Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
В тот же вечер Антон проводил Лощилина к Ширяевым.
В просторной, хорошо протопленной горнице было чисто, уютно. Пол застелен тряпичными половичками, на подоконниках – горшки с геранью, на стене в рамках под стеклом фотографии членов семьи, вырезанный из журнала портрет Карла Маркса и пожухлые от времени агрономические плакаты.
Нацепив на нос очки в железной оправе, хозяин дома, Павел Трофимович Ширяев, сидел за столом и читал газету. Его дочь, Любка, склонившись над ящиком детекторного приемника и прижав к ушам черные наушники, слушала радио.
– Видали, квартирка какая, – шепнул Лощилину Антон. – Прямо-таки изба-читальня, культурный очаг... – И он довольно развязно обратился к Ширяеву: – Павлу Трофимовичу, наше вам... Говорят, комнату сдаете... Я вам хорошего жильца привел.
Павел Трофимович отложил газету и поверх очков покосился на механика.
Из-за перегородки показалась жена Ширяева Елизавета, сутулая, прежде времени увядшая женщина.
– И так тесно у нас, – сухо сказала она.
– Да вы посмотрите, жилец-то какой! – принялся расхваливать Антон. – Старший механик в эмтээс... Можно сказать, правая рука директора... всем машинам начальство. Премного довольны будете!
– Может, Павел Трофимыч, и впрямь пустите, – обратился Лощилин к Ширяеву. – Хотя бы на время. Я человек одинокий, спокойный... Не обременю. Да и за ценой не постою.
– Сказано же вам – не пускаем жильцов... – повторила Елизавета.
– Погоди, мать, – перебил ее Павел Трофимович, пристально оглядывая Лощилина. – А может, все-таки уважим человека... Пустим его в пристройку.
– Там же у нас Любовь ночует.
– Она сюда перейдет, в горницу. Ты как, Люба?
– Могу и в горницу, – согласилась дочь.
– Ну, вот и ладно, – поднялся Павел Трофимович и, не обращая внимания на жену, пригласил Лощилина осмотреть пристройку.
Через сени они прошли в маленькую бревенчатую комнатушку с одним окном.
Беглым взглядом окинув помещение, Лощилин заявил, что комната ему подходит, и спросил о цене.
– Ну вот и рядитесь, – сказал Антон. – А я пойду...
Плотно закрыв за Антоном дверь, Лощилин выдержал небольшую паузу, потом подошел к Ширяеву и протянул ему руку.
– Ну что ж, Павел Трофимыч, будем знакомы... Теперь уж как следует, прочно и надолго. – И, заметив настороженный взгляд Ширяева, усмехнулся: – Да вы не опасайтесь. Я и есть тот самый жилец, кого вы ожидали.
– Путаете вы чего-то, товарищ механик, – строго отозвался Ширяев. – Никого я не ожидал. Просто вхожу в ваше бесквартирное положение.
– Эге! А вы стреляный, видать, воробей. На мякине не проведешь. А я ведь вам привет привез.
– Это от кого же?
– От Силаева, Петра Никитича. Знаете такого?
– Встречались... доводилось!
– Ишь ты, «доводилось»! – ухмыльнулся Лощилин. – А он вам, кстати сказать, письмецо прислал.
Механик достал перочинный ножик, вспорол подкладку пиджака и извлек бумажный конверт:
– Полюбопытствуйте!
Павел Трофимович неторопливо нацепил на нос очки и, вскрыв конверт, принялся читать письмо.
Оно действительно было от заведующего райзо Силаева. Бывший земский агроном, с которым Ширяева связывала давняя дружба, писал, что в Кольцовку в качестве старшего механика МТС едет Николай Сергеевич Лощилин и его надо устроить на квартиру. «Человек он надежный, – писал Силаев, – и ему можно вполне довериться».
– Прочли? – спросил Лощилин. – Уразумели что-нибудь?
– Теперь другое дело, – облегченно передохнул Ширяев. – Меня Силаев давно предупреждал о вашем приезде. Ждал я вас.
– Ну, то-то же. – Лощилин взял из рук Ширяева письмо. – А писульку-то лучше похерить. – Он порвал письмо на мелкие клочки и, открыв дверцу печки-подтопка, бросил их на тлеющие угли.
Павел Трофимович пригласил Лощилина поужинать.
– Спасибо... Уже заправился у Осьмухиных. Но если, конечно, горячительное найдется – не откажусь ради встречи.
– Так милости просим в горницу.
– Нет, нет. Лучше здесь. Нам ведь и поговорить надо. С глазу на глаз.
Павел Трофимович принес бутылку мутноватой самогонки, закуску и два граненых стакана.
Выпив залпом стакан, Лощилин поморщился, понюхал корочку хлеба и в упор посмотрел на Ширяева:
– Ну-с, докладывайте, какие дела в Кольцовке?
Павел Трофимович ответил не сразу. Похвалиться ему особенно нечем, но кое-что он все же делает. Вот уже третий месяц, как его избрали членом правления артели и назначили бригадиром полеводческой бригады.
Председатель колхоза относится к нему с доверием, прислушивается к его советам, да и колхозники считаются с его мнением.
– Место вы заняли неплохое, это бесспорно, – заметил Лощилин, – а Силаев все же недоволен вами... Мало полезной отдачи от вашего положения. Что у вас с выходом из артели получилось?
Павел Трофимович отвел глаза в сторону:
– Вначале дело неплохо шло. Семей двенадцать пожелали выписаться. А потом сорвалось... отговорили их краснобаи.
– А с конюшней?
– Тоже удачно началось. В прошлом году сенокос так завалили, что коней на зиму почти без кормов оставили... Довели их до того, что хоть на веревках подвешивай. Да вот, на беду, этого губошлепа, старшего конюха Горелова, с поста сместили. И все через это самое... – Ширяев кивнул на бутылку с самогонкой.
– Значит, плохо людей в руках держите, – с досадой перебил его Лощилин. – Пригрелись вы на теплом местечке. Тишь у вас тут, гладь, божья благодать. Того гляди, и совсем в артельную веру переметнетесь.
– Это уж вы оставьте! – зло тряхнул головой Ширяев и, поднявшись из-за стола, заходил по комнате.
Вспомнилась ему доколхозная жизнь, ухоженные полосы земли в поле, сытые лошади и коровы, двое батраков, живших у него круглый год под видом родственников.
В тридцатом году над Ширяевым нависла угроза раскулачивания. Павел Трофимович бросился к районному начальству, отыскал своего давнего приятеля Силаева, заручился бумажками, что он является культурным крестьянином, поборником передовой агротехники, и угроза раскулачивания его не коснулась.
Ширяев со своей семьей и хозяйством вошел в артель, заделался примерным колхозником, затаился, затих, но в душе продолжал верить, что былая жизнь вновь еще вернется.
– У меня через этот колхоз вся жизнь покореженная, – признался Павел Трофимович. – Тяжко мне... с души воротит. Чужое все здесь, постылое. Да еще всякая голь перекатная мною помыкает. Так бы все и пустил в тартарары... – Он замолчал, потом с мрачным видом обернулся к Лощилину: – Сказывайте, с чем приехали-то?
– Вот это деловой вопрос... Слушайте тогда. – Лощилин сделал знак Ширяеву, чтобы тот сел к столу и, покосившись на дверь и окно, вполголоса заговорил: – Стране нужен хлеб. Коммунисты возлагают все надежды на колхозы и совхозы, на механизацию сельского хозяйства, на тракторный парк. По всей стране создаются машинно-тракторные станции. Вот и в Кольцовке появились машины. Скоро весна, сев. Эта весна должна быть особенной, можно сказать, решающей. Сейчас надо действовать так, чтобы молодая кольцовская эмтээс работала из рук вон плохо, чтобы земля после машинной обработки заросла бурьяном и лебедой, чтобы люди возненавидели тракторы, увидели в них причину всех артельных бед и неудач. Тогда уж никакая сила не удержит их в колхозе.
– Да-а, это сильно задумано, – удовлетворенно протянул Ширяев. – Есть ради чего постараться. Неужто Силаев все обмозговал?
– Что там Силаев, – снисходительно усмехнулся Лощилин. – Поднимай выше. Теперь наши люди в каждом колхозе орудуют, в каждом районе, по всей стране. Вот и нам надо надежными людьми обрастать. – И он спросил, много ли в Кольцовке наберется колхозников, на которых можно во всем положиться.
– Есть, конечно, народишко, – подумав, ответил Ширяев, припоминая Горелова, Осьмухиных мужа с женой, счетовода Овсюкова и еще несколько человек.
– Вот и надо их к делу ставить, к прави́лу выдвигать.
– Как это – к прави́лу?
– А так... Проталкивать в бригадиры, в кладовщики, в трактористы. Чтоб зерном распоряжались, горючим, машинами, чтобы тон задавали в артели. Такие люди нам очень пригодятся...
– Трудненько это, Николай Сергеевич, – заметил Ширяев. – Вот тракторы, к примеру. Кто к ним ринется в первую очередь? Молодежь, комсомол. Лавиной попрут, ничем не остановить.
– Ничего... попридержим. Это в наших силах. Кстати сказать, я таких трактористов в эмтээс подобрал – все, что надо, сделают, только поверни их умеючи. Теперь понимаете, зачем я в Кольцовку приехал? Весна нам предстоит горячая... – закончил Лощилин, выливая себе в стакан остатки самогонки.
– Как не понять, – отозвался Ширяев и покачал головой. – Вы бы, Николай Сергеевич, не злоупотребляли этим самым...
– За меня будьте спокойны. Головы не потеряю... А когда нужно, и рука не дрогнет. – Лощилин опорожнил стакан и, с силой сжав шершавые промасленные пальцы в кулаки, придвинулся к Ширяеву. – Действовать будем заодно. Связь с Силаевым поддерживать только через меня. Все указания выполнять беспрекословно.
Павел Трофимович опасливо посмотрел на жилистого, большерукого механика. Такой, наверное, ни перед чем не остановится.
– Сами-то откуда будете? – осторожно спросил Ширяев. – с городу или из деревни? Чем же вас-то допекли наши правители?
– Свою автобиографию я вам докладывать не буду... ни к чему это, – помрачнев, ответил Лощилин. – Но главное скажу... Допекли меня почище вашего. Всю жизнь порушили... В грязь втоптали. И здесь так печет, – он скомкал на груди рубаху, – вам того и не снилось.
Лощилин резко поднялся и зашагал по тесной комнате. Потом остановился у темного окна и, приподняв занавеску, осведомился, куда выходит окно – на улицу или в переулок.
Ширяев ответил, что в глухой переулок, где летом растет одна крапива и никто не ходит.
– А зачем вам это?
– Так, на всякий случай, – отозвался Лощилин и, опустив занавеску, сказал, что он хочет спать.
ПЕРВЫЙ ВЫЕЗД
На другой же день тракторы из МТС приступили к работе. Они возили бревна из рощи, песок из карьера, кирпич с соседнего завода.
В обычные деревенские звуки и шумы теперь настойчиво и часто врывался то рев мотора, то его мерное татаканье, то оглушительная стрельба из выхлопной трубы.
За тракторами неотступно следовали люди. Ребятишки убегали с уроков, и учителя, наказав беглецов, записывали потом в классном журнале: «Бегал смотреть трактор». Мужики вместо перекура и болтовни на бревнах собирались обычно у МТС и, окружив машины, подолгу занимали трактористов дотошными вопросами.
Даже женщины, улучив свободную минутку, оставляли домашнее хозяйство и выбегали на улицу. Они ахали, удивлялись, а дома в это время выкипали в печках щи, надрывались от плача малые дети и ругались мужья.
Трактористы из МТС стали первыми людьми в деревне. Их охотно принимали на квартиры, кормили на особинку, переманивали друг от друга. На них заглядывались девчата, наперебой зазывали на вечерки, мальчишки безотказно бегали для трактористов в лавку сельпо за папиросами.
Но, пожалуй, более других приход трактористов взбудоражил Нюшку Ветлугину. В ушах у нее стоял неумолчный гул моторов, словно она целый день простояла у барабана молотилки.
Ночью, когда Нюша лежала на печке рядом с братишкой, ей отчетливо виделась колонна зеленых машин, въезжающих в Кольцовку, виделись колеса со светлыми шипами, полукружья крыльев, радиаторы, похожие на пчелиные соты. Так бывало с Нюшкой в грибную пору. Находится она за день по лесу, а ночью, лежа в постели, никак не может заснуть, и перед глазами все время встают то темно-красные подосиновики, то огненные лисички, то цветные, как обмылышки мыла, сыроежки, а чаще всего белые толстокоренные грибы самых разных размеров: от крошечных, как желуди, малюток, только еще пропарывающих землю, до высоких «стариков» в набекрень сидящих огромных шляпах с желтой подпушкой. И все это представляется ясно, до мелочей, как наяву, при солнце: улитка присосалась к ножке гриба, острая травинка врезалась в шляпку или прилип пожухлый листок.
– Нюш, а Нюш! – шептал Ленька – он тоже почему-то не спал. – А ты знаешь, не все тракторы пришли. Скоро еще партию пригонят.
– Знаю, знаю... Ты спи, Ленька!
– Я сплю, – соглашался братишка, а через минуту снова подавал голос. – А мы летом прицепщиками на тракторах, будем работать...
– Кто это «мы»?
– Ну, ребята с нашего конца.
Нюшка молчала, делая вид, что спит, хотя сна не было ни в одном глазу.
Ее терзала досада. В деревне только и разговоров, что о прибывших тракторах, парни записываются на курсы при МТС и даже мальчишки лезут в прицепщики, а она по-прежнему командует «одиночными лошадиными силами на четырех ногах», как говорит Семка Уклейкин. И никто не хочет вспомнить, что Нюшка кое-что понимает в машине и даже когда-то водила школьный трактор.
Почти каждый день она оставляла конюшню и бежала к МТС, где обычно около тракторов толпились парни.
Вот и сегодня, сказав матери, что отлучится всего лишь на минутку, Нюша направилась в деревню.
Посреди улицы медленно двигался трактор, волоча за собой связанные цепями длинные, еще не ошкуренные бревна. Машину вел Антон Осьмухин. В этот раз он постарался и прицепил столько бревен, что их впору было увезти десятку лошадей.
За трактором шли колхозники. Впереди всех шагал дед Анисим с непокрытой головой и, весь подавшись вперед, напряженно вслушивался в сиплый вой мотора.
Нюша заметила в толпе подруг и, подойдя к ним, спросила, ради чего собралось так много людей.
Таня объяснила, что мужики затеяли с Антоном спор о мощности трактора. Антон сказал, что трактор увезет половину штабеля бревен, что были свалены около моста, а мужики уверяли, что машина надорвется. В спор втянулся даже сам Василий Силыч, а Игнат Хорьков поставил в заклад весь свой урожай табака с приусадебного участка.
Натужно пыхтя, трактор с бревнами наконец одолел взгорок, вошел в деревню и остановился перед домом Осьмухиных.
Антон вытер взмокший лоб и спрыгнул с трактора.
– А ну, тугодумы, уверовали теперь? – со смехом обернулся он к мужикам. – Раскошеливайся, плати проигрыш.
Дед Анисим несколько раз обошел трактор, заглянул под низ, пощупал горячие бока мотора и принялся придирчиво расспрашивать Антона, послушна ли машина, как много сжирает горючего, часто ли останавливается да ломается.
– Да что ты, дед, – засмеялся Антон. – Уж не на курсы ли трактористов собрался? Как раз тебе по годам... молодой, резвый, кудрявый.
Анисим не обратил внимания на зубоскальство Антона и обернулся к парням и девчатам:
– А трактор, видать, всем машинам машина... Надежная, могутная... Ежели к нему человека с умом да с добрыми руками приставить – дело пойдет наверняка.
Оставив трактор под окном, Антон отправился домой обедать.
К Нюше подошли Митя Горелов и Семка Уклейкин.
– Видала? – возбужденно заговорил Митя. – Вот она, техника-то, рядом, в своем колхозе. Нам теперь и уходить никуда не надо. – И он сообщил, что они с Семкой уже подали заявление на курсы трактористов.
– Вот таким манером, – подтвердил Уклейкин. – И прощай кони-лошади... Ты нам только характеристику поскорее приготовь. Да распиши там похлеще, чтобы нас в первую очередь на курсы зачислили! Не парни, мол, орлы, соколы! Как родились, сразу на трактор сгодились.
– Только вы о себе и печетесь, – с досадой сказала Нюша. – А другие, думаете, и на курсы не желают?
– А кто это «другие»? – спросил Уклейкин.
– Парни, конечно. Ну, и девчата есть... Надо нам на курсы побольше комсомольцев послать.
– Это уж ты оставь, – махнул рукой Митя. – Вашей сестре там делать нечего.
– Это почему же?
– Ты, Ветлугина, и так при месте: командир на конюшне, – засмеялся Уклейкин. – Там тоже лошадиные силы...
Нюша нахмурилась.
Опять начинается этот старый, извечный разговор, смешки да шуточки: нельзя, не девичье дело, знай свой шесток... Вроде не старики эти парни, а в голове у них тоже не мало всякой трухи и завали.
– Вы, значит, орлы, соколы, трактористы с пеленок, а мы так себе, пустое место... – язвительно заговорила Нюша.
– Нет, вы слыхали? – развел руками Уклейкин, обращаясь к парням. – На трактор захотели... Это девки-то!..
– А что – девки? Что – девки? – обиделась Феня. – Кто в жнитво вас обтяпал? А на копке картошки? Уж помалкивали бы в тряпочку, тихоходы завзятые.
– Так то ж бабье дело... – не сдавался Уклейкин. – А тут трактор, техника. Сила нужна, смекалка! Одну турбурацию раскусить чего стоит...
– Карбюрацию, а не турбурацию, – поправила Нюша.
– Или там мотор завести... зараз надорветесь.
Парни захохотали. Девчата покраснели и подались назад.
– Куда вы, стойте! – задержала их Нюшка и обратилась к парням: – Хвастуны вы! А сами в тракторе ни уха ни рыла... Ну кто из вас мотор заведет?
Парни замялись.
– Ни к чему это пока... все в свое время, – рассудительно сказал Уклейкин.
– Скажите прямо – гайка слаба, – бросила Нюша. Ее разбирала злость и досада. – Вот глядите, как надо!
Поплевав на ладони, она подошла к трактору и взялась за заводную ручку.
Таня схватила подругу за рукав:
– Что ты!.. Чужая ж машина... нельзя! Но Нюшу было уже не удержать.
Покраснев от натуги, она раз, другой повернула заводную ручку, и неостывший мотор заработал.
– Тоже мне турбурация... – кинула она Уклейкину.
Села на железное пружинящее сиденье и оглядела рычаги управления. Нет, кажется, все так же, как и у «Путиловца»! Нюша включила первую скорость, выжала сцепление, прибавила газ. Мотор взревел, машину неистово залихорадило, и она рывком тронулась с места.
«Газую чересчур, все перезабыла», – спохватилась Нюша, сбавляя подачу газа.
Мотор заработал ровнее. Нюша вырулила машину на дорогу и, судорожно вцепившись руками в железную баранку, повела трактор вдоль Кольцовки.
Парни переглянулись, пожали плечами, а девчата, не скрывая довольных улыбок, замахали подруге руками и побежали вслед за трактором.
Зойка даже уселась на волочащиеся за машиной бревна и показала Уклейкину «нос». Только Таня не могла успокоиться.
– Нюша, стой! Куда ты? Не надо! – кричала она. Нюша и сама понимала, что парни достаточно посрамлены и пора бы остановить машину, но в то же время неудержимо хотелось провести ее вдоль улицы.
«Еще чуточку проеду, – думала она. – Вон до той избы.. Еще немножко!»
Проплывала мимо одна изба, другая, третья, а трактор все шел и шел, волоча за собой связанные цепью бревна.
Показался конец деревни и наезженный поворот к МТС. И вновь Нюша решила остановиться, но потом сообразила, что нельзя загораживать трактором дорогу, и свернула к МТС.
Но свернула довольно круто, не рассчитав угла поворота, и длинные бревна с треском опрокинули хлипкую изгородь палисадника, помяли кусты сирени и, зацепив угол старой избы, обломали концы нижних венцов.
Девчата испуганно закричали, и Нюша, резко затормозив, остановила трактор.
Из избы выскочила простоволосая Дарья Карпухина.
С тех пор как мимо ее дома наторили дорогу к МТС, Карпухиным не стало покоя ни днем ни ночью. От тракторов дрожал весь дом, звенели стекла в рамах, по ночам свет фар будил ребятишек.
Увидев сейчас опрокинутую изгородь, помятые кусты, обломанный угол избы, а на тракторе Нюшку Ветлугину, Дарья на мгновение потеряла даже дар речи. Потом выломила жердь из изгороди и бросилась на самозванную трактористку:
– Держись, окаянная девка! Как сноп тебя обмолочу!.. Девчата схватили рассвирепевшую Дарью за руки и принялись умолять ее не гневаться на Нюшку.
– Антон идет! – вдруг сообщила Таня. – Ой, что-то будет! Нюшка, убегай...
Прикусив губу, Нюша поглядела вдоль дороги, но с трактора не сошла.
Сопровождаемый парнями, Антон, запыхавшись, подбежал к трактору. Узнав, что машину увела Нюшка Ветлугина, он развел руками:
– Ты?! Ты умеешь водить трактор?..
– Вспомнила... Вот только разворот не получился... бревна очень длинные... – смущенно призналась Нюша, спрыгивая с трактора.
Парни осматривали развороченный угол избы и прикидывали, в какую копеечку влетит теперь Нюшке ремонт дома и палисадника.
– Вот это завела трактор! – посмеивались они.
– Так дело пойдет – всю деревню порушить можно!
– Прощай заборы и палисадники!
– Ну и ладно! – вспыхнула Нюша и с вызовом посмотрела на парней. – А все равно мы свое докажем.. Будем тракторы водить! Будем! И вы не очень-то задавайтесь!..
– Куда нам!.. – хихикнул Уклейкин. – Женщинам дорогу, мужчинам тротуар!..
– А вот увидите... Пойдем в эмтээс, на курсы и запишемся. Еще как примут-то! Ручаюсь! Правда, Антон?
– Чего ж... могут и принять! – поддержал Антон, любуясь девушкой. Он вдруг сбил на затылок кубанку и строго прикрикнул на Дарью, которая все еще рвалась к Нюшке: – Ша, тетя! Хватит надрываться! Не видишь, учится дивчина... Практику проходит... А избу мы тебе починим... и изгородь поправим. Так, что ли, девчата?
Подруги Нюши согласно закивали.
