Текст книги "В третью стражу. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Намор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 61 страниц)

   "Вполне!" – Олег кивнул своему отражению в зеркале, проверил запасные магазины в карманах, и вышел из дома.

   Через полчаса он затормозил около гаража, где дожидалась своего часа "машинка бога войны", припарковавшись неподалеку, обошел авто, попинав шины, и направился к двери.

   – Это я, Шульце, – ответил он, когда на аккуратный стук из-за двери осведомились, кто это и что этому кому-то понадобилось в половине восьмого утра?

   – Ну? – спросил Олег по-немецки, когда Кольб открыл дверь. – Вы готовы?

   – Д-да... – выглядел поганец неважно: бледен как полотно, глаза тусклые, нижняя губа подрагивает.

   "Не боец... Но с другой стороны..."

   – Не надо бояться, – сказал Олег, стремительно превращаясь в фон Шаунбурга. – Вы же мужчина, дружище. И я все время буду рядом.

   – Я не боюсь, – голос усталый, хриплый.

   "Будем надеяться".

   – Я в этом не уверен, – улыбнулся Олег, закуривая.

   – Вы можете на меня положиться.

   Боже, как жалобно прозвучало это заверение!

   "Детский лепет... Но тебя, парень, никто силком в нацисты не тянул, не так ли?"

   – Как там наш клиент? – спросил Олег, переходя к главному.

   – Он спит, – промямлил Питер Кольб, и по его виску скатилась капля пота.

   – Ну, раз спит, значит, жив, – усмехнулся Олег и положил руку на плечо собеседника.

   – Жив, – как эхо повторил его последнее слово Кольб.

   – Хорошо, – кивнул Олег, но руку с плеча Питера так и не снял. – Вы помните, что надо делать?

   – Д-да... – выдавил из себя "подлый нацистский наймит". – Подъехать, остановиться, заглушить мотор, поставить на стояночный тормоз и уходить.

   – Но не бежать! – поднял вверх палец Олег. Он снял-таки руку с плеча Кольба и мог теперь жестикулировать.

   – Не бежать, – согласно кивнул Кольб.

   – А где остановиться? – этого задохлика следовало проверять все время, – доверять такому, это, знаете ли, верх несерьезности.

   – Там, где вы мне скажете, – пролепетал Кольб.

   – Верно! – Олег снова положил руку на плечо Питеру Кольбу и заглянул ему в глаза. – Никакой отсебятины, дружище, а то яйца оторву и заставлю съесть. Ты мне веришь?

   – Д-да...

   – Вот и славно, – оскалился Олег, не разрывая, впрочем, зрительного контакта. – Нигде не останавливаться. Ехать аккуратно. Остановиться точно напротив двери кафе или, если не получится – напротив витрины. Я буду ехать за вами и подберу метрах в ста от авто. Но, умоляю, Питер, не заставляйте меня быть жестоким!

13.02.36 г. 10 ч. 23 мин.

   – А вот и наш друг,– Ольга сказала это настолько спокойно, что Виктор даже головой покрутил, но, разумеется, мысленно. А она... То ли, и в самом деле, нервы у нее железные, то ли актриса такая, что в образе даже о страхе забывает. Чужая душа – темный лес! Но с другой стороны: не психует, не мандражирует, – за одно это ей спасибо полагается. Любая другая уже головой об стену в истерике билась бы. А этой все нипочем.

   "Неординарная женщина... Есть женщины в замках альпийских! – О! Почти Некрасов", – нервно ухмыльнулся Федорчук.

   А между тем, месье Рур раскурил трубку и подошел к краю тротуара, лихорадочно высматривая такси. Но, как назло, машин на улице было мало, и ничего похожего в поле зрения не попадало. Во всяком случае, вот так вот, сразу. Виктор оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает от тротуара коричневый "Барре" Сергеичева.

   – Такси! – крикнул журналист и помахал в воздухе длинным черным зонтиком. – Такси!

   – Будет тебе такси, только не голоси! – по-немецки сказала Ольга и закурила, наблюдая, как подкатывает к клиенту загримированный черт знает под кого и уже совершенно не похожий на себя Степан.

   – Тебе его не жаль? – спросил Виктор, аккуратно трогая угнанный накануне Олегом шестицилиндровый "Делаэ 135".

   – Ты знаешь, Витя, – по-русски ответила Ольга. – Я вчера встретила на улице Дали и Магритта.

   – Того самого? Сальвадора? – Виктор увидел темный Ситроен "Traction Avant", пристроившийся за такси "Сергеичева" и одобрительно кивнул. Ну что ж, никто ведь и не считал товарищей чекистов дураками. Ведут клиента. Причем ведут издали, чтобы заметить хвост, если и когда он вдруг возникнет у приятеля товарища маршала. Но они такой вариант, к счастью, предусмотрели, и Виктор держался "очень позади", но и Матвеев следил, чтобы его ненароком не потеряли.

   – Того самого? – спросил Федорчук.

   – Да.

   – Круто! А Магритт? Фамилия знакомая, но вспомнить...

   – Он художник сюрреалист такого же уровня, что и Дали, а, может быть, и выше. Дело вкуса.

   – Ага, – сказал Виктор, чтобы что-нибудь сказать. – А ты его, стало быть, в лицо знаешь.

   – Моя сестра защитила диссертацию на тему "Магический реализм Магритта и движение Сюрреализма", а я ее редактировала.

   – И к чему ты его вдруг вспомнила? – вот тут и сомнений быть не могло. Наверняка, этот Магритт не просто так к разговору приплелся.

   – Он прожил в оккупированной Бельгии всю войну, – Ольга выбросила окурок в окно. Голос у нее был ровный, но Виктор уже понял, что сейчас услышит. – Страдал ужасно. Даже краски стал использовать более темные.

   – Тоже позиция, – не стал спорить Виктор.

   На самом деле это было крайне больное место во всей их эскападе. Что есть минимальное зло, необходимое и достаточное для создания некоего гипотетического Добра, и в то же время простительное перед ликом Божьим? Ольга права. Этот Магритт – будь он трижды гений – жил при немцах и не тужил. То есть, тужил, разумеется, и, наверное, конфет своим детям купить не мог, но в то же самое время его, Виктора Федорчука, родные умирали от голода в блокадном Ленинграде. Виноват ли в этом Магритт? Виноваты ли украинские родственники Федорчука, пережившие в селах Полтавщины оккупацию, что другие его родственники гибли в боях или от истощения? Нет, наверное. Однако сейчас перед ним самим – перед ним, перед Олегом, Ольгой, Степаном, перед всеми ними – стоял выбор: смерть нескольких французов и какого-то числа советских военных и чекистов или... А вот в этом "или" и заключалась вторая большая проблема. Знай они наверняка, что все это не напрасно, было бы куда как легче. На душе, на совести, на сердце... Но ведь и не делать ничего нельзя, иначе зачем всё? Вот и думай. Головой.

13.02.36 г. 10 ч. 42 мин.

   Волей-неволей, а приходилось петлять и нарезать круги. Клиент всегда прав, не так ли? Так, и Матвеев, изображавший сейчас Сергеичева, выполнял распоряжения Реми Рура, которого, видно, кто-то успел научить, что и как делать по пути на рандеву с

другом военной молодости

. Они "добежали" до Сены, перебрались в Сите и, затем, по мосту Petit Pont на Rue Sain-Jacques, где месье Фервак приказал свернуть налево на Rue Dante...

   "Что случилось на улице Данте?" – но, сколько Матвеев ни ломал над этим голову, ничего вразумительного вспомнить не смог. Однако ощущение, что ответ вертится на языке, не проходило.

   "Пся крев!"

   – Направо, пожалуйста, – попросил пассажир, и Степан свернул на Rue Domat.

   "Курвин сын!"

   В зеркале заднего вида в очередной раз мелькнуло чекистское авто – Матвеев давно уже не сомневался, что это энкавэдэшники. Но это-то как раз понятно и принималось в расчет. Важнее – не "потерять" Витю и Олю, но и их автомобиль только что мелькнул на пределе видимости.

13.02.36 г. 10 ч. 45 мин.

   Старший лейтенант госбезопасности Борис Саулович Вул появился на Rue Maitre Albert еще в девятом часу утра. Прогулялся по четной стороне улицы, оставаясь все время в тени деревьев, без спешки выкурил сигарету стоя на пересечении Maitre Albert и Lagrange, перекинулся несколькими скупыми репликами с сотрудником Торгпредства, сидевшим еще с ночи в машине, припаркованной около тридцать первого дома, и, наконец, устроился в brasserie , из окна которого видна часть улицы и вход в кафе "Веплер". Там посетителей пока не было, кафе открывалось только в одиннадцать, но два кандидата на кофе с круассанами уже слонялись в разных концах улицы, терпеливо дожидаясь открытия. И оба, уверенно можно предположить, – сотрудники французской контрразведки.

   В пивной было пусто, Борис Саулович сел за столик у окна и, когда официант спросил подать ли ему пива, заказал distinguе – большую стеклянную литровую кружку – и картофельный салат. Не будешь же сидеть в пивной целый час или даже два, и делать вид, будто не замечаешь недоуменных взглядов официанта? Вул закурил, стараясь держать весь стометровый отрезок улицы в зоне внимания, и отхлебнул из кружки. Пиво принесли очень холодное, пить его было необыкновенно приятно, хотя, казалось бы, какое пиво зимой?

   "Но разве ж это зима?" – Борис Саулович затянулся и сделал еще один аккуратный глоток. Спешить-то некуда, а больше одного литра он себе позволить не может. Здесь и сейчас не может, а так ...

   Вул вырос в Горловке, там же еще до революции успел поработать в шахте, пока не случилось чуда, и старый Нахум Берг не взял его в ученики. Через год молодой кузнец превратился в одного из самых опасных уличных бойцов в городе. И выпить мог много. Даже сейчас, в сорок лет и с порченным пулей легким. Разумеется, не на посту...

   Картофельный салат оказался хорош, приправлен уксусом и красным перцем, а оливковое масло вообще превосходно. Не забывая поглядывать в окно, Борис Саулович посыпал салат еще и черным перцем, взял кусок белого хлеба и обмакнул в оливковое масло.

13.02.36 г. 11 ч. 03 мин.

   К кафе подъехало такси. Остановилось у тротуара. Борис Саулович напрягся, но все оказалось до обыденного просто. Заминка – пассажир в серой фетровой шляпе расплачивается с таксистом – и Фервак выходит из авто, а "Барре" трогает и медленно отъезжает, удаляясь от входа и оглядывающегося по сторонам журналиста. Его Вул знал в лицо, так как сам же и нашел по "просьбе" маршала и пригласил от лица старого друга на эту встречу.

   "Ну, что же ты застрял! Не торчи, как...! Входи!"

   Но Фервак все стоит, как мишень на стрельбище, крутит башкой в шляпе с широкими полями, пускает из трубки клубы сизого неохотно тающего в прохладном воздухе дыма, а по улице проезжают автомобили. Немного, но достаточно, чтобы сжечь последние нервы у человека, отвечающего за создание периметра. Грузовик с какими-то бочками, коричневая "Бенова", черный "Мерседес-Бенц", "Делаэ"... Но "Делаэ" неожиданно – резкий визг тормозов – как вкопанный останавливается всего в нескольких домах от кафе и из него выходит какой-то неуклюжий паренек в топорщащихся – "Да, что же у него там поддето?!" – брезентовых штанах, куртке из толстого сукна и шерстяной вязаной шапочке, скрывающей волосы и лоб. Почему Вул подумал, что это молодой парень? Почудилось что-то немужское в этом очкарике с брезентовым рюкзаком на плечах и футляром для какой-то большой трубы в руках.

   "Не меньше метра..."

   Парень помахал рукой шоферу и, перейдя улицу, скрылся с глаз, а "Делаэ" поехал дальше и вскоре свернул в переулок.

   Вул вернулся взглядом к месту, где стоял Рур, но того на улице уже не было.

13.02.36 г. 11 ч. 05 мин.

   Ольга пересекла улицу и, покачивая футляром – почти шесть кило, между прочим – вошла в подъезд дома, стоящего чуть наискосок от кафе. К сожалению, она не знала и не могла знать, что там за крыша у этого старого пятиэтажного дома, но по первому впечатлению высота и расположение здания гарантировали достаточно хороший обзор на небольшой дальности.

   Войдя в фойе, она сразу же направилась к стеклянной выгородке, где при ее появлении ворохнулась тень.

   – Madame, – тут же заговорила Ольга, стремительно приближаясь к консьержке, выглянувшей в свое оконце. – Avez-vous une chambre a louer? A quel prix, s'il vousplaot? Ya-t-il de I'eau courante? Et du chauffage central? Oui? C'est chic. Merci bien, madame!

   Она тараторила без перерыва, стараясь не дать вставить в свой бред хотя бы одно чужое слово. Консьержка – немолодая болезненного вида женщина – была совершенно ошеломлена, и единственное, что могла сделать, и делала, – это лупать маленькими глазками. А Ольга все говорила и говорила, одновременно делая то, что ей нужно. Она положила свой тяжелый футляр на деревянную полку под оконцем консьержки, сразу же достала из кармана носовой платок и фляжку, в такой обычно держат коньяк или водку. Отвинтив колпачок, щедро плеснула из фляги на платок и потребовала тоном, не предусматривающим отказа:

   – Вот, Мадам! Понюхайте!

   И консьержка купилась на этот детский трюк, выполненный, впрочем, весьма художественно. Она потянулась вперед – к платку, и все, что оставалось сделать Ольге, это, отставив флягу в сторону, прихватить женщину за затылок, а левой рукой прижать мокрый платок к ее лицу.

   Раз, два, три... Ну что ж, Олег оказался прав: хлороформ действовал именно так, как и предполагалось – он усыплял.

13.02.36 г. 11 ч. 06 мин.

   Честно говоря, Олег не любил импровизировать, хотя, как назло, делать это ему приходилось часто и получалось – чего уж там – совсем неплохо. Однако любить – не любил. И суеты со спешкой не терпел, предпочитая размеренную и упорядоченную жизнь и деятельность. И склонность эта к порядку, плану и неторопливому воплощению в жизнь поставленных перед собой целей – отнюдь не была благоприобретенной. Недаром же, даже в те времена, когда, судьба вкупе с молодой женой занесла в Питсбург, и общаясь с окружающими если не по-английски, то уж верно по-испански, случавшиеся время от времени "форс-мажоры" Ицкович называл исключительно по-русски: "срачкой-горячкой". И не только про себя, но и вслух к вящей радости Грейси: ей ужасно нравились – чисто "музыкально", "по напеву" – русские пословицы и поговорки.

   Однако сегодня, по сути, и выбора не оставалось: или импровизируй или... или нет. Ну не знал никто, когда, где и как произойдет эта встреча. Про пятнадцатое число помнили трое. Оля, Витя и сам Олег. Даже название гостиницы было известно – его откопала в своей бездонной памяти "кузина Кисси". А вот тринадцатое... Что встреча с Ферваком состоялась именно тринадцатого, написал в своих воспоминаниях сам Рене Рур. Он написал, а Ольга прочла и не забыла. Но в каком часу и где именно, этого знать было не дано – Фервак написал просто "в кафе", а значит, не оставалось иного выхода, кроме импровизации. Притом, они сделали все, чтобы "переложить" свою фугу в "хорошо темперированный клавир".

   – Месье!

   – Да? – Олег поднял взгляд от полупустой чашки и посмотрел на высокого худого гарсона, шаркающей походкой идущего к столику.

   – Телефон, месье, – и гарсон кивнул куда-то за свое плечо.

   – Спасибо, – Олег выдохнул табачный дым и погасил окурок, ткнув в кобальтово-синюю стеклянную пепельницу.

   Очень хотелось вскочить и опрометью броситься к телефону, висевшему на стене в закутке между крошечным гардеробом и дверью в коридор к туалетам. Но, разумеется, ничего подобного Олег не сделал. Встал, спокойно – даже несколько лениво – подошел к аппарату, прикурив по дороге очередную сигарету, взял трубку, оставленную гарсоном на специальном крючке, и послал в микрофон короткое "да".

   – Rue Maitre Albert двадцать три, – даже, несмотря на помехи, обычные для здешних допотопных сетей, Ицкович узнал голос Виктора и сразу же успокоился. Мандраж прошел, голова очистилась, и чувства как будто обострились. Во всяком случае, Олегу показалось, что краски стали ярче, воздух прозрачней, а звуки и запахи достигли той степени насыщенности, когда еще чуть – и начнет тошнить.

   – Понял, – подтвердил он прием.

   – Rue Maitre Albert двадцать три, – повторил Федорчук.

   – Скоро будем, – сказал Олег, уже прокручивая в уме наиболее короткий маршрут. – Отбой, – и положил трубку.

   "Ну вот и все. Теперь начать и... кончить", – бросил на столик деньги и ровным, но быстрым шагом вышел из кафе.

13.02.36 г. 11 ч. 08 мин.

   – Скоро будем... Отбой.

   Виктор услышал в трубке гудки и вернул ее на место.

   – Благодарю вас, – кивнул он хозяину чайной, куда заглянул в поисках телефона.

   – Чашку чая? – предложил розовощекий старичок.

   "А пуркуа бы и не па? – пожал мысленно плечами Федорчук. – Времени все равно вагон и маленькая тележка..."

   – У вас есть красный юннаньский чай?

   – Разумеется, месье! – всплеснул руками хозяин. – Недавно привезён, чудный крупный лист... Пирожное? Шоколад?

   – Какой шоколад у вас есть? – Виктор сел за столик и достал сигареты.

   – Бельгийский, месье, – с гордостью сообщил толстячок.

   – Ну что ж, – Виктор вытряхнул из пачки сигарету, прикурил от чадящей зажигалки – "Хреновый бензин", – и снова посмотрел на хозяина заведения. – Красный чай и два трюфеля.

13.02.36 г. 11 ч. 15 мин.

   Когда с салатом было покончено, Борис Саулович заказал еще порцию, а также cervelas – большую толстую сосиску, разрезанную вдоль на две части и политую особым горчичным соусом. Пива оставалось еще много, а маршал задерживался. Но это была не его, Вула, забота. Личную охрану Тухачевского осуществляли совсем другие люди.

   Пока суд да дело, он продолжил изучать улицу за окном. Вообще-то Борис Саулович предпочел бы сейчас закурить свою трубку или, на худой конец, папиросу, но не желая выделяться – достал сигарету. Достаточно уже было и того, что его французский оставлял желать лучшего. Впрочем, акцентом и ошибками в грамматике в Париже никого не удивишь.

   Размышляя о Париже и населяющих этот сумасшедший город людях, Вул затянулся еще раз и обнаружил, что "вытянул" сигарету в три затяжки.

   "Н-да..." – вздохнул Борис Саулович, и в этот момент в бриссерию вошел новый посетитель, показавшийся Вулу знакомым.

   Человек был похож на таксиста.

   "Но если зверь напоминает кошку и мяукает, то, скорее всего, это кошка... Таксист. А?!"

   Точно! Это был тот самый таксист, что привез Фервака. Те же моржовые усы, кепка и пиджак с поддетым под него шерстяным свитером.

   С минуту Вул размышлял, является ли появление таксиста в бриссерии чем-то особенным, но вопрос – при ближайшем рассмотрении – оказался лишенным смысла. А что, собственно, произошло? Таксист доставил клиента и не уехал, а зашел перекусить или выпить пива в ближайшее заведение. И что? Не в "Веплер" же зашел, оно ему явно не по карману, а в пивную.

   "Может быть, он всю ночь работал, а сейчас уже одиннадцать..."

   Между тем, таксист спросил у гарсона "plat du jour" и "une demi-blonde" и закурил вонючую сигаретку. Говорил он по-французски гладко и быстро, но с сильным "рязанским" акцентом. Впрочем, наметанным глазом Вул довольно быстро определил, что человек этот слишком молод, чтобы успеть поучаствовать в гражданской войне, но хочет почему-то казаться старше своих лет. Это – по большому счету – было единственным подозрительным пунктом. Все остальное превосходно подходило к имевшим место обстоятельствам. Даже то, с каким аппетитом тот принялся уплетать поданный ему cassoulet.

   "Таксист!" – окончательно решил Вул. И как раз в этот момент к кафе подъехали три черных посольских автомобиля, а выскочившие из них крепкие ребята из личной охраны, прикрыли выходящего на тротуар Тухачевского.

   – Что за шишка? – спросил таксист, кивнув на окно.

   – Не знаю, – пожал плечами Вул.

   – Интересно, – таксист еще несколько секунд смотрел в окно, потом хмыкнул нечленораздельно в густые, сивые от проседи усы, и вернулся к еде.

13.02.36 г. 11 ч. 20 мин.

   "К нам приехал, к нам приехал... Михал Николаич дорогой..." – конечно, будь у нее оптика, все стало бы, наверное, проще, но и без снайперского снаряжения, можно попробовать достать маршала прямо сейчас. Это, разумеется, была бы стопроцентная глупость. Попадет или нет – неизвестно, а операцию, с таким трудом спланированную и выведенную на финишную прямую, наверняка сорвет.

   "Значит что? Будем ждать", – Ольга поглубже натянула шапочку и пожалела, что у куртки нет капюшона. По крыше гулял сырой холодный ветер, и уйти нельзя. Бывало, когда-то, она бегала и стреляла на соревнованиях в дни и похуже этого парижского февраля. Но, с другой стороны, и она была тогда моложе.

   "Моложе... И смех и грех! Все время забываю, сколько мне лет!"

   Если честно, забывала она об этом крайне редко, а если и забывала, то не то, что ей двадцать четыре, а как раз наоборот. Это она кокетничала сама с собой, и в то же время понимала, конечно, что кокетничает. Но по сути, факт: быть снайпером тяжело и порой неприятно. Витя сидит в чайной – "Мне сверху видно все, ты так и знай!" – Степан в пивной, Олег где-то едет еще, сидит в авто, там не дует, Танька и вовсе в Москве. А она тут, на крыше, как прыщ на заднице, и кто тогда дурак, вернее, дура?

   "Дураков не сеют и не пашут, а дуры... дуры сами ложатся".

13.02.36 г. 11 ч. 27 мин.

   Рагу оказалось вполне приличным, и Матвееву даже не пришлось изображать волчий аппетит. Да и пиво очень неплохое, хотя если бы был выбор, он предпочел бы бельгийское, австрийское, на худой конец, чешское. Все-таки французы знатные виноделы, а не пивовары...

   "Хотя и пивовары, кажется, тоже... А мужик-то здесь не просто так!"

   Безусловно, знать наверняка, что держит именно в этой пивной в такое, можно сказать, детское время этого крупного и хорошо одетого немолодого мужчину, – невозможно. Но что-то здесь явно не так, и Матвеев решил исходить из худшего.

   Сам он покидать пивную пока не собирался. Во всяком случае, мог себе позволить досидеть здесь до самого часа "Ч", который в данном случае следовало бы, пожалуй, назвать «мгновением истины», но дьявол, как известно, не в названиях, а в деталях. И потому пивная, всего в ста метрах от места предстоящего действа, – отличная позиция и для одинокого таксиста, чья машина стоит не так чтобы очень далеко, и для наблюдения за «точкой рандеву» с немалым отрезком примыкающей улицы. И прикрытие у таксиста – даже если тот жлоб и в самом деле чекист – лучше не придумаешь: голодный «водила» – это ведь так естественно.

13.02.36 г. 11 ч. 39 мин.

   "Нет хуже, чем ждать и догонять", – Виктор допил чай, посидел-подумал и решил, что пора ему уже вернуться в машину. По его расчётам, Олег с минуты на минуту должен доставить Маршалу Советского Союза "тортик".

   "Не ерничай, – остановил он себя. – Человека убиваем... – но ничего не случилось. Запал погас, так и не разгоревшись. – Так и он, вроде бы, – напомнил себе Федорчук, – не миндальничал, когда ради дела. И не ради, кажется, тоже..."

13.02.36 г. 11 ч. 45 мин.

   Он был спокоен... Просто заставил себя успокоиться, но сомнения оставались до самого последнего мгновения. Слишком много неизвестных в решаемом ими сейчас уравнении, слишком велика зона неопределенности.

   Олег мимолетно подумал о сигаретах, но сейчас было не до табака. Впереди, отпущенный на максимально возможную в условиях парижских улиц дистанцию, ехал Кольб. Аккуратно ехал. Не спешил, но и не "мямлил", дословно выполняя приказ "партайгеноссе Шульце". Однако, поди узнай, что ему в голову взбредет в следующую минуту? Никак нельзя сбрасывать со счетов и возможность обычной аварии, и что бомба рванет вдруг сама по себе, или случится еще какая-нибудь пакость из длинного списка учтенных, неучтенных и "неизбежных" на войне, как и на море, – случайностей. Возьмет вот накачанный до ушей героином Сергеичев и очнется ни с того, ни с сего раньше времени, и что тогда?

13.02.36 г. 11 ч. 49 мин.

   Сквозь два витринных стекла рассмотреть что-нибудь в кафе напротив, достаточно затруднительно, если вообще возможно. Кинув взгляд, Матвеев и не стал пытаться. Еще не хватало привлечь к себе внимание излишним любопытством. Однако, поглощая рагу, и запивая его пивом, Степан поглядывал за окно: главным сейчас было не то, что происходит в кафе "Веплер", а чем и как "живет" улица перед ним. Случиться на Rue Maitre Albert может что угодно. Французы могут пригнать усиленные наряды полиции, Тухачевский может выйти из кафе и уехать, не дожидаясь господина Кольба с "подарочным набором". Да мало ли что может произойти по теории вероятности или согласно третьему еще не сформулированному закону Мерфи! Все что угодно, может произойти. Ну, почти все.

13.02.36 г. 11.53

   "Ну и где же наш герой?" – время уходило, и "полночь близилась" со скоростью опускающегося ножа гильотины, а "Германна", как сетовал в свое время гражданин Пушкин, все не было.

   Виктор закурил, не отрывая глаз от улицы, но там пока все было спокойно. Пять минут назад он перегнал авто на другое место, откуда хорошо просматривалось и кафе, и дом, на крыше которого должна была обосноваться Ольга. Судя по тому, что полицейские туда толпами не рвались, можно надеяться, что все у нее в порядке. К сожалению, пока она не начнет стрелять, полной уверенности в этом не было, и быть не могло. А после – не будет тем более.

   "Вот ведь!... О!"

   В створе улицы возник черный Пежо. Вообще-то, до машины было еще далеко, и определить, тот ли это Пежо, что ждет Федорчук, или другой, – невозможно. Но, тем не менее, Виктор сразу же – едва взгляд наткнулся на знакомый абрис радиатора – выкинул окурок в открытую форточку. Плавным движением он потянул из-под своего сидения завернутый в тряпку "шмайсер", из-под соседнего – достал громоздкую "улитку" магазина, воткнул ее в приёмную горловину с правой стороны, и отвёл рукоять затвора в крайнее заднее положение, поставив её на стопор – на все про все ушло не более пяти секунд.

13.02.36 г. 11 ч. 54 мин.

   Удивительно, как он – на таких-то нервах – не заплутал и не наделал глупостей. Было бы обидно провалить первое, по-настоящему серьезное, дело! Но бог спас, непоправимого не случилось. Даже из графика не выпал.

   Питер посмотрел на часы.

   "Без пяти двенадцать. Вполне..." – и тут он увидел, что у дома номер 23 стоят в ряд длинные черные автомобили.

   "Черт!" – Кольб разом вспотел и начал притормаживать, не зная, что ему теперь делать...

13.02.36 г. 11 ч. 55 мин.

   "Ну и что ты там канителишься? Рожай уже!" – разозлился Олег, видя, как притормаживает Кольб, и, прибавив газ, начал сближаться с черным пикапом, уже почти "топтавшимся на месте", привлекая к себе излишнее внимание редких автомобилистов и нередких прохожих, а также наверняка уже занявших позиции там – у кафе – чекистов и французских контрразведчиков.

   "Твою мать!"

   В этот момент ему даже в голову не пришло задаться простым, как хлеб и вода вопросом, что случится – вообще, и с ним в частности – если "ванна Федорчука" вдруг возьмет и рванет раньше времени. Не до того было. Просто не до того.

13.02.36 г. 11 ч. 55 мин.

   "Он? Или..." – Виктор тихонечко тронул с места, медленно – как в дурном сне – накатывая на воображаемую линию "товсь", что сам себе и наметил метрах в восьмидесяти-ста от входа в кафе. Примерно там же, справа за деревьями должно было находиться и какое-то заведение, – кафе, пивная, или еще что – куда проследовал Степан. И, в смежном зеленоватого цвета доме, Ольга, которая – будем надеяться – "высоко сидит, далеко глядит..."

13.02.36 г. 11 ч. 55 мин.

   Черный пикап – вот, что увидел Вул. Его наметанный на такие вещи глаз сразу же вычленил в ситуации главное. Осознание же, понимание того,

что

здесь не так и

почему

, пришло несколько позже.

   Итак, он "увидел", напрягся и начал вставать из-за стола даже раньше, чем что-нибудь понял. Потом – Вул был уже на ногах – пошли подробности. Пежо... пикап... за рулем молодой мужчина, рядом с ним кто-то еще ... Неважно! Пежо притормаживает, теряя скорость, очень медленно приближается к машинам кортежа, поставленным вдоль тротуара и составляющим вкупе со своими водителями "главную линию обороны".

   "Что он?.." – но додумывать эту мысль уже не оставалось времени. Откуда-то справа в сузившееся поле зрения Бориса Сауловича ворвалось еще одно авто, и все понеслось вскачь.

13.02.36 г. 11 ч. 56 мин.

   Черт! Как же он перепугался! Чуть не налил в штаны от страха, но партайгеноссе Шульце оказался настоящим человеком – не оставил в беде, придя на помощь в самый критический момент. Он догнал Питера на своем авто, поравнялся, выехав на встречную полосу, и одним решительным взмахом руки указал Кольбу место, моментально разрешив все недоразумения, недоумения и имеющие быть вопросы.

   Питер "встряхнулся", проехал еще немного, чтобы встать вровень с Паккардом, прикрывавшим широкое окно кафе "Веплер". В большом черном авто тут же шевельнулся, оборачиваясь в сторону Кольба, шофер, но Питер уже заглушил двигатель, достал из кармана кусок ваты и раздавил над ним ампулу с нашатырным спиртом. Вонь, ворвавшаяся в ноздри, чуть не взорвала ему мозг, но медлить было нельзя, и он обернулся к пассажиру. Мужчина, которого навязал ему в попутчики Шульце, уже почти очнулся. Сидел рядом, лупал глазами, но все еще, по-видимому, не понимал, где он, и что с ним происходит.

   – На вот, понюхай! – Кольб с силой прижал ком ваты к носу мужчины, тот инстинктивно отшатнулся и попытался освободить голову – впрочем, вяло пока, недостаточно энергично, а значит и безрезультатно. – Дыши! – проревел Питер, с силой вдавливая вату в лицо пассажира, в его нос и рот. – Дыши!

   А сквозь стекла автомобильных окон на него смотрел шофер американской машины, и другие люди, оказавшиеся свидетелями происходящего на улице, – поворачивали к ним головы, но всё, в общем-то было уже сделано. Питер отпустил вату, вытащил из кармана пальто револьвер – кажется, Шульце сказал, что он называется "Наган" – сунул оружие рукояткой вперед в безвольную, но сразу же напрягшуюся ладонь мужчины, и, распахнув дверь, выскочил из машины.

   Куда делся Шульце, Питер не знал, но твердо помнил приказ: остановиться, выключить мотор, "оживить" пассажира и бежать вперед.

   "Вперед!" – вот это было просто и ясно.

   – Вперед! – прошептал Кольб и побежал.

13.02.36 г. 11 ч. 56 мин.

   Ольга увидела тормозящий автомобиль и как-то сразу догадалась, что это ОН – тот самый черный Пежо, за фанерными стенками которого прячется нечто взрывоопасное. Но не только. Еще она почувствовала, что человек за рулем пикапа дезориентирован и не знает, что делать, но в следующее мгновение рядом с Пежо возникла другая машина, и у Ольги сжало сердце. По логике вещей это мог быть только Олег, и если сейчас рванет...

   "Не рванет!" – это был немой вопль, самая страстная молитва богу, о существовании которого она никогда даже не задумывалась, крик сердца... Но никто, разумеется, ее не услышал. Зато затвор в холодной тишине крыши клацнул так, словно это не она готовилась вступить в бой, а расстреливали её ... Но...

   "Поживем, – устало выдохнула она, провожая взглядом уходящую вперед машину Олега. – Еще поживем..."