Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)
В этот день в Кольцовке только и было разговоров о том, как Нюшка Ветлугина самовольно увела эмтээсовский трактор, развалила у Дарьи Карпухиной палисадник и повредила избу.
Дома, за ужином, Горелов с ухмылкой сообщил Аграфене:
– Нюшка-то наша опять номера откалывает...
Покачав головой, Аграфена посмотрела на дочь:
– Зачем ты на машину-то полезла?
– Я, мама, на курсы пойду... трактористкой хочу быть.
– Трактористкой?! – ахнула Аграфена. – Да ты в уме, девка? Разве тебе за парнями угнаться?
– Ну что я поделаю, если мне учиться охота...
– Так учись, доченька! Учись! – подхватила мать. – Последнее отдам, ничего не пожалею. Хочешь, на докторшу пробивайся, хочешь – на учительницу...
– А меня вот к трактору тянет...
Аграфена с надеждой посмотрела на Горелова:
– Тихон, да скажи ты ей...
– Ну, ну, пусть скажет, – фыркнула Нюшка. – Он у нас тертый калач.
После отстранения от должности старшего конюха Горелов не раз ездил в город подыскивать работу, но ничего подходящего не находилось. Все чаще и чаще колхозники замечали его в чайных и закусочных в компании каких-то подозрительных собутыльников. И только неделю тому назад по рекомендации Ширяева Лощилин устроил Горелова работать в МТС кладовщиком на склад горючего. Тихона стали звать «главкеросинщиком», он ходил с важным деловым видом, каждый день являлся на работу, и это хоть как-то примирило с ним Аграфену.
– Что ж ей сказать? – заговорил Горелов. – Я вот каждый день в эмтээс тракторы вижу. Машины хитроумные, норовистые, кнутом их не погонишь. Начнут они в поле номера выкидывать, тут не то что девка – парень с головой на побегушках у машины будет.
– А я вот так хочу научиться, чтобы машина слушалась меня, чтобы ласковая была, добрая...
– Да где это видано, чтобы девка за машину садилась? – взмолилась Аграфена. – И не выдумывай, Нюшка, людей не смеши...
Разговор за ужином ни к чему не привел, и Нюша осталась при своем мнении.
В этот же вечер она собрала комсомольское собрание и сказала, что никакого доклада не будет, просто они поговорят о тракторных курсах и МТС. Попросила рассказать о тракторе Антона Осьмухина. Тот увлекся, проговорил минут сорок. Потом, как и полагалось, стали сочинять резолюцию. Кто-то внес предложение «принять трактор к сведению и руководству и считать комсомольцев мобилизованными на тракторный фронт».
– Как парням, так и девчатам, – добавила Нюшка и тут же открыла запись желающих поступить на курсы трактористов.
Записалось семь парней, а из девчат – Нюша, Таня, Зойка и Феня.
Через день Нюша решила пойти с подругами в МТС. Она проснулась чуть свет, достала из сундука новый шелковый полушалок, надела летние, кобеднешние туфли с галошами – это и были все ее обновки. Затем Нюша с грустью осмотрела свой видавший виды, заношенный, лоснящийся, точно натертый воском, кожушок – нет, в такой одежде идти, пожалуй, неудобно.
Она выглянула за дверь и, убедившись, что матери нет ни в сенях, ни на дворе, достала из чулана ее праздничную тонкого старинного сукна шубу и, быстро одевшись, выскочила на улицу.
«Я всего лишь на часок... мама и не узнает», – подумала Нюша, направляясь в избу-читальню, где должны были собраться девчата.
Первой пришла Таня, потом Феня Осьмухина. С большим запозданием явилась Зойка. Она сообщила, что ее мать уже узнала о походе девчат в МТС и не хотела ее никуда отпускать. Зойка еле вырвалась из дома.
– Ой, Нюшка, – шепнула она. – А может, не ходить в эмтээс-то. Все говорят, что с нами там и разговаривать не будут.
– Это еще что такое? – насупилась Нюша. – Чем мы парней хуже? Иль неполноправные какие, увечные... – И она повела девчат к усадьбе МТС.
Здесь было шумно и оживленно. Ревели моторы тракторов, урчали грузовики, звенело в мастерской железо, сновали рабочие. У конторы МТС толпились колхозные парни. Девчата вошли в длинный коридор. Пахло свежим деревом и лапником, что был настлан у порога. В углу стоял оцинкованный бачок с прикованной к нему на цепочке кружкой. Стены коридора оклеены разномастными бумажками: объявления, приказы, распоряжения, плакаты, лозунги. Где-то за стеной, как дятел по сухому дереву, стучала пишущая машинка.
– И впрямь, контора, – ахнула Зойка, вопросительно поглядев на Нюшу. – Нам-то к кому?
– Начнем с самого главного.
Нюша приоткрыла дверь с надписью «Директор МТС», просунула голову, спросила, можно ли войти, и, не получив ответа, потянула за собой девчат.
Директор МТС Репинский, пожилой, плотный мужчина с рыхлым бугристым лицом, одетый во френч защитного цвета, сидел за просторным столом и о чем-то разговаривал с механиком Лощилиным.
Между ними лежали густо смазанные тавотом шестеренки, втулки, кольца. Директор и механик брали их по очереди в руки, осматривали, затем клали обратно, и Лощилин начинал что-то писать, оставляя на бумаге маслянистые следы.
– Товарищ директор, мы к вам, – подала голос Нюша. Репинский поднял голову и мельком скользнул взглядом
по девчатам.
– А? Кто такие? По какому вопросу?
– Мы... мы кольцовские... из артели. Желаем на трактористок учиться.
– Что? Что такое? – переспросил директор. Нюша повторила свою просьбу.
Репинский с недоумением пожал плечами и покосился на механика:
– Слыхали, Николай Сергеевич? Девчата-то куда лезут. У нас что, парней на курсах не хватает?
– Что вы, Анатолий Лаврентьевич, – осклабился Лощилин. – С лихвой хватает... даже переизбыток. Я вам уже докладывал вчера. Кольцовская ячейка направила на курсы трактористов почти всех комсомольцев. А у нас и своих кадров достаточно. Так что многих парней приходится домой отсылать. О девчатах я уже и не говорю...
– Вы, девушки, не туда проситесь, – сочувственно сказал Репинский. – Вот если в уборщицы в контору или в истопницы – могу зачислить хоть сегодня же. А у трактора вам делать нечего!
– Как то есть нечего? – встрепенулась Нюша.
– А очень просто... Профессия эта исключительно мужская, для женщин никак не сподручна, и принять вас на курсы мы не имеем возможности.
– Вы еще скажете, что закон такой есть, чтобы девчат обижать?
– Закон не закон, а по инструкции не положено, – подтвердил Репинский.
Чувствуя, как заалело ее лицо, Нюша не посмела оглянуться на подруг. Ведь она же уверяла их, что им не имеют права отказать. И вдруг – какая-то инструкция... Нет, это не может быть... Нюша невольно подалась ближе к директору, и у нее хрипло вырвалось:
– А вы... вы покажите нам инструкцию эту самую.
– Что?! – удивился Репинский.
– Мы ж не какие-нибудь пришлые... – горячо и сбивчиво заговорила Нюша. – Мы насчет трактора на ячейке единогласно порешили! А вы нам про какую-то инструкцию... Покажите, и все тут... А то словно сговорились все: нельзя да не положено. Зачем же тогда хорошие слова на весь белый свет сказаны: женщинам дорогу! И еще товарищ Ленин про кухарку говорил, что она должна уметь государством править. А вы нас даже к машинам не подпускаете!
Лицо у Репинского вытянулось.
– Нет, вы только послушайте... – Он вновь обратился к механику: – Сейчас она нас за Можай загонит... Да ты что, барышня, поучать нас пришла, как эмтээс руководить да кого на курсы принимать? Не много ли на себя берешь...
– Иди-ка ты, деваха, отсюда, – с досадой отмахнулся Лощилин. – Нам работать надо.
– Да как же я уйду... – умоляюще начала было Нюша. Но в это время дверь распахнулась, и в кабинет директора ввалились ее мать, Дарья Карпухина и Матрена Осьмухина.
– Мама! – удивилась Нюша. – Ты зачем сюда?
– Так вот они где! – подозрительно оглядывая девчат, заговорила Дарья. – И Нюшка здесь непременно. – И она подтолкнула ближе к столу Аграфену: – Говори начальнику-то, выкладывай нашу заботу.
– Ты что же, заводиловка, делаешь-то? – набросилась на Нюшку Матрена. – Сама мужик мужиком растешь и девок за собой тянешь! В брюки скоро вырядишься, табак начнешь курить, а там, гляди, и к вину пристрастишься...
– Вы врите да не завирайтесь! – оборвала ее Нюша.
– В чем дело, гражданочка? – привстал из-за стола Репинский.
– Вы уж, товарищ директор, не слушайте ее, Нюшку-то мою, – с трудом заговорила Аграфена. – Она вот девок на курсы записывать привела... на трактористок. А только нет нашего согласия на это...
– Не желаем, чтобы девки прокоптились насквозь да керосином провоняли, – подхватила Матрена. – Кому они будут нужны такие?.. Всех женихов распугают...
– Позвольте, о чем разговор? – недоумевая, развел руками Репинский.
– О девках мы просить пришли, о дочерях, – пояснила Аграфена. – Не принимайте вы их на курсы. Не девичье это дело – за машину садиться...
– Да им так и сказано: девчат на курсы не принимаем... – пояснил Лощилин, догадавшись наконец, чего добиваются женщины. – Ведь так, Анатолий Лаврентьевич?
– Да, да... Не положено... – кивнул Репинский. – И пусть ваши дочери с таким вопросом больше меня не беспокоят.
– Вот спасибо, товарищ начальник, – поблагодарила Дарья. – С разумением рассудили, по совести. – И она махнула девчатам рукой: – Идите-ка вы по домам, чего тут мешаться.
Нюшка бросила на мать неприязненный взгляд и первая выскочила из кабинета директора. За ней, опередив женщин, вышли подруги.
Деревней они шагали торопливо, ссутулившись, стараясь не глядеть по сторонам – им казалось, что каждый встречный уже знает, как неудачно сходили они в МТС.
Распахнув полы материнской шубы и не замечая дороги, Нюша шла впереди девчат. Влажный ветер бил ей в лицо, остужал пылающие щеки. И как все это могло случиться? Сколько сил положила она, чтобы уговорить девчат пойти на курсы, а вот директор с механиком словно облили их ледяной водой. Да еще придумали какую-то инструкцию и это противное слово «не положено».
– Ну вот, – вздохнула Зойка. – Говорила я... не примут нас. Так оно и вышло.
– Да-а, – протянула Феня. – Получили от ворот поворот.
– Девки мы и есть девки! – продолжала Зойка. – Парням всюду дверь настежь, а нам и щелочки не осталось. Так и будем век вековать: кухарки да няньки... полы мой да с серпом спину гни. – И она вдруг дурашливо запела: – «А я баба глупая да неразумная...»
– Перестань! Чего ты голосишь! – прикрикнула на нее Нюшка и, помолчав, задумчиво сказала: – А давайте так учиться... без курсов... сами.
– Еще чего выдумаешь! – отмахнулась Феня.
– Серьезно говорю. Я книжки достану, плакаты. А если надо, и инструктор найдется.
– Это уж не Антошка ли Осьмухин? – фыркнула Зойка. – То-то он около тебя увивается... павлином ходит.
– А хотя бы и так... Чем он не инструктор? Лучший тракторист в эмтээс. Всегда помочь может... – Нюша оглядела подруг. – Ну, кто вместе со мной хочет заниматься?
Девчата молчали.
НОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО
Как-то вечером Нюша пришла на конюшню, чтобы сменить мать:
– Иди, я тут одна управлюсь, а дома ребят кормить надо.
– И то пойду, – согласилась Аграфена. – А ты что ж, опять на ночь здесь останешься?
– Надо, мама... Время ж такое.
– Ох, эти лошади, – вздохнула Аграфена. – Совсем они нас скрутили. Корми их, пои, да еще ночью за ними доглядывай.
– А мне здесь совсем не плохо, – принялась уверять Нюша. – Я и соснуть могу, и книжку почитать... – И она показала матери крохотную клетушку при входе в конюшню, где на топчане лежал набитый сеном мешок, а на ящике, накрытом газетой, книжки и фонарь. На стене висел плакат со схематическим разрезом трактора.
– Хоромы, лучше не надо, – усмехнулась мать и покосилась на плакат. – Опять ты со своим трактором... Зачем это? Ведь отказали ж тебе...
– Раз отказали, два откажут, а на третий... видно будет, – буркнула Нюша и, помолчав, в сердцах добавила: – А все равно нет такого закона, чтоб девчат к машине не пускать. Нет вот и нет!
Аграфена сокрушенно покачала головой – и куда только несет дочку, какая сила поднимает ее!
После истории в МТС Нюша не на шутку разобиделась на мать и несколько дней не разговаривала с ней. Но потом они объяснились, и Аграфена призналась, что пойти к директору МТС ее вынудили Матрена и Дарья.
– Ну, просилась бы на курсы одна, – говорила мать, – это еще понять можно: ты же скаженная, отпетая. Все у тебя не так, как у людей... Но зачем же девчат за собой тянуть, головы им кружить. Вот матери и взбеленились...
– Да пойми же, – старалась объяснить Нюша, – какую силищу-то в деревню двинули... техника, машины. А кто теперь к этой технике не липнет: и чужаки всякие, и лишенцы, и сынки раскулаченных. Летят, как мошкара на свет. Кому же, как не нам, на курсы идти?.. Вот и Степка о том же пишет – не отступайте, девчата...
– Это вроде и так, – соглашалась Аграфена, а про себя думала, что теперь, после столкновения с директором МТС, Нюшка успокоится и забудет о курсах.
Но дочь, к ее удивлению, раздобыла книги, плакаты, наставления по тракторному делу и засела вместе с девчатами за самостоятельную учебу.
Наказав Нюшке крепче запереть изнутри ворота, Аграфена отправилась домой.
Нюша задала лошадям корму, напоила их и, выйдя наружу, присела у ворот конюшни на скамеечке.
Стояла тихая апрельская ночь. Густой молочный туман висел над землей, съедал последние снега. С крыши свисали длинные острые сосульки. За углом конюшни, в овраге еле слышно булькал ручей.
Но обманчивая была эта тишина.
Совсем недавно в соседнем селе Заречье вот в такую же тихую, мирную ночь жарко запылал амбар с семенным зерном, а когда тушить пожар приехали пожарные машины, оказалось, что все рукава были перерезаны. Амбар сгорел дотла, и долго потом над округой стоял запах горелого зерна.
А в Торбееве чья-то злая рука отравила мышьяком дойных коров на ферме, и даже в Кольцовке было слышно, как голосили торбеевские женщины, отвозя трупы коров на скотное кладбище.
В Кольцовке поэтому решили не зевать. Василий Силыч повсюду выставил надежных сторожей, привлек к охране амбаров и ферм комсомольцев.
Нюше Ветлугиной он наказал не спускать глаз с конюшни и ни на минуту не оставлять ее без присмотра.
– За тягло вы мне с матерью головой отвечаете, – наставлял ее председатель. – И всяких там шатунов пришлых да подозрительных к конюшне на ружейный выстрел не допущай.
– Это я могу, – согласилась Нюша. – Только вы мне ружье дайте.
– Насчет ружья – это я для складу сказал. Откуда оно у меня? Ты больше на свой нюх да глаз надейся.
Но ружье Нюшка все же раздобыла. Подластилась к деду Анисиму, наговорила ему с три короба всяких страхов – будто на конюшню каждую ночь рвутся незнакомые люди в черных башлыках, – и старик, подобрев, вытащил из чулана старую-престарую берданку. Долго поучал, как надо с ней обращаться, как заряжать, целиться, а потом признался, что берданка вот уже с десяток лет как не стреляет.
– Все равно, дедушка, спасибо, – поблагодарила Нюша, забирая ружье. – Для острастки пригодится.
И с тех пор она почти каждую ночь дежурила на конюшне. Сначала было страшновато, и Нюша до утра не могла сомкнуть глаз – то ей казалось, что кто-то лезет в окно, то пытается открыть ворота или подкапывается под стену. Тогда она стала громко разговаривать с лошадьми, покрикивать на них, называла по именам – пусть тот, кто притаился по-воровски, знает, что Нюшка не спит, бодрствует и ко всему готова.
Но чаще всего Нюша коротала время за учебником по тракторному делу. Вот и сейчас перевалило уже за полночь, а она все еще сидела над раскрытой книжкой, пока не добралась до топливной системы трактора. Прочитав два-три абзаца, Нюша, по старой школьной привычке, закрывала глаза и пыталась мысленно повторить прочитанное.
Но с каждой минутой голова становилась все тяжелее, клонилась вниз, а веки начинали слипаться, словно их намазали смолой. Когда же лоб касался прохладных страниц учебника, Нюша ошалело вскакивала, продирала глаза и, встряхнув головой, словно после купания, снова погружалась в чтение.
А через несколько минут все повторялось сначала.
Нюша ущипнула себя за щеку и с досадой подумала, что ей, наверное, никогда не одолеть этой премудрости из учебника. Да и как ее одолеешь, если после рабочего дня ноет все тело, глаза слипаются, и сон наползает, как хмарь осенью.
Нюша даже позавидовала Степе – ему, поди, хорошо. Ночью он высыпается, утром приходит в класс со свежей головой, и ему не надо думать ни о кормах, ни о сбруе, ни о лошадях.
Нюша поднялась, вышла из конюшни, жадно глотнула острый воздух. На улице подмораживало. Потом, продавив в бочке тонкую ледяную корочку, ополоснула лицо холодной водой и снова вернулась в клетушку.
И только далеко за полночь сон окончательно сморил дивчину, и она уронила голову на раскрытую книгу. Во сне ей виделось, что она катит в гору что-то тяжелое, громоздкое и это что-то явно ей не под силу и грозит вот-вот столкнуть ее вниз.
Проснулась Нюша от подозрительного шума за тонкой стенкой клетушки: в конюшне, стуча копытами по деревянному настилу, всхрапывали лошади, приглушенно звучали голоса людей.
Нюша бросилась к двери. Но дверь не открывалась. Нюша навалилась на нее всем телом – так во сне она только что толкала в гору тяжелый груз. Но и сейчас дверь не подалась, должно быть, снаружи кто-то припер ее колом или наложил пробой.
Нюшу бросило в холодный пот.
«Проспала, фефела, – с презрением подумала она. – Коней воруют!»
– Эй, вы! – не своим голосом закричала Нюша, яростно барабаня в дверь кулаками. – Кто такие? Что надо?!
За перегородкой пошептались, потом раздался хрипловатый незнакомый голос:
– Сиди знай! Помалкивай!
– Откройте, говорю! Стрелять буду! – пригрозила Нюша, хватая Анисимову берданку.
– Пали давай! – согласился тот же голос. – Только вот из чего? Из палки или из метлы?
Нюша со злостью швырнула берданку в угол. «Все высмотрели, все знают, – мелькнуло в голове. – Кто же это? Неужели свои? И сколько их?»
Нюша рванулась к маленькому оконцу в стене клетушки, выбила локтем стекло и истошным девчоночьим голосом завопила в темноту:
– Караул!.. Коней воруют! Помогите!.. В дверь клетушки угрожающе постучали:
– Эй, девка, помолчи лучше! Хуже будет! – Хрипловатый голос был полон угрозы.
Нюша продолжала звать на помощь.
– Пусть вопит... Все равно никто не услышит, – донесся до нее другой, тоже незнакомый голос.
Затем раздалось пофыркиванье лошадей, топот копыт, и вскоре все утихло.
Нюша готова была рвать на себе волосы. И как же воры все ловко придумали! Выследили, когда она осталась на конюшне одна, как в мышеловке, захлопнули ее в тесной клетушке. И обо всем они, оказывается, знали: и про ружье, которое не стреляет, и про узкое оконце в стене клетушки, через которое даже самый худой мальчишка не пролезет. Что же теперь делать? Так и сидеть в этой мышеловке и кричать караул, когда до деревни почти полкилометра и никто ночью тебя не услышит. А коней тем временем угоняют все дальше и дальше.
Нюша металась в тесной клетушке, не зная, что придумать. Взгляд ее вновь упал на оконце. Ведь когда-то она не хуже мальчишек пролезала через любую дыру в изгороди. Главное, только бы просунуть голову. Эх, была не была!
Нюша нашла полено и с треском выбила им из оконца раму. Потом сняла с себя кожушок и, оставшись в одном платье, полезла в оконце.
Долго пыхтела, извивалась и, наконец, ободрав плечи и бедра, выбралась наружу. Открыла дверь клетушки, припертую тяжелым дубовым колом, схватила фонарь и вбежала в конюшню: в стойлах не хватало трех лучших лошадей. Только жеребец Красавчик, беспокойно прядая ушами, стоял на своем месте.
– Умник, пригожий ты мой! Не дался-таки ворюгам, – шепнула Нюша и, зауздав жеребца, вывела его за ворота.
Но не успела она сесть верхом, как к конюшне подбежал какой-то человек.
– Кто такой? Что надо? – испуганно вскрикнула Нюша.
– Это я, Лощилин! – отозвался человек. – В эмтээс дежурил... Слышу, кто-то караул кричит... Что случилось?
Нюша обессиленно прислонилась спиной к воротам.
– Трех лошадей украли... – призналась она.
– Украли?! – переспросил Лощилин. – Это перед севом-то... Да тебе теперь голову снимут...
– Знаю, – хрипло выдавила Нюша. – Они, ворюги, в клетушку меня заперли... Еле выбралась...
Преодолев минутную слабость, она встряхнула головой и попросила Лощилина подсадить ее на лошадь.
– Куда ты?
– Ворье проклятое! – выругалась Нюша. – Кровь с носу, а я их догоню... Не уйдут, гады!
– Ночью... одна против бандитов? – удивился Лощилин. – Они ж тебя с землей смешают.
– Все равно я их выслежу... Красавчик не подведет.
Нюша подвела жеребца к колоде и, ухватившись за холку, попыталась взобраться на спину лошади.
– Обожди, – остановил ее Лощилин. – Не девичье это дело за бандитами гоняться. – Он отобрал у Нюши поводья и легко вспрыгнул на Красавчика. – Куда коней погнали?
– Туда будто... на Заречье. – И Нюша показала на проселочную дорогу, что уходила к темной гряде леса.
– Тогда вот что, – распорядился Лощилин, – беги в колхоз, поднимай людей, а я попробую воров выследить. – И, хлестнув Красавчика, он помчался в сторону Заречья.
Конь шел легко, размашисто, без понукания. «Хорош жеребец, хорош... – подумал Лощилин. – На таком хоть черта догонишь».
Ветер был в спину и словно помогал коню.
Вскоре дорога вошла в лес. Тревожно шумели голые березы, осины и черные ели. Как живые шевелились округлые кусты можжевельника. Где-то надсадно скрипело дуплистое дерево. Лощилину стало немного не по себе. Он нащупал в брючном кармане холодящую сталь нагана. Интересно все же выследить, кто это увел лошадей из конюшни? Неужели начали действовать ширяевские люди? Не очень-то они осторожны. Можно бы все проделать и похитрее.
Во всяком случае, надо как-то предупредить конокрадов, чтобы они заметали следы.
Неожиданно за поворотом дороги Лощилин заметил смутный силуэт всадника. Лошадь, нелепо ковыляя на трех ногах, еле двигалась.
«Видно, ногу повредила, – сообразил Лощилин, вглядываясь в дорогу. Впереди никого не было видно. – Кажется, один ворюга остался... И жадный черт... Даже с хромой лошадью не расстается».
Механик хлестнул Красавчика и вскоре приблизился к всаднику.
– Стой! Откуда лошадь? – крикнул он.
Всадник пригнулся к шее коня и, яростно размахивая прутом, заставлял его бежать из последних сил.
«Ну нет, теперь не уйдешь!» – подумал разгоряченный Лощилин, пуская Красавчика в галоп. Он быстро опередил хромую лошадь, схватил конокрада за плечо и с силой рванул к себе.
Потеряв равновесие, тот вцепился в Лощилина, и они свалились на дорогу.
Механик был сильнее своего противника и довольно скоро подмял его под себя. Но конокрад не думал сдаваться. Он отчаянным усилием вырвался из-под Лощилина, вскочив на ноги, отпрянул назад и, когда механик вновь набросился на него, нанес ему сильный удар в скулу.
Острая боль пронзила Лощилина. Словно подхлестнутый, он захватил чужую руку, вывернул ее, опрокинул конокрада на дорогу и с бешеной силой принялся избивать его кулаками и ногами.
– Попался, ворюга! На, на... получай!
Конокрад тяжело задышал, но больше уже не сопротивлялся, а только прятал голову от ударов.
– Не убивайте, товарищ Лощилин! Сдаюсь, – взмолился он.
– Кто такой? Откуда меня знаешь? – Опешив, Лощилин умерил свою ярость и повернул к себе лицо конокрада. Оно показалось ему знакомым: одутловатое, с приплюснутым носом, с густыми усами. – Кладовщик?! Горелов?!
– Как видите... он самый... – Горелов привстал на колени и, запрокинув голову, попытался остановить хлещущую из носа кровь. – Ну и расходились же вы, товарищ механик. Так и убить недолго.
– Значит, новую профессию обрели? – усмехнулся Лощилин. – Лошадками промышляете?
– Ей-ей, впервые польстился, – забормотал Горелов. – Дружки попутали. Ну и показал им дорожку на конюшню.
– Вот и дурак! За кражу коней зараз пять лет схлопочете... со строгой изоляцией.
Горелов вдруг рухнул на колени:
– Пощадите, Николай Сергеевич! Не выдавайте! Век вам служить буду...
– Вы лучше скажите, для кого стараетесь? – помолчав, спросил Лощилин. – Кто вас на колхозных коней науськал?
– Сами, товарищ Лощилин... До всего сами дошли... – торопливо заговорил Горелов. – Деньжат не хватало, подзаработать решили.
«А он, кажется, не болтлив. Такой, может, и пригодится, – удовлетворенно подумал Лощилин и заставил Горелова подняться.
– Ну ладно... Пощажу я вас, Горелов, для первого раза.
Переминаясь с ноги на ногу, Горелов ошалело смотрел на механика:
– Николай Сергеевич, да я... Вы только прикажите!.. Что ни на есть для вас сделаю!
– А сейчас уходите, пока вас не задержали, – распорядился Лощилин, оглядываясь по сторонам. – Лошадь, конечно, мне оставите. Утром час в час явитесь на склад, на работу. И чтоб никаких подозрений на вас не было... Ну, что вы остолбенели? Действуйте, как сказано.
Часто оглядываясь на механика, Горелов свернул на боковую дорогу и вскоре растворился в молочном тумане.
Лощилин словил стоявших поодаль лошадей и, держа их за поводья, повел к Кольцовке.
При выходе из леса ему встретилась группа верховых. Впереди всех ехали Нюша, Митя Горелов, Игнат Хорьков и Василий Силыч.
Нюша первая заметила Лощилина:
– Лошадь отбили, товарищ механик? Ой, да она же хромает!
Лощилин передал председателю повод охромевшей лошади:
– Вероятно, ногу подвернула. Бросили ее по дороге. А конокрадов я так и не догнал. Видать, далеко уехали. Поздно ваш конюх тревогу забила.
– Так я ж говорила, что случилось со мной, – чуть не плача, сказала Нюшка.
– Да-а, опять нам удар в спину, – тяжело вздохнул Василий Силыч. – И это перед весной, перед севом...
– А все же поехали дальше, – махнул рукой Игнат Хорьков. – Может, еще и на след нападем.
Колхозники, тронув лошадей, устремились к Заречью.
