Текст книги "Жезл маршала. Василевский"
Автор книги: Александр Золототрубов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)
– А кто этот полковник? – спросил он, глядя на Кальвина. – Я где-то его видел... Да, вспомнил! В Подмосковье на танкодроме. В тот день там были Вознесенский, Жданов, Микоян, учёный металлург Емельянов, начальник Автобронетанкового управления Павлов и нарком Ворошилов. Мы испытывали танк Т-34... А вот фамилию твоего гостя, Саша, я запамятовал. Напомни мне, полковник. – И маршал крутнул пальцами свои пышные усы.
– Оскар Кальвин, товарищ маршал!
– Потом в «Красной Звезде» я читал твою статью, она мне понравилась. Ты правильно сделал, что не написал, как нарком Ворошилов ругнулся, когда танк стал подниматься на холм с очень крутым склоном. Нарком испугался, что танк перевернётся и могут погибнуть люди! Но Т-34 взял крутой склон, и все зарукоплескали.
– У вас хорошая память, Семён Михайлович! – улыбнулся Кальвин.
– Не жалуюсь, полковник. Как тебя по батюшке-то величать?
– Оскар Петрович...
– Теперь я всё о тебе знаю, Оскар Петрович. – Маршал взглянул на Василевского. – Так зачем я тебе нужен, Александр? Говори, а потом я скажу, зачем к тебе пришёл.
– Вот он, – Василевский кивнул на Кальвина, – пишет в газету о вашем друге Климе Ворошилове. Вы с ним ещё с Гражданской войны вместе воевали, пестовали Первую Конную армию. Вот и хочет Оскар узнать от вас что-нибудь интересное из жизни Климента Ефремовича. Вы можете ему рассказать?
– Чего ты вдруг стараешься для него? – спросил маршал.
– Земляки мы с Оскаром, выросли в одной деревне, вместе в школе учились, а позже сражались с белополяками на Западном фронте...
– О Климе надо писать, – согласился Будённый. – Храбрейший человек! Помню, в бою под Ростовом белогвардейский офицер зарубил шашкой двоих бойцов и уже занёс клинок над головой Клима. Меня в ту секунду пот прошиб. Поднял своего Казбека на дыбы и что было сил рубанул беляка. Шашка моя разрубила его пополам до самого седла... Да, жестокое было время: отец шёл на сына, сын на отца, брат на брата. – Маршал взглянул на притихшего Кальвина. – Я много чего интересного расскажу тебе, так что приходи ко мне домой вечерком.
– Когда? – вырвалось у Кальвина.
– Да хоть сегодня! Улица Грановского, дом три, квартира девяносто один. Запомнил? А к тебе, Александр, у меня вопрос оперативного характера.
– Разрешите идти, товарищ маршал? – Кальвин встал.
– Иди, полковник. Подумай, о чём желаешь меня спросить...
Домой Кальвин вернулся раньше обычного. Снял шинель, заглянул в комнату. Галя что-то писала за столом.
– А я думал, ты всё ещё на работе, – обронил он. – Ужинать мне дашь?
– Вот напишу на конверте адрес сына и разогрею жаркое с курицей – твоё любимое блюдо.
Он побрился, стал перед зеркалом массажировать лицо.
– Ты что, снова куда-то уходишь? – спросила жена.
Оскар сказал, что у него встреча с маршалом Будённым.
– Я тоже сейчас ухожу к больной. У неё отчего-то появилась тошнота. Всё утро бедняжку рвало. Просила что-нибудь принести ей выпить. А у меня есть хорошие немецкие таблетки.
– Может, ждёт ребёнка?
– Подруга не замужем, – фыркнула Галя. Она шла к Даше, но не хотела, чтобы муж знал об этом.
Галя подала ему ужин и села рядом, задумчиво глядя в окно. Во дворе плескался багряно-оранжевый свет заходящего солнца, оно скатилось к самому горизонту. Оскар ел молча.
– Спасибо, Галюша, жаркое очень вкусное. – Он отодвинул тарелку на край стола. – От Азара нет писем? Скучаю я по брату. Видно, несладко ему живётся на Северном флоте.
– А почему ты не посоветовал ему остаться в Ленинграде?
– Он бы меня не послушался, – возразил Оскар.– Корабль уходит на Северный флот, а командир вдруг стал бы просить адмирала оставить в Ленинграде. Это походило бы на дезертирство! Фу-ты, дьявол, галстук развязался. Не умею я завязывать. Не поможешь?
Ловким движением тонких пальцев Галя завязала галстук.
– Ну как, всё на мне ладно сидит?
Она улыбнулась, но эта улыбка была холодной и равнодушной.
– Не к девушке ведь идёшь на свидание, а к маршалу! Чего переживать?
Он привлёк её к себе и чмокнул в щёку.
– Ты у меня красавица. Вот и Володя Ставский вчера говорил мне...
– Была красивая, а теперь постарела, на висках седина... Долго будешь у маршала?
– Может, час, может, два... А ты к больной надолго?
– Тоже не знаю, но к десяти часам вечера буду дома...
У стадиона «Динамо» Кальвин зашёл в гастроном, купил бутылку коньяка и шампанское.
– А коробки хороших конфет у вас не найдётся? – спросил он продавщицу – белокурую, черноглазую девушку с нежным розовым лицом. Она улыбнулась, сверкнула белыми как снег зубами:
– Есть шоколадные «Вечерний звон», правда, дорогие!
– Давайте, милашка! – Оскар отдал девушке деньги. Она протянула ему сдачу, но он не взял: – Это чаевые...
– Спасибо! Приходите к нам ещё, товарищ полковник!
Когда за мужем закрылась дверь, Галя подошла к тумбочке, где стоял телефон, и сняла трубку.
– Даша, это я, – сказала она. – Тебе лучше? Всё ещё тошнит? Я сейчас приду.
Она надела пальто и уже хотела уйти, как зазвонил телефон.
– Это квартира Кальвина? – услышала она в трубке звонкий голос телефонистки. – С вами будет говорить Полярный.
У Галины отчего-то вдруг защемило сердце. Неужели что-то случилось с Настей? Она хорошо разобрала далёкий голос:
– Галина Сергеевна, это я, Азар. Добрый вечер!
– Здравствуй, Азар! Как вы там?
Азар ответил, что всё хорошо, вчера, правда, положил Настю в роддом. Она уже на седьмом месяце. Чуток прихворнула.
– Береги её, Азар! Она у тебя не жена, а золото. Привет ей от нас. А Оскара нет дома, я скажу ему, и он завтра тебе позвонит.
– Не получится, Галина Сергеевна, – отозвался глухой голос. – Я ухожу в море... Тут такое дело. Моя тёща, мать Насти Мария Ивановна, едет к нам в Полярный, она сделает остановку в Москве. Пусть Оскар возьмёт ей билет до Мурманска на «Красную стрелу», а я встречу её на вокзале. Вы не против, Галина Сергеевна?
– Азар, как ты можешь так говорить? – едва не выругалась Галина. – Конечно, мы всё устроим, и ты, пожалуйста, не волнуйся. Хорошо, что к вам едет Мария Ивановна. У Насти будет малыш, и ей нужна помощь. Ты же часто в морях... Да, а пропуск тёще оформил?
– Документ у неё на руках. А как там Пётр?
– Грызёт военные науки, – ответила Галина. – Жаль, что ты уехал на Северный флот, и теперь Пете без тебя скучно. Но не беда.
– Вот-вот, не беда, важно хорошо учиться, а когда станет лейтенантом, я постараюсь взять его к себе на корабль. Мне скоро потребуются минёры, – обнадёжил Азар Галину. – Парень он что надо... Ну ладно, у меня всё. Привет Оскару!
Настроение у Галины поднялось. Она уважала Азара, да и сын привязался к нему. В прошлом году Азар приезжал в отпуск, и они с Петей две недели провели на Клязьме, ходили на шлюпке под парусом. Сын вернулся домой загоревшим, окрепшим и в тельняшке. Галина удивилась.
– А тельняшку-то где взял? – спросила она. – Наверное, купил?
– Да нет, маманя, Азар Петрович подарил. – Сын улыбнулся. – Я не дождусь, когда закончу училище и стану лейтенантом! И знаешь, кем я буду? Минёром! А минёр ошибается в жизни один раз...
– А потом что? – не поняла мать.
– Потом... потом его хоронят.
– Сынок, что ты такое говоришь? – У Гали от этих слов Петра мурашки побежали по спине, защемило сердце, а под белой блузкой тяжело колыхнулась грудь.
– Я сказал в том смысле, мама, что, если минёр станет разоружать мину и сделает что-то не так, она может взорваться, – пояснил Пётр. – Как и в медицине. Если ты во время операции заденешь скальпелем не то, что надо, больному от этого не будет легче.
Гале отчего-то стало жаль сына, у неё даже повлажнели глаза. Она обхватила его за голову и плечи и прижала к себе.
– Вырос-то как, а? – Она поцеловала его. – А ещё недавно был ребёнок.
Сейчас, вспомнив всё это, Галина мысленно сказала Петру: «Господи, как же по тебе, сынок, болит у меня душа!»
Она бросила письмо в почтовый ящик и поспешила к Даше.
– Входи, Галя. – Даша закрыла дверь, помогла подруге снять пальто.
– Оскар ушёл по своим журналистским делам, а я поспешила к тебе. – Галина достала из сумочки таблетки. – Вот, выпей две штуки, и тошнота мигом исчезнет.
Даша тут же глотнула таблетки и запила их водой.
Комната у Даши была небольшая, но уютная. Два мягких кресла, на полу тёмно-синий ковёр – подарок матери: Даша отлично закончила институт. Над письменным столом висела люстра цвета золота, у стенки стоял диван, возле него – книжный шкаф.
– У тебя, Даша, большая прихожая, а у нас двоим трудно развернуться.
– Зато у тебя отдельная квартира, а я живу в коммуналке в одной комнате. Рядом – соседка Юлия Марковна. Я тебя знакомила с ней.
Галя посмотрела на себя в зеркало, поправила на лбу завитушки, потом уселась напротив хозяйки. У Даши было худощавое розовое лицо, карие глаза, над которыми тонкими шнурками чернели брови, и вся она была скроена так, что тот, кто впервые видел её, уже не отрывал глаз. Даша чем-то притягивала к себе – то ли простым женским лицом, то ли живыми глазами и ямочкой над правой бровью. «Смешинка моя», – сказала она как-то подруге.
– Отчего тебя тошнит? – Галя отбросила со лба метёлку светло-каштановых волос.
– Сама не знаю, – усмехнулась Даша. – Поначалу решила, что отравилась колбасой. Давно её в рот не брала, а тут в буфете отобедала. Вскоре и началось... Ну, а ты как поживаешь? Оскар тебя не обижает?
Глаза у Гали грустно блеснули, и, как показалось Даше, она попыталась это скрыть, прикрыв их ладонью.
– Живём тихо-мирно, иногда цапаемся, – усмехнулась она.
– Грех на Оскара обижаться, он любит тебя. Или ты ревнуешь его?
– Да нет, – смутилась гостья.
– Что пишет Азар? – спросила Даша.
– Сегодня звонил из Полярного. Положил Настю в роддом. Твоя мама собирается поехать к ним, чтобы помочь с малышом. Азар просил, чтобы Оскар помог ей с билетом на скорый поезд до Мурманска, а там он её встретит.
– Зря мама едет на лютый Север, у неё ведь сердце побаливает, – сказала Даша. – Не пойму я свою сестру. Как же другие обходятся без своих матерей? И тоже рожают...
– У других мужья сутками и неделями не бороздят море.
Даша хохотнула.
– Ты чего? – не поняла её Галя.
– Дура она, вот кто моя милая сестра! – небрежно бросила Даша. – Скажи на милость, ради чего она укатила с Азаром на Север? Больна почками, лежала в клинике... Да и Азар хорош гусь. Мог же написать адмиралу рапорт с просьбой перевести его служить куда-нибудь потеплее, в тот же Севастополь! Так нет же, потащил за собой больную жену. Твой Оскар, – уже мягче продолжала Даша, – поумнее Азара. Не поехал в Мурманск, куда ему предлагали, а остался в Москве.
– Настя красивая, – сказала Галя.
– Мама очень привязана к ней, – заметила Даша. Правая бровь у неё дёрнулась, словно ей отчего-то стало больно. – А знаешь почему? Настя досталась ей тяжело. Незадолго до родов она пошла купаться на речку, поскользнулась на кладях и упала. Ребёнок едва не родился мёртвым. А меня мама родила, по её словам, легко: я, мол, выскочила из утробы как резиновый мячик!
Галя засмеялась.
– Хорошее она нашла сравнение! Я поняла, что Мария Ивановна почему-то на тебя сердита?
– Она недовольна тем, что я всё ещё не вышла замуж и не родила ей внука или внучку, – призналась Даша. – А разве легко найти хорошего человека? На работе я познакомилась с одним инженером. Симпатичный парень, а пошла с ним в ресторан поужинать, так он напился до чёртиков. Скажи, зачем мне такой муж?..
Галя, с минуту помолчав, спросила:
– Сколько тебе?
– Ты на десять лет старше меня, что, забыла? – усмехнулась Даша. – Седины-то у тебя вон сколько, будто снег покрыл волосы...
– А чего мне красоваться? – зыркнула на хозяйку гостья. – У меня есть сын. А ты всё одна, Даша, как во поле берёзка... Рискнула бы, а? Разве мало порядочных мужчин? И с женатым могла бы провести время... Родила бы сына или дочь, и совсем другая бы жизнь потекла у тебя, Дашенька! Пока краса не сошла с твоего лица, подумай, подружка!
Дашу острым шилом кольнули её слова, но она, сцепив зубы, смолчала. Чтобы унять вдруг охватившее её волнение, она взяла со стола очки и стала протирать их платком. Отчего-то затяжелела голова, в ушах появился какой-то шум, а в висках тугими толчками билась кровь. «Надо взять себя в руки и не думать об Оскаре!» – сказала она себе.
Галя бросила на подругу быстрый взгляд, в голове у неё промелькнула мысль: «Чего это она так изменилась в лице?»
– За совет я тебе благодарна, – произнесла Даша спокойно. – Но принять его не могу.
– Почему? – не унималась Галя. – Что тебе мешает? Вон сколько в Москве матерей-одиночек. Пойми, Дашенька, годы бегут, и если не нашла себе мужа по сердцу, так зачем же на старости лет оставаться одной? Я бы Оскару родила не только Петра, но по глупости сделала операцию и теперь не могу иметь детей, отчего мы часто с ним ссоримся. А ты здорова, тебе только и рожать.
– Чтобы иметь от кого-то ребёнка, надо этого «кого-то» сначала полюбить, а уж потом и о ребёнке думать.
Галя рассмеялась, да так, что на глаза навернулись слёзы.
– Какая же ты наивная, подружка! Ты думаешь, я люблю Оскара? Раньше, кажется, любила, родила ему сына, но теперь... – Она покачала кудрями. – Порой меня тошнит, когда он ко мне прикасается. Может, это у меня с возрастом, не знаю. Но чувства к нему во мне давно угасли...
– Тогда разведись с ним! – прервала её Даша.
– Зачем? – пожала плечами Галя. – Развод может отрицательно сказаться на военной карьере Петра. В продвижении по службе Оскар может ему крепко помочь – у него большие связи. Вот Саша Василевский, его друг и земляк, стал в Генеральном штабе Красной Армии большой шишкой, правая рука Шапошникова! Нет, я не могу бросить Оскара. Ради сына буду страдать. Пусть Оскар думает, что я по-прежнему его люблю...
«Ну и хищница! – чертыхнулась в душе Даша. – И как только Оскар её не раскусит? » А вслух произнесла:
– Я бы так жить не смогла. – У неё всё ещё стучало в висках, хотя шум в ушах пропал и ей стало легче дышать.
– А знаешь почему? – спросила гостья. – Ты, Даша, ещё не познала материнского чувства. Оно очень сильно, это чувство.
– А мне твой Оскар нравится, – призналась Даша. – Он красив и умён по-своему, сдержан в эмоциях. Есть в нём что-то такое, отчего у женщины может затрепетать сердце. – Голос Даши был искренним, доброжелательным. – И журналист он неплохой. Как-то я прочла в газете его рассказ о моряках, есть в нём фраза: «Море глухо роптало у каменистого берега, накатываясь упругими белыми волнами». Этими словами он подчёркивает переживания командира корабля, у которого сорвалась торпедная атака. – Даша помолчала. – По-моему, ты излишне строга к мужу. В народе говорят, что когда любишь, то и гора становится долиной. У тебя есть такое чувство?
– Я же сказала, что раньше было, а теперь нет, – усмехнулась Галя. – И долина мне кажется горой... Я разлюбила Оскара.
В дверях появилась соседка Юлия Марковна – полная поседевшая женщина с добрым смуглым лицом и большими голубыми глазами. Поздоровавшись с Галей, она попросила Дашу переключить городской телефон.
– Хочу позвонить внучке, – улыбнулась соседка. – Дня не могу прожить, если не услышу её голос. – Она взглянула на Галину: – Как поживает в Ленинграде ваш Петя?
– Спасибо, Юлия Марковна, у него всё хорошо. Учится на лейтенанта. Как и ваш муж, будет носить морскую форму и кортик.
– Тяжко мне без моего Тимура Петровича, – пожаловалась соседка. – Похоронила его давно, а душа всё ещё болит. Он был мастером на все руки. Видели в моей комнате маяк? Так это он сделал его. Вот приедет в отпуск ваш Петя, и я подарю ему маяк. Порой включу его, лягу на диван, гляжу, как в темноте мигает он зелёными огоньками, и кажется, будто это Тимур Петрович что-то говорит мне, чего не успел сказать при жизни.
Голос соседки слегка дрогнул. Даша поняла, что она разволновалась, и мигом переключила телефон.
– Дашенька, я скажу внучке несколько слов и переключу его. – У двери Юлия Марковна остановилась. – Чуть не забыла... Когда вас не было дома, вам кто-то звонил, говорит: «Пригласите к телефону Дашеньку-царицу». Странно, не правда ли?
Даша зарделась.
– У меня таких друзей нет, Юлия Марковна. Видимо, кто-то не туда попал, – ответила она, стараясь не глядеть на Галину.
– Я тоже об этом подумала. – И соседка вышла.
Обе молчали, каждая размышляла о чём-то своём.
– Я пойду, Даша? – первой подала голос Галина. Она встала с кресла. – Уже десятый час. И подумай о том, что я тебе сказала...
Даша кисло улыбнулась:
– Видно, оставшийся кусок своей жизни я проживу одна. – Она встала и подала гостье пальто. Та оделась и взглянула на себя в зеркало. – А что, разве я плохо выгляжу? – спросила она. – Правда, седина на висках, будто соль морская осела...
Даша подошла к ней близко:
– Ты и вправду не любишь Оскара?
– Кому-кому, а тебе, Дашенька, я врать не стану... Живу с ним ради сына, клянусь тебе. Скажу больше. Лет пять назад за мной в Генштабе ухаживал один генерал. Руку и сердце предлагал, а я, дура, отказала ему. «Если, – говорю, – хочешь, давай с тобой покуражимся, и я тебя не разочарую, но разводиться с мужем не буду ». Жену свою он давно похоронил, а детей у них не было. Может, тебя с ним познакомить? Он ещё не такой старенький.
– Нет, спасибо, – покраснела Даша.
Проводив гостью, она села на диван. Мысли её потянулись к Оскару. Наверняка это он звонил ей, так как никто другой не называет её Дашенькой-царицей. «Жаль, что меня не было дома», – огорчилась Даша.
Размышляя так, она успокоилась. Попила чаю и едва легла отдохнуть, как мысли её вновь потянулись к Оскару. Вспомнила, как отмечали день её рождения в ресторане Дома Красной Армии. Оскар заказал столик. Им было так весело! Тогда-то всё и произошло...
«Кажется, я влипла. Что мне теперь делать? Что-то будет дальше? Моя судьба как в тумане...» – тяжело и впервые серьёзно задумалась Даша. После того памятного вечера Оскар ни разу к ней не зашёл.
Она уже засыпала, когда услышала глухой стук в дверь. Набросила халат и, включив в прихожей свет, подошла к двери.
– Кто? – спросила Даша, почувствовав, как ёкнуло сердце.
– Я, Даша-царица, Оскар...
У неё будто что-то оборвалось внутри. Она передохнула, потом впустила Оскара в комнату. Глаза у него сияли, он был весел, возбуждён: казалось, целый год не видел её.
– Дашенька, поздравляю тебя, голубка! – И он вручил ей букет красных и белых роз. Она растерялась, но цветы взяла.
– С чем ты меня поздравляешь?
– У твоей мамы сегодня день рождения! А ты её кровинка, вот я и принёс тебе розы.
Даша налила в гранёный кувшин воды и поставила цветы.
– Я и забыла, что у мамы день рождения, надо ей послать телеграмму. – Она выдержала паузу. – Ты мне звонил?
– Да, но соседка сказала, что тебя нет дома. Мне так хотелось тебя повидать, Даша! – Оскар притянул её к себе.
Она попыталась оттолкнуть его, но Оскар жадно поцеловал её, и руки у Даши ослабели, она буквально повисла на нем. Он подхватил её на руки и уложил на диван, шепча ей в ухо:
– Не могу я без тебя, Даша-царица... Я живу тобой, ты стоишь у меня перед глазами, куда бы я ни пошёл...
– И мне без тебя тяжко, милый... – вырвалось у неё.
Всю ночь они занимались любовью и только под утро уснули.
Глава вторая
Командарм 1-го ранга Шапошников прикурил папиросу, и в это время Василевский открыл дверь.
– Заходите, голубчик! – Борис Михайлович нахмурился и, как показалось Александру Михайловичу, тихо простонал. – Я был у товарища Сталина. Его беспокоит поведение Гитлера в последнее время, даже высказал мысль, не собирается ли фюрер развязать против нас агрессию?
– И что вы ответили?
– Что я мог ответить? – с грустной усмешкой проговорил Шапошников. – Гитлер конечно же давно точит против нас ножи. Я даже зачитал вождю донесение нашего разведчика из Берлина. – Борис Михайлович попыхтел папиросой. – Сталин вспомнил пакт о ненападении, который мы заключили с Германией в августе прошлого года. Он заявил, что уже тогда знал, что для Гитлера этот пакт вроде фиговой бумажки. Потому-то в сентябре советское правительство и отдало приказ командованию Красной Армии перейти границу и освободить Западную Украину и Западную Белоруссию. Скажу вам, голубчик, это был весьма мудрый и дальновидный шаг вождя, история воздаст ему должное. Но я вас пригласил не для того, чтобы дискутировать... Хочу знать, как идёт работа над проектом плана отражения возможной агрессии на СССР.
– Через три-четыре дня мы с Ватутиным всё завершим и документ будет у вас на столе...
– Взгляните на карту, – прервал его Шапошников. – Где Гитлеру выгодно развернуть свои главные силы?
– К северу от устья реки Сан, вот здесь! – показал на карте Василевский.
– Естественно! Потому-то я и предложил Сталину развернуть наши ударные силы на участке Северо-Западного и Западного фронтов...
– Тогда что вас угнетает? – удивился Василевский.
Шапошников встал. Высокий, чуть сутулый, с лицом строгим, словно вытесанным из серого гранита. Александр Михайлович успел заметить, что, когда Бориса Михайловича что-то озадачивало, он становился грустным. И сейчас эта самая грусть затаилась в уголках его пытливых глаз.
– У вождя на этот счёт другое мнение, – отрешённо произнёс Шапошников. – Знаете, что он сказал мне? Германия нанесёт нам главный удар не на западном направлении, а на юго-западном! Меня это крайне удивило, и я спросил, почему он так считает? Он ответил, что Гитлер постарается прежде всего захватить у нас богатые промышленные и зерновые районы, иначе ему нечем будет кормить свою армию. Я конечно же возражал, сказал, что это ошибка и она дорого может нам обойтись, но безуспешно! Так что прошу вас с Ватутиным, как главных исполнителей документа, внести в проект коррективы... Да, голубчик, плохо, когда судьбу столь важного оперативного плана на случай агрессии могут решать дилетанты в военном деле.
«Это кто же дилетант – Сталин или Ворошилов?» – едва не спросил Василевский, но вслух произнёс другое:
– А каково мнение Ворошилова?
– Не говорите о Климе, голубчик! – сердито махнул рукой Шапошников. – Разве станет он возражать Сталину, особенно теперь, когда война с белофиннами выявила несостоятельность руководства Наркоматом обороны? На мартовском Пленуме ЦК партии об этом шёл весьма острый разговор, и Ворошилову здорово досталось. А тут Берия масла в огонь подлил, предложив всех, кто виновен в ослаблении мощи Красной Армии, отдать под трибунал. У нас и так загублено немало военачальников, а Берия этого мало.
– Вы так и заявили Сталину? – напружинился Василевский.
– Нет, голубчик, опасно, весьма опасно ему говорить! – Борис Михайлович встал, походил по кабинету тяжёлыми шагами. – В Наркомате обороны грядут большие перемены. Я это вынес после беседы с вождём. Кажется, мне тоже дадут по шапке, правда, не знаю за что. А уж Ворошилову достанется в первую очередь. Сдаётся, Сталин в нём разочаровался.
– Вряд ли, – высказал сомнение Василевский. – Моему другу полковнику Кальвину начальство дало задание написать очерк о Ворошилове.
– Неужто очерк о Климе? Странно, однако, странно... – Шапошников глухо кашлянул. – Где-то меня просквозило, как бы не слёг... Послушайте, голубчик, а может, мне самому подать рапорт об отставке?
Его слова будто плетью полоснули Василевского.
– Вы зачем так зло шутите, Борис Михайлович?
– Разве мне до шуток? – Шапошников улыбнулся через силу. – Так уж повелось, что за состояние армии несут ответственность нарком и начальник Генштаба. – И без всякого перехода он заговорил о другом: – У меня завтра, в субботу, маленькое событие – у Марии юбилей. Приходите к нам с Катей! Посидим, потолкуем. – Он откинулся на спинку кресла. – Да-с, странные вещи порой случаются в жизни. Вы в тридцать третьем расстались со своей первой женой Серафимой, и я помню, как тогда в ваш адрес сыпались упрёки, даже нарком приложил руку к этому делу. Куда потом вас сослали?
– В Куйбышев.
– Вот-вот, подальше от матушки-Москвы! А ведь вам уже тогда надо было работать в Генеральном штабе! У вас, голубчик, есть чутьё, что ли, умение заглянуть далеко вперёд, есть идеи, зрелые мысли...
Василевский зарделся. А Шапошников продолжал:
– Так вы придёте к нам к семи вечера? У меня будет нарком ВМФ адмирал Кузнецов со своей Верой Николаевной. Она у него тоже вторая жена. А Николая Герасимовича я уважаю. Флот живёт в нем, а море булькает под тельняшкой... Так я жду вас!
– Спасибо, я буду с женой, – не стал возражать Александр Михайлович.
Домой Василевский пришёл поздно и, когда разделся в прихожей, на столе увидел записку жены: «Я с Игорьком ушла к Даше, хочу послушать новые пластинки. Ужин на кухне. Если что – звони. Целую. Катя». Дашу Александр Михайлович хорошо знал, с ней его познакомил Оскар. Когда Катя работала в Наркомате обороны, она подружилась там с Дашей. С тех пор жена часто бывала у неё в гостях. Даша тоже приходила к ним, но редко.
– У тебя в управлении нет хорошего парня, чтобы познакомить его с Дашей? – как-то спросила Катя.
Александр ответил жене:
– Я не умею сватать, Катюша, у меня это дело не получается...
Катя... Милая, добрая. «Синеглазка», как назвал её Георгий Жуков. Сколько пережил Александр Михайлович, сколько выстрадал, пока обрёл с ней своё счастье. Он прилёг на диван отдохнуть. Мысли, как ручейки, потекли в недавнее прошлое...
В Наркомате обороны только что закончилось партийное собрание Управления боевой подготовки штаба РККА, на котором с докладом выступил секретарь партбюро помощник инспектора кавалерии Георгий Жуков (инспекцию кавалерии возглавлял Семён Будённый). Жуков не сглаживал острые углы, критиковал тех, кто, по его словам, «слабо ещё сидит в кавалерийском седле», кого «стоит чуть-чуть толкнуть, и он свалится на землю». Таким горе-воякам надо подумать, как жить дальше, подчеркнул Жуков, как устранить недостатки, чтобы учить войска тому, что надо на войне. Досталось и Семёну Михайловичу Будённому, которому, отметил докладчик, «надо жёстче требовать порядка от всех, невзирая на лица».
– Не зря я предложил избрать тебя, Георгий, секретарём партбюро, – сказал Жукову Будённый после собрания. – Отличный ты сделал доклад! Критика весьма справедлива. Ты прав, моя доброта порой идёт во вред нашему пролетарскому делу. Учту твои замечания и в следующий раз жду, что ты меня похвалишь, – шутливо констатировал Семён Михайлович.
Он искал глазами Василевского, но того и след простыл. Тогда Будённый заглянул к нему в кабинет. Тот уже облачился в шинель.
– Куда торопишься, Александр? – спросил Семён Михайлович. – У Августа Ивановича Корка сегодня вечеринка по случаю дня его рождения[2]2
У Августа Ивановича Корка сегодня вечеринка по случаю дня его рождения. – Корк А. И. (1887-1937), советский военачальник, командарм 2-го ранга. Во время Гражданской войны командовал армией (1919-1920) при обороне Петрограда и при разгроме Врангеля. В 1920-1930-х гг. руководил войсками ряда военных округов, в том числе Московским военным округом.
[Закрыть]. Составь, пожалуйста, мне компанию! – Будённый шевельнул усами. – Там будет и твой бывший командир Иероним Петрович Уборевич[3]3
Там будет и твой бывший командир Иероним Петрович Уборевич. – Уборевич И. П. (1896-1937), советский военачальник, командарм 1-го ранга (1935), в Гражданскую войну командовал армией на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах. В 1922 г. военный министр и главком народно-революционной армии Дальневосточной республики. С 1925 г. командующий рядом военных округов.
[Закрыть]. Пойдёшь?
Василевскому давно хотелось ближе познакомиться с Корком, по словам Жукова, «талантливым в военном отношении командиром». Но жену он не предупредил, что придёт домой поздно, и она будет волноваться. Из-за этого у них не раз возникали ссоры. Об этом он и сказал Семёну Михайловичу.
– Кто есть ты, товарищ Василевский? – Будённый прищурил глаза. – Ты есть командир Красной Армии, человек военный и можешь в любое время быть затребованным начальством! Это твоя жена – погоди, как её звать, – он почесал лоб, – ага, вспомнил – Серафима – она должна знать. Так что ничего с ней не случится.
– Еду, Семён Михайлович! – улыбнулся Василевский.
Добрались они к юбиляру быстро. Раскрасневшийся от спиртного Корк был навеселе и, когда они вошли в комнату, воскликнул:
– Кто к нам пришёл, друзья?! Легендарный Семён Будённый! А знаете ли вы, братцы, – радостно продолжал он, – что генерал Деникин клятвенно обещал казакам лично захватить Будённого в бою и прилюдно повесить его на телеграфном столбе!
– Руки у холуя Антанты были коротки! – прервал юбиляра слегка охмелевший соратник Будённого Иван Тюленев. – Георгий! – позвал он Жукова. – Налей штрафную для моего любимого командарма!.. Вот это да – полная пол-литровая кружка. Осилишь, Семён?
– Давай, дружище, чего спрашивать? – Будённый взял кружку и, глядя на Корка, сказал: – Август Иванович, мы сражались в Гражданскую на разных фронтах, но от Михаила Фрунзе я знал о ваших блестящих победах...– Будённый окинул взглядом собравшихся. – Друзья, предлагаю тост за мужественного Корка назло врагам и на радость большевикам! – И Семён Михайлович залпом опорожнил кружку.
– Спасибо, Сёма, за добрые слова, спасибо! – Корк подошёл к Будённому и трижды расцеловал его.
Василевский стоял рядом с Будённым с пустым стаканом в руке.
– Ты что, разве не выпил за моего соратника? – насупился Семён Михайлович.
– Не успел налить, – смутился Василевский.
Тюленев налил ему полный стакан.
– Вы знаете, кто этот красавец? – подал голос Тюленев. – Саша Василевский, недавно назначенный в штаб Красной Армии. И знаете, кто его рекомендовал? Владимир Кириакович Триандафиллов!
К Василевскому подошёл Корк.
– Я вас хорошо помню, – улыбнулся он. – Вы командовали 144-м стрелковым полком и вывели его из отстающих в передовые. А в октябре тридцатого года я утвердил на вас аттестацию, верно?
– Так точно, Август Иванович! – расчувствовавшись, произнёс Василевский.
– Друзья, что вы терзаете моего коллегу! – воскликнул Будённый. – Дайте ему выпить, а то, пока он держит стакан, спиртное испарится.
– За вас, Август Иванович, чтобы здоровы вы были и счастливы! – Александр Михайлович лихо опорожнил стакан.
– Благодарю вас, Саша, я желаю вам блестящей военной карьеры! – громко произнёс растроганный Корк.
– Миша Тухачевский на учениях дважды благодарил Василевского, – заметил Будённый. – Только больно робкий наш Александр. Вот и сейчас переживает, что придёт домой и жена устроит ему бесплатный концерт.
– Так она у него прекрасно играет на пианино, Семён! – воскликнул Жуков. – Я живу с Сашей в одном доме, мы с ним соседи, так что могу достоверно засвидетельствовать. И совсем неплохо, если под её музыку Саша спляшет «Яблочко»!
Все громко захохотали, а Василевский, покраснев от смущения, сказал:
– Нет уж, Семён Михайлович, под музыку жены я плясать не буду!
– Вот-вот, – подхватил Корк, – держи жену в узде, иначе будешь у неё под каблуком!
Дверь распахнулась, и в комнату вошёл нарком по военным и морским делам Клим Ворошилов в сопровождении своего заместителя Михаила Тухачевского.