Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Дверь Василевскому открыла Мария Александровна, милая, добрая женщина, с которой ему всегда было приятно поговорить. Увидев его, она обрадовалась:

   – Так быстро? Вот уж Борис обрадуется! Заходите, пожалуйста.

Василевский снял шинель, шапку, пригладил ладонью волосы и шагнул в кабинет. Шапошников сидел за столом и что-то писал. Увидев гостя, он положил ручку на стол и встал.

   – Наконец-то я вас увидел, голубчик! – сказал он негромко и необычно мягко, по-женски. Осунувшееся лицо вдруг вмиг посветлело, хотя бледность щёк не исчезла, да и улыбка была какой-то неживой. Он долго держал ладонь Александра Михайловича в своей руке, приговаривая: – Да вас не узнать. Вы посуровели, возмужали, взгляд стал острее.

   – Война, Борис Михайлович, – улыбнулся Василевский, – она даёт о себе знать. Седины-то у меня прибавилось, как будто только что из моря вышел и пена застыла на волосах.

Покашливая, Шапошников сел на диван, а Василевскому кивнул на кресло.

   – Ваша седина, голубчик, меня не тревожит, – ответил маршал. – Главное – у вас таланта прибавилось! Хотя я и болею, но за событиями на фронтах слежу. Да вы садитесь и не смотрите на часы. Я вас долго не задержу. Ну, рассказывайте, как дела, доволен ли вами Верховный?

   – Прежде скажите, как вы себя чувствуете? – Александр Михайлович сел в кресло. – Товарищ Сталин не раз спрашивал меня, как ваше самочувствие, не бываете ли вы в Генштабе...

   – Он мне звонил трижды, когда наши войска готовились к Курской битве. – Борис Михайлович помедлил, взял папиросу и хотел было закурить, но отложил её в сторону. – Боялся Верховный, что наши фронты не выдержат натиска фашистов. А я спрашиваю его: «Что на этот счёт вам говорят Жуков и Василевский?» – «Они убеждают меня в обратном». – «Значит, – отвечаю вождю, – всё идёт как надо и вам не следует волноваться».

   – Он высказывал нам свои сомнения, и не раз, – заметил Василевский. – Кто клюнул на удочку, так это Ватутин. Говорит: «Давайте не ждать, а первыми ударим по вражеской обороне». Я тут же осадил его, но он всё же позвонил Сталину, и тот распорядился, чтобы все фронты подготовили запасной вариант, если вдруг Гитлер даст отбой наступать своим генералам. Смехота, и только!

   – У Ватутина членом Военного совета был Хрущёв, он-то и толкнул его на этот шаг, – усмехнулся Борис Михайлович. – Мне жаловался как-то генерал Ерёменко, что когда он командовал Сталинградским фронтом, Хрущёв, как член Военного совета, нередко толкал его на разные авантюрные шаги, даже звонил Сталину, предлагал то одно, то другое сделать на фронте. Порой это злило вождя. Однажды при мне, разговаривая с ним, Сталин сердито бросил в трубку: воевать надо хорошо, а не жаловаться на нехватку оружия и войск. Допёк он Верховного!.. – Голос у Бориса Михайловича звучал глухо.

Шапошников позвал жену:

   – Машенька, будь добра, принеси нам горячего чайку!

Разговор сам собой перешёл на фронтовые темы: как проходит та или иная операция, что делает Генштаб для подготовки стратегических резервов, как обеспечивают армию и военный флот новыми видами оружия и боевой техникой.

   – Теперь у нас, Борис Михайлович, всего этого хватает, – похвалился Василевский. – Заводы с каждым днём увеличивают выпуск танков, самолётов, орудий. Даже не верится, что в сорок первом мы с вами со всех фронтов собирали танки для обороны Москвы! Теперь же немцы потеряли своё преимущество в танках и самолётах, отсюда их поражения на фронтах. Но враг ещё силён, и мы об этом помним!

Шапошников не скрывал того, что с горьким чувством вспоминает начало войны, когда Красная Армия понесла тяжёлые потери. В этом вина не только Сталина и Генштаба, но и командующих фронтами, которые только-только обретали боевой опыт борьбы с врагом.

   – Скажу, голубчик, и о другом. – Шапошников поставил стакан на край стола. – В начале войны Сталин полагался больше на репрессивные меры. Помните его приказ в августе сорок первого о начсоставе, который самовольно оставлял боевые позиции? Вождь разрешил военным советам действующих армий предавать суду Военного трибунала лиц среднего и старшего начсостава до комбата включительно. А надо было не приказы издавать, а поднимать у бойцов и командиров боевой дух. Войскам нужны были танки, самолёты, орудия, а бойцам подчас не хватало даже винтовок! Теперь вождь это понял.

   – Я привык к Сталину, – признался Александр Михайлович. – Он стал глубоко мыслить по военным вопросам, лучше разбираться в стратегии и тактике. У него есть чему поучиться. И не зря Черчилль жаловался Рузвельту, что никак не может раскусить дядюшку Джо, как называл Сталина Рузвельт.

   – Верю вам, голубчик, и очень сожалею, что по болезни мне пришлось уйти из Генштаба, – грустно молвил Борис Михайлович. – Работа начальника Академии Генштаба меня не совсем удовлетворяет. Хочется быть с теми, кто сражается на фронтах...

Уходил Василевский грустный. На прощание Шапошников вдруг обнял его и по русскому обычаю трижды расцеловал.

Александр Михайлович почувствовал, как защемило в груди.

   – Всякое бывает, голубчик, может, больше не увижу вас. – Голос у маршала заметно дрогнул. – Мой привет Георгию Жукову и Алексею Антонову. Всё, идите! – Последние слова он произнёс чуть слышно.

Тяжело ступая, Василевский вышел во двор. Сюда как раз подкатила санитарная машина, из неё вышла полная, в белом халате женщина, в руках она несла две кислородные подушки.

   – Вы к Борису Михайловичу? – спросил он.

   – А что, его увезли в госпиталь? – насторожилась женщина.

   – Он дома, я был у него в гостях, – отчего-то смутился Василевский.

В Генштабе он зашёл к своему заместителю генералу армии Антонову. Тот всё ещё работал с оперативной картой фронтов, отмечая на ней продвижение войск. Александр Михайлович, не снимая шинели, сел на стул.

   – Тебе привет от Бориса Михайловича. Я только что был у него...

   – Как он, не болеет? – поинтересовался Антонов. – Давно ему не звонил.

   – Чего же ты? – насупился Василевский. – Ему-то как раз и не хватает наших звонков!

   – Я это учту, – уронил Антонов, не поднимая головы. Видно, ему стало не по себе от упрёков.

Глава шестая

День стаял, над городом опустились сумерки, когда Василевский, набегавшийся с утра, собрался домой. Генерал армии Антонов положил в папку документы, с которыми работал, и, глядя на него, спросил:

   – Когда убываете на фронт, Верховный вам не сказал?

   – Пока нет. Но, видимо, дня через два-три улечу на 3-й Украинский к генералу армии Малиновскому.

Зазвонил телефон. Василевский, сняв трубку, узнал голос начальника Главпура генерала Щербакова.

   – Александр Сергеевич, слушаю вас! Что, не понял? Смогу ли завтра зайти к вам к десяти утра? Что-то важное? Со мной хочет поговорить Георгий Димитров? Хорошо, буду у вас...

С Димитровым, болгарским революционером, обвинённым немецкими фашистами в поджоге рейхстага, Василевского познакомил Сталин. Летом 1942 года, когда он прибыл в Ставку из-под Сталинграда, в кабинете Верховного увидел Димитрова.

   – Георгий, это наш начальник Генерального штаба и заместитель наркома обороны Александр Михайлович Василевский! – добродушно произнёс Сталин. – Если у тебя возникнут вопросы по военной линии, всегда можешь рассчитывать на его помощь.

   – Спасибо, Иосиф Виссарионович! – Димитров улыбнулся. Он был кряжистый, с загорелым волевым лицом, чёрной копной волос. В пышных усах белела седина. – Хорошее имя – Александр. Так зовут ещё одного храброго русского воина, которого я очень почитаю, – Александр Невский. Так что вам есть с кого брать пример рыцарской удали!

   – Ну вот ты и смутил начальника Генштаба, – улыбнулся в усы Сталин. – Смотри, он даже покраснел...

С тех пор прошло полтора года, но Василевский запомнил эту встречу в Кремле. Сейчас он, слегка волнуясь, вошёл в кабинет начальника Главпура. Георгий Димитров резво встал и пошёл ему навстречу.

   – А вам идёт форма маршала! – мягко сказал он, здороваясь. – Правда, когда нас знакомили, вы были генералом. А я вот по-прежнему рядовой, – шутливо добавил он. – Как там на фронте?

   – Красная Армия наращивает удары, и уже недалеко то время, когда наши войска освободят вашу родину – Болгарию, – улыбнулся Василевский.

   – Александр Михайлович, тут такое дело, – заговорил генерал Щербаков. – Георгий Михайлович готовит цикл передач по радио на Болгарию и хотел бы рассказать о разгроме немцев под Сталинградом и на Курской дуге. Вы – участник этих событий и могли бы поведать немало интересного.

   – Проблем нет, я могу это сделать, но мне надо взять разрешение у Верховного... – начал было Василевский, но Щербаков прервал его:

   – Вчера у товарища Сталина я согласовал этот вопрос.

   – Тогда другое дело! – повеселел Василевский. – Что и говорить, бои были ожесточёнными. Мне довелось наблюдать с КП фронта танковое сражение под Прохоровкой. Казалось, что горела сама земля и небо полыхало жарким огнём.

   – Это как раз то, что мне надо! – воскликнул Димитров. – Когда я смогу побеседовать с вами?

   – Да хоть сейчас! – Василевский взглянул на Щербакова. – Александр Сергеевич, я проведу нашего гостя в Генштаб. Там у меня есть рабочие карты, по ним всё ему покажу. Не возражаете?..

На другой день с утра в Ставке обсуждался вопрос о подготовке воинских эшелонов для переброски войск и боевой техники фронтам из стратегических резервов. Начальник тыла Красной Армии генерал армии Хрулёв сделал краткое сообщение, и оно, как понял Василевский, удовлетворило Верховного, так как вопросов он не задавал. Хрулёва вождь уважал за его умение руководить тылом, хотя дело это весьма хлопотливое.

   – Андрей Васильевич, мне говорили, что для отправки на фронт тяжёлой боевой техники не хватает вагонов и платформ, это правда?

   – Так точно, Иосиф Виссарионович, – подтвердил Хрулёв. – А ещё совсем недавно всё обстояло наоборот. Вагоны и платформы были, а тяжёлой боевой техники не хватало.

   – Секрет прост, – усмехнулся Микоян. – Сейчас наша военная промышленность заработала на полную мощность и выпускает для Красной Армии и Военного Флота всё, что требуется.

Сталин посмотрел на Василевского.

   – Скажите, кому в первую очередь надо отправить резервы? – спросил он.

   – Генералам армии Ватутину и Коневу. – Начальник Генштаба встал, открыл свой блокнот. – Вы же знаете, что 1-й и 2-й Украинские фронты неделю назад начали Корсунь-Шевченковскую операцию. Операция весьма серьёзная, но она сулит нам большой выигрыш. И хотя нашим двум фронтам противостоят войска группы «Юг», которой командует генерал-фельдмаршал Манштейн, от поражения гитлеровцам не уйти. Потому-то Ватутину и Коневу нужны танки, и чем больше, тем лучше.

(Выигрыш и впрямь оказался стоящим. Корсунь-Шевченковская группировка немцев была окружена, попытки противника разорвать кольцо окружения, спасти свои войска не удались. Ликвидацию «котла» Ставка возложила на командующего 2-м Украинским фронтом генерала армии Конева. Для этого ему потребовалось всего лишь пять суток. Утром 17 февраля Конев донёс в Ставку: «Котёл» ликвидирован, потери противника подсчитываются...» Эти потери оказались внушительными – 55 тысяч было убито и более 18 тысяч взято в плен. Ставка высоко отметила заслуги Конева: 20 февраля ему было присвоено звание Маршала Советского Союза. Одним из первых его поздравил Василевский. – А.3.).

   – А теперь поговорим о подготовке к одесской наступательной операции, – произнёс Сталин. – Вам слово, товарищ Василевский.

Начальник Генштаба встал с места, а Микоян прокаламбурил:

   – Василевский здесь, Василевский там...

   – Такая у него должность, – сухо бросил Верховный, давая Микояну понять, что сейчас не до шуток.

Микоян помолчал, о чём-то думая, потом проговорил:

   – У Александра Михайловича большое сердце, на всё его хватает...

   – Бывают и сбои, – смутился Василевский. – Но это так, к слову... Что сказать об Одесской наступательной операции? Генштаб продумал её во всех деталях. Какова цель операции? Разгром приморской группировки немцев между реками Южный Буг и Днестр, освобождение северо-западного побережья Чёрного моря и Одессы, выход на государственную границу с Румынией...

Кажется, недолгим было совещание, но Василевский устал, у него побаливало горло. «Видно, просквозило на ледяном ветру, когда ехал на вездеходе на КП фронта, – подумал он. – Приду домой и попью горячего чаю с мёдом».

Генералы и наркомы стали расходиться, но Верховный задержал Василевского.

   – Где сейчас находится командующий кавалерией маршал Будённый?

   – На 2-м Украинском фронте у Конева. В составе войск фронта там действует кавалерийский корпус генерала Селиванова, и Будённый проверяет, всё ли там идёт, как надо.

   – Вызовите его в Ставку, – распорядился Верховный. – Второго февраля исполняется годовщина важного события, и Будённому предстоит выполнить ответственное поручение. Не догадываетесь, о чём идёт речь?

   – Нет, – зарделся маршал.

   – Эх вы, вам-то это надо знать! – И выпалил на одном дыхании: – Годовщина разгрома немцев под Сталинградом! Всех в мире потрясла эта битва, в том числе короля Великобритании Георга Шестого. Ему даже не стало жаль меча для сталинградцев... Этот меч и вручит Семён Михайлович делегации города. Ясно, да? Тогда поскорее свяжитесь с маршалом, быть ему в Кремле к девяти утра!

Василевский знал о том, что ещё в конце ноября 1943 года на Тегеранской конференции Черчилль от имени Георга Шестого вручил Сталину почётный меч – дар короля Сталинграду. Об этом ему поведал маршал Ворошилов, принимавший участие в работе конференции. На том торжественном акте был и Рузвельт.

«Никто не ожидал, что меч будет вручать Черчилль, – говорил Климент Ефремович. – Он люто ненавидел коммунистов, а тут вдруг поклонился самому Сталину! Но Иосиф Виссарионович гордо принял меч и поцеловал его. В те дни Черчиллю исполнилось шестьдесят девять лет, – продолжал Ворошилов. – День его рождения отмечали в английской миссии, куда пригласили и нашу делегацию. Были произнесены тосты. Сказал несколько тёплых слов о Черчилле и Иосиф Виссарионович».

   – Вручать почётный меч будут в Кремле? – спросил Василевский.

   – А что? – вскинул глаза Сталин.

   – Я бы тоже принял участие в этом торжестве.

   – Исключается, – сухо произнёс Верховный. – Утром вам надо убыть на 3-й Украинский фронт. Я уже говорил с Малиновским, он ждёт вас. Командующий он молодой, и ему нужна ваша помощь.

Василевский на какое-то время задержал свой взгляд на Сталине, потом разжал губы:

   – Слушаюсь! Иду звонить маршалу Будённому...

В кабинете он бросил папку на стол и, вызвав по ВЧ дежурного, попросил соединить его с КП 2-го Украинского фронта. И надо же – трубку взял сам Конев!

   – Как у вас обстановка, Иван Степанович? – спросил Василевский. – Наступление развивается успешно? Очень даже успешно? Я так и предвидел. А где маршал Будённый? Рядом? Дайте ему трубку.

   – Здорово, Александр! – услышал Василевский бас маршала. – Что стряслось? Я же доложил тебе, что уезжаю на фронт на пару недель.

   – Семён Михайлович, вас вызывает Верховный, – прервал его Василевский. – Срочно вылетайте! К девяти утра вам нужно быть в Ставке.

Вылетел Будённый на рассвете. Сыпал снег, небо было свинцовым, и хотя ветер бросал самолёт из стороны в сторону, до Москвы долетели благополучно. Прямо с аэродрома маршал поехал в Кремль.

   – Где начинала свой победный путь Первая Конная армия? – вопросом встретил Будённого Верховный, едва тот вошёл к нему и сел в кресло. – Не забыли?

   – Как можно такое забыть, Иосиф Виссарионович? – качнул усами маршал. – Там в бою подо мной убило двоих коней, меня ранило, хорошо, что ординарец выручил, а то бы зарубили меня беляки.

   – Помню, помню, как вы попали впросак... – Сталин прошёлся по ковровой дорожке. – Завтра исполняется годовщина со дня разгрома немецких войск под Сталинградом. Мы решили придать этому событию политическую окраску. Микоян уже включился в работу, встретил делегацию из Сталинграда, переговорил с людьми. А вам, Семён Михайлович, надлежит вручить делегации почётный меч – дар короля Георга Шестого.

   – Вы оказываете мне большую честь, товарищ Сталин, и я охотно это сделаю.

   – При вручении почётного меча, – вновь заговорил Сталин, – вы произнесёте речь минут на пять—семь. Сами подготовьте её, но покажите Молотову. – Он снял трубку прямой связи. – Вячеслав, у меня в кабинете Будённый, своё выступление он напишет сам, но ты его прочти, чтобы всё было на месте. Его речь наверняка прочтёт господин Черчилль. Птица он важная, авторитет в мире, и с этим пока мы должны считаться.

Торжественное собрание открыл секретарь Президиума Верховного Совета СССР Горкин.

Будённый взял клинок с выгравированной надписью на английском и русском языках: «Гражданам Сталинграда, крепким, как сталь, – от короля Георга VI в знак глубокого восхищения британского народа» – и подошёл к трибуне.

   – Товарищи! – сказал он громко и властно. – Председатель Совета Народных Комиссаров, Верховный Главнокомандующий, Маршал Советского Союза товарищ Сталин поручил мне передать вам почётный меч – дар короля Великобритании Георга Шестого гражданам Сталинграда в ознаменование героической обороны города. Этот дар знаменует собой крепнущее боевое содружество народов Великобритании и Советского Союза в борьбе против общего врага. Сегодня, второго февраля тысяча девятьсот сорок четвёртого года, – продолжал маршал Будённый, – исполнилась годовщина разгрома сталинградской группировки немецких войск. Красная Армия и граждане Сталинграда более пяти месяцев выдерживали бешеный натиск врага. В стратегических расчётах немецкого командования Сталинград имел особое значение. Овладение Сталинградом дало бы возможность врагу прервать наши коммуникации с Югом и нанести удар по Москве. Однако эти авантюристические расчёты немцев позорно провалились, а отборные немецкие дивизии нашли свою гибель у стен Сталинграда...

Под громкие аплодисменты присутствовавших Будённый вручил королевский меч председателю исполкома Сталинградского Совета депутатов трудящихся Пигалеву.

   – Принимая меч, – сказал Пигалев, – заявляем, что будем его хранить как символ крепнущего боевого содружества народов Советского Союза и Великобритании. Фашистские варвары разрушили наш город. Но мы восстановим Сталинград! Из развалин и руин он возродится ещё более могучим и величавым!..

К началу 1944 года военно-политическое положение Советского Союза значительно окрепло. Василевский не забыл, как в конце прошлого года его и маршала Жукова вызвали в Ставку, чтобы принять окончательное решение по зимней кампании. Перед этим Верховный поручил им подготовить свои соображения, и, когда они вошли в кабинет, Жуков сказал:

   – Товарищ Сталин, план проведения наступательных операций у нас готов! – И он вручил Верховному документ.

   – Это то, что надо. – Сталин пробежал план глазами. – Да, у вас хорошо получилось, и моих поправок, видимо, не будет. Завтра обсудим план. – Он взглянул на Василевского: – Вы подсчитали, сколько вражеских дивизий уничтожила Красная Армия за год, начиная с наступления наших войск под Сталинградом?

   – Уничтожено и пленено пятьдесят шесть немецких дивизий! – ответил начальник Генштаба.

   – Прилично! – Верховный повеселел. – Скоро, уже скоро Гитлер запоёт похоронный марш! Теперь Красная Армия и Военно-Морской Флот будут решать задачу полного завершения освобождения советской земли от гитлеровцев. Мы начнём операции, как условились с вами, на северо-западном направлении силами Ленинградского, Волховского и 4-го Прибалтийского фронтов при поддержке Балтийского флота. – Сталин подошёл к карте. Василевский подал ему указку. – Здесь нам надо разгромить группу немецких армий «Север», полностью снять блокаду Ленинграда и выйти вот сюда, к границам Прибалтики...

   – Выйдем, Иосиф Виссарионович! – заявил Жуков.

   – Хотелось бы сделать это скорее, наш народ терпит большие лишения.

На другой день после короткого обсуждения плана в Ставке Верховный подписал директиву. Жуков и Василевский вернулись на те же фронты, откуда выезжали. Сталин не любил, когда они «засиживались» в столице и, по свидетельству Василевского, сразу отправлял их в войска, чтобы на месте согласовывать боевую работу фронтов, помогать командующим претворять в жизнь замыслы Ставки.

В последний день февраля, как и намечалось Верховным, маршал Василевский прибыл в штаб 3-го Украинского фронта. Было раннее утро, но погода стояла капризная, ночью, когда он летел, шёл снег, а сейчас моросил холодный дождь. На переднем крае, как сказал ему командующий фронтом генерал армии Малиновский, стояла «мёртвая тишина», лишь по ночам слышались одиночные выстрелы да ракеты прошивали тёмное небо.

   – Но снайперы у немцев охотятся даже ночью, – усмехнулся Малиновский. – Вчера старшина-связист вышел перекурить, и у окопа блиндажа его сразила вражья пуля. Попала прямо в голову. Работа снайпера!

   – Что, пуля пробила каску? – удивился Василевский.

   – Да нет же, без каски вышел старшина. Я уж тут выдал кому следует за расслабленность...

   – Ну ты даёшь, Родион Яковлевич! – В голосе начальника Генштаба была ехидная насмешка. – Этак немцы перестреляют всех, кто трудится в штабе.

Пока они завтракали, на КП фронта прибыл командующий 2-м Украинским фронтом Конев. Высокий и стройный, как на картине художника, он вошёл в штаб с улыбкой на лице, но, увидев Василевского, смутился:

   – Вы уже здесь? А я чуток опоздал. Извините...

   – Ладно, Иван Степанович, прощаю тебе этот грех. – Василевский поднялся из-за стола и подошёл к нему. – Тебя я поздравил по телефону с маршальским званием, а теперь позволь пожать руку. – И он крепко стиснул его ладонь в своей. – Надеюсь, ты доволен?

   – Ещё бы! – расплылся в улыбке Конев. – Я знаешь о чём подумал? Строг наш Верховный Главнокомандующий, но и заботлив. Кто отличился – тому почёт! – Он взглянул на Малиновского. – Теперь твоя очередь стать маршалом, Родион Яковлевич!

   – Я об этом не думаю...

   – Врёшь, дружище! – воскликнул Конев. – Кто не хочет стать маршалом? Разве что чудак, но ты вроде к такой категории людей не относишься.

   – Начнём работу, товарищи! – сказал Василевский. – Иван Степанович, ты чётко уяснил то, что предписала тебе Ставка?

   – Да! – подтвердил Конев. – Через Умань и Рудницу нанести удар на Бельцы и Яссы, а мой сосед Малиновский – через Николаев на Одессу. С Родионом Яковлевичем мы уже договорились, как будем взаимодействовать. Вот только с Ватутиным я ещё не успел поговорить.

   – 1-й Украинский фронт Ватутина наступает из Подолии на Буковину. – Василевский посмотрел на карту. – Что мы имеем в результате? Немецкая группа армий «Юг» отрезается от группы армий «Центр» и отбрасывается в Румынию...

Василевский скрупулёзно всё анализировал. Малиновский бросил реплику: мол, зачем это делать?

   – Чтобы знать, где на твоём фронте слабые места! – отрезал Александр Михайлович.

   – И где же они? – насупился Малиновский. – Фланги?

   – А ты, Родион Яковлевич, догадлив, – улыбнулся Василевский. – Подумай, чем их усилить, а я пока займусь с Коневым...

В полдень маршал Конев уехал в штаб своего фронта, довольный тем, как представитель Ставки провёл обсуждение, а Василевский остался у Малиновского, чтобы проанализировать план освобождения Одессы. Они так увлеклись, что не сразу услышали звонок телефона. Василевский поднял трубку.

   – Да, Георгий, это я! – Александр Михайлович присел на стул. – Какое ещё ЧП? Выкладывай всё как есть...

   – Вчера в одном из сел бендеровцы обстреляли машину Ватутина, – доносился издалека голос Жукова. – Пуля прострелила ему бедро. Сейчас Николай Фёдорович лежит в киевском госпитале. Верховный приказал мне командование фронтом взять на себя, что я и сделал.

Это известие ошеломило Василевского. Он спросил, долго ли Ватутин пробудет в госпитале, на что Жуков ответил:

   – Трудно сказать, всё зависит от того, как поведёт себя рана. У тебя там как дела?

   – Готовимся с Малиновским к операции, полагаю, что Николаев и Одессу скоро освободим. Был тут и Конев, но он уже уехал...

(Василевский надеялся, что лечение Ватутина пройдёт успешно. 19 марта он получил из госпиталя телеграмму, в которой Николай Фёдорович поздравил его и командование фронта с успешным проведением Березнеговато-Снегиревской операции. В ответной телеграмме Александр Михайлович пожелал другу скорее поправиться и вновь возглавить 1-й Украинский фронт. К сожалению, чуда не произошло, и 15 апреля Ватутин умер. – А.3.).

После отъезда маршала Конева Василевский и Малинковский ещё раз уточнили план наступления. Их замысел предусматривал нанесение главного удара силами 46-й и 8-й гвардейской армий, конно-механизированной группы генерала Плиева (4-й гвардейский механизированный корпус и 4-й гвардейский кавалерийский корпус) и 23-го танкового корпуса в общем направлении на станцию Раздельная в обход Одессы с северо-запада. 57-я и 37-я армии наступали на Тирасполь, а 6-я, 5-я Ударная и 28-я армии – на Николаев. Войска фронта должны были поддержать авиация и корабли Черноморского флота. Василевский лично переговорил об этом с адмиралом Октябрьским. Командующий флотом был полон оптимизма.

   – Флот окажет содействие войскам фронта морскими десантами и корабельным огнём, – заверил он начальника Генштаба. – Авиация и корабли будут наносить удары по укреплениям врага. – Помолчав, адмирал добавил: – Одесса дорога морякам, они храбро обороняли её в сорок первом, они помогут ей и в сорок четвёртом!

«Гордец адмирал, держит флотскую марку – быть на виду!» – подумал Василевский.

План операции был готов, его подписал командующий фронтом. Поставил свою подпись и представитель Ставки Василевский.

   – Передай, Родион Яковлевич, этот документ в Ставку, – распорядился Александр Михайлович. – Посмотрим, что нам скажет Верховный.

В холодную мартовскую ночь Василевский долго не мог уснуть. Он лежал на деревянном топчане и слышал, как по оконному стеклу хлестали струи дождя. Третьи сутки льёт с неба, дороги совсем раскисли.

   – Вы ещё не спите? – заглянул в комнату отдыха генерал армии Малиновский. – Мне тоже не спится. Всё гадаю, даст ли нам ответ товарищ Сталин.

   – Уже глубокая ночь, вряд ли он позвонит.

Но Верховный позвонил. Уточнив обстановку у Малиновского, он спросил, где находится маршал Василевский.

   – Здесь, в штабе. Он вернулся из танкового корпуса и лёг отдыхать. Я разбужу его.

   – Не надо, пусть поспит. Скажите, чтобы потом позвонил в Ставку.

Но Василевский уже проснулся и взял трубку. Сталин сообщил ему, что предложения о ходе операций 3-го Украинского фронта Ставкой одобрены. Для 23-го танкового корпуса отправлено 360 танков, а тягачи на фронт поступят позже. Надо скорее освободить Одессу, подчеркнул Верховный, чтобы перебросить войска на другие участки фронта.

   – Через две-три недели Одесса будет свободна! – заверил Сталина Василевский.

Наступление началось на рассвете 26 марта. Пока армии правого крыла и центра фронта форсировали Южный Буг и штурмовали оборону врага на его западном берегу, армии левого крыла начали штурм Николаева. Войска 5-й Ударной армии генерала Цветаева и 28-й армии генерала Гречкина встретили яростное сопротивление немцев. Тогда командарм Гречкин приказал высадить в Николаевском порту десант морской пехоты с задачей отвлечь часть сил врага с фронта, о чём доложил Малиновскому. Родион Яковлевич одобрил этот поступок, уточнив лишь, кто готовит десант.

   – Командир 384-го отдельного батальона морской пехоты, а возглавит отряд из добровольцев старший лейтенант Ольшанский.

   – Ты, Алексей Александрович, мог бы мне и не звонить, десант так десант, главное – скорее взять Николаев! Даю тебе на это дело ещё двое суток!..

   – Генерал Гречкин насчёт десанта хорошо придумал, да ещё удар в тыл врага! – сочувственно отозвался Василевский.

   – У Гречкина в этом деле большой опыт, – пояснил Малиновский. – В сорок третьем он командовал 20-м десантно-стрелковым корпусом, позже возглавил десантную группу войск 18-й армии. Я уверен в успехе...

(Генерал армии Малиновский не ошибся. Десант морской пехоты старшего лейтенанта Ольшанского прославил себя, и не зря его назвали легендарным. 26 марта десант высадился в Николаевском порту и двое суток вёл ожесточённый бой, приковав к себе большие силы немцев. Он нёс потери, но живые продолжали удерживать свои позиции. А 28 марта в Николаевский порт ворвались наступавшие с фронта войска 28-й армии. Легендарный десант выполнил поставленную задачу. 55 морским пехотинцам и 12 связистам и пехотинцам было присвоено звание Героя Советского Союза. – А.3.).

В штаб фронта позвонил командарм 5-й Ударной генерал Цветаев. Он доложил Малиновскому о том, что город Николаев очищен от немцев.

   – Нам достались большие трофеи. – Голос в трубке звучал бодро, и Малиновский понял, что у командарма хорошее настроение, о чём он и сказал генералу. Тот, однако, возразил: – Не очень-то весело у меня на душе, товарищ командующий...

   – Отчего вдруг, ты же освободил город и порт?

   – Не в этом дело, товарищ командующий. Армию генерала Гречкина, моего соседа, выводят в резерв Ставки – это правда?

   – Правда, Вячеслав Дмитриевич. Она понесла большие потери, надо укрепить её, дать людям отдохнуть. А тебе, дружище, нужно ещё взять Одессу. Так что наращивай удары.

   – А я и не жалуюсь, товарищ генерал армии, просто хотелось уточнить.

Бои не утихали ни днём ни ночью. Прорыв обороны врага ни флангах приморской группировки противника и угроза выхода си в тыл войск 2-го Украинского фронта вынудили гитлеровское командование начать поспешный вывод войск за Днестр. Войска правого крыла 3-го Украинского фронта с боями продвигались к Раздельной, а левого крыла – на Одессу. 30 марта части 5-й Ударной армии при поддержке морского десанта освободили Очаков.

Маршал Василевский склонился над картой и долго над ней размышлял. Потом окликнул Малиновского. Тот подошёл.

   – Где у тебя сейчас действует конно-механизированная группа генерала Плиева? Всё ещё в рейде по тылам врага?

   – А что?

   – Свяжись с Плиевым по радио и прикажи ему срочно двигаться к станции Раздельная, – сказал маршал. – По данным воздушной разведки, о чём мне сейчас доложил генерал Судец, на станции скопились десятки немецких эшелонов с живой силой и техникой. А через Раздельную, как ты знаешь, проходит единственная железная дорога, ведущая за Днестр, в Румынию. Взять Раздельную – значит не дать возможности уйти в Румынию гружёным эшелонам врага, а главное – загнать немецкого генерала Холлидта в «мешок», разгромить его войска. Кстати, – продолжал Василевский, – пленный немецкий офицер на допросе показал, что 6-ю армию, которой командует Холлидт, создал лично Гитлер. А знаешь почему? Чтобы отомстить русским за разгром под Сталинградом 6-й армии фельдмаршала Паулюса. Фюрер назвал 6-ю армию Холлидта «армией мстителей».