Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

Василевский сидел за столом рядом с Будённым, и, когда вождь провозгласил тост за новые успехи на фронте, все выпили по рюмке. Семён Михайлович повеселел и стал рассказывать Василевскому эпизоды из своей мятежной жизни. Не умолчал он и о том, что ещё до войны Ежов арестовал его вторую жену, певицу Большого театра; когда место Ежова занял Берия, он умолял Лаврентия Павловича освободить её из лагеря, так как она ни в чём не была виновата, её просто оклеветали. Но Берия ему не помог.

   – И где она теперь?

   – Там же, в лагере...

«Вождя сегодня не узнать», – подумал Василевский, вернувшись в Генштаб. Позвонила жена.

   – Хочешь сделать мне приятное? – Она засмеялась. – У нас в кинотеатре вечером премьера кинофильма «Воздушный извозчик». В нём лётчика Баранова играет мой любимый актёр Михаил Жаров. Сходим, а? На афише написано, что на премьеру придёт сам Жаров.

   – Хорошо, я возьму два билета.

   – Не надо, Саша, я уже взяла...

   – А как быть с Игорем?

   – Он пойдёт к Павлику, нашему соседу, будут готовить удочки для рыбалки.

До начала сеанса оставалось полчаса, и Василевские вошли в фойе. Катя увидела Михаила Жарова в окружении ребят, он что-то им говорил. Василевский познакомился с ним ещё в прошлом году на кинофильме «Секретарь райкома», в котором Жаров играл партизана Русова. Тогда тоже была премьера, и Жаров рассказал ему немало интересного: где и как снимался фильм, кто консультировал актёра, информировал о борьбе партизан в тылу врага...

   – Играть в кино для меня удовольствие! – сказал Жаров. – Порой мне кажется, что я не артист, а настоящий партизан Русов, которому надо идти в тыл врага и нещадно его бить, чтоб не паскудил нашу землю. Мне легко даются роли, но бывает так тяжело играть героя, что из глаз выжимает слезу.

Прошёл год – и вот новая встреча с талантливым артистом. Василевские подошли к группе ребят, и тут Жаров увидел Василевского.

   – Вы ли, Александр Михайлович! – воскликнул он. – Я рад, что пришли меня посмотреть. А это ваша супруга? Простите, как вас зовут?

   – Катя, – покраснела она.

   – Очень приятно, а я Михаил Иванович. – Когда Жаров говорил, глаза его горели, лицо сияло так, будто ему только что вручили большую награду. – Одну минутку! – Он подскочил к буфету и купил плитку шоколада. – Попробуйте, Катя, шоколад с орехом – мой любимый. А вас, Александр Михайлович, я не угощаю, так как без ведома Верховного Главнокомандующего вы всё равно не возьмёте. Если бы вам давал шоколад Сталин, вы бы не посмели отказаться. Я угадал?

Василевский засмеялся, отчего его лицо вмиг залилось краской.

   – Хитёр ты, однако, Михаил Иванович. Намекаешь, что я боюсь Сталина? Нет, мы работаем с ним в Ставке дружно, он приказывает, я исполняю. Ты вот, Миша, уже дважды лауреат Государственной премии СССР, а я сколько сражаюсь на фронте и ещё не получил ни одной премии!

   – У вас, Александр Михайлович, на груди сияет орден «Победа», а это похлеще всяких государственных премий! – добродушно возразил Жаров.

   – Мне нравится ваша игра в кино, Михаил Иванович, – сказала Катя. – Вы мой любимый артист!

   – Ох, Катенька, будьте поосторожней, а то муж ещё заревнует и вызовет меня на дуэль – как тогда быть? Он стреляет, наверное, из пистолета без промаха, а я это оружие в руках не держал, если не считать игры в кино!

   – Мы с мужем живём дружно, да, Саша? – Катя влюблённо заглянула ему в глаза.

К ним подошёл артист Николай Крючков. Улыбаясь, он пожал коллеге руку.

   – Пришёл посмотреть, как ты играешь партизана Русова. Такой роли у меня ещё не было. – Он взглянул на маршала. – А вы случайно не Василевский? Ну да, конечно, маршал Василевский, я видел ваше фото в «Правде». Скажите, товарищ маршал, как дела на фронте, скоро мы намылим морду фашистским молодчикам?

   – Скоро, Николай Афанасьевич, – улыбнулся Василевский. – Ваши коллеги, артисты театров и кино, часто бывают у нас на фронте, а вас что-то я не видел. Приезжайте, бойцы встретят на «ура».

   – Спасибо, постараюсь воспользоваться вашим приглашением!

Катя сказала, что она с интересом смотрела в прошлом году кинофильм «Парень из нашего города».

   – Здорово вы там сыграли Сергея Луконина – так, кажется?

   – Вы не ошиблись, – хохотнул артист. – А кого я играю в кинокартине «Фронт»?

   – Лейтенанта Горлова!

   – У вас память что надо!..

Наконец раздался звонок, приглашающий зрителей в зал.

Василевский смотрел на экран, а сам вспоминал о том, что на письмо Азара Кальвина, которое получил ещё неделю назад, он не ответил.

«Приду домой и черкну ему пару строк, – решил он. – Оскару писать брату некогда, у него молодая жена, дети...»

Глава седьмая

Командующий Северным флотом адмирал Головко задумчиво смотрел на морскую карту. Час тому назад начальник штаба флота адмирал Платонов обозначил курс, которым шёл в порт Мурманск очередной конвой союзников. Казалось, что за время войны уже можно было привыкнуть к потерям, которые несли конвои от немецких подводных лодок и авиации, но адмирал Головко очень переживал.

В этот раз субмарина атаковала корабль охранения эсминец «Несокрушимый» под командованием капитана 3-го ранга Серебрякова. Взрывом кораблю оторвало корму, на нём вспыхнул пожар. Экипаж отчаянно боролся за живучесть корабля, и эсминец остался на плаву, его взяли на буксир и отвели в порт.

   – Василий Иванович, как это случилось? – спросил адмирал Головко Платонова, едва тот вошёл к нему на флагманский командный пункт.

   – Серебряков медленно перестраивался, чтобы выйти на лодку в атаку, она опередила его, выпустив по кораблю торпеду. – Адмирал сделал паузу. – Подобный случай произошёл с Серебряковым перед войной во время учений. Тогда он проиграл поединок с подводным противником, а командир «Жгучего» капитан третьего ранга Азар Кальвин его выиграл.

   – Как же, помню, – отозвался адмирал Головко. – Тогда же Кальвина и арестовали.

   – Верно, «Жгучего» отозвали с учений, и там же, на пирсе, Кальвина посадили в чёрную «эмку» и увезли в Особый отдел штаба флота, а потом отправили в Москву.

Союзный конвой уже находился в нашей операционной зоне, и командующий полагал, что все тревоги остались позади. Однако на рассвете оперативный дежурный доложил: полчаса назад английский корвет «Денбай Кастл» атаковала немецкая подводная лодка, корабль получил большие повреждения.

   – Где это случилось? – спросил комфлота.

   – В районе мыса Сеть-Наволок, товарищ командующий. Наше спасательное судно «Буревестник» взяло корвет на буксир, чтобы доставить его в губу Большая Волоковая. Все транспорты в семь часов пятьдесят пять минут вошли в Кольский залив.

«Хорошо, что среди них нет потерь», – подумал Головко.

Но командующего флотом ждало разочарование. Ранним февральским утром, когда над морем бушевала метель, конвой РА-64 вышел из Кольского залива на Кильдинский плёс. Тут его и поджидала субмарина. Взрывом торпеды корвету «Ларк» оторвало корму. К месту трагедии поспешил наш малый охотник МО-434, он-то и спас всех английских моряков, барахтавшихся в ледяной воде. Командующий отечественным флотом Великобритании адмирал Мур прислал Головко радиограмму: «Желаю выразить свою благодарность за быстроту действий личного состава вашего «охотника» при спасении наших людей, выброшенных взрывом за борт, когда был торпедирован британский корвет».

На другой день в семнадцать часов тридцать минут в районе Териберки конвой в третий раз был атакован немецкой подводной лодкой. На этот раз её жертвой стал корвет «Блюбелл». От взрыва торпеды он затонул. Погиб весь экипаж. Глава английской военно-морской миссии в Полярном адмирал Эджертон прибыл к адмиралу Головко удручённый.

   – Мне до слёз жаль погибших моряков с корвета, – сказал гость. – Наши корабли несли акустические вахты, но врага обнаружить не смогли. Что нам делать, сэр Головко? Мы потеряли уже три боевых корабля!

   – Обещаю вам, адмирал Эджертон, что мы найдём этого подводного пирата и уничтожим! – заверил своего союзника Головко. – Это дело чести...

   – Верю вам, сэр Головко! – ответил гость.

«Гибель трёх корветов на счету одной субмарины – это очевидная истина, – размышлял адмирал, возвратившись в штаб флота. – Она нападает на корабли конвоя из засады. Надо с ней покончить. Кажется, это дело я поручу Азару Кальвину». Он вызвал командира «Жгучего» в штаб флота.

   – Давно вас не видел, Азар Петрович, кажется, с тех пор, как о вас спрашивал маршал Василевский. Да вы садитесь! – улыбнулся адмирал. – Как дела? Поставили вам новую гидроакустическую станцию?

   – Поставили и уже испытали, – ответил Кальвин. – Корабль неделю стоял у причала морского завода в Мурманске.

   – Есть вам задание, Азар Петрович! – Головко подозвал его к морской карте. – Вот здесь, – указка комфлота скользнула по карте, – у мыса Сеть-Наволок и неподалёку от Кильдина немецкая субмарина торпедировала три корвета союзников. Только вчера ушёл на дно третий английский корвет. Ставлю вам задачу – выйти в заданный квадрат и начать поиски подводного противника. Я дал слово британскому адмиралу, что лодку мы уничтожим!

В ломаном голосе комфлота Кальвин уловил досадные нотки.

   – Приказ ясен, товарищ командующий, – произнёс Кальвин. – Но к вам вопрос: а вдруг в том районе бродит не одна немецкая подводная лодка?

   – Я уверен, что все три корвета торпедировала одна подводная лодка, – возразил адмирал Головко. – Почерк у неё один – нападает на корабли из засады. И нападает только на корветы. Почему? Они менее других кораблей защищены. В конвое шли крейсера и эсминцы, но их субмарина атаковать не решилась.

   – Логично! – согласился Кальвин. – Не эта ли хищница атаковала корабль капитана третьего ранга Серебрякова? Ситуации схожи...

   – Вполне возможно, – грустно отозвался комфлота. Он задумался, глядя куда-то в сторону, потом сказал: – Ваш брат Оскар звонил мне. Он собирается приехать на флот, чтобы написать о подводниках. Кстати, у него родилась дочурка.

   – Вот здорово! – воскликнул Азар. – Скажу жене, чтобы отстучала ей телеграмму.

По дороге на причал, где стоял «Жгучий», Азар встретил своего бывшего старпома Земцова. Теперь он командовал эсминцем «Смелый», на его погонах сияла большая звёздочка.

   – Ты что, Виктор, уже стал капитаном третьего ранга? – улыбнулся Азар. – Поздравляю, дружище!

   – Спасибо, Азар Петрович! – Земцов тоже улыбнулся. – Уходишь в море?

   – Получил приказ комфлота выйти в район Кильдина, найти немецкую лодку и уничтожить её. Понимаешь, она потопила уже три английских корвета!.. Да, а ты не видел Серебрякова?

   – На днях встречал его в штабе флота, – усмехнулся Земцов. – «Несокрушимый» стоит в ремонте, а комфлота обещал ему дать сторожевой корабль.

Кальвин работал над штурманской картой, когда к нему пришёл краснофлотец Фёдор Саврасов, акустик корабля. К нему в Мурманск приехала погостить жена Вика, и все эти дни он был необычно весел, даже завершил картину «Северное сияние».

   – Что тебе, Фёдор?

   – Вика уезжает в Москву, и я хотел бы её проводить...

   – Скажи старпому, чтобы дал тебе увольнительную до семнадцати ноль-ноль. Успеешь?

   – Вполне!..

Корабль вторые сутки утюжил море, и всё это время капитан 2-го ранга Кальвин не покидал мостика: шёл поиск подводной лодки.

   – Чем порадуешь, мичман? О том, что горизонт чист и лодки нет, я уже слышал. – Кальвин выдержал паузу. – Вот что, Захарыч: лодку ты мне найди! Я не приказываю, а прошу.

Кальвин понимал, что акустикам трудно: корабль ведёт поиск в сложном в рельефном отношении районе. Но ведь Романов – мастер своего дела! Азар ценил его за опыт и ту неподдельную любовь к своей профессии, о которой бывалые люди говорят, что она у них в крови. Однажды командир спросил акустика, чем дорог ему хутор Вишнёвый, где он родился и вырос. Романов, кротко вздохнув, ответил: «Там мой исток. Корни мои, что ли».

«А где, Азар, твой исток? – спросил себя сейчас Кальвин. И ответил: – Кинешма... Теперь она знаменита: её уроженец Александр Михайлович Василевский, фронтовой друг Оскара, стал Маршалом Советского Союза, правая рука у Верховного Главнокомандующего... Спас меня, а то бы я теперь долбил киркой мёрзлую землю в лагере».

Корабль накренился на правый борт, развернулся. Дрожа всем корпусом, он прытко бежал к мысу. И тут случилось то, чего Кальвин боялся больше всего: он услышал тревожный голос вахтенного сигнальщика:

   – Торпеда справа двадцать, дистанция два кабельтовых!

Взглянув на воду, Кальвин увидел белый бурун. Торпеда шла прямо на корабль! Во весь голос он крикнул вахтенному рулевому:

   – Лево на борт пятьдесят градусов!

«Жгучий» развернулся так круто, что всю верхнюю палубу залило водой. Корабль, словно рысак, рванулся с места в галоп. Кальвин только и подумал: «Лишь бы выдержали котлы такой ход!» За кормой корабля оставался густой пенистый след, словно воду пахал огромный стальной плуг.

Горластый сигнальщик доложил:

   – Торпеда прошла за кормой!

Азар почувствовал, как вдоль спины пробежал холодок. «Успел всё же отвернуть, успел... – стучало в висках. – Вот гадина, рискнула атаковать корабль!» Теперь он знал, что подводный хищник где-то здесь, возможно, снова попытается напасть. Он запросил штурмана:

   – Где наше место?

   – Мы находимся в районе Кильдинского плёса, где летом сорок первого немецкие эсминцы потопили наш сторожевой корабль «Туман». Вы не забыли, товарищ командир?

Словно не слыша штурмана, Кальвин подумал: «Каверзное место. Кругом подводные камни, не напороться бы. К берегу подходить рискованно, да и вряд ли туда пойдёт субмарина...» Будто наяву он услышал голос адмирала Головко. «Я не знаю, как вы это сделаете, Азар Петрович, – говорил он ему перед походом, – но субмарину, которая охотится за транспортами и корветами союзников, вы должны уничтожить! Понимаю: искать лодку в море – всё равно что искать иголку в стоне сена. Но я надеюсь на ваш командирский опыт. Сколько на это уйдёт времени – час, сутки, неделя – я не знаю, но мне важен результат...»

Кальвин вздохнул. А голос комфлота всё ещё звучал в его ушах: «Надеюсь, вы извлекли урок из промаха командира «Несокрушимого» капитана третьего ранга Серебрякова? Немецкую лодку он обнаружил быстро, но промедлил с манёвром, и она всадила в его корабль торпеду! Хорошо ещё, что не погиб экипаж, кораблю оторвало лишь корму и на буксире его дотащили до базы, а могло быть и хуже».

Настырный голос мичмана Романова вернул его к действительности:

   – Эхо по пеленгу двадцать градусов, дистанция два кабельтова! Тон эха ниже!

Кальвин почувствовал озноб. Это же совсем рядом, и, если не уклониться, лодка может снова выпустить по кораблю торпеду. Вмиг оценив обстановку, он приказал:

   – Курс сто пять градусов! – А через минуту добавил: – Боевая тревога, атака подводной лодки!..

Но атака сорвалась – подводная лодка успела отвернуться вправо и увеличила глубину погружения. Не от хорошей жизни рискнул командир субмарины: по курсу лодки в сумеречных глубинах скрывались камни и она могла наскочить на них. Враг это знал, но ничего существенного предпринять не мог.

Кальвину надо было осмотреться. Он нагнулся к переговорной трубе и спросил мичмана:

   – Захарыч, может, поставить на вахту ещё и краснофлотца Галкина?

   – Он температурит, видать, грипп, а может, ещё что, – ответил мичман. И как бы невзначай обронил, что зря он отпустил на берег Саврасова, акустик он опытный и очень помог бы.

   – Захарыч, не серчай, – просто сказал Кальвин. – Я и мысли не допускал, что он опоздает на корабль. А он, чёртов художник, подвёл меня!..

Вахтенный радист доложил, что на его имя с берега передали телеграмму. Кальвин попросил зачитать её по телефону, но радист возразил:

   – Я хотел бы лично доставить вам её на мостик.

   – Что, разучился читать? – усмехнулся Кальвин, хотя в груди отчего-то похолодело. – Ладно, неси...

Листок из рук краснофлотца он взял осторожно, словно боялся уронить. Прочёл – и сердце защемило. Смотрел на листок, а он двоился, ком подступил к горлу. Вышел из рубки на воздух. Небо слезилось. Серо-зелёные волны глухо били в борт корабля, ветер бросал брызги в лицо, тяжёлые солёные капли щипали глаза, но Кальвин этого не чувствовал. Он смотрел на море, а видел перед собой мать и будто наяву слышал её тихий голос: «Сынок, не могу приехать к тебе в гости на вьюжный Север, потому как сердечко шалит. И до слёз больно мне, что не доведётся подержать на руках своего внучка Павлика. Ты уж не серчай. Летом сам приедешь с сыном, уж тогда-то я нарадуюсь внучком». Азар горько вздохнул: «Жаль тебя, мама, видно, не судьба нам с тобой свидеться». Он спрятал телеграмму в карман кителя, запросил пост акустиков:

   – Что там у вас?

Услышав в ответ, что горизонт чист и целей нет, Кальвин попросил мичмана поскорее установить контакт с лодкой.

   – Понимаешь, Захарыч, меня ждут на берегу... Да нет, не жена и не брат. Надо мне ехать в родные края. Понял, да?..

Ветер немного стих. Море шевелилось как живое, переливалось волнами загадочно и сумрачно, а когда из-за туч выглядывало солнце, оно серебрилось. Но моряки знали, что нередко море обманчиво, поэтому все, кто участвовал в поиске подводного противника, были напряжены до предела. «Только бы не ушла субмарина в шхеры, там её не достать», – тревожился Кальвин. И вдруг резко, как выстрел, прозвучал голос мичмана:

   – Слышу шум винтов подводной лодки! Пеленг десять!..

«Ну вот, Азар, тебе выпал ещё один шанс», – сказал себе Кальвин. Он нагнулся к переговорной трубе и спросил мичмана:

   – Захарыч, ты не напутал?

   – Ошибочки как таковой товарищ командир, не имеется! – зычно отозвался Романов.

Взглянув на карту, на которой штурман вёл прокладку курса вражеской лодки по данным акустика, Кальвин понял: у мыса она повернула вправо. Там, у камней, есть впадина, возможно, лодка решила форсировать её и уйти узкостью? Только не это! Азар приказал увеличить ход до полного. Едва корабль зарылся носом в бурлящую пенистую воду, как мичман громко доложил:

   – Есть контакт, товарищ командир!..

Кальвин лёг на боевой курс и отдал приказ:

   – Атака подводной лодки!..

Краснофлотцы стали сноровисто сбрасывать с кормы корабля глубинные бомбы, они глухо взрывались, поднимая кверху столбы воды.

   – Справа плавающий предмет! – прокричал вахтенный сигнальщик.

Корабль развернулся и подошёл ближе к незнакомому предмету. На воде качались два пробковых матраса, а чуть дальше от них чернело большое масляное пятно.

   – Капут субмарине! – воскликнул Кальвин. – Долго же она, стерва, нас водила за нос, но мы всё же накрыли её!

Он вошёл в рубку и на листке бумаги написал донесение командующему флотом: «В 14.25 уничтожил немецкую подводную лодку южнее мыса Сеть-Наволок. Жду ваших указаний. Кальвин».

   – Срочно передать в штаб флота! – приказал Азар радисту, вызвав его на ходовой мостик.

Ответ из штаба флота пришёл быстро, чего Кальвин никак не ожидал.

«Командиру «Жгучего». Возвращайтесь в базу. Комфлот».

Азар вышел из рубки. Справа показался скалистый берег. Угрюмые сопки родными сёстрами стояли в ряд и отвесно, как застывшие богатыри. А далеко за сопками – бухта, где базировались корабли. Ещё полчаса ходу, и «Жгучий» встанет у своего причала. Теперь Кальвина мучила совесть: перед выходом в море он не доложил комбригу о том, что с берега не вернулся краснофлотец Саврасов.

«Жгучий» наконец ошвартовался, и на причал подали сходню. По ней на корабль поднялся Саврасов. Он подошёл к командиру и, приложив руку к головному убору, доложил:

   – Товарищ капитан второго ранга, краснофлотец прибыл с берега с опозданием... – Голос у него дрогнул, поломался, он тихо добавил: – Подвёл вас, Азар Петрович...

   – Почему опоздал? – хмуро спросил Кальвин.

Саврасов сделал рукой неопределённый жест, но тут же заговорил:

   – Вике билет доставал... Пришлось идти к военному коменданту... Словом, пока это решал, время ушло. – И, посмотрев в лицо Кальвину, произнёс: – Я готов нести наказание... Ну, а как в море, акустики не подвели? – вдруг спросил он.

   – Это какие же акустики? – усмехнулся командир. – Вы – на берегу, краснофлотец Галкин заболел, в строю остался один мичман. Он-то и нёс почти двое суток вахту. И за вас, и за Галкина, и за себя... Да, Фёдор, не ожидал от тебя такого «подарочка». Придётся наказать. Каждый из нас должен служить на совесть, помнить, что он защитник Родины, а уж потом влюблённый Ромео.

Саврасов густо покраснел.

   – Я прошу вас не сообщать о ЧП Насте: хоть она и моя сестра, а разговаривать со мной не станет...

В кубрике к нему подошёл мичман Романов.

   – Где ты ночь провёл, Фёдор? – спросил он сердито.

   – На соседнем корабле. И вы думаете, я спал? Ошибаетесь, Пётр Захарович. Я и глаз не сомкнул.

   – Вот ты, Фёдор, сказал, что жене билет покупал на поезд, – сдержанно заговорил мичман. – Может быть... Только нет такого билета, чтобы купить на все случаи жизни. Ты, видно, забыл, что здесь, на переднем крае, ты сражаешься и за свою любовь!..

Экипаж выстроился на шкафуте по правому борту. Сквозь тучи проклюнулось солнце, его лучи слепили глаза, и моряки щурились. Капитан 2-го ранга Кальвин вышел на середину строя и громко скомандовал:

   – Краснофлотцу Саврасову выйти из строя!

«Началось! – пронеслось в голове Фёдора. – Суток пять ареста, наверное, отвалит». Он сделал три шага вперёд и повернулся лицом к сослуживцам.

   – Товарищи! – заговорил Кальвин необычно взволнованно. – Поход был нелёгким. И поиск выдался сложным. Однако мы уничтожили вражескую подводную лодку и выполнили приказ командующего флотом. Я вами доволен, товарищи! Вы действовали на боевых постах чётко, слаженно, особенно когда корабль уклонялся от вражеской торпеды. Так и должно быть! На сухопутных фронтах ещё идут ожесточённые бои против фашистов, и на море мы обязаны бить врага наверняка! – Кальвин передохнул. – За высокую бдительность и волю к победе над врагом объявляю вам благодарность!

Над бухтой прогремели дружные голоса:

   – Служим Советскому Союзу!

Не мог произнести этих священных слов лишь Саврасов. Его лицо было бледным как полотно.

На корабль прибыл адмирал Головко. Кальвин отдал ему рапорт.

   – Я получил ваше донесение об уничтожении подводной лодки, но хотел бы знать больше, – сказал командующий.

   – Поиск был самый обычный, если не считать, что лодка попыталась потопить корабль, выпустив по нему торпеду. Но мне удалось отвернуть в сторону. Ну, а затем «Жгучий» настиг субмарину и атаковал её глубинными бомбами. На поверхность всплыло два пробковых матраса, на которых обычно спят подводники, а на воде появилось большое масляное пятно.

   – У меня для вас есть новость: вы уходите от нас, – грустно произнёс адмирал Головко. – Есть приказ наркома. Так что поедете служить в Москву в Главный морской штаб.

   – Я уже там был, – усмехнулся Кальвин. – Тогда меня с причала увезли на чёрной «эмке», зато в Москву потом доставили на самолёте.

   – Я был уверен, что вы чисты перед Родиной, как капля росы, и вас выпустят. Так оно и вышло... – Адмирал пристально на него посмотрел. – Есть чему радоваться, а вы какой-то кислый!

   – Мама умерла, товарищ командующий. Телеграмму в море получил. Надо ехать на похороны, но вряд ли поездом успею. Старший брат Оскар мог бы это сделать, ему там ближе наша Кинешма, но он где-то на фронте в Восточной Пруссии.

   – Сочувствую вам, Азар Петрович, – печально произнёс комфлота. – Хоронить того, кто дал тебе жизнь, тяжко. Я это уже испытал. А ехать вам на похороны надо! Отдать матери последний долг... – Адмирал помолчал. – Сегодня в три часа дин я лечу в Москву, в Наркомате Военно-Морского Флота меня ждёт адмирал Кузнецов. Могу и вас взять с собой. Так что собирайтесь, у нас не так много времени...

Даша услышала звонок и пошла открывать дверь. На пороге стоял Азар.

   – Ты? – удивилась она. – Какими судьбами? Один приехал или с Настей?

   – Один. – Он вошёл в комнату, разделся. Усевшись на стул, грустно заговорил: – Умерла моя мама, я ездил её хоронить. Очень спешил и не мог позвонить тебе, когда прилетел из Мурманска.

Даша почернела лицом.

   – Мария Варфоломеевна чудесная была женщина, я так её любила... Небось сердце?

   – Да, инфаркт... – Азар помолчал с минуту. – Жаль, что не было на похоронах Оскара.

   – Он всё ещё где-то в Восточной Пруссии, – сказала Даша. – Позавчера звонил мне, обещал дня через три приехать. Ты будешь обедать? – спросила она.

   – Не откажусь. Ты уж извини... У тебя что, дочурка родилась?

   – Родилась, – зарделась Даша. – Обе спят в детской после обеда...

   – Оскар доволен?

   – Не то слово! Он рад был до слёз...

Даша накрыла на стол, и Азар стал с аппетитом уплетать борщ по-украински. Котлеты ему тоже понравились, очень вкусные.

   – Маршал Василевский в Москве, не знаешь? – спросил он, закончив трапезу.

   – Я давно им не звонила. Катя, его жена, с сыном всё время на даче. А ты позвони Александру Михайловичу на службу в Генштаб. У меня есть его телефон.

   – Дай-ка! – Азар набрал номер и услышал голос Василевского. – Товарищ маршал, здравия желаю! Не узнаете? Это капитан второго ранга Кальвин. Утром поездом я прибыл из Кинешмы.

   – А что случилось, Азар?

   – Мама умерла, ездил хоронить её... Ваш отец, Александр Михайлович, отпевал мою мать в церкви, я так ему благодарен, – сказал Азар. – У него всё хорошо, он не болеет, просил меня передать вам привет, что и делаю. Жаль только, не было на похоронах Оскара. Даша сказала, что он где-то на фронте в Восточной Пруссии.

   – У маршала Жукова он. Если хочешь, я тебя с ним свяжу, только тебе придётся прийти в Генштаб, – предложил Василевский.

   – Не надо, товарищ маршал. Я скоро его увижу в Москве...

   – Не понял! – отозвался маршал. – Ты что, приедешь на поминки через девять дней?

   – Меня перевели служить в Москву в Главный морской штаб. Уже есть приказ наркома ВМФ, так что заберу в Полярном семью и приеду.

   – Поздравляю, Азар! Ты, видно, будешь работать в конструкторском бюро?

   – Вы угадали, Александр Михайлович. У меня это дело получается...

Переговорив, Азар взглянул на Дашу. Она, видно, обрадовалась, что Настя переедет в столицу и будет рядом с ней.

   – Молодец ты, Азар, что добился перевода, – сказала Даша. – Север Насте негож, она писала мне, что частенько стало болеть сердце...

Маршал Василевский допоздна пробыл в Ставке. Когда возвращался домой, по Москве гуляла метель, и, пока он добрался к себе, лицо горело так, словно его натёрли перцем. Катя ещё не спала.

   – Как твой бок, не болит? – спросила она.

   – Чуток ноет...

   – Я всё ещё сердита, – продолжала она. – Тебя чуть не угробил шофёр, а ты его пощадил.

   – Не шофёр он, Катюша, а разведчик! – возразил Александр. – Он сам едва не погиб.

Василевский вспомнил всё до мелочей, как будто авария случилась не три месяца назад, а вчера. Во время боев за Прибалтику он был на КП командующего 2-м Прибалтийским фронтом генерала Ерёменко, а под вечер решил съездить в штаб 1-го Прибалтийского фронта к генералу Баграмяну. Он сидел рядом с водителем и дремал. И вдруг машину резко ударило и всех, кто в ней находился, выбросило на землю. Очнулся он первым. Рядом дымился «Виллис». Оказалось, что ехавший на нём старший лейтенант таранил их машину. Шинель у него была разорвана, по лицу сочилась кровь.

   – Куда же ты едешь, сукин сын! – возмутился Василевский. – Нас чуть не угробил и сам порезался о стекло. Да тебя надо судить, лихача!

Он кое-как снял плащ, и на плечах кителя старший лейтенант увидел погоны маршала. Он выхватил из кобуры пистолет и протянул его Василевскому:

   – Возьмите пистолет и расстреляйте меня! – Он стоял бледный, пистолет дрожал в его руках. – Я командир фронтовой роты разведки, товарищ маршал. Мы только что вернулись с боевого задания, взяли двух «языков» и выпили за удачу. А тут приказ снова ехать, ну и... – Он развёл руками. – Я виноват, и вы вправе меня расстрелять.

«Врёт или говорит правду? – невольно подумал Василевский. – Да нет же, вроде правда...»

   – Пистолет положите в кобуру, – приказал он. – А теперь отправляйтесь в свою воинскую часть и доложите о ЧП своему командиру.

   – Слушаюсь, товарищ маршал! – срывающимся голосом ответил офицер. – Я так и сделаю. Спасибо!..

Ударом в бок Василевскому сломало два ребра – об этом он узнал уже в Москве от врача, который сделал рентген, но в госпиталь, несмотря на его уговоры, Александр Михайлович не лёг. Две недели лежал в Управлении фронтом, пока врач не разрешил ему снова выезжать в войска. Тогда же выяснилось, что старший лейтенант действительно командовал фронтовой ротой разведки, был храбр, смел, не раз отличался в боях. И всё же командование решило отдать его под суд военного трибунала. Шутка ли, из-за него пострадал маршал, член Ставки и заместитель наркома обороны!

   – Этот старший лейтенант хорошо воюет? – спросил Василевский, выслушав доклад начальника Особого отдела.

   – Очень хорошо, товарищ маршал. И нарушений у него раньше не было.

   – Надо ли его судить? – Василевский с укором покачал головой. – Рёбра мои заживают, дело идёт на поправку... Нет, судить его не надо... – тоном приказа добавил Александр Михайлович. – Пусть бьёт фашистов!

Наутро старшего лейтенанта освободили из-под стражи, а в ночь он снова ушёл на задание в тыл врага и блестяще, как выразился командир полка, выполнил поставленную задачу. Позже старший лейтенант совершил ряд вылазок со своими разведчиками, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Придя домой, Василевский сообщил об этом жене.

   – Нет, не зря я приказал не судить офицера, Катенька. Не ошибся я в нём.

   – Ему просто повезло, этому разведчику, – возразила жена.

   – Не скажи. – Александр Михайлович покачал головой. – Трус не даст тебе в руки своё оружие и не попросит расстрелять его. На такое способны лишь гордые люди, для которых честь превыше всего!.. Да, чуть было не забыл. Я заказал билеты в Большой театр на завтра. Ты же хотела пойти на новый спектакль?

Она одарила его поцелуем и тихо молвила:

   – Спасибо, Саша. Я так давно не была в Большом театре...

Ночь прошла спокойно. А утром его срочно вызвал Сталин.

   – У Жукова случилась заминка, надо посоветоваться, – бросил он в трубку.

У Георгия Константиновича уже одна «заминка» была. 31 января Сталин получил от него депешу: в ней Жуков докладывал об угрозе наступления немецких войск из Восточной Померании. «Если левый фланг Рокоссовского будет продолжать стоять на месте, – писал маршал, – противник, безусловно, предпримет активные действия против растянувшегося правого фланга 1-го Украинского фронта. Я прошу приказать Рокоссовскому немедленно наступать 70-й армией в западном направлении, хотя бы на уступе за правым флангом 1-го Белорусского фронта». Жуков просил также обязать Конева быстрее выйти на реку Одер. Прочитав телеграмму, Верховный вызвал Василевского.