Текст книги "В третью стражу. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Намор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 61 страниц)

   Подумав об Ольге, Степан неожиданно для себя заволновался.

   "Не женщина, а мечта подростка в пубертатный период. Сексуальная до умопомрачения, внешне слегка вульгарная и самую малость развратная – "медовая ловушка" в чистом виде. А ведь меня к ней тянет. Безнадёжно, – с учётом её отношений с Олегом, – я бы сказал даже болезненно безнадёжно. Да... что самое страшное, она умна настолько же, насколько красива. И сознательно этим пользуется. Так что, пожалуй, нет у меня никакой зависти к Ицковичу. Это всё равно, что желать модель из эротического журнала, внезапно оказавшуюся соседкой по лестничной клетке, и ревновать её к партнёрам по съёмкам. Детство в чистом виде.

   А о Жаннет, значит, вспоминать не будем? Конечно, воспользовался пьяной комсомолкой, как хотел, и забыл об этом лёгком приключении. Разложенец буржуазный! А что ещё мне было делать? Она вся извелась по белокурой бестии – душке Себастьяну и... В общем если бы не я – глупостей бы наделала, как пить дать. Дружеский секс, своего рода психотерапия и ничего больше. Хотя я бы повторил – и не один раз..."

   Мысли о красавице Кисси и ночи с Жаннет, внезапно вызвали тянущее ощущение внизу живота, – полузабытого в прежней жизни предвестника эрекции. Захотелось бросить всё и, забыв, который час, отбросив усталость и условности, позвонить Мардж. Но, к счастью, в поместье просто не было телефона.

   "Что, козёл похотливый, – даже озлобленность на себя вышла у Степана в этот момент какой-то усталой и неубедительной, – дорвался до баб, как Витя с Олегом до "бухла"? Скорую сексуальную помощь себе нашёл? Баронессы не дают, комсомолки далеко, так на гувернантках отрываешься? Пользуешься тем, что девочка на тебя "запала"? Впрочем, здоровый секс по обоюдному согласию раз в неделю ещё никому не повредил. Отнесём это к терапевтическим процедурам".

   Проблема, однако, в том, что Мардж находилась сейчас в Лондоне, а он... Он даже не в Эдинбурге, он черт знает где, на берегу одного из богом забытых шотландских озер. Но ему здесь, как ни странно, – хорошо. Даже очень хорошо.

   Матвеев выглянул в окно. В редких разрывах низких серых облаков проглядывали... нет, не кусочки синего неба, а другие облака, светлее по оттенку и плывущие выше. Солнце пряталось где-то совсем высоко. И куда, спрашивается, исчезли голубые небеса полудня? Хмурый северный день клонился к закату. А не очень-то и далеко отсюда – если смотреть по прямой – за морем и горными кряжами Западной Европы, на юго-востоке, пробивались первые, ещё достаточно робкие ростки новой войны. Но и это и всё происходящее за окном уже через несколько минут Степана не беспокоило. Он буквально "вырубился" прямо за столом, привалившись спиной к стене и уронив голову на грудь. В пепельнице дотлевала, чёрт знает какая по счёту, сигарета, а в чашке подёрнулся маслянистой плёнкой недопитый кофе, сваренный уже безо всяких изысков. Организм, подстёгиваемый никотином и кофеином, не выдержал такого издевательства и выдал парадоксальную реакцию – Матвеев просто уснул. На этот раз без сновидений.

   ***

   Ну, разумеется, ни в какую Швейцарию она не поехала. Что ей там, в этой Швейцарии делать? Что потеряла она в унылом Цюрихе и похожей на ломбард Женеве? Ровным счетом ничего. Однако, если ты лиса, а Кайзерина Кински никем другим просто и быть не могла, то "взмахнуть пушистым хвостом", заметая следы и отводя взгляды, – и не в труд вовсе, а в удовольствие. Вот и взмахнула – "

Аааа... Я уезжаю

,

Но скоро вернусь

!" – а сама прямо из Парижа отправилась в Вену, разослав в Цюрих, Женеву и Стамбул короткие телеграммы самого невинного содержания, да медленно ползущие через континент письма с более подробным изложением тех же обстоятельств. А обстоятельства эти были самые прозаические: миссия полковника Левчева в Берлин, – опять деньги на оружие клянчить, – да объявление очередного "лота" под названием "лёгкий танк "Skoda"LT vz.35 и другие сопутствующие товары от фирмы производителя..." По некоторым прикидкам секреты фирм производителей – "Шкода" и "Чешска Зброевка", включавшие техническую документацию на ручные пулеметы CZ vz.26, девятимиллиметровую "Чешску Зброевку" и еще кое-какой металлолом, – должны были принести ей никак не меньше двадцати тысяч фунтов стерлингов. А деньги, тем более такие деньги, в нынешних ее обстоятельствах – вещь совсем нелишняя. Ну, в самом деле, не у мужа же "на шпильки" выпрашивать? Хотя, если припрет, можно и у мужа...

   ***

   Вена встретила Кайзерину солнцем и мокрыми тротуарами. Накануне прошел снегопад, но, разумеется, снег в марте – это даже не смешно. Вот и ей это никакого удовольствия не доставило, но Кейт и задерживаться в Австрии не собиралась. Отправила письмо "товарищу Рощину", про которого знала только то, что он легальный резидент советской внешней разведки, проверила почту: Стамбул, как и предполагалось, откликнулся первым; пообедала в хорошем ресторане близ главпочтамта: суп с фриттатен, форель, белое вино из южной Штирии и, разумеется, большая порция кайзершмаррен с кофе и малиновым шнапсом; и вернулась на вокзал, чтобы убыть вечерним поездом в Мюнхен. А в поезде не успела выпить на сон грядущий толику коньяка, как уже – "Гляди-ка!" – утро на дворе, баварские Альпы во всем своем великолепии и проплывающие за окном вагона фольварки, деревни, да зеленые сосновые рощи. Одним словом, красота и величие истинно германских земель, хотя если честно, с каких пор австрийцы и баварцы стали немцами, одному Гитлеру известно. Самих их предупредить, судя по всему, забыли...

   А она, что она сама забыла в Мюнхене?

   "Ради бога! – отмахнулась Кайзерина от непрошеных мыслей. – Я никому более отчетом не обязана! Захотелось в Мюнхен, значит, так тому и быть!"

   Вот уж чего она точно не собиралась делать, так это рефлектировать. Достаточно этим назанималась еще будучи Ольгой, а теперь – все. Как отрезало.

   "

Ни слез, ни душевных терзаний, ни... трам-пам-пам-пам-пам-па-па... пошли-ка все на... фиг... ребяты, сегодня гуляю одна

!"

   Она сняла номер в хорошем отеле; перекусила в обеденном зале, пока ее вещи путешествовали с вокзала в гостиницу, а затем забралась в горячую ванну, закурила пахитосу, приняла на грудь – "На мою белую грудь... Хох!" – толику французского коньяка и, наконец, подняла трубку телефона.

   Все-таки Германия крайне организованная страна. Кайзерине только и нужно было, что задать соответствующий вопрос портье, и, поднимаясь на лифте в свой номер, она имела на руках маленькую картонную карточку, где тщательно и со всеми подробностями были изложены искомые сведения. А интересовало Кайзерину, как не трудно догадаться, местопребывание госпожи Вильды фон Шаунбург. Ну и где бы ей быть, кузине Вильде, как не в имении мужа? А там, оказывается, и телефон есть – двадцатый век на дворе, а не абы как – и ехать туда, если все-таки придется, не так чтоб уж очень далеко: пешком не пойдешь, но на извозчике или автомобиле – совсем рядом. За три-четыре часа вполне можно добраться.

   – Але! – выдохнула она в трубку. – Это дом Себастиана фон Шаунбурга?.. Да... Нет... Какая жалость! А вы, милочка? Вильда фон Шаунбург? Надо же! А я... Да, да, да!.. Ну, конечно же мы родственницы! На свадьбе... Нет, не помню. Хотя постойте, Вильда! Это когда было-то?.. Ах, вот оно как! Я была в Африке тогда... Ну конечно расскажу!.. Приеду, почему бы и не приехать?! Извозчик? Ах, даже так?.. Очень любезно с вашей стороны, Вильда...

   Когда через четверть часа она положила трубку, вода в ванне несколько остыла – надо было вовремя горячей добавить – но зато, не успев еще познакомиться с Вильдой лично, Кайзерина обрела в той подругу и родственницу, что совсем не мало, если смотреть на вещи трезво. А баронесса Кайзерина Альбедиль-Николова умела видеть вещи именно такими, каковы они есть. Это-то как раз и называется "трезвый взгляд" даже если хозяин "взгляда" пьян. Но была ли Кайзерина пьяна?

   ***

   А Вильда оказалась чудо как хороша! Истинно арийская женщина, и все такое.

   – Да, – серьезно кивнула Кайзерина, выслушав предположения Вильды фон Шаунбург. – Несомненно. Вы в зеркало посмотрите...

   Но это, разумеется, были чистой воды дамские глупости. Ну и что, что рыжие да зеленоглазые? У них и цвет кожи один и тот же. Да и вообще обе они женщины, со всеми вытекающими из этого факта особенностями анатомии и физиологии. Вот, разве что, грудь у Вильды не такая высокая, да тяжелее немного, но разве же в лишних граммах счастье?

   – Возможно, – согласилась Кайзерина, с улыбкой выслушав очередную порцию предположений об их кровном родстве.

   – Я кажусь вам дурой, не правда ли? – неожиданно спросила Вильда, прерывая весьма познавательный рассказ об австрийской ветви своего рода.

   – Нет, – покачала головой Кайзерина, уловив в интонации жены Баста нечто настолько же настоящее, насколько могут быть настоящими горы, небеса и речные струи. – Вы мне таковой не кажетесь... Вы счастливы с Бастом?

   "Зачем я ее спросила? Что хорошего в том, чтобы мучить бедную женщину?"

   "А почему, собственно, мучить? – через минуту удивилась она своей же упертости. – Что мешает мне сыграть с ней в "руку провидения"? Не правда ли: у провидения красивая рука?"

   Ну что тут скажешь! Кайзерина и сама не знала – не могла и не хотела объяснить – что с ней происходит, чего она хочет, и зачем делает то или это. Вот когда предлагала полковнику Баштюрку краденые секреты чешского ВПК, твердо знала, зачем и почему, и какую конкретно сумму в английской валюте хотела бы за свои услуги получить. А с какой целью притащилась в имение Баста – даже не задумывалась. Не знала, и знать не желала, плывя как рыба в речном потоке – сама по себе и вместе с рекой, куда бы та не стремила свой бег. Захотела и приехала, поддавшись мгновенному капризу. И с чего вдруг ее "пробило" совращать милую и явно не склонную к однополой любви Вильду фон Шаунбург – тоже совершенно непонятно, ведь сама-то она до сих пор предпочитала одних лишь мужчин. Но накатило что-то настолько сильное, что, верно, и наэлектризованный воздух задрожал, как перед бурей, и огонь в камине заметался со страшной силой, словно горючего плеснули. И жена Баста не устояла. Потрепыхалась немного, краснея и вздыхая, да и поддалась общей атмосфере безумия, сдаваясь на милость победителя. А победительница, сама плохо соображая, и едва ли понимая, что и зачем творит, как во сне притянула к себе Вильду и впилась губами в растерянно приоткрывшиеся губы. И вдруг – "Великие боги!" – ее обдало таким жаром и так толкнуло в виски, что только держись! Прямо как с Бастом, честное слово! Тот же жар, тот же бег сердца под гору. И ласковая нежная кожа под пальцами и жар зажженных страстью губ. С ума сойти!

   И уже не помнилось – не запомнилось, ушло в небытие неузнанное и неосознанное – как добирались до спальни, как "вылезали" из платьев и белья, и как и что делали потом. Только в ушах – гул бушующего пламени лесного пожара, и алая пелена – кисеей неутолимой страсти перед глазами, и пьянящая свобода, которой слишком много даже на двоих.

   ***

   "Зачем?" – чудный вопрос, особенно тогда, когда нет ответа. Но Кайзерина задала его себе всего два раза. Один раз за завтраком, поймав плывущий, все еще "пьяный", взгляд Вильды и уловив в нем тень надвигающегося раскаяния и растерянности. А второй раз – в липовой аллее, где баронесса устроила с позволения хозяйки импровизированное стрельбище.

   В доме было полно замечательных охотничьих ружей и не только ружей: великолепная коллекция. Тут обнаружились и совершенно уникальные экземпляры. И все действующие, как оказалось, все "на ходу". Ну как же Кейт могла удержаться, когда "Голланд-Голландовский" дробовик "Рояль", и "тулочка" в серебре 1907 года, и маузеровский штуцер для африканского сафари, и винтовка Бердана, "заточенная" на лосей, да медведей, и карабин Манлихера... Ну чисто девочка в кукольном магазине...

   – А можно? – Боже мой! Это что же ее, баронессы Абедиль-Николовой, голос так просительно звучит? Но нет сил устоять перед таким великолепием, разве что – слюной подавиться.

   – Разумеется, можно... – Вильда все-таки сомневается. – Не думаю, чтобы Себастиан был против...

   – А где бы нам пострелять? – резко берет быка за рога Кайзерина Кински.

   – Н... не знаю... Возможно, в липовой аллее?

   И вот уже расползается в чистом и сладком мартовском воздухе будоражащий кровь острый запах пороха. Гремят выстрелы. Лопаются со звоном винные бутылки, и разлетаются в пыль сухие тыквы. И совершенно счастливая Кайзерина оглядывается на Вильду, видит полыхающий в изумрудных озерах ее глаз восторг, и спрашивает себя во второй и последний раз: "Зачем?"

   Но...

   "Сделанного не воротишь... -

говорит она себе, вскидывая австрийский штуцер начала века.

– И ведь совсем неплохо получилось..."

   Выстрел. Еще один...

   "А за неимением гербовой... -

«австрияк» отправляется в тележку, на которой старый Гюнтер привез всю эту «добычу» в липовую аллею, и в руки идет «тулочка», такая изящная, что впору влюбиться

. – За неимением гербовой можно... можно и повторить! А?"

   Глава 7. Берлин-Мюнхен

   – О чем вы думаете? – резковато и неожиданно, но почему бы и нет?

   "Как там говорится в русской поговорке? Ты начальник... Но это ведь не только про славян сказано. Немцы в этом смысле другим народам сто очков форы дадут и ни за что не проиграют. Ты начальник, Рейнхард, и ты в своем праве".

   – Да, вот думаю, как бы ловчее перерезать вам глотку, господин Группенфюрер, – без тени улыбки ответил Баст.

   – Рейнхард. Мы ведь не на службе, Себастиан, не так ли?

   – Рейнхард, – сдал назад Баст.

   – Итак? Чем? Когда? За что? – у Гейдриха холодноватые голубые глаза. Прохладные. Нордические. Одна беда: размер и разрез. Маленькие, немного косят и иногда бегают. И разрез глаз оставляет желать, но...

   "Короля играет свита. А Гейдриха – черная аура посвященности, избранности, вовлеченности в страшные тайны режима. Где-то так".

   – Полагаете не за что? – играть так играть: даже любопытно, какова на самом деле длина поводка и ширина ошейника?

   – Допустим, – кивнул Гейдрих. – Допустим, что так. Но я задал еще два вопроса.

   – Опасной бритвой. Ночью, во сне.

   – Господи Иисусе, Баст! – воскликнула, появляясь в дверях, Лина. – Что вы такое говорите? Кого вы собираетесь резать?

   – Меня, – Гейдрих кивнул жене и чуть скривил узкие губы в улыбке.

   – Тебя?! – если бы могла, она наверняка всплеснула бы руками. Но Лина Гейдрих, урожденная фон Остен несла в руках поднос. Сама. Как настоящая немецкая жена. Впрочем, возможно, за пять лет супружества она просто не успела еще привыкнуть к роскоши, связанной с общественным положением мужа.

   "Лина фон Остен..."

   Удивительно, как он мог забыть! Но забыл – это факт. И вспомнил только сейчас по случаю, сообразив, наконец, откуда есть пошла их странная дружба с Гейдрихом.

   Это случилось летом тридцатого. В августе. Ближе к вечеру. Погода стояла отменная. Во всяком случае, идти под парусом было одно удовольствие. Они с Карлом шли с запада на восток, из Фленсбург-фиорда, пересекая Малый Бельт и оконечность Кильской бухты, держа курс на Фемарн Бельт. Остров Фемарн был уже виден вдали, когда Карл вдруг заорал и замахал руками, указывая куда-то вправо по ходу движения. Навигация в этих водах и без того сложна из-за интенсивности судоходства, а тут еще вечер на носу, и садящееся солнце играет колющими глаза бликами на короткой, но неприятной волне. Баст оглянулся...

   "Да... – вынужден был согласиться он сейчас, сидя в гостиной дома Гейдриха и глядя на жену своего босса. – Все так и было. Как же я мог..."

   Там качалась на нервной волне перевернувшаяся пузатым днищем вверх лодка, а рядом с ней маячили две мокрые головы, а еще дальше видна была байдарка, идущая на помощь оказавшимся в воде людям.

   – Держи парус! – приказал Баст и, сбросив туфли и брюки, прыгнул в воду.

   Ну, вода в Балтике никогда не бывает слишком теплой. Тем более на глубине и в конце лета. Но ему это было нипочем. Прыгнул, вынырнул и поплыл, наращивая скорость и борясь с невысокой, но слишком крутой волной. Впрочем, плыть было совсем недалеко, и не он один шел на помощь попавшим в беду девушкам, а в перевернувшейся лодке плыли именно девушки. С другой стороны спешил к ним блестящий – во всяком случае, на тот момент – морской офицер Рейнхард Гейдрих. А одной из неудачливых путешественниц и оказалась как раз дочь учителя с острова Фемарн: Лина фон Остен, – девушка своеобразной красоты, разрушившая своим драматическим появлением весьма перспективный роман сотрудника управления связи флота, лейтенанта Гейдриха с дочерью хозяина крупнейшего металлургического концерна "IG Fabernim". Впрочем, бог с ней с дочерью богача, сломана оказалась и успешно начатая карьера лейтенанта. В результате, германский флот лишился отменного офицера, а Гиммлер нашел себе великолепного помощника. Самое забавное, однако, или, напротив, грустное – это то, что в тридцатом Баст фон Шаунбург уже несколько лет был членом НСДАП, а вот Гейдрих вступил в партию только в 1931. Такова ирония судьбы.

   Оставалось, выяснить, какие еще чертовы сюрпризы приберегает на "черный день" гребаная память Баста фон Шаунбурга. Но что творится в душе мужчины, беседующего с Рейнхардом Гейдрихом, знает только он сам. А вслух он говорит всего лишь то, что обязан сказать.

   – Благодарю вас, Лина, – вежливо улыбается Баст, принимая чашку с кофе. – Мы просто шутили.

   – Вот именно, дорогая, – высоким, значительно выше, чем у жены, голосом подтвердил высказанную гостем версию Гейдрих. – Просто шутили.

   ***

   – Вы путешествуете с женой?

   Великолепный вопрос, просто замечательный.

   – Нет, Рейнхард, – Баст отпил немного кофе и потянулся за сигаретами. – Вильда сейчас в Мюнхене. Вернее в нашем имении недалеко от города. А почему вы спрашиваете?

   И в самом деле, что это? Очередная провокация, на которые так горазд его шеф, или намек на "толстые обстоятельства"?

   – Кругом одни доносчики, Баст, – внимательный взгляд, таящий в себе толику недосказанности. Знакомая интонация, привычный взгляд: "

А я знаю про тебя такое, что в жизни не отмоешься

!" Фирменная манера поведения сукина сына, желающего держать всех на коротком поводке.

   – Ну и какую же гадость прочирикал вам на ухо очередной дятел? – Баст оставался спокойным, если не сказать большего. С того мгновения, как он в красках представил себе убийство Гейдриха, ему сильно полегчало, и ничего уже, кажется, не могло нарушить вернувшегося душевного равновесия.

   "Дай только время, дружище Рейнхард. Дай только время, и я найду способ перерезать тебе горло. А что уж это будет: опасная бритва или садовые ножницы – какая, в сущности, разница? Это всего лишь техника, Рейнхард, всего лишь гребаная – от и до – техника!"

   – Не жена, – кивнул Гейдрих. – А мне говорили, рыжеволосая...

   "Действительно знает или бросает камни наобум?"

   – Где? – поднял бровь Баст, прикуривая.

   – Нет, – покачал головой Гейдрих. – Так далеко наши возможности еще не простираются. Но идея стоит того, чтобы ее обдумать. Как полагаете, Баст, это не вызовет излишней ажитации, если я предложу ввести в личные дела сотрудников дополнительный параграф: цвет волос на лобке?

   – Многие женщины и некоторые мужчины красят волосы, – кивнул Баст. – Но я спросил не об этом.

   – Я понял, – усмехнулся Гейдрих. – В Париже, Брюсселе, Амстердаме, где-то еще.

   "Где-то еще! Хитрец!"

   – В Париже, – согласился Баст. – Возможно, в Брюсселе, но никак не в Амстердаме. В Амстердаме ее со мной точно не было.

   – Кого? – вот в этом весь Гейдрих: пока зверь не ушел, охота продолжается.

   – Ее, – Баст закурил, затянулся, выпустил дым, посмотрел на своего начальника.

   – О ком мы говорим? – Гейдрих был невозмутим и целеустремлен.

   – О моей кузине баронессе Альбедиль-Николовой.

   – Славянка? – поднял бровь Гейдрих.

   – Разумеется, – кивнул Баст и виновато пожал плечами. – Кайзерина Кински чистокровная славянка.

   – Ах, вот как, – ни удивления, ни раскаяния, одна нудная фактология. – Немка, я полагаю... и вы... Я вас правильно понял?

   – Сплю ли я со своей кузиной? – Баст задумался на мгновение, словно не был уверен в ответе. – Да.

   – Любопытно, – Гейдрих обозначил "улыбку" неким почти анемичным движением тонких губ и перешел к главному "блюду". – А мне говорили...

   "Говорили..."

   – ... мне рассказывал один в высшей степени достойный молодой человек из боннской организации СС...

   – Юношу не Лео Айх зовут? – Басту было любопытно, но не страшно. В конце концов, если начальнику мало адюльтера, пусть будет золотоволосый "Айх".

   – Не помню, – нахмурил лоб Гейдрих. – А что?

   – Ну, если это все-таки был Лео Айх, то я действительно хотел с ним переспать. Году, надо полагать, в тридцать третьем... Вас, Рейнхард, ведь это интересует, не правда ли?

   – Хотел...

   – Просто из спортивного интереса, – с улыбкой объяснил Баст, глядя Гейдриху прямо в глаза. – Было любопытно: а вдруг понравится...

   – Понравилось?

   – Побоялся.

   – Что так?

   – Ну должен же и я, господин группенфюрер, чего-нибудь бояться...

   – Непременно, господин штурмбанфюрер... Человек, который ничего не боится, подозрителен и опасен...

   ***

   Итак, его повысили в звании. Штурмбанфюрер – это уже майор. Совсем не стыдное звание для молодого мужчины, никогда не служившего в армии. А любовница – даже если это адюльтер, попахивающий инцестом – всяко лучше подозрений в гомосексуализме, даже притом, что официально Фюрер заявлял, что "лишь бы человек был хороший". Хорошему партийцу могли простить многое, но все-таки не все.

   "Балбес и бабник, – решил Баст. – Так будет лучше всего".

   Следующие сорок минут он рассказывал боссу о том, что притащили его "собственные сети" кроме тины и пустых бутылок из-под пива.

   – Похоже на зондаж, – согласился внимательно выслушавший рассказ сотрудника Гейдрих.

   – Да, мне тоже так показалось.

   Между тем Гейдрих встал из кресла, прошелся по комнате, закурил на ходу, но вернулся к Басту не раньше, чем выкурил сигарету до половины.

   – Как думаете, Баст, чего они хотят? – спросил, останавливаясь перед фон Шаунбургом. – Сидите! – жестом удержал попытавшегося было встать Баста.

   – Полагаю, они хотели бы создать доверительный канал связи.

   – Со мной? -

скепсис

.

   – Скорее, с кем-нибудь вроде вас, -

уточнение

.

   – Военные? – все-таки хоть он и чудовище, но умное чудовище. Разбросанные тут и там "сигналы" заметил, учел и интерпретировал единственно возможным способом.

   – Полагаю, что это так.

   – Есть идеи, кто бы это мог быть персонально?

   – Нет.

   – Хорошо, Баст, -

о

чевидно, решение созрело и принято.

– Сыграйте их... но только аккуратно. Будет обидно, если уйдет такая рыба...

   ***

   К счастью, он не должен был носить форму. Во всяком случае, от него этого не требовали. Но все равно, нет-нет, а ловил себя на мысли, что быть "Штирлицем" ему не нравится.

   "А вас, Штирлиц, я попрошу остаться..."

   – Чему смеетесь, дружище? – а вот Мюллер форму носил, пусть и крайне редко, чаще предпочитая по старой полицейской привычке недорогой штатский костюм. И был совсем не похож на Броневого.

   – Да, так, – Баст подошел ближе и протянул руку. – Здравствуйте, Генрих, или мне теперь надо обращаться к вам по уставу?

   – Полно, Себастиан! – Мюллер протянул руку и одновременно пытливо заглянул Басту в глаза, снизу вверх. – Я всего лишь простой мюнхенский бюргер... Вы же знаете,

господин риттер

.

   – Да, – усмехнулся фон Шаунбург, – вы мне уже как-то об этом говорили.

   – В тридцать первом, в марте, – кивнул Мюллер. – Когда пообещал, что сгною в тюрьме. Ведь так, дружище?

   Фактический руководитель Гестапо лучился доброжелательством, но не зря же его уже третий год не принимали в партию. Кое-кто не забыл, сколько крови выпил нацистам этот въедливый мюнхенский полицейский. Тот еще сукин сын!

   – Так чему же вы все-таки улыбались, дружище? – "Вот кого не собьешь с мысли! Чистой воды бульдог – схватит, так не отпустит!" – Не надо мной ли, скромным служакой?

   – Ну что вы, Генрих! Как можно! – Баст взгляда не отвел. Напротив, даже несколько "нажал". У Гестапо-Мюллера есть репутация, у фон Шаунбурга – тоже.

   – Вы же знаете, как трепещет мое аристократическое сердце при виде такого красивого мундира.

   – У вас не хуже, – сказал, появляясь откуда-то из-за спины штурмбанфюрер Небе. – Или я ошибаюсь?

   – Здравствуйте, Артур, – вежливо поздоровался Баст. Даже подбородком отсалютовал. – Ну, куда мне до вас с Генрихом! Вы большие люди, а я ...

   – Не прибедняйтесь! – добродушно улыбнулся носатый Небе, наверняка, польщенный скрытым комплиментом. – Ни я, ни Генрих не имеем, ни "шеврона старого бойца", ни "Нюрнберга". Вы ведь не знакомы с Эрнстом Вайцзеккером?

   Будущий начальник "Kripo" держал под руку довольно высокого худощавого мужчину в безукоризненном темном костюме.

   – Приятно познакомиться! – протянул руку Баст. – Себастиан фон Шаунбург... – он намеренно упустил место своей службы и сразу же перевел разговор в более интимную плоскость. – Мой отец, господин барон, одно время был дружен с вашим отцом, когда тот занимал пост премьер-министра Вюртемберга.

   – Рад знакомству, – сухо ответил Вайцзеккер, по всей видимости, не слишком довольный тем, какие именно детали его биографии счел нужным озвучить Баст. И продолжил:

   – Руководитель политического отдела МИДа.

   Строго и по существу.

   – Ох! – Баст притворно всплеснул руками и отступил на шаг назад. – Скажите, господа, что я делаю в компании таких важных особ?

   – Может быть, карьеру? – прищурился Мюллер.

   – Кто здесь говорит о карьере? – спросил, подходя к ним Гейдрих. – Не слова больше, господа, а то вы развратите моего лучшего сотрудника.

   – А что он у вас делает? – спросил Небе.

   – Не знаю, – холодно улыбнулся Гейдрих. – Пока только проживает по заграницам казенные деньги и спит со всякими шлюхами вместо того, чтобы делать это с законной женой.

   – Это приказ? – удивленно взглянул на Гейдриха Баст.

   – Да, – кивнул тот. – Хотите, чтобы я оформил его письменно?

   – Никак нет! – имитировал "щелканье каблуками" Баст. – Прикажите отбыть немедленно?

   – Приказываю отбыть немедленно по окончании приема, – вполне командным тоном "уточнил" Гейдрих. – И находиться в распоряжении жены... В полном распоряжении, я имею в виду, – усмехнулся он, глядя фон Шаунбургу в глаза. – Шесть. Нет, десять дней, -

пауза. Усмешка. Оценивающий взгляд

. – До полного истощения возможности к сопротивлению. Вы меня поняли, штурмбанфюрер?

   – Яволь.

   – Хотел бы я знать то, что знает про вас Рейнхард, – задумчиво произнес, глядя вслед Гейдриху, Мюллер. – Но ведь не поделится...

   "Монстры..." – покачал мысленно головой фон Шаунбург и, взяв с подноса, очень вовремя возникшего рядом с ним официанта бокал шампанского, отсалютовал им сначала Мюллеру, а затем и Небе.

   ***

   Шелленберга Баст нашел у стола с закусками в компании нескольких незнакомых штатских и офицеров люфтваффе.

   – Добрый вечер, господа! – приветствовал он их полупустым бокалом. – Что если я украду у вас Вальтера минут на пять?

   – Себастиан! Дружище! – Шелленберг был явно приятно удивлен, встретив здесь этим вечером старого своего знакомца. – Какими судьбами? Господа, разрешите представить вам Себастиана фон Шаунбурга...

   "Бла-бла-бла и бла-бла-бла..."

   И в самом деле, все такого рода представления, что называется, "на одно лицо". Рад, не рад, а честь имею, рад знакомству, и прочее в том же роде.

   "Сто лет бы вас не знал и не видел!"

   – Ну, как вы тут живете, Вальтер? – спросил Баст, когда они остались одни.

   – Скверно. Хотите? – Шелленберг достал сигареты и протянул пачку Шаунбургу.

   – Спасибо, – кивнул Баст, принимая "угощение". – Что так?

   – А разве не так? Вы работаете, Себастиан, – грустно усмехнулся Шелленберг и чиркнул зажигалкой. – Я имею в виду -

там

. А я... – он предложил огонек Шаунбургу и прикурил сам. – А я просиживаю штаны на Принц-Альбрехтштрассе. Правда, шеф, – он на мгновение поднял взгляд к потолку, обозначая, таким образом, своего всесильного владыку – Гейдриха. – Всё-таки заставил меня сдать государственные экзамены. Теперь я дипломированный законник. Каково?!

   – Мои искренние поздравления, Вальтер! За это следует выпить! – и Баст щелкнув пальцами, подозвал одного из официантов, снующих вокруг наподобие неприкаянных душ в чистилище. – Прозит! – он сменил пустой бокал на полный и отсалютовал Шелленбергу.

   Они пригубили шампанское и снова посмотрели друг на друга. Шелленберг ведь был достаточно умен, чтобы понять, Себастиан появился здесь и сейчас не без причины.

   – В сущности, вы правы, – кивнул Баст. – Я говорящая голова нашего обожаемого шефа.

   – Говорите, Себастиан, – чуть улыбнулся Шелленберг. – Я... я умираю от нетерпения. Верите?

   – Верю. Задание... – Баст взял Шелленберга под локоть и увлек на балкон. Здесь было холодно и сыро, но не было лишних ушей. – Подробности завтра, в секретариате. Но главное – сегодня, и не спрашивайте меня, ради бога, почему группенфюрер передает этот приказ через меня. Будет желание, спросите. Не будет – оставим как есть.

   – Договорились.

   – Ну, вот и славно, – Баст затянулся и выбросил окурок в пепельницу, установленную на высокой бронзовой треноге, словно это и не пепельница вовсе, а храмовый светильник. – Вы едете в Рим, Вальтер. Как вам нравится такая идея?

   – Пока нравится, – с улыбкой, за которой пряталось нетерпение, ответил Шелленберг.

   – Там встретитесь с главой Службы Военной Информации генералом Роатта.

   – Марио Роатта? – переспросил Шелленберг.

   – Не знаю его имени, – пожал плечами Шаунбург. – Но первый разговор у вас состоится с генералом, а затем вы будете иметь дело с теми офицерами его штаба, кого он вам укажет. Кроме того, вам придется работать и с людьми из "Отдела Е" службы специальной информации морского флота.

   – Цель? – Шелленберг тоже выбросил окурок.

   – Не стойте ко мне слишком близко, – усмехнулся вдруг Баст. – У меня плохая репутация, могут, бог весть, что подумать.

   – Я занимался вашей репутацией, – без тени улыбки ответил Шелленберг. – Искренне рад сообщить вам, что ничего, кроме глупостей, в вашем прошлом не обнаружено.

   – Спасибо, Вальтер.

   "Так вот откуда ветер дует. А я-то гадал, почему я?"

   – Итак?

   – Ваша цель – сионисты.