Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц)
В полдень, проезжая с возом снопов мимо рукавишниковского овина, Степа услышал лязг железа. Сказав Тане, что он отлучится всего лишь на минутку и тотчас догонит ее, Степа заглянул в полутемный старый овин. Гумно было уже приготовлено к молотьбе – очищено от травы и мусора, притоптано и утрамбовано.
В углу овина, около молотилки, возились Егор Рукавишников, Матвей Петрович и Шурка. Они уже сняли с вала побитые шестеренки, барабан со ржавыми, погнутыми зубьями и сейчас рассматривали искривленный железный вал, соединяющий молотилку с конным приводом.
– Запустили вы машину, запустили! – попенял Матвей Петрович, осматривая поврежденные части молотилки и постукивая по ним молотком.
– Починить – руки не доходят... Да и умельца нет, – сконфуженно объяснил Егор. – Не кланяться же Еремину или Шмелеву...
И он кивнул в сторону ереминского овина, откуда доносилось завывание работающей молотилки.
– Кланяться, конечно, не надо, но такое добро бросать тоже не годится, – заметил Матвей Петрович. – Все же машина не чета цепу. Работает чисто, споро. Можно за одну неделю всей бедноте хлеб обмолотить. И не надо будет людям к Еремину да Шмелеву на поклон идти. Да к тому же и к артельной жизни народ попривыкнет.
– Так-то оно так, – согласился Егор. – Да вот как к машине подступиться теперь?
– Надо барабан в кузницу отвезти, попробовать новые зубья поставить, – посоветовал Матвей Петрович и спросил, согласится ли кузнец помочь ремонтировать молотилку.
– Он-то с охотой. Только ему все показать да растолковать нужно...
– Это уж как-нибудь сообразим, – успокоил Матвей Петрович и послал Шурку за подводой.
Шурка позвал с собой Степу. По дороге Степа спросил приятеля, откуда у них собственная молотилка.
– Это не наша, общая.
И Шурка рассказал. Несколько лет назад группа маломощных кольцовских крестьян приобрела эту молотилку в рассрочку через машинное товарищество. Молотилка проработала одно лето, потом полетели зубья на барабане, разладился привод, и мужики, махнув на машину рукой, вновь перешли на молотьбу цепом.
Дядя Матвей, узнав про машину, вызвался ее отремонтировать.
– А он кто – слесарь-ремонтник, механик? – спросил Степа.
– Да как тебе сказать... – лукаво прищурился Шурка. – Он на Кубани в таком колхозе работал, где всякие машины были. Вот дядя Матвей и подучился. Он даже трактор умеет водить.
– Трактор?
– Ага! В чемодане-то у него все больше книжки по тракторному делу да инструмент. Сам видел!
Степа задумался. В эти годы кругом много говорили о тракторах. О них писали в газетах, в книгах, вспоминали на собраниях, рисовали тракторы на плакатах, но Степа еще ни разу толком не видел этой машины, которая и пашет землю, и боронит ее, и может заменить сеяльщика. Тем более было интересно поближе познакомиться с человеком, который уже умеет управлять трактором.
Шурка со Степой пригнали к овину подводу, погрузили части молотилки и вместе с Матвеем Петровичем отправились в кузницу.
Через неделю машину удалось отремонтировать.
За эти дни Матвей Петрович тесно сблизился с кольцовскими мальчишками. Он несколько раз ходил с ними на рыбалку, потом по грибы и показал такие дивные и заповедные места, о каких мальчишки и не подозревали.
Однажды Матвей Петрович заявился к мальчишкам в ночное. Вынырнул незаметно из темноты, оглядел потухающий маленький костерок, дремлющих ребят и вдруг гулко гукнул филином. Все всполошились.
– Скучный вы народ!. – засмеялся учитель. – Разве ж это ночное? Ни костра настоящего, ни картошки... А ну, поднимайся!
Мальчишки оживились, притащили из леса сухого валежника, и вскоре у них запылал жаркий костер. Появилась картошка – Матвей Петрович искусно испек ее в горячей золе.
Потом завязалась беседа.
В другой раз Матвей Петрович вызвался играть с мальчишками в лапту. Он разулся, скинул рубаху, с хеканьем бил лаптой по резиновому мячу, как оглашенный бегал с ребятами по зеленой лужайке за околицей.
– А он все тот же, Мотька Рукавишников, – осуждающе покачивая головами, говорили мужики. – Кружил, кружил по белу свету, а в голове опять сквозняк да ветер.
Недели через две Матвей Петрович неожиданно исчез из Кольцовки, и ребята искренне заскучали по нем.
Степе казалось, что лучшего учителя им теперь не найти. С Матвеем Петровичем можно было поговорить обо всем на свете, вспомнить об отце, поделиться своими сокровенными думами.
И Степа очень хотел, чтобы Матвей Петрович поскорее вернулся к ним в Кольцовку.
Однажды при ребятах он сказал об этом вслух.
– Разевай карман шире! – засмеялся Филька. – Разве учителя такие бывают?
И он принялся расхваливать Федора Ивановича Савина. Вот это учитель! Пройдет по селу – все мужики ломают шапки, бабы кланяются, на уроках у него мертвая тишина, мальчишки на улице стараются не попадаться ему на глаза. А Рукавишников – это же смех один: играет с ребятами в лапту, поет песни, а во время жнитва он даже ругался с мужиками в поле и чуть ли не полез в драку.
– Не было никакой драки! – заспорил Степа. – Он за тетю Груню заступился...
– Все равно он Мотька Шалопутный, – твердил Филька.
– Ты говори, да не заговаривайся! У человека полное имя есть. И постарше он тебя.
– Ах, ах, извиняйте! Больше не буду! – осклабился Филька и, помедлив, добавил: – А только к нам в школу его не допустят как пить дать.
– А вот будет он учителем! Будет! – взорвался Степа. – И ты не каркай...
– Поспорим? – предложил Филька.
– На что угодно, хоть голову мне потом снимай! Филька заявил, что голова колониста ему ни к чему, ее не продашь, не заложишь, а вот на покрышку футбольного мяча он готов поспорить.
Степа согласился.
В качестве свидетелей были приглашены несколько ребят, Степа с Филькой ударили по рукам и разошлись.
А Матвей Петрович все еще не приезжал.
Степа почти каждый день забегал к Рукавишниковым и спрашивал Шурку, что стало с его дядей и куда тот запропастился.
– В район уехал... насчет работы.
– А почему так долго не возвращается?
Шурка пожимал плечами – откуда ему знать о таких делах? Может, дядю совсем не пустят работать в Кольцовку. Насолил он многим, а приедет – еще больше насолит.
Прошла еще неделя.
Однажды утром к Ковшовым забежала Нюшка Ветлугина и, вызвав Степу и Таню на улицу, сообщила, что Матвей Петрович вернулся из города. Что у него и как, Нюшка пока ничего не знает, но она видела, как Матвей Петрович сошел с попутной подводы с большим тюком книг и направился домой. А сейчас они вместе с Шуркой пошли в школу.
– Учитель веселый такой... И Шурке все чего-то рассказывает, – добавила Нюшка и, высунув кончик языка, обратилась к Фильке, который стоял на крыльце и прислушивался к разговору: – Проспорил покрышку-то, давай ее сюда!
– Это еще по воде вилами писано! – Филька насмешливо оглядел Нюшку и Таню. – А вам-то какая печаль насчет учителя? В школу вам не ходить, с учителями не знаться.
– Подумаешь, грамотей на всю деревню! – с обидой буркнула Нюшка.
Таня вспыхнула и молча опустила голову.
Степа перехватил грустный взгляд сестренки – ему тоже стало не по себе. Вот он старший, а до сих пор не подумал, почему Таня перестала учиться. Да и Нюшка тоже...
– Они, наверно, и читать-то разучились, – продолжал Филька. – Где там «а», где «б» – начинай мочало сначала...
– Хватит об этом! – недовольно перебил его Степа и, сказав Нюшке и Тане, что он сейчас все выяснит, побежал к ШКМ.
У школы он застал Шурку, Митю и Афоню Хомутова. Мальчишки сидели в садике на скамейке и поглядывали на закрытые окна директорского кабинета.
– Интересно, зачем Матвей Петрович к директору пошел? – спросил Степа.
– Да уж, конечно, не чаи распивать, – лукаво подморгнул Шурка. – Соображать надо...
– Значит, у него направление? Учить нас будет? – обрадовался Степа.
– Сиди, сиди... скоро узнаешь!
И все же Шурка не утерпел и рассказал, что ему было известно. Дядя Матвей приехал не один, а с уполномоченным по хлебозаготовкам. Уполномоченный – рабочий из города, слесарь, коммунист. Он поселился пока в доме у Рукавишниковых, и Шурка слышал, о чем он разговаривал с отцом и дядей. В Кольцовке и соседних деревнях очень плохо обстоит дело с заготовкой хлеба. Кулаки и зажиточные крестьяне не хотят продавать кооперации излишки зерна, придерживают его, чтобы потом сбыть хлеб по спекулятивным ценам на базаре.
– Дядя Матвей тоже по хлебозаготовкам будет работать. Ему такое задание по партийной линии дано. А уполномоченный говорит, что весь народ поднять надо, чтобы люди сами за кулаками следили, не давали хитрить им, изворачиваться, лишний хлеб скрывать. А кое-кого из крепеньких, наверно, твердым заданием обложат, как вот Еремина в прошлом году: сдай столько-то пудов, и весь разговор.
– Так им и надо! – подала голос Нюшка. – А то издеваются они, спасу нет. Позавчера на сходке агитатор из города два битых часа мужиков уговаривал хлеб сдавать, а толстомордый Шмелев потом поднялся и говорит: «Спой петухом, парень, – дам два пуда хлеба».
Из школы вышел Матвей Петрович. Ребята поднялись ему навстречу.
– Матвей Петрович, будете нас учить? – спросил Степа.
Учитель окинул ребят взглядом – так вот они, его будущие ученики! Как-то он с ними поладит, сойдется? Увлечет ли их, поведет ли за собой или оставит их ко всему равнодушными и безучастными?
– С вами, ребята, с вами! – помолчав, сказал учитель. – Зачислен в штат школы. Буду преподавать обществоведение...
– А Филька-то, выходит, проспорил! – шепнул Степе Митя Горелов. – Ты обязательно у него покрышку забери. Имеешь полное право!
– Какую покрышку? Кто проспорил? – насторожившись, спросил учитель.
Митя растерянно посмотрел на ребят, но они сделали вид, будто не слышали его шепота.
– Та-ак! – усмехнулся Матвей Петрович. – С первого же дня и секреты.
– Какие там секреты! – Шурка, запинаясь, объяснил учителю про спор Степы и Фильки.
– Значит, на футбольный мяч спорили? Не очень-то дорогой заклад за учителя.
– Степа голову закладывал, а Филька не захотел, – пояснил Митя. – Футбол ему дороже.
– Ну, если голову, тогда можно еще помириться, – засмеялся Матвей Петрович.
Ребята перестали хмуриться. Митя, расхрабрившись, спросил учителя, будет ли он теперь играть с ними в лапту и ходить на рыбалку.
– Посмотрим, как дела в школе пойдут, – сказал Матвей Петрович. – Можно и в лапту сыграть. Да и рыбалка вещь неплохая...
Он усадил ребят рядом с собой на скамейку.
– А теперь шутки в сторону. Поговорим о другом. Напомните-ка мне, кто из кольцовских ребят не ходит в школу. Я вот знаю: Таня Ковшова не кончила шестого класса и сидит дома, Нюра Ветлугина не учится...
– Тимка Карпухин второе лето с дедом скотину пасет, – сказал Шурка.
– Фенька Заглядова дитё у Ереминых нянчит, – добавил Митя. – А Мишку Суслонова мать к сапожнику отдала.
– А еще кто? Еще? – выспрашивал Матвей Петрович, торопливо записывая в записную книжку названные фамилии.
Набралось человек двенадцать.
– А зачем это вам, Матвей Петрович? – спросил Митя, кося глазом на записную книжку.
– А как вы думаете? Что бы вам больше по душе пришлось: в пастухах ходить или в школе учиться?
– А если не каждый может учиться? – заметил Степа.
– Не может или не хочет?
– Всякое бывает... Вон Нюшке Ветлугиной перво-наперво стипендия нужна.
– Вот нам и надо сделать так, чтобы все могли ходить в школу, – объяснил Матвей Петрович. – И я рассчитываю на вашу помощь. Поговорите с теми, кто не учится, выясните, что с ними. А насчет стипендий я буду беседовать с директором.
В УЧЕНЬЕ
Расставшись с учителем, Степа твердо решил сегодня же поговорить с Таней.
Дома Степа застал сестру вместе с Нюшкой. Они сидели у кровати заболевшей бабушки.
– Ну как, выиграл? – вполголоса спросила Нюшка, встретившись со Степой глазами.
– Наша взяла! Плакал теперь его футбол, – ответил Степа.
– Чего вы там шушукаетесь? – прислушавшись, сказала бабушка и слабым голосом попросила внука посидеть с ней и рассказать, что делается на белом свете.
Присев у кровати, Степа сообщил, что Матвей Петрович вернулся из города и будет у них учителем.
– Мотя приехал, Рукавишников? – обрадовалась Евдокия Захаровна. – Это хорошо! Справедливый человек, в обиду ребят не даст...
– Не даст, – уверенно согласился Степа. – Он уже списки ребят составляет и говорит, что все должны ходить в школу... Да, бабушка, Тане тоже надо учиться. Зачем ей от других отставать? И Нюшке надо...
Девочки переглянулись.
– Так-то оно так... – Бабушка вздохнула– и покосилась на внучку. – Мы уж с ней говорили об этом. И не один раз...
– Ну и что? – насторожился Степа.
Наступило молчание. Бабушка лежала, полузакрыв глаза. Таня растерянно теребила рукав кофточки.
Степа кинул на сестренку подозрительный взгляд и строго спросил:
– Может, ты учиться не хочешь?
Таня вскинула на Степу недоумевающие глаза.
– Что же ты молчишь?
Таня опустила голову и отвернулась. Плечи ее задрожали. Вдруг она вскочила, распахнула дверь, выбежала в сени и принесла оттуда матерчатую сумку.
– Вот... смотри, – глотая слезы, забормотала она и принялась вытаскивать из сумки учебники и тетради. – Учусь я, все время учусь! И книжки читаю, и задачки делаю. А ты говоришь...
– Уж чего-чего, а лентяйкой внучку не назовешь, – поддержала бабушка. – Они с Нюшкой до ученья вот какие охотницы...
Из сумки выпал старенький, щербатый пенал, открылась крышка, и по полу покатились карандаши, ручки, рассыпались перья.
Степа бросился собирать.
– Ну, будет тебе, будет, – сконфуженно бормотал он. – Я же не знал... сгоряча бухнул.
Сложив в пенал карандаши, ручки и перья, Степа подошел к сестренке, взял ее за руку и подвел к столу:
– Тогда знаешь что... Раз такое дело, садись и пиши.
– Чего писать? – не поняла Таня.
– Заявление в школу. В шестой класс... И ты, Нюшка, пиши.
Таня покачала головой:
– Не-ет... Дядя меня все равно не пустит.
– Как это – не пустит? – удивился Степа. – Я учусь, Филька учится. А ты что же, хуже других?
– Толковала я с Ильей, – сказала бабушка. – А он знай свое твердит: и так полным-полно грамотеев в доме.
Степа нахмурился.
– И мне в школу не ходить, – с грустью сказала Нюшка. – Ни обувки на зиму нет, ни одёжки...
– А тебе стипендия будет! Вот увидишь! Всем беднякам и батракам полагается. По закону, – принялся уверять Степа, подталкивая девочек к столу. – Садитесь и пишите! Кому говорю? А с дядей я сам потолкую.
– Потолкуй, внучек, потолкуй, – вздохнула бабушка. – Не давай сестрицу в обиду.
Таня посмотрела на Степу. Он стоял решительный, строгий и показался ей большим и сильным.
Девочка вырвала из тетради два чистых листа бумаги – себе и Нюшке – и села писать заявление.
К вечеру из города вернулся Илья Ефимович.
Он был оживлен и весел. На базаре хорошо торговалось, и, кроме того, удалось завести знакомство в сапожной мастерской – там согласились взять Степу в ученики.
Илья Ефимович раздал всем домашним подарки: дочерям платки и полушалки, жене – отрез на платье, Тане – туфли с галошами, Фильке и Степе – новенькие ранцы, обтянутые золотистой в черных разводьях тюленьей шкурой.
Ворон, правда, считал, что племяннику ранец теперь ни к чему, но на базаре продавали их по дешевке, и он решил, что не разорится, если купит два ранца.
Филька деловито обшарил оба ранца, потянул желтые хрустящие ремни, проверил, хорошо ли действуют блестящие замочки, и благодушно предложил Степе поделить ранцы по-братски – кинуть жребий.
– Выбирай без жребия. Мне все едино, – отмахнулся Степа и покосился на Таню.
Сестренка не сводила с подарков глаз.
Филька еще раз потрогал ремни, выбрал тот, что был посветлее, и принялся набивать его тетрадями.
Помедлив с минуту, Степа взял второй ранец и вдруг сунул его в руки сестренке:
– Бери. Это тебе!
– Ей-то для какой надобности? – удивился Илья Ефимович. – К коровам да к свиньям бегать?
Он только что умылся и сейчас, стоя перед зеркалом, расчесывал на косой пробор смоченные водой волосы.
Степа оглянулся по сторонам, встретился взглядом с бабушкой и, одернув гимнастерку, подался к Илье Ефимовичу.
– Дядя... – сдавленным голосом произнес он. – Нам поговорить надо...
– Ну, ну, попробуй! – усмехнулся Илья Ефимович.
– Таня тоже будет учиться. Она уже заявление в школу написала...
– Что? – обернулся Илья Ефимович. – Кто это надоумил ее?
– Да вот уж надоумили, – уклончиво ответил Степа. – Матвей Петрович всех ребят переписал, какие не учатся.
– А-а! – догадался Илья Ефимович. – Рукавишников приехал. Теперь пойдет булга да заваруха...
– Ты же опекун, Илюша, – подала голос бабушка. – Расти детей как положено – и корми и учи.
– Так разве я обижаю девчонку? – развел руками Илья Ефимович. – Обута, одета. И к делу ее приучаю. Вот и подарок не забыл! – Он кивнул на туфли с галошами.
Потом дядя присел к столу и, усадив рядом с собой Степу, примиряюще заговорил:
– Пойми, голова садова! Филька учится, ты в школу собираешься. Хотя, к слову сказать, не худо бы кому-нибудь из вас в мастеровые пойти. Теперь вот Таньку в ученье потянуло – наберется полон дом умников да грамотеев. Куда мне вас – сушить, вялить да на кол пялить? А кто по хозяйству соображать будет? Да Танька и сама к ученью не очень рвется. Девочка все же... Подрастет – замуж выдадим. Так, что ли, Татьяна?
Девочка осторожно поставила на лавку школьный ранец и, опустив голову, принялась разглядывать свою ладонь.
– Видали? – продолжал дядя. – Она и слова сказать не может. Куда уж ей в ученье...
Степа с досадой посмотрел на сестру: и что за тихоня! Всего боится, робеет, слова в свою защиту не скажет.
– Затюкали вы ее, запугали, вот она и дрожит, – вырвалось у Степы. – Кто она вам? В батрачки, что ли, нанялась? И не имеете права в школу не пускать!
– Вот ты как заговорил! – поднялся с лавки Илья Ефимович. – Дядя кровь из вас сосет, жилы тянет... Нечего сказать, получил благодарность за хлеб-соль да ласку!
– Не надо, Степа... – умоляюще шепнула Таня.
Илья Ефимович возбужденно заходил по избе, отшвырнул сунувшегося под ноги ленивого кота и чуть не опрокинул с лавки ведро с водой. Потом распахнул дверь в сени и столкнулся с Матвеем Петровичем.
– А я к вам, Илья Ефимович, – здороваясь, заговорил учитель.
Дядя не очень охотно вернулся обратно к столу.
– Присаживайтесь. С приездом вас...
Обменявшись еще несколькими незначительными фразами с Ковшовым, учитель объяснил, что пришел поговорить по поводу Тани.
– Был уж разговор об этом в нашей семье, – сдержанно ответил Илья Ефимович. – Ну что ж... пусть учится, не препятствуем. Уже и заявление написано... Татьяна, передай-ка его Матвею Петровичу.
Недоумевая, девочка достала из кармана сложенное вчетверо заявление и протянула учителю.
Матвей Петрович прочитал, исправил две ошибки и вернул заявление Тане обратно.
– Очень хорошо, – сказал он. – Перепиши заново, без ошибок, и завтра отнеси в школу.
– Она принесет, – подтвердил Илья Ефимович, провожая учителя за дверь. – Раз способности есть, мы девчонке дорогу к школе застить не будем. Пусть учится...
Степа с удивлением смотрел в широкую дядину спину.
На другой день Таня и Нюшка понесли в школу свои заявления. Степа вызвался было пойти с ними вместе – ему все казалось, что девочки передумают или не сумеют как надо поговорить с директором. Но Нюшка сказала, что они не маленькие и все сделают в лучшем виде.
Из школы девчонки вернулись довольно быстро. Вид у них был подавленный.
Оказалось, что директор школы без особых расспросов зачислил девочек в шестой класс, но в стипендии Нюшке Ветлугиной отказал.
– Вот и походила в школу! – усмехнулась Нюшка. – Куда уж нам, босоногим...
– Погоди, погоди! – опешил Степа. – А справку из сельсовета ты захватила, что мать у тебя беднячка, вдова многодетная?
– Да директор и так знает, какие у нас достатки. Степа принялся уверять, что, наверное, они не сумели как следует поговорить с Савиным.
– А сам как поговорил? – напомнила Нюшка. – Тоже без стипендии остался.
– Мое дело десятое. Я все же у дяди живу, – буркнул Степа. – Да ты стой, не уходи... Давай подумаем...
– А чего думать? Что мы сделаем? – сердито фыркнула Нюшка. – Может, Филечка от стипендии откажется в мою пользу? Разевай рот шире валенка! Ладно! Я свое отучилась. Завтра лен пойду теребить.
И, с деланной беззаботностью тряхнув волосами, она направилась к дому.
Степа растерянно посмотрел ей вслед.
– А знаешь что? – вздохнув, сказала молчавшая до сих пор Таня. – Я тоже без Нюшки в школу не пойду. Вместе ведь собирались...
– Еще чего! – рассердился Степа. – Только посмей...
Он с маху ударил палкой по репейнику и сбил его колючую шапку. Вот ведь как все нехорошо получилось! Раздразнил Нюшку ученьем, заставил ее написать заявление, и вдруг такой поворот! Как он теперь будет смотреть Нюшке в глаза?
– Таня, – обратился Степа к сестре, – а где Нюшка лен теребит?
– Да у нас, вместе с матерью. Ворон их каждый год нанимает. А что тебе?
– Да так, – неопределенно ответил Степа.
В сумерки Степа зашел к Рукавишниковым и рассказал Матвею Петровичу про Нюшку.
– Знаю, Степа, знаю... – задумчиво ответил учитель и, в свою очередь, сообщил, что из десяти ребят, которые пожелали вернуться в школу, кроме Нюры Ветлугиной, остро нуждаются еще трое. Но стипендий действительно больше нет.
Матвей Петрович умолчал только об одном. Вчера он заходил к директору школы и вел с ним разговор о том, как быть с новыми учениками, особенно с детьми бедняков.
Савин только пожимал плечами – что он может поделать? Все стипендии давно распределены, а новых ждать не приходится. Он уже писал насчет увеличения стипендий в район, но оттуда ответили категорическим отказом.
– А все же нельзя лишать материальной помощи детей бедноты, – заметил Матвей Петрович. – Получается, что мы закрываем перед ними двери школы. Возвращайтесь, мол, ребята, обратно в батраки, в пастухи, в няньки, ученье не для вас.
– Понимаю, Матвей Петрович, все понимаю, – сокрушенно качал головой директор. – Положение очень печальное, но мы не в силах что-либо изменить...
Матвей Петрович, стоя спиной к окну, искоса наблюдал за директором. Что он за человек? В районе о Савине отзывались как об опытном педагоге и умелом администраторе, в деревне его считали строгим и взыскательным учителем, который умеет навести в школе порядок и прибрать ребятишек к рукам. Но жил он замкнуто, ни с кем из крестьян особенно не сходился, проводил все дни в школе или у себя дома.
– А мне кажется, что изменить кое-что можно, – осторожно заговорил Матвей Петрович. – Вот хотя бы для начала проверить списки распределения стипендий.
– Что вы, собственно, имеете в виду? – переспросил Савин.
Матвей Петрович объяснил. Сегодня он смотрел списки и, к своему удивлению, обнаружил, что наряду с детьми из бедняцких хозяйств стипендией пользуются Филя Ковшов, Петя Зеленцов и еще несколько сыновей обеспеченных родителей.
Федор Иванович продолжал неторопливо разбирать папки с бумагами. Наконец он согласился, что пересмотреть списки, конечно, можно, хотя он не видит в этом большого смысла. Списки утверждены в роно, и вряд ли там согласятся что-либо изменить.
Разговор с Савиным ни к чему не привел, и учитель ушел от директора с чувством неудовлетворенности...
– Матвей Петрович, – вновь заговорил Степа, – а если бы Филькину стипендию да Нюшке? По справедливости было бы?
Учитель отвел глаза в сторону.
– Все не так просто, Степа. Надо обдумать...
Расставшись с учителем, Степа вышел на улицу и столкнулся в переулке с Шуркой и Митей. Мальчишки упражнялись на турнике.
– Покрутись, покажи номерок, – попросил Митя.
Степа отмахнулся и, помявшись, рассказал про Нюшку.
– Как бы ее выручить?
– Как же выручишь? – с недоумением спросил Митя. – Стипендию мы ей все равно не достанем.
Степа пожал плечами – о стипендии он уже не говорит. Хотя бы помочь Нюшке как следует обуться и одеться. Не побежит же она в школу босая и без пальто.
Вот если бы Нюшка жила в колонии, ребята, конечно бы, выручили ее. Только подай клич. Когда однажды у Степы во время купания пропали костюм и башмаки, то колонисты-комсомольцы, собравшись вместе, три дня пололи в пригородном хозяйстве овощи, заработали деньги и купили ему новую обувь и одежду.
Но здесь, в деревне, все не так, как в колонии. Есть вроде и комсомольцы и пионеры, но летом никто ничего не делает, голоса их не слышно.
Секретарь ячейки Ваня Селиверстов с самой весны нанялся в пастухи в соседнее село, и Степа до сих пор не может встать на комсомольский учет.
Нет, кольцовских ребят не раскачаешь! Каждый занят домашними делами, думает только о своем...
– Чего ты наших ребят оговариваешь! – обиделся Шурка. – Не все у нас такие.
– Да-да, – поддержал его Митя. – Ты нас не задирай. Вот говори, что делать, – сразу поднимемся.
Усмехнувшись, Степа пристально посмотрел на приятелей:
– Я скажу... Только, чур, назад не пятиться.
И, обхватив ребят за плечи, он объяснил. Нюшка с матерью нанялись у Ворона теребить лен. Если ребята соберут большую артель и приведут ее на полосу, то сколько можно будет за один день убрать льна? Вот и помощь Ветлугиным...
– Ох, и башка у тебя! – обрадовался Митя. – Так давай командуй, когда ребят собирать. Завтра, что ли?
– Не горячись! – остановил его Шурка и высказал свои сомнения.
Если родители узнают, что ребята помогают Ветлугиным, то они могут и не пустить их в поле. Надо делать все тайно, без огласки и для начала выйти теребить лён через два дня, в воскресенье. Ребята скажут дома, что отправляются в Субботинскую рощу за грибами, и будут помогать Ветлугиным хоть целый день.
– А у тебя тоже башка! – похвалил Митя. – Если грибы да тайна, мы такую артель соберем – разлюли-малина!
Степа охотно согласился с приятелями, что теребить леи лучше всего в воскресенье. Они договорились, что в артель позовут только самых надежных кольцовских ребят, и направились в обход по избам.
