Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)
В сумерки Степа с Нюшей отправились на колхозное собрание.
Проходя мимо лавки сельпо, они заметили за углом Клавку и рядом с ней Феню Осьмухину.
Размазывая по щекам слезы, девочка горько плакала, а Феня, присев на корточки, старалась ее утешить.
Степа с Нюшей подошли ближе.
– Что с ней? – обратилась Нюша к Фене. – Подралась, что ли, с кем или побили ее?
Клавка продолжала всхлипывать.
– Она говорит, что обсчитали ее... конфет недодали, – пояснила Феня.
– Каких конфет?
Феня пожала плечами и сказала, что толком от Клавки ничего не может добиться.
Нюша опустилась на завалинку, усадила Клавку рядом и вытерла ей нос.
– Ленька небось обидел?
–...Ага... Ленька... – выдавила наконец Клавка и, разжав ладонь, показала слипшиеся паточные карамельки. – Еще орехи обещал, пряники... И все себе взял. Обманщик такой!.. Я ему сколько жучков насобирала...
– Каких жучков? – насторожилась Нюша.
– Ну, этих самых... что колоски перепиливают, хлеб губят. Пять коробков собрала... Больше всех...
Слово за словом, и Клавка выдала все, что знала. Дядя Тихон и Тимофей Осьмухин велели Леньке с мальчишками собрать в поле побольше жучков-пильщиков. За каждую полную спичечную коробку они платили по пятиалтынному. Мальчишки старались вовсю: забыли про ягоды, про речку и целые дни выискивали в поле пильщиков. Ленька даже привлек к этому делу и ее, Клавку, обещав ей потом всякие подарки. И вот сегодня дядя Тихон и Тимофей Осьмухин расплатились с мальчишками. Ленька получил от них деньги, накупил в лавке кучу сладостей, но ее бессовестно обманул, сунув в руку всего лишь с десяток карамелек.
– Погоди, погоди... – перебила Нюша Клавку. – А где вы жучков собирали?
– Везде шарили, – ответила девочка. – Только у нас в поле их мало... Мы больше не по нашим полям ходили... далеко отсюда.
Нюша нахмурилась и поднялась с завалинки.
– Иди домой, – строго сказала она сестренке. – И не нюнь!.. Нос вытри. А с Ленькой я потом поговорю.
Клавка ушла.
Нюша переглянулась со Степой и покосилась на Феню. Та стояла, отвернувшись в сторону и опустив голову. Нюша коснулась ее плеча.
– Видали, чем мой папаша промышляет?.. – с трудом выдавила Феня. – Как был мужик-собственник, так и остался. Чуть дело хлеба коснется, так он голову теряет. И зачем только его бригадиром назначили?..
– Мой отчим ему тоже не уступит, – отозвалась Нюша. – Два сапога пара.
Феня задумалась.
Доколе же она будет молчать и мириться со своими родителями? Собиралась уйти из дому и начать жить по-своему – не сумела. Надеялась, что с приездом Антона в доме многое переменится, но опять все идет по-старому.
Да и Антон стал совсем не таким, как раньше.
Позавчера Феня нечаянно подслушала его разговор с отцом.
...Дело было поздно вечером. Антон пришел из тракторной бригады домой, помылся, поужинал и лег спать. Когда в доме все стихло, Тимофей в нижней рубахе подошел к постели сына и сел у него в ногах.
– Антоша, слышь, что ли? – вполголоса заговорил он. – У меня вот кости ноют... старость, видно, чуют. И сна нет.
– Хлеб жалко городу везти, вот и сна нет, – усмехнулся Антон. – В тебе кровь гуляет мужицкая...
Отец молча поднялся. Ему хочется обругать сына и уйти. Но он почему-то не уходит и вновь опускается на постель.
– Ну ясно – мужицкая... – почти с удивлением восклицает Тимофей. – А какая же еще? Что я, святой иль коммунист? Чай, жалко мне свое добро-то? Ты, Антоша, не заедайся, не ершись, прошу тебя. Поговори, как сын с отцом... по-хорошему, по-родному.
– Ну-ну, давай по-хорошему, – соглашается Антон. Тимофей наклоняется к сыну и говорит еще тише. Он очень жалеет, что согласился остаться в колхозе. Лучше бы подождать еще годик-другой. Сладкая артельная жизнь – это только в книжках да на словах. А он, Тимофей Осьмухин, и до колхоза жил не хуже, а, пожалуй, лучше. Хлеб до осени всегда был у него в закромах. А теперь... Одни неприятности, суета, путаница, скандалы на собраниях...
Нет, земля уже не радует, и Тимофею, видимо, пора прощаться с ней. Да и Антону незачем здесь долго задерживаться, надо подыскивать работу почище да полегче.
– Мы тут на днях с матерью в городе были, – продолжал Тимофей. – Домишко высмотрели. Так, коробочка-невеличка, а четверым места хватит. Вот бы на нашу семейку, сынок. И цена подходящая...
Феня приподняла голову. Вот уж сейчас-то Антон отчитает папашу, высмеет его. Он, мол, уезжать от земли никуда не собирается, на трактор сел прочно... Но Антон долго молчит, а потом небрежно спрашивает:
– Сколько просят... за домишко-то?
– Пока лишь задаток в три тысячи. Вот чего я за хлеб-то, сынок, ратую. Загнали бы его на базаре, вот нам и дом в городе.
И отец с сыном принимаются считать и прикидывать. Они уже продают старую деревенскую избу, борова, теленка, ненужный для городской жизни скарб, вселяются в городской дом, заводят огород, обносят усадьбу забором...
Феня отворачивается к стенке и закрывает голову одеялом. Антон словно двоится в ее глазах. И она не знает, какому из них теперь верить. Тому ли, который умело водит трактор в поле, бьет отца с матерью веселыми насмешками, или тому, который шепчется сейчас с отцом...
– Что же делать-то теперь? – с тоской спросила Феня.
– Может, смолчим... помилуем, – усмехнулась Нюша, выжидающе поглядывая на подругу.
– Да ты что, смеешься! – Феня вскинула голову, и лицо ее пошло пятнами. И что она за человек, в самом деле? Девушка посмотрела в сторону правления. – Нет уж... молчать не стану. Пошли на собрание.
– Сама, что ли, скажешь или нам с Нюшей начать? – спросил Степа.
– Сама, – хмуро выдавила Феня.
Нюша, просветлев, встряхнула подругу за плечи:
– Правильно, Фенька... Наконец-то!
Втроем они направились к правлению колхоза. Около пожарного сарая на бревнах сидели мальчишки и с деловитым видом раскалывали половинками кирпичей грецкие орехи.
– Пируете, огарки? – спросила Нюша. – С каких это доходов?
– А мы... мы рыбы наловили! – растерянно забормотал Ленька, пряча за спину кулек с орехами. – Клев был очень хороший... А потом еще кузовок ягод дачникам продали...
– Не завирайся! Мы уже все знаем, – оборвала его Нюша и взяла за плечо. – Рассказывай всю правду...
Когда Степа, Нюша и Феня вошли в правление колхоза, собрание было уже в самом разгаре. Они с трудом протиснулись в дверь. В комнате было шумно, душно, накурено, лампа под потолком мигала – вот-вот потухнет.
За столом рядом с Василием Силычем сидели директор МТС и председатель комиссии по определению урожайности.
Расстегнув ворот рубахи, Репинский тяжело дышал, лицо его блестело от пота, будто он опорожнил полуведерный самовар.
Что ж это такое? Его, директора МТС, райком партии назначил в Кольцовке уполномоченным по хлебозаготовкам, и он ничего не может поделать с колхозниками.
Добрых полчаса Репинский докладывал им о плане уборки: хлеб надо сжать и обмолотить в считанные дни, засыпать семенной фонд, сдать что положено государству по хлебозаготовкам, расплатиться зерном с МТС, а остатки поделить на трудодни.
Казалось, все было ясно, но колхозники почему-то то и дело вскакивали с мест и, перебивая его, начинали ожесточенно спорить. Они кричали, что не затем записались в артель, чтобы получать какие-то крохи, сидеть на голодном пайке. Ведь у каждого семья, детишки, куры, скотина и всех надо кормить-поить.
– Это что ж выходит? – устало переспросил Репинский. – На разнесчастную курицу тоже зерна подавай. А там на кошку запросите, потом на собаку...
– Да ведь какая кошка, Анатолий Лаврентьевич, – привстала с лавки Матрена Осьмухина. – У меня вот кот живет... Варфоломеем зовут. Так он, холера, больше мужика хлеба съедает.
– Матрена! – хихикнул кто-то в углу. – А он самогонку не пьет, Варфоломей твой?
– Я так полагаю, – поднимаясь, заговорил Тимофей Осьмухин. – Народ правильно шумит... несладко ему приходится. Год у нас выдался худой, хлеба недород, да тут еще вредный жук объявился. Вот и надо бумагу от всего колхоза писать, чтобы нам урожайность снизили и от хлебозаготовок освободили. Да и эмтээс пусть подождет с расчетами...
– Слышите, к чему он клонит? – шепнул Степа девчатам, подталкивая их вперед. – Действуйте, просите слова.
Переведя дыхание, Феня поднялась на цыпочки и, обращаясь к отцу поверх голов колхозников, негромко произнесла: – Вот и неправда все это...
Осьмухин с удивлением уставился на дочь:
– Это как то есть неправда?
– А вот так... Плачешься, людей стращаешь. Бедные мы, несчастные, без хлеба остались...
– Фенька, сядь! – прикрикнула на нее Матрена. – Зелена еще ты отца поучать! Он дело говорит!
– Ты, девка, не мешайся тут, – сердито сказал Горелов. – Жук-пильщик по нашим местам – это вроде стихийного бедствия... И нам по закону скидка по урожайности положена... Об этом хоть председателя комиссии спроси. Какие уж тут хлебозаготовки могут быть...
– А где он, пильщик-то? Кто его в поле видел? – не выдержав, выкрикнула Нюшка.
– Это еще что такое? – нахмурился Осьмухин, и глаза его воровато забегали по лицам колхозников. – Василий Силыч! Граждане! – взмолился он. – Подтвердите... Скажите вы девкам.
– Ты, батя, не хитри, – тяжело дыша, заговорила Феня. – Лучше признайся, как ты жучков на чужих полях собирал, как колхозников застращал, председателя... Как вот комиссию...
– Да уймись, крапивное семя! – побагровев, перебил ее Тимофей. – На отца клевещешь! – И, расталкивая колхозников, он полез к дочери.
– Не горячитесь, Осьмухин! – остановил его Степа. – Давайте-ка без домашних картинок. А если угодно – у нас свидетели есть. Могут и подтвердить. – Он выглянул в окно и помахал рукой.
Через минуту в дверях правления показалась группа мальчишек во главе с Ленькой Ветлугиным.
Колхозники расступились и пропустили ребят к столу.
– Говори все по правде... не бойся, – шепнула брату Нюша.
И Ленька, переминаясь с ноги на ногу, рассказал все...
Вечером, после ужина, Павел Трофимович и Лощилин удалились в пристройку.
– Докладывайте, что там произошло? – недовольна спросил механик.
– Что ж докладывать, поди, и без меня наслышаны, – с досадой ответил Ширяев и рассказал о собрании.
Сначала все шло очень удачно. Но тут неожиданно вмешались Степка Ковшов с девчатами и раскрыли проделку с жучками.
Председатель комиссии по определению урожайности заявил, что за такой обман государства бригадира Осьмухина придется привлечь к ответственности, а заодно и председателя колхоза, который во всем доверился бригадиру.
Расстроенный Василий Силыч сказал, что он готов понести ответ, и попросил собрание освободить его от должности председателя правления – не справляется он, видимо, с колхозными делами.
Но колхозники на это не согласились. После долгих споров Василия Силыча оставили председателем, а Осьмухин с поста бригадира был снят. Колхозники решили выполнить хлебозаготовки в срок и вывезти зерно в город красным обозом.
– Та-ак! – протянул Лощилин. – Ради чего ж мы огород городили? – Он швырнул на пол окурок и растоптал его носком сапога. – Плохо, Ширяев, никуда не годится. И хлебозаготовок сорвать не сумели, и вторая бригада осталась без нужного человека.
– Не прошел наш номер с жучками, – вздохнув, признался Ширяев. – Уж я ли не внушал Осьмухину с Гореловым, как надо действовать. А они, обалдуи, взяли да и перестарались... Мальчишек наняли жучков собирать. Ну и попали как кур во щи...
– А кого вместо Осьмухина бригадиром назначили? – спросил Лощилин.
– Агроуполномоченного, этого самого... Ковшова.
– Этого еще не хватало! – нахмурился Лощилин. – Неужели нельзя было кого-нибудь из своих выдвинуть...
– Пытался, Николай Сергеевич... не получилось, – признался Ширяев. – Люди к Ковшову прислушиваться стали, доверяют ему. У этого птенца крылышки отрастают. Высоко летать начал, далеко видеть...
Лощилин задумался. Да, этот комсомольский вожак то и дело встает им поперек дороги. Только что они разнесли слух, что трактористы неучи, бракоделы, аварийщики, как Ковшов поднял на ноги всю ячейку. Комсомольцы стали лучше ухаживать за машинами, проверять качество вспашки, сева, взяли под свое наблюдение всю тракторную бригаду. А вот теперь эта неудавшаяся история с жучками, назначение Ковшова бригадиром...
– А знаете, о чем Ковшов поговаривает? – сообщил Ширяев. – Надо, мол, в тракторной бригаде проверочку устроить, кое-кого из парней убрать, а на их место кольцовских девчат поставить. Да и вообще, мол, не мешает к начальству эмтээс присмотреться...
Лощилин не по-доброму усмехнулся:
– Не много ли берет на себя парень... Мы ведь тоже не лыком шиты... не с такими справлялись. – Он помолчал, потом жестко добавил: – Волков бояться – в лес не ходить. А мы до леса только еще добираемся. Плохо пока действуем, лениво, вхолостую. Золотое время теряем. Пора с этим кончать, Павел Трофимыч.
– Что же делать-то будем? – угрюмо спросил Ширяев.
– Дел по горло... – Лощилин понизил голос. – Осенний сев подходит... Только мозгами пошевели.
СИВКИ-БУРКИ
Перед осенним севом тракторная бригада разделилась на две группы: лучшие трактористы во главе с Антоном должны были обслуживать полеводческую бригаду Павла Трофимовича, остальных закрепили за бригадой Степы Ковшова. Нюшку Антон включил в свою группу.
– Ты что ж это – нарочно подстраиваешь? – удивилась Нюша. – Ковшов только на ноги встает, а ты ему самых неопытных трактористов суешь. Иль за отца обиделся?
– Отец здесь ни при чем, – вспыхнул Антон. – Он свое получил по заслугам. И трактористов не я распределяю, а начальство эмтээс.
– Тогда я к начальству пойду, – заявила Нюша. – Пусть меня в бригаде Ковшова оставят.
– Вот это зря! – с досадой покачал головой Антон. – Пожалеешь потом. Лучше бы ты за меня держалась.
Но Нюша все же сходила в МТС и настояла на том, чтобы ее оставили в бригаде Ковшова.
Осенний сев в Кольцовке начали почти вовремя. Машины работали ровно, без задержки, в первые же дни вспахали немалую часть озимого клина, и в колхозе решили, что трактористы за весну и лето кое-чему научились.
Но к концу недели снова начались перебои: вышло из строя несколько тракторов, на склад не завезли вовремя горючего, затем обнаружилось, что в МТС не хватает тракторных сеялок.
Начавшийся было сев приостановился. Степа шумел, ругался, составлял один акт за другим, а вспаханная земля тем временем подсыхала, покрывалась жесткой коркой.
– Невесело же я свое бригадирство начинаю, – вслух размышлял Степа. – Опять все вкось да вкривь полезло.
Особенно удивляло его то, что Антон и его приятели, работавшие в бригаде Павла Трофимовича, всегда вовремя получали машины и сеяли почти без задержки.
– Надо бы за всех думать, коль ты бригадир, – упрекнул Степа Антона. – А то ералаш получается: одни норму гонят, другие без дела сидят.
– Начальства и без меня хватает... Пусть оно и думает, – отмахивался Антон. – А мое дело баранку крутить.
Степа то и дело наведывался в МТС, не давая покоя Лощилину, дежурил в мастерской, требуя от рабочих поскорее отремонтировать машины.
Наконец Мите Горелову удалось получить в мастерской МТС двадцатисошниковую сеялку.
Он засеял свой участок земли и передал сеялку Нюше.
На подводе привезли пшеницу, Нюша с Таней засыпали ее в ящик сеялки, и трактор неторопливо двинулся вдоль загона.
Наспех отремонтированная и покрашенная сеялка подозрительно скрипела и покряхтывала. Нюша то и дело поворачивалась на железном сиденье трактора и вопросительно поглядывала на Таню, которая шла позади сеялки.
Это была нелегкая работа, следить за двадцатью сошниками и вовремя заметить, какой из них засорился и не пропускает семян.
Девчата поменялись местами: Таня села за трактор – она уже научилась немного управлять машиной, – а Нюша пошла вслед за сеялкой.
Оказалось, что добрая половина сошников не пропускает семян. Нюша взглянула в ящик сеялки, переворошила пшеницу, потом один за другим встряхнула сошники. Встряхнула раз, другой, но все оставалось по-прежнему. Она подала Тане сигнал остановить трактор, а сама бросилась к засеянному полю и, нагнувшись, принялась осторожно раскапывать землю. Да, сомнений не было – часть бороздок, проделанных сошниками, оказались незасеянными.
– Ну что там? Сошники засорились?.. – спросила Таня.
– Да нет, тут что-то другое... Сейчас проверим. Девчата выгребли из ящика сеялки пшеницу, ссыпали ее в мешок.
Нюша включила высевающий аппарат сеялки, достала ключ, отвертку и сняла один из подозрительных сошников. Оказалось, что он был заткнут тряпичной затычкой. То же оказалось и в других. А потом, вглядевшись повнимательнее, девчата обнаружили, что испорчен и высевающий аппарат. Долго они не могли промолвить ни слова.
– И кому ж это, подлому, понадобилось сошники заткнуть! – с болью вырвалось у Тани.
– Значит, понадобилось кому-то, – потемнев в лице, глухо сказала Нюша
К сеялке подошли Степа и Василий Силыч.
– Опять поломка? – отрывисто спросил Степа.
Нюшка молча показала на тряпичные затычки, извлеченные из сошников, и коротко рассказала, что случилось.
– Та-ак!.. – произнес пораженный Степа, пристально разглядывая затычки. – Снова, значит, гостинчик... Да еще какой!..
– Хорошо, что мы заметили вовремя... – желая немного успокоить брата, сказала Таня. – Не весь еще участок засеяли.
– Хорошо, да не дюже, – вслух подумал Степа и обратился к Нюше: – Ты ведь эту сеялку после Мити Горелова взяла. А он вчера ею пять гектаров засеял.
– Митька! Пять гектаров! – ахнул председатель. – А ну пошли смотреть!
Все направились к вытянутому вдоль дороги загону, где вчера Митя Горелов разъезжал с сеялкой, и долго проверяли, как засеяна пашня. Картина была та же, что и на Нюшкином участке, – половина рядков оказалась без семян.
Василий Силыч, приказал разыскать Митьку.
Таня, чуя недоброе, помчалась на дальний конец поля, где Митя пахал землю. Сердце ее отчаянно колотилось. Неужели он ничего не заметил и засеял пять гектаров земли испорченной сеялкой?
Когда Таня, отыскав парня и сообщив ему, что случилось, привела его к сеялке, здесь уже собралась порядочная толпа колхозников. Во главе с Ширяевым пришли люди и из первой бригады.
– Что ж ты, басурман, делаешь с нами? – закричал на
Митю Анисим, трясущимися руками разгребая землю и показывая незасеянные рядки. – Под корень нас рубишь! Наповал!
– Погоди, Анисим Иваныч, – остановил его председатель и вплотную подошел к побледневшему трактористу. – Говори, как все было...
Озираясь на колхозников, Митя рассказал. Сеялку он получил в МТС позавчера вечером. Перед выездом вместе с Антоном тщательно ее осмотрел – все было в порядке, потом пригнал в поле и на другое утро начал сев. Правда, во время сева он ее уже не проверял, понадеялся на сеяльщика.
Нюшка встревоженно спросила, кто у него работал сеяльщиком. Уж не Зойка ли?
– Зойка ногу зашибла, дома сидит, – сообщил Митя. – Мне другого сеяльщика выделили – Аринку Свиридову. А я, признаться, недоглядел за ней.
– Гнать их с поля поганой метлой, пока не поздно! – возмущенно выкрикнули из толпы.
– Без хлеба хотят нас оставить.
– И машинам дорожку сюда заказать...
– Ну, парень, натворил ты дел! – сокрушенно покачал головой Ширяев. – Такого еще никогда не бывало. То ли ты ротозей, то ли еще кто...
– Вы что? – изменившись в лице, забормотал Митя. – Вы что подумали-то? Договаривайте, коли так... – Он вдруг рванул на себе ворот рубахи. – Ну и хватайте, наказывайте... Сукин сын Митька, вредитель Митька!..
– И меня заодно!.. – тяжело дыша, сказала Нюша и встала рядом с Митей.
Степа подался вперед, загородил собой парня и девушку:
– Граждане!.. Да как вы можете?.. Это же комсомольцы! Мы их знаем... верим им. Тут какая-то вражина машины начала портить, а вы такое подумали...
– Вы горячку не порите, – обратился Василий Силыч к Митьке и Нюше. – Никто вас во вредительстве не обвиняет. А вот разобраться надо будет...
И он предложил колхозникам сейчас же пойти к директору МТС, заявить о порче сеялок и раз навсегда потребовать прекратить чехарду с машинами.
– Тут не чехарда – что-то похуже, – заметил Степа.
– Опять пороги обивать, – недовольно сказал дед Анисим. – Павел Трофимыч уже сколько раз к начальству ходил, а толку на грош. Тут не ходить, тут сеять нужно...
– А мы покруче поговорим... от всего народа, – сказал Василий Силыч. – Пошли, граждане!
Степа, Игнат Хорьков и Ширяев во главе с председателем направились в МТС. По дороге к ним присоединился Антон.
Репинского и Лощилина они отыскали около мастерской.
Степа без обиняков заявил директору, что МТС срывает им осенний сев: тракторы то и дело выходят из строя, сеялок не хватает, а позавчера неизвестно кто заткнул у сеялки сошники и испортил высевающий аппарат. А это уже явное вредительство!
Тяжело задышав, Репинский опустился на лафет жатки.
– Этого еще недоставало! – растерянно сказал он и вопросительно посмотрел на Лощилина.
Лощилин спокойно выдержал взгляд Репинского. Он может объяснить. На все поломанные машины составлены акты. Причины аварий установлены. Все дело в недоброкачественных запасных частях, засылаемых в МТС, а чаще всего в плохой квалификации трактористов и небрежном уходе за машинами.
– А с сеялкой что случилось? – спросил Репинский.
– Сеялка была отпущена из МТС в полном порядке. Это может подтвердить и Антон Осьмухин и тракторист Горелов. А если какие-то негодяи вывели машину из строя – за это должен отвечать бригадир полеводческой бригады. Да, кстати, – обратился Лощилин к Ковшову, – охранялась сеялка или нет?
– Нет, сторожа в эту ночь не было, – признался Степа.
– Видали такую беспечность! – воскликнул механик. – Ковшов только что заступил на пост бригадира и сразу наносит ущерб эмтээс и колхозу.
Степа растерянно развел руками:
– Да кто мог ожидать...
– Где же твоя бдительность, бригадир?.. А тоже шумишь, призываешь все, критикуешь...
– Выходит, что мы же во всем и виноваты, – с досадой сказал Василий Силыч. – Нет уж, если подлый человек завелся, тут сторож не поможет. Над машинами, товарищ директор, вы хозяева, эмтээс, – обратился он к Репинскому. – Вы и порядок наводите и следите за ним. Чтоб народ вами доволен был...
– Вы что ж думаете, я добра людям не желаю? – заговорил Репинский. – Шестой год в партии состою. И заготовителем в районе работал, и уполномоченным по колхозам. Теперь вот в эмтээс меня поставили. А дело-то новое, непривычное, недохватки во всем, прорехи – вот и спотыкаемся на каждом шагу. И надо понимать это, поддерживать нас.
– А как же насчет машин? – спросил Игнат Хорьков.
– Потерпите денька два. Как только отремонтируем – сразу и зашлем, – пообещал Репинский. – А вы там у себя людей попридерживайте, чтоб не паниковали очень-то.
– Темна вода в этом заведении, – с досадой сказал председатель, выходя вместе с колхозниками из усадьбы МТС – Никакого толку не добьешься.
– Прямо-таки шарашкина контора, – согласился Ширяев. – Хоть от машин отказывайся.
– А я так считаю, – обратился Степа к Василию Силычу. – Надо вам в район ехать. Тревогу бить. И немедля. Пока они нам сев не сорвали. Пусть комиссию сюда высылают...
– И впрямь, Силыч, – поддержал Степу Игнат Хорьков. – Видать, тут дело нечисто... Вот пусть комиссия и докопается.
Подумав, Василий Силыч решительно тряхнул головой.
– Поеду... Тут дело такое – нельзя сиднем сидеть. Сегодня же поеду. Кстати и сортовые семена получу для ваших бригад, – сказал он Степе и Ширяеву.
Когда Степа вернулся обратно в поле, он застал здесь такую картину. Несколько стариков во главе с Анисимом Безугловым с огромными желтыми лукошками на животах степенно шагали по земле и засевали вручную Митин участок.
Старики, как по команде, припадали на правую ногу, размашисто взмахивали правой рукой, и зерно, просвечивая на солнце золотистым дождем, падало на землю.
К Степе подбежали девчата.
– Видал? – чуть не плача сообщила Нюшка. – Мы ж им говорили... Не пускали их. А они словно осатанели.
Степа бросился навстречу старикам.
– Деды! Анисим Иваныч! – закричал он. – Уймитесь! После трактора и ручной сев! Это же на всю округу конфуз!
– Конфуз конфузом, а земля-то черствеет, – остановившись, рассудительно сказал Анисим. – А ты, Степан, не мешай нам – так народ желает.
– Не отступимся, бригадир! – зашумели старики.
– Все сроки уходят!
– На метесе надейся, а хлебушко сей!..
И они, мерно размахивая руками, вновь зашагали друг за другом.
«Темна вода... Никакого толку не добьешься», – вспомнил Степа слова Василия Силыча об МТС и не стал больше удерживать стариков– пусть сеют. Вернулся к девчатам и, заметив их недоуменные взгляды, сказал:
– Семь бед – один ответ... Раз такое дело – давайте и мы за работу. Зерно-то закрывать надо.
И Степа повел девчат на конюшню. Они нашли хомуты, веревочные постромки, запрягли в бороны лошадей и пригнали их в поле. Прошли в один след по засеянному стариками участку, закрыли зерно, потом принялись бороновать вспаханные тракторами другие загоны. А после полудня к озимому клину колхозники пригнали лошадей, запряженных в плуги. Степа насчитал четырнадцать упряжек.
– Принимай подмогу, бригадир! – крикнул ему Игнат Хорьков.
Степа показал колхозникам свободный участок, и они принялись пахать землю.
Застоявшиеся за лето лошади легко потянули однолемешные плуги...
А еще через час на дороге показался эмтээсовский «газик». Он остановился около свежей парящей борозды, и из него вылезли Репинский и Лощилин. Навстречу им, держась за поручни плуга, шел Степа Ковшов. Он был босой, без ремня, рубаха на спине потемнела от пота, лицо взмокло.
– Картина, достойная кисти художника, – раздраженно заговорил Репинский, останавливая Степину лошадь. – Колхозный бригадир, секретарь комсомольской ячейки, передовой как будто человек – и ходит босиком за конным плугом. Да понимаете, что вы делаете?
– Пашу землю, – улыбаясь, ответил Степа. – И вроде неплохо получается...
– Государство двинуло на крестьянские поля передовую технику, а вы запрягли сивку-бурку... Позорите нашу эмтээс.
– Не рано ли вы лошадей в архив списали? – сказал Степа, вытирая рукавом взмокшее лицо. – Смотрите, как они работают. Совсем неплохое подспорье машинам.
– А вам известно, что между эмтээс и вашим колхозом подписан договор? – спросил Лощилин. – Вся артельная земля должна быть обработана только нашими тракторами. Почему же вы срываете нам производственный план?
– А вот в колхозе так говорят: «На эмтээс надейся, а хлебушко сей». Люди же в вас веру теряют...
– Вы антимеханизатор, Ковшов, – вскипел Репинский. – Да, да, антимеханизатор с комсомольским билетом! Я уже давно получаю сигналы, что вы настраиваете людей против техники, поддерживаете отсталые мужицкие настроения...
– Я... против техники? – опешил Степа.
– И я требую, чтобы вы немедленно прекратили эту демонстрацию. – Репинский показал на пашущих лошадей. – Иначе я вынужден буду принять меры...
Стиснув челюсти, Степа обвел взглядом поле. Остановив лошадей, пахари издали смотрели на него и Репинского, словно хотели услышать и вмешаться в их разговор. И Степа знал, что бы они сказали... Он зачем-то снял с плеча ремень, подпоясался и расправил сборки рубахи. Потом упрямо мотнул головой:
– Согласен! Принимайте меры! Сообщайте куда угодно! Только по-честному. И обо всем! А пахать и сеять мы все-таки будем. – И, взявшись за поручни плуга, Степа тронул лошадь.
Широкий пласт спелой, дурманно пахнущей земли, рассыпаясь и крошась, пополз через отвал.
Репинский с Лощилиным сели в «газик» и помчались в МТС.
– А вы, Анатолий Лаврентьевич, правильно разгадали Ковшова – антимеханизатор он. И двух мнений не может быть, – вполголоса сказал механик, ловко объезжая канаву на дороге. – Да и Хомутов с ним заодно. И знаете, куда он сегодня поехал? В район. Собрал под заявлением подписи колхозников и хочет добиться освобождения от эмтээс.
– Что?!
– Вот именно – освобождения... За полный возврат к конной тяге... Да здравствует, так сказать, сивка-бурка. Да вы сами видели – Ковшов уже почин сделал. Что ни говори, а мужицкий заквас сказывается.
...В этот же день из Кольцовской МТС за подписью Репинского районному прокурору была передана телефонограмма:
«Бригадир колхоза «Передовик» Ковшов – он же секретарь комсомольской ячейки – выступает против механизации, срывает план тракторных работ. В бригаде Ковшова обнаружено вредительство машин».
