Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I."
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)
Наутро из МТС дали команду прекратить подъем зяби, и тракторы, как натрудившиеся кони, начали стягиваться к эмтээсовской усадьбе.
Поставив свой трактор около мастерской и по привычке протерев его тряпкой, Нюша направилась к конторе и здесь столкнулась с Антоном.
В распахнутой кожаной куртке, в лихо сбитой на затылок кубанке, он схватил руки девушки и крепко потряс их:
– Поздравляю!..
– С чем же это? – усмехнулась Нюша, отнимая руки и пряча их в карманы. – С тем, что зябь недопахали... Да еще трактор чуть не утопили.
– Ну, с трактором, скажем, все в порядке. Ты просто герой, отличилась вчера. Я уже и начальству об этом доложил. Тебе благодарность будет объявлена. Банкин же, конечно, выговорок огребет... А насчет зяби... – Антон развел руками, – с нас взятки гладки. Стихия, ранняя зима. Ничего не поделаешь... Тут главное, что ты свой первый сезон кончила с победой.
– С какой еще победой?
Антон многозначительно улыбнулся:
– Я же говорил, быть тебе на щите... В общем, узнаешь на собрании.
И действительно, дня через три всех механизаторов пригласили в контору МТС.
Когда Нюша с девчатами пришла на собрание, в конторе было уже полно людей. Письменные столы заранее были вынесены в коридор, в конторе расставили скамейки и табуретки, и на них разместились трактористы, прицепщики, учетчики, ремонтные рабочие из мастерской.
Настроение у всех было приподнятое. Парни приоделись по-праздничному, кое-кто был уже под хмельком.
– Что же вы в таком затрапезном виде явились? – упрекнул Антон девчат.
– Думали, по делу собирают, – ответила Зойка.
– Всякое будет. И деловое, и премиальное... А танцы на закуску. Вон и музыка наготове. – Антон кивнул на двух парней с новенькими гармониями за плечами.
Покосившись на гармонистов, Зойка принялась уговаривать девчат сбегать домой и переодеться.
– А может, не танцевать – плакать придется, – остановила ее Нюша. – Вот навешают шишек нашей бригаде...
– Это за что же шишки? – обиделась Зойка. – Работали, надрывались, на солнышке жарились, керосином провоняли и нате пожалуйте...
Нюша заявила, что переодеваться она не пойдет, и, насупившись, села на заднюю скамейку. Рядом с ней примостились девчата.
Репинский открыл собрание. В президиум избрали бригадиров тракторных бригад, механика Лощилина, заведующего мастерской. Когда они все разместились за столом, покрытым красным сатином, Репинский выступил с речью.
Он поздравил механизаторов с завершением хозяйственного года, потом, близоруко щурясь, принялся листать какие-то ведомости и монотонным голосом называть десятки цифр: план тракторных работ в переводе на мягкую пахоту перевыполнен на столько-то, горючего сэкономлено столько-то, запасных частей сбережено на такую-то сумму.
Полузакрыв глаза, Нюша слушала директора и не знала что подумать. По его словам выходило, что механизаторы теперь самые почитаемые люди в деревне, от них зависит и урожай, и колхозное богатство, и мужики на них чуть не молятся.
«Вот как у других-то хорошо все получается, – позавидовала Нюша. – Не чета нашей бригаде».
И она с трепетом ждала, когда директор МТС заговорит о трактористах, работавших в Кольцовке.
Но Репинский не пожелал утруждать себя длинной речью. Он призвал механизаторов и дальше работать так же успешно и предоставил слово для зачтения приказа механику Лощилину.
Лощилин поднялся из-за стола и достал из туго набитой папки отпечатанный на машинке приказ. В ту же минуту от двери протолкался эмтээсовский сторож старик Акимыч и с торжественным видом поставил на стол фанерный ящик, прикрытый газетой.
Шепот в конторе стих, все насторожились и вытянули шеи.
Первым в приказе было названо имя Антона Осьмухина. Он вывел свою бригаду на первое место в МТС, лично добился наивысшей выработки и самой большой экономии горючего. Антону присваивалось звание тракториста-ударника и присуждалась первая премия – отрез на костюм.
Лощилин жестом фокусника сдернул с фанерного ящика газету и извлек из него черный шевиотовый отрез. Потом достал из папки книжку ударника в красном коленкоровом переплете, положил на отрез и, держа его в руках как хлеб-соль, поднес Антону:
– Прошу, товарищ Осьмухин!
В конторе раздались аплодисменты.
Антон вскочил из-за стола, поправил гимнастерку, затянутую узким кавказским ремешком, и с достоинством принял из рук Лощилина премию.
Механик и директор пожали ему руку.
– Какие обязательства на будущее берешь, товарищ Осьмухин? – деловито осведомился Репинский. – Стоять на месте нельзя... на пятки могут наступить... Надо, как говорится, вперед и выше! Поделись-ка своими планами с народом...
– Могу и поделиться, – охотно согласился Антон, небрежно сунув в карман книжку ударника. – Вот здесь товарищ директор призвал нас стремиться вперед и выше... Так я от имени нашей бригады могу заверить...
– А ты не от бригады... ты от себя скажи, да по совести, – неожиданно раздался чей-то голос.
Все обернулись к двери. У порога стояли Игнат Хорьков, Аграфена Ветлугина и дед Анисим. Когда они пришли на собрание– никто, кажется, не заметил.
– Что значит «по совести»? – смешавшись, переспросил Антон.
– А вот то самое... – ласково продолжал Анисим. – Вперед и выше – это твоя бригада умеет. Нормы гоните, газуете почем зря – только бы побольше гектаров вам записали. А вот поглубже пахать что-то у вас не получается.
– Верно, Анисим Иваныч, – поддержал его Хорьков и Обратился к директору МТС: – Вот вы, товарищ Репинский, всё на гектары мягкой пахоты переводите, а нам от этого жестковато приходится. Мы вот в колхозе семь актов на ваших трактористов составили – мелкая вспашка, огрехи, затянули сроки сева... Почему же об этом-то в приказе ничего не сказано?
– И я вопросик имею, – подала голос Аграфена. – За какое ж такое отличие вы шевиоты своим кавалерам раздаете?
Антон, переминаясь с ноги на ногу, вопросительно посмотрел на директора и механика. За столом произошло замешательство. Лощилин, наклонившись к директору, что-то шептал ему на ухо. Шея Репинского наливалась багровой кровью.
– Ой, Нюшка, – шепнула Таня подруге, кивая на колхозников. – Зачем они только пришли? Весь праздник испортят...
– Праздником будто и не пахнет, – ответила Нюшка, поднимаясь со скамейки и стараясь рассмотреть, что происходит за столом.
И она подумала, что это, пожалуй, совсем неплохо, что колхозники заявились на собрание. Давно бы им пора поговорить начистоту с руководителями МТС. И тут же Нюше вспомнился Степа. Будь он в деревне, он тоже пришел бы сюда и первым полез бы в схватку.
– Дозвольте еще словцо молвить, – обратился к Репинскому дед Анисим. – Пользуясь, так сказать, случаем...
– Нет уж, извините, не позволю, – поднимаясь из-за стола, раздраженно заговорил Репинский. – Кто вам дал право вмешиваться в мои приказы? И кто вас, собственно, приглашал сюда? Здесь собрание механизаторов, обсуждаем свои внутренние дела... И присутствие посторонних здесь совсем необязательно...
– Не такие уж мы посторонние, – заметил Анисим. – Тракторы нашу землю обрабатывают... колхозную.
– Еще раз прошу, товарищ Безуглов... Не мешайте собранию. – Репинский нетерпеливо постучал карандашом по графину и кивнул Лощилину: – Продолжайте, Николай Сергеевич!
Механик откашлялся и огласил еще несколько имен трактористов, которым присваивалось звание ударника и присуждалась премия.
Пятой по счету была названа Нюша Ветлугина. В приказе говорилось, что эта первая девушка-трактористка показала за сезон отменную дисциплинированность, завидную любовь к машине и перегнала по выработке многих парней.
– Нюшка! Тебя зачитали! – вскрикнула Таня.
В первый миг Нюше показалось, что Лощилин оговорился или придумал какую-то озорную шутку.
Но механик с серьезным видом достал из фанерного ящика легкие, открытые, цвета перезревшего огурца туфли-лодочки на высоком каблуке, поставил их на краешек стола, а рядом с ними бережно положил красную книжечку:
– Прошу, товарищ Ветлугина!
В ту же минуту тесное помещение конторы наполнилось такими частыми и громкими рукоплесканиями, что створки рам, казалось, вот-вот распахнутся.
Парни из других бригад, до этого плохо знавшие Ветлугину в лицо, сейчас, поднимаясь с мест, рассматривали ее с неприкрытым любопытством и обменивались замечаниями:
– Вот она какая!
– Наперсток!
– И кто ей только трактор заводит?
– Да иди ты, иди! – шепнула Зойка и пребольно ущипнула подругу за руку. – Получай свои черевички.
Подталкиваемая девчатами, Нюша подошла к столу. Как в тумане, она пожала протянутые ей руки Лощилина, потом Репинского и покосилась на край стола.
– Бери, не задерживай, – поторопил механик. – Твоя премия... законная, трудовая.
– А ты примерь! – крикнула Зойка, когда подруга осторожно взяла туфли. – Может, еще номер не подойдет!
Нюшка невольно улыбнулась и зачем-то протерла туфли рукавом кофты – что ни говори, а премия завидная. О таких туфлях она и мечтать не смела.
Но тут Нюша встретила взгляд матери. Аграфена смотрела на нее с грустью и с сожалением и слегка покачивала головой. Позади нее стоял дед Анисим и, отвернувшись, жадно курил толстую цигарку.
– Покрасуйся, дочка... топни ножкой, – негромко сказала Аграфена. – Себе на утешение и начальству на радость!
Нюша вспыхнула и опустила голову.
Репинский вновь постучал карандашом по графину и бросил на Аграфену недовольный взгляд. Потом обратился к Нюше:
– О планах на дальнейшее говорить будешь?
– Скажу, – помедлив, ответила девушка, с трудом поднимая голову. – Я про этот год лучше скажу... И про нашу бригаду. Не знаю, как другие, а мы еще плохо работали... Совсем плохо! Правильно дедушка Анисим говорит – пенки с земли снимали... И никакие мы не ударники! И не за что нам отрезы да туфли вручать. Не заслужили пока. Подождем еще годок, совести наберемся... Вот и все... – Вздохнув, Нюша поставила на край стола туфли, положила рядом красную книжечку и вернулась на свое место, к девчатам.
Механизаторы зашумели, а из угла кто-то выкрикнул: «Вот так птичка-невеличка! Дает обороты!» – и нельзя было понять, то ли это было сказано в похвалу, то ли в осуждение.
Репинского бросило в пот. Он уже хотел как следует отчитать Ветлугину, но потом благоразумно решил превратить все в шутку.
– Моя вина, товарищи, каюсь! – благодушно заговорил Репинский. – Принял в механизаторы первую дивчину, а у нее, как у деточки в детском саду, капризов полно – того не хочу, этого не желаю. Послушай, Ветлугина, – обратился он к Нюше, – а если бы я тебе в приказе выговор объявил? Так ты тоже не согласилась бы?
– Смотря за что выговор! – буркнула Нюша.
– Видали? – обрадованно подхватил Репинский. – Послушать ее, так в эмтээс никакого руководства не надо. Мол, каждый тракторист сам себе директор. Сам пашет, сам учитывает, сам себя поощряет и наказывает. Ну нет, такого еще на свете не бывало. И я не затем сюда прислан, чтобы потакать всяким капризам...
– Как же все-таки с премией-то быть? – спросил Лощилин.
– Я своего приказа не отменяю! – заявил Репинский. – А туфли пока уберите в шкаф. Премия, так сказать, до востребования. Одумается дивчина – заберет.
Неожиданно попросил слова бригадир торбеевской тракторной бригады Василий Кочетков и, не дожидаясь разрешения, поднялся из-за стола.
– А я, товарищи, поддерживаю Ветлугину, – строго сказал он. – Правильно она поступила... честно, по-комсомольски! Действительно, неважно еще работали наши трактористы. Не заслужили мы пока премий. Вот, может, на будущий год докажем, на что мы способны. А пока, по примеру Ветлугиной, я тоже отказываюсь от премии. – И он положил на стол перед Лощилиным книжку ударника.
Репинский зачем-то принялся стучать по графину, хотя в конторе и без того было тихо.
– Черт те что! – выругался он. – Ты, Кочетков, часом, не заложил?
– Ни в одном глазу, товарищ директор!
Репинский вытер платком взмокший лоб и, махнув рукой, велел Лощилину читать дальше.
Механик быстро дочитал приказ, и на этом собрание закончилось.
СВОЯ БРИГАДА
Все повскакали с мест. Парни принялись вытаскивать в коридор скамейки. Гармонисты, словно моторы тракторов перед выездом в поле, опробовали гармони. В дверях уже толпились девчата из Кольцовки – наконец-то все трактористы в сборе и можно будет танцевать хоть до утра.
Нюша незаметно выскользнула за дверь – ей было не до танцев. На крыльце ее догнали подружки.
– Ой, Нюшка, а туфельки-то какие! – затараторила Зойка. – Отрада, загляденье! И почему только ты отказалась....
– Почему да зачем... – перебила ее Таня. – Нюшка же ясно сказала, совесть надо иметь. – И она с уважением посмотрела на подругу.
Горько и обидно, когда тебя незаслуженно ругают, а вот когда хвалят безо всякой причины, редко кто возразит против этого. Нюша же нашла в себе силы отказаться от незаслуженной похвалы. Значит, она все такая же, как и раньше, и не удалось Антону опутать ее. Вот если бы Степа знал об этом. Как бы он порадовался!
– А Кочетков-то как хорошо сказал, – заметила Феня. – «По примеру Ветлугиной»... И премию на стол.
К девчатам подошел Антон и шутливо распорядился:
– А ну, всем на танцы! Не срамить нашу бригаду!
Взяв Нюшу под руку, он отвел ее к мастерским и сообщил, что завтра они должны поехать в город, на областной слет передовиков-механизаторов.
– В область? На слет? – удивилась Нюша. – Да какие же мы передовики?
– Ну-ну, не прибедняйся. Начальство, оно знает, кого посылать. Все равно лучше нас с тобой в бригаде никто не работал... – Антон заглянул девушке в лицо. – Нам уже и командировки выписали. На три дня. Вот вместе и поедем.
Нюша покачала головой:
– После всего что было... Ну нет! Я на слет не ездок... Да и тебе не советую.
– Так командировки же готовы! – всполошился Антон.
– Пусть на других перепишут.
– И чудна́я же ты дивчина, – с сожалением сказал Антон. – Ей премию в зубы, а она брыкается.
– А тебе бы только жить по поговорке: дают – бери, бьют – беги, – усмехнулась Нюша. – Ну нет, я так не привыкла. У меня еще совесть есть.
– «Совесть, совесть»! – нахмурился Антон. – Да что вы одно заладили – то Фенька, теперь ты. Просто я работать умею. И машина меня слушается, начальство ценит. Что же мне теперь – от славы да от почета отказываться? И не моя вина, что в трактористы всякие недоделыши поналезли.
– Вон ты как о товарищах заговорил!
– Не о всех, конечно. Тебя я знаешь как уважаю. Ты любого парня за пояс заткнешь. – Антон схватил Нюшу за руку и привлек к себе. – Слушай, чего я думаю. Поработаем здесь еще годик, заручимся хорошими справками: так, мол, и так, передовики, премированные ударники, а потом в совхоз махнем. Или еще куда. Нам с тобой везде место найдется.
– Никуда я отсюда не собираюсь, – отстранясь, холодно сказала Нюша. – Ни с тобой, ни одна. И заруби себе на носу.
– Понимаю, – притворно вздохнул Антон. – Все дружка своего ждешь... Ковшова.
– Кого бы ни ждала – это моя забота.
– А дело-то с ним серьезнее получается, чем мы думали.
– Что – серьезнее? – насторожилась Нюша.
– Ну, это самое... хищение семенного зерна. Уже второй месяц следствие идет... Запутанное дельце, загадочное. Ты слышала, что в деревне начинают поговаривать? В тюрьме, мол, ни за что ни про что так долго держать не будут.
– Да ты что?.. – Нюша даже отступила назад. – И ты веришь этому?
Антон неопределенно пожал плечами:
– Я к тому, что всякие слухи пошли... И вообще, зачем тебе все это... Ну, скажем, вернется когда-нибудь Степка. А клеймо на нем все равно останется: в тюрьме побывал парень. Как тавро на лошади, на всю жизнь. Тебе-то каково будет... Подумай только.
У Нюши перехватило дыхание.
– Уходи, Осьмухин... Уходи! – хрипло выдавила она и бросилась прочь от мастерской.
Навстречу ей спешили девчата.
– О чем он с тобой? – нетерпеливо спросила Таня.
– Да так... о всяком, – тяжело дыша, ответила Нюша. – В город зовет... на слет ударников.
– Ну, а ты?
– Отказалась... Какая же я ударница! Только чужое место на слете занимать.
– Вот и зря, – сказала Таня. – Степу бы навестила, передачу ему отвезла... Поезжай, не отказывайся.
«И впрямь надо поехать», – подумала Нюша и обратилась к девчатам:
– Вы потанцуйте, коли охота. А я домой пойду... Что-то ноги гудят.
Подруги переглянулись.
Таня, в свою очередь, пожаловалась, что у нее от табачного дыма закружилась голова, Феня вспомнила про заболевшую мать, и девчата направились к Кольцовке. Зойка покосилась на дверь конторы, откуда доносились звуки гармошек, отчаянный топот ног и, вздохнув, поплелась за подружками.
По дороге девчата нагнали колхозников и Митю Горелова. Те неторопливо шагали по окаменевшей от мороза дороге и продолжали ругать МТС.
– А мы все еще сходуем, – сказал девчатам Анисим. – Жалко, словцо мне не дали, а то бы я разделал ваших молодцов под орех. Тоже мне ударники полей! Казакуем, тракторуем! Ты это здорово спесь-то с парней посбивала. Молодчина! А что туфель лишилась – не жалей. Разбогатеет колхоз – мы тебе две пары отвалим.
– Да что вы, дедушка! Я и не думаю о них!
– Здорово-то здорово! – вмешался в разговор Игнат Хорьков. – А все же вас, молодых, спросить надо. Вы же свои, кольцовские, а такую поганую работу в бригаде терпели?
– Мы-то при чем? – удивилась Зойка. – Пятая спица в колеснице... прицепщицы.
– Вы на машине сидите, и к земле ближе всех нас. Вот вам бы и доглядывать.
– Да много ли нас, кольцовских-то, в бригаде? – сказала Феня. – Все больше пришлые. Колхоз для них – дело далекое.
– Вот то-то и оно! – вздохнул Анисим. – Когда далекое да стороннее – толку не жди...
Показалась Кольцовка. Игнат Хорьков, Аграфена и Анисим пошли по своим домам. Девчата и Митя медленно брели вдоль улицы.
– Вот это да-а, – с досадой протянула Зойка. – Кто-то пахал, а мы за них в ответе. Дядя Игнат скажет тоже.
– А они, пожалуй, в чем-то правы, – задумчиво сказала Нюша. – И Степа Ковшов не раз говорил об этом...
– О чем? – переспросила Феня.
– А вот о чем. Надо нам свою бригаду собирать. Подобрать надежных кольцовских ребят и девчат... Кто, конечно, землю любит да с кого потом за работу спросить можно. Послать их зимой на курсы трактористов, а с весны – в поле. Чтобы на совесть работали, дружно, с охотой... И чтобы люди уважали таких трактористов и никто плохого слова про эмтээс сказать не посмел. Митя, ведь правильно я говорю?..
– Верно! – поддержал Митя. – Был такой план у Степы. Он все собирался на ячейке его обсудить. Да что там говорить много – нужна нам такая бригада. Еще как. Тут и слепому ясно.
– У нас и парней-то в селе почти не осталось, – заметила Зойка.
– А знаете, из кого бы я эту бригаду составила? – Нюша задорно оглядела подруг. – Из девчат. Да, да, вы не удивляйтесь! Не такие уж мы никчемушные... В первую очередь вас записала – вы же почти трактористки, потом человек десять новеньких бы позвала... Девчат в деревне хватит!
– Девчачья бригада! – вскрикнула Зойка. – Умора же!
– Для острастки Митю с Уклейкиным можно будет оставить, – улыбнулась Нюша. – Мужики все-таки, твердая рука...
– Да нашу сестру и на курсы-то не примут, – высказала сомнение Феня. – Будем, как в прошлом году, пороги эмтээс обивать.
– Но Нюша все же добилась своего, получила права, – сказал Митя.
– Так она измором начальство взяла.
– Ничего... Мы все теперь зубастее стали. Обломаем Репинского, – заверила Нюша и предложила поговорить о новой бригаде на ячейке.
НА БАЗАРЕ
Утром Ветлугину вызвал к себе Репинский, пожурил за вчерашнее анархическое выступление на собрании и сказал, чтобы собиралась в город на слет передовиков-механизаторов.
– Знаю, знаю, – поспешил он предупредить Нюшу, думая, что та станет отказываться. – Сейчас опять критику начнешь наводить. Изъяны, конечно, у нас есть, но все же наша эмтээс не хуже других работала. Надо видеть и достижения. Вот хотя бы, к примеру, тебя взять: первая дивчина на тракторе, неплохо овладела техникой... Почему бы тебе на слете не показаться?
– Хорошо! Я поеду, – согласилась Нюша, к немалому удивлению Репинского.
В этот же день вместе с группой трактористов из Кольцовской МТС она отправилась в город. Делегатов на совещание сопровождал механик Лощилин.
Слет должен был открыться вечером, и Нюша решила отнести Степе передачу. К тюрьме надо было идти через городскую площадь. День был базарный, и сотни подвод запрудили булыжную площадь. Съехавшиеся со всей округи крестьяне бойко торговали мясом, молоком, овощами, яблоками, зерном. Они шумели, перекликались, наперебой зазывали покупателей, расхваливали свой товар.
Нюшка с трудом пробиралась среди подвод.
На одной из телег она заметила краснобокие яблоки, не торгуясь, купила два десятка и сунула в узелок.
«Степе отнесу... пусть погрызет», – подумала она, и сердце ее заныло.
– Яблочки покупаешь? – вдруг услышала она голос Антона и быстро оглянулась.
У пивного ларька Антон с Лощилиным пили пузырчатое пиво и закусывали воблой. Антон был уже навеселе.
– А мы вот премию обмываем, – ухмыльнулся он. – Поддержи компанию, Нюша, пригубь за Николай Сергеича. Кто нас с тобой в передовики вывел? Он, дорогой наш механик...
– Ладно тебе, передовик, – перебил его Лощилин и скользнул взглядом по Нюше. – Видишь, недосуг Ветлугиной – с передачей торопится.
– А-а, – осклабился Антон. – Все ходит, носит, ножки бьет. Ну-ну, пусть старается... – Покачиваясь, он шагнул к Нюше и, схватив ее за руку, потянул к ларьку. – Ладно, успеешь еще...
Побледнев, Нюша с неприязнью вырвала руку и злым шепотом сказала:
– Не цепляй, Осьмухин. Пусти!
– Ну-ну, не расходись! Я ведь по-хорошему... – примиряюще заговорил Антон и вдруг насторожился: из рядов, где стояли подводы с зерном, донесся знакомый заливистый голос:
– А вот семенная пшеница!.. Отборная, сортовая, урожайная! Налетай, не зевай!
Удивленный Антон посмотрел на Нюшу:
– Слышишь! Никак, отчим твой зазывает... Горелов.
– Где Горелов? Откуда? – переспросил Лощилин.
Забыв про Антона, Нюша кинулась на голос. Лощилин с Антоном устремились за ней следом. Нюша протолкалась через толпу и увидела отчима.
Раскрасневшийся, потный и, видимо, уже изрядно под хмельком, он стоял у телеги, нагруженной пузатыми мешками, пересыпал с ладони на ладонь пшеничные зерна и громко зазывал покупателей.
– Папаше привет! – насмешливо сказала Нюша.
Горелов вздрогнул и растерянно улыбнулся:
– Фу-ты, Нюшка! Откуда взялась-то?
– Бойко же ты торгуешь! Из каких это урожаев только?
– Да вот... нашлись запасцы, – забормотал Горелов, воровато оглядываясь по сторонам.
– Какие запасцы... откуда? – встревожилась Нюша. – Да как ты смел наш хлеб продавать!..
– Это не наш... тут другое!
– Вы уж прямо скажите, – торопливо проговорил из-за Нюшкиной спины Лощилин. – Перекупили пшеничку у кого-нибудь... »
– Есть такое дело, – поспешно согласился Горелов. – Подзаработать малость хочу... – И он обратился к падчерице: – Ты уж того... не сказывай матери. Ругаться будет почем зря.
– Я спекулянтов не покрываю! – отрезала Нюша и подозрительно оглядела буланую неказистую лошаденку, запряженную в телегу. – А подвода у тебя чья? Это ведь не кольцовская.
– Нет, нет... Из другой деревни, – подтвердил Горелов. – Выручили добрые люди... Да вы-то откуда взялись?
– Мы на слет приехали, – сообщил Лощилин и, посмотрев на карманные часы, кивнул Антону и Нюше: – А нам, пожалуй, пора.
Но Нюша не собиралась уходить. Она погрузила руку в развязанный мешок и, набрав горсть зерна, пропустила его сквозь пальцы.
– И впрямь сортовая пшеница... Такую бы только сеять. И что за чудак продал ее тебе?
– Где там сортовая... – возразил Горелов. – Самая что ни на есть обыкновенная.
– А чего же зазывал да расхваливал: «семенная, урожайная...»?
– Какой же купец свой товар не хвалит? Не обманешь – не продашь. На том и базар держится, – забормотал Горелов и, метнув быстрый взгляд на Лощилина, с досадой отстранил Нюшку от телеги и прикрыл мешок. – Хватит тебе копаться. Ишь сколько зерна рассыпала...
Нюша усмехнулась и сунула руки в карманы курточки.
– Ладно, купец, торгуй!.. Строй палаты каменны на базарные денежки. – И она пошла прочь от телеги.
Лощилин и Антон догнали Нюшу около ларьков.
– Ну чего ты, Ветлугина? – принялся успокаивать ее Лощилин. – Стоит ли из-за отчима так расстраиваться... Что с него взять: запивоха, шабашник, ловчила. Купить-продать – первое его дело... Такого и могила не исправит.
Нюша вдруг оглянулась по сторонам и, достав из кармана щепотку пшеницы, показала ее механику и Антону.
– Нет, вы поглядите только, поглядите, – зашептала она. – Узнаете зерна?
Лощилин пожал плечами:
– Зерна как зерна... Самые обыкновенные.
– Ты, Нюшка, чудачка, – засмеялся Антон. – Что же они, зерна-то, меченые, что ли?
– А я узнала... Это же сортовая пшеница. Та самая, что нам в районе обменяли. Видите, какая она? Зерно полное, налитое, розовое. И на солнце даже просвечивает. Мне Степа все объяснил – это сортовая пшеница, высокоурожайная, морозоустойчивая...
– Ну и что из того? – спросил Лощилин.
– Как вы не понимаете! – огорченно вскрикнула Нюша и еще раз оглянулась по сторонам. – Мы же на след напали... Может, теперь и Степу удастся выручить...
– Каким это образом?
– Пятнадцать-то мешков пшеницы так и не нашли тогда у Ковшовых. А они вот где оказались, на базаре... Значит, Горелов знает, откуда эти мешки... У него теперь все нити в руках.
Антон опять засмеялся, а Лощилин покачал головой.
– Ветлугина думает, что эта пшеница из их колхоза. Разве сортовые семена не могли быть в другой артели?
– Могли, конечно, – согласилась Нюша. – Только чудно как-то! Зачем же хорошие семена на базаре продавать?.. Их сеять надо было.
– Значит, не успели... Или земли не хватило, – заметил Лощилин.
– А все равно Горелова надо выспросить, – настаивала Нюша. Она вдруг схватила Лощилина за руку и умоляюще заглянула в лицо. – Пойдемте к отчиму, попытаем его... Чья у него пшеница, откуда?
– Не скажет, пожалуй, – помедлив, ответил Лощилин. – Хозяина не захочет выдавать.
– А может, он сам... сам в чем замешан? – похолодев, зашептала Нюша. – Тогда вот что... Кликнем милиционера. Пусть он Горелова задержит. И хлеб чтобы до выяснения не продавали... – Вытянув шею, она принялась глазами отыскивать постового.
– Да ты что! Рехнулась! – прикрикнул на нее Лощилин. – При чем здесь милиционер? Какие у тебя доказательства? Хочешь человека ни за что оклеветать?
– Ты, Нюшка, не горячись, – поддержал Лощилина Антон. – За клевету и под суд угодить можно...
– Ладно, не отчаивайся, – успокоил ее Лощилин. – Никуда твой отчим не денется. Вернемся домой и обо всем его допросим... А сейчас иди куда тебе нужно... Да не запаздывай, скоро слет начнется.
Нюша пошла к тюрьме и все время думала об одном: неужели этот клубок со Степой не распутается?.. Она вложила в узелок завернутую в бумажку щепотку зерна, а в письме сделала приписку: «Посылаю тебе зерна пшеницы. Сообщи, узнаешь ли ее? Это очень важно!»
Через полчаса надзиратель передал Нюше ответ. Степа сообщал, что к следователю его больше не вызывают, дело о нем замерло и он совсем замучился от ожидания, тоски и безделья.
Дальше Степа писал, что насчет тракторной бригады девчата придумали очень здорово, но предупреждал, чтобы они держали ухо востро – недруги и недоброжелатели в МТС всегда найдутся.
А в самом конце записки было написано: «Пшеницу узнал сразу. Это тот самый сорт, которым мы должны были засеять осенью наши поля. Сообщи: в чем дело?»
Нюша обрадовалась – значит, она не ошиблась, не зря обратила внимание на пшеницу. Нет, тут дело нечисто, если Горелов так выкручивался и старался сбить ее с толку. А раз так, надо не упускать кончик, тянуть за него, пока не размотается весь клубок.
«Подожди, Степа, помучайся еще немного, может, скоро все и прояснится...»
Сунув записку за пазуху, Нюша вновь направилась на базар. Сейчас она еще раз поговорит с отчимом, разузнает все подробности об этой пшенице.
Но на базаре Горелова уже не было.
«Вот и опоздала», – пожалела Нюша и спросила бородатого старика, торгующего овсом, давно ли распродал пшеницу его сосед, долговязый, усатый мужчина в галифе.
– А он не стал ее и продавать, – сказал старик. – Как вы давеча с ним поговорили, он зараз лавочку закрыл и уехал, как наскипидаренный. И чего это вы ему сказали?..
– Куда уехал?
– Вот уж об этом он мне не доложился. Домой, полагать надо.
Нюша ничего не понимала. В этот же день, не дожидаясь открытия слета, она вернулась в Кольцовку.
Торопливо вошла в дом, оглядела избу и спросила у матери, где отчим.
– А кто его ведает, – с досадой ответила Аграфена. – Как ушел ни свет ни заря, так и не заявлялся. Все по округе шастает, легкие рубли сбивает. А чего тебе вспомнилось? Не очень ведь ты по нему скучаешь...
– А вот сегодня соскучилась, – нахмурилась Нюша и рассказала о своих подозрениях.
Аграфена схватилась за грудь:
– Да что ты, Нюшка... И так за Тишей недобрая молва тянется... А тут такое ли дело... подумать страшно. – И она попросила дочь до прихода Тихона никому ничего не рассказывать...
...В полночь в Кольцовку вернулся Лощилин. Когда заспанный Павел Трофимович впустил его в сени, механик тут же, в темноте, ударил Ширяева по лицу и с бешеной яростью втолкнул в пристройку.
– Да вы что... с цепи сорвались, – взмолился Павел Трофимович. – Перепились в городе-то, ополоумели... на людей бросаетесь!
– Убить вас мало, – тяжело дыша, процедил Лощилин. Он закрыл дверь на крючок и осветил лицо Ширяева. – Признавайтесь, куда хлеб подевали?.. Ну, тот самый, семенной?..
– Как с вами тогда обговорили, так все и сделано было, – поспешно заговорил Павел Трофимович, опасливо поглядывая на механика. – Пять мешков Ковшову подбросили, остальные мы с Гореловым в лесу закопали, в овраге. И хворостом завалили.
– Врете! – перебил его Лощилин. – Вам с Гореловым что было сказано: остатки хлеба уничтожить! Хоть в огонь бросьте, хоть в омут! Чтобы никаких следов не осталось. А вы вместо этого припрятали пшеницу у своего свата в Торбееве. Поживиться захотели, спекульнуть.
– И в мыслях такого не было, – обиделся Ширяев.
– Довольно изворачиваться! – прикрикнул Лощилин и рассказал о встрече на базаре с Гореловым, о мешках с пшеницей, о подозрениях Нюшки Ветлугиной, об ее исчезновении со слета. – Ну, что теперь скажете?
– Винюсь, Николай Сергеевич! Бес попутал... – тихо признался он. – Жалко было добро-то губить... вот мы и надумали...
– Дурни безмозглые! Сквалыги! – выругался Лощилин. – Погнались за рублем, а погорите на тысячи... Может, Ветлугина уже в милицию заявила. Может, с Горелова сейчас показания снимают...
– Что ж теперь, Николай Сергеевич? – испуганно спросил Ширяев. – Неужто на след нападут?
– Пробрало наконец-то! Лазаря запели... – насмешливо бросил Лощилин и заходил по комнате. Потом остановился против Ширяева. – Слушайте меня внимательно. Сейчас все зависит от поведения Горелова. Я его еще вчера заставил убраться с базара и уехать в Торбеево. И при этом наказал, чтобы он в Кольцовку носа не показывал. Но Горелов – человек ненадежный, может и подвести. Так что придется вам, Ширяев, заняться им. Отправляйтесь в Торбеево и еще раз предупредите Горелова, чтобы он жил где угодно, только не дома. И чтобы от милиции держался подальше. Словом, пусть вроде как пропадет без вести. Ну, а если заартачится, – закончил Лощилин, – сами понимаете, как говорить надо.
