Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

   – Ну что ж, так, пожалуй, будет лучше. Зря я настаивал на издании приказа главкома, а не наркома обороны.

Вернулся он в Генштаб к Василевскому в хорошем настроении. С порога сказал:

   – Ты прав, Александр, приказ Иосиф Виссарионович подписал.

   – А я в этом ничуть не сомневался, – усмехнулся Александр Михайлович. – Ты, Георгий, порой бываешь чертовски упрямый, а Сталин этого не любит. Прошу тебя, не лезь на рожон, а то ещё состряпают на тебя «дело». Сам знаешь, на Лубянке есть мастера...

   – Плевал я на очкарика! – загорячился Жуков, имея в виду Берия. – Свою преданность Родине я доказал на фронте. Ты же знаешь, что когда надо было, мы лезли с тобой в самое пекло, на животе не раз ползали на переднем крае, изучая оборону врага...

   – Верно, – прервал его Василевский, – лезли в самое пекло, и будет обидно, если из-за каких-то эмоций мы попадём в лапы того же очкарика.

Но «дело» на Жукова уже стряпалось. В начале апреля состоялось заседание Высшего военного совета, на которое были приглашены почти все члены Политбюро, маршалы, генералы и адмиралы. Сталин был мрачен как туча. Жуков увидел, как он подошёл к столу, за которым сидел секретарь Высшего военного совета генерал Штеменко, вручил ему папку и громко сказал:

   – Прочтите нам документы!

Это были заявления на маршала Жукова от его бывшего адъютанта подполковника Семочкина и главного маршала авиации Новикова, арестованных органами госбезопасности. Оба жаловались на Жукова, обвиняя его во всех грехах. Жуков якобы говорил Новикову, что он, а не Сталин, вершил главные дела на фронтах, что он, Жуков, сколачивал вокруг себя группу недовольных вождём генералов и офицеров, вёл с ними разговоры, направленные против вождя. «Своё поведение я считаю подлым, – каялся в письме бывший главком ВВС. – Я нелестно отзывался о вас, товарищ Сталин, хочу вам признаться и в своих недобрых связях с маршалом Жуковым...»

У Георгия Константиновича заныло сердце. Вот она, подложенная под него мина! Сейчас она взорвётся. Он взглянул на Василевского, глаза того будто говорили ему: «Выше голову, дружище, не падай духом!»

«Мы часто вели с Жуковым политически вредные разговоры как во время войны, так и до последнего времени. Жуков любит славу, пытается умолить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандующего...»

Генерал Штеменко закончил читать. В зале повисла напряжённая тишина. Сталин тоже молчал. Наконец он заговорил:

   – Прошу вас, товарищи, высказываться по существу вопроса!

Никто из членов Политбюро защищать Жукова не стал. Молотов назвал его «Бонапартом», Берия – «чванливым военачальником», Булганин – «жестоким и беспощадным к командным кадрам». Однако Жуков терпеливо ждал, что скажут о нём военачальники. И он был несказанно рад, когда почти все они поддержали его, хотя и высказали ему свои претензии.

Слова попросил Василевский. Он был необычайно взволнован, щёки у него горели, а сердце чуть покалывало. Судилище, устроенное вождём, ему не понравилось.

   – Я тоже скажу о маршале Жукове, – начал Александр Михайлович и на секунду замялся. – Как мне о нём не сказать, если всю войну мы с ним провели на фронтах?

   – Нельзя ли поконкретнее? – бросил реплику Берия.

Василевский резко повернулся к нему:

   – Лаврентий Павлович, в самые жаркие дни боев я имел дело с Жуковым, а о вас, извините, как-то не вспоминал...

«Уел мастера заплечных дел, ох как уел!» – усмехнулся в душе Жуков.

Василевский говорил о том, что у Жукова тяжёлый характер, он может вспыхнуть, накричать на человека, наказать его. Но Жуков не способен на подлость.

– Георгий Константинович человек чести и высокого долга! И война это подтвердила. – Начальник Генштаба передохнул. – И последнее. За всю войну, товарищ Сталин, я не слышал от Жукова ни одного плохого слова о вас. Порой, когда вы не разделяли его точку зрения на ту или иную операцию, он злился, страдал, и не больше. А Новиков приписывает ему роль вожака тех, кто якобы вами недоволен. Не верьте этому, я вас очень прошу!..

(В 1953 году А.А. Новиков был реабилитирован, восстановлен в маршальском звании; выступая по делу арестованного Абакумова, он заявил, что следователи под пытками заставили его подписать донос на Жукова. – А.3.).

Кажется, выступили все, кто пожелал. Сталин подошёл к Жукову.

   – Что вы можете сказать? – спросил он.

Жуков порывисто встал, одёрнул тужурку.

   – Мне, товарищ Сталин, не в чём оправдываться. – Голос маршала прозвучал твёрдо, словно он отдавал приказ. – Ни к какому заговору я не причастен и ничего против вас не делал и не замышлял! Для меня вы – достойный Верховный Главнокомандующий, таковым и останетесь! Что касается моих недостатков в работе, я признаю их и на будущее учту.

Видимо, Сталин уже решил, как наказать Жукова, потому что, как только тот умолк, он произнёс:

   – И всё-таки вам, товарищ Жуков, придётся уехать из Москвы...

И Жукова отправили командовать войсками Одесского военного округа. Воспринял он назначение болезненно, но вождю не возразил. Уезжая в Одессу, Георгий Константинович зашёл в Генштаб к Василевскому.

   – Что скажешь на прощание?

   – Что не раз говорил тебе, Георгий: не горячись и будь сдержан в своих эмоциях!

   – Тут ты прав, но я не о том веду речь... Моя дочь Эра любит твоего сына Юрия. Ты об этом знаешь?

   – Да. И Юра любит Эру...

   – Значит, быть свадьбе? – Жуков с улыбкой скосил глаза на друга.

   – Пусть сами решают...

   – А ты... ты будешь на свадьбе у опального маршала?

   – Шутишь, Георгий! Как же мне не быть на свадьбе сына?

(Свадьба старшей дочери маршала Жукова Эры и лейтенанта Юрия Василевского состоялась в августе 1948 года. Родные, друзья и гости собрались за свадебным столом на даче Георгия Константиновича в Сосновке. Но Василевский в этот день был очень занят по службе (Сталин проводил в Кремле совещание с военными) и на свадьбу приехать не смог; позже он поздравил молодых.

   – Желаю вам, дорогие Юра и Эра, счастья в жизни! – сказал он, поцеловав обоих. – Надеюсь, вы подарите нам с мамой внуков.

Эра заметно покраснела, а Юрий не растерялся и бодро ответил:

   – Внуки будут, отец!..

И как рады были Жуков и Василевский, когда у их детей родилась дочь Саша, а позже – дочь Таня. – А.3.).

Однажды в начале февраля 1948 года маршал Василевский решал у Сталина вопросы по линии Генерального штаба, и тот вдруг спросил:

   – Как дела у товарища Жукова в Одессе? Навёл он там порядок в войсках? – В глазах вождя блеснула хитринка.

   – Навёл, товарищ Сталин. – Василевский смотрел на него не мигая. – Скажу вам больше: в боевой подготовке округ поднялся на ступень выше. Жуков всё время проводит в войсках, и это дало свои плоды. Правда, в стиле руководства у Жукова есть ещё недостатки...

   – Если в Одесском военном округе Жуков навёл порядок, тогда не послать ли нам его в другой округ, чтобы и там он поднял уровень боевой подготовки? – И, не дождавшись ответа начальника Генштаба, Сталин продолжил: – Да, мы пошлём его в другой округ...

Вскоре морозным февральским утром Жуков неожиданно приехал в Москву.

   – Привет, рыцарь чести! – раздался в трубке чей-то бодрый голос, и Василевский не сразу узнал, кто это.

   – Ты, Георгий? – наконец выдохнул он.

   – А кто же ещё? – весело отозвался Георгий Константинович. – Прибыл из милой сердцу Одессы. Хотел зайти к тебе в Генштаб. Примешь? Или тебе надо получить добро у Хозяина? – В голосе Жукова Василевский уловил иронию.

   – Перестань, Георгий, – осадил его Александр Михайлович. – Помнишь, я говорил тебе перед Сталинградской битвой, что мы с тобой друзья до гроба? И сейчас могу повторить эти слова. Ты где находишься, на военном аэродроме? Я пошлю за тобой машину.

   – Не надо, Саша, меня тут встретили. Я еду к тебе...

И вот он, Жуков, – живой, энергичный, волевой, каким он был на фронте.

   – Привет, Саша! – Они обнялись и расцеловались.

   – Садись, Георгий, и рассказывай, как там, в округе? – Василевский сел рядом.

Они беседовали откровенно, как бывало не раз, ничего не скрывая друг от друга. Но в голосе Жукова слышались горечь и невыстраданная боль от всего того, что пережил он в Одессе.

   – Понимаешь, я наводил в округе порядок, а меня обкомовские чины пытались обвинить в том, что я диктатор, что самовольничаю, подмял под себя местную власть. Донесли вождю...

   – Кто это сделал? – прервал друга Василевский.

   – Ты даже не представляешь! – воскликнул Жуков. – Первый секретарь обкома партии Алексей Кириченко. По должности он член военного совета и обязан мне, командующему округом, всячески помогать, а он ставил палки в колеса, то и дело жаловался Сталину на мои якобы диктаторские замашки. И что ты думаешь? Вскоре в округ прибыла комиссия во главе с Булганиным для проверки сигналов, поступивших в Москву.

   – А ты даже не встретил военного министра! – упрекнул его Александр Михайлович. – Когда мне сообщили об этом, я не поверил.

   – А кто он такой, этот Булганин? – вскипел Жуков. – Что он смыслит в нашем военном деле? И потом, я был на учениях и встретить спецпоезд, на котором прибыл Булганин со своей свитой, не мог.

   – Гордость, Георгий, у тебя бьёт через край! – снова упрекнул его Василевский. – Ты можешь не уважать Булганина как человека, но коль он военный министр, твой прямой начальник, ты обязан был встретить его и отдать рапорт.

   – Встать перед ним по стойке «смирно»? – усмехнулся Жуков. – Никогда в жизни! Есть только один человек, перед которым я вытяну руки по швам, – это генералиссимус Сталин. Ну и тебе, начальнику Генштаба, мог бы отрапортовать, – улыбаясь, добавил он. – Дружище, хватит обо мне. Как у тебя дела?

   – Всё хорошо, а вот за тебя у меня душа болит, – признался Василевский.

   – Ладно, Саша, пойду, а то у меня ещё уйма дел в столице. – Жуков встал, надел фуражку. – Утром я улетаю в Свердловск.

   – А туда зачем? – спросил Василевский.

   – Ты что, не в курсе дела? – удивился Жуков. – Меня назначили командующим Уральским военным округом. Так что в Одессу я больше не вернусь.

   – Мне говорил Сталин, что хочет перевести тебя в другой округ, чтобы ты, как и в Одессе, навёл порядок, добился желаемых результатов в боевой подготовке, – сообщил Василевский. – Но я не думал, что сделает он это так скоро.

   – У меня к тебе дело, – продолжал Жуков. – Позвони Сталину и попроси, чтобы он принял меня. Надо кое-что доложить ему.

На какое-то время Василевский задумался: надо ли ему звонить?

   – А сам чего не позвонишь? – спросил он.

   – Боюсь, что мне вождь откажет в аудиенции, – усмехнулся Георгий Константинович. – Я это чувствую.

Василевский снял трубку «кремлёвки», набрал номер и услышал знакомый голос.

   – Докладывает маршал Василевский, товарищ Сталин. У меня к вам просьба. Личная... Я прошу вас принять на беседу маршала Жукова. У него к вам важное дело. Очень прошу.

Трубка молчала. Маршал слышал, как вождь тяжело дышал, о чём-то размышляя. Наконец громко сказал:

   – Хорошо, товарищ Василевский, я это сделаю. Жду товарища Жукова через час. У меня тоже есть что сказать вашему другу...

(Жуков уехал к новому месту службы, но его «дело» так и не закрыли. На Лубянке следователи физически принуждали соратников полководца признаться в подготовке «военного заговора» против сталинского руководства, но это им не удалось. «Этим делом руководили Абакумов и Берия, – отмечал Жуков. – Их усилия сводились к тому, чтобы арестовать меня. Но Сталин не верил, что якобы я пытаюсь организовать военный заговор, и не давал согласия на мой арест... Когда же арестовали самого Абакумова, то выяснилось, что он умышленно затеял всю эту историю так же, как он творил их в мрачные 1937-1939 годы. Абакумова расстреляли, а меня вновь на XIX съезде партии Сталин лично рекомендовал ввести в состав ЦК КПСС. За всё это время Сталин нигде не сказал про меня ни одного плохого слова. И я был, конечно, благодарен ему за такую объективность». – А.3.).

Эпилог

На календаре – апрель 1952 года. В это воскресное утро военный министр маршал Василевский шёл на доклад к Сталину. Прежде чем отправиться в Кремль, он вызвал к себе первого заместителя маршала Соколовского. Тот не заставил себя долго ждать.

   – Василий Данилович, возьмите, пожалуйста, документы на испытание новых ракет, я подписал их. Что вам надлежит сделать? Лично переговорите с главным конструктором и нашими людьми из Генштаба, чтобы испытания были тщательно подготовлены и прошли без всяких задержек. Товарищ Сталин уже дважды интересовался этим вопросом.

   – Хорошо, Александр Михайлович, я сейчас этим займусь.

«Почти семь лет миновало с тех пор, как закончилась война, а наши конструкторы уже создали баллистическую ракету, – подумал Василевский. – Да, армия и флот уже далеко не те, что были в войну, они стали гораздо сильнее и мобильнее». Он снял трубку прямого телефона с начальником Генштаба генералом Штеменко.

   – Сергей Матвеевич, пора нам к высшему начальству, так что выходи к моей машине.

В кабинет вождя они вошли вместе. У того был маршал Булганин. Пригласив их сесть, Сталин спросил военного министра:

   – Испытания новой ракеты ещё не начали?

   – На днях начнутся, я уже подписал документы. Хочу и сам побывать на полигоне.

   – А как обстоят дела с испытанием ракеты «Стрела» на Черноморском флоте? – Сталин пристально посмотрел на Василевского. – Командующий флотом адмирал Пархоменко вам не докладывал? Он ведь член Государственной комиссии по приёму ракеты на вооружение.

   – Пархоменко не докладывал, а адмирал Кузнецов говорил мне, что ракету испытали без боевого заряда, всё прошло хорошо.

   – Я могу добавить к сказанному, – вмешался в разговор начальник Генштаба Штеменко, – что адмирал Пархоменко готовит испытания ракеты с боевым зарядом.

   – Что, будут стрелять на море по деревянному щиту? – усмехнулся Сталин.

Василевский замялся, а генерал армии Штеменко ответил, что Пархоменко просил Генштаб дать ему разрешение ударить ракетой по какому-либо большому кораблю устаревшего типа.

   – Вот как! – удивлённо воскликнул Сталин. – И что же предлагает адмирал Пархоменко?

   – Сделать мишенью новой ракеты крейсер «Красный Кавказ».

   – Да вы что? – подал голос до этого молчавший Булганин. – Ракета наверняка потопит крейсер, а коль так, зачем нам губить корабль, экипаж которого прославил себя в годы войны? Он оборонял Севастополь, высаживал морские десанты... Не лучше ли взять большую самоходную баржу, загрузить её металлоломом и шарахнуть по ней ракетой?

   – Баржа не крейсер, – возразил Василевский. – Полагаю, что адмирал Пархоменко прав. Баржа может затонуть и от взрыва снаряда, не то что ракеты. А ракета с боевым зарядом, говорил мне конструктор, способна уничтожить тяжёлый крейсер. Это и надо проверить!

   – Логично, товарищ Василевский. – Сталин шевельнул усами, потом взглянул на начальника Генштаба: – Вы разрешили адмиралу Пархоменко взять для испытаний крейсер?

   – Никак нет, товарищ Сталин, у меня нет прав, чтобы дать согласие на уничтожение крейсера, – ответил Штеменко. – Решить этот вопрос – в вашей компетенции. Поэтому я посоветовал адмиралу Пархоменко попросить адмирала Кузнецова обсудить эту проблему с вами.

   – Адмирал Кузнецов ко мне не обращался, – сухо произнёс Сталин. – Кстати, почему он сюда не прибыл?

   – Я не знал, что военно-морского министра следовало пригласить, – объяснил Василевский. – А указаний на этот счёт вы мне, Иосиф Виссарионович, не давали.

Сталин по «кремлёвке» позвонил Кузнецову, но ему никто не ответил. Тогда он вызвал Поскрёбышева:

   – Разыщите адмирала Кузнецова!

Когда дверь за Поскрёбышевым закрылась, Сталин вновь заговорил:

   – В прошлом году мы сняли с поста военно-морского министра адмирала Юмашева и на эту должность назначили адмирала Кузнецова. Мы с вами, товарищ Василевский, не совершили ошибки?

Тот заметно смутился, отчего на щеках появились красноватые пятна.

   – Нет, Иосиф Виссарионович! От того, что адмирал Кузнецов снова возглавил военный флот, Вооружённые Силы выиграют. Это не только моё мнение, но и Генерального штаба. Кое-что на флотах уже сделали. Успешно проведены учения с использованием боевого оружия, о чём я вам докладывал. Лично я, – продолжал Василевский, – высоко ценю адмирала Кузнецова и как военно-морского министра, и просто как человека. Не раз мы с ним обсуждали вопросы укрепления воинской дисциплины на флотах, выполнение программы строительства новых кораблей, особенно подводных лодок... Словом, неплохо идут дела у адмирала Кузнецова. Он живёт морем и знает, чем живёт флот и что ему надо в первую очередь...

Для Василевского заседание Главного военно-морского совета в 1951 году было памятным. А всё началось со звонка заместителя военно-морского министра адмирала Левченко. Он попросил маршала принять его по «важному вопросу».

   – В сорок первом, когда я командовал войсками Крыма, вы защитили меня...

   – Как же, помню, – прервал Василевский адмирала. – Захват Крыма немцами, арест ваш и маршала Кулика... Всё помню, Гордей Иванович. Я тогда сказал товарищу Сталину, что вы не виновны в потере Крыма и судить вас не за что... Ну, а что волнует вас теперь? Адмирал Юмашев вам не может помочь?

   – Он в этом не заинтересован и намекнул, что, если вынесу «сор из избы», мне несдобровать.

   – Вон оно что... Тогда приходите!

Василевский приветливо встретил адмирала:

   – Давно мы с вами не виделись, Гордей Иванович. У вас, вижу, седины прибавилось?

   – Я поседел в сорок первом, когда меня арестовали после крымской трагедии, – скупо обронил Левченко.

   – Война многих обожгла, – грустно заметил Василевский. – У меня тоже седины прибавилось плюс два шрама от ранений.

   – Крещение огнём! – усмехнулся адмирал. – Мне тоже не раз огонь дышал в лицо. А потом – арест... До гроба не забуду, как вы, в ту пору заместитель начальника Генштаба, вступились за меня. Если честно, я боялся, что получу девять граммов свинца или Берия упрячет меня в лагерь. Но меня лишь разжаловали до капитана первого ранга. А в апреле сорок четвёртого я снова стал адмиралом и заместителем наркома ВМФ.

   – В те дни наши войска отступали и Сталин тяжело переживал, – сказал Василевский. – Он был мрачный как туча, и я это сам видел. А уж потом, когда под Москвой немцам дали жару, дела у нас пошли лучше. – Маршал помолчал. – Так с чем вы пришли ко мне?

   – Я подготовил на имя товарища Сталина записку, в которой поставил вопросы об отставании развития наших Военно-Морских Сил от флотов передовых морских держав и о неудовлетворительном руководстве флотами со стороны военно-морского министра адмирала Юмашева и начальника Морского Генерального штаба адмирала Головко. И прошу вас, Александр Михайлович, доложить о моей записке Сталину. Я хотел, чтобы это сделал Юмашев, но он отказался. – Левченко вынул из портфеля документ и отдал его Василевскому.

   – Хорошо, я прочту, а потом мы решим, как нам быть.

Адмирал Левченко ушёл довольный.

Утром Василевский ознакомился с запиской и в тот же день вручил её Сталину.

   – Предлагаю обсудить этот документ на заседании Главного военно-морского совета, – сказал военный министр. – Проблемы, о которых пишет адмирал Левченко, весьма серьёзны и актуальны.

   – Уж как-нибудь я разберусь, – улыбнулся Сталин. – Позвоните мне дня через три. Я сейчас буду очень занят по работе ЦК партии...

Каково же было удивление Василевского, когда вождь вызвал его в Кремль на другой день.

   – Есть ещё на нашем военном флоте порядочные адмиралы, – сказал он, листая документ Левченко. – Нельзя допустить, чтобы наш Военно-Морской Флот был слабее флотов наших вероятных противников, и мы этого не допустим. Так что ваше предложение я принимаю.

   – Я бы счёл возможным дать адмиралу Левченко выступить с докладом, положив в его основу тезисы записки, – заметил Василевский.

   – Вы угадали мои мысли. – Веселинки заблестели в глазах Сталина. – Должен признаться, что и в годы войны вы нередко угадывали мои мысли. Хорошо это или плохо?.. Ну вот, вы уже и покраснели, как будто я сказал что-то недозволенное. Смею заметить, что Наполеон не любил, когда генералы угадывали его мысли. А фельдмаршал Кутузов, наоборот, прислушивался к голосу своих соратников, но решение подчас принимал совсем противоположное и, как правило, единственно верное. Я, как вы, должно быть, помните, в войну тоже ценил мнение генералов и маршалов, особенно Жукова и ваше, но решения принимал, не всегда одобренные Жуковым и вами. Не так ли?

   – Да, но я никогда не скрывал своих чувств и говорил вам о том, что меня волновало и что жгло душу, – тихо ответил маршал.

   – Помню, как вы и Жуков убеждали меня запретить проведение операции в мае сорок второго по освобождению Харькова, которую затеяли Тимошенко и Хрущёв. Но я разрешил им наступать, в итоге – неудача! В то время были у меня и другие ошибки, и я не боюсь их признать. Назовите мне хоть одного полководца, у которого не было бы ошибок? Не назовёте, ибо такого полководца нет! – Сталин помолчал. – Кажется, мы с вами ударились в философию. Вернёмся к записке адмирала Левченко. Претензии у него к Юмашеву весьма убедительны, и давайте в срочном порядке обсудим этот документ...

Между тем Левченко с нетерпением ждал, когда ому позвонит военный министр. Но Василевский не давал о себе знать. А позвонил адмиралу начальник Генштаба генерал армии Штеменко, с которым Гордей Иванович давно был дружен.

   – Как там на флотах, нет штормов? – В трубке было слышно, как Штеменко засмеялся.

   – Вы что, Сергей Матвеевич, собираетесь в отпуск?

   – Какой отпуск, дружище! – воскликнул Штеменко. – Дел у меня под самую завязку!.. Чего я тебя побеспокоил? Ровно в десять, то есть через час, быть тебе в кабинете военного министра!..

Левченко обрадовался: неужели его записке Василевский дал ход? Он терялся в догадках и слегка волновался, а когда подошло время, поспешил к Василевскому. Постучал в дверь и, услышав «входите», шагнул в кабинет.

   – Доброе утро, Гордей Иванович! Садитесь, пожалуйста. – Василевский кивнул на рядом стоявший стул. – Извините, что не смог лично позвонить вам. Я был у товарища Сталина.

   – Вы отдали ему мою записку? – на одном дыхании спросил Левченко.

   – Да, и она его очень взволновала. Решено ваш документ обсудить на Главном военно-морском совете. Вам поручается сделать доклад.

   – Вот это да! – образовался Левченко. – Спасибо за поддержку, товарищ маршал!..

Вернувшись к себе, Левченко собрался доложить обо всём своему начальнику, но Юмашев сам вызвал его. В кабинете находился также адмирал Головко.

   – Час тому назад со мной разговаривал товарищ Сталин, – глухо молвил Юмашев. – Он распорядился готовить заседание Главного военно-морского совета. И что интересно, Гордей Иванович, не я, а вы докладчик на этом заседании. Скажите, отчего вдруг вам такой почёт? С вами говорил Иосиф Виссарионович?

   – Нет! – Левченко шевельнул бровями. – Но моя записка у него.

   – Кто передал? – весь напрягся Юмашев. – И почему через мою голову? Пока я ещё военно-морской министр! – Он бросил взгляд на адмирала Головко. – Вот до чего дошло, Арсений Григорьевич: все, кому не лень, шлют свою писанину вождю, а я, министр, должен отвечать на их кляузы!

   – Записку товарищу Сталину передал военный министр маршал Василевский, у которого я был на приёме, – сказал Левченко.

В кабинете повисла напряжённая тишина. Юмашев втянул голову в плечи, его лицо посерело, стало каким-то неживым. Левченко, заметив это, произнёс:

   – Иначе поступить я не мог, Иван Степанович, ибо интересы флота для меня превыше всего!

Юмашев поручил адмиралу Головко вызвать на заседание всех командующих флотами.

   – Как быть с Кузнецовым, он ведь проводит учения? – спросил Головко.

   – Отменять учения не будем – так решил товарищ Сталин. Пусть Николай Герасимович изложит свои мысли на бумаге и передаст написанное через командующего 7-м военно-морским флотом на Тихом океане адмирала Байкова.

Главный военно-морской совет начал свою работу 13 июля в двадцать три ноль-ноль. Кроме членов Политбюро ЦК ВКП(б) на нём присутствовали руководители Военно-Морского министерства, командующие флотами, а также военный министр маршал Василевский, его первый заместитель маршал Соколовский и начальник Генштаба генерал армии Штеменко. Когда все собрались, в зал вошёл Сталин и, глядя на председателя Главного военно-морского совета, коротко бросил:

   – Начинайте, товарищ Юмашев!

Адмирал Юмашев проинформировал собравшихся о том, что главный инспектор флота адмирал Левченко подал записку на имя товарища Сталина, в которой резко критикует руководство Военно-Морского министерства в его деятельности по развитию и укреплению военного флота Советского государства. В связи с этим ЦК ВКП(б) и правительство решили рассмотреть эти вопросы...

Проблемы, которые поднял в своём докладе Левченко, касались строительства новейших кораблей, подводных лодок и приёма их от промышленности, обучения и подготовки командиров кораблей, работы на флотах с офицерским составом, безопасного мореплавания...

Сталин курил трубку, а когда после доклада Левченко было предложено выступить адмиралам, маршал Василевский, сидевший рядом с вождём, тихо сказал ему:

   – Будь Левченко генералом, я бы взял его к себе в военное министерство. У него трезвый ум, он далеко видит вперёд.

   – Умеете вы загребать себе мыслящих вояк! – усмехнулся в усы Сталин. – Это я заметил ещё в войну, когда вы были представителем Ставки. И Жуков поступал точно также...

На втором заседании Главного военно-морского совета было продолжено обсуждение флотских проблем. Сталин выступал на обоих заседаниях, он задавал ораторам вопросы, бросал реплики, интересовался кадрами флота. Он был доволен тем, что по затронутым вопросам высказали своё мнение все командующие флотами. А когда ночью закончились прения, он предложил создать комиссию и рассмотреть на ней все проблемы, поднятые во время прений, а также подготовить постановление правительства.

После заседания Сталин пригласил к себе маршала Василевского.

   – Хорошую вы подбросили мне работёнку, – улыбнулся он. – Но я доволен. Давно у нас не было такого большого разговора о военном флоте. Ещё одно-два таких заседания, и я могу стать адмиралом, – пошутил он.

   – Юмашева надо заменить на посту военно-морского министра, – сказал Василевский. – Как говорят в народе, не по Сеньке шапка!

   – Пьёт адмирал Юмашев, вот в чём всё зло, – произнёс Сталин. – А государство не может ждать, пока министр перестанет пить. Да, Юмашева надо снимать. Но кем его заменить?

   – Есть такой человек, – осторожно обронил Василевский.

   – Кто?

   – Адмирал Кузнецов! – Военный министр сделал паузу. – Он столько пережил и на войне и после войны, но не сломался!

Сталин коротко изрёк:

   – Надо подумать...

Василевский ушёл. Сталин закурил, но тут к нему вошёл Берия и сел рядом:

   – У тебя, Иосиф, есть какое-то поручение? Так сказал мне Поскрёбышев.

   – Помнишь, как ты арестовал адмирала Левченко, который недавно делал доклад на Главном военно-морском совете?

   – Как же, – улыбнулся Берия, – я тогда лично его допрашивал!

   – И что ты о нём мне говорил?

   – Не помню, – смутился Берия.

   – А я помню! – усмехнулся вождь. – Ты говорил, что адмирал Левченко чуть ли не предатель, что флот ему не брат, что немцам он готов был отдать не только Крым, но и Севастополь. Вспомнил, Лаврентий?

   – Что-то в этом роде я говорил...

   – Выходит, ты мне бузу говорил, Лаврентий. Я послушал доклад Левченко и пожалел, что мы с ним так жестоко обошлись. Удивляюсь, как ты не обвинил адмирала в шпионаже в пользу Манштейна, штурмовавшего Севастополь! – Вождь громко засмеялся. – Ладно, не сердись, дело прошлое. Я вот о чём подумал. Левченко доказывал, что промышленность сдаёт флоту корабли с большими недоделками. Надо бы тебе в этом разобраться.

   – Понял, Коба, завтра же займусь.

   – Только работай без натяжек и придумок, честно, как есть...

На другой день маршал Булганин, курировавший военный флот, пригласил к себе некоторых членов Политбюро, командующих флотами и сообщил о том, что Сталин принял решение освободить с поста военно-морского министра адмирала Юмашева.

– Кого будем рекомендовать на эту должность?

Адмирал Байков предложил кандидатуру вице-адмирала Кузнецова. Он сказал, что Николай Герасимович – крупный военачальник, его авторитет на флотах по-прежнему велик. Не так давно он возглавил командование 5-м военно-морским флотом на Тихом океане, и в короткий сок ему удалось резко поднять боеготовность флота. Из-за учений он не мог принять участие в работе, но свои мысли по укреплению и усилению флотов изложил в письме, которое он, Байков, привёз и отдал Булганину.

   – Я прочёл это письмо, – подал голос Булганин. – В нём есть дельные предложения, и мы включим их в стенограмму заседаний. Есть возражения против кандидатуры адмирала Кузнецова? Нет? Тогда ваше мнение я доложу товарищу Сталину.

   – Николай Александрович, а вы за или против? – спросил Василевский.

   – Я, как и вы, – за, Александр Михайлович, – улыбнулся Булганин.

«Тогда было бурное заседание, и хорошо, что все поддержали кандидатуру адмирала Кузнецова», – подумал сейчас Василевский, ожидая Николая Герасимовича.

Пока ждали главкома ВМФ, Сталин заговорил о проблемах перевооружения армии и флота новейшим оружием.

   – В июле сорок шестого года была сформирована первая ракетная часть в Советской Армии, – сказал Сталин. – В октябре сорок седьмого мы произвели успешный запуск первой баллистической ракеты, а в сентябре сорок девятого испытали атомную бомбу. Это, безусловно, отрезвило тех, кто пытается запугать нас, в том числе и главного оруженосца Запада господина Черчилля. Однако мы медленно наращиваем наше стратегическое оружие, – подчеркнул вождь. – Нам крайне нужны ракеты с ядерными зарядами, самолёты-ракетоносцы, атомные крейсера и подводные лодки, ледоколы-атомоходы... Прошу вас, товарищ Василевский, вместе с Генштабом подготовить специальное совещание по этому важнейшему вопросу...

В дверях появился главком ВМФ адмирал Кузнецов. Он с ходу произнёс:

   – Прибыл по вашему вызову, товарищ Сталин!

   – Вам известно, что адмирал Пархоменко предложил ракету «Стрела» испытать на крейсере? – спросил вождь.

   – Известно, но я рекомендовал взять для этой цели крейсер «Красный Кавказ». Он мощнее, чем крейсер «Красный Крым», водоизмещение у него девять тысяч тонн.

   – Но он же гвардейский? – заметил Булганин.

   – Оба крейсера гвардейские, Николай Александрович, оба отличились в Керченско-Феодосийской операции. Но в марте сорок пятого крейсер «Красный Крым» мы перевели в состав учебных котблей.