Текст книги "В третью стражу. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Намор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 61 страниц)

13.02.36 г. 11 ч. 57 мин.

   Распахнулась дверь, и водитель остановившегося рядом с кафе "Пежо" выскочил на проезжую часть, чуть не угодив при этом под колеса ситроеновского грузовика, тащившегося по встречной полосе. Гукнул клаксон, грузовик вильнул, прижимаясь к тротуару, и на мгновение скрыл от Вула и черный пикап, и его сумасшедшего – или просто пьяного? – водителя. За это время Борис Саулович успел выскочить из бриссерии на улицу и выхватить из-под мышки "Люгер". И тут сцена открылась перед ним во всем своем великолепии. Он увидел бегущего прочь от пикапа молодого человека в светлом плаще; наперерез тому уже устремились двое в штатском: один посольский, а второй – очевидный француз. Увидел и пассажира: медведеподобного мужика, ворочающегося в салоне брошенного "Пежо"; разглядел и револьвер в "лапе" у пассажира, и что-то – в руке посольского шофера. А где-то слева пронзительно завизжали тормоза, Вул непроизвольно обернулся на звук и тут же уловил движение за спиной, но когда "забахали" выстрелы, он все еще смотрел на коричневый "Ситроен", вынужденный затормозить, – двое чекистов с оружием перекрыли проезд.

13.02.36 г. 11 ч. 57мин

   Времени на размышление не оставалось, но Матвеев все, кажется, понял верно. Вот-вот должен прогреметь взрыв. Пикап встал удачно, но как поведет себя ударная струя, встретив на пути тяжелый "Паккард", определить сложно. Во всяком случае, Матвеев этого не знал: физика физикой, но практика пиротехника здесь как-то важнее. В любом случае, это уже свершившийся факт: если не произойдет чего-то сверх драматического, – "Пежо" останется там, где стоит.

   А Кольб длинными прыжками убегал от взрыва, прямо вдоль улицы, и у него был шанс "убечь", но допустить этого нельзя, и именно поэтому Степан находился сейчас здесь, Ольга сидела на крыше, а Витька тоже должен был быть где-то рядом. Да и Олег никуда как будто не спешил. Чекисты – или кто они там? – пытались перекрыть ему дорогу, и то, что он их пока не давил, – лишь вопрос затянувшейся паузы. Но песок времени стремительно просыпался в склянку прошлого, а тот мужик, на которого Степан еще раньше обратил внимание в пивной, стоял сейчас среди деревьев в двух-трех метрах от проезжей части, в руке у него был "Парабеллум", и...

   Раздался выстрел и звон бьющегося стекла. Вернее, громче всего был слышен как раз звук бьющегося стекла, а сам выстрел долетел хлопком пробки из бутылки шампанского. Но это была не газировка, разумеется. Это посольский в "Паккарде" стрелял по Сергеичеву прямо сквозь два стекла...

13.02.36 г. 11 ч. 58 мин.

   – Дави их в бога, в душу мать! – Виктор, не заглушив мотор, выскочил из машины и вскинул "Шмайсер".

13.02.36 г. 11 ч. 58 мин.

   Ольга выцелила мужчину, бежавшего к пикапу, и плавно нажала на спусковой крючок...

13.02.36 г. 11 ч. 58 мин.

   Матвеев выхватил из кармана револьвер и выскочил из бриссерии...

13.02.36 г. 11 ч. 58мин

   Выстрел водителя "Паккарда", камешком в горах, спустил смертоносную лавину, и в следующее мгновение Rue Maitre Albert наполнилась треском беспорядочной пальбы.

   Федорчук длинной очередью срезал и Кольба, и почти уже схвативших того агентов госбезопасности, советской ли, французской – это значения не имело. "Шмайсер" – вот же черт! – заклинило где-то на половине магазина, но разбираться с тем, что там не так, некогда, и отбросив бесполезное железо в сторону, Федорчук потянул из кармана пистолет...

   Откуда прилетела пуля бегущий к "Пежо" чекист понять не успел. Кусок свинца в медной оболочке пробил черепную коробку без вариантов восстановления, и лишил возможности осознать что-либо, как если бы выстрел был произведен прямо в лицо. Но пуля попала энкавэдешнику в темя, и это, наверняка, навело бы кого-нибудь на размышления, но разбираться некому, да и некогда пока. Ольга стреляла так быстро, как только могла, не растрачивая боеприпасы зря. Она уже не пряталась, – встала в полный рост у самого ограждения крыши – низкой каменной стенки, едва доходившей ей до пояса – и "работала", стремительно выбирая самые важные цели в сложнозакрученном действе, там, в двадцати метрах ниже ее ног.

   Стрелял и Степан. Однако неожиданно он попал в более чем сложную ситуацию. Выскочив из пивной и вскинул ствол, выцеливая спину того здоровенного мужика, который, казалось, всего за мгновение до него вылетел на улицу, но уже собирался в кого-то стрелять из брутального "Люгера", Матвеев вынужден был переключиться на совсем других противников. К счастью, бежавшие вдоль домов люди и сами не ожидали появления еще одного персонажа на ступенях бриссерии. К тому же они не знали – или не успели сразу сообразить – кто он такой, зато Степану в этом смысле было проще. Он-то точно знал, кто здесь свой, а кто чужой. Матвеев резко развернулся навстречу вооруженным мужчинам и начал стрелять раньше, чем те успели поднять свои пистолеты.

13.02.36 г. 11 ч. 58 мин.

   Первый выстрел ударил сзади, через мгновение стреляли уже все, кто мог. Олег коротко взглянул на Питера Кольба, спина которого вдруг взорвалась от нескольких попаданий с близкого расстояния, и прибавил газ. Один из французов – Ицкович почему-то подумал, что это именно француз – отлетел в сторону, задетый скулой бампера, а второй убрался с дороги сам. Да так поспешно, что даже оружия достать не успел.

   "Врешь, не возьмешь!" – ухмыльнулся Олег, и в этот момент за спиной что-то грохнуло...

   "Как взрыв", – промелькнуло в голове, и он напрягся, ожидая ударной волны, но ничего не случилось, лишь со звоном посыпались стекла в машинах и окнах домов, да заложило уши как в скоростном лифте.

   "Ох!" – Олег ударил по тормозам и оглянулся.

   Как ни странно, "Пежо" частично уцелел, его дымящиеся обломки валялись между деревьями на противоположной стороне улицы. А вот "Паккард", оказавшийся на пути "выстрела", "дуновением картечи" снесло напрочь. Досталось и другим машинам, в которых, кажется, не осталось никого живого, и дому, где размещалось кафе: стена с входом покрылась выбоинами, а из раскрошенного проема, на месте широкого окна-витрины, – валил сизый дым и рвались первые языки пламени...

13.02.36 г. 12 ч. 03 мин.

   Отшвырнув винтовку, Ольга подхватила брезентовый мешок и бросилась к чердачному окну. Все было кончено, и, хотя она не знала, погиб ли при взрыве маршал, ранен он, или невредим, оставаться на крыше было уже бессмысленно. Внизу, на улице, сейчас только мертвые и раненые, и ей очень хотелось думать, что никого из ее "мальчиков" там нет.

   Бросив рюкзак на загаженный голубями дощатый пол чердака, она спрыгнула вслед за ним, и, не задерживаясь, побежала дальше, едва успев подхватить по пути свой багаж. А вот на лестнице задержалась. Вылезла из комбинезона, буквально вывернувшись из него, как линяющая змея из кожи, стянула через голову толстый свитер, и быстро, лихорадочно, натянула юбку и жакет из плотной шерстяной ткани. Черную вязаную шапочку сменил темный парик с уже пришпиленной к нему шляпкой-таблеткой, а ноги Ольга сунула в тёплые боты на высоком каблуке. Сброшенную одежду и брезентовый рюкзак запихала в просторную сумку из мягкой бордовой кожи, и, глубоко вдохнув– выдохнув пару раз кряду, быстро, но без суеты, зацокала каблучками по лестнице.

13.02.36 г. 15 ч. 19 мин.

   Последним на конспиративную квартиру явился Виктор. Взглянул вопросительно на собравшихся компаньонов, но они знали не больше. Радио об инциденте с Маршалом Советского Союза молчало, а других, более оперативных, нежели газеты, каналов информации в 1936 году еще не существовало.

   – Ну и что скажете? – спросил Федорчук, выпив залпом полстакана коньяка и закурив сигарету. И только сейчас заметил, что "Баст фон Шаунбург" выглядит не слишком здоровым.

   – Не знаю, как там с маршалом, – а вот нас всех, дамы,

– несколько секунд Олег смотрел на Ольгу совершенно больными глазами

, – и господа, -

продолжил, переведя взгляд сначала на Степана, а потом и на Виктора.

– Нас следует принудительно лечить от дурости, вот что я вам скажу.

   И он был прав, потому что, вспомнив, что и как происходило всего несколько часов назад на улице Rue Maitre Albert, назвать их план иначе, как сильно извращённой попыткой коллективного суицида, Виктор не мог. Однако сделанного не воротишь, не так ли? Так. И слава богу, что "суицид" не удался. И не важно теперь "кто виноват" в спасении их дурных голов и задниц, промысел ли божий, случай ли, статистическая ошибка, гм... или собственное мужество, – все они были живы – и это главное.

   Из газет:

Страшные находки парижской полиции. В одной из квартир дома N** по улице *** обнаружены следы пыток (кровь, зловещие инструменты), а так же документы и личные вещи, включая нижнее белье исчезнувшего несколько дней назад сотрудника русской эмигрантской газеты «Часовой» Дмитрия Вощинина. Тело Вощинина пока не обнаружено. Предполагаемый владелец квартиры по данным полиции может быть сотрудником германских секретных служб...

Как сообщают наши московские корреспонденты. В СССР объявлен траур по случаю безвременной кончины от рук фашистских бандитов, первого заместителя Народного Комиссара Обороны, Маршала Советского Союза Михаила Тухачевского... Найденные на месте взрыва останки... будут захоронены у Кремлёвской стены...

Правительство Чехо-Словацкой республики перебрасывает новые армейские подразделения подкреплённые танками, артиллерией и даже авиацией в Судетскую область... Ожесточённые бои идут на улицах судетских городов... Действуют военно-полевые суды...Исполнение приговоров происходит сразу же после их вынесения...

   Глава 3. Как это делается в Брюсселе

   – Твой босс уехал, – перед тем, как сесть за Танин столик, Олег не стал снимать пальто, только расстегнул донизу, да положил темно-зеленую фетровую шляпу на столешницу с краю.

   – А?..

   Олег залюбовался ее глазами...

   – Пока они строго соблюдают условия договора, – сказал он, доставая сигарету. – И то сказать, я скормил им столько... – он прервал на мгновение фразу, чтобы прикурить от вспыхнувшей с шипением спички, и продолжил, не отрывая взгляда от глаз Татьяны, – ...пищи для размышлений... вкусной и здоровой... что было бы верхом неблагодарности и глупости, начинать нарушать наше джентльменское соглашение с первого же дня.

   – Значит, едем в Париж? – она сделала крошечный глоток, но Олег видел, – кофе понадобился только для того, чтобы сначала опустить взгляд, а потом, из-под взмаха ресниц, полыхнуть отблеском жемчуга распахнутых глаз...

   "Кокетка!" – не без удовольствия подумал Ицкович и, щелкнув пальцами, выдернул сонного официанта из мира грез.

   – Кофе! – приказал он не терпящим возражений голосом. – Крепкий. Без молока и сахара. Быстро.

   – Ты ведешь себя, как настоящий фашист! – едва не подавившись смехом, выдохнула Татьяна.

   – Возможно, – кивнул Олег. – Но радоваться тут нечему. Не так ли?

   – Так, – теперь ее взгляд "прогулялся" куда-то влево, к окну и через него на улицу, и вернулся обратно: глаза в глаза. – Но ты не ответил на мой вопрос.

   – Не уверен, – пожал плечами Олег.

   – В чем? – не поняла его Таня.

   – Не уверен. Про Париж, – ответил он. – Возможно, мы выберем что-нибудь другое...

   – Почему? – удивилась она, забыв на мгновение даже о том, что кокетничает, а не просто так – погулять вышла.

   – Во-первых, – Олег загасил сигарету в пепельнице, но новой брать не стал. Вообще с курением стоило завязывать, и уж, во всяком случае, его следовало сокращать. – Во-первых: никогда не следует упускать возможность озадачить твоих "

работодателей

" неожиданным ходом. Чем меньше они будут понимать "

ход наших мыслей

", тем лучше. Ну а, во-вторых: нам следует хорошенько обдумать, что и как теперь делать. Всем, я имею в виду. Danke, – равнодушно кивнул он официанту и, взяв чашку прямо с подноса, сделал первый глоток.

   – К чему ты ведешь? – спросила Татьяна, когда официант оставил их одних.

   – Поедем на природу, – улыбнулся Олег. – Как ты относишься к тому, чтобы уехать на несколько дней в провинцию?

   – В провинцию? – кажется, он ее сильно удивил. Еще сильнее, чем прежде.

   – Да, – подтвердил Олег. – В Арденны. Большой сельский дом, почти замок...

   – Звучит заманчиво, – усмехнулась Таня. – Ты, я, природа...

   – И все Родственники и Знакомые Кролика... – уловив оттенок озабоченности в ее голосе, поспешил расставить точки над "i" Олег.

   – А я думала, ты предлагаешь мне романтическое приключение... – как бы даже разочарованно протянула Татьяна, и Олегу вдруг показалось, что она, и в самом деле, разочарована.

   – А ты бы хотела? – спросил он, стараясь не выдать голосом переживаемых сейчас чувств.

   – А ты спрашивал? – прищурилась она.

   – И где бы я мог тебя об этом спросить? – все-таки женщины странные создания. Пять минут назад, можно сказать, пули над головой еще свистели, а теперь...

   – Ну, например, здесь. Сейчас, – как бы подтверждая его мысль, предложила Татьяна, и глаза ее при этом вроде бы даже заблестели.

   – Спрашиваю, – эта короткая фраза далась Олегу совсем нелегко, но он, кажется, справился.

   – О чем? – сделала Татьяна "большие" глаза.

   "Да, что ж ты делаешь!..."

   – О возможности романтического путешествия вдвоем, – ровным голосом ответил Олег.

   – Я – не – знаю... – опустив глаза долу, едва ли не шепотом ответила она.

   – Знаешь, как называют таких девушек? – Олег снова взял себя в руки, и хотя и не был весел, задал вопрос почти веселым тоном.

   – Знаю, – кивнула она, – но ты же не скажешь этого слова вслух?

   Ну, разумеется, не скажет. Тем более ей. Еще "тем более", учитывая свои собственные грехи. И уж совсем "тем более", после крайне напряженной, а временами и просто опасной недели, которую они пережили в Брюсселе.

   – Не скажу...

   ***

   К сожалению, Олег не видел Татьяну у мемориала павшим воинам... Нельзя было, пусть и хотелось. Впрочем, он ее увидел в тот же день, только несколько позже. Увидел. Однако, не имел ни времени, ни сил, чтобы поговорить нормально, полюбоваться, глядясь в ее глаза, как в самые лучшие в мире зеркала, и уж тем более, не могло тогда быть даже речи, чтобы уединиться и... Ну что за жизнь! Ждешь, волнуешься, исходишь, можно сказать, на "нет" от страха, что больше ее не увидишь, но в самый ответственный момент – в "момент истины", если по большому счёту, – женщину, к которой неравнодушен, отодвигаешь в сторону, как "объект, не представляющий неотложного оперативного интереса" и переключаешься на того, кто такой интерес, несомненно, представляет. Штейнбрюк... Отто Оттович Штейнбрюк, офицер австрийской армии, если память Витьке не изменила, и корпусной комиссар РККА, если не ошиблась Ольга. Интересный человек. Неординарный. И, конечно же, опасный... И все-таки все началось не с начальника первого – западного отдела РУ РККА, а с нее – стройной молодой женщины в коротком пальто и длинной юбке, появившейся у памятника павшим воинам в шесть часов вечера второго марта 1936 года.

   ***

   В Брюсселе, несмотря на официальное начало весны, было холодно и как-то промозгло, словно город стоял на море. А к вечеру еще и ветер усилился, и Тане, стоявшей у памятника на совершенно открытом месте, было совсем не сладко. Но ни уйти, ни "согреться танцем" она не могла. Ждала Олега, да и товарищи разведчики, наверняка, издали за нею присматривали. Поэтому она лишь прохаживалась вокруг памятника, то рассматривая убогие милитаристские барельефы на нем, то переводя взгляд на величественное здание дворца юстиции, такое большое, что даже страшно становилось за маленькую Бельгию: сколько же должно быть в ней чиновников, судей и прокуроров, чтобы заселить это мегалитическое уродство?

   – Мадам! – раздался за спиной детский голосок, и вздрогнувшая от неожиданности Татьяна резко обернулась.

   Перед ней стоял мальчишка вполне типичного – даже и без памяти Жаннет, легко узнаваемого по старым фильмам – облика: разносчик газет. "Покупайте "Ле Паризьен"! Свежий выпуск "Ле Паризьен". Крушение в Нанси! Человек-волк из Давоса загрыз беременную монахиню..."

   – Мадам! – мальчишка был франкофон, и это значительно облегчало общение.

   – Да, мальчик.

   – Вы не месье Себастьяна ждете?

   – Да, – сердце рвануло куда-то вверх и застряло в горле, мешая говорить.

   – А денежку дадите?

   – Д... дам!

   – Давайте!

   Мальчишка был тот еще пройдоха, но наука выживания на улице – нелегкая наука. И хотя Татьяна могла догадаться, что свой гонорар юный вымогатель уже получил, в тот момент она об этом даже не подумала. Сунула мальчишке пару монет и требовательно посмотрела в глаза, не забыв, однако, крепко ухватить его за воротник куртки.

   – Ну!

   – Идите по Рю де ла Редженс, до церкви Нотр Дам де Саблон. Войдите, сядьте и ждите, – судя по выражению лица, мальчишка повторял выученную наизусть инструкцию. – Это все, – он ухмыльнулся, извернувшись, освободился от захвата, и побежал прочь.

   "Неглупо... – признала Таня, направляясь к створу улицы. – Если у НЕГО есть кто-то, кто будет проверять мой хвост на маршруте, то..."

   Сама она хвоста не чувствовала. Вернее, чувствовала, но буквально во всех направлениях. Знание, что такой хвост – и, возможно, не один – имеет место быть – сбивало восприятие. Но вот, что она ощущала со всей определенностью, – это холод и вызванный им озноб. Впрочем, причиной озноба могли быть и другие обстоятельства... Но думать об этих... "обстоятельствах" она себе не позволяла.

   В Брюсселе она никогда прежде не бывала, но если верить карте, изученной вдоль и поперек еще в Москве – идти ей недалеко. Улица – широкая, с трамвайными путями посередине – полого спускалась вниз в направлении королевского дворца. Слева и справа располагались многочисленные магазины колониальных товаров, лавки букинистов и антикваров и солидные кондитерские. В витринах Жаннет видела африканские маски, муляжи тортов, старинные карты и гравюры, и множество других интересных, дорогих и не очень, вещей. Однако отвлечься не удавалось. Она шла вдоль улицы, а кто-то, наверное, двигался за ней, а впереди ее ждала следующая остановка, но кто ждет Татьяну в церкви? Олег или снова какой-нибудь "Маннекен Пис"?

   "А вот и церковь – тут и идти-то всего – ничего", – она пересекла улицу, и вошла в собор. Удивительно – в начале седьмого вечера божий храм оказался открыт и даже не пустовал, хотя молящихся было и немного. Пахло ладаном и сыростью. Но тут хотя бы не дуло. Она выбрала место у прохода и присела на скамейку, пытаясь спиной и ушами определить, войдет ли кто-нибудь в собор вслед за ней.

   – Не оборачивайтесь, – сказал мужской голос за спиной. – Идите вдоль правого придела, – мужчина говорил по-французски, но с заметным английским или голландским акцентом. – Там будет дверь, за ней прямо по коридору еще одна. Выйдете на Рю Рэйвенс Тинстраат, и идите пока вас не обгонит темно-синий Ситроен "Сет-шво". Водитель притормозит метрах в десяти перед вами. Идите спокойно, не обращая внимания ни на авто, ни на водителя. Поравняетесь, садитесь в машину, и... Удачи!

   Выглядело все это, как дешевый шпионский роман, но... – сработало!

   Она вышла из собора, прошла метров тридцать вдоль загибающейся влево улочки – кривизна которой ограничивала поле зрения какими-то двадцатью шагами – и услышала сзади шум мотора. Синий Ситроен ехал медленно, словно никуда не спешил. Но Таню он, разумеется, догнал и, перегнав, остановился неподалеку, – у магазина мехов. Водитель – женщина, показавшаяся Татьяне знакомой – курила сигарету и рассматривала выставленные в витрине русские соболя.

   "Оля!"

   ***

   Поговорить не удалось. Как только Таня нырнула в салон авто, – Ольга выжала сцепление и рванула вперед. Пока крутились по узеньким улочкам старого города, успели разве что обменяться несколькими торопливыми репликами, а потом машина резко остановилась, и рукой, затянутой в бордовую лайку Ольга указала на небольшой ресторанчик через дорогу:

   – Тебе туда, Танюша. Иди!

   И Таня снова оказалась на пронизывающем холоде, не успев даже толком согреться в неотапливаемом салоне красивого, на взгляд Жаннет, но не слишком комфортабельного автомобиля. А когда, перейдя улицу, подошла к дверям ресторана, еще и дождь начался, – temps de chien! – так что пришлось поспешить. Зато внутри заведения было тепло, уютно трещал огонь в камине, и в прогретом воздухе витали дивные запахи "вкусной и здоровой" пищи. Но, уж так устроен человек! Еще мгновение назад Таня думала только о том, как ей холодно, как-то незаметно для себя позабыв, что вообще-то она "при исполнении", и вообще обо всем позабыв из-за знобкого, пьющего жизнь, холода. И об Олеге – жив или нет? И об ожидающем результатов этой встречи Штейнбрюке, оставшемся "до выяснения обстоятельств" в гостинице. А потом вошла в ресторан, ощутила тепло, расслабилась и... захотела есть, втянув носом дразнящие запахи жареного мяса и какой-то выпечки. Но стоило ей обвести взглядом невеликих размеров ресторанный зал, как и холод с голодом сразу же стали неактуальны. Из-за столика у дальней стены навстречу ей поднялся высокий мужчина в темном костюме и фиолетовой – в полоску – рубашке. Встал, поправил черный шейный платок, и у Жаннет даже дыхание перехватило, когда внимательные голубые глаза пробежались по ее фигуре, чуть замедляя движение на "акцентированных элементах экстерьера", как говаривал кто-то из ее студенческих еще приятелей, и остановились, наконец, на лице.

   Взгляды встретились, и ... как она оказалась за его столиком? Вот вроде бы только что вошла и остановилась – что называется, на пороге – наслаждаясь теплом и запахами, оценивая обстановку, и вот: сидит уже рядом с ним, и в одной руке у нее зажженная сигарета, а в другой – пустая рюмка из-под коньяка.

   – Здравствуйте, фройлен Буссе, – легкая улыбка скользит по четко очерченным губам. – Как добрались? Надеюсь, вы в порядке?

   – Я... Да... – кивает она и возвращает рюмку на стол. – А?..

   – Благодарю вас, – серьезно отвечает Баст фон Шаунбург и наливает ей еще. – У меня все благополучно.

   – Жена, дети? – острит Жаннет на автомате и вдруг спохватывается: "Черт! Что я несу?!" Но сказанного не воротишь. – Прости...те.

   – Все в порядке, – делает отстраняющее движение он. – Вы верно голодны? Я взял на себя смелость заказать нам обоим айнтопф из говядины, по-бельгийски... его здесь удивительно хорошо готовят... с пивом.

   – О, это замечательно! – через силу улыбается она, не в силах отвести взгляд от его глаз.

   "Да, что это со мной?! Что?"

   – А вот и наш суп!

   Но, кроме торжественного появления супа, в это же время произошло и еще кое-что, – что, скорее всего, куда важнее, "простых радостей желудка". Официант с подносом, уставленным тарелками, еще только показался в дверях кухни, когда открылась входная дверь, и на пороге появился высокий молодой мужчина в пальто с меховым воротником – бородка, дымчатые очки... "Где я его?.." – коротко кивнул Басту и снова скрылся на улице.

   – Ну вот, – улыбается фон Шаунбург, и сквозь чужое, пусть и чертовски привлекательное лицо, проступают знакомые по Москве черты Олега. И пусть это всего лишь плод ее воображения, но такой... такой Баст нравится ей куда больше.

   – Ну вот, – улыбается Олег. – Хвост твой мы благополучно потеряли и можем, соответственно, спокойно поговорить. Но сначала еще по рюмочке и за суп! И делу время, и потехе час.

   ***

   Было уже далеко заполночь, когда на такси подъехали к гостинице "Мозамбик". Причем здесь именно эта африканская колония, да еще и не бельгийская, как объяснил Олег, а португальская, – понять было невозможно. Но, с другой стороны, хозяин – барин: отель, мимо которого они проехали пятью минутами ранее, вообще назывался "Bloom". То ли "расцвет" по-английски – но почему тогда по-английски, не говоря уже о смысле? – то ли просто Блюм. Вполне приличная, надо сказать, еврейская фамилия... Но тогда и "Мозамбик" может быть, pourquoi бы и нет?

   Однако продолжить забивать голову глупостями Тане не дали. Олег не дал. То есть, разумеется, herr фон Шаунбург, dИgueulasse немецко-фашистский!

   – В каком он номере? – холодно спросил Баст, когда они оказались в фойе.

   – В тридцать седьмом... – она все делала так, как приказал ей сделать Штейнбрюк, возможность "отрыва" тоже рассматривалась. То, что Шаунбург подстраховался и не пошел на встречу сразу, а предварительно поговорил с ней tЙte Ю tЙte, выясняя обстоятельства, говорило только в его пользу. Серьезный человек, с которым можно вести дела.

   – Тридцать седьмой, я вас правильно понял? – и взгляд холодных, ставших сейчас почти стальными глаз.

   "Тридцать се... ох! Его же в тридцать седьмом, кажется... Совпадение?!"

   – Да.

   – Великолепно! Fine a l'eau! – бросил он коротко портье.

   – Куда прикажете? – ничуть не удивившись, спросил портье.

   – В тридцать седьмой номер, – ответ фон Шаунбурга прозвучал уже от лестницы.

   – Изволите, что-нибудь еще?

   – Да, пожалуй, – не оглядываясь, ответил Баст. – Две большие чашки cafe au lait...

   "Alboche... – раздраженно подумала Жаннет, сразу оценившая жест Шаунбурга. – Что с колбасника взять? Si sabrer... галантен до ужаса, а по большому счету, ну кто я такая, чтобы для меня кофе заказывать?"

   – Представите меня своему der Chef и идите... отдыхать, – сказал фон Шаунбург, словно подслушав ее мысли.

   "Что и требовалось доказать..."

   Первый этаж, второй... Немец шел, как заведенный. Казалось, случись оказия, он так и до неба будет шагать.

   Третий этаж. Коридор. Потертая ковровая дорожка гасит звуки шагов. "N 37".

   – Здесь.

   – Я вижу, – кивнул Шаунбург и отошел чуть в сторону. – Прошу вас, фройлен.

   Жаннет постучала, услышала голос Штейнбрюка – "Войдите!" – и толкнула дверь.

   – Густав, – сказала она, переступив порог. – Я рада, что ты не спишь. Это Карл, – указала она на вошедшего вслед за ней Себастиана. – Думаю, вам есть о чем поговорить. А, я, пожалуй, пойду спать...

   – Да, милая, – улыбнулся товарищ корпусной комиссар, как если бы приходился Жаннет добрым дядюшкой, а не всесильным начальником. – Отдыхай, а мы пока с господином ...

   – Ригг, – чуть склонил голову Баст. – Карл Ригг, к вашим услугам.

   – Густав Мейнерт, – протянул руку Штейнбрюк.

   "Цирк... Шапито".

   ***

   Разумеется, Штейнбрюк понимал, с кем имеет дело. Знал, ждал... чего угодно – почти всего... от опасного и в меру таинственного человека по имени Себастиан Шаунбург, но реальность превзошла ожидания. И этот гребаный der germanische Mann сумел удивить Штейнбрюка – жизнью битого, наждаком тертого и огнем пытанного разведчика-коммуниста. Семь человек "наружки", много это или мало? Вечером, в непогоду, на полупустых улицах чужого города – когда любой человек торчит, как мишень в тире – этого должно было хватить за глаза, но не хватило: фашист увел das kleine Luder, как вор бумажник. Ловкость рук, господа-товарищи, ловкость рук... и никакого мошенничества. Быстро, красиво, на глазах у обалдевшей от такой наглости публики.

   "Твою мать!" – выругался по-русски Отто Оттович и закурил очередную папиросу, но табак не помогал. Во рту было горько и сухо, а на дворе сырая холодная ночь, и совершенно непонятно, как ко всему этому относиться. То ли пора уже бить тревогу, то ли обождать до утра – авось, обойдется, как говорят русские Genossen...

   В дверь стукнули. Коротко, нервно, поспешно – явно на бегу... Тревога? Вероятно, да, но такая, мать ее, тревога, когда поздно уже что-либо предпринимать. Бежать? А зачем, собственно? В кармане пиджака у Штейнбрюка лежали "подлинные" документы на имя Дмитрия Вольдемаровича Паля – русского немца, профессора московского университета, находящегося в Бельгии на вполне законных основаниях. Да, и в любом случае, не успел бы. В дверь постучали – он только и успел, что вернуться к столу, стоящему в глубине просторного номера, и сесть на стул. Даже папиросу новую – взамен измочаленной в зубах – закурил. Достал из портсигара, зажег спичку, прикурил, задул огонь... и в этот момент снова постучали в дверь номера. Стук, однако, был совсем другой: тихий, вежливый, как бы извиняющийся.

   "Не он... но, может быть, она?" – впрочем, если даже это и Жаннет, то пришла она к нему не одна, сомнений у Штейнбрюка на этот счет не было. Не стал бы наблюдатель такую "панику" изображать, в случае...

   – Войдите! – громко сказал Отто Оттович, и дверь качнулась внутрь комнаты.

   На пороге стояла Жаннет, а рядом с ней...

   Ну, что ж, словесный портрет "садился" на фигуранта, как хорошо сшитый костюм. Да и фотография, единственная, оказалась подлинной.

   – Густав, – сказала Жаннет, как-то не слишком уверенно переступая порог. – Я рада, что ты еще не спишь. Это Карл, – и она чуть повела подбородком в сторону вошедшего вслед за ней Шаунбурга. – Я думаю, вам есть о чем поговорить. А я, пожалуй, пойду спать...

   – Да, милая, – кивнул ей с улыбкой Штейнбрюк. – Отдыхай, а мы пока с господином...

   – Ригг, – чуть склонил голову фашист, с любопытством рассматривая своего будущего собеседника. – Карл Ригг, к вашим услугам.

   – Густав Мейнерт, – протянул руку вставший со стула и шагнувший навстречу немцу Штейнбрюк. Это был еще один его псевдоним.

   – Bonne nuit! – сказала по-французски Жаннет и, повернувшись, вышла, оставив дверь открытой.

   – Der ruhigen Nacht! – пожелал ей по-немецки спокойной ночи Шаунбург.

   Штейнбрюк промолчал. А через мгновение в проеме двери вместо девушки появился официант из ресторана. Он вежливо пожелал, господам, доброй ночи и, поставив на стол коньяк, сельтерскую, сахарницу, молочник и две чашки с кофе, поспешил оставить мужчин одних. Вот он закрыть за собой дверь не забыл.

   ***

   И Штейнбрюк его не разочаровал. Вообще, следует отметить, что несмотря на общую нелюбовь к товарищу Сталину лично и к коммунистической партии в частности, имелись у Ицковича некоторые весьма укоренившиеся сантименты по отношению к "комиссарам в пыльных шлемах". Шло это еще из детства, от рассказов "пламенного революционера" дяди Давида, командовавшего в гражданскую партизанским отрядом где-то в Восточной Сибири, и весьма художественных повествований другой персональной пенсионерки – тети Цили Бунимович, приходившейся Олегу, на самом деле, седьмой водой на киселе, но имевшей партийный стаж аж с одна тысяча девятьсот одиннадцатого года, когда она юной гимназисткой вступила в партийную организацию Бунда в Вильно. Разумеется, взросление, эмиграция, открытие архивов и всякие разоблачения, хлынувшие в эфир и на бумагу с началом перестройки, изменили его взгляды, но что-то – вопреки логике и доводам разума – все же оставалось глубоко запрятанным в сердце, душе, или еще где – да хоть бы и в подсознании, – и теперь Ицковичу, неожиданно попавшему в это самое "прекрасное и ужасное" время, совсем не хотелось оказаться разочарованным. По идее, им всем – ему и ребятам – было бы куда легче, окажись асы советской разведки на поверку "шлюмперами" и дураками. Но верить в это почему-то никак не хотелось, и Олег был теперь даже рад, что Отто Оттович оказался никаким не говнюком, а, как и следовало ожидать, крепким профессионалом с железными нервами и хорошей ясной головой. Тем интереснее было с ним "играть", и тем почетнее – его, Штейнбрюка, переиграть.