Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

– Митя, так он же как мешок с травой, – шепнула Таня.

И верно, Горелов еле передвигал ноги и всей тяжестью налегал на плечи мальчишек.

– Вы его водой окатите, он сразу очухается, – посоветовала Таня, когда процессия поравнялась с колодцем.

Мальчишки со смехом сунули голову председателя под колодезную струю. Холодная вода довольно быстро протрезвила пьяного Горелова.

Он долго еще держал голову под струей, потом напился, вытерся подолом рубахи и, не глядя на мальчишек, огуменниками побрел к дому. Митька, перекинув портфель за спину, понуро плелся позади.

– Достается парню, – сказал Степа.

– Да, жизнь у него не сахар, – со вздохом подтвердил Шурка.

ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА

Кончились угарные праздничные дни. Деревня отшумела, отгуляла.

Филька до того пристрастился к вину, что в последний день праздника раздобыл где-то бутылку самогона-первача, тайно распил ее с Фомой-Еремой и сильно захмелел. Пошатываясь, он бродил по улице, задирал мальчишек, диким голосом орал песни, потом схватился на перепляс с каким-то парнем из соседней деревни.

Наконец, мучимый жаждой, он направился домой напиться квасу. Дверь в сени была на запоре, и Филька стал пробираться в избу через двор.

В темноте он наткнулся на теленка, что лежал на соломе. От выпитой самогонки у Фильки кружилась голова, и теплый теленок показался ему долгожданной постелью. Филька снял рубаху и, прижавшись к теленку, крепко заснул.

Во дворе его и обнаружил отец, вернувшийся на рассвете с гулянья. Он отодрал сына за уши и перенес его в кровать.

Утром Илья Ефимович чуть свет поднял всю семью.

– А ну, гулены, пора и честь знать, – сказал он, недовольно оглядывая невыспавшихся дочерей и разомлевшего, вялого Фильку. Скользнул взглядом и по Степе, который торопливо натягивал зеленую юнгштурмовку.

– Э, нет! – заметил дядя. – Парадный-то костюмчик придется скинуть. Тут тебе не колония – ручки в брючки не погуляешь.

Таня дернула брата за рукав и шепнула, что сегодня начинается «навозница». Степа быстро переоделся.

Навоз возили на четырех лошадях – две были свои, а две Илья Ефимович нанял у соседей.

Через широко распахнутые ворота подводы въехали во двор, и мужики, нанятые на поденную работу, острыми железными вилами наложили на телеги дымящийся, влажный навоз.

Затем к телегам подошли Филька, Степа, Таня и Нюшка. Нюшка с матерью пришли работать к Ковшовым чуть свет.

– Поглядывай там, – предупредил отец Фильку. – На чужую полосу навоз не завезите.

– Знаю, не маленький. Наши полосы меченые – три колодчика! – с достоинством ответил Филька и подал команду трогаться.

Лошади натужно вывезли тяжелые возы на дорогу. Крупные синие мухи кружились над ними. Острый запах навоза стоял на улице.

Филька, подложив под себя доску, устроился на самом верху навозной кучи и крикнул Степе, чтобы он сделал то же самое – им сегодня навоз возить не перевозить, а ноги у них не казенные.

Степа посмотрел на Таню и Нюшку. Девочки шли рядом с лошадьми, держась за оглобли, и совсем не собирались забираться на подводы.

И Степа сделал вид, что не расслышал Филькиных слов.

На паровом поле, заросшем молочаем и желтоглазой сурепкой, Филька отыскал полосу своего отца, помеченную тремя ямками. Ребята свалили навоз небольшими кучами на полосу и повернули подводы обратно к деревне.

До вечера сделали до десяти ездок.

И так пошло день за днем.

Лето выдалось на удивление благодатное – в меру погожее, тихое, солнечное, с ясными, чистыми зорями по утрам, с пышными малиновыми закатами, с богатыми звездными россыпями по ночам. На вырубках и в лесу было полно ягод, на реке хорошо клевали плотва и окуни, а голавлей под корягами мальчишки ловили прямо руками. Но Степа ничего этого не замечал.

Без привычки он сильно уставал. К вечеру голова у него становилась тяжелой, словно чугун, ныли руки и ноги, спина разламывалась, и за ужином его мучительно клонило в сон. Уставала и Таня.

Они молча уходили в сарай, валились на пахучее сено, молниеносно засыпали, а утром с трудом продирали глаза.

– Что, брат, не по носу табак? Не сладко в деревне-то? – посмеиваясь, спрашивал Илья Ефимович. – Это тебе не в колонии. У вас там режимы да расписания, а у нас все по солнышку: с ним встал, с ним лег. Всё горбом да хребтом брать надо...

– Я привыкну, – оправдывался Степа.

– А ты того... похитрее будь, – поучал наедине Степу Филька. – Особо-то не чертоломь. На нашего батю не угодишь.

Сам Филька отлично умел хитрить. В самый разгар работы он начинал стонать и жаловаться, что у него болит живот, или принимался искусно хромать, уверяя всех, что подвернул ногу, и сердобольная мать обычно отпускала его домой.

В жаркий полдень, когда все отдыхали, Филька старался убежать на речку и утаскивал с собой Степу.

Он охотно знакомил брата с кольцовскими мальчишками, всегда подчеркивая при этом, что Степа колонист, городской житель, парень смелый и сильный. Он всячески расхваливал Степины способности упражняться на турнике, его умение бегать и прыгать.

На речке Филька затевал шумные состязания. Он бился с братом об заклад, что тому ни за что не обставить его ни по плаванию, ни по прыжкам в воду. Раззадоренный Степа плавал, напрягая все силы, очертя голову бросался с ивы в речку и подолгу держался под водой.

– Вот это да! – восторгался Филька. – Тебе бы только под водой жить.

Особенно же любил Филька борьбу. Собрав мальчишек, он предлагал Степе помериться с ними силами.

– А зачем? – отказывался Степа. – Я не умею.

– Ну, ну, не прибедняйся! – говорил Филька и подталкивал к Степе кого-нибудь из мальчишек.

Начиналась борьба. Степу захватывал азарт, и он довольно легко клал мальчишек на лопатки.

Потом выходил мериться силами сам Филька. Он пыхтел, сопел, ловко перекидывал сухопарого Степу через плечо, как клещами сжимал ему. шею, наваливался на него всей своей тяжестью, но, странное дело, победа все же доставалась Степе.

Филька разводил руками, схватывался бороться еще раз, но вновь и вновь оказывался побежденным. Мальчишки приплясывали от восторга и были уверены, что Степка Ковшов действительно самый сильный парень в Кольцовке.

Но особенно он покорил их своим умением боксировать. Степа занимался в колонии в боксерском кружке, знал уже кое-какие приемы защиты и нападения, и ни Филька, ни сам Фома-Ерема, с его железными кулаками, ничего не могли поделать.

– Что хочешь требуй, – принимались они упрашивать Степу, – только научи драться по-новому!

Степа говорил, что ему ничего не надо, но приемы бокса показать согласился.

По его совету мальчишки из Филькиной компании раздобыли себе вместо боксерских перчаток овчинные рукавицы, набили их сеном и по очереди сражались с колонистом, терпеливо снося его внушительные удары по носу и в подбородок.

Но все это не очень радовало Степу. Вокруг него происходило что-то загадочное и непонятное. Если в первые дни после приезда мальчишки тянулись к нему, то теперь они поглядывали на него с недоверием и опаской.

Когда Степа подходил к Мите Горелову, Афоне Хомутову или к Шурке Рукавишникову, они умолкали, на вопросы отвечали неохотно, а Нюшка отчего-то неопределенно усмехалась, отводила глаза в сторону и начинала насвистывать.

Как-то раз Филька пригласил Степу на рыбную ловлю, сказав при этом с таинственным видом, что будут только свои, надежные ребята и что болтать об этой рыбалке не полагается.

– Понимаю, – усмехнулся Степа. – Чужие переметы снимать собираетесь?

– Да нет... У нас рыбалка особая. Приходи вот к омуту... Степа не утерпел и на закате отправился на дальний луг к омуту. Здесь он встретил Фильку, Сему Уклейкина, Фому-Ерему и старшего брата Фомы Оську. Рослый, жилистый парень, с выпуклыми глазами и рыжеватым пушком на подбородке. Оська неприязненно поглядел на Степу.

– Свой... могила... – заверил Филька и, отведя парня в сторону, принялся что-то шептать ему на ухо.

– Ага... тогда пусть, – кивнул Оська и посмотрел на Степу уже более миролюбиво. – Говорят, боксом умеешь драться? Показал бы приемчики. А?

– Какой там бокс! – смутился Степа. – Балуюсь просто...

– Хорошо баловство, когда всем ребятам носы побил! – ухмыльнулся Оська и неожиданно толкнул Степу в грудь. (Тот еле устоял на ногах.) – А ничего, – похвалил Оська, – стоишь крепко...

Потом подошел к омуту, огляделся кругом, прислушался и достал из-за пазухи обрез.

По знаку Фомы-Еремы мальчишки отступили назад.

Оська медленно поднял руку с обрезом и выстрелил в черную гладь омута около прибрежных кустов. Вода в том месте, куда попала пуля, закрутилась бешеной воронкой, и эхо выстрела гулко разнеслось по лугу.

Потом, сделав еще два выстрела, Оська обернулся к мальчишкам. Уклейкин рванулся к нему. В прошлый раз Оська разрешил по одному разу выстрелить из обреза Фоме-Ереме и Фильке. Сегодня же, конечно, очередь его, Уклейкина.

Но Оська вдруг поманил к себе Степу:

– Стрелять умеешь?

«Из малопульки...» – хотел было признаться Степа, но искушение выстрелить боевым патроном было так велико, что он сказал совсем другое:

– Смогу.

– Ладно, бабахни, – согласился Оська и передал Степе обрез.

Мальчик прижал ложе обреза к плечу, зачем-то долго целился и наконец дрожащим пальцем нажал курок.

Грохнул выстрел, в плечо сильно толкнуло.

На поверхности омута показались первые оглушенные рыбы.

Фома-Ерема, Филька и Уклейкин быстро разделись и полезли в воду вылавливать добычу.

Степа, потирая плечо, продолжал стоять в стороне.

– А ты чего прохлаждаешься? – обратился к нему Оська. Рыбы всплывало все больше и больше.

– Зачем же рыбу глушить? – недоумевая, спросил Степа. – Мелочи-то сколько погибло!

– А зачем стрелял? – захохотал Оська, – Тоже мне жалельщик нашелся! А ну, не растабарывай!

Чувствуя свою вину, Степа разделся и полез в воду, Вскоре мальчишки выловили крупную рыбу и выбрались на берег.

Оська отделил часть рыбы Фильке и Уклейкину, остальную сложил в мешок, и все направились в деревню.

Дома Филька отдал чистить рыбу Тане. Степа сел ей помогать.

– Опять Оська Еремин с ребятами рыбу глушил, – вполголоса сказала Таня. – И ты с ними спутался..,

– Позвали... Я же не знал, что они так рыбачат, – виновато признался Степа.

– Ты и с ребятами почти не видишься, – упрекнула его сестра, – с Шуркой, с Митей... А они всё про футбол спрашивают.

Степа незаметно вздохнул. Это верно, захороводил его Филька. То он показывал Степе заповедные места для купания, то катал на плоту, сколоченном из двух половинок чьих-то ворот, то учил ловить руками голавлей.

Потом эти занятия боксом, борьба, днем работа в поле, и для встреч с Шуркиной компанией времени совсем не оставалось.

«Да, неладно все получается», – досадуя на себя, подумал Степа.

В воскресенье он надул футбольный мяч и, пригласив Нюшку и Таню, отправился собирать Шуркину компанию.

Вскоре за овином мальчишки уже играли в футбол. Потом появился Филька со своими приятелями и тоже присоединился к игре.

Но футбол не ладился. Филькины приятели то и дело выбивали мяч далеко за пределы поля, толкались, нарушали правила.

Неожиданно Фома-Ерема с размаху упал на мяч. Сверху его придавил Сема Уклейкин – и мяч со звонким выстрелом лопнул, зашипел и превратился в сморщенный кожаный мешок.

– Приказал долго жить! – дурашливо закрестился Уклейкин. – А хороший был покойничек...

– Вы что, нарочно на мяч навалились? – Степа двинулся на Филькиных приятелей.

– Нарочно, нарочно! – закричала Нюшка. – Я видела, как они шептались...

Фома-Ерема и Уклейкин отступили и посмотрели на Фильку. Тот загородил Степе дорогу.

– Ну, чего взъерепенился? Поскользнулись ребята, упали – с кем не бывает... – миролюбиво заговорил он. – Не горюй! Нужно будет – возьмешь мой футбол. – И, заметив, что мальчишки всё еще продолжают хмуриться, Филька бодрым голосом крикнул: – Эка дело – солнце село, завтра новое взойдет!.. Сыграем лучше «до хозяина». – Он достал из-за пазухи краснобокое крупное яблоко, по-видимому из прошлогодних ковшовских запасов, сосчитал: «Раз, два, три» – и, размахнувшись, бросил его, словно камень.

Яблоко упало далеко за футбольными воротами и долго еще катилось по земле.

Мальчишки переглянулись – кому же не хочется полакомиться таким яблоком! – и с криком бросились вдоль прогона. Не удержалась и Нюшка.

На футбольном поле, около ворот, остались стоять Филька, Степа и Таня.

Впереди всех мчался Митя Горелов.

Какую бы игру ни затевали мальчишки, он всегда оказывался первым. Он мчался очертя голову, не разбирая дороги, и чаще всего попадал в неприятные положения. Про него так и говорили: «Кому пышки, а Митяю шишки».

Сейчас Митя первым схватил краснобокое яблоко. Теперь осталось лишь повернуть обратно, добежать «до хозяина» – Фильки, который стоял у футбольных ворот, – и тогда яблоко будет принадлежать Мите.

Крепко сжимая яблоко, Митя побежал обратно, и в спину ему сыпались кулачные удары, пинки, оплеухи, затрещины...

Мальчишки, словно Митя был их злейший враг, толкали его, подставляли ноги, загораживали дорогу, всячески оттирали от Фильки, а Митя должен был прорваться сквозь живую стену и покорно сносить самые крепкие удары.

Степа первый раз в жизни видел такую дикую игру.

Вот Митя вскрикнул, упал, поднялся, снова упал...

– Ой, Степа, да они же его... – вскрикнула Таня, хватая брата за руку, и вдруг, не помня себя, бросилась к ребятам и, расталкивая их, закричала: – Зачем бьете? Пропустите его!.. Такая дурья игра!..

Воспользовавшись замешательством, Митя быстро вскочил, подбежал к Фильке и коснулся его плеча:

– Чур меня, чур! Больше не бить! Я у «хозяина»!

– Неправильная игра! – недовольно сказал Фома-Ерема. – Танька помешала. Видали?.. Как наседка налетела... Митька, ты бы хоть поделился с ней. Темнота!

Митя протянул Тане яблоко. Девочка вспыхнула еще сильнее и отвернулась. Раззадоренный Филька вытащил из-за пазухи новое яблоко:

– А ну, еще «до хозяина»!

Митя встрепенулся, сунул яблоко Тане в руку и уже готов был снова вступить в игру.

Таня умоляюще посмотрела на брата.

Филька взмахнул рукой. Но бросок не состоялся. Степа выбил у Фильки из рук яблоко и раздавил его каблуком:

– Катись отсюда со своими яблоками! Слышишь?

– Чего? – опешил Филька.

– Уходи, говорю! Ты, хозяин...

Филька, по обыкновению, поплевал на ладони и принялся засучивать рукава, но Степа, подавшись всем телом вперед, смотрел на него с таким бешенством, что Филька не нашел ничего лучше, как засунуть руки в карманы.

– Вот чума... Игра же такая...

В ЧУЖОМ САДУ

В каждом селе есть избы, покинутые хозяевами. Была такая изба и в Кольцовке. Стекла в ней выбиты, ставни стонали на ржавых петлях, двор завалился, на соломенной задерневшей крыше росла трава и одинокие тонкие березки.

Хозяева давно куда-то уехали, деревня не замечала того, что разрушался дом, и только ребятишки любили эти старые стены.

Желваков дом – так назывался он по фамилии своего бывшего хозяина – был постоянным местом сбора кольцовских ребят, местом их отдыха, забав, игр и шалостей. Здесь они делились новостями, заводили торговлю и мену, ссорились и мирились, судили и наказывали виновных.

Вот и сегодня после ужина мальчишки собрались на бревнах у Желвакова дома. Бревна сложены в несколько рядов. Можно посидеть и в нижнем ряду, и в среднем, а еще лучше привольно растянуться на самом верху, где бревна еще теплые, как печная лежанка.

На улице уже стемнело, в окнах зажглись огни, из-за сараев вылезла багровая щербатая луна.

Скрипнули где-то ворота, лениво тявкнула собака, протарахтела на мосту запоздавшая телега.

– Филька-а-а! Степа-а! – донесся издали протяжный голос Пелагеи.

– Иде-е-ем! – так же протяжно отозвался Филька, поудобнее устраиваясь на бревнах и не проявляя никакого желания идти домой.

Но Степа поднялся. День сегодня выдался нелегкий и долгий, руки и плечи ныли от усталости – пора и на сеновал.

– Сиди! Успеем еще! – удержал его за руку Филька. – Все равно отца дома нет, он в город уехал.

Степа вновь присел на бревна. Ему, пожалуй, безралично где дремать – здесь или на сеновале. Перед глазами плыли возы с навозом, потные лошади, тучи синих мух, удушливая, горячая пыль на дороге.

Начали позевывать и другие мальчишки.

Фильке было скучновато.

Парни с девчатами ушли сегодня в соседнее село и унесли гармошку. Нельзя ни поглазеть на их веселье, ни подменить уставшего гармониста, ни сплясать «русского» с какой-нибудь рослой девицей.

Ну ничего, сейчас Филька что-нибудь придумает, Может быть, забраться на крышу к Никодиму Курочкину, наклониться над трубой и заиграть на гребешке? Эх, какой тогда вой поднимется в трубе! Никодим выскочит на улицу в одних исподниках, переполошит соседей и долго будет жаловаться на домового, который вот уж какой раз не дает ему покоя.

Нет, это уже было!

Тогда, может быть, «испить кваску»? Делалось это так. Мальчишки бросали жребий, и тот, кому доставалось идти за квасом, отправлялся к погребу тетки Спиридонихи, чей квас славился на всю Кольцовку.

Надо было пробраться в темноте в погреб, нащупать на льду жбан с квасом и принести его к Желвакову дому.

Когда квас был выпит, жбан обычно наполнялся водой и возвращался в погреб на старое место. Спиридониха до сих пор не могла понять, что за чудесные превращения происходят у нее с квасом.

Но и этот номер мальчишки уже проделывали не раз.

Филька поскреб в затылке: что бы такое придумать позабавнее да поновее?

– У Хомутовых яблоки наливаются, – услужливо подсказал Уклейкин. – Вот бы попробовать...

– Верно! – обрадовался Филька. – Как раз сезон подходит.

Окинув взглядом расположившихся на бревнах мальчишек, он спросил, кто сегодня поработает на всю компанию и прогуляется в сад к Василию Хомутову.

– Митяя Горелова очередь, – подал из темноты голос Фома-Ерема. – Мы его сколько раз угощали...

– Что вы, ребята! – оробел Митя. – Знаете, дядя Вася какой! У него один глаз спит, а другой все насквозь видит...

– Погоди, погоди! – перебил его Филька. – Квасом мы тебя поили, мои орехи ты грыз, пироги белые ел, а теперь отказываешься? На дармовщинку хочешь прожить?

– Так, Филя же... – заныл Митя. – Куда хочешь меня пошли, только не к дяде Васе. Лютый он, изувечить может. А еще в саду у него проволока колючая натянута. И собака там.

– А ну, геть отсюда! – рассердился Филька. – Нам слабаков не требуется.

– Слушай, а может, не надо... – осторожно вмешался в разговор Степа, чувствуя, как Митя дрожит мелкой дрожью. – Зачем тебе яблоки?

Но Фильку было не удержать: пусть двоюродный брат видит, как слушаются его ребята.

Он толкнул Митю в спину и закричал, что тот может сидеть дома на печке и не лезть к ним в компанию, если боится какого-то там дядю Васю.

– Ладно, пойду, – покорно согласился Митя. – Только вы мне сигнал подайте, если что...

– То-то! – подобрел Филька. – Да ты не дрожи. Не один пойдешь – с тобой Семка будет.

Мальчишки выждали, пока луна зайдет за облако, поднялись с бревен и, прижимаясь к палисадникам, пробрались к дому Хомутовых. В окнах было темно.

– Спят... можно, – подтолкнул Филька Митю. – Да смотри кислятину не хватай, белый налив ищи!

Вместе с ребятами Филька расположился около берез, на приличном расстоянии от дома Хомутовых, а Митя с Уклейкиным бесшумно юркнули в проулок.

Вскоре раздался приглушенный треск – ребята, видимо, раздвинули тычинник и пробрались в сад.

Мальчишки у берез, предвкушая, что скоро полакомятся белым наливом, настороженно молчали. Потом от нечего делать принялись вполголоса вспоминать свои былые приключения. Говорили, что легче всего, пожалуй, убегать от Игната Хорькова. Он кричит, размахивает хворостиной и мчится как угорелый, не разбирая дороги. Надо только отвернуть в сторону или присесть в крапиву, и дядя Игнат пролетит мимо. А вот от Хомутова убежать труднее...

Вновь из облаков выскользнула луна, посеребрила стволы берез, стены изб, поленницы дров в проулке...

– И чего они там копаются! – сказал кто-то со вздохом. – Тут в момент надо.

Неожиданно мелькнула чья-то тень, и к березам подбежал Семка Уклейкин.

– Ну как? С добычей? – нетерпеливо спросил Филька.

– Где там! – тяжело дыша, сообщил Уклейкин. – На дядю Васю напоролись. Он в шалаше спал...

– Тикай, братцы! – скомандовал Филька.

Степа, схватив Уклейкина за руку, спросил, где Митька.

– За мной трухал... Потом зацепился за что-то... Такой растяпа! – И Уклейкин ринулся вслед за мальчишками.

Степа остался один. «У нас в колонии ребята не разбежались бы», – подумал он.

В этот момент в саду Хомутовых кто-то испуганно вскрикнул.

Степа бросился в проулок и почти наскочил на Митю Горелова. Вполголоса охая, тот на четвереньках вылезал из сада через дыру в тычиннике.

– Что с тобой? – шепнул Степа.

– Ой! Кто это? – вскрикнул Митя. – Ты, Степка? А я на колючую проволоку налетел... идти не могу.

Из сада донесся тяжелый топот и хриплый голос:

– Держи их, крапивное семя!.. Хватай!

Это кричал Василий Хомутов... Подбежав к изгороди, он ударил тяжелым сапогом по трухлявому тычиннику и, проделав большое отверстие, вылез через него в проулок.

Понимая, что Мите теперь не убежать, Степа толкнул его в спину и шепнул:

– Ползи!

А сам по проулку побежал навстречу Хомутову. Метнулся в одну сторону, вильнул в другую, но проулок был узкий, и дядя Вася, широко раскинув руки, вскоре словил Степу, как рыбу в бредень, и ухватил за шиворот.

– Ага! Попался, злыдень! Врешь, разоритель, не уйдешь теперь! – торжествуя, забормотал он и потащил Степу в сад.

И то ли потому, что мальчишка не сопротивлялся, не рвался из рук и не хныкал,, обычно свирепый и крутой на руку Хомутов на этот раз не бил «злыдня и разорителя».

– Что ж теперь делать с тобой? – допрашивал он– То ли уши пообрывать, то ли крапивы напихать в штаны... Или в погреб посадить, а утром отцу сдать... Ты чей будешь, разбойная душа?

Степа молчал.

– Афонька, вздуй-ка фонарь! – крикнул дядя Вася, подведя Степу к шалашу.

В шалаше чиркнули спичку, и вскоре оттуда вылез заспанный Афоня. В руках его тускло светил фонарь.

– Ну-ка, свети! – приказал дядя Вася. – Что я тут за ерша-окуня выловил?

– Батя, так это же... новичок! – приподняв фонарь, вскрикнул Афоня. – Степка Ковшов.

– Колонист! – Хомутов от удивления даже выпустил ворот Степиной рубахи. – Значит, и ты туда же... по садам-огородам! Хлюст, нечего сказать! – И он вдруг пребольно щелкнул Степу по затылку. – А ну, чтоб духу твоего не было! Шасть отсюда!.. Афонька, выпроводи!

Афоня подтолкнул Степу к калитке.

– Тоже мне «городской, из колонии, в ячейке состою...», – вполголоса произнес он, шагая следом за Степой. – А сам почище Фильки...

В голосе Афони было столько неприкрытого презрения, что Степа, вспыхнув, невольно остановился и хотел объяснить, как все получилось, но Афоня не дал ему открыть рта.

– Иди, иди, выметайся отсюда! – сердито прикрикнул он и, распахнув калитку, с силой наподдал Степе ногой. – Другой раз попадешься – не так отделаем...