Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В ПОЛЕ

Когда Степа пришел в бригаду к Ширяеву, тот с удивлением развел руками:

– Выходит – два хозяина на одно поле... Негоже так, молодой Ковшов!

Степа поспешил успокоить его – он в бригадиры не рвется, и попросил дать ему самую что ни на есть рядовую работу.

– Не к лицу тебе в рядовых-то ходить, – усмехнулся Ширяев. – Как-никак, а ты вроде ученый муж, агроном без малого... Сидел бы себе в конторе, бумажки строчил, цифирь складывал.

– До конторы охотников и без меня хватит.

– Тогда в огородную бригаду определяйся. Будешь капусту выращивать, морковь, петрушку там всякую. Тебе ж все едино, где ученость свою показать. И бригада там как на подбор: старухи да два деда с грыжами...

Степа нахмурился:

– Овощи не мое дело. На курсах я изучал только полеводство. – И он вновь спросил насчет работы в бригаде.

Ширяев задумался:

– Не знаю, куда тебя и приткнуть. Ведь с этой эмтээс все переиначилось... Трактористы теперь цари и боги, первые хозяева в поле. А мужик вроде и в поле не нужен...

– Может, меня сеяльщиком поставите?

– Куда там... Уже полный набор, – отмахнулся Ширяев и лукаво покосился на Степу, заранее уверенный, что тот откажется от его предложения. – Вот если воду к тракторам подвозить... Пока что этим делом Ленька Ветлугин заправляет. Да баловной он чересчур... Вчера колесо с водовозки потерял.

– Можно и воду... – с серьезным видом согласился Степа.

– Ну и ну... – оторопел бригадир.

На другой день Степа принял от Леньки Ветлугина подводу с бочкой. Ленька при этом только презрительно ухмыльнулся и произнес единственную фразу:

– Эх ты, агроуполномоченный – упал намоченный!

В новой роли Степу встретили по-разному: одни – с удивлением, другие – с насмешкой.

Новая работа совсем не огорчила Степу. Он мог теперь разъезжать по всем полям, знакомиться с трактористами, наблюдать за их работой.

Ему казалось, что если уж трактористам доверили самое дорогое и важное – пахать землю и сеять хлеб, так они должны жить и работать как-то по-особенному, отдавать делу весь свой пыл и рвение, почти не сходить с машин и стремиться только к одному – заслужить любовь и уважение людей. Но то, что он видел в поле, сильно его огорчало. Машины работали еще плохо: землю пахали мелко, часто ломались, подолгу простаивали в борозде, и колхозники, проезжая мимо, покрикивали:

– Эй вы, мастера-механики, опять загораете?! Или у вас перекур с дремотой?

Девчата уже распевали по вечерам язвительные частушки о незадачливых трактористах, а в деревне стали поговаривать, что на трактор надейся, а про коней не забывай.

«Что ж это такое? – с тревогой раздумывал Степа о трактористах. – Может, без привычки у них дело не ладится... Новую технику не могут освоить? Или еще почему?»

И ему было даже неловко вспоминать последнее собрание колхозников, на котором директор МТС заявил, что ручному и конному труду пришел конец и крестьяне могут положиться на механизаторов, как на каменную стену, – они и спашут, и посеют, и урожай соберут.

Все чаще в поле появлялся Василий Силыч. Он злым метровым шагом ходил по вспаханным участкам, замерял глубину вспашки, отмечал колышками те места, где плуги оставляли огрехи, и вступал с трактористами в яростную перебранку.

Потом, встретив Степу, он разражался жалобами, что поганцы мальчишки сорвут им посевную.

– Вот ведь какой поворот, – сокрушенно говорил председатель. – Думалось, что с этими тракторами заживем, как у Христа за пазухой, а выходит, и за ними глаз да глаз нужен. А ведь это и твоя вина, Степаха!

Степа недоуменно посмотрел на него.

– Да, да, – пояснял Василий Силыч. – Кто баранку-то крутит? Молодежь, комсомол, твои подопечные. А за порядком молодежь не следит, за делом недоглядывает...

Степа растерянно признавался, что большинство трактористов в бригаде пришлые, чужие, комсомольцев среди них мало, да и те в кольцовской ячейке на учете не состоят.

– Ишь ты! – ухмылялся Василий Силыч. – Не приписаны, значит? А я думал, совесть да радение их приписывать не требуется.

Были недовольны трактористами и колхозные бригадиры.

Когда Степа показывал Ширяеву или Тимофею Осьмухину плохо вспаханный и небрежно засеянный участок поля, те обычно посылали за Антоном и, не стесняясь посторонних, принимались на все лады костить трактористов:

– Вот же бригаду прислали на нашу шею. Собрались с бору сосенки... Не пахари вы, а землегады. Мы еще весной говорили – лучше бы на лошадях землю-то пахать.

Антон краснел, злился и, в свою очередь, кричал на бригадиров, что они отсталые, старорежимные люди, не любят машин и придираются к трактористам.

– «Старорежимные», – с обидой кряхтел Тимофей Осьмухин. – Еще монархисты скажешь! – И он жаловался Степе: – Вот ведь сынок какой... На отца взъедается.

Однажды утром, проезжая на водовозке позади усадьб, Степа услышал близкое тарахтение трактора. Оно доносилось с приусадебного участка Осьмухиных.

Остановив подводу, Степа перескочил через изгородь, заглянул на усадьбу и обомлел.

Тракторист Банкин, кряжистый, краснолицый парень, прославившийся в Кольцовке как пьяница и скандалист, сидел за рулем колесного трактора и вспахивал приусадебный участок.

Рядом, по густо унавоженной земле, вприпрыжку бежала Матрена и требовала, чтобы Банкин не жалел горючего и пахал глубже.

Степа, раскинув руки, шагнул навстречу трактору.

– Стой! Глуши мотор! – закричал он. – Стой, говорю!

Банкин в недоумении пожал плечами, сбавил скорость и нехотя остановил машину.

– Почему усадьбу пашешь? – спросил Степа.

– А ты зачем под колеса прешь? – неприязненно ответил Банкин. – Жить надоело? Раздавлю, как червяка, и не пикнешь.

– Весна – вот и пашет, – вступила в разговор Матрена. – Герасим – он нам не чужой... Почти сродственник. Харчуется у нас в доме. Чего ж ему не подмогнуть?

– Я спрашиваю, кто тебе разрешил пригнать на огород машину? – наступал на тракториста Степа. – Сейчас же посевная в колхозе.

– А трактор колхозу неподвластен, – лениво отозвался Банкин. – У нас своего начальства невпроворот. Тебе-то какая докука? Иль тоже к начальству лепишься?

– Он теперь у нас «упал намоченный» – долго не поднимется, – фыркнула Матрена и потеснила Степу в сторону. – Ладно, парень, не засти борозду... Тут и пашни-то с гулькин нос осталось.

Степа бросился искать бригадира. Когда он привел Павла Трофимовича на приусадебный участок к Осьмухиным, трактора здесь уже не оказалось, но земля была вспахана полностью.

– Что ж это, Павел Трофимыч? – в сердцах пожаловался Степа. – Земля в поле перестаивает, а трактористы чужие усадьбы за магарыч пашут?

– Наше дело малое, – отмахнулся Павел Трофимович, – У них в эмтээс свое начальство – пусть оно и взыскивает.

– Вот и надо сообщить в эмтээс. Наша же земля, колхозная. И мы ее трактористам не на откуп отдали.

– Сообщим, конечно, – вяло согласился Ширяев. – А только что с них взять – бедолаги, лодыри...

Степа с удивлением покосился на Ширяева. Что это с ним? То ли он постарел и ничего не замечает, то ли не хочет ссориться с трактористами.

На другой день, подвозя воду к Поповкину оврагу, где пахал землю Сема Уклейкин, Степа заметил на конце загона группу колхозников во главе с дедом Анисимом. Колхозники бродили по вспаханному полю и проверяли глубину вспашки. Потом они сошлись вместе, о чем-то возбужденно заговорили, еще раз замерили глубину борозды и с решительным видом пошли навстречу трактору.

Анисим, угрожающе взмахнул палкой, потребовал, чтобы тракторист остановил машину.

– Тебе чего, дед? – удивленно спросил Уклейкин, заглушив мотор.

– Слезай! – строго приказал Анисим. – И ты слазь! – кивнул он Зойке, сидевшей над плугами.

Тракторист и прицепщица подошли к колхозникам.

– Ты что ж, собачий сын, делаешь? – зашумел Анисим. – По какому такому праву десяти сантиметров недопахиваешь? А?

– У меня ж мотор малосильный, цилиндры сношенные. Надорваться может машина.

– Безобразник ты, Семка! Пакостник! Свою же землю поганишь! – с обидой сказал Анисим и обратился к подошедшему Степе: – Видал, как твои комсомольцы над землей измываются...

Уклейкин сослался на прицепщицу – наверное, та неправильно установила плуги.

– А ты не ври! – возмутилась Зойка. – Сам заглублял... Норму выгоняешь, вот и мельчишь, а на других собак вешаешь!

Уклейкин молча переставил деление на углубителе и с мрачным видом полез на трактор.

– Нет уж, милок, погоди! – задержал его Анисим. – Придется тебе с нами в метесе прогуляться.

– Это еще зачем?

– А вот начальству доложим... Пусть баньку тебе устроят, попарят с веничком.

– Верно, Иваныч, – поддержал старика Игнат Хорьков. – Нам такие пахари не нужны...

– Да вы что, смеетесь? – опешил Уклейкин. – Я же на работе... У меня еще смена не кончилась... Кто мне за простой ответит? – И он вновь направился к трактору.

Игнат Хорьков взял Уклейкина за плечо:

– По чести тебе сказано – пошли до начальника.

– Никуда я не пойду! – вырываясь, закричал Уклейкин. – И не цепляйте меня!

– Э-хе-хе! – вздохнул Анисим. – А душа-то у тебя заячья, Семка. Нашкодил – да и в кусты.

Степа приблизился к Уклейкину и вполголоса сказал:

– Иди, раз зовут... Будь же человеком. К спорящим подошел Павел Трофимович.

– Что за сходка в рабочее время? – спросил он.

Степа рассказал, что случилось.

Ширяев поморщился, принялся по привычке ругать трактористов, потом махнул на Уклейкина рукой:

– Отпустите вы его... что с такого возьмешь... Посадили неуча за баранку, вот он и портачит.

– Что-то ты чересчур добрый, Трофимыч, – заметил Анисим, – А случись такое на твоей единоличной полосе – ты бы за это человека в землю втоптал.

– Так тогда же в нас дурная кровь гуляла... А теперь мы в артели живем... сочувствие надо иметь, понимание.

– А в артели, значит, землю портить можно?.. – спросил Игнат Хорьков.

Ширяев нахмурился:

– Этого я, положим, не говорил.

– Надо акт составить, – предложил Степа. – И пусть Уклейкин заново участок перепашет.

Ширяев согласился. Степа написал акт на мелко вспаханную землю, все подписались, и Павел Трофимович отправился в МТС. Но, прежде чем передать акт Репинскому, он показал его Лощилину.

– Опасаюсь, Николай Сергеич, – признался Ширяев. – Круто мы берем... Люди примечать начинают. Ковшов этот, наш агроуполномоченный, парень глазастый!.. Старик Безуглов по полю шарит. Шуметь начинают – мол, плохо работает ваша эмтээс, землю портит. Вот и актик пришлось составить.

– Так это же нам на руку! – обрадовался Лощилин, пробегая глазами акт. – Разговорчики всякие, недовольство, жалобы на эмтээс – что и требуется. Надо, чтоб механизация лихом обернулась.

– Все же поосторожнее надо бы, – заметил Ширяев. – Слишком уж часто машины стали портиться. Больше в ремонте стоят, чем землю пашут...

– А вы постарайтесь переложить вину на трактористов. Мол, они недоучки, бракоделы, аварийщики. Пустите слушок насчет вредительства. А мы кое-кого с работы снимем, раздор в их ряды внесем. Словом, пусть в колхозе шумят побольше, пусть актики почаще составляют.

– А если до директора дойдет? Он же человек партийный...

– Надо знать нашего Репинского, – ухмыльнулся механик. – Шумит, суетится, сыплет приказами и сам тут же о них забывает. Ему бы только цифирь была. Чтобы побольше гектаров нагнать да горючего сэкономить. А как вспахать, как посеять – он в это дело особо не вникает. Понимает мало да и перед начальством козырнуть большой охотник. – Лощилин на минуту задумался. – А осторожность, Трофимыч, конечно, нужна. Ты нас поругивай, но тоже с умом, лишнего не перехватывай.

– Я уж и так кручусь как белка в колесе, – пожаловался Ширяев. – Вот и Осьмухин на меня в обиде. Кричит, что я отсталый человек, супротивник машинам. Да, кстати, что он за фигура, Антошка этот?

– Фигура подходящая, – успокоил Лощилин. – Я его недаром в бригадиры выдвинул. Податлив, как глина. Хоть черта лепи, хоть ангела. Парень монету зашибить любит, гектары нагоняет, в передовики лезет. А это тоже нам на руку. И вы, Трофимыч, не скупитесь... Где надо задобрите парня, завысьте ему выработку. К качеству вспашки не придирайтесь.

Ширяев спросил, как же быть с актом на тракториста Уклейкина.

– Скажи, что мы его оштрафовали за плохую работу. И заставь парня перепахать участок... Не полностью, конечно, а так, для вида...

СЫНКИ И ПАСЫНКИ

В полдень Степа привез воду на полевой стан и еще раз столкнулся с Уклейкиным – тот заправлял свой трактор горючим.

– Сердишься, Сема? – спросил он.

– А чего мне сердиться! – безразличным тоном ответил тракторист. – Такое твое дело секретарское – внушать да наставлять.

– Дурной ты! – обиделся Степа. – Пойми – не во мне тут дело... Тебя ж с трактора ссадили... И кто? Мужики, колхозники. Ты им, можно сказать, в душу плюнул. А Ширяев как о тебе отозвался: «неуч». Да другой бы после этого сквозь землю провалился... или хотя бы подумал кое о чем.

Уклейкин молчал. Степа с подозрением оглядел парня – был тот на редкость грязный, всклоченный, рубаха и штаны измазаны маслом.

– Ну и хорош ты! – Степа покачал головой. – Скоро тобой ребятишек в деревне начнут стращать – берегись, детки, Семка-тракторист едет!

– Что ж мне теперь, белый фартучек нацепить, – с досадой сказал Уклейкин, – или комбинезончик, как у Нюшки! Хорошо тебе у водовозки-то! Норма не жмет – тихо все, спокойно. А ты потрясись целый день на железяке!.. Все потроха отобьет. И ноги сводит...

– Погоди, – перебил его Степа. – А как же Антон Осьмухин? Машины у вас почти одинаковые, земля одна и та же, а он в передовиках ходит... В газете о нем пишут... Да и Ветлугина вверх тянется.

– Нюшка с Антоном – это особь статья, – многозначительно усмехнулся Уклейкин.

– Почему ж особая? – осторожно спросил Степа.

– А ты, секретарь, тоже хорош! – озлился вдруг Уклейкин. – Ходишь тут, бродишь, а видишь только наполовину. Шерстить, так уж всех шерстить! Почему вот в бригаде сынки да пасынки завелись?

– Кто же это сынки?

– Ну, не сынки, скажем, так дочки, – замялся Уклейкин. – Сам смекай...

Степа задумался. И почему, в самом деле, так везет Ветлугиной? С каждым днем она работала все лучше и лучше. Имя ее не сходило с Доски почета, что висела в бригадном стане, а в районной газете появилась даже заметка об успехах первой девушки-трактористки и об ее учителе и наставнике бригадире Антоне Осьмухине. И, казалось, надо было бы радоваться, что комсомолка из их ячейки, босоногая деревенская девчонка, «Сучок», как дразнили Нюшку в детстве, так круто пошла в гору. Но радости не было.

«Ловко же он ее опутывает, бригадир этот... Как муху паутиной», – подумал Степа и тут же спохватился: уж не ревнует ли он Нюшку, не становится ли подозрительным и мстительным?

В сумерки Степа попал на участок, где работала Нюша. Он долго брел вдоль борозды и по привычке замерял глубину вспашки, когда Нюша догнала его на тракторе.

Глаза их встретились.

Девушка вспомнила, что после приезда Степы она с ним виделась всего лишь один раз. Это случилось позавчера вечером, когда Нюша пришла в избу-читальню на комсомольское собрание.

В считанные минуты она сделала отчет о проделанной работе, заявив в конце, что она теперь человек полевой и секретарствовать не может.

Парни и девчата без возражений избрали секретарем ячейки Ковшова. Нюша вручила ему ключ от сундучка, где хранились комсомольские дела, и протянула руку:

«Покедова, Степан Ефимыч... До осени...»

«Не за тридевять земель уезжаешь. Можем и раньше увидеться. Я к тебе в гости приду».

«Поле – оно без ворот, без дверей. Вход не заказан», – усмехнулась Нюша и тут же, спохватившись, подумала: «И чего это я с ним разговариваю так? А поделом ему... пусть всяких кумушек не слушает...»

– Всех проверяешь? Никому веры нет? – насмешливо спросила сейчас Нюша, останавливая машину.

– Всех... У тебя все в порядке, – отозвался Степа, пряча в карман раскладной метр. – Но понимаешь, какое дело... Соседи уже сев заканчивают, а ваша бригада все еще с пашней ковыряется...

– Да-а, не везет нам, – вздохнув, согласилась Нюша. – Антон говорит, простои нас замучили, поломки... Плохая еще техника в эмтээс.

– Что ты все на Антона ссылаешься! – не скрывая раздражения, заговорил Степа. – Сама приглядись, что в бригаде делается. В колхозе разговорчики всякие пошли. Люди веру в машины теряют. А у тебя...

Степа заметил умоляющий взгляд сестры, что сидела над плугами, и на миг запнулся.

– Что у меня, что?.. – насторожилась Нюша, налегая грудью на руль трактора. – Договаривай, коли начал.

И Степа не удержался:

– А у тебя уши заложило, глаза застило. Гонишь свои гектары и ничего замечать не желаешь. На славу позарилась! Похвалы, заметка в газете... Вот головка и закружилась!..

– Это я на славу позарилась?! Я?! – вскрикнула Нюша и обернулась к Тане, словно хотела найти у нее защиту. – Да мы как скаженные работаем... как дуры отпетые! И в дождь и в жару... До поздней ночи... От баранки аж руки сводит! – Она поправила платок на голове и зло оглядела парня. – Спасибо, товарищ секретарь! Оценил нашу работу, сказал золото словечко... Премного благодарны!..

– Ты послушай, пойми... – пытался удержать ее Степа.

– Чего уж там понимать! Ты бы лучше на себя поглядел. Разъезжаешь тут со своей бочкой, контролер-инспектор, цепляешься ко всем, словно тебе наша бригада поперек горла встала...

– Ладно вам! Разойдитесь! – крикнула Таня, чувствуя, что еще минута, и Нюша со Степой окончательно рассорятся.

Степа махнул рукой и крупно зашагал прочь от трактора.

– Ну что вы с ним, как чужаки, схватываетесь? – с обидой заговорила Таня. – Ведь Степа дело говорит. Тебе и впрямь глаза застило.

– И ты о том же? – уставилась на подругу Нюша.

– Разве ты не видишь, как Антон во всем тебе потакает? И трактор для тебя достал получше, и ремонт в первую очередь, а другим все что похуже да напоследок.

– Да что ты, право! – вздрогнула Нюша и почувствовала, что начинает краснеть.

– Вот еще что... – помявшись, начала Таня, – вы с Антоном все рядом да вместе, прямо как жених с невестой. Правда это?

– Да что ты, Танька... Я знать ничего не знаю.

– Земля слухом полнится. Будто у вас все обговорено и согласовано. Кончите сев – Антон сватов будет засылать. «Никому, говорит, ее не уступлю».

У Нюши на глазах выступили слезы.

– Меня-то он спросил? Что я – лопух у забора, рыба безответная?

Вечером Степа собрал кольцовских комсомольцев около избы-читальни.

– Что за новая придумка? – спросили ребята. – Ночной субботник какой-нибудь или самогонщиков пойдем вылавливать?

– Ни то и ни другое. Просто хочу свести вас в полевой стан к трактористам... – пояснил Степа. – Забыли мы про них. Живут они как на отшибе, ни с кем не знаются... Вот и поговорим с ними, устроим вроде вечера смычки. Ведь дело-то у нас общее. – И он попросил парней захватить гармошку, а девчат не жалеть в этот вечер своих голосов.

Через полчаса с частушками под гармонь комсомольцы уже подходили к полевому стану.

Трактористы прислушались. Они сидели за длинным дощатым столом и при тусклом свете фонарей заканчивали ужин. Мошкара билась о стекла фонарей и, обжигая крылья, сыпалась на стол. Вспыхивали отдаленные зарницы, заливая окружающие поля мертвенным белым светом. Облака на горизонте собирались в тяжелые лохматые стога и ометы. Где-то лениво погромыхивал гром. Было безветренно, душно.

А частушки доносились все громче и отчетливее. Высокими озорными голосами девчата пели о незадачливых чумазых трактористах, об их плохой работе, о мелкой вспашке, об огрехах в поле и даже об удалом Гераське Банкине, который пашет за магарыч чужие огороды.

Банкин с досадой швырнул ложку:

– Черта с два поужинаешь тут. Эй, бригадир! Заткни-ка им глотку!..

Антон поднялся из-за стола и шагнул навстречу Степе.

– Скажи своим гулякам – пусть убираются. Ребятам выспаться надо... Нам завтра на смену чуть свет.

– Понимаю, – усмехнулся Степа. – Народ вы трудовой, рабочий. А все же надо бы нам поговорить. По душам, начистоту. У меня тут для вас кое-какие новости есть.

– Какие еще новости? – нахмурился Антон. Степа присел к столу.

– Среди вас наш кольцовский комсомолец работает, – негромко заговорил он, – Сема Уклейкин. Его сегодня колхозники с трактора ссадили. Знаете за что?.. А завтра, глядишь, и еще кого ссадят. Вот я и хочу спросить: зачем вам машины доверили?

– Это все? – отрывисто спросил Антон.

Степа кивнул головой.

– Тогда я скажу. – Антон оглядел членов бригады и заговорил о том, что секретарь комсомольской ячейки ведет себя довольно странно.

Трактористы и прицепщики в бригаде молодые, неопытные, могут, конечно, ошибиться, допустить промашку, и им надо помогать, поддерживать, учить их, а не придираться на каждом шагу, не выслеживать малейшее упущение, как это делает Ковшов. А если уж говорить по совести, то трактористы в бригаде работают совсем неплохо: с утра до ночи не сходят с трактора, забыли про воскресные дни, многие перевыполняют норму вспашки...

Двое или трое парней дружно поддержали Антона: правильный у них бригадир, заботливый, своих трактористов в обиду не даст.

«Вот как у них все гладко да ладно», – с недоумением подумал Степа и покосился на Нюшу.

Подперев щеку рукой, словно у нее заболели зубы, она молча сидела на другом конце стола и глядела в сторону.

Степа обернулся к Мите Горелову и Уклейкину – что-то они скажут? Или тоже отмолчатся? Но нет, Митя наконец поднялся из-за стола.

– Сказать, конечно, есть о чем, – угрюмо заговорил он. – Порядком уже поднакипело. Я раньше как думал: сядешь, мол, за машину, и все гладенько пойдет, как в книжке. Раз-раз– и в передовики. А на деле все вкривь да вкось лезет. То поломка у трактора, то горючего вовремя не подвезли, то бригадира с механиком в поле не отыщешь. Вот и работаем через пень колоду.

«И правда, я о ребятах знать ничего не знаю, – подумала Нюша. – Загородилась от всего своим трактором».

– У меня за эту неделю три раза трактор ломался, – пожаловался Митя. – В аварийщики меня зачислили. Горят подшипники и горят. А почему – сам не знаю. Замучился я со своим чертовым рыдваном...

– Верно, Митяй! – подхватил Уклейкин. – Разве на наших развалюхах вытянешь норму? Пусть уж Ветлугина на своем новом тракторе гектары гонит да в передовики лезет.

– Видали, товарищи! – обратился Антон к собранию. – Уже начинается личная зависть. Ветлугина все силы в трактор вкладывает, с душой работает, культурно, образцово. У нее многим поучиться не мешает...

– Ты погоди! – хмуро перебила его Нюшка. – Чему у меня учиться... я сама как приготовишка. Ты лучше скажи, почему ребят аварийщиками считают, почему у них машины то и дело ломаются?

Степа с любопытством поглядывал на трактористов. Страсти разгорались не на шутку. Значит, в бригаде не так уж все гладко да ладно...

– Могу объяснить. – Антон обернулся к Нюше: – Недоучились еще хлопцы как следует. В технике мало соображают. И что вы за механизаторы такие? – напустился он на Митю с Уклейкиным. – Только бригаду позорите. Ходите распустехами, грязнулями. Машины запустили. На пашне халтурите.

– Это я позорю?! Я?! – Митя махнул рукой и с грохотом полез из-за стола.

Вслед за ним поднялся Уклейкин.

– Ты... ты не смей так о ребятах! – вскочив, крикнула Нюша Антону. – Не хуже они других... Не последние какие-нибудь. – Она догнала Митю с Уклейкиным и вернула их к столу. – А ну садись! Слушай, чего я скажу. Вот ты, Уклейкин, говоришь, что у тебя машина плохо работает. Рыдван, развалюха... А давай меняться. Ты забирай мой трактор, а я за твой сяду. Не хочу я, чтобы на мою новую машину пальцем показывали, – в сердцах бросила Нюша. – Может, я и на рыдване поработать сумею.

– Машины же на все лето за людьми закреплены.

– А ты возьми да раскрепи. Ты же бригадир. Ну как, Уклейкин, согласен? По рукам?

– Лихо придумано – тракторами меняться, – фыркнул Банкин. – Не зевай, парень. Не прогадаешь...

– А чего ж... я не откажусь, – согласился Уклейкин.

– Только, чур, соревноваться будем, – предупредила Нюша. – И каждый день проверять друг друга. И тебя, Митя, вызываю... кто больше и лучше вспашет.

– Я соревнования не боюсь, – сказал Митя. – Только пусть бригадир за ремонтом следит... Чтобы в мастерской по совести все делали, а не тяп-ляп... Или мы сами будем контролировать.

Антон начал было уговаривать Нюшу не меняться трактором, но Степа сказал, что затея с соревнованием и контролем за машинами очень стоящая, и Митя, Уклейкин и Ветлугина ударили по рукам.

На другой день на Нюшкин участок на велосипеде прикатил Антон. Дивчина уже работала на тракторе Уклейкина. – Нашла себе колымагу, утешилась, – с досадой сказал он, когда Нюша остановила машину. – Покатишься теперь вниз.

– Поживем – увидим, – ответила Нюша. – А трактор ты не хорони... Он не хуже других.

– И вообще, зря ты вчера за Горелова с Уклейкиным вступилась. Все равно они бракоделы и аварийщики. Лощилин говорит, что их придется из бригады отчислить.

– Это еще на воде вилами писано, – бросила Нюша. – А ячейка наша на что? Мы за ребят и постоять можем. – И она с неприязнью оглядела Антона. – Лучше скажи, о какой ты свадьбе болтаешь? Разве я тебе обещала?

– Клянусь, слова никому не говорил, – принялся уверять Антон.

– А почему слух о нас идет?

– На каждый роток не накинешь платок, – ухмыльнулся Антон. – В колхозе же видят, как я к тебе отношусь... Понимают.

– Так вот, заруби себе... – холодно сказала Нюша. – Чтоб я таких разговоров больше не слышала... Ни к чему мне это.

Антон обиженно пожал плечами:

– Так я ж не тороплю... Ждать буду.

Он по-хозяйски поднял капот над мотором трактора и достал из кармана новое магнето.

– Вот, раздобыл для тебя. Заменить хочу! Нюшка с решительным видом опустила капот:

– Нет уж, уволь... Я в особом внимании не нуждаюсь. Ты бы лучше ребятам побольше помогал, в поле к ним почаще заглядывал.

– Да ты что? – удивился Антон. – Бывалым трактористом себя почуяла? Не рано ли? А мотор разладится или еще что... Вот и сядешь в борозде, как Митька или Уклейкин. Наплачешься тогда.

– Не жди... не заплачу, – вспыхнув, буркнула Нюшка.

– Смотри, дело хозяйское, – усмехнулся Антон, убирая магнето в карман и садясь на велосипед.

Он отъехал, потом, пораздумав, вернулся обратно и миролюбиво сказал:

– Ладно тебе, не ершись. Случится с машиной что – меня кликнешь. Я не за горами...

Нюша промолчала, и Антон, побалансировав еще немного на велосипеде, уехал к своему трактору.

«Подумаешь, какой спец незаменимый!» – с досадой подумала Нюша, но в душе согласилась, что без поддержки Антона ей все же было бы нелегко управляться с трактором. А что же дальше? Так и будет она бегать к бригадиру с жалобой на каждую неполадку в машине, пользоваться его особым расположением, ходить у Антона в любимчиках? Слухи же тем временем будут все расти и расти...

– О чем это вы с ним? – спросила Таня, кивая на удаляющегося Антона.

– Да так... о разном, – пробормотала Нюша и, промолчав, покосилась на подругу. – Скажи, только в открытую. Ребята на меня очень сердиты? Митька вот... Степа?

Таня невесело усмехнулась:

– Да, забыла ты про них... И тихая чего-то стала, голоса не подаешь. А помнишь, как в зампредах ходила?

– Запуталось тут все, – хмуро отозвалась Нюша. – Ну да ладно, встряхнули вы меня. И знаешь, чего я надумала? Надо нам с ребятами еще получиться. Чтоб любая машина нас слушалась!