Текст книги "Дни яблок"

Автор книги: Алексей Гедеонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

– Вот это да! – восхищённо выдохнула Бут и сразу взяла перо. – Можно я буду индейка?

Чернега с Ганжой просеменили поближе к столу, и каждый выбрал свой салат, поначалу глазами.

– Зобилие! – радостно сказала снующая туда-сюда по комнате, Линничка. – Тут просто начать и кончить. Юрик, не рохчи, сейчас уже до еды дорвёшься, скоро. Вот куда ты растёшь – я просто не знаю… Это не вредно – быть таким высоким?

– Действительно, изобилие. Симпатично, да, – подтвердила Карина. – Когда вы всё это успели? Даник, вам, может, Инга помогала? Мама? Или нет? Вы сами столько нарубили? Целый пир.

– Да что же тут есть? – удивилась Гамелина. – Ничего особенного, просто стол. Оливье, салатики: «день и ночь», «мимозка», морковный, яйца фаршированные, балычок, икра из синих – Даник случайно не сожрал до сих пор, немножко грибов моих, лечо, буженинка – это тёти Аллы творчество, я к ней соус на основе аджики сделала, такой себе. Пирог сырный, ну, так – закусочный. Лида чеснок настарала вот, молодой, свой, и черемшу – закрытую в мае. Ещё бутриков со шпротами налепила, торопилась – руки тряслись, с каких-то аж горох укатился. Картошка ещё – решили сразу ставить, чтобы не носиться, с ней вместе мясо по-французски, рецепт несложный – я дополнила кое-чего. Намечались ещё пряники и пирог на десерт. Пирог есть – лимон-яблоко, кисленький, как раз к кофе. Вместо пряников нахимичила печенья, а что делать…

– Съесть это всё, – уважительно сказала тонкая и звонкая Линничка, – и растанцевать потом. Ромчик, ты умеешь растанцовывать?

– Я умею есть, – задумчиво сказал Рома.

– Давайте, рассаживаемся, – пригласил я. – Там записочки разложены, между прочим – кто, где и с кем.

Произошёл краткий забег, толкотня, шорох, уронили вилочку.

– Жаль, нет никого одинакового, – сообщила нам Настя, усевшись, – я всегда между Танями почему-то. Два раза между Ленами была… Там можно желания.

Рядом сидящий Чернега покраснел.

На моём месте уютно расположилось семейство кошачьих, в количестве одна.

– Так, а что, – удивилась Шароян, – день рождения же. А… а… вино? Символически, хотя бы…

– Никаких спиртных напитков, – веско сказала Гамелина. – Есть компот, сидр и тархун.

– Такое условие было, – подтвердил я. – Все же знают, где вы…

– Начнётся это обнюхивание. Подозрения. Зуд, – подтвердила Линничка. – Потом террор.

– И вопросы… – отозвался Рома.

– А меня моя предупредила: «Скажи ему и ей – никакой Пепси чтобы», – поддержал тему Чернега. – В смысле, мама просила, Даник, тебе передать это. Дословно. Сказала: «Он поймёт». Ты понял? Я нет…

– Будем сидр, – строго сказала Гамелина. – Кто против, тем компот. – Внутривенно, – поддакнул Рома.

– Берите салатики, – попросил я. – А там по сидру…

И выгнал зверя на пол. Добрый Валик Чернега подарил оскорблённому хищнику шпроту.

– Надо разобраться со всей этой едой, – вынес вердикт Рома и атаковал оливье.

– Очень люблю твои днюхи, Даник. Во-первых, у тебя всегда компот, а у нас только летом, во-вторых – большие тарелки. Можно положить сразу всё, – откликнулся Юра. – Анька, дай мне пирожка кусочек, нет – лучше два…

– И съесть… – поддержала Лида.

– Надо бы всё запить, – раздумчиво заметил Рома, – где там ваш сидр? И компот с тархуном?

– Тебе в мелкую посуду? – поинтересовалась Аня.

– Две двойные половинки! – бодро ответил Ганжа. – Я скажу тост!

Невозмутимая Гамелина налила ему три бокала – с розовым компотом, зелёным тархуном и янтарным сидром.

– Естественные цвета, – заметила Настя. – Симпатично…

– Тост! – сказал Ганжа и выпил тархун.

– Это было не смешно ещё три дня рождения тому, – хмыкнула Карина. – Скажи по делу.

– Я пью этот сидр, – начал Рома, – за новое тыщелетие. Сколько тебе, Саня, будет в тыщелетии?

– Около тридцати, – ответил я. И вдруг добавил. – Хромать я буду…

Ганжа допил сидр и потянулся к компоту.

– В такой соус, – рассказывала Карине Гамелина, – обязательно идёт орех, немножко, подсушенный.

– Орех везде хорошо, – соглашалась Карина. – Ты делала уже салат этот, стандартный, с ним и бурачком?

– Без чернослива он ноль, – ответила Аня.

Линник уничтожала пирог. Методично и с аппетитом.

– Я тоже буду старая, – обратилась она ко мне, – двадцать восемь будет, только что подсчитала, ужас! А откуда ты про хромоту зна… – она осеклась, гости на минуту отвлеклись от тарелок. – В смысле, а со мной что будет?

– Можно я скажу тост? – решительно пресекла сеанс Гамелина. – Спасибо. Дан… Сашечка, – начала Аня. – Я желаю тебе всего, – он сделала паузу и поглядела в сидр. – Всего, по-настоящему, вот. Давайте выпьем.

– В полный рост, – брякнул Валик и очень покраснел.

За окном начался дождь.

– Даник, – спросила Настя, – а что-то интересное намечается? Или только листики?

– Никаких киданий подушками, – ворчливо ответил я. – Для этого есть танцы…

– Если смешать воду, гидроперит и марганцовку, то можно получить кислород, чуть-чуть, – сказал Крошка и съел последний кусочек пирога.

– Пойдём, соберём ингредиенты, – доверительно попросила Линничка. – Я знаю, где и что у него тут лежит. Как-то раз накладывала повязку… Была травма. Прикинь, тут летела ваза, и я…

– Не знаю, я думал, мы яблоки зубами ловить будем, – невинно заметил я. – Развлечение такое, специальное… Может, позже.

– Давайте потанцуем, – неожиданно предложила Карина. – Даник, у тебя есть «Вояж»? Или что-то такое поставь, среднебыстрое.

– Нет, – живо отозвалась Гамелина. – Только туруру! Я её на кухне слушала, на разных волнах, так классно салатики было рубить.

– Ну, – пошла на компромисс Карина, – ставь свою туруру. Потом что-то ещё найдём, тоже с ритмом.

– Но чтобы медлененькое было тоже, – откликнулась Линник, – на потом.

И сначала была турура эта, то есть Европа, раза три, потом что-то ещё, потом, конечно же «Вояж».

– Подождите, орать так не надо! – пищала Настя. – Я вам слова скажу: «шинетык, шинеблак, шинежур! Вояж, вояж…» – пойте правильно!

– Нет во французском такого слова: «шинетык», – ответила ей всезнающая и немного запыхавшаяся Шароян. – Ты не пой, а танцуй… Давай дорожку сделаем…

Потом был Элвис, ну, он вечен – три рок-н-ролла и ещё полтора. Валик в ауте и кошка в шоке.

А дальше настал черёд Калифорнии, два раза. «Той песни про отель», по словам Насти.

Гамелина танцевала с Ганжой. Настя с Чернегой, мы с Кариной топтались у окна, где и наблюдали, как хищник осторожно вынюхивает труднодоступный балык.

Слышен был визг и кашель из кухни – там Линник и Крошка бывали кислород.

Калифорния закончилась в четвёртый раз. Чернега пошёл перематывать кассету в поисках «одной композиции». Хищник подобрался совсем близко к балыку и прядал кончиками острых ушей над уровнем стола.

– Даник, – сказала Гамелина, традиционно зайдя со спины. – Днюха, вижу, удалась. Смотри, сколько съели. От пирога только корочки кусочек. И оливье задавили весь. «День и ночь» тоже…

– Веселье в разгаре, чего ты, – ответил я.

– Да, вот помнишь, у тебя была такая кассета, дикая какая-то… сама чёрная, там музыка… воет так, ты говорил – что-то про колдовку.

– А! – обрадовался я. – Это же Криденсы, они про Юг поют. Такие кошмары…

– Найди и поставь, потанцевать с тобой хочу, – скомандовала Гамелина.

– Зажевал, – трагически сообщил Валик и помахал у меня перед носом кассетой, – а там были Скорпы в Будапеште и рожок… Помнишь? Мы тут, у тебя писали?

– Давай я отнесу Роме, он перемотает, – сказала находчивая Гамелина. – Найди мне, Даник, карандаш.

Рома Ганжа играл на гитаре со второго класса. Пальцы у него были тренированные, музыкальные, и кассеты он перематывал быстрее всех нас.

Мы с Валиком, например, всегда были на стороне прогресса и как-то раз сбросили ленту кассеты вниз, с шестого этажа – я держал катушку, «хвост» этой ленты и мог перематывать ровненько и спокойно – что и делал. Валик видел ситуацию со стороны и давал советы – и полезные тоже. Короче говоря, процесс двигался почти идеально – но пошёл дождь…

Ганжу с карандашом и кассетой Аня загнала под бра. Дополнительное освещение обеспечила группа листиков, ведущая себя словно любопытные рыбки.

Настя угостила хищника балыком, Бася заглотила дефицит и утопила Бут в умильности и чёрном пуху.

Я нашёл кассету, поставил – «Хрюндик» покривлялся, но я справился, и Криденсы запели нам о…

– Значит, будет белый танец, – сообщила присутствующим Гамелина и перекинула косу за спину. – Даник, чего стоишь, как подпорка? Стена не рухнет.

– Это ты меня пригласила? – уточнил я.

– Нет пока что, – ответила Гамелина.

Она провела ладонью прямо мне по лицу, сверху-вниз, легко. Кончики пальцев у неё были жёсткие.

– Вот теперь пригласила, – едва улыбнулась Аня. – Пойдёшь?

– Куда угодно, – ответил я.

Карина пригласила Валика, Бут и хищник присоединились к Ганже – где кошка оказалась перед сложным выбором: ей хотелось многого: спать, балыка, поймать плёнку или листик, можно все листики и балык, и поймать… В результате зверь убежал^[71] искушений и Настиной юбки – чинно влез на подоконник, где чихнул.

– Сложный подтекст, я про смысл, – сказала Карина, очевидно, Валику. – Там заколдовывают кого-то… вроде парень девушку.

– Необычно, – ответил совершенно красный Валик. – Думал, что чаще наоборот… бывает. – И он снял ниточку с Карининого плеча.

– А сам текст даже примитивный: «Я вижу тебя насквозь, так и знай», типа того, – вела дальше Карина. – Валик, ты умеешь делать поддержку?

– Я могу подержать, в принципе, – задумчиво ответил Чернега. – А что?

– Не что, а кого, – сказала Шароян. – Смотри, тут так: медленно-медленно, потом быстро-быстро, поворот и поддержка, но надо быть в близкой позиции. Ты готов?

– Быстро… близко и поворот, – повторил Валик мечтательно. – В позиции… Готов.

Мы с Гамелиной давно танцевали в близкой позиции. Она засунула руки мне под свитер и где-то в районе лопаток сцепила их в замок.

– Сердце у тебя странно стучит, – сказала Аня. – Наверное, аритмия.

– Да и аномалия, – ответил я. – Ты разве не знала?

– Как тебе сказать… чтоб ты понял сразу, – озадачилась Гамелина и поцеловала меня, очень даже прямолинейно, не размыкая своего «замка» и не замедляя танца, и без того, впрочем, неторопливого. Я даже глаза закрыл…

Криденсы стонали и завывали, перед глазами моими, закрытыми, неслись мимолётные искры, всякие красные протуберанцы, и самые простые из желаний властно шевелились в совсем близкой тьме…

– Да ты, Валик, медвежонок. Надо уверенней делать поддержку, ой, – сказала совсем рядом недовольная Шароян. – А вы всё топчетесь? Песня же кончилась.

Аня неспешно убрала руки, я почувствовал спиной жёсткие её пальцы.

– Карина, – зловеще начала Гамелина, – правда, ты поможешь мне с кофе?

– «Доча, ты хочешь, чтобы тебе оторвали голову или борщ?» – понимающе сказала Шароян. – Конечно, помогу, у тебя есть тут кардамон?

– И не только, – продолжила Гамелина тем же противным тоном. – Иди на кухню…

– Я соберу тарелки, – вызвалась Настя. – Ну, правда, не сидеть же, как удав…

– А мы ещё не доели, – сказал упрямый Рома и придвинул к себе мимозу. – У меня ещё осталось… где-то полвазы.

– А у меня тоже тарелка занята, – тут же примкнул Чернега. – Я создаю сложное блюдо, английское. Ты, Бут, знаешь, например, как сделать сэндвич?

– Нужна шпажка, – отозвалась Настя безмятежно. – Такая пластмассовая, масенькая…

– Всё-таки надо стол подготовить и остальное, – непреклонно заметила аккуратистка Гамелина. – Ася, за мной, – скомандовала она.

Вёрткая Бут ловким движением ухватила стопку тарелок с края стола, затем, и вовсе неуловимо, цапнула у Ганжи из рук миску с остатками «дня и ночи».

– Доешь на кухне, – прощебетала находчивая Настя. – Прихвати стаканчики, Рома. Ещё салатницу, вон ту… Будь бобр…

И унесла тарелки.

– Невозможно наесться просто, – прожурчал Ганжа. – Как пошептали…

И удалился салатам вслед.

– Кстати, она права, Бутылка, про шпажку. Я одну такую чуть не проглотил. Так поцарапался, даже плевал кровью, – задумчиво сказал Валик.

– И выл… – не удержался я. – Это вервольфом ты стал. Легко и просто. Там ножика не было? Если прыгнуть через…

– Ничего я не выл тогда! – оскорбился Валик. – Что ещё за ножик? Скажи, лучше, а вон то, тряпочкой накрытое, что? На телевизоре? – ушёл он от темы вервольфа.

– Часть сюрприза, – отозвался я. – Её можно увидеть и посмотреть можно. Это, кстати, совсем не тряпочка…

– Ага, – понимающе просипел Чернега. – И про киборга? – с придыханием продолжил Валик. – Про киборга там у тебя есть?

– Увидишь, – пообещал я. – Есть, но пока немного, всё, что достал.

Первыми в комнату впорхнули листики. Потом вбежал игривый хищник.

Затем вошла основательная Шароян с подносом.

– Тут разнообразная выпечка, – авторитетно сообщила Карина. – Я уже Крошку предупредила и Ганжу, теперь говорю вам – не ешьте, одна сплошная отрава. Всё съем я, и, может быть, Лидуся, она антидот.

– Ну, мы пошли и смешали. Юрик конечно же всё усложнял, но я его поправила – и пошло путём. Так увлекательно! Пузырилось, булькало – чуть вода из миски не выскочила в конце. Это был кислород, конечно, я уверена. Жаль, его не понюхаешь и не потрогаешь, – отозвался с порога антидот, вооружённый ещё одним подносом – с чашками.

– Похоже на квас, – заметил сытый и задумчивый Рома. – Но квас можно выпить, кислород – нет.

– Неинтересно всё время про напитки, – надулась Линник и начала расставлять чашки. – Я не пойму, у тебя это намёки или пристрастие? Спрашиваю как медик будущий…

– А знаешь, Линник, что тебе хватит выпить один грамм спирта на килограмм веса, и ты потеряешь над собой контроль? Полностью! – спросил у Лиды коварный Ганжа и умостился на диване уютно.

– Вспомнилась поговорка, – делано бодрым голосом отозвалась Лидка. – Встретили по одёжке, проводили тоже плохо… Почему если спирт – то я? Я не пью! То есть, конечно, я могу что-то выпить, но контроль не теряла. Ни разу… ещё. И почему грамм? Как можно выпить грамм?

– Интересно, – мечтательно спросила сразу у всех Бут. – Если выпить грамм ртути, что будет?

– Отравление, – сообщила медицинская внучка Карина, – и промывание.

– Начнут ставить разные системы, капельницы, внимание проявлять – все дела. Там вот, в капельнице, потом, если покрутить краник – капает быстрее, но рука вспухает, – поделилась сокровенным с Настей Лида.

– А капают только в руку? – не удержался Рома.

Все устроились вокруг сладостей. Валик хрустел печеньем. Серьезная Гамелина, в очках, осмотрела несколько яблок в фруктовнице и взялась разливать кофе. Листики вились над столом и гоняли ароматную дымку от торшера к окну.

Я разрезал пирог. Листики спустились уровнем ниже и пронеслись над столом, явно приветствуя гамелинскую «яблокилимон»-начинку.

– Очень, очень и очень! – сообщил Рома через стол Карине. – Очень отрава, да. Ты, Шароян, не бери ничего, ты не выживешь. Особенно пирог. Я попытаюсь спасти всех!

– Да ты просто лопнешь, – ответила ему Карина гордо. – Передвиньте пирог ко мне…

– Давайте подожжём магний, гидроксид, – предложил Крошка. – Надо совсем чуть-чуть поджечь, на кончике ножа. А потом быстро в воду его кинуть.

– Будет быстрая реакция, – включилась в игру Лидка. – Дальше горение. Потом он возгонится к потолку… и… и… – Она провела рукой по короткостриженому затылку.

– И падать оттуда будет, такими белыми хлопьями. Красиво… – отозвался Юра. – Как снег.

– Но там подготовить надо – атрибуты, то есть ингредиенты. То, сё… – сказал я.

– И кухню проветрить – после кислорода, – включилась Гамелина.

Все помолчали. Хищник громко зевнул на подоконнике и замурлыкал.

– Уютно, – ответил кошке Рома, – хороший тембр.

– Рома, подбери и нам чего-нибудь, – попросил я. – Чтобы хороший тембр. И невозможное… Ну чем мы хуже…

– Чтобы знали слова, – вставила Линник.

– Все очень просим… Гитару сейчас дам…

Рома сложил брови домиком…

– Я буду второй голос, – решительно сказала Шароян.

– A я – на бубне, – обрадовалась Лида. – Вы же знаете, ещё в старшей группе…

– Иди, химичь. Бубен на сладкое, – разрушила спевку Карина.

Задумчивый Валик съел очередное печеньице и укусил себя за палец.

– Вот кто из голодного края, – прокомментировала его шипение Лида. – Ложечку смотри не заглоти.

Подозрительно смиренная Гамелина принесла из моей комнаты гитару.

«Интересно, а как она узнала, где инструмент лежит?» – подумал я мельком.

Рома покрутил колки.

– Я даже не знаю… – начал он и взял аккорд. – Надо же, – удивился, – настроена… «Мне звездаааа…», – вывел Ганжа проникновенно.

– Упала на гармошку, инструмент порвала в крошку! – живо откликнулась Линник из двери. – Уже ухожу! Химия – судьба моя!

– Было у неёоу немного силллл… – закончил Рома, пощипал струны, произвёл пару переборов и начал гнусаво: «Я сдеелааан из такого-ооовеещееествааа».

– Нет! – отозвалась Карина. – Только не эту пошлость. Рома, не порти праздник.

Ганжа вздохнул. И посмотрел на меня свинцовым взглядом.

– Не кривляйся, – откликнулась Гамелина.

«Ты меняли на рассвееете…», – начал Рома хрипленько…

Девочки подхватили и вытянули. Почти до конца.

– А можно теперь про меня песню? – спросила Настя. – Найди, пожалуйста. Помнишь, Дан… Саша, под неё Волопаска пела в лак для волос…

– А… – отозвался я, отгоняя воспоминания о Свете Волопас, подпевающей магнитофону в «микрофон», он же мамин лак для волос «Прелесть».

– Это какая про тебя песня? Название скажи хоть, – вдруг оживился тихо сопящий Ганжа. – Может, я и подберу…

– Бут он зе ривер, – скромно ответила Настя и сняла пылинку с юбки.

Рома задумчиво потрогал колки.

– Вступление там серьёзное, – сказал он. – И текст… я же не того, не по английскому…

Ладно, – согласилась Карина, – я вам сейчас припев напишу русскими буквами… Даник, у тебя есть копирка? Дай мне две. Все копии сразу заложу. Между прочим, – отдельно и строго сказала она Насте. – ты там совсем и ни при чём. Это песня про лодку. Бот, а не Бут. Сто раз тебе поясняла.

– Я пою её про себя, – сказала порозовевшая Бут.

– Молча, что ли? – не выдержал Валик. – Мне тоже так приказывали. А то я иногда вою…

Все помолчали, представили…

– Воешь? – спросила Гамелина. – Такое бывает. Я тут читала, в одном журнале, научном…

Я насторожился, но Аня безмятежно продолжала:

– Там одного укусило что-то, так он потом бегал, как собака – рычал и выл, прикиньте. – Она сняла очки, отложила их на стал и завершила мрачно. – Абсолютно голый.

Чернега стал цвета томатного сока.

– Ничего подобного! – тоненько сказал он. – Я просто сижу в наушниках и подпеваю мотиву… когда физику, вот…

– Голый? – спросила Линник из дверей.

Раздалось хихиканье и фырканье.

– Вам бы только всё опошлить, – отозвалась Карина. – Вот, быстренько взяли… Иди, Настя, сюда. Если опять будет писк мне в ухо – получишь.

– А что это за группа такая, «Стух»? В первый раз вижу… – спросил Крошка.

– Юрчик, сам ты стух, – отозвалась оживлённая Лида. – Это же читают английскими буквами.

– И что? – свирепо спросил Крошка.

– То, что тут Стикс, – безмятежно чирикнула Лида.

– Так бы и сказали, – отозвался Крошка, – теперь всё ясно: Стикс, Ренегада.

Шароян посмотрела вверх, и в глазах её мелькнула ярость…

– Между прочим, там, в композиции, есть бубен, я его явно слышала, – сказала она.

– Можно? Я хоть спрошу… – прошелестела Линник.

– Да, можно, – подтвердил Рома. – А ещё там гармонист, что-то басовое, и не гитара у солиста, а явно мандолина…

– Я принесу, – отозвалась Аня, – я знаю, где лежит.

– Мандолины нет там! – очнулся я. – А откуда ты знаешь, где бубен?

Аня глянула на меня через плечо и усмехнулась.

– Ты готов? – спросила у Ганжи Карина. – Я слова знаю, ну, спою… с Тусиком, а ты в припеве, в нужном месте я тебя стукну…

– Не говори на меня Тусик, – закапризничала Бут, – а то я буду называть тебя Шарик.

Линник получила бубен и стукнула им Крошку.

– Я, – сказала Лида хищно, – чтоб настроить. Пойми…

– Это очень хорошая песенка, – начала Карина и раздала припев. – Там один парень надеется, что лодка его доберётся до такого места, до безмятежности, что сумеет… И все печали исчезнут, потому что это такое, безмятежное место. Покой. Хотя река очень глубокая… Роман, вступление…

… Что-то пискнуло…

Я… Да, это я. Только другой, но я, сидел на террасе, даже, скорее на балконе. Белый стол, кресло с красным пледом, лазурь за окнами, виноградные лозы. Море где-то неподалёку. И стрижи, и чайки…

Передо мной лежала сплющенная пишущая машинка, с экраном…

«Ну и калькулятор», – подумал я.

На экране «калькулятора» виднелся белый лист, наверное, с текстом. Оттуда же – из недр машинки, доносилась музыка.

«Группа „Стух“», – подумал я, и песенка про лодку оборвалась. Показалось мне, что экран зазвенел допотопным телефонным звонком… тут на нём, в самом углу, высветилось подозрительно знакомое лицо, правда, сильно побитое мимическими морщинами и бородавками.

– Ну, что, – донёсся знакомый голос. – Не нашли её… Ты слышишь? Алё!

– Даник, – строго сказала мёртвая и мокрая Настя, сидящая тут же за столом, рядом, – к тебе обращаются. Ответь, что ты её слышишь, это же Линничка. Просто дотронься до кружочка пальцем. Это такой телефон теперь, называется Скайп…

Я осторожно нажал на зелёный кружочек. Лицо ожило, задвигалось, но оказалось печальным и серым каким-то.

– Я слышу… тебя, – отозвался «тот» я.

– Привет, Даник, – сказала Линничка, на вид ей было за сорок.

– Здорово, Лидасик, – ответил я. Мне было неуютно: я через тридцать лет видел хуже, а нога болела всё так же.

– Не нашли её, – протянула Лида, – говорят течение-шмечение, скалы-жвалы. Дебилы. Хорошо, хоть не океан, говорят – а то акулы бы… Сволочи…

Я ждал. Лида высморкалась. Море ластилось где-то неподалёку.

– Саша, – сказала далёкая, немолодая Лида, – я знаю, ты завязал с этим. Ну, после фильма.

– Фильма? – ошарашенно спросил я.

– Не начинай, – отрезала Линник. – Что, опять на комплименты нарываешься? Ты знаешь же. Никому тот мальчик не понравился, что тебя играет. Я всем так и говорю: «Он был не косоглазый!»

– Почему был? – поинтересовался я. – Я и теперь не окосел вроде бы… До сих пор.

– Ой, ну согласись, нашли же неизвестно кого, – Линник прокашлялась. – На касте слепцы, явно. Я раза четыре смотрела… Сплошная каша во рту, а во втором фильме, когда их три…

– Подожди, – начал я.

– Так, ну, у меня времени мало тарахтеть тут, – сказала мокрая и блестящая, словно дельфин, Настя. – Ты передай, чего надо и дальше балабонь…

– … И Аньку эта корова превратила в жопу немецкую. Банальное какое-то порно… – разошлась Лида с той стороны. – Я своему сразу сказала – мало, что бананы в холодильнике, такого и быть не могло, так ещё и шабаш в Бульдозере, да там осенью холод собачий, вся бы нечисть вымерзла к чертям! А в театре этот ужас, с мешками! В мешках! В дерюге все! Тогда в театр вообще переобувались…

– Лидасик, – ответил я, и звук моего голоса мне не понравился. – Аська тут уже, мокрая и в костюме резиновом… Чего ты узнать хотела? Говори.

– Бут!!!! – вскрикнула Линник, так что немного выпала из кадра. – Настёна! Зирочка моя! Так ты что, утопилась-таки, идиотка? Где она, Саня, я её не вижу нихрена. А… ну, да, прости, и ты прости, Наська.

– Прощаю, – ответила Бут, и изо рта её вывалился крабик. – Я, ребята, в протоке застряла, там проток – как воронка. Скользкие камни. Узко, течение сильное, утащило. Воздух кончился и… Примерно метров семьдесят, правее. Пиши, Даник, координаты.

– Пишу. Лидка, ты пиши тоже, – сказал я громко. Настя продиктовала.

– Окау, – сказала совсем потемневшая Линник, – отключаюсь. Наберу сейчас Глена её, жлоба зеландского, дайвера сраного – сала за шкуру залью. Ты хоронить приедешь?

– Даже и не знаю, – осторожно сказал я.

– А, ну да! – откликнулась Лидка бодрее. – У вас же премьера! Пожелай там – малому от тёти Лиды – всего. И пончик…

– Ага, – совсем потрясённо сказал я. И Лида, чвакнув «чао», пропала, исчезла – оставив по себе пустой экран.

– Ну, – тяжело начала Настя, – давай, Сашик, попрощаемся. Меня теперь зовут Адина…

– Начать с Берешит бара! – поинтересовался я.

– Нет, – бесцветно ответила заметно поседевшая Настя, – мне сказано было, что ты всё правильно вспомнишь и скажешь. Я ненадолго тебя за руку возьму – и вспомнишь, потерпи…

– Десять дней раскаяния? – улыбнулся я.

– А как же, – ответила она. И она погладила меня по голове, а потом взяла за руку.

– Побелел ты, – вздохнула Настя. – И я. А Каринка теперь просто блонда. Поседела. Подстриглась. Покрасилась. Такой страх.

Изображение на «калькуляторе» моргнуло пару раз и угасло.

– Всё будет хорошо, Даник, – заторопилась Бут. – Всё будет хорошо, я же мирный дух! И тридцать лет тебя знаю, даже больше! Я тебя выбрала… просто вспомнила… у вас же, у нас… скоро ноябрь. Ну, я и вспомнила, всех нас – тех. Как ты нас вывел тогда… перед тем… Это не страшно. Не бойся, вон как войны боялись, обошлось же. Начинай.

– Йитгадал вейиткадаш… – начал я, и всё изменилось ещё раз, совсем к холоду. И менялось с каждым словом – всё прохладнее и прохладнее, до ломоты в костях и пара изо рта. Амен, Адина, Адина…

– Я, кстати, – сказала исчезающая и расплывающаяся в солнечные зайчики Настя, – видела тётю Аллу, так она просила передать тебе, Сашик…

– Адина, – ответил я. И холод восторжествовал…

– Даник? Эй! Кончай пузырить, – сказал кто-то. – Ну ты и даёшь со своими листиками!

– Магия! – тоненьким от волнения голосом сказала восторженная Бут. – Я тащусь! А что будет дальше, Саша?

– Увидишь, – сказал я холодно и зловеще. – Может, испугаешься даже…

– Какой класс, – выдохнула Бут. – Я говорю: что эти листики тут вытворяли, как светились и мелькали, ну просто подводное царство! Никогда не забуду.

– Лучше забудь побыстрее, – нервно заметил я.

– Что это? – вдруг оживилась Гамелина, уютно перебирающая мои волосы. – Водоросли? Да… йодом пахнут. Смотрите! Саша! Откуда у тебя водоросли в… в волосах. Ты нырял?

– Ныряли, да, – отодвинулся от неё я. – Только не я. Это тоже лучше забыть.

– А всё-таки, – ревниво спросил Рома. – Что это была за вода, Саня? На Карину ракушка свалилась, а на Аньку фрукты какие-то. Откуда?

– Пока мы пели, ты сидел с открытым ртом и вроде заснул, – пояснила Карина. – Такой, закостенелый весь… и как пугало выглядел.

– Вокруг тебя даже темнее было, – вклинился Валик. – Или показалось.

– Пропустил мою партию, – уныло сказала Лида. – А мы так старались с бубном, – вздохнула она. – Юрик, скажи?

Крошка очистил апельсинку и умело делил её на дольки, руками.

– Сочная, – поделился впечатлением он. – Реально пахнет югом… Ты, Саня, можешь припереть ящик таких?

– Не спрашивай его, – опять встрял Валик, – а то сейчас как расскажет жуть мертвецкую, так всю ночь…

– Выть, – многозначительно сказала Аня.

– Давайте лучше сюрприз, – откликнулся я. – Располагайтесь, короче говоря.

Я снял покрывальце с телевизора, и глазам гостей, хищнику и листикам явились они – телевизор и видик, видик и телевизор, видик… видик… да. Моя цена за Шоколадницу, нажитое, данное, не взятое…

– Тут у меня десять кассет, – потряс аудиторию я…

– Киборг-убийца! – прошелестел Валик. – Ставь… Там такой моцык^[72]! И обрез! А как он ползёт! В конце! И рука такая… Раз! Раз! Йых!! Нонет!

– А что там ещё есть? – вдруг спросила Аня. – Чтобы не убийства, а, ну, такое… сказочное.

– Про принцессу, да? – сварливо спросил я.

– О… – выдохнули в ответ девочки.

– Та ну, – мрачно изрёк Ганжа. – Будильник ещё попросите, этот ваш, с Хрюшей…

– Уговорили, – откликнулся я, – вот вам и принцесса, и киборги, где-то и Хрюша есть, наверное…

Зрители задержали дыхание, дождь на улице перестал, слышно было, как двойка въезжает на круг, останавливается на конечной и двери вагонов скрежещут пронзительно. Кошка в кресле, пытаясь привлечь всеобщее внимание, встала, потянулась, торжественно и яростно покогтила обивку. После моментально свернулась в клубок и уснула, подёргивая острыми чёрными ушами.

Видик проглотил кассету…

– Как в кино, – не смогла молчать Лидка. – Оно не совсем кино, эти мелкие, в подвалах которые. Я читала… слыхала: вход – рубль! А теперь… дома. Ну, у тебя, в смысле, дома… но как в кино! Или ты возмёшь с нас рубль? Юрик, дай мне дольку.

– Вспомнила… – мрачно отозвался Крошка.

– Сожрал, да? – поинтересовалась Лида. – Такую апельсину и один… Теперь у тебя будет кислотность, а может, даже и сыпь!

Я нажал на кнопочку со стрелкой.

«Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике», – начал гнусавый голос.

– О, – оживился Рома, – так это что, Хрюши не будет? Ура!

– Ганжа, – строго сказала Карина. – Хочешь, Лида тебя стукнет гитарой? Нет? Молчи, значит.

– Я же бубном только… – начала Лида.

Я вернулся в зрительские ряды, и все потеснились.

– Покажь пульт, – попросил Валик.

– Я тебе потом… продемонстрирую, – ответила Гамелина и придвинулась ко мне тесным образом. – Сейчас кино смотри уже…

Медленно уплывали вглубь экрана здоровенные жёлтые буквы, становясь всё меньше: «…и похитили принцессу…», – вёл своё давешний гнусавый голос.

В окно, как мне показалось, что-то царапнулось, легонько. Девочки и кошка встрепенулись…

… В октябре, уже уплывающем, и в ноябре надвигающемся темнота сочится смесью всех известных ядов: бессонницы, отчаяния, меланхолии, бессовестного уныния – смертельного, как аконит. Я не слушаю – укрываюсь, отстраняюсь, отгораживаюсь противоядиями дня – звуками, светом, едою, чтением, разговорами, смехом. Но когда за окнами чугун и чад печали, маюсь и тоскую. Ибо осень спускается, круг незамкнут и тёмные дни грядут…

Совсем стемнело, и фильм кончился.

– Да, – сказал Рома. – Мощно.

– А мне про червя понравилось, – сказала Настя. – Но откуда зубы? Оно же кольчатое…

– Заморозили Ханчика, – грустно вздохнула Лида. – Я чуть не заплакала даже…

– Теперь я… мы хотим чего-то страшненького, – сказала Аня и сняла со свитера моего-своего синего какую-то пушинку. – Можешь устроить жуть?

– Тебе в полосочку, – спросил я. – Или, может быть, с начесом?

– Жуть с начёсом, – недобро спросила Гамелина.

– У меня такие были, – застрекотала Линник. – Еле отбрехалась, так и сказала – повешусь на них. Задушусь… И только тогда всё – убрали с глаз моих в шкаф.

Видик включил автоперемотку, потом клацнул – наполовину высунулась кассета.

– Мощно, – повторил Ганжа посреди неистового молчания. – Да. А когда начнётся жуть?

XIX

Ах, милая, в сю пору нужно прясть

Альманах пишет, что день нынешний неудачен для путешествий, а также для безделья. Что б он понимал в безделии… За окном вечер смешался с ночью до выцветшего чёрного – и Сенка, вся в колких хрусталиках первого льда, переливается лимонными бликами, переменчивая, словно узорник. Но как осколкам ни сложиться – все не к добру.

– Значит, жуть? – уточнил я. – Уверены?

– Очень даже, – откликнулась Гамелина. – Только без перьев, пожалуйста.