Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

Уснул он на рассвете.

Утром приехал Юра. Был он в военной форме авиатора. Катя заметила, что он как две капли воды похож на отца. Правда, лицо бледное, под глазами жёлтые круги. «Да, – подумала она, – он серьёзно болен». Юра снял шинель, и она провела его в комнату, потом заглянула на кухню, где брился муж.

   – Саша, Юра пришёл!

   – С приездом, сынок! – Василевский обнял его и расцеловал. – Похудел ты, – упавшим голосом добавил он и почувствовал, как в его душе вдруг пробудилась нежность. – Почему редко писал матери? Она же волнуется! Нехорошо, сынок! – Александр Михайлович провёл ладонью по гладко выбритой щеке. – Я мог бы с тобой чаще встречаться, но идёт война, и мне приходится больше быть на фронте, чем в Москве.

   – Ты себя не кори, отец, – просто ответил Юра. – Я уже не малыш, как твой Игорь, и всё понимаю. – Он помолчал. – Скажи, а с тобой на фронт можно уехать?

   – Можно, но только не теперь. Вот поправишься, окрепнешь, и я возьму тебя с собой.

Катя убрала со стола посуду и, мельком взглянув на мужа, подумала: «Любит он Юру...»

   – Саша, почему бы тебе сейчас не решить вопрос с обследованием Юры? – спросила она.

   – А знаешь, это мысль! Я позвоню начальнику Главного военного санитарного управления Красной Армии генералу Смирнову. – Он набрал нужный номер. – Ефим Иванович, это маршал Василевский. На днях я говорил с вами о своём сыне, так вот он приехал. Вы уже дали команду? Спасибо, я зря волнуюсь. Да, да, его сейчас же повезут в Архангельское. Ещё раз спасибо, Ефим Иванович. – Василевский положил трубку и взглянул на сына: – Тебя там уже ждут, так что не будем терять время...

«Что-то Верховный меня не вызывает, – подумал Василевский, когда вошёл в свой кабинет. – Видимо, считает, что я отдыхаю на даче, а я побыл дома лишь один день, а всё остальное время – в Генштабе!» Что радовало его в эти дни, так это прорыв блокады Ленинграда. И сделали это командующий Волховским фронтом генерал армии Мерецков и командующий Ленинградским фронтом генерал Говоров. А войска Северо-Западного фронта разгромили группировку немцев в районе Демянска, где ему довелось бывать по заданию Ставки, когда фронт возглавлял Курочкин.

А вот на участках Воронежского, Юго-Западного, Южного фронтов и на Кубани продолжались ожесточённые бои, и Генштабу хватало работы. По некоторым вопросам Василевский хотел посоветоваться с Жуковым, но в это время Георгий Константинович находился на Северо-Западном фронте у маршала Тимошенко.

Зазвонила «кремлёвка». Василевский, сняв трубку, услышал голос Сталина:

   – Товарищ Василевский, зайдите ко мне.

«Ну вот и вызвал, а я полагал, что обо мне Верховный забыл, – подумал Александр Михайлович. – Наверное, пошлёт на Воронежский фронт, там сейчас горячо...» Одевшись, он вышел. Проходя мимо кабинета своего заместителя генерала Антонова, заглянул к нему.

   – Я к Верховному, Алексей Иннокентьевич.

   – Добро. Я буду у себя, – сказал тот и отчего-то смутился. Александр Михайлович, как с Юрой? Его отвезли к врачам?

   – Он там, в Архангельском. Жду от него звонка...

Сталин поздоровался с Василевским, спросил:

   – Как отдохнули?

   – Спасибо, хорошо.

– Значит, готовы к делам? – Он чему-то усмехнулся. – А вот меня огорчил Воронежский фронт, да и Юго-Западный тоже... Вы садитесь, ведь правды в ногах нет. Вы в курсе, что там произошло?

   – В курсе, товарищ Сталин. И Ставка и Генштаб пошли на поводу у командующих этих двух фронтов и тоже дали промах...

Лицо Сталина посуровело:

   – Как бы немцы нас не перехитрили... Вам уже известны подробности действия немецкого командования?

   – Разведданные, которыми располагает Генштаб, не в нашу пользу, товарищ Сталин, – неторопливо, но твёрдо сказал Василевский. – Ещё в феврале—марте генерал-фельдмаршал Манштейн возглавил наступление группы армий «Юг» в районе Донбасса и Харькова. Вы знаете, что это один из опытных немецких военачальников. В разработке контрнаступления Гитлер как верховный главнокомандующий принял активное участие. План у них был такой... Разрешите, я воспользуюсь картой?

   – Пожалуйста. – Сталин взял со стола трубку, набил её табаком и закурил.

А Василевский продолжал:

   – Цель Манштейна – ударом танкового корпуса СС из района Краснограда, а 48-го и 40-го танковых корпусов от Красноармейского по сходящимся направлениям на Павлоград и Барвенково, – указка скользнула по карте, – разгромить на подступах к Днепропетровску войска правого крыла Юго-Западного фронта, отбросить их за Северский Донец...

   – И восстановить прерванные коммуникации группы армий «Юг», – договорил за начальника Генштаба Верховный.

   – Верно, – согласился Василевский. – А поскольку коммуникации ведут через днепровскую излучину, то, перегруппировав силы в районе юго-западнее Харькова, нанести удар по войскам Воронежского фронта, чтобы вновь захватить Харьков и Белгород, а затем продолжить наступление в сторону Курска.

   – Выходит, Манштейн перехитрил наших командующих фронтами, – грустно констатировал Сталин, глядя на карту.

   – Перегруппировку трёх немецких танковых корпусов мы восприняли как их отвод, – горько усмехнулся Василевский. – А командующий Юго-Западным фронтом генерал Ватутин даже попросил разрешения стремительно наступать, чтобы добить противника между Северским Донцом и Днепром и выйти на Днепр!

   – Что и говорить, подвёл Ватутин Ставку, – хмуро произнёс Сталин, – а ведь я потребовал от него, пока Харьков не взят нашими войсками, вместо предлагаемой им операции «Скачок» (так Ватутин назвал свою операцию по выходу к Днепру. – А.3.) принять другой план, более реальный на данный момент. Общая же задача фронта – не допускать отхода противника в сторону Днепропетровска и Запорожья, зажать его донецкую группировку, оттеснить её в Крым. И операцию важно начать как можно скорее, а её план прислать в Генштаб...

Что же произошло дальше? Ватутин прислал в Ставку свои соображения. Сталин утвердил план, не потребовал от Ватутина учесть его замечания о задачах 6-й армии, сделанные ещё при переговорах по операции «Скачок». Эта армия должна была сорвать замысел врага отойти на западный берег Днепра через Днепропетровск и Запорожье. «Других задач, вроде выдвижения на Кременчуг, пока 6-й армии не давать!» – предупредил Верховный Ватутина.

Ставка и Генштаб допустили те же ошибки, что и оба командующих фронтами. Это стало ясно после того, как немцы неожиданно начали своё наступление, и быстрый отвод войск правого крыла Юго-Западного фронта создал реальную угрозу левому крылу Воронежского фронта.

   – Возвращайтесь на Воронежский фронт и разберитесь в обстановке, – сказал Василевскому Сталин. – Я жду вашего доклада!

   – На рассвете я вылечу в Белгород, где находится штаб Ватутина, и буду там через час-полтора.

Вернулся к себе Василевский отнюдь не в радостных чувствах. В душе ругал себя на чём свет стоит: «Надо было лично проверить обстановку на фронте, а я доверился Ватутину. Теперь вот расхлёбывай кашу!.. Так тебе и надо за твоё легкомыслие...»

   – Вы уже здесь? – в кабинет вошёл генерал Антонов. – Вам только что звонил из госпиталя генерал Смирнов, он ждёт вашего звонка, вот его телефон... – И Антонов вышел.

Василевский переговорил с генералом Смирновым, и то, что он услышал, повергло его в шок. У Юрия – туберкулёз!

   – Болезнь тяжёлая и опасная, время терять нам никак нельзя! – коротко резюмировал генерал медицины. – Ноя вам помогу. Мой коллега профессор Эйнис – крупный специалист по лёгочным заболеваниям. Положим вашего сына к нему в клинику. Приезжайте сейчас ко мне, и мы обговорим все детали.

   – Еду!

Василевский быстро оделся, но, прежде чем выйти, позвонил жене.

   – Кать, плохи у Юры дела, – грустно сказал он. – У него туберкулёз. Я сейчас еду к генералу Смирнову. Он хочет положить Юрия в клинику профессора Эйниса. Прошу тебя, подготовь мне в дорогу саквояж. Я улетаю на рассвете на фронт...

   – Побыл бы ещё денёк дома?

   – Не могу, Катюша, приказ Верховного... Ну, я поехал в госпиталь...

Глава четвёртая

Казалось, Сталин никогда ещё не был так расстроен, как в это мартовское утро. Перед вылетом Василевского на Воронежским фронт он вызвал его в Ставку и сердито сказал:

– Посмотрите, как руководит фронтом генерал Голиков. Что-то у него не ладится. Просит срочно дать ему подкрепление. Не паникует ли?

«Он же ваш любимчик, как Мехлис и Кулик!» – едва не вырвалось из уст начальника Генштаба. Василевскому не потребовалось много времени, чтобы выявить ошибку, допущенную Голиковым. Когда немцы перешли в контрнаступление против войск Юго-Западного фронта, Ватутин понял, что его ослабленные в боях войска не смогут сдержать танки врага. И он отвёл войска за реку Северский Донец. В результате – хотел этого Ватутин или не хотел – левое крыло Воронежского фронта, проводившего Харьковскую наступательную операцию, оказалось открытым. В этой ситуации Голикову следовало сразу же отвести свои войска, но он, закусив удила, продолжал наступать. Об этом начальник Генштаба и доложил Сталину.

   – Вы считаете, что немцы снова возьмут Харьков? – спросил тот.

   – Не исключено, товарищ Сталин. Генерал-фельдмаршал Манштейн хочет окружить наши войска в районе Харькова и Курска, а затем уничтожить их по частям. Ясно как божий день, но Голиков то ли не видит этого, то ли его, как говорится, бес попутал.

   – На месте ткните его носом в карту! – озлился Верховный. – Действуйте там, как считаете нужным, но замысел любимчика Гитлера фельдмаршала Манштейна надо сорвать!

Самолёт приземлился в Белгороде ранним утром. Василевского встретил командующий фронтом Голиков. Моросил мелкий дождь, и он ругнулся:

   – Третий день льют дожди, все дороги размыло!

   – Что, прижали немцы? – усмехнулся Василевский.

   – Мои войска дошли до Днепра, и вдруг этот пёс Манштейн так ударил по Юго-Западному фронту, что мой сосед Ватутин отступил, – невесело проворчал Голиков. – Но, кажется, Воронежскому фронту теперь ничто не угрожает.

   – Заблуждаешься, Филипп Иванович! От Манштейна можно ожидать новых бросков...

«Тоже мне, поп-полководец! – выругался в душе Голиков. – Лучше бы ко мне прислали Жукова». Голиков к Василевскому, «сыну священника», относился с пренебрежением. Никак не мог понять, почему вождь пригрел того у себя, да ещё доверил такой высокий пост – начальника Генштаба! Голикова порой злило, что в военном деле «поповский сын» на голову выше его, и это до боли раздражало командующего. «Если этот выскочка из поповского племени станет меня в чём-либо упрекать, пожалуюсь Сталину. Иосиф не даст меня в обиду!»

«Виллис» въехал во двор штаба, и оба вошли в помещение. Василевский разделся и приказал помощникам, сопровождавшим его, нанести обстановку фронта на его рабочую карту. Те быстро сделали своё дело, и когда начальник Генштаба взглянул на карту, на душе у него защемило.

   – Вы что, Филипп Иванович, ещё не отдали приказ начать отвод войск фронта?

   – Зачем отводить? – удивился Голиков. – Перед вашим приездом я докладывал товарищу Сталину, что продолжаю наступать, и он не возразил. А вы, стало быть, против?

   – У меня создалось впечатление, что вы не до конца осознали угрозу войскам фронта, – упрекнул Голикова Василевский. – Взгляните на карту, где ваши войска, а где немецкие. Рывок Манштейна – а он делать это умеет, – и вы окажетесь в тяжёлой ситуации.

   – Если я отведу свои войска, немцы захватят Харьков, а я за этот город готов Манштейну перегрызть горло! – едва не крикнул Голиков.

   – Хватит пустых разговоров, Филипп Иванович! – резко осёк его Василевский. – Немедленно отводите войска, а потом будем думать, что делать дальше!

Но время было потеряно. 4-я немецкая танковая армия нанесла удар по 3-й танковой армии и с большими для себя потерями вклинились в советскую оборону на шесть—восемь километров. Манштейн понял, что добиться большего на этом участке фронта ему не удастся, и перенёс направление главного удара встык 3-й танковом армии и 69-й армии, между которыми образовался разрыв в полсотни километров. Закрыть его было нечем, и вскоре противник вы шёл с юга к Богодухову, а с севера прорвался к Харькову.

В это время Василевского вызвал на связь Верховный:

   – Что там у вас? – Голос недовольный.

Василевский объяснил ситуацию в районе Харькова, он не скрывал угрозы захвата немцами города.

   – О чём Голиков думал раньше? – раздался в трубке громкий сердитый голос Верховного. – Он кто, командующий фронтом или бравый ефрейтор?..

Пока Сталин бранил Голикова, Василевский его не перебивал. Разговор слышал и рядом сидевший Голиков. Он даже побелел, в глазах погас огонёк.

   – Вы что молчите? – послышался в трубке ворчливый голое.

   – Слушаю вас, товарищ Сталин, – отозвался начальник Генштаба.

   – Что вы предлагаете?

Василевский сказал, что надо передать Воронежскому фронту танковую армию генерала Рыбалко из Юго-Западного фронта.

   – Хватит этих сил, чтобы противостоять танкам Манштейна? – спросил Верховный.

   – Возможно, хватит, но я в этом не уверен.

   – Если что – звоните, – предупредил Верховный. – А генералу Голикову скажите, чтобы он лучше воевал, иначе с фронта его придётся убрать. Тоже мне полководец!..

Положив трубку, Василевский взглянул на Голикова:

   – Всё слышал, Филипп Иванович?

   – Круто берёт Верховный, – тихо произнёс Голиков.

   – Если же говорить начистоту, то тебе, Филипп Иванович, надо крепко намылить шею. Перегруппировку танковых корпусов врага ты и генерал Ватутин приняли за отступление, да ещё Ставку ввели в заблуждение... И уже не ты, а я прошу для тебя танковую армию!

Голиков промолчал, хотя по его хмурому лицу было видно, что он нервничает. А генерал Рыбалко, получив приказ о передислокации 3-й танковой армии с целью оказания поддержки Воронежскому фронту, был явно удручён и сразу вышел на связь с представителем Ставки.

   – У меня сил крайне мало, армия понесла в боях ощутимые потери, и они пока не восполнены. Может, выделите Голикову другие войска?

Кажется, Василевский тоже вышел из себя. Тут дорого время, а он ещё даёт советы!

   – Павел Семёнович, вам что, не ясен мой приказ? – громко прокричал он в трубку. – Тогда я могу сделать так, чтобы этот приказ вам отдал товарищ Сталин, но за последствия такого шага я не ручаюсь...

   – Вас понял, выполняю... – торопливо отозвался генерал.

Прошла неделя ожесточённых боев, и всё это время Василевский не находил себе места. Под мощными ударами немецких танков войска левого крыла Воронежского фронта продолжали откатываться к Харькову. Голиков заметно переживал, хотя и старался не подать виду. Наконец не выдержал, спросил Василевского:

   – Что будем делать? Мне бы ещё две-три армии, и я бы немца остановил.

   – Об этом надо было думать раньше, а не разводить дискуссию, – подчеркнул Василевский. – Теперь у нас один выход...

   – Какой? – насторожился Голиков.

   – Просить у Верховного резервы...

«А он, этот поп-полководец, незлопамятный, как я полагал», – подумал Голиков.

В ночь на 10 марта у Василевского состоялся обстоятельный разговор с Верховным. Ситуация на Воронежском фронте встревожила его, и он спросил:

   – Вы хотите усилить Курско-Белгородско-Харьковское направление?

   – Так точно! – подтвердил Василевский. – Надо срочно перебросить на Воронежский фронт две общевойсковые армии и 1-ю танковую армию генерала Катукова. – Эту армию он хорошо знал, так как Генштаб формировал её в феврале на базе управления 29-й армии с использованием 3-го механизированного корпуса из состава Калининского фронта. Тогда же по его предложению эту танковую армию возглавил Катуков.

   – Берите танки Катукова, – коротко резюмировал Сталин. – Директиву получите позже...

Василевский задумался.

   – Что вас волнует, Александр Михайлович? – спросил Голиков. – Верховный ведь дал нам три армии?

   – Дать-то дал, но пока они сюда поступят, немцы могут взять Харьков и Белгород, – грустно ответил Василевский. – А сдержать их натиск у нас, к огорчению, нет достаточно сил.

«Он прав, и я не могу ему возразить, – с болью в душе осознал Голиков. Его покорило то, что Василевский дважды разговаривал с Верховным и ни разу не назвал его фамилии. А мог бы не только назвать, но и доложить Верховному, что он, Голиков, поставил под сомнение приказ начальника Генштаба. – Да, повёл я себя по-дурацки, если не хуже...» И, чтобы хоть как-то сгладить свою вину, он подсел к Василевскому и тихо, чтобы не слышали операторы, работавшие за соседним столом, сказал:

   – Вы извините, пожалуйста, я наговорил вам всяких глупостей. Я так верил, что выиграю это сражение, даже Харьков с ходу взял, и вдруг осечка. Хотелось козырнуть, понимаете...

   – Я не сержусь, Филипп Иванович, – усталым голосом ответил Василевский. – Наше фронтовое дело, а стало быть, и сама победа над врагом вырастает из наших поступков. Ты же сам как-то говорил, что побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее. А поступил ты неумно. Теперь вот немцы стремятся вновь захватить Харьков, и я не уверен, что нам удастся его отстоять. В районе юго-западнее Харькова генерал-фельдмаршал Манштейн сосредоточил свою 4-ю танковую армию и оперативную группу «Кемпф» – десять пехотных, шесть танковых и одну моторизованную дивизии! А у тебя в 3-й танковой армии на сегодня лишь пятьдесят танков!

   – И всё же я буду биться с врагом до последнего! – заявил Голиков.

Но, как и предвидел Василевский, войска Воронежского фронта хотя и продолжали упорно оборонять подступы к Харысову, сдержать натиск врага не смогли, и он захватил Харьков. Это случилось 16 марта, когда резервы Ставки ещё не подошли. А по Белгороду нанесли удар с юга танки корпуса СС, с запада – армейский корпус. Крайне ослабленная в боях 69-я армия генерал а

Казакова 18 марта оставила Белгород. Командование Воронежского фронта и маршал Василевский переехали в район Обояни.

Что же в это время происходило в Ставке? Сталина очень обеспокоила обстановка, сложившаяся на Юго-Западном и Воронежском фронтах. Поэтому он решил подключить к этому делу своего заместителя маршала Жукова, который находился на Северо-Западном фронте у маршала Тимошенко. Его войска готовились форсировать реку Ловать. Когда поздно вечером в штабе фронта Жуков и Тимошенко чаёвничали, позвонил Сталин. Обсудив ситуацию на Северо-Западном фронте, где на реке и на всех дорогах началась распутица от ранней оттепели, Жуков заявил Верховному, что войскам фронта придётся прекратить здесь свои наступательные действия. Сталин согласился с ним и сказал:

   – Завтра выезжайте в Ставку. Надо обсудить обстановку на Юго-Западном и Воронежском фронтах. Там сейчас находится Василевский, но я бы хотел послать туда и вас, чтобы вместе вы нашли неординарное решение. Надо там остановить врага. Это очень важно.

   – Немедленно выезжаю в Ставку! – отрапортовал Георгий Константинович.

Утром в сильный дождь Жуков выехал на вездеходе и лишь к вечеру добрался до Москвы. Сталин сразу принял его и пригласил отобедать. За столом заговорил об обстановке под Харьковом, о Воронежском фронте.

   – Вы были правы, когда говорили, что у Голикова узок стратегический кругозор, масштабно он не мыслит. И в этот раз он оказался не на высоте. Харьков взял и тут же его бездарно отдал. Василевский считает, что Голикову фронт не по плечу. Придётся его освободить. Вы не против?

   – Никак нет! На Воронежский фронт надо поставить мыслящего генерала, того же Ватутина.

   – Вот его мы и назначим, – улыбнулся Сталин. – Ну, а вам придётся утром вылететь на фронт.

   – Меня не удивляет поведение Голикова, что на предупреждение Генштаба он отмахнулся, – заметил Георгий Константинович. – У него ведь членом Военного совета Хрущёв.

   – Вот-вот, Хрущёв, – засуетился Сталин. – Я как раз собирался с ним переговорить. – Он дотянулся до аппарата ВЧ и поднял трубку.

Хрущёв был в штабе фронта, и Сталин резко отчитал его:

   – Вы чем там занимаетесь, товарищ Хрущёв? Сражаетесь с фашистами? Я сомневаюсь в этом... Да-да, и не ворчите, а слушайте, что вам говорят. Военный совет фронта не принял должных мер против контрударных действий противника? Почему вовремя не оттянули войска фронта, когда Генштаб рекомендовал вам сделать это? И почему, наконец, вы так бездарно сдали врагу Харьков?.. Ах, вы не виноваты, это лично командующий недооценил силы противника. А где были вы?.. Опять начинаете оправдываться. Все кругом виноваты, но только не вы. Не нравится мне ваша позиция!..

Хрущёв хотел сказать Верховному ещё что-то, но тот уже положил трубку и хмуро изрёк:

   – Появился ещё один деятель вроде Мехлиса, поёт дифирамбы в мой адрес, а дел пока не видно. Когда Воронежский фронт освободил Харьков, Хрущёв несколько раз звонил мне, хвалился, как он помог Голикову руководить фронтом. А сдали Харьков – молчок!.. Эх, товарищ Жуков, знали бы вы, как тяжело мне работать вот с такими толстокожими деятелями! Мастера болтать, произносить хвалебные речи в честь «любимого вождя товарища Сталина», а дел-то у них ни на грош!

   – Сочувствую вам, Иосиф Виссарионович, – улыбнулся Жуков. – Но помочь, к сожалению, не могу. Все эти деятели типа Мехлиса и Хрущёва глядят вам в рот, а не мне.

Сталин туго свёл к переносице брови. То ли слова Жукова ему но понравились, то ли он всё ещё был зол на Хрущёва, но сухо бросил:

   – Если у вас, товарищ Жуков, нет вопросов, можете идти!

Жуков прилетел на Воронежский фронт в десять утра. Его самолёт прытко вынырнул из серо-пепельных облаков, висевших над посадочной полосой, и мягко приземлился на аэродроме. Л через полчаса Жуков был в штабе фронта.

   – Ну, что тут у тебя, Саша? – спросил он. Разделся и сел за стол. – Да, а ты уже завтракал? Нет? Тогда давай перекусим, а потом возьмёмся за дело.

Стол мигом накрыли, хозяева и гости стали завтракать.

   – Как там Верховный, не сердит на меня? – спросил Голикоа.

   – А ты, Филипп Иванович, позвони ему и спроси, – посоветовал Жуков. – Ты же часто ему звонишь, да и Хрущёв тоже...

Голиков вмиг залился краской.

   – Раньше звонил, теперь нет, – смутился он.

   – А где член Военного совета Хрущёв? – поинтересовался Жуков.

   – У танкистов. Он заверил меня, что к вашему приезду вернётся. Видно, что-то его задержало.

«Никита умышленно это сделал, знает, что я в курсе разговора Верховного с ним», – решил про себя Жуков. Допив чай, он взглянул на Василевского:

   – Ну, начальник Генштаба, рассказывай, чем ты укрепил Воронежский фронт и как намерен остановить войска Манштейна!

Василевский развернул свою рабочую карту.

   – Тут, Георгий, мною всё помечено...

Жуков пытливо разглядывал карту, лицо его было, как обычно, строгим и невозмутимым. Но вот оно расплылось в улыбке.

   – Прочная оборона по Северскому Донцу? Это то, что надо.

   – Я счёл важным прикрыть направления на Обоянь и Корочу, – пояснил Василевский. – 69-ю армию Казакова с танковым корпусом генерала Баданова мы отведём на восточный берег Северского Донца, 21-ю армию Чистякова усилим прибывшими полками самоходной артиллерии, а танковый корпус генерала Вовченко выведем непосредственно севернее и северо-западнее Белгорода.

   – Хочешь ими прикрыть дорогу на Обоянь и Тамаровку? – спросил Жуков.

   – Разумеется, – подтвердил Василевский и добавил: – Если бы вовремя подошли резервы Ставки, которые выделил по моей просьбе Верховный, Харьков Голиков не сдал бы...

   – Ну что же, Саша, сделал ты всё правильно! – Жуков свернул карту. – Об этом и доложим вместе Верховному. А после разговора со Ставкой выедем в войска. Жуков докладывает! – позвонил он по ВЧ Сталину. – Мы с Василевским всё обмозговали и приняли необходимые меры...

   – Значит, Воронежский фронт переходит к жёсткой обороне? – спросил Сталин, выслушав Жукова. – Ну что ж, разумное решение. Пусть маршал Василевский завтра выезжает в Ставку, в Генштабе у него скопилось немало важных дел, а вы там поработайте. Цель прежняя – не дать немцам развить своё наступление.

Жуков, положив трубку на аппарат ВЧ, взглянул на Василевского:

   – Верховный нашу задумку одобрил. Тебе велено утром вылететь в Ставку, а я ещё тут побуду. Кстати, Верховный принял решение заменить Голикова на посту командующего фронтом генералом Ватутиным. Как на это смотришь?

   – Генерал Ватутин, безусловно, посильнее Голикова.

До позднего вечера Жуков и Василевский находились в войсках Воронежского фронта. Вернулись в штаб уставшие, мокрые от дождя.

   – Всё, Саша, на фронтах наступило весеннее затишье, – довольно сказал Жуков, раздеваясь. – Вокруг Курска образовалась своеобразная дуга в сторону противника. Сколько мы тут собрали армий?

   – Десять общевойсковых, две танковые и две воздушные армии Центрального и Воронежского фронтов.

   – Силища! Так что генерал-фельдмаршал Манштейн должен хорошенько подумать, прежде чем вновь бросить свои танки в наступление. – Жуков подозвал своего адъютанта: – Дай нам что-нибудь поесть. И горячий чай. Я весь озяб. Да и по чарке налей.

   – От чарки и я не откажусь. – Василевский сел за стол. – Да, а что там за перемещение командующих? Когда говорил по телефону с Верховным, он упомянул вскользь об этом, а в деталях я спрашивать не стал.

   – Ты, видно, уже знаешь, что командование Западным фронтом поручено Соколовскому. Конева я предложил поставить во главе Северо-Западного фронта, а маршала Тимошенко послать на юг представителем Ставки по координации действий Южного и Юго-Западного фронтов. Семён Константинович лучше других знает те районы. Верховный одобрил мои предложения.

   – Подбор командующих – дело весьма ответственное, и ошибок быть не должно, – заметил Василевский.

   – У каждого военачальника, Саша, своя школа сражения, но важно, кто был его учителем! – философски произнёс Жуков. Вот скажи, кто твой учитель?

   – Борис Михайлович Шапошников, – улыбнулся Василевский. – Большой умница! Я многим ему обязан. Были у меня и другие наставники, но он ярче всех.

   – А мой идеал знаешь кто? – вскинул подбородок Жуков. Василий Блюхер. Я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного и талантливого командующего. А стратегии и тактике военного дела я учился у Тухачевского, Фрунзе, Шапошникова... – От чарки Жуков раскраснелся, ему хотелось излить душу другу, и он стал рассказывать о своей мятежной юности, о том, как на фронте во время рукопашной схватки бандит-антоновец из обреза убил под ним лошадь и она, падая, придавили его боком к земле. И спас Жукова от верной гибели политрук Ночевика: сильным ударом клинка он зарубил бандита, потом помог Жукову выбраться из-под лошади.

   – Сколько лет прошло с той поры, а закрою глаза и будто наяву вижу горящее поле, лицо политрука Ночевика. Добрый он был рубака! – Жуков протянул Василевскому кружку. – Плесни ещё немножко. Выпьем за здоровье Верховного. Крут он порой, но дело требует...

Александр Михайлович до дна опорожнил кружку, горяча а жидкость разлилась по всему телу, стало жарко...

   – Теперь и я согрелся. – Он встал, заглянул в комнату командующего. – Филипп Иванович, а ты что тут один сидишь? Давай к нам за стол чаёвничать!

   – Спасибо, Александр Михайлович, но пока не могу. У мен» серьёзный разговор с начальником штаба... А вы когда уезжаете в Ставку?

   – Утром. Я зачем-то нужен Верховному, а Жуков останется у тебя. Так что не обижай его, – пошутил Василевский.

Самолёт ударился колёсами о бетонку, пробежал сотню метров и остановился как вкопанный. Василевский спрыгнул на землю и увидел генерала Штеменко из Оперативного управления.

   – С приездом, товарищ маршал! Я вас давно жду, ещё с рассвета.

   – Почему? Я же вылетел утром!

   – Маршал Жуков мне звонил, просил встретить вас, вот я и боялся опоздать...

«Ну, Георгий, учудил...» – весело подумал Василевский.

   – Разрешите войти? – Василевский открыл дверь в кабинет Верховного.

   – Заходите, Александр Михайлович. – Сталин редко называл его по имени и отчеству – он так делал, когда был в хорошем настроении. – Что, дал жару генералу Голикову Манштейн? – В голосе Верховного прозвучала едва скрытая усмешка, и, чтобы Василевский не обиделся, Сталин подошёл к нему, пожал руку, спросил: – Дома были?

   – С аэродрома поехал к вам.

   – Тогда позвоните жене, я намерен вас задержать надолго.

   – Потом позвоню...

Но Сталин, казалось, не обратил внимания на его слова. Он приблизился к столу и придвинул телефон Василевскому, а сам направился в комнату отдыха, которая находилась в конце кабинета. Видимо, он не стал смущать маршала: мало ли что может сказать муж своей жене!

Александр Михайлович по-своему оценил этот шаг Верховного, набрал номер домашнего телефона.

   – Это я, Катюша... – тихо сказал он. – Я только что вернулся с фронта, у меня всё хорошо. Домой приду поздно, так что не волнуйся...

Из комнаты отдыха вышел Сталин. Он нёс на маленьком подносе два стакана горячего чая.

   – Хотите подкрепиться? – предложил он Василевскому. – Берите лимон и сахар. Печенье, кстати, очень вкусное.

   – Спасибо, Иосиф Виссарионович. Перед вылетом в Москву мы с Жуковым пили чай...

Когда оба кончили завтракать, Сталин весело сказал:

   – Теперь поговорим о Воронежском фронте, а точнее, о ситуации в районе Курской дуги.

Василевский ещё в самолёте продумал свой доклад Верховному, заострив внимание на тех ошибках, которые были допущены командованием фронта во время боев с немецкими танковыми корпусами. Он честно изложил свои мысли, признал и свою вину в том, что командующий вовремя не отвёл войска, и это отрицательно сказалось на обороне Харькова.

   – Генерал Голиков допустил существенный промах и, как я понял, не сразу это осознал. Мне пришлось чуть ли не отдать ему приказ, чтобы отвести войска.

   – Фронт мы Голикову больше не дадим. Он возглавит Управление кадров Наркомата обороны.

   – Тоже ответственная должность, – осторожно заметил Василевский.

Сталин будто не слыша этого, подошёл к карте.

   – Жуков сообщил мне по телефону, что вы создали оборонительные позиции на Курской дуге, но я не совсем его понял. Можете мне подробно объяснить?

Василевский сказал, что линия фронта в районе Обояни стабилизировалась и Воронежский фронт перешёл к жёсткой обороне. В центре же, вокруг Курска, возникла своеобразная дуга, она обращена в сторону противника. А с севера над ней нависает находящийся в руках немцев Орловский плацдарм, а точнее, выступ.

   – С юга, вот здесь, – указка Василевского скользнула по карте, – линия фронта тянется примерно по белгородской параллели, а западный конец дуги находится восточнее Севска, Рыльска и города Сумы.

   – И сколько внутри этой дуги и вокруг неё наших войск? – спросил Сталин.