Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)
– А мы и есть справные...
К трактору подскочила Дарья Карпухина:
– Ты, Нюшка, не бойчись! Взбаламутила девок, а какие из вас пахари... Горе одно, слезы горючие...
– Толком говорят – не быть вам в поле... – зло подхватила Матрена Осьмухина. – Вот и поворачивай оглобли. А не то с трактора стащим... – И она попыталась ухватить Нюшу за подол платья.
Та отпрянула и предупреждающе крикнула:
– Не тронь! Обожжешься!
Женщины между тем окружили других трактористок. Они уговаривали их повернуть обратно, отказаться от работы на кольцовских полях.
– Да чего там лясы точить! – подал сигнал Тимофей Осьмухин, вытаскивая из-за пояса топор и расталкивая толпу. – Разобрать мост – и дело с концом!
«И впрямь в поле не пустят», – подумала Нюша и с надеждой посмотрела в сторону деревни. Хоть бы подошел кто-нибудь из МТС или из членов правления. Но никто не показывался.
– Ленька, бежим! – шепнула Нюша брату. – Ты в колхоз, а я в эмтээс... Только мигом.
Она сбросила сапоги и, крикнув девчатам, чтобы они держались и машин никуда не поворачивали, стремглав помчалась в МТС.
К счастью, ей удалось застать в конторе Матвея Петровича и Репинского.
Выслушав сбивчивый рассказ Нюши, Репинский сказал, что этого следовало ожидать. Он ведь предупреждал, что кольцовские колхозники не захотят принять девичью бригаду– так оно и получилось! И сейчас выход может быть только один: вернуть девчат из Кольцовки и послать туда парней-трактористов.
Нюша обомлела:
– Матвей Петрович! Срам-то какой... Что же с девчатами будет?
– Поедемте все-таки, разберемся на месте, – сказал Матвей Петрович Репинскому. – Весна ведь не ждет.
– Едва ли я могу быть полезен, – сухо отказался директор. – Женская бригада – ваше детище... Вы и объясняйтесь с людьми.
– Хорошо! Поеду один! – согласился Матвей Петрович. – Но мы еще поговорим об этом.
Он велел возчику заложить тележку-двуколку и вместе с Нюшей направился к мосту.
Людей там прибавилось. Пришли комсомольцы, члены правления, дед Анисим. Все, видимо, уже вдоволь наспорились и накричались, потому что стояли около моста усталые, злые. Только Анисим переругивался с Уклейкиным и Осьмухиным, обзывая их смутьянами и пустобрехами, да Василий Силыч с комсомольцами укладывал на прежние места вывороченные стариками бревна.
Заметив Ветлугину вместе с Матвеем Петровичем, женщины зашептались:
– Поручителя своего привела. Ходатая!
– Ну что ж, граждане... – заговорил Матвей Петрович. – Митинговать вроде как не время, но сказать придется. Верно, это я поручился за бригаду девчат. Знаю я их и верю им... И бригадиру верю. И давайте так договоримся. Следите за ними, проверяйте на каждом шагу, спрашивайте с них. И если что не так – гоните прочь и в борозду не пускайте. Но я ручаюсь – они землю не обидят...
– Чуете, какой теперь с вас спрос будет? – спросил у девчат Анисим. – В сто глаз следить начнем. «Авось» да «небось» – такие слова и из памяти выкиньте. Выкладывайтесь полной мерой.
Не успел Анисим договорить, как за мостом, на пригорке показалась фигура человека.
Заметив тракторы и толпу людей, человек на минуту остановился, оглянулся по сторонам, потом, зачем-то поправив полупустую котомку за плечами, начал спускаться к мосту.
Первыми узнали Степу Ковшова Таня и Нюша. Они почти одновременно спрыгнули с тракторов и бросились ему навстречу.
– Это ты? Ты? – вскрикнула Таня, подбегая к брату. – Отпустили тебя?
– Как видишь...
– Зеленый ты какой... худущий. – Таня припала к брату и заплакала.
– Ну, будет тебе, уймись... – Степа растерянно погладил сестру по волосам и встретился взглядом с Нюшей.
Что-то горячо и сильно сжало ее сердце, и девушка, забыв обо всем на свете, вдруг ринулась к парню и, обхватив его голову, отважно прижалась щекой к его лицу:
– Степка ты мой! Человечище!
– Ну вот, пошли обниманья-лобзанья, – раздался голос Василия Силыча. – Оставьте и нам живое местечко.
Красный от смущения, Степа отстранил Таню с Нюшей и заметил приближающихся к нему людей.
Пожали ему руку Василий Силыч, дед Анисим и Матвей Петрович, потом подошли девчата и парни.
– Ну как? Чем закончилось твое дело? – спросил Матвей Петрович.
– Ничем пока, – ответил Степа. – У прокурора все еще концы с концами не сходятся. Вот и решили отпустить меня до суда на поруки...
– Крепись, брат! Скоро все прояснится...
Нюша не сводила глаз с парня. Он выглядел не совсем здоровым, скованным и подавленным.
«Эк его скрутило за полгода-то, – со щемящей болью подумала Нюша. – Ну да ничего. Мы его с Таней быстро выходим и поставим на ноги. Главное, что самое тяжелое миновало, Степу отпустили домой, и теперь мы будем опять вместе. Правда, предстоит суд. И вдруг снова все обернется против Степы?.. Нет, нет, этого быть не может...»
– Чего смотришь так? – удивился Степа. – Или я на себя непохожий?
– Нет, нет... Ты тот же самый, – поспешно ответила Нюша.
– А здесь что за сбор? – спросил Степа, вглядываясь вперед. – И тракторы наготове, и народу полно... Значит, весенний сев начинается?
– Начинаем, – усмехнулась Нюша, кивая на колхозников. – Да вот они в поле нас не пускают. Наслушались всяких побасок...
– Видали, товарищи, – заговорил Матвей Петрович, подходя к притихшей толпе, – как всех вас вражья-то сила попутала? В машины вы веру потеряли... Степа Ковшов из-за клеветы злых людей в тюрьме сколько отсидел. Но можете мне поверить – скоро все это распутается. Как веревочке ни виться, а кончику быть... И вы девчатам не мешайте – весна не ждет...
– Совесть надо иметь, граждане! – с укором сказал Василий Силыч. – Земля парует, томится, а вы тут мосты разбираете, тракторы задерживаете... А ну, девки, по машинам! – скомандовал он.
Девчата вернулись к тракторам, завели их, осторожно проехали через мост, поднялись на Русланово взгорье и начали пахоту.
Толпа поредела. Кое-кто направился домой, но большинство колхозников долго еще ходили вслед за машинами, наблюдая, как идет пахота.
ТВЕРДОЕ СЛОВО
Полевой стан, как в прошлом году, Нюша разбила на Руслановом взгорье. Девчата сожгли прошлогодний мусор, вымыли вагончик-общежитие, побелили печку, выскоблили обеденный стол, всюду навели уют и порядок. Зойка даже притащила из дому два горшка с цветами, а Феня с Таней разделали около вагончика небольшую грядку и посадили лук и редиску.
– Прямо-таки девичье царство, – отозвался о полевом стане дед Анисим. – Мужским духом и не пахнет. Каким-то вот духом в работе потянет...
В первый же день у Зойки застрял в лощине трактор. Решив, что с машиной случилась непоправимая беда, она обхватила руками переднее колесо трактора, уронила на него голову и заревела.
Когда Нюша, подогнав свою машину, помогла Зойке выбраться на сухое место, лицо у подруги совсем опухло от слез.
– Зачем ты трактор слезами поливаешь? – спросила Нюша. – Не могла меня сразу позвать. Давайте уж так договоримся, как что случится – сразу за мной бегите. А плакать и на ходу можно... И еще такое правило заведем: пока дневную норму не спашешь, с трактора не слезать.
На другое утро в полевой стан пришли Василий Силыч и Степа Ковшов. Председатель сказал, что правление вновь назначило его бригадиром полеводческой бригады.
– Да, да, назначили бригадиром, – повторил Василий Силыч, заметив удивление девчат. – Он хоть и на поруки до суда взят, и Репинский с Лощилиным возражают против его назначения, а все равно мы ему вполне доверяем. И нельзя ему сейчас без дела сидеть, когда весна в разгаре. Так что прошу любить и жаловать... Только смотрите, Степан – человек въедливый, спуску вам не даст. Да и весь колхоз о вашей работе теперь по урожаю судить будет, а не по каким-то там гектарам мягкой пахоты.
– А нам спуску и не надо, – ответила Нюша. – Не затем за руль сели да в поле выехали...
Василий Силыч кивнул на Степу:
– Вот тогда с бригадиром и договаривайтесь. Сядьте рядком да поговорите ладком... – И заметив, что Нюша со Степой понимающе переглянулись, только крякнул: – Эге... Да тут, видно, по всем статьям согласие.
– Как ты в этом году работать-то думаешь? – спросил Степа, хотя и без этого знал Нюшкины планы. – Доложи Василию Силычу.
– Да уж не так, как в прошлом, не по-осьмухински, – обратилась Нюша к председателю. – Мы вот с девчатами недавно стихи читали: «Даешь на дружбу руки, товарищ урожай». С этого и начнем.
За прошлый сезон она многое увидела и передумала. Главное – это по совести пахать землю и сеять хлеб. Но и про выработку тоже нельзя забывать. Почему, например, в прошлом году запретили вспашку ночью? Нюша уверена, это дело пойдет, если только ему не мешать. Или почему бы не пахать землю на третьей скорости? А зачем вхолостую гонять тракторы из одного конца поля в другой, когда можно составить толковый маршрут переездов?
– Шукай, бригадир, думай! Каждое дело с головы начинается, – поддержал ее Василий Силыч и, посмотрев на девчат, задумчиво заговорил: – Я такую мысль имею. Мужику нашему, чтобы он воистину человеком стал, много пережить надо. Сначала вот революция. Помещика прогнали, а землю нам – владей, народ, паши. Потом тридцатый год. Кулака взашей, а мужику машины, технику, кони железные. Правь ими, разгибай спину, поднимай землю-кормилицу. А сейчас вот новое начинается. За землей, как за малым дитем, ходить надо. Всех пакостников поганой метлой пора с нее выметать. Дорогу в поле только тем, у кого любовь к делу да радение великое. И чтоб земля от наших трудов прогибалась от доброго, как вот столы на базаре в праздничный день. Так я мыслю, девчата?
– Хорошо говорите, дядя Вася. Мы ведь тоже за это. Вот мы тут прикинули, посчитали. Если с головой да в полную силу работать – много можно сделать. – Нюша посмотрела на Василия Силыча, потом на Степу. – Только чур!.. Мы и с вас что надо потребуем.
– Это как понимать? – спросил Василий Силыч.
– А вот так... Чтоб рука об руку работать. Чтобы вы, как председатель колхоза и как бригадир, вовремя нам все доставляли: и воду, и горючее, и семена. Так что держитесь: ни покоя, ни тихой жизни мы вам не дадим.
– Уж какой там покой от Ветлугиной! – засмеялся Василий Силыч. – Ну что ж, Степан, согласимся с дивчиной?
Степа с улыбкой протянул Нюше руку:
– Даешь на дружбу руку, товарищ урожай!
В первые же дни весеннего сева начальник политотдела собрал бригадиров тракторных бригад.
Речь его была короткой. Он напомнил механизаторам, что вот уже прошло два теплых весенних дня, а по МТС пока не засеяно ни одного гектара. Трактористы все еще раскачиваются, налаживают машины, делают пробные выезды.
– Так и будем работать через пень колоду или одумаемся? – закончил свое выступление Матвей Петрович.
– Работать – чего же не работать... – осторожно заметил кто-то из угла. – А только, говорят, скоро чистка будет нашему брату... многих за ушко да на солнышко.
– Скажу и об этом. Кому здесь работа не по душе – пусть лучше сам уходит. А саботажников мы будем беспощадно разоблачать и гнать из эмтээс.
Потом разговор зашел о нормах выработки.
– Удивляюсь я вам, – сказал Матвей Петрович. – Механизаторы вы опытные, со стажем, а держитесь за допотопные нормы. На трактор по двести гектаров за прошлый сезон дали. Другие эмтээс шагнули куда дальше...
– У нас тоже примерчики есть, – с ухмылкой заметил кто-то из угла. – Антон Осьмухин в прошлом году триста пятьдесят гектаров выработал. О нем и в газетах писали и на собраниях трезвонили...
– Знаю, наслышан, – отозвался Матвей Петрович. – Но только, если говорить по-серьезному, липовые эти гектары, все больше в ущерб качеству. Да и приписывали лишнее.
– Было такое, товарищ начальник, – признался Антон. – Некачественно мы пахали, нарушали правила агротехники.
И учет был не налажен. Но в этом году все по-другому пойдет. Как говорится, на ошибках учимся. Будем работать на высоком уровне. Я вот даю обязательство выработать своим трактором семьсот гектаров.
– Сколько, сколько? – переспросили бригадиры.
– Семьсот, – повторил Антон.
Собрание зашумело. Кто-то от удивления присвистнул, кто-то фыркнул в кулак.
– Это, конечно, похвально, но я не слышу других голосов, – сдержанно сказал Матвей Петрович. – А один Осьмухин погоды не делает... Ну, кто еще рискнет?
Бригадиры молчали.
Нюша оглядела их с досадой и недоумением. Рослые, сильные парни, они неплохо знают трактор, а сидят словно воды в рот набрали. Неужели, как и в прошлом году, они опять будут работать с прохладцей, вполсилы, не думая о чести и добром имени МТС?
Конечно, семьсот гектаров – цифра большая. И пусть бы парни взяли обязательство вспахать немножко поменьше, чем Антон, но только бы не молчали.
– Да ну же, ребята... Чего вы трусите? – вполголоса заговорила Нюша. – Чем вы Антона хуже?.. Поднатужьтесь... Покажите себя. Вот мы, девчата, и то...
Она хотела сказать, что ее бригада думает выработать в этом году по четыреста – пятьсот гектаров на трактор, а будь у них побольше опыта, так они бы не уступили Осьмухину, но ее неожиданно перебил Антон:
– Пустой разговор, Ветлугина! Какая уж у вас выработка может быть? Так себе: потешная команда, игра в бирюльки...
– Вот как! – вспыхнув до ушей, вскочила Нюша. – Да мы, если хотите знать... мы тоже дадим... по семьсот.
Бригадиры недоверчиво покачали головой.
– Кто это «мы»? – переспросил Матвей Петрович.
– А вся наша девичья бригада. Беремся выработать по семьсот гектаров на каждый трактор... Не меньше!
Собрание развеселилось. Куда ни шло, если бы Ветлугина отвечала только за себя, а то вдруг дает обещание за всю бригаду, которая всего лишь два дня проработала в поле.
– Нет, дивчина явно зарапортовалась!
– Может, ты все-таки за себя скажешь, – снисходительно заметил Антон. – А бригада – это особая статья.
– Нет, нет... Мы всей командой по семьсот гектаров дадим! – горячо настаивала Нюша. – Какая же это бригада, если каждый сам по себе работает! Надо, чтобы все поднимались вровень, без обиды.
– Чего там семьсот... – раздались иронические возгласы. – Берись сразу за тысячу!..
– Тяни на всесоюзный рекорд!
– Понесло Ветлугину!
– Может, ты еще на спор Осьмухина вызовешь?..
– А что ж... можно и поспорить. – Нюша вскинула голову и задержалась взглядом на Антоне. – Желаешь с нами соревноваться? Только не один на один, а бригадами.
Матвей Петрович внимательно следил за поединком между Ветлугиной и Антоном.
– А предложение, пожалуй, дельное. И смелое! – негромко произнес он. – Что скажете, Осьмухин, насчет соревнования бригад?
Антон пожал плечами:
– А это уж как ребята пожелают...
В бригаде, узнав о Нюшином обещании, девчата не на шутку встревожились.
– Ты с кем схватилась-то... с кем на спор пошла? – наступала на бригадира Зойка. – С самим Антоном. Да он же в любимчиках у Лощилина ходит...
– Теперь не будет любимчиков... Кончается то время.
– В самом деле, Нюша, – сказала Таня. – Мы ведь, как говорили, дадим четыреста или пятьсот. А тебя сразу вон куда шарахнуло – на семьсот гектаров...
– А нас ты спросила, когда обещание давала? – не унималась Зойка. – Нахвалилась, а конфуз потом на всех поровну... Ну и соревнуйся одна, коли такая храбрая...
– Одна? Каждый за себя, значит? – обиделась Нюша. – Зачем же мы тогда свою бригаду собирали? Значит, правильно про нас говорят: не бригада мы, а команда потешная, в бирюльки играть сошлись...
– Кто это так говорит? – встрепенулась Феня.
– Антон Осьмухин да и другие... Ну вот что... Вы как знаете, а я от семисот все же не отступлюсь. Одна с Осьмухиным потягаюсь... – Нюша сердито поглядела на Зойку. – А ты отправляйся в бригаду к Антону и скажи там: так, мол, и так, девчата решили работать по-прошлогоднему и от соревнования отказываются.
– Я? К парням? – опешила Зойка. – Ни за что на свете...
– Нет уж, иди! – прикрикнула Нюша.
– Да будет тебе, – остановила ее Феня. – Никуда мы тебя одну не пустим. Раз уж связались веревочкой, сошлись в бригаду – значит, и рисковать вместе будем...
– Верно, девчата, – поддержала Таня. – Куда ни шло – рискнем на семьсот.
В этот же день девчата составили договор на соцсоревиование и отправили его в бригаду Антона. А наутро от парней пришел ответ: «С девками не воюем».
– Тоже мне мужики спесивые! – возмутилась Нюша. – Наверное, сами на себя не надеются, а других обижают. Ну вот что, девчата! Парни как знают, а мы своего слова назад не берем и от вызова не отказываемся.
ПОГОНЯ
С утра, по примеру вчерашнего дня, Нюша пустила трактор на третьей скорости. Движение машины заметно убыстрилось, но мотор работал не перегреваясь, ровно, без перебоев, и высветленные до зеркального блеска отвалы плугов ровно и аккуратно переворачивали пласты земли.
Нюша невольно вспомнила, как много было в МТС разговоров о третьей скорости. Ее уже давно удивляло, почему трактор пускают быстрым ходом только при переезде с одного места на другое, а пашут землю обычно на первой и второй скоростях.
– Третья скорость – не рабочая скорость, – заявил Лощилин, когда Нюша высказала желание пахать побыстрее. – Об этом и в учебниках по тракторному делу написано, и на курсах, наверное, тебе объясняли...
Нюша развела руками:
– А я вот не понимаю... Трактор строили люди с умом, придумали третью скорость, а пользоваться ею нельзя... Чудно как-то!..
– Машина есть машина... В ней все рассчитано и продумано. И на этот счет даже инструкция имеется – запрещено на третьей скорости землю поднимать, вредно это для мотора...
– Николай Сергеевич, – вкрадчиво сказала Нюша. – А может, эта инструкция устарела давно? Может, все же попробовать по-новому пахать?.. Знаете, у трактора силища какая...
Лощилин подозрительно посмотрел на молодую бригадиршу и строго предупредил:
– Не вздумай своевольничать, Ветлугина. Это может для тебя плохо кончиться...
Нюша примолкла, подождала день-другой, а потом не удержалась и, выбрав ровный участок поля, пустила трактор на третьей скорости. Все прошло хорошо, с трактором ничего не случилось, а выработка к вечеру приметно увеличилась.
Вот и сегодня машина вновь работала как ни в чем не бывало.
«А ведь, пожалуй, пойдет дело... Можно и на повышенной скорости пахать», – подумала Нюша, прикидывая, насколько удастся ускорить весенний сев, если все девчата в бригаде станут работать по-новому.
Неожиданно на конце загона показался Лощилин.
Высокий, сумрачный, в своем неизменной брезентовом дождевике, он на минуту остановился, окинул взглядом трактор, потом размашисто зашагал ему навстречу.
Нюша хотела было переключить машину на вторую скорость, но, устыдившись своей слабости, только прибавила газу.
«Буду я еще прятаться от него, – с досадой подумала она. – Пусть видит. Семь бед – один ответ».
Встретившись с машиной, Лощилин жестом приказал Нюше остановить ее.
– Та-ак! – заговорил он. – Все же самоуправничаешь, Ветлугина. Ни правила для тебя не писаны, ни инструкции... Мотор хочешь запороть...
– А что инструкция... не молиться же на нее! – ответила Нюша. – Смотрите, как на третьей скорости пашется ладно. И с мотором ничего не сталось. – Она спрыгнула с трактора и рывком подняла капот. – Проверяйте.
Лощилин склонился над мотором.
Нюша с неприязнью оглядела механика.
Сколько раз за последние дни она сталкивалась с этим хмурым, неприветливым человеком, и всегда ей хотелось поскорее уйти от него и больше не встречаться.
Сначала Лощилин возражал против ночной пахоты, говоря, что это опасно, утомительно и не на пользу урожаю. Но Нюша проработала несколько ночных смен, заставила колхозников, Репинского и Матвея Петровича проверить качество вспашки, и все признали, что ночью можно пахать не хуже, чем днем.
Потом Лощилин высказал свои сомнения против работы трактора на повышенных оборотах мотора, против очистки горючего...
– И что вы за человек такой? – невольно вырвалось у Нюши. – Только и знаете: не положено, не по инструкции, не туда пошла да не так ступила... Как вы своих детей растите? Или у вас их и не было никогда?
– Насчет детей – это не твое дело, – не поворачивая голову, процедил Лощилин. – А вот Репинскому о твоих очередных выкрутасах я сегодня же доложу...
Нюша дернула плечом:
– Ну и докладывайте. Заодно и в политотдел заявите.
– Политотдел тут ни при чем... Техника его не касается.
– Он разберется... его теперь все касается, – бросила Нюша и, отойдя от мотора, прислонилась к заднему колесу трактора.
Это, пожалуй, и к лучшему, что Лощилин собрался на нее пожаловаться. Пусть их теперь рассудят Репинский или Матвей Петрович.
Неожиданно в конце загона из-за кустов вынырнул эмтээсовский сторож Акимыч. Он оглянулся по сторонам, увидел Лощилина и, опираясь на палку, побежал к трактору.
– Николай Сергеевич, слышь-ка! – с трудом переводя дыхание, окликнул он механика. – Вас в эмтээс зовут. Срочно!
– Кого еще принесло? – недовольно спросил Лощилин. – Опять уполномоченный какой-нибудь?
– Там из милиции двое прибыли, – сообщил старик. – Ширяева забрали. Теперь вас зачем-то требуют...
– Меня?.. – Лощилин резко обернулся к Акимычу.
– Да, вас... Срочно велели разыскать. Уж я ковылял, ковылял по полю... – Акимыч вытер рукавом взмокшее лицо.
– А ты сказал, что я в поле занят? Посевная сейчас, механик, мол,у тракторов находится.
– Как же – говорил... Все равно требуют. И Репинский там, и Ковшов, и Анисим Безуглов. Всех допрашивают... по очереди.
Услышав про Ширяева, Нюша бросилась к Акимычу и схватила его за рукав:
– Это правда, дедушка? А за что Ширяева забрали?
– Видать, есть за что, – с таинственным видом ответил Акимыч. – Слух идет: Тишку Горелова изловили. А он с Ширяевым будто бы одной веревочкой связан. Вот теперь и пошло разматываться...
– И Горелова забрали? – вскрикнула Нюша.
– Говорят, Митька его выследил. В городе, на станции, – продолжал Акимыч. – Тихон-то будто на юг драпануть собирался. А тут его, голубчика, и защучили.
Нюша облегченно вздохнула. Как много теперь прояснится, как легко будет Степе доказать свою невиновность!
– Идите скорее, Николай Сергеевич, – обратился Акимыч к Лощилину. – Ждут же вас, требуют...
Обернулась к механику и Нюша и замерла от удивления. Склонившись над мотором, тот невидящими глазами смотрел в сторону и настороженно ждал, что же еще скажет Акимыч. На скулах у Лощилина перекатывались крупные злые желваки, на лбу проступила испарина.
– Николай Сергеевич, вы слышите?.. – негромко позвала Нюша.
– Что?! – вскинул голову Лощилин. – Ах, да... в эмтээс зовут. – Он рывком опустил капот над мотором, вытер масленые руки и обернулся к сторожу: – Хорошо, Акимыч, иди. Скажи, что я скоро буду. Осталось еще две машины проверить.
И Лощилин, не оглядываясь, пошел поперек вспаханного поля, к окраине Русланова взгорья, где работала на тракторе Феня.
Акимыч с досадой махнул рукой:
– Ну вот... Гонялся за ним, высунув язык, а он и ухом не повел. Чего я в конторе скажу?
– Дедушка, – попросила Нюша Акимыча, когда тот направился к Кольцовке, – скажи там Зойке, чтобы она сменила меня поскорее. Очень мне в деревню надо попасть...
Акимыч ушел. Нюша тронула трактор, сделала круг, другой, то и дело поглядывая в сторону Кольцовки – не покажется ли Зойка.
Но подруги не было.
Нюша пошла на третий круг и тут заметила, что из перелесков выскочил какой-то мальчишка и помчался к ее трактору.
Нюша вгляделась и узнала Леньку.
Бежал он как-то странно – что-то выкрикивал, размахивал левой рукой, ожесточенно грозил кому-то кулаком, а правую руку неотрывно держал у лица.
Остановив трактор, Нюша спрыгнула на землю и побежала навстречу братишке.
– Опять поцапался с кем-нибудь? Ну и огарок же ты... Тяжело дыша, Ленька остановился против сестры, и она увидела на его лице широкий багровый шрам – след ременного кнута.
– Погоди, погоди... – испугалась Нюша, хватая Леньку за ладонь и пытаясь рассмотреть затекший правый глаз. – Вы что ж, чумовые... на кнутах схватились? Ведь без глаза останешься!
– У-у, гад ползучий!.. – выругался Ленька. – Не было кирпича на его голову, а то бы я ему запустил...
– Кто это тебя так разделал? – спросила Нюша, срывая прохладный лист подорожника и прикладывая его к поврежденному глазу братишки.
– А он все... механик этот... Лощилин, – буркнул Ленька, все еще диковато оглядываясь по сторонам и готовый хоть сейчас ринуться в драку.
– Лощилин? – оторопев, шепнула Нюша. – Да ты бредишь, Ленька... Зачем ему связываться с тобой...
– А вот связался... да еще как. – И Ленька торопливо рассказал.
Он только что отвез на подводе в поле мешки с семенами и возвращался обратно в Кольцовку, как из оврага выскочил механик Лощилин. Он сказал, что в зареченском колхозе случилась авария с трактором и ему нужно срочно добраться туда на подводе. Ленька охотно согласился подвезти Лощилина – в телегу был запряжен жеребец Кочет и домчать до Заречья тому ничего не стоило.
Лощилин сел в телегу, Ленька повернул Кочета в сторону Заречья, и они поехали. Но потом Лощилину показалось, что лошадь идет очень тихо, и он, отобрав у Леньки вожжи и кнут, погнал Кочета быстрее. За мостом дорога раздваивалась. Ленька сказал, что на Заречье надо ехать прямо, но Лощилин повернул коня влево и ответил, что он и сам знает дорогу. Они заспорили, и Ленька потянулся за вожжами. Тогда Лощилин столкнул его с телеги. Ленька озлился и бросился догонять подводу. Но тут ременной кнут свистнул в воздухе, обжег ему лицо и угодил по правому глазу. Ленька свалился в канаву. Когда же он пришел в себя, телега с Лощилиным была уже далеко...
– А куда он поехал? – быстро спросила Нюша.
– Кто его знает... – ответил Ленька. – Погнал в сторону леса. А там и трактористов-то никаких нет.
– Вот оно что, – выдохнула Нюша, связывая воедино весть об аресте Горелова и Ширяева, и приезд милиционеров в Кольцовку, и срочный вызов Лощилина в МТС.
И она, взяв Леньку за плечо, отрывисто спросила:
– С глазом потерпишь? Бежать можешь?
– Спрашиваешь...
– Тогда разувайся и мчись в эмтээс к Матвею Петровичу! – приказала Нюша. – Расскажи ему обо всем. Только беги быстро, ног не жалей.
– А ты куда? – спросил Ленька.
– Я... я сейчас девчат всполошу.
Ленька с готовностью сбросил с ног длинноносые разбитые башмаки и с такой резвостью помчался к Кольцовке, на какую способны только деревенские босоногие мальчишки.
А Нюша через вспаханное поле побежала в противоположную сторону, где маячили тракторы Тани и Фени. Потом, сорвав с головы белую косынку, она принялась размахивать ею, как сигнальным флагом, созывая подруг к себе.
Было ясно, что Лощилин почуял недоброе и пытается скрыться из Кольцовки. «Как веревочке ни виться, а кончику быть», – вспомнила Нюша слова Матвея Петровича и была готова сделать сейчас все возможное, чтобы задержать беглеца.
Вскоре девчата остановили машины и подбежали к Нюше.
– Пожар где-нибудь? Иль авария какая? – испуганно спросила Феня.
Нюша на бегу рассказывала подругам о Лощилине.
А в это время вдоль противоположного берега по полевой дороге, уходящей к далекой синеватой гряде елового бора, быстро катилась телега. Седок то и дело взмахивал кнутом, и жеребец шел бойкой машистой рысью.
– А ведь это Лощилин! – узнала Таня. – Так и есть... Улепетывает почем зря... к лесу рвется.
– Гонит-то как! – заметила Феня. – Уйдет, пожалуй... И надо же было ему Кочета захватить...
«И впрямь уйдет, – подумала Нюша и с тревогой посмотрела в сторону Кольцовки. На дороге не было ни подвод, ни людей. – И Ленька, наверное, еще не добрался до МТС...»
Что было делать? Неужели девчата выпустят из рук Лощилина и потеряют его след?
И тут Нюша вспомнила, что река делает большую, почти в два километра, петлю, вдается в зареченские угодья, а затем снова подступает к кольцовским полям.
– Бежим напрямик... Может, и опередим, – скомандовала она и первая бросилась в сторону реки, через узкую горловину полуострова, образованного речной петлей.
Началась болотистая, поросшая мелким кустарником луговина. Ветки царапали лицо и руки, ноги то и дело проваливались в трясину. Наконец за кустами вновь блеснула река. С противоположного берега донесся топот копыт – Кочет мчал Лощилина к лесу.
Девчата поискали глазами бревенчатый переход через реку. Его не было – видимо, снесло в половодье. Не раздумывая, Нюша бросилась в холодную воду, перешла реку вброд и выбралась на другой берег. За ней последовали подруги, но Тане при этом не повезло. Она угодила в яму на дне, нахлебалась воды и с трудом вылезла на берег.
– Скорей, девчата! Опоздаем! – торопила их Нюша, поднимаясь по крутому обрыву и оглядываясь по сторонам.
Лес был уже недалеко. Перед ним шло мелколесье. Сквозь деревья замелькала телега. Все отчетливее доносился стук колес и дробный топот копыт.
Девчата метнулись наперерез подводе.
Силы, казалось, покидали их, мокрая одежда сковывала движения, дыхание стало хриплым и прерывистым, а они все бежали и бежали, хотя и сами не знали, как сумеют задержать подводу.
В перелеске застучал топор.
– Караул! Люди!.. – закричала Нюша. – Подводу держите! Подводу!
– Караул! Помогите! – вторили ей подруги.
Услышав девичьи крики, Лощилин потянул вожжи и, окинув взглядом перелесок, попытался повернуть лошадь влево.
Но по сторонам дороги тянулись канавы, колдобины, торчали пни. Тогда Лощилин привстал на колени, гикнул и, яростно ударив Кочета кнутом, пустил его в галоп.
Из-за кустов на дорогу выскочил низкорослый сухонький старичок с топором в руках и со связкой осиновых жердей на плече. Он поискал глазами звавшего на помощь человека и тут же испуганно отступил назад – сквозь деревья, прямо на него, закусив железные удила, летел широкогрудый, взмыленный конь.
– Гужи руби! Гужи! – не своим голосом закричала Нюша, вспомнив, как мужики в деревне останавливали на скаку любую бешеную лошадь.
Но старик все дальше пятился от дороги.
Подвода же была совсем близко. Не помня себя, Нюша подбежала к старику, выхватила у него из рук топор и, высоко вскинув его, кинулась навстречу Кочету. Удар топора пришелся по правому гужу, но перерубить его до конца у нее не хватило сил.
Жеребец, нахлестываемый Лощилиным, продолжал мчаться вперед, сбил Нюшу с ног, подмял под себя, и тяжелые колеса переехали девушку.
А потом, через десяток шагов, надрубленный гуж лопнул, лошадь занесло влево, и телега перевернулась.
Лощилин кинулся было бежать в лес, но был схвачен зареченскими колхозниками, привлеченными криками девушек.
– Так сразу же и в бега... И с народом не попрощался... Нехорошо так, некрасиво... – ухмыльнулась Феня, помогая колхозникам скручивать механику веревкой руки.
А Таня тем временем склонилась над распростертой на земле Нюшей. Подруга лежала залитая кровью, запрокинув лицо к небу.
– Матушки мои! – пронзительно закричала Таня, хватаясь за голову. – Она же не дышит!..
