Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

Катя вернулась из кухни. На подносе дымилась яичница. Она вкусно пахла, и Жуков поспешил подать тарелку, чтобы получить свою порцию.

   – Долго я жарила, – сокрушалась Катя. – Что-то барахлит наш примус. Наверное, засорилась головка. Потом, Саша, посмотришь её.

   – Хорошо, Катюша... – Василевский взглянул на Жукова. – Учения часто проводишь?

   – Частенько. Только недавно закончилось. Мы отрабатывали задачу управления штабами в условиях встречных внезапных действий противника. Раньше, как ты знаешь, мы тянули проводную связь, а сейчас перешли на радиоуправление, на систему коротких боевых распоряжений – «управление с седла», как говорят конники. Хлопотное это дело, но получается неплохо. Выигрыш в оперативности!.. – Выждав паузу, Жуков добавил: – А свою дивизию я сделаю передовой, ещё немного осталось. Знаешь, что мне сказал Ворошилов? Говорит, если моя дивизия станет передовой в округе, я получу награду и повышение по службе. Я, конечно, не карьерист, но свою дивизию сделаю лучшей, а там пусть нарком решает...

   – У тебя всё получится, – поддержал его Василевский.

   – Спасибо, Сашок, за добрые слова!

(И Жуков своего добился. В 1935 году его дивизия была награждена орденом Ленина за успехи в боевой подготовке. Орден Ленина получил и Жуков. По поручению ЦК партии и лично Сталина награду Жукову вручал перед строем дивизии маршал Будённый. – А.3.).

   – Ну что, выпьем по рюмашке? – предложил Василевский. Он налил себе и другу.

   – А Кате? – спросил Жуков. – Или она водку не жалует? Моя Александра Диевна понемногу употребляет.

   – Я пью только вино. – Катя залилась румянцем. – Но если чуток, могу и водки! Да, а солёные огурцы и сало будете?

   – Давай, синеглазка, и сало и огурцы, – улыбнулся гость. – Если честно, я весь день маковой росинки в рот не брал, так что голоден чертовски! – Лицо Георгия Константиновича посерьёзнело. – По тебе, дорогой Саша, я скучаю, хотя друзей у меня в Слуцке немало. Ты мне по душе – военное ремесло в твоих руках горит! Но я думаю, что мы с тобой ещё встретимся. А что едешь в округ – тебе на пользу. Клим Ворошилов хотя и карманный нарком обороны, но нашего брата жалует. Я уважаю его.

   – Что значит – карманный? – не понял Василевский.

   – Клим в кармане у товарища Сталина, – ехидно усмехнулся Жуков. – Что вождь скажет, то он и делает. Да, Ворошилов не теряется. Кто первым назвал Сталина создателем Красной Армии? Клим! Хотя, как ты знаешь, это далеко не так... Ленин и Троцкий – вот кто создал наши Вооружённые Силы.

Жуков хотел сказать ещё что-то, но из кухни вернулась Катя, и он умолк.

Жуков поднял рюмку:

   – Катя, если вы не возражаете, я произнесу тост?

   – Пожалуйста, мы с Сашей не против! – Глаза у неё заблестели.

   – Я пью за вас, Катя, и за Сашу, моего боевого друга, пью за новую семью! Хочу, чтобы вы жили в мире и согласии и чтобы у вас появились дети!

Хозяйка зарделась, щёки у неё стали пунцовыми, она смущённо опустила глаза.

   – Хороший тост, Георгий, спасибо за пожелание, – подал голос Василевский.

Все трое опорожнили рюмки. Жуков закусил солёным огурцом и снова налил:

   – Твой тост, Саша, говори!

Василевский встал, держа рюмку в руке:

   – За дружбу, Георгий, на долгие времена!

   – И за то, чтобы у вас, Георгий Константинович, и в семье и в службе не было чёрных дней! – добавила Катя.

Они ещё с час посидели за столом, потом Жуков встал:

   – Пора мне, друзья! В Слуцке меня ждут жена и дочь. Я их очень люблю. Не был дома три дня, а уже соскучился по ним. А ты, Саша, приезжай на учения в Белорусский военный округ. Нарком говорил, что в летних учениях примут участие и войска Приволжского военного округа.

   – Если так, то постараюсь приехать, – пообещал Василевский.

И, распрощавшись, Жуков вышел и шагнул в темноту двора.

   – Как тебе мой друг? – спросил Василевский, когда гость ушёл.

   – Властный мужчина, есть в нём и воля и силища, – сказала Катя. – Тебя он уважает, это я заметила.

   – Наши дороги с ним ещё пересекутся, я чувствую, – твёрдым голосом произнёс Александр Михайлович. – Ну что, пора и нам спать?..

Приехали Василевские в Куйбышев рано утром. Солнце только взошло, и его багряные лучи дробились на крышах вагонов, отражались в стёклах семафоров. Небо высокое и синее-синее, как на картине художника, без единой тучки, значит, подумал Василевский, день будет тёплый и без дождя. Он помог Кате выйти из вагона, потом подхватил оба чемодана и вышел сам. На вокзале сутолока: одни пассажиры спешили сесть на другой уходящий поезд, другие торопились на пригородную электричку.

   – Катюша, ты побудь с вещами, а я посмотрю такси.

   – Ты разве не звонил из Москвы в штаб округа? – поинтересовалась Катя.

   – Не звонил, да и не собирался это делать: беспокоить людей из-за своей персоны не в моей натуре, – ответил он сдержанно.

   – А если бы с нами был ребёнок, тогда как? – наивно спросила жена, и на её тонких кубах появилась лукавая улыбка.

   – Тогда другое дело, Катюша. – Он тоже слегка улыбнулся.

   – У нас, Саша, будет малыш! – вдруг сказала она, и её лицо пошло белыми пятнами. – Я об этом узнала вчера, когда мы вернулись в купе из ресторана поезда. Меня стошнило...

У Василевского затрепетало сердце. «У меня будет малыш, и наверняка сын!» – подумал он с нежностью. Он обнял жену и поцеловал.

   – Побереги себя, Катюша, – прошептал ей на ухо. – Боже упаси тебя брать чемодан.

За его спиной раздался чей-то громкий голос:

   – Товарищ Василевский?

Он обернулся. Перед ним стоял навытяжку армейский капитан лет двадцати пяти, среднего роста, смуглый, как цыган, с худощавым добродушным лицом и тонкими чёрными усиками.

   – Я адъютант командующего капитан Рудин! – представился он. – Павел Ефимович Дыбенко сейчас на даче вместе с начальником штаба. Дела у них там... Мне поручено вас встретить и отвезти в гостиницу штаба округа. Номер вам забронирован.

Катя пристально посмотрела на капитана. «Бравый молодец, а вот мой Саша стеснительный...»

   – Извините, что я опоздал, – добавил адъютант. – У выхода из вокзала стоит «эмка» командующего. Разрешите мне взять ваши чемоданы?..

   – Значит, ты звонил, да? – шепнула Катя. – А мне сказал неправду?

   – Не звонил я, – категорически заявил Василевский. – Сам теряюсь в догадках, кто это сделал.

Василевский не знал, что, когда он вышел от наркома, Ворошилов по спецсвязи позвонил, командующему округом Дыбенко. Выслушав его доклад об обстановке в Приволжском военном округе, нарком сказал:

   – Павел Ефимович, в твоём умении командовать войсками округа у меня, как, впрочем, и у товарища Сталина, сомнений нет. Но чем дальше Красная Армия отходит от территориальной системы, тем сложнее работать с людьми. Тут нужны бывалые командиры, а их у тебя мало. Поэтому я направил к тебе опытного работника наркомата товарища Василевского.

   – Он едет поездом? – уточнил командующий.

   – Да, – ответил Ворошилов. – Прошу, чтобы твои люди встретили его, помогли устроиться. Он говорил мне, что знаком с тобой.

   – Как же, помню Василевского – высокий, стройный и красивый. Всё для него сделаю, товарищ нарком, пусть только на полную катушку включается в работу...

О разговоре наркома с командующим округом Василевский узнает позже. А сейчас его с женой адъютант командующего привёз в гостиницу. Не успели они распаковать чемоданы, как Василевского навестил заместитель начальника штаба округа Соколовский.

   – Добро пожаловать к нам, Александр Михайлович! – Соколовский приложил руку к фуражке. – Вот уж не ожидал, что нам придётся служить вместе!

   – Я тоже, Василий Данилович. – Василевский пожал ему руку. – Вот прибыл к вам на должность начальника отдела боевой подготовки штаба округа. А это, – он кивнул на Катю, – моя жена Екатерина Васильевна.

   – Александр, я что-то тебя не понял, – смутился Соколовский. – В Москве ты меня знакомил со своей женой, но её звали Серафимой. Или я напутал?

   – Всё верно, Василий Данилович, – замялся Василевский. – С Серафимой я разошёлся. Катя моя вторая жена, и надеюсь, последняя, – пошутил он.

Катя с улыбкой на розовом лице протянула Соколовскому руку:

   – Рада с вами познакомиться. Друзья Саши – мои друзья!

Соколовский робко поцеловал ей руку.

   – Приглашаю вас к себе в гости, – сказал он, глядя на Василевского.

   – Прямо сейчас?

   – Ну да! – качнул плечами Соколовский. – Считай, Александр, моё приглашение как ответ на мой к тебе визит в Москве.

Василевский взглянул на жену:

   – Пойдём?

   – С удовольствием!..

«Не забуду ту помощь и содействие, которые оказывал мне состоявший в 1934 году в должности заместителя начальника штаба округа Соколовский, впоследствии Маршал Советского Союза, – вспоминал маршал Василевский. – Василий Данилович был ранее комдивом в войсках Ферганской и Самаркандской областей, боровшихся с басмачами, и приобрёл немалый практический опыт. В Приволжье началось наше близкое знакомство, закрепившееся особенно в годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время».

Утром, едва Василевский прибыл на службу, его встретил Соколовский.

   – Командующий приглашает вас к себе, – сказал он. – Я провожу вас.

Дыбенко с улыбкой на худощавом лице принял Василевского и, когда Соколовский вышел, усадил его за стол рядом с собой. Заговорил с ним доверительно и душевно, как поступал со всеми, кто ему нравился:

   – Мы с тобой, Александр, познакомились на совещании высших руководителей армии и флота, и знаю я тебя мало. Но если звонит нарком и просит встретить, стало быть, ты чего-то стоишь!

Василевский зарделся, как девушка. «Так вот кто звонил командующему округом!» – отметил он про себя. А вслух сказал:

   – Я готов принять отдел боевой подготовки!

   – Отдел от тебя не убежит, – весело поблескивал глазами Дыбенко. – Ты коротко расскажи, как там Москва? – И вдруг в упор спросил: – Сталина, наверное, видел?

   – Видел, Павел Ефимович. И не раз!

   – Говорят, постарел он, седины прибавилось. – Дыбенко говорил задумчиво, словно сожалел о чём-то. – В семнадцатом году после Октябрьской революции я ближе узнал Иосифа Виссарионовича. В составе первого советского правительства я был членом Комитета по военным и морским делам, затем наркомом по морским делам, а Сталин – наркомом по делам национальностей. Тогда контрреволюция пыталась задушить Советскую власть, но моряки-балтийцы этого не допустили. Помнишь мятеж Керенского—Краснова в Петрограде?

   – В те дни я командовал ротой в стрелковом полку и с радостью воспринял падение монархии, – сказал Александр Михайлович.

   – Ты был на Юго-Западном фронте? – спросил Дыбенко.

   – Да. А в мае-июне генерал Корнилов командовал 8-й армией и войсками Юго-Западного фронта. Я помню, как он приезжал к нам в полк со своей свитой, призывал нас не щадить своего живота для защиты России от большевиков. Но нас хорошо просветили большевики, и, когда Корнилов поднял мятеж, вместе с революционными войсками мы подавили его.

   – А ты, вижу, битый-перебитый командир! – Дыбенко по-доброму улыбнулся. – Теперь поговорим о тебе. В двенадцать ноль-ноль я представлю тебя работникам штаба, а уж потом берись за дело. Округ у нас большой, работы всем хватает...

Василевский дни и ночи проводил в войсках. Всё, чему он научился, внедрял на практике. А дел и вправду было невпроворот. Завершалась техническая реконструкция армии, она всё дальше отходила от территориальной системы. К концу 1935 года почти три четверти её дивизий стали кадровыми. Войска получали новое вооружение: танки, самолёты, зенитные пушки и пулемёты. Памятной стала поездка на учения в Белорусский военный округ, в которых участвовали командование и штаб Приволжского военного округа. Этот округ в белорусских учениях представляла одна из армий, где оперативный отдел возглавлял Василевский. Руководил учениями командующий Белорусским военным округом Иероним Петрович Уборевич, который хорошо знал Василевского, когда тот служил ещё в Московском военном округе.

   – Ну, здравствуй, старый знакомый! – такими словами встретил Александра Михайловича в штабе округа Уборевич. – Надеюсь, ваша армия хорошо проявит себя?

   – На это я и рассчитываю, – вмешался в разговор Дыбенко.

   – Я буду действовать так, Иероним Петрович, как вы учили меня!

Позднее Василевский признавался, что польза от полевой поездки в Белоруссию была огромной. «Что касается лично меня, то я фактически впервые сумел серьёзно проверить свою оперативную подготовку. В рамках Приволжского военного округа такой возможности мне ранее не представлялось».

Учения прошли успешно, и Уборевич не без оснований на разборе заявил, что «Василевский действовал как в настоящем сражении, его войска навязали противнику свою волю и разгромили его!».

   – Вот видишь, Александр, я не ошибся, назначив тебя возглавить в армии оперативный отдел, – сказал Дыбенко, когда они вернулись в Куйбышев. – Домой жене не звонил?

   – Ещё не успел.

   – Позвони, скажи, что приехал. Вот телефон...

Василевский трижды набирал номер квартиры, но трубку никто не поднимал. Странно! Ещё нет и семи утра, а Катя куда-то убежала. Где же она?

   – Почему-то жена не отвечает, – грустно молвил он. – Сейчас я наберу номер квартиры соседа, начальника тыла.

Ответила ему жена соседа.

   – Это я, Василевский, здравствуйте... Звоню своей Кате, а телефон молчит.

   – Саша, – зычно отозвалась соседка, – Катя рожает в больнице. Вчера её увезла «скорая»...

Он хотел сказать об этом командующему, но тот опередил его:

   – Я всё слышал. Бери мою «эмку» – и в роддом! Жене сейчас очень нужна твоя поддержка!

Приехал он в больницу возбуждённый. Дежурный врач, полная, со смуглым лицом женщина, прищурив серо-зелёные глаза, спросила:

   – Как зовут вашу жену?

   – Катя Василевская. Я был в отъезде и не знаю, как она себя чувствует...

Врач потянулась к телефону, стоявшему на краю стола, и позвонила:

   – Люсь, у тебя в палате Катя Василевская. Она родила?.. Тут муж к ней приехал. Такой чернявый, с густым чубом. – Голос у врача был писклявый, чем-то недовольный, и это не понравилось Василевскому. – А когда ему прийти? Ладно, я всё поняла. – Она положила трубку и взглянула на Василевского: – Ваша жена ещё не родила. Ночью ей стало плохо, и её взяли в реанимацию.

Его от волнения затошнило. Уже оказавшись во дворе больницы, он сообразил, что мог бы написать Кате. Не мешкая, вернулся. Увидев его в приёмном покое, дежурный врач хмуро спросила:

   – Вы опять, чернявый? Я же вам всё объяснила...

   – Могу я передать жене записку?

   – Пишите, я сейчас туда иду и передам, – смягчилась врач.

Василевский достал из полевой сумки блокнот, вырвал из него лист и, наклонившись к столу, написал: «Катюша, милая, я так за тебя переживаю! Прошу, делай всё, что скажут врачи. Очень тебя люблю! Крепись, дорогая. Целую. Твой Саша». Он отдал записку врачу.

   – Я так рад, очень вам признателен, – пролепетал Василевский.

Домой он пришёл разбитый. Наскоро приготовил себе ужин. Поздно вечером ему позвонил командующий.

   – Мою «эмку» отправил, а сам чего не зашёл? – спросил Дыбенко. – Как там твоя половина?

Василевский объяснил ситуацию.

   – Значит, ещё не родила? – переспросил Дыбенко. – Тогда поезжай за город на стрельбище. Танкисты уже ждут тебя.

   – Надолго, товарищ командующий?

   – На трое суток...

Вернулся он домой глубокой ночью, но спать не лёг, а стал готовиться, чтобы навестить жену в больнице: наверное, её уже перевели в палату. Уснул лишь на рассвете, да так крепко, что соседка едва разбудила его. Она улыбнулась ему тонкими нежными губами, в её чёрных глазах светились искорки.

   – Ну и соня же вы, Саша! – воскликнула она. – Я только что была у Кати. Ей стало легче, кризис прошёл, и ребёнок живой...

   – Кто у меня? – едва не задохнулся от волнения Василевский.

   – Сын! – Соседка тронула его за плечо: – Чего же вы стоите? Наденьте шинель и бегом во двор к машине. Муж отвезёт вас в роддом. Катя и малыш ждут вас...

Утром, едва Василевский прибыл на службу, его вызвал командующий.

   – Хочу поздравить вас с рождением сына! – сказал Дыбенко, привычно пощипывая бороду. – Как вы назвали его?

   – Игорем.

   – И конечно же по примеру отца он станет военным?

   – Вырастет и сам решит, кем ему быть. Порой не мы судьбу выбираем, а она нас.

   – Логично! – Какое-то время Дыбенко молчал, потом вдруг признался: – А знаете, Александр, меня в семнадцатом едва не сразила вражья пуля. В тот день казаки генерала Краснова готовились выступить из Гатчины на Петроград. С горсткой революционных матросов я прибыл в Гатчину и стал убеждать казаков не идти против народа. Я говорил им, что наш общий враг – Временное правительство и сам Керенский, против них и надо повернуть свои штыки. Тогда-то один из офицеров-казаков крикнул: «Смерть большевику!» – и бабахнул по мне из нагана. Пуля сорвала с головы бескозырку, но ещё раз выстрелить офицер не успел – сами казаки набросились на него и скрутили ему руки. – Командующий помолчал. – Тогда, в семнадцатом, я не боялся смерти и готов был умереть за Советскую власть. Но, как говорится, Бог миловал. Такая вот штука была со мной, – резюмировал Павел Ефимович.

Василевскому Дыбенко нравился. Был он не робкого десятка, прост в обращении с бойцами и командирами и по-своему мудр. Ценил тех, кто проявлял рвение в службе. В Василевском он увидел не только служаку, но и талантливого штабиста. У него была высокая оперативная подготовка, он умел мыслить масштабно. И когда осенью 1936 года ему позвонил нарком обороны Ворошилов и спросил, кого бы он мог рекомендовать на учёбу в Академию Генерального штаба, созданную по решению ЦК ВКП(б), Дыбенко назвал полковника Василевского. Ему было присвоено это звание после того, как 22 сентября 1935 года постановлением ЦИК и СНК СССР в РККА и ВМФ были введены персональные воинские звания для командного и начальствующего состава.

Пригласив Василевского к себе, командующий сказал:

   – Я рекомендовал вас на учёбу в Академию Генерального штаба. У вас есть боевой стаж, отличная аттестация по службе, высшее военное образование. По словам наркома, этот первый отбор слушателей проводится под строгим контролем ЦК партии. – Дыбенко посмотрел на Василевского. – Ну, как, желаете учиться?

   – Очень даже желаю! – выплеснул на одном дыхании Александр Михайлович.

   – Тогда собирайтесь к отъезду. Срок – три дня! С вами поедет на учёбу и ваш коллега начальник оперативного отдела штаба полковник Трофименко...

Учёба в академии всецело захватила Василевского. В июле 1937 года слушателям был предоставлен отпуск, а потом их отправили на двухнедельную стажировку на корабли Военно-Морского Флота. Василевский попал на Балтийский флот. В Ленинграде в штабе округа он встретился с командиром 2-го ранга Дыбенко.

   – Вы? – растерянно заморгал тот. – Никак не ожидал встретить вас здесь.

Василевский ответил, что прибыл на стажировку на боевые корабли, и, когда Дыбенко пригласил его в свой кабинет, Александр Михайлович рассказал ему о своей учёбе, о тех военачальниках, с кем довелось увидеться в стенах академии.

   – А как ваш Игорь?

   – Растёт! Моя Катя души в нём не чает. А старший сын Юрий живёт у моей первой жены Серафимы. Тот горит желанием стать военным. А вы тут командуете военным округом?

   – Как видите. Я рад, что снова прибыл в город, где в семнадцатом получил боевое крещение. А принял я округ от командарма первого ранга Ивана Панфиловича Белова... Странно, но факт, – продолжал Дыбенко, – меня окружают одни герои. Приволжский военный округ я принял от Ивана Фёдоровича Федько, тоже героя Гражданской войны, а передал маршалу Тухачевскому. – Голос у Павла Ефимовича вдруг сорвался. – А его, как вы знаете, в июне расстреляли...

В кабинете повисла напряжённая тишина. Дыбенко смотрел куда-то в окно и пальцами щипал бороду. Было видно – его что-то мучило.

   – Павел Ефимович, – первым заговорил Василевский, – вы были на суде по делу Тухачевского и других видных военачальников. Неужели и вправду маршал оказался врагом народа, как и его коллеги?

   – Вы что, Александр, не верите в советское правосудие? – усмехнулся с издёвкой Дыбенко. – И Тухачевский, и его коллеги были связаны с фашистами. Якир учился в академии генерального штаба Германии, читал лекции о Красной Армии, Корк некоторое время исполнял обязанности военного атташе в Германии, их там немецкая агентура и завербовала.

«Я в это не верю!» – едва не сорвалось с уст Василевского. А вслух он спросил:

   – Вам жаль Тухачевского?

   – Он же оказался врагом народа, чего его жалеть? – едва не выругался Дыбенко. – Я бы сам его расстрелял, если бы мне поручил это дело товарищ Сталин.

Ох как заблуждался Павел Ефимович! Не знал он, что и над ним уже сгущались тучи. Палач-авантюрист Ежов вскоре обвинил Дыбенко в том, что он, будучи в Средней Азии, якобы «выболтал» секретные сведения о Красной Армии американцам, когда те приезжали туда с делегацией. Ежов утверждал, что Дыбенко немецкий агент, что в гостинице «Националь» он устраивал пьянки, встречался с подозрительными девицами и прочее. И услышал об этом Павел Ефимович от самого Ежова, когда был в Москве. Дыбенко не на шутку встревожился: что ещё придумает о нём этот карлик-палач? Прибыв в Ленинград, он сразу же написал личное письмо Сталину. «Дорогой тов. Сталин! – выводил он дрожащей рукой. – Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей Родины и партии. Я живой, изолированный в политическом отношении труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с официальным правительственным заданием, с официальными представителями НКИД и ОГПУ, являются специальными разведчиками? В пути до Самарканда я не был ни одной секунды наедине с американцами... О провокаторском заявлении Керенского и помещённой в белогвардейской прессе заметке о том, что я якобы являюсь немецким агентом, – продолжал писать Дыбенко. – Так неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это ведь просто чудовищно! Две записки, имеющиеся у тов. Ежова, написанные служащими гостиницы «Националь», содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял себе вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было... Товарищ Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно и снять с меня позорное пятно, которого я не заслуживаю».

Напрасно командарм 2-го ранга Дыбенко ждал ответа от вождя. Спустя несколько дней его арестовали, «судили», а затем расстреляли.

Когда об этом стало известно Василевскому, он места себе не находил. Сердце ему подсказывало, что Дыбенко не виновен, что его оклеветали. Так оно и было, но узнал об этом Александр Михайлович уже после войны.