Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

   – Ишь чего захотел Гитлер! – усмехнулся Малиновский. – Но мы «армию мстителей» уничтожим!

   – Потому-то генерал Плиев и должен взять Раздельную! Он уже крепко выручил нас, когда в начале марта во взаимодействии с 8-й гвардейской армией генерала Чуйкова внезапным ударом по врагу углубился в его тыл, захватил город Новый Буг, повернул к Снегиревке, уничтожая оперативные резервы врага. Словом, орёл Плиев!..

«Красный барон» – так любовно называли кавалеристы генерала Плиева. Получив приказ комфронта двигаться на Раздельную, Плиев решил лично возглавить атаку на станцию в ночь на 4 апреля. Атака кавалеристов была стремительной и внезапной, немцы даже не успели организовать сопротивление, и к утру казаки Плиева и бойцы 37-й армии овладели крупным узлом железных дорог и станцией Раздельная. Железная дорога Одесса – Тирасполь была перерезана нашими войсками, пути отступления врага в Румынию перекрыты.

   – Знаешь, о чём я подумал? – спросил Василевский командующего фронтом.

   – Скажите, Александр Михайлович.

   – Взгляни на карту. У нас ещё остались переправы через Днестр в сёлах Маяки и Беляевка. Пока наша пехота туда доберётся, немало гитлеровских войск улизнёт в Румынию. Туда надо послать Плиева, и хорошо, если бы эти сёла казаки захватили с ходу.

   – А в Беляевке, как доложил мне начальник разведки, – сказал Малиновский, – расположена водопроводная станция с огромной водонапорной башней. Вся Одесса получает из Беляевки пресную воду. Станцию и башню немцы могут взорвать. – Командующий фронтом вновь связался по радио со штабом Плиева. На месте генерала не оказалось, и приказ Малиновский отдал через начальника штаба.

   – Будет сделано, товарищ командующий, Маяки и Беляевку возьмём! – громко ответил начальник штаба. В эфире были сильные помехи, но Малиновский разобрал его слова.

«Я задумался, – вспоминал об этом эпизоде генерал армии Плиев. – Ясно, что спасти станцию может лишь быстрый, ошеломляющий противника удар. Но, если мы нанесём этот удар в лоб главными силами группы, гитлеровцы могут успеть взорвать станцию. Значит, надо хорошей подвижной группой напасть на водокачку и захватить её. Для такого дела нужны отборные люди. Не откладывая, мы подобрали в передовой отряд самых лучших казаков. Вместе с ними я приказал отправить роту танков...

   – Ну, станичники! – пошутил я в заключение. – На вас вся Одесса смотрит! Сами знаете: без воды – ни туды и ни сюды!..»

Стремительный бросок казаков, схватка с охраной – и водопроводная станция в руках гвардейцев Плиева! Как потом выяснилось, сапёры разминировали водопроводную станцию, из неё они извлекли пять тонн взрывчатки.

Василевский пил чай, когда к нему вошёл Малиновский.

   – Оба села, Беляевка и Маяки, кавалеристами генерала Плиева захвачены! – сказал он. И, помедлив, добавил: – Дать бы надо Героя Плиеву. Как вы считаете?

Александр Михайлович молча достал из папки листок бумаги и написал на нём текст телеграммы: «Генералу Плиеву. По-прежнему обязан благодарить вас и ваши войска за победу. Ваша дальнейшая задача: внезапной атакой с тыла овладеть Одессой, после чего группа будет выведена в резерв для пополнения и заслуженного отдыха. Возбуждаю ходатайство перед правительством о присвоении вам лично звания Героя Советского Союза. Уверен, что вы это и в дальнейшем, безусловно, оправдаете. Желаю вашим войскам и вам лично дальнейших успехов на благо нашей социалистической Родны. 8.4.44 г. Василевский».

Малиновский прочёл, улыбнулся и поспешил к радистам.

В штаб фронта прибыл командующий 17-й воздушной армией генерал Судец. Был он, как всегда, спокойный, улыбчивый и почти никогда не задавал маршалу вопросов, больше слушал его. Сейчас он спросил:

   – Вызывали меня?

   – Вчера, а ты прибыл через сутки. Почему? – нахмурился маршал.

   – Принимал в штабе молодых лётчиков, беседовал с ними, ставил задачи, – негромко отозвался генерал.

   – Владимир Александрович, твоя авиация работает что надо, но я на тебя зол, – сказал Василевский.

   – Не понял вас, товарищ маршал? – Генерал посерьёзнел.

   – В бою под Березовкой погиб командир 4-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса генерал Танасчишин. Я его знал и высоко ценил. – Маршал сделал паузу. – Неужто твои самолёты плохо прикрывали танки корпуса?

Но Судец уже знал, что танк комкора наскочил на вражескую мину.

   – Самолёты выручить генерала Танасчишина никак не могли, – развёл руками генерал. – Я тоже его знал, замечательный, душевный был человек. Пусть земля будет ему пухом.

   – Садись к столу, Владимир Александрович, и покажи на карте, что в Одессе сейчас бомбят твои люди, – улыбнулся Василевский. – Я бы хотел, чтобы авиация крепко ударила по морскому порту, там скопились десятки вражеских кораблей. Надо сделать так, чтобы ни один корабль не вышел из порта.

   – За мной, товарищ маршал, дело не станет, – заверил Судец.

Наконец вот она, Одесса! Василевский в бинокль хорошо видел её улицы, дома, окутанные дымом. Первыми в северные кварталы города ворвались войска 5-й Ударной армии генерала Цветаева. Это случилось 9 апреля. С противоположной стороны в город ринулись казаки генерала Плиева.

Маршалы Василевский и Малиновский подъехали к штабу армии. Их встретил генерал Цветаев. Он ещё не успел переодеться, на нём была камуфляжная форма.

   – Ну что, Вячеслав Дмитриевич, можно уже купаться на одесском пляже? – пошутил Александр Михайлович, поздравив генерала с победой.

   – Купаться в море ещё холодновато, но немцы с испугу прыгали в воду с причала, – улыбнулся командарм.

   – Хорошо поработали твои люди, Вячеслав Дмитриевич! – похвалил генерала командующий фронтом. – Молодцы! Не будем жалеть орденов и медалей, наградим всех, кто отличился в боях. – Малиновский хитровато сощурил глаза, глядя на представителя Ставки. – Александр Михайлович, вы можете и меня поздравить с успехом!

   – Разумеется, Родион Яковлевич, твой фронт, и успехи тоже твои, – подтвердил Василевский.

Но Малиновский возразил:

   – Я не в смысле действий фронта, товарищ маршал! Я родился и вырос в Одессе, это – моя родина!

   – Ах вот оно что, не знал я, не знал, дорогой Родион Яковлевич. – Василевский подошёл к Малиновскому и обнял его. – Значит, одессит? Теперь я понимаю, почему ты, как тот рысак, рвался к Одессе!

Во двор въехал «Виллис», и из него вышел генерал Плиев – худощавый, стройный, со щёточкой чёрных усиков. Быстрым шагом он вошёл в штаб и, увидев у стола Малиновского, доложил о своём прибытии. Голос у генерала был звонкий, как у юноши. Командующий фронтом поздоровался с ним за руку, похвалил за умелые боевые действия казаков, задал ему два-три вопроса, потом кивнул в сторону представителя Ставки, который оживлённо беседовал с генералом Судецом.

   – Вот он, маршал, желал вас повидать!

Генерал смутился, но, увидев улыбку на лице Василевского, вытянулся перед ним по струнке.

   – Товарищ Маршал Советского Союза... – начал было он, но тот прервал его:

   – Герой, а такой щупленький, а? Радиограмму мою получил?

   – Так точно! Меня казаки стали поздравлять, но я-то ещё не Герой Советского Союза...

   – Будешь героем, Исса Александрович. Сегодня о вас доложу товарищу Сталину, думаю, он поддержит нашу просьбу с командующим фронтом. Садись к столу и расскажи, как сражаются твои казаки-кубанцы. – Маршал окликнул командующего: Родион Яковлевич, дождь ночью прошёл, видно, наш гость озяб, распорядись, пожалуйста, насчёт «наркомовской». Надо же выпить за успехи нашего лихого кавалериста. А правда, Исса Александрович, что вас казаки нарекли «красным бароном»?

   – Факт, нарекли, – улыбнулся Плиев. – Я не сержусь. Хоть я и барон, но красный!..

С утра 10 апреля день выдался без дождя, тёплый и солнечный. Тысячи одесситов вышли на улицы города, радуясь изгнанию немецко-фашистских захватчиков. Девушки с букетами цветов обнимали наших бойцов, благодарили за спасение. Василевский радовался вместе с ними.

   – Товарищ маршал, вас к аппарату ВЧ! – доложил связист.

Василевский давно ждал этого звонка и, когда услышал голос Верховного, доложил ему о деталях освобождения Одессы. Сталин поздравил его с успехом, а потом спросил:

   – Что думаете делать дальше?

Василевский сказал, что завтра с утра вместе с Малиновским он обсудит подготовку фронта к операции по выходу войск к государственной границе по рекам Прут и Дунай.

   – Полагаю, что Малиновскому надо нанести главный удар правофланговыми армиями в общем направлении от Тирасполя на Кагул.

Сталин согласился с ним, потом заговорил о 4-м Украинском фронте, который два дня назад, 8 апреля, начал Крымскую операцию.

   – Немедленно вылетайте туда, я беспокоюсь, как бы у Толбухина не случилось осечки. Командующий он молодой, а враг там ещё силён и опасен.

   – Вылетаю утром, разберусь на месте в обстановке и доложу вам, – ответил Александр Михайлович.

   – Хочу сообщить вам приятную новость, – вновь заговорил Сталин. – Вы награждены орденом «Победа».

У Василевского перехватило дыхание. А Верховный продолжал:

   – Вы награждены не только за освобождение Донбасса и Украины, но и за предстоящее освобождение Крыма, куда вы завтра летите. Прошу вас также не забывать и о 3-м Украинском фронте. Генерал армии Малиновский человек надёжный, но контроль не помешает. Ещё раз от души поздравляю вас с награждением орденом «Победа»!

   – Спасибо, Иосиф Виссарионович, я очень волнуюсь, спасибо...

(Позже, когда в Кремле М. И. Калинин вручил Василевскому орден «Победа», на нём Александр Михайлович увидел № 2; № 1 получил маршал Жуков).

После опубликования в печати указа Василевского поздравили соратники и друзья. Особенно его тронула телеграмма маршала Шапошникова. Борис Михайлович тяжело болел, но нашёл в себе силы поздравить своего талантливого ученика. Александр Михайлович с КП фронта послал ему ответную телеграмму, в которой были такие слова: «Моё исключительно высокое награждение является в значительной мере результатом долголетней работы под Вашим непосредственным руководством».

На рассвете, когда из-за горизонта выкатилось багряное солнце и его лучи окрасили в цвет бронзы дома и шпили башен, Василевский, полный энергии и сил, улетал на 4-й Украинский фронт. Генерал армии Малиновский стоял у «Виллиса» задумчивый. За то время, что в штабе был Василевский, он привык к нему, понимал его с полуслова, и когда Александр Михайлович требовал что-либо, это не было обидным: наоборот, Родион Яковлевич всё делал быстро, и это приносило желаемый результат. «Его мне будет не хватать», – грустно подумал командующий фронтом. Кажется, Василевский догадался, о чём размышлял Малиновский, потому что сказал:

   – У тебя, Родион Яковлевич, всё хорошо, и упрекать тебя не за что. Вот только фланги... Ты часто забываешь о них, а их надо постоянно укреплять... Да, а наградной лист на генерала Плиева заполнил?

   – Конечно, – усмехнулся Малиновский. – Я уже подписал его. Но дадут ли Плиеву Героя? В Наркомате обороны есть завистливые чиновники, что для них моя подпись? – Он протянул документ маршалу. Василевский взял ручку и рядом с фамилией командующего фронтом поставил свою подпись.

   – Считай, что генерал Плиев уже Герой – Сталин мне не откажет! Отправь документ спецпочтой.

   – Ну, теперь, полагаю, всё получится! – улыбнулся Родион Яковлевич. – Вам доброго пути, товарищ маршал!

(Генералу Плиеву 16 апреля 1944 года было присвоено звание Героя Советского Союза, на пятый день после отъезда маршала Василевского в Крым; вторично по предложению Василевского он получил это звание 8 сентября 1945 года; символично, что маршал Малиновский в этот же день, 8 сентября, стал Героем Советского Союза, а маршал Василевский – дважды Героем Советского Союза. – А.3.).

В полдень на «Дугласе» Василевский прибыл в войска 4-го Украинского фронта. На КП он встретил представителя Ставки маршала Ворошилова, который координировал действия Отдельной Приморской армии, командующего этой армией генерала Ерёменко и командующего фронтом генерала армии Толбухина.

   – У вас тут такая теплынь, что хоть китель снимай! – улыбнулся Василевский, пожимая каждому руку. – Как ты, Фёдор Иванович? Немцы упорно дерутся?

   – Ещё бы! – усмехнулся Толбухин. – Гитлер приказал им Крым не отдавать, сражаться до последнего, вот фрицы и стараются. Но мы их одолеем!

   – Климент Ефремович, я должен согласовать с вами некоторые вопросы взаимодействия с Приморской армией. – Василевский разложил на столе свою рабочую карту.

   – Я в курсе дела, мне звонил товарищ Сталин, – отозвался Ворошилов.

По решению, принятому Ставкой, замысел Крымской операции сводился к тому, чтобы одновременно ударами войск 4-го Украинского фронта с севера – от Перекопа и Сиваша – и Отдельной Приморской армии с востока – из района Керчи – в общем направлении на Симферополь—Севастополь при содействии Черноморского флота, соединений авиации дальнего действии разгромить вражеские войска, не дать им эвакуироваться из Крыма. Было решено – и это одобрила Ставка – главный удар нанести с плацдармов на южном берегу Сиваша силами 51-й армии генерала Крейзера в направлении на Симферополь—Севастополь, а вспомогательный удар – на Перекопском перешейке силами 2-й гвардейской армии генерала Захарова.

Ворошилов, выслушав Василевского, сказал, что теперь ему ясно всё «до мелочей». Он медленно поднялся со стула и, озабоченный, прошёлся по вагону. Глаза его потускнели, стали холодными.

«Что-то ему не по себе, – подумал невольно Александр Михайлович. – Может, почувствовал себя неважно?» И напрямик спросил маршала:

   – Вас что-то смущает?

   – Да! – резко отозвался Климент Ефремович. – Состав сил и средств 4-го Украинского фронта недостаточен для того, чтобы одолеть врага. Короче – операция фронта спланирована без учёта реальных сил немцев.

Заявление маршала словно обухом ударило Василевского по голове. В первую минуту он растерялся и не нашёл, что сказать Ворошилову. А тот, видимо подумав, что начальник Генштаба заколебался в успехе операции, вновь заговорил:

   – В Крыму немцы ещё очень сильны! Войска Отдельной Приморской армии на Керченском направлении имели численное превосходство в силах над противником, не раз пытались прорвать его оборону, но безуспешно.

Минутная растерянность Василевского растаяла как дым, он энергично возразил:

   – Я не могу разделить вашего мнения, Климент Ефремович!

Его слова прозвучали как удар хлыста, и теперь уже растерялся бывалый маршал. Он никак не ожидал столь резкого возражения представителя Ставки, хотя таковым сам являлся, координируя действия Отдельной Приморской армии. А Василевский невозмутимо продолжал:

   – Вы поставили под сомнение решение Ставки, а это уже серьёзно. Нужны веские аргументы, а их у вас нет. Есть лишь общие слова. Вы ссылаетесь на боевые действия Приморской армии, но армия – это не 4-й Украинский фронт, и ваша ссылка не выдерживает критики.

После такого заявления Василевского Ворошилов и слова не произнёс, он прошёлся по вагону, о чём-то лихорадочно размышляя. Потом остановился напротив Александра Михайловича и негромко спросил:

   – Значит, со мной вы не согласны?

   – Нет!

   – Тогда я предлагаю отправиться в Мелитополь и вместе с командованием 4-го Украинского фронта обсудить этот вопрос. Не возражаете?

   – Пожалуйста, Климент Ефремович!

Подробный доклад о плане проведения операции сделал генерал армии Толбухин.

   – Я считаю, что фронт выполнит поставленную перед ним задачу, для этого у нас достаточно сил и средств, – подвёл итог Фёдор Иванович. – Если есть у кого вопросы, готов на них ответить. – Он так старался изложить суть дела, что даже вспотел. Вынув из кармана платок, вытер лицо.

   – Скажите, Фёдор Иванович, достаточно ли хорошо вы и ваш штаб знаете противника, с которым вам придётся сражаться? – спросил Ворошилов.

   – Конечно, и я, и начальник штаба генерал Бирюзов, и другие генералы хорошо знают, какими силами располагают немцы. Иначе как же с ними воевать?

Ворошилов ответил, что командование Отдельной Приморской армии тоже хорошо знало силы врага на Керченском направлении. Генерал Ерёменко даже заранее подготовил депешу в Ставку о том, что оборона врага сломлена. Но вышла осечка – вражеская оборона выстояла, а мы оконфузились! На бумаге всегда гладко получается, а на деле – разлад.

   – Товарищ маршал, что вы хотите этим сказать? – спросил Толбухин.

   – А то, что теми силами, коими располагает ваш фронт, врага не одолеть! – зычно произнёс маршал. – Вы подведёте и себя и Ставку. К тому же понапрасну могут погибнуть люди!

Такого заявления от бывалого маршала Толбухин никак не ожидал. Он заколебался, ждал, что скажет в ответ его координатор маршал Василевский, но тот молча сидел за столом и что-то писал.

   – Конечно, Климент Ефремович, силёнок у нас маловато, надо бы нам добавить войск, хотя бы ещё одну армию, – проговорил Толбухин.

   – Я также считаю, что операция очень тяжёлая, немец в Крыму силён, и было бы неплохо попросить ещё войск, – поддержал своего командующего начальник штаба генерал Бирюзов.

Тут уж Василевский не сдержался.

   – О чём вы говорите, товарищи? – строго спросил он, глядя то на Толбухина, то на Бирюзова. – Все расчёты, на которых строился утверждённый Ставкой план, исходили не только от меня, как начальника Генштаба, но прежде всего от вас, командования фронта! И когда мы представляли этот план в Ставку, да и но сей день уверенность в успехе операции была полной. Почему вдруг теперь вы изменили своё отношение к операции?

Толбухин молчал, втянув голову в плечи, молчал и начальник штаба Бирюзов, глядя куда-то в сторону открытого окна вагона.

   – Зря вы, Александр Михайлович, нажимаете на командование фронта, – заговорил Ворошилов. – Не знаю, как оно поступит в данной ситуации, но лично я не намерен вводить в заблуждение Ставку и считаю своим долгом доложить товарищу Сталину о своих и ваших сомнениях. – Маршал взглянул на Василевского. – Предлагаю и вам, Александр Михайлович, присоединиться к нам.

Василевский резко поднялся с места.

   – Климент Ефремович, я уважаю вас, но решительно не могу согласиться с вашими выводами, – жёстко сказал он. – Считаю ваши сомнения в успехе операции совершенно необоснованными и ставить в известность Ставку, чтобы просить дополнительные силы для фронта, не буду! – Василевский задел цепким взглядом Толбухина. – Меня удивили ваши слова, Фёдор Иванович. Кто вы – командующий фронтом или цыган из табора? Если вы отказываетесь от ранее принятого вами решения на проведение операции, то я готов прямо отсюда доложить товарищу Сталину об этом и просить его возложить на меня непосредственное её проведение и командование войсками фронта!

Толбухин покраснел как рак. Он понял, что поддался уговорам конника Ворошилова, и ему стало не по себе. «Это же позор – передать фронт в другие руки, а самому сбежать в тыл!» – такая мысль до боли обожгла его. И как он мог встать на сторону Ворошилова, который до сегодняшнего дня не выиграл ещё ни одного сражения?!

   – Товарищ маршал Василевский, – официально заговорил генерал армии Толбухин, – прошу простить мне мою минутную слабость. Фронтом командую я, операцию буду проводить теми силами и средствами, которые у меня есть. Слово, данное товарищу Сталину, – разбить врага – я выполню, чего бы это мне ни стоило!

В вагоне повисла напряжённая тишина.

   – Я согласен с командующим! – нарушил тишину генерал Бирюзов. – Для операции у нас сил вполне достаточно.

   – И я тоже согласен, – проговорил до этого молчавший член военного совета генерал Субботин.

Командующий 8-й воздушной армией генерал Хрюкин ответил уклончиво:

   – Моё дело – обеспечить фронт самолётами, и я это сделаю.

Все ждали, что скажет маршал Ворошилов. Тот, однако, долго молчал. Наконец разжал плотно сжатые губы:

   – Я вижу, что мои опасения вы не разделяете, – сухо произнёс он. – Тогда я не стану вмешиваться в действия 4-го Украинского фронта. У вас есть свой координатор...

После этого Ворошилов предложил всем участникам отобедать у него в вагоне. Когда все уселись за столом, Толбухин попросил Климента Ефремовича поделиться своими впечатлениями о работе Тегеранской конференции, в которой он принимал участие.

   – А надо ли на это дело тратить время? – усомнился Ворошилов.

   – Надо, Климент Ефремович, – поддержал просьбу Толбухина маршал Василевский. – Как там наши союзники, думают открывать второй фронт?

Ворошилов сказал, что этот вопрос был едва ли не самым главным на конференции. Во время его обсуждения обнаружились разные точки зрения руководителей США и Великобритании о месте, масштабах и времени высадки войск союзников в Европе. Рузвельт предлагал начать наступление через Ла-Манш (план «Оверлорд») 1 мая 1944 года, а Черчилль пытался подменить открытие второго фронта во Франции развитием операций в Италии и на Балканах, чтобы обеспечить оккупацию Центральной и Юго-Восточной Европы англо-американскими войсками.

   – Иосиф Виссарионович раскусил манёвр союзников и заявил, что наиболее эффективным было бы нанесение ударов по врагу в Северной или Северо-Западной Франции с одновременной высадкой десанта на юге Франции, – сказал Ворошилов. – Завязалась дискуссия. И что же? После горячей дискуссии верх взял наш вождь. Союзники заявили, что операция «Оверлорд» намечена ими на май 1944 года и будет поддержана высадкой десанта на юге Франции, как и предлагал Сталин...

Маршал Василевский держал в своих руках все нити Крымской операции, хотя это требовало от него новых усилий. Стиль его работы как представителя Ставки отличался строгостью, чёткостью и целеустремлённостью. Претворяя в жизнь директивы, он с большим вниманием относился к просьбам командующих фронтами и армиями, старался, чтобы войска вовремя и в нужном количестве получали боезапасы, подкрепления людьми. Нужды фронта всегда его волновали. К его приезду на 4-й Украинский фронт наступление наших войск развивалось успешно. Уже на третий день ожесточённых боев 51-я армия прорвала оборону врага и освободила Армянск. В прорыв был введён 19-й танковый корпус, который сразу овладел Джанкоем и двинулся па Симферополь. Под Перекопом, однако, немцы оказали упорное сопротивление 2-й гвардейской армии генерала Захарова.

   – Несу большие потери, продвигаюсь как черепаха, – донёс на КП фронта Захаров.

   – А ты, Георгий Фёдорович, оказывается, дипломат! – крикнул в микрофон Василевский, выйдя с ним на связь. – Говори прямо – срочно нужны подкрепления, а то – «несу большие потери»! Мы сейчас что-нибудь придумаем, а пока бей врага как можешь!.. Василевский подозвал генерала армии Толбухина. – Фёдор Иванович, сейчас дорого время! Для быстрого захвата Симферополя создадим подвижную группу? В неё войдут 19-й танковый корпус, стрелковая дивизия и истребительно-танковая бригада.

   – Идея, Александр Михайлович, хороша. Я – за! – повеселел Толбухин. – А кто возглавит эту подвижную группу?

   – Это дело поручим генералу Разуваеву, заместителю командарма 51-й. Генерал он энергичный, толк в военном деле знает. И храбрости ему не занимать.

   – Генерал Разуваев – то что надо, – одобрил Толбухин.

   – Тогда свяжись с ним и дай ему это поручение. Его задача – как можно скорее захватить Симферополь!..

Вечером 11 апреля Москва салютовала доблестным войскам 4-го Украинского фронта, прорвавшим оборону врага на Перекопе и на Сиваше и овладевшим городом Джанкой. В этот же день вечером Василевский связался по телефону с маршалом Ворошиловым.

   – Как у вас дела, Климент Ефремович?

   – Гитлеровцы бегут! – радостно ответил Ворошилов. – Сегодня утром наши главные силы опрокинули оборону врага и освободили Керчь! Сейчас войска выдвигаются к промежуточным рубежам обороны между Арабатским и Феодосийским заливами. Вам Верховный не звонил?

   – Пока нет. Завтра в ночь буду ему докладывать о боевых действиях фронта.

   – И о нашем споре в Мелитополе?

   – Да нет, Климент Ефремович, это был не спор, а своеобразная дискуссия, и, кажется, она была полезной.

   – Очень даже полезной! – весело отозвался Ворошилов.

Наступление развивалось успешно, и вскоре красные знамёна взвились над Симферополем, Евпаторией и Феодосией. Освобождены Бахчисарай, Судак, Алушта. 15 апреля подвижные части 51-й армии подошли к внешнему обводу Севастополя. Вместе с Толбухиным Василевский побывал в войсках 2-й гвардейской армии, продвигавшейся от города Саки к реке Булганак, затем в 51-й армии, которая вела бои в междуречье Альмы и Качи. К вечеру оба вернулись в штаб фронта, который к тому времени переехал в Сарабуз Болгарский, о чём начальник штаба генерал Бирюзов сообщил командующему.

   – Я чертовски устал! – Василевский бросил на нары плащ. – Хочу есть. А ты?

   – Я тоже проголодался... Пётр! – окликнул Толбухин своего адъютанта. – Накрывай на стол! Что там у нас есть? Свиная тушёнка? Давай её...

Поужинав, Василевский закурил трубку. Толбухин заметил, что он чем-то озадачен.

   – О чём ваши думы, Александр Михайлович? – спросил командующий.

   – Есть одна мыслишка. – Маршал попыхтел трубкой. – Как только войска Отдельной Приморской армии подойдут к Балаклаве, я предложу Ворошилову подчинить Приморскую армию тебе. Ни к чему нам теперь распылять силы. Мы подошли к Севастополю, и тут надо бить врага одним, сильным кулаком!

   – Согласится ли на это Климент Ефремович?

   – А куда он денется? – усмехнулся Василевский. – А станет возражать – я доложу Верховному.

Наутро в Сарабуз приехал Ворошилов. За чашкой чаю Василевский высказал ему своё предложение и объяснил, чем оно вызвано.

   – Хорошо работает твоя кубышка, Александр! – улыбнулся Климент Ефремович. – Почему же я буду возражать, если предложение весьма разумно? Но надо доложить Верховному.

   – Я сейчас ему позвоню...

В ночь на 16 апреля из Ставки был получен приказ. Приморская армия перестала считаться Отдельной, её включили в состав 4-го Украинского фронта. Командующим был назначен генерал Мельник. На другой день Ставка отозвала из Крыма маршала Ворошилова и генерала Ерёменко, который стал командующим 2-м Прибалтийским фронтом, а Василевскому было приказано оставаться на 4-м Украинском фронте до полного освобождения Крыма и одновременно продолжать координировать действия 3-го Украинского фронта, чьи войска уже вели бои в Молдавии.

«Надо сделать передышку в боях и решить, как действовать дальше», – отметил про себя Василевский. Сказав об этом Толбухину, он предложил собрать в штабе фронта всех командармов и начальников штабов, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию, обговорить, кто и где должен рушить оборону врага.

   – Если войска с ходу ворвутся в Севастополь, считай, что немцам не удастся эвакуироваться на своих кораблях и транспортах! – подчеркнул представитель Ставки.

Это был решающий этап операции, и Василевский продумал всё, чтобы отрезать Севастополь от моря с юга и юго-запада. А потом войска армии генерала Крейзера нанесут удар по Сахарной Головке и Гайтани, где засели гитлеровцы, опрокинут их оборону и выйдут в Инкерманскую долину, откуда прямой наводкой можно будет вести огонь из орудий по Северной бухте.

   – У тебя есть возражения, Фёдор Иванович?

   – Нет! – отозвался Толбухин, разглядывая в стереотрубу передний край.

В ночь на 29 апреля Василевский доложил свой план Верхом ному, и тот его одобрил. Но с отсрочкой наступления на несколько дней из-за подвоза боеприпасов и горючего для танков и машин не согласился:

   – Сроки наступления откладывать не разрешаю!

   – Тогда я не гарантирую успех операции! – сгоряча заявил Василевский.

Это осадило вождя. Начальник Генштаба объяснил ему, что к началу наступления он должен иметь не менее полутора боевого комплекта снарядов и мин для 2-й гвардейской армии, а для остальных армий – два с половиной комплекта.

Сталин, подумав, уступил, но пожелал уточнить сроки.

   – 2-я гвардейская армия генерала Захарова пятого мая начнёт наступление на вспомогательном направлении, а седьмого мая – генеральный штурм Севастополя! – отрапортовал маршал.

   – Хорошо! – одобрил Верховный. – Возможно, завтра ближе к вечеру я вам позвоню, надо будет посоветоваться...

Что имел в виду Сталин? Он хотел знать, каковы соображения Генштаба по плану летней кампании. В Ставку были приглашены маршал Жуков, генерал армии Антонов, маршал бронетанковых войск Федоренко, командующий ВВС Красной Армии генерал-полковник Новиков и заместитель Председателя СНК Малышев. Заместитель начальника Генштаба Антонов сделал краткий обзор по всем стратегическим направлениям, высказал соображения Генштаба о возможных действиях немецких войск в летней кампании 1944 года. Маршал Жуков, согласившись с основными выводами Антонова, обратил внимание Сталина на группировку немецких войск в Белоруссии.

   – Если мы её уничтожим, – сказал он, – то рухнет вся устойчивость обороны противника на всём его западном стратегическом направлении.

Верховного заинтересовала эта идея, и он сожалел, что на этом совещании нет маршала Василевского. Он вызвал Поскрёбышева и распорядился соединить его с Василевским. Через пять минут связь дали.

   – Здравствуйте, – начал Сталин. – У меня находятся Жуков и Антонов. Вы не могли бы прилететь посоветоваться о плане на лето? Нет? Готовите штурм Севастополя?.. Ну, хорошо, оставайтесь, но пришлите свои предложения на летний период.

Положив трубку, Верховный произнёс:

   – Через восемь—десять дней Василевский обещает покончить с крымской группировкой противника...

   – Что, уезжаете от нас? – забеспокоился Толбухин, когда Василевский закончил разговор с Верховным.

   – В Ставке обсуждается план летней кампании, и я, как начальник Генштаба, должен был высказать товарищу Сталину свои соображения, поэтому он просил меня прилететь в Ставку хотя бы на несколько часов. Но не мог же я бросить тебя, Фёдор Иванович, в такой ответственный момент! Вот-вот начнётся штурм Севастополя...

   – Балуете вы меня, товарищ маршал, – смутился Толбухин. – Но, если честно, я бы не хотел, чтобы вы уезжали даже на час...

В эту ночь разведчики доставили на КП фронта «языка». В кармане его куртки нашли обращение к немецким войскам нового командующего 17-й немецкой армией генерала Альмендингера.

   – Хотите прочесть? – Толбухин отдал Василевскому листок.

«Фюрер поручил мне командовать 17-й армией, – читал про себя Александр Михайлович. – Я получил приказ защищать каждую пядь Севастопольского плацдарма. Я требую, чтобы все оборонялись в полном смысле этого слова, удерживали бы каждую траншею и каждый окоп... Да здравствует фюрер!»