.
– Не знаю, что там с ним, но я лишь немного поседел, – пробормотал Шакал, а потом добавил торопливо. – Ласла, не знаешь ли ты, случайно, как это было у твоих родственников?
– Это происходит за считанные дни, – задумчиво потерла подбородок королева. – Сколько тебе, шакал?
– Сто семьдесят, – пожал плечами Норлейв.
– Значит, дракон все еще не отвернулся от тебя, – пробормотала Ласла, а потом повернулась ко мне, будто приняв какое-то решение. – Как думаешь, что нам с ним сделать? У меня есть идея, но... мне хочется еще одну, от тебя.
– Выставить его в клетке на площади с пояснениями, – пожал я плечами. – Пускай всем рассказывает, какой «хороший» был король. Народ верит в благословение дракона, так что увидев, что оно все еще на нем, они поверят. Но, как бы там не было, советую его посадить после этого пожизненно. Чтобы особо сердобольные граждане его не линчевали
– Линче... что? – удивилась Ласла, и до меня дошло, что Линча у них явно в истории не было. – А, ты про самосуд? Да, согласна. Стражу надо будет поставить... Только вот сажать я его не буду. Мне больше нравится другой вариант.
Она посмотрела на Норлейва оценивающе, и в глазах ее плясали нехорошие огоньки.
– Хочешь, я тебя отправлю к гречам? – сладко спросила она. – Мы тебя чуть подправим... как посла. Напичкаем красителем. И делай ты что хочешь, Норлейв, только подальше от Вадгарда. Принесешь мне известие о смерти Хего Шора – прощу тебе все твои грехи и признаю волком. Что скажешь?
Шакал ничего не сказал. Он только улыбнулся, продемонстрировав ровные белые зубы и кивнул. Кивнул так, будто самая желанная из всех женщин согласилась выйти за него замуж.
– Ну и отлично, – кивнула королева в ответ, надев на голову шлем-маску. – Только для начала мои девчонки убедятся в том, что ты не работаешь на этих самых гречей. Так что держись.
– Как скажете, моя королева, – кивнул Норлейв. – Ради такого я многое выдержу.
А потом он, неожиданно, оторвал от нее взгляд и снова глянул на меня.
– А тебе, заяц, стоит сменить маску, – сказал он, заглянув мне в глаза. – Эта слишком сильно сбивает с толку. Смотришь – вроде белый комок шерсти... а на деле...
– На то и расчет, – улыбнулся ему я.
– Тебя после прошлого раза в кошмар не утянуло? – осведомился он, а потом сказал уже Ласле. – Хотите – утопите меня в ответ. Приму как заслуженное наказание.
– С магией ты нам будешь полезнее, чем без, – отрезала Ласла, надев маску. – К тому же ты свел его с девушкой.
– Да, вроде того, – смешался я, а потом тяжело вздохнул. – Мда... на самом деле я вам не очень верю, Норлейв. Но верю благословению. Когда я смирюсь с тем, что ошибался по этому поводу, я, пожалуй, перестану на вас злиться за тот кошмар. Хотя даже тогда, в замке Соломати, вы сыграли нам на руку.
– Все что не делается, все к лучшему, да? – спросила глухо, в маску, Ласла, ухватившись за ручки моего кресла. – Пошли, Ганс. Оставим волка в одиночестве, наедине со своим отражением. Пускай насмотрится. Видит свет-птица, себя пшеничником он теперь долго еще не увидит.
68. Друг
Эллиота я нашел на площадке перед рыцарским корпусом. Небо заволокло тучами настолько черными, что темные башни замка Лэд на их фоне казались белыми. Сверкали молнии – правда, так далеко, что росчерков в небесах не было видно. Лишь вспышки да гром оповещали о том, что идет самая настоящая буря. Но Эллиот, так похожий на тощую девчонку, не обращал на приближающуюся непогоду ровным счетом никакого внимания. Пыхтя и отдуваясь, он упражнялся с двуручным мечем. Оружие в его руках превышало рост рыцаря, он даже поднимал в воздух его с трудом. Однако было в движениях Эллиота что-то такое, что заставило меня застыть на месте и зачарованно любоваться его тяжелым, странным танцем. И, видно, сидел я так тихо, что парень заметил меня только когда оружие выскользнуло у него из рук и со звоном повалилось на устилавшие площадку камни.
– Чего уставился, принц? – спросил он – как всегда без особого почтения.
– Любуюсь, – сознался я. – Если ноги себе верну – научишь?
– Чтобы даже оторвать тонгр от земли тебе придется до этого тренировками спустить с себя семь потов, – фыркнул Эллиот. – Впрочем, я бы посмотрел на то, как его высочество языкастый принц будет пыхтеть, отжимаясь от земли.
– Ну, судя по тому, что мы с тобой примерно одной комплекции, у меня должно получится, – поддел его я.
Эллиот поморщился – совсем по-женски, надо сказать. Я еле удержался от того, чтобы ввернуть еще одну шпильку в его адрес. Те времена, когда я его побаивался давно прошли. Как и те времена, когда я относился к его проблеме как к бокалу из тонкого хрусталя.
– То, что я выгляжу как баба, не отменяет того, что я – мужик, – огрызнулся Эллиот. – Причем мужик, который каждый день поднимает вот эту здоровую железяку. Ты, конечно, тоже не женского пола, но ты калека и не поднимаешь в день ничего тяжелее чашки с чаем. Исходя из этого, как думаешь, что с тобой будет, если я тебе немного съезжу кулаком по лицу? Так, для профилактики и чтобы не приходил поглумиться.
– На самом деле я и не думал глумиться, – улыбнулся ему я. – Знаешь, на моей родине есть поговорка – свинья грязь везде найдет. Это про тебя. Вечно ты видишь всякую гадость, которой нет.
– Правда что ли? – фыркнул Эллиот. – Ну надо же, какой я, оказывается, мнительный.
– Ласла говорит, что это – твоя лучшая черта. Я с ней согласен.
– Я называю это осторожностью, а не мнительностью. К тому же...
Он посмотрел на меня, и мне показалось на секунду, что из-за его физической усталости на секунду проглянула усталость душевная. Эллиот... пожалуй, был одним из тех людей, которые помимо придворной маски носили еще и психологическую. Мне все казалось, что он зарыл что-то в себе, какое-то свое чувство или качество. Зарыл так глубоко, что было непонятно, что это. То ли мягкость он свою отсек и спрятал, то ли любовь к миру, жизни и людям, то ли еще что-то в этом вроде. Только вот это не сделало его сильным, как он думал. Озлобило только.
– К тому же когда охраняешь королеву довольно быстро начинаешь нервно дергаться от каждого слишком громкого звука, – продолжил Эллиот. – Каждая тень кажется тенью врага, каждый страшный сон – зловещим предостережением. Не поверишь, но я почти раз в неделю вижу во сне, как ее убивают. То травят, то втыкают нож в грудь, то выкидывают из окна. Поживи так год, два – и ты сам станешь параноиком. Не понимаю, как ты вообще можешь вести такую беззаботную жизнь здесь. Я все думал – может, ты туповат... но что-то не похоже.
– Комплимент? – удивился я. – От тебя? Никак мир сегодня к вечеру должен рухнуть.
– Заткнись, – поморщился рыцарь. – Беру свои слова обратно – ты туп как пробка. Да еще и ядовит, как гадюка.
– На самом деле я боюсь, – пропустил я оскорбление мимо ушей. – Просто не показываю. Да и я привык жить с этим ощущением страха и беспомощности. Представь себе, что у тебя не работают ноги, Эллиот. Если в соседней комнате твоего маленького дома что-то загорится, то ты, возможно, не успеешь сбежать. Любая громко лающая собака для тебя – проблема. Не говоря уже о том, как небезопасно на моей родине выходить на улицу. Гопники... хулиганы, в общем, на каждом шагу. Еще и район у меня был мерзкий.
– Отвратительно быть тобой, – заключил Эллиот, опустив меч на землю и утерев со лба пот. – Однако ты ведь не чтобы поговорить по душам пришел? Чего тебе надо, заяц? Говори и выметайся, ты мне мешаешь.
– Я хотел попросить тебя кое о чем, – решив, что я и правда достаточно долго размазывал кашу по тарелке, сказал я. – Хочу поговорить с Норлейвом с глазу на глаз. Но тюрьма, я так понимаю, открывается только твоей рукой.
– Тебе зачем? – удивился рыцарь, а потом с отвращением поморщился. – А... решил еще немного покопаться в грязном белье Ласлы? И не стыдно тебе?
– Не стыдно, – пожал я плечами. – Она сама не расскажет, а я... я просто чувствую, что пока я всей истории не знаю, у меня не получится снять с нее проклятье. Да и секреты я, честно сказать, не люблю.
– Она ведь к тебе как к родному, – пожурил меня Эллиот. – Втерся в доверие, живешь за ее счет, во всем она тебе потрафляет. Нет бы сидеть тихо и наслаждаться тем, что есть, а ты – гадишь. Лезешь в душу, козел, бередишь ее старые раны.
– По своему скромному опыту я уже понял, что ей это только на пользу, – покачал я головой, а потом позволил себе огрызнуться. – К тому же если бы я ходил перед ней на цыпочках как все вы – грош бы мне цена была.
– Она же королева, дурья твоя бошка. А к королевам нужно относиться с почтением.
– Ты так об этом говоришь, будто короли и королевы – это какой-то отдельный вид сверхлюдей, – поморщился я. – Но на деле Ласла ничем не лучше и не хуже тебя или меня. Ей хочется говорить с людьми как с людьми, а не как с подданными, а нельзя. Надо же статус подчеркивать. И ей тяжелее чем прочим, потому что у нее нет семьи. И я, Эллиот, как ты сказал, втерся к ней в доверие не чтобы лежать на мягких перинах. Я сблизился с ней чтобы ей было не так одиноко. Жил бы я при этом в комнате слуги – все равно бы пытался ей помочь.
– А ты герой, – саркастически поддел меня рыцарь. – Да, конечно, жил бы он в комнате прислуге. А кто орал в самом начале, что он несчастный инвалид и ему нужен уход?
Крыть было нечем, и я сдался.
– Ладно, ладно, хорошо. Я плохой, ты хороший. Но я действительно не ради того, чтобы над ней поиздеваться хочу узнать о ее прошлом. Если стрелу из тела не вытащить – рана не зарастет.
– Да знаю я, – почему-то потупился Эллиот. – На самом деле я не считаю, что ты – зло. Пока от тебя было больше пользы, чем ото всего этого змеиного гнезда. Я на твоей стороне, принц. Потому к Норлейву мы не пойдем.
– Почему? – я не знал, чему больше удивляться – добрым словам или неожиданному отказу.
– Во-первых, знает он мало, – покачал головой Эллиот. – Во-вторых, он переметнулся на сторону Ласлы, и теперь из него и слова лишнего о ней не вытянешь. Не представляешь, что с ним вчера Лука делала, чтобы развязать язык... я думал, честно говоря, что он помрет.
– Не помер? – опасливо спросил я.
– Не помер, – успокоил меня рыцарь, а потом снова поднял свой меч. – Однако я не думаю, что ты сможешь от него чего-либо добиться. Забудь о нем, этот шакал одержим жаждой крови, хочет прирезать этого, тьма его забери, гречневого принца. Лучше поймай Луку.
– Она говорила, что ничего не знает, – хмыкнул я.
– Лука? Не знает? Ха! – развеселился Эллиот. – Она знает все! Все и обо всех. Это – ее работа, ее хлеб. Королева – не исключение. А тебя она за нос поводила, причем поводила не особенно стараясь. А ты и поверил. Нет, ты точно туповат, принц. Однозначно.
– Увы, согласен, – мне стало стыдно за свою глупость. – Однако если она мне до этого ничего не говорила, то с чего же расскажет сейчас?
– Она тебе ничего и никогда не расскажет, – покачал головой рыцарь, махнув мечом. – На ней не только расписка, по которой за выдачу тайн короны ей грозит виселица, но и магическая печать. Так что ты от нее прямо ни слова не добьешься. Но есть один способ, как добиться подсказки.
– Как же?
– Давай так... – Эллиот начал говорить, но неожиданно вздрогнул и, опустив меч, тронул щеку. – Ну вот, а я надеялся еще полчаса потренироваться.
Дождь полил так сильно и так неожиданно, будто над нами кто-то наклонил исполинскую лейку, полную воды . Рыцарь шустро зашел под крышу, но успел изрядно намокнуть. Тонгр был помещен на специальную подставку рядом с длинными копьями. Сверкнуло – молния разрезала небо прямо над нашими головами, перепрыгнув с тучи на тучу. Оглушительно грянул гром, и я подумал, что если бы мы были на Земле, то от этого похожего на взрыв раската обязательно завыли бы сигнализации машин. Вспомнив рассказ старика-ученого про охотников на молнии я поежился. Вот уж чем бы я точно никогда в жизни не стал заниматься! Гроза всегда вызывала у меня какой-то подсознательный, животный страх.
Однако Эллиота молнии вовсе не пугали. Он подошел ко мне, присел на корточки и достал из кармашка брюк сигарету. Конечно, она была без фильтра. Да что там фильтр! Банальная самокрутка!
– Дай, – попросил я, чувствуя себя жалким наркоманом. – Уже полгода не курил...
– Перебьешься, – хмыкнул рыцарь, но сигарету все же спрятал, решив, видно, меня не травить. – Думаю, если я увижу, как ты с твоим кукольным лицом куришь – мир точно рухнет.
– Если бы я не курил, то, наверное, не заговорил бы тогда с Эриком сон Таганом, – хмыкнул я, прикрыв глаза. – Мда... помню, он все хвалил те сигареты, что я курил. Действительно хорошая марка...
– Забудь о сигаретах, – поморщился Эллиот.
– Да, так что мне делать с Лукой?
– Поймай ее на вранье. Как угодно, на любой мелочи. Она ценит такие вещи... ценит настолько, что поможет. Сама не расскажет – но направит к кому-нибудь, кто расскажет за нее.
– Думаешь, сработает? – нахмурился я. – А не пошлет она меня далеко и надолго?
– Неа, – усмехнулся рыцарь. – Поверь человеку, который знает ее с детства. Лиса вся состоит из хитростей и интриг, присыпанных сахаром и прикрытых добропорядочностью. И если кто-то ловит ее за руку, показывает сделанную ей же погадку – она приходит в невообразимый восторг. Если подумать, ее давно уже никто из посторонних не ловил, и это ее впечатлит. Она, конечно, поймет, что это я тебя надразумил... ну и пусть. Не жалко.
Снова сверкнуло и снова прокатился по замку гром.
Вот ведь бывает живешь с человеком рядом, ругаешься, зубоскалишь, презираешь где-то внутри... а он, оказывается, на твоей стороне. И стыдно мне как-то от этого стало перед Эллиотом. Я даже повернулся к нему, чтобы сказать, какой он хороший, но он меня опередил.
– Слушай, че тебе еще от меня надо? – возмущенно спросил он. – Я все что хотел сказал, так что выметайся давай, дай покурить в одиночестве, тупой принц.
– Ладно, – с тяжелым вздохом, улыбнулся ему я. – Я тоже тебя очень уважаю, Элли.
69. Предположения
Как-то неожиданно начались рыцарские смотры и экзамены. Несчастная Кая, замученная проверками и тренировками, уходила пока я еще спал, поздно возвращалась и, только окатившись водой, валилась спать. Я старался к ней не приставать лишний раз, и все наше общение ограничилось кратким обменом новостями и парой-тройкой усталых поцелуев. Та же участь постигла и Отну, потому остался я один-одинешенек. Охранять меня поставили целых трех флегматичных лошадок, которые были не рыцарями, а просто стражницами, к тому же явно меня побаивались и держались с почтением.
Ко всему прочему замок и рыцарский корпус наводнили рыцари со всего Вадгарда. Они приезжали целыми кланами, по очереди, размещались в казармах, бродили по чахлому саду замка Лэд, тренировались во внутреннем дворе. Приехал и клан Каи, сипухи – эти еще и летали вокруг замка пару раз, за чем я с интересом наблюдал. В общем, всем стало не до меня, и я, умирая от скуки и бездействия, начал коротать дни в библиотеке.
На самом деле раньше книги я не особо любил и почти гордился тем, что умудрился в школе не прочесть ни одного большого классического произведения, что задавали нам на уроках литературы. Современный худлит меня тоже особенно не прельщал, всему этому я предпочитал игры, фильмы и сериалы. Но на кете ни изобрели пока ни компьютера, ни телевизора, потому медленно но верно, с изучением языка, мне приходилось привыкать к книжкам.
Ох, как же я их ненавидел первое время!
Вадгардские закорючки поначалу вызывали у меня головную боль. А потом, в один прекрасный день, я неожиданно для себя прочел целиком, от корки до корки, крошечный сборник стихов. Прочел, и почти все понял. Перечитал, чтобы закрепить результат и возгордился своей первой победой над чужой словесностью. Возгордился настолько, что решил прочитать еще что-нибудь. И пошло-поехало. За последний месяц я прочел, может, книг пять – сборник городских легенд, пару сборников сказок и несколько простеньких книг по географии, рассчитанных на детей.
Ну а теперь, пользуясь освободившимся временем, я решил погрызть что-то посерьезнее и наконец добрался до книг по магии. Если быть точнее – до трудов ученых, исследовавших в разное время природу проклятий. Читать их было неимоверно сложно, потому делал я это исключительно в библиотеке в компании большого толкового словаря. Помогала мне изредка и библиотекарша – полная, строгая как школьная уборщица мышь, которая за маской своей, кажется, прятала неизменно брезгливое выражение лица.
Этот день не стал исключением.
Ощущая, как ко мне неумолимо подкрадывается мигрень, я пытался разобрать очередную сложную главу с заумными философствованиями на тему проклятий. Окон в библиотеке не было – чтобы книги не выгорели, летающие же под потолком магические лампы светили черезчур ярко, аж глаза ломило. От полного книжной пыли воздуха першило в горле, хотелось пить, но лень было спускаться на кухню – одно из неудобств огромного замка. С собой же воду я не брал – слишком уж сильно брюзжала по этому поводу библиотекарь.
И вот в этот кошмарный момент до меня смертного снизошел милостивый ангел. Ангела звали Кая, и он нес в руках полный графин холодной воды.
– Ты сегодня рано, – обрадовался я своей девушке, проигнорировав тут же принявшуюся ворчать мышь. – Сегодня вас отпустили пораньше?
– Увы, нет, – Кая поставила графин предо мной на стол, рядом с ним водрузила стакан, – я не на долго. Просто повезло сдать экзамен первой, и, видя как я скучаю на лавочке, сона Крагорд отпустила меня на час или два. Главное мне вернуться к тому времени, как экзамен сдадут остальные. Вот я и решила посмотреть, чем ты тут занимаешься.
– Все как обычно, – тяжело вздохнул я, отодвинув книгу подальше и с жадностью принявшись за воду. – Ломаю голову над тем, почему у вас здесь нет поговорки «краткость – сестра таланта». Если бы все эти многомудрые маги руководствовались этим простым девизом – то книг по проклятьям было бы не семь, а одна, зато очень и очень полезная. Самому, что ли, заняться...
