Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Глава восьмая

Всю ночь Василевский не сомкнул глаз. На всех фронтах шли бои, и ему было не до сна. Начальник штаба Главного Командования генерал армии Иванов, кряжистый, с серыми глазами и смуглым лицом, неуклюже склонился над оперативной картой и красным карандашом делал на ней пометки.

   – Малиновский на проводе! – доложил офицер связи.

Василевский встал, тяжело разгибаясь, и, шагнув к столу, взял трубку. Командующий Забайкальским фронтом доложил: 6-я танковая армия генерала Кравченко, преодолев Хинганский хребет, вышла в тыл Квантунской армии и с ходу атаковала её оборонительные позиции...

   – Андрей Кравченко – орёл! – гремел в трубке бас Малиновского. – Его танки проходят в сутки по сто километров, хотя идти им тяжело – леса, топи, бездорожье, а тут ещё грянули ливни...

   – Ты слышал, Семён Павлович? – спросил главком генерала Иванова.

   – Родион Яковлевич и чёрту рога скрутит, не то что самураям, – весело отозвался Иванов. – Я всегда по-хорошему завидовал ему. У него большой опыт маневренных действий.

Василевский был доволен тем, как развивается наступление. Он строго придерживался замысла Маньчжурской операции, который предусматривал нанесение двух основных (с территории Монголии и Приморья) и нескольких вспомогательных ударов по сходящимся в центре Маньчжурии направлениям, глубокий охват главных сил Квантунской армии, рассечение их и разгром по частям[21]21
  ...глубокий охват главных сил Квантунской армии, рассечение их и разгром по частям. – Квантунская армия – объединение вооружённых сил Японии в Маньчжурии в 1919-1945 гг., создана для агрессии против СССР, МНР и Китая. Готовилась к нападению на Советский Союз, но провал гитлеровской стратегии «блицкрига» отложил осуществление этого плана. Продолжала дислоцироваться вблизи советских границ, что вынуждало командование Красной Армии держать на Дальнем Востоке значительные силы. Разгромлена в результате Маньчжурской операции 1945 г.


[Закрыть]. Пока всё идёт так, как надо! Генерал Ямада, наверное, сейчас мечется, ищет пути, как противостоять советским войскам. Ведь его армия атакована на всём протяжении границы с Маньчжурией и на побережье Северной Кореи!

   – Что нового у Мерецкова? – спросил главком начальника штаба.

   – Он крепко теснит японцев, – весело отозвался Иванов. – За пять дней боев войска 1-го Дальневосточного фронта продвинулись навстречу Забайкальскому фронту на сто двадцать—сто пятьдесят километров. Сейчас бои идут за город Муданьцзян. – Это место генерал Иванов показал на карте. – Горно-лесистую местность войска проходили с боями, сокрушая мощные укрепления врага...

На КП главкома неожиданно позвонил начальник Генштаба генерал армии Антонов.

   – У вас там горячо, Александр Михайлович? – спросил он, и хотя Москва находилась за тысячи километров, слышимость была хорошей.

   – Ещё как горячо, но без дыма! – шутливо бросил в трубку главком. – А тебя что тревожит, Алексей Иннокентьевич?

Антонов ответил, что он доложил Сталину подробности наступления фронтов и тот остался доволен, но у него есть что сказать главкому.

   – Он будет вам звонить, так что прошу быть на месте!

Уже рассветало. Небо по краям набухало синью, в зыбкой тишине мигали далёкие звёзды. Точно такое же небо было над Москвой, когда он уезжал на Дальний Восток. Катя стояла притихшая и грустная, уткнувшись лицом в его горячую щёку. А Игорь обнял его, потом попросил привезти ему камчатского краба. «Я сам сейчас похож на краба», – усмехнулся Александр Михайлович. Он вызвал офицера связи. Высокий, стройный майор предстал перед ним, в его серых глазах затаилась печаль.

   – Я вас уже где-то видел, майор!

   – На прошлой неделе я давал вам связь с адмиралом Юмашевым.

   – Верно! – весело проговорил главком. – А чего такой грустный?

   – Отца на днях похоронил... – Майор сделал паузу. – Фронтовая рана дала о себе знать. Был он не из робких, мой батя. Орден ему вручал сам Блюхер.

   – Где его ранило?

Майор на секунду потемнел лицом, но губы разжал:

   – В тридцать девятом на Халхин-Голе. Мина его шарахнула. – Он вынул из кармана бумажник, извлёк из него фотокарточку, на которой с бойцами был заснят маршал Блюхер у окопа.

   – Третий слева мой отец! – пояснил майор. – А было это в тридцать седьмом, за два года до его гибели. Я берегу эту карточку.

   – Правильно делаешь, майор, – одобрил Василевский. – Память об отце что бальзам на душу... Ну, а теперь прошу в пять часов соединить меня с адмиралом Юмашевым.

Козырнув, майор ушёл. Генерал Иванов произнёс:

   – Отчаянный парень, я бы на его месте не рисковал. Блюхер – враг народа!

   – Ты в это веришь?

   – Да!

   – Ну-ну... – Василевский помолчал. – Знаешь, Семён Павлович, я сам чуть не влип в историю. Сталин в целях маскировки от японских лазутчиков предложил мне ехать на Дальний Восток генерал-полковником, а то, мол, потеряем маршала. А я возьми и скажи, что одного маршала мы уже там потеряли. Сталин помрачнел. «Вы о маршале Блюхере?» – спросил он. «Да, – отвечаю, – о нем». Сказал, а у самого мурашки по спине ползут. Но вождь проговорил, что невелика потеря: в тридцать восьмом японцы напали на нас в районе озера Хасан и Блюхер не смог дать им достойный отпор. Так-то, Семён Павлович, – подытожил главком.

   – Вождь у нас крут, но вас он ценит, потому-то всё обошлось...

Его голос прервал звонок аппарата ВЧ.

   – Как у вас дела, товарищ Васильев (псевдоним Василевского)?

Главком доложил, что на Приморском направлении армия генерала Чистякова при поддержке кораблей флота начала штурм японских укреплений на границе с Кореей, а авиация бомбит северокорейские порты. Потоплено несколько японских боевых кораблей. Освобождён корейский город Юки; морские десантники захватили Расин, днём позже – Сейсин. Дорога японских войск к морю отрезана!

   – Что у генерала Пуркаева? – осведомился Верховный.

   – Я только что говорил с ним по телефону, – сказал Василевский. – Его войска форсировали Амур и продвигаются к городам Цзямусы и Цицикар. Нами сделано главное, товарищ Сталин: мы расчленили Квантунскую армию и теперь она неспособна сопротивляться!

   – Вам известно, что правительство Японии объявило о капитуляции? – спросил Верховный. – Подал в отставку кабинет премьера Судзуки?

   – Да, мне это известно, – ответил Василевский. – Радисты-перехватчики штаба фиксируют все приказы японцев. Меня волнует другое. Император объявил о капитуляции, но приказа своим войскам не отдал, и те продолжают упорно сопротивляться. Они хотят выиграть время, чтобы снова собрать в кулак свои разбитые части и бросить их против нас, – подчеркнул главком.

   – Вашу тревогу разделяю, – быстро отозвался Верховный. – Мы кое-что срочно предпримем. Скажите, как наши войска встретили сообщение об атомной бомбардировке американцами городов Хиросимы и Нагасаки?

   – Если честно, то без всякого восторга, – ответил Василевский. – В этих городах нет ни войск, ни военных объектов, так что бомбардировке подверглось мирное население. Я бы назвал это варварством со стороны наших союзников, и к разгрому Квантунской армии оно не имеет никакого отношения!

   – Правильно мыслите, товарищ Васильев! – весело отозвался Сталин. – Это атомный шантаж против Советского Союза: дескать, господа русские, будьте более сговорчивы, ибо у нас есть атомное оружие. Но у президента США Трумена из этого ничего не получится.

После разговора с Верховным на душе у Василевского отлегло. Он окликнул адъютанта:

   – Павел, накрывай на стол, есть хочу как волк!

На другой день в советской печати было опубликовано разъяснение Генерального штаба Красной Армии, в котором указывалось, что действительной капитуляции вооружённых сил Японии нет, для этого «император должен отдать приказ своим вооружённым силам прекратить боевые действия и сложить оружие».

«Теперь генерал Ямада наверняка поймёт, что у него один выход – капитулировать!» – подумал Василевский. Он решил переговорить с командующими фронтами. Первым на его звонок откликнулся маршал Малиновский. Он был краток: войска «ведут упорные бои».

   – Что же им ещё делать? – громче обычного спросил главком. – Ты давай мне конкретику, Родион Яковлевич!.. Конно-механизированная группа генерала Плиева, в которую входят и монгольские войска, выходит к Калгану и Ченде?.. Так, понял, дружище, это то, что надо!.. Нет, Родион Яковлевич, император сушит нам мозги. Ты правильно понял – наступать и наступать! Скорее вводи свои войска в районы Чанчунь и Мукден. Понял зачем? Тогда в Квантунскую армию с запада будет вбит гигантский клин наших войск!..

   – Что и говорить, Малиновский – большой мастер по манёврам, – сказал генерал Иванов, когда главком умолк.

На связи – маршал Мерецков. Его войска, ломая сопротивление врага, продвигаются вперёд, а 35-я армия генерала Захватаева на рассвете вышла на железную дорогу Цзямусы—Тумынь в районе Боли. Теперь 4-я японская армия отрезана от своих главных сил!

   – Я в курсе заявления Генштаба, товарищ Первый, – звучал в трубке голос Мерецкова. – Будем бить самураев, пока император не отдаст приказ капитулировать. Всё тут не так, как в боях с немцами. Их, бывало, накроешь артогнём, и они драпают. Залезут в окопы, как сурки в норы, и не выглядывают. А что делают самураи? Они обвязывают себя сумками с толом, ручными гранатами и бросаются под наши танки...

   – Что-то вроде «живых мин»? – прервал его Василевский.

   – Вот-вот, товарищ Первый, как есть «живые мины». В боях под станцией Мадаоши смертники подорвали до десятка наших танков. Честно скажу вам, опасные эти «живые мины»...

Василевский положил трубку на аппарат, и по его одухотворённому лицу генерал Иванов понял, что главком доволен тем, как идут боевые действия.

   – Я тут на досуге кое-что подсчитал, и получилась любопытная цифра. – Начальник штаба хитро прищурил глаза.

   – Что ещё за ребус, Семён Павлович? – не понял Василевский.

Тот достал из кармана свои записи, полистал их.

   – Вот, нашёл! За тридцать четыре месяца пребывания в должности начальника Генштаба вы, Александр Михайлович, двадцать два месяца провели в войсках разных фронтов! Что, не верите? Тогда посчитайте сами. Я уже не говорю о том, что вы приняли непосредственное участие в Московской, Сталинградской и Курской битвах. И всюду – успех! Не кому-либо, а вам Ставка поручила командование войсками Дальнего Востока. Значит, ваш талант чего-то стоит...

Прав был генерал Иванов, но Василевский и слова не проронил. Для него работа на фронтах была штукой нелёгкой, но он никогда не чувствовал душевного гнёта, порой лишь остро и тягостно задумывался над тем, как перехитрить коварного врага, как навязать ему свою волю и взять над ним верх. Кажется, это у него получалось.

   – Мне ещё не всё удалось сделать, – сказал он с грустинкой в голосе. – И ты, Семён Павлович, не обольщай меня. Вот разобьём Квантунскую армию, тогда можешь пожать мне руку. Ну, а твои цифры я, разумеется, запишу, авось пригодятся. – Он посмотрел на часы. – Что-то молчит Максим Алексеевич, а время связи с ним подошло.

   – Странно, однако, – забеспокоился и начальник штаба. – За генералом Пуркаевым такого греха не замечалось.

Только он произнёс это, как генерал Пуркаев вышел на связь. «Голос весёлый, значит, у него всё в порядке», – подумал главком. Так оно и есть: шесть группировок войск надёжно прикрывают железную дорогу в Забайкалье от устья реки Шилки до устья Зеи; 2-я Краснознаменная армия генерала Терехина с Буреинского плато через Малый Хинган с боями продвигается в направлении Цицикара; 15-я армия генерала Мамонова на подступах к Харбину, хотя и встречает ожесточённое сопротивление врага...

   – А что у генерала Черемисова? – прервал Пуркаева Василевский.

   – Его 16-я армия наносит удар из Северного Сахалина по Южному и вот-вот завершит операцию, – пояснил Пуркаев. – Кто меня радует, так это авиация! Десятая воздушная армия генерала Жигарёва крепко поддерживает войска. От души пожал бы Павлу Фёдоровичу руку. Молодец! Опытнейший вояка! Что же касается приказа императора, товарищ Первый, то он меня ничуть не волнует.

   – Как с потерями, Максим Алексеевич, они у тебя большие?

   – Да нет, – глухо отозвался Пуркаев. – Раненых больше, чем убитых.

Дали связь с адмиралом Юмашевым. Переговорив с ним, Василевский подошёл к столу, склонился над картой.

   – Я понял адмирала так: моряки и бойцы 25-й армии вышли на коммуникации японской 3-й армии, – сказал Александр Михайлович. – Если это так, то они отсекли войска 17-го японского фронта от 1-го фронта на побережье Японского моря?

   – Вы не ошиблись! – улыбнулся начальник штаба Иванов. – Это большой успех моряков и армейцев 25-й армии. А с захватом Сейсинской военно-морской базы полностью нарушилась оборона японской армии на Приморском направлении!..

Василевский маленькими глотками отпивал чай, а сам размышлял. В памяти всплыли дни подготовки к Маньчжурской операции в Ставке. Сталин говорил ему, что командующий Квантунской армией генерал Ямада опасный вояка, ни в чём не уступает ему начальник штаба генерал Хата.

   – Вы, надеюсь, помните, что Хата был в посольстве Японии в Москве военным атташе? И не один год. По словам Берия, Хата – кадровый разведчик. Долгое время наши люди вели за ним наблюдение, но им так и не удалось добыть на него компромат, чтобы выслать из СССР. – Сталин попыхтел трубкой. – Победа над Японией нам очень нужна, товарищ Василевский. Тогда мы сохраним существующее положение Монгольской Народной Республики, вернём себе Южный Сахалин и порт Дальний, восстановим аренду на Порт-Артур в качестве военно-морской базы СССР и совместно с Китаем будем эксплуатировать Китайско-Восточную и Южно-Маньчжурскую железные дороги. К нам перейдут и Курильские острова. И Рузвельт и Черчилль наши условия безоговорочно приняли, только бы мы разгромили Квантунскую армию.

Сталин помолчал, потом спросил Василевского:

   – Когда вам лучше выехать на Дальний Восток?

   – В начале июня. У меня есть вопрос... – Василевский замялся, отчего заметно покраснел.

   – Говорите, я слушаю!

   – Когда Ставка намерена рассмотреть вопрос о руководстве войсками Дальнего Востока?

   – Ваша озабоченность естественна, – обронил Верховный. – Сейчас готовится директива Государственного Комитета Обороны, в конце июля я подпишу её, а возможно, и раньше. Ваши предложения по кандидатурам военачальников на высокие посты мы учтём. – Он близко подошёл к маршалу. – Вы уж смотрите там, – воевать так воевать! Прощать полководцам их ошибки я не привык. Ну а то, что вам выпал трудный фронт, – не обессудьте. Вы же сами просили дать вам что-нибудь посложнее!..

Вскоре Василевский уехал на Дальний Восток, и, хотя с тех пор прошло немало времени, свой разговор с Верховным он помнил до мелочей. Странно, что этот разговор ничуть не задел его самолюбия; хотя поначалу и уколол, но боли не было.

Василевский сел завтракать, и тут из Потсдама ему позвонил Сталин. Голос далёкий, но слышимость хорошая. Поинтересовавшись у главкома, как идёт подготовка к операции, он осведомился:

   – Нельзя ли её начать дней на десять раньше?

Василевский сказал, что переброска войск всё ещё продолжается, и попросил оставить прежний срок.

   – Если не десять, то пять суток вы могли бы выкроить? – не унимался Сталин.

   – Не могу, Иосиф Виссарионович. Вы же сами утвердили план!

   – Хорошо, пусть будет по-вашему, – ответил Верховный, но в его голосе обиды не чувствовалось.

На КП позвонил Мерецков.

   – Бардак у нас, товарищ Первый! – крикнул он. – С моим фронтом взаимодействуют главные силы Тихоокеанского флота, но адмирал Юмашев до сих пор не прислал в штаб своего представителя. Как же мне координировать свои боевые действия с кораблями?

   – Не горячись, Кирилл Афанасьевич, я сейчас свяжусь с адмиралом Кузнецовым, – успокоил его главком.

Нарком ВМФ адмирал Кузнецов прибыть на Дальний Восток совместно с маршалом Василевским, к сожалению, не мог, так как вместе с начальником Генштаба генералом армии Антоновым был на Потсдамской конференции – так распорядился Сталин. Прилетел он в Читу позже и сразу же с головой окунулся в работу. Василевский сказал ему, что у него была встреча с адмиралом Юмашевым и командующим Амурской военной флотилией контр-адмиралом Антоновым, оба заверили его в том, что моряки-тихоокеанцы будут сражаться с врагом так, как это делали моряки-черноморцы, балтийцы и североморцы.

   – Вас, Николай Герасимович, я прошу обратить внимание на высадку морских десантов, – подчеркнул главком, – переброску армейских частей в три японских порта – Юки, Раскин и Сейсин. Юмашев говорил, что наиболее укреплён порт Сейсин.

   – Верно, там есть береговая оборона, большой гарнизон – до четырёх тысяч солдат и офицеров, – подтвердил Кузнецов. – Но для моряков это не проблема. Морские десанты мы высадим внезапно, и самураи не смогут оказать нам сопротивления...

Они ещё долго беседовали. Потом Василевский пригласил Кузнецова попить чайку.

   – С удовольствием! – Он сел к столу, где на подносе уже дымился чай.

   – Кто из наших был на Потсдамской конференции? – поинтересовался Василевский. – Как вёл себя Сталин?

   – Мы с Антоновым добрались в Берлин на самолёте. А через два дня, шестнадцатого июля, в Берлин спецпоездом прибыли Сталин и Молотов. Маршал Жуков, Антонов, Вышинский и я встречали их на вокзале. Что сказать о конференции? Прошла она успешно. Черчилль, правда, отколол номер. Мы предложили поровну разделить немецкий трофейный флот, но Черчилль вдруг заявил, что Россия – страна континентальная и нечего ей лезть в морские державы. Сталин дал ему отпор, сказав, что «у России тоже будет океанский флот».

   – Сталин – умница, он далеко видит вперёд, – повёл плечами Василевский. – Ну, а с Черчиллем у него особые отношения. Он считал и считает его ярым врагом Советского Союза. Этот ястреб ещё себя покажет!..

Поздно вечером адмирал Кузнецов убыл во Владивосток...

Вспомнив эту недавнюю встречу, Василевский связался с наркомом по радио, и на вопрос, как действует флот, Кузнецов бодро ответил:

   – Моряки сражаются героически!

   – Николай Герасимович, почему до сих пор адмирал Юмашев не прислал своего представителя в штаб к маршалу Мерецкову? – охладил его пыл главком. – Как теперь он будет координировать действия 1-го Дальневосточного фронта с военными моряками?

   – Промашка! – Голос у Кузнецова сник, стал тихим, как шелест листьев. – Я сейчас разберусь...

   – К утру чтобы ваш представитель был, Николай Герасимович! – распорядился Василевский. – И ещё просьба. Для воздушных десантов в большие японские города нужна и ваша морская пехота. Согласуйте этот вопрос с генералом армии Пуркаевым. Я-то сам видел, как дралась морская пехота под Москвой и Сталинградом. Без этих ребят пехоте будет тяжело.

   – Есть. Будет сделано! – глухо отозвался Кузнецов.

   – Что у нас на фронтах, Семён Павлович? – Василевский только что вернулся из войск 1-й Краснознаменной армии генерала Белобородова. – Нанёс на карту обстановку на сегодня?

   – Она готова и лежит у вас на столе.

   – Как сражается армия Чойбалсана? Что-то о ней ты не говоришь.

   – Час назад я говорил с маршалом Малиновским, – пояснил начальник штаба Иванов. – Монголами он доволен, они сражаются не хуже наших ребят. Армия Чойбалсана наносит удар от Сайн-Шанда в пустыне Гоби, там держит оборону князь де Вана, и бить там япошек нелегко.

Василевский вышел во двор. Вдохнул свежий, пахнувший елью и сосной воздух. День клонился к вечеру. Тайга, казалось, медленно засыпала. Стояла зыбкая тишина. А там, за сотни километров, громыхали орудия, наши самолёты бомбили японские позиции. «Ямада почему-то не даёт о себе знать», – невесело подумал Василевский. И вдруг он услышал громкий голос генерала Иванова:

   – Депеша от Ямады!

   – «Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке. Я отдал приказ японским войскам, – читал Василевский вслух, – немедленно прекратить военные действия и сдать оружие советским войскам. Ямада, командующий Квантунской армией». Коротко и ясно, – весело обронил он.

На столе главкома задребезжал телефон. Маршал Мерецков сообщил, что в расположение войск фронта в семь вечера с японского самолёта сбросили два вымпела с обращением штаба Квантунской армии. Он просит прекратить боевые действия.

   – Я не верю японцам, товарищ Первый, – слышался в трубке далёкий голос Мерецкова. – Брешут они, гады, насчёт прекращения огня. Кое-где самураи атакуют нас. Вы бы послали Ямаде депешу: мол, ваши краплёные карты биты, господин бритоголовый генерал, не пора ли поднять лапки кверху?

   – Кирилл Афанасьевич, ты угадал мои мысли, – добродушно отозвался главком. – Я сейчас это сделаю. А пока удары по врагу не прекращать! – Василевский окликнул генерала Иванова: – Семён Павлович, бери бумагу и карандаш, я буду диктовать радиограмму Ямаде!

Не любил Василевский писать длинные телеграммы, и сейчас он не изменил своему правилу. Текст получился коротким, как выстрел: «Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с 12 часов 20 августа прекратить всякие действия против советских войск на всём фронте, сложить оружие и сдаться в плен. Указанный выше срок даётся для того, чтобы штаб Квантунской армии мог довести приказ о прекращении сопротивления и о сдаче в плен до своих войск...»

   – Чью подпись ставить? – спросил Иванов.

   – Ставь мою как главкома, – усмехнулся Василевский. – Чего теперь маскироваться? Квантунская армия разбита! Да, вот ещё что: позвони Мерецкову и скажи, чтобы выслал офицеров штаба на аэродромы Муданьцзяна и Мулина, пусть заявят представителям Квантунской армии, что, как только японцы начнут сдаваться в плен, огонь мы прекращаем. Всё!

Главком откинулся на спинку стула и почувствовал, как ему стало легче.

«Я дал Ямаде на раздумья двое суток, и если мой ультиматум он примет, доложу Сталину», – решил Василевский. У него было приподнятое настроение, и, хотя ночь опустилась на землю, спать не хотелось. Мысли его, как ручейки, потекли домой, в Москву. «Катя, Катенька, и скучно мне тут без тебя, и грустно, – мысленно говорил он жене, ощущая, как туго ворочается сердце. – Я тебя очень люблю, и чем дальше уезжаю от дома, тем острее во мне это чувство». Мысли Александра Михайловича перескочили на старшего сына Юрия. Врачам удалось вылечить его, но он в этот период не учился в лётно-техническом училище и сможет ли наверстать упущенное? Василевский провёл ладонью по усталому лицу, окликнул начальника штаба:

   – Семён Павлович, мы с тобой говорили о создании оперотрядов, чтобы скорее захватить японские города, пока туда подойдут наши главные силы? Так вот, это время настало. Готовь приказ командующим фронтами!

   – Проект приказа я набросал. – Иванов вручил главкому листок. – Вчера на рассвете. Никто мне не мешал, кругом было тихо...

Василевский прочёл написанное. Текст длинноват, пришлось сократить. «Сопротивление японцев сломлено, – телеграфировал главком, – но тяжёлое состояние дорог сильно препятствует быстрому продвижению наших главных сил, поэтому для захвата городов Чанчушь, Мукден, Гирин, Харбин приказываю перейти к действиям специально сформированных, быстроподвижных и хорошо оснащённых отрядов. Эти же отряды или им подобные использовать для решения последующих задач, не боясь резкого отрыва их от своих главных сил».

   – Как быть с воздушными десантами? – спросил начальник штаба. – Их будем выбрасывать?

   – А как же! – воскликнул Василевский. – Они нужны для захвата важных военных и промышленных объектов и приёма капитуляции.

Василевский вышел наружу. В небе плыли рваные облака, тускло сияла щербатая луна. Сыро и зябко. «А в Москве сейчас жара, – невольно подумал он. – Август в столице часто жаркий и душный». Но тут же другая мысль ужалила его: когда даст о себе знать Ямада?

   – Разрешите? – В дверях застыл майор-связист. – Радиограмма от генерала Ямады! Только что приняли радисты. – И майор вручил главкому депешу. Она была короткой: «Советскому главному командованию войск на Дальнем Востоке. Я, командующий Квантунской армией, готов выполнить все условия капитуляции. Ямада».

– Ну вот, так бы давно, господин бритоголовый генерал! – довольно улыбнулся маршал и посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа тридцать минут ночи. – Спасибо, майор, я эту радиограмму ждал давно. Вы свободны.

Рано утром 18 августа, когда в Москве стояла глубокая ночь, на всех фронтах японские войска начали сдаваться в плен. Василевский легко вздохнул. Позвонил по ВЧ Мерецков.

   – Беда у нас, товарищ Первый. Танк подорвали самураи. Тяжело ранен полковник Кальвин...

   – Оскар? – вскричал Василевский.

   – Он самый, спецкор газеты. Прилетел к нам перед самым наступлением.

   – Где он сейчас находится?

   – В медсанбате, при полевом управлении фронта, в семи километрах юго-западнее селения Духовская, в лесу. Врачи готовят его к операции.

   – Встречай меня, Кирилл Афанасьевич, я сейчас вылетаю.

Летели недолго, но Василевскому это время показалось вечностью.

Едва самолёт совершил посадку, как к нему поспешил «Виллис», из него вылез Мерецков. Он хотел было доложить главкому о ситуации на фронте, но тот осадил его:

   – Потом, Кирилл. Где тут медсанбат? Вези меня к Оскару. А кто едет во второй машине? Охрана?

   – Там пятеро автоматчиков. У нас тут на деревьях бывали самураи-снайперы. Пришлось «кукушек» снять, но кое-где они могли затаиться...

«Виллис» бежал по ухабистой дороге, потом свернул к лесу, где белело несколько больших палаток. Главкома встретил командир медсанбата, майор, у него было полное, как арбуз, лицо, пышные рыжие усы и ямочка на подбородке. Он был растерян и не знал, отчего вдруг к нему прибыл сам главком.

   – Много у вас раненых? – спросил Василевский.

   – Двадцать семь легкораненых и один тяжело! – отчеканил майор.

   – Где лежит журналист из Москвы?

   – Это который был на танке? – уточнил майор. – Он и есть тяжёлый... Там он, в деревянном домике, в третьей палате.

Следом за майором Василевский вошёл в домик. Оскар лежал на больничной койке, сверху был накрыт белой простыней. Около него сидела медсестра – черноглазая девушка с длинной косой за спиной. У неё были синие-синие глаза и курносый нос. Увидев гостей, она встала и подала главкому стул:

   – Сидайте, товарищ маршал!

Оскар проснулся. Увидел Василевского и часто-часто заморгал глазами, а затем глухо спросил:

   – Саша?!

   – Я, Оскар. – Александр Михайлович взял его ладонь в свою. Она была потной и горячей.

   – Понимаешь, самурай бросился под наш танк... – Он с трудом перевёл дыхание. – Огонь лизнул мне лицо, и всё померкло вокруг. Очнулся в этой палате.

   – Хорошо, что живой остался...

Глаза у Оскара заблестели. Он прикрыл ладонью мокрые ресницы.

«Прячет слёзы, но я-то увидел их», – пронеслось в голове Василевского. И, чтобы хоть как-то успокоить друга, он спросил:

   – Сталинград не забыл? Помнишь, как ты был в моём штабе с Мишей Шолоховым, потом отправился с ним на передовую? Шёл на катере по Волге с автоматчиками, «юнкерс» бомбил вас, катер перевернулся, и ты оказался в ледяной воде?

   – Я тогда чуть не захлебнулся. – Голос у Оскара дрожал, как треснувшее стекло.

   – И всё же ты доплыл до берега. У тебя даже сил хватило на юмор. Помнишь, как генерал Чуйков спросил тебя, что ты делал в воде? Ты ответил: «Ловил рыбу!» Ну и смеху тогда было в штабе!

Оскару стало хуже. Губы побелели, по лицу пошли синие пятна. Майор шепнул Василевскому, что больному нужен покой.

   – Не лучше ли его отправить в Хабаровск, в военный госпиталь? – спросил главком, когда они вышли из палаты.

   – Операцию нельзя откладывать! – категорически заявил майор. – Он может умереть в самолёте.

   – Пусть будет по-вашему, – согласился Василевский.

Возвращались в штаб грустные.

   – Я слышал, что Оскар в Гражданскую войну спас тебе жизнь – это правда? – спросил Мерецков Александра Михайловича.

   – Разве я тебе не рассказывал? – удивился Василевский. – В Белоруссии, под Речицей наш батальон преследовал банду Булак-Балаховича. Отчаянный был этот рубака штабс-ротмистр! На рассвете мы настигли бандитов на окраине леса. Бандит сбил меня с коня, занёс над головой шашку, но в этот миг его своим клинком рассёк Оскар. – Он помолчал. – Ну, а как японцы, сдаются в плен?

   – Капитуляция идёт полным ходом! – улыбнулся Мерецков. – После твоего, Александр Михайлович, ультиматума генерал Ямада понял, что своя шкура ему дорога.

«Виллис» в клубах пыли въехал во двор штаба.

Впервые за всю ночь Василевского никто не беспокоил, и он хорошо выспался. Утром едва позавтракал, как Мерецков сообщил ему, что в Харбине высадился воздушный десант во главе с заместителем начальника штаба фронта Шелаховым. Они взяли там в плен начальника штаба Квантунской армии генерала Хату.

   – Вы отдыхали, и я приказал Шелахову Хату и его спутников посадить на самолёт и доставить на мой КП, – доложил Мерецков. – Так что через час «гости» будут здесь.

   – Ты принял разумное решение, Кирилл Афанасьевич...

И вот уже пленные привезены на КП фронта. Хата бодро вошёл в комнату, словно входил в свой кабинет, сложил ладони обеих рук и низко поклонился Василевскому, что-то сказав по-японски. Капитан перевёл:

   – Он говорит, что рад приветствовать главкома войск Дальнего Востока и хотел бы знать, с кем имеет честь беседовать.

   – Беседовать? – чертыхнулся главком. – Скажи ему, капитан, что я буду его допрашивать! Вот пришёл и командующий фронтом маршал Мерецков. Садись рядом, Кирилл Афанасьевич. Послушаем, что нам поведает самый известный самурай!

Капитан перевёл. Лицо генерала Хаты чуть посветлело.

   – Меня будут допрашивать два маршала, – холодно изрёк он. – Для меня это большая честь! Хочу заверить вас, господа, что я уважаю русских и, когда был в Москве военным атташе в японском посольстве, дружески относился к ним.

   – Однако это не мешало вам заниматься разведкой в Москве, не так ли? – усмехнулся Василевский. Хата заметно растерялся, зачем-то прикрыл ладонью глаза. А главком продолжал: – Мы в Генеральном штабе знали, господин Хата, что вы кадровый разведчик, так что заочно давно с вами знакомы. Скажите, почему ваши генералы нарушают порядок капитуляции? Мы ведь объяснили вам, что войска должны сдаваться организованно, с командирами-офицерами, а генералам являться со своими адъютантами и личными вещами.

   – Я теперь же отдам приказ войскам, – заверил Хата. Он попросил оставить в его распоряжении самолёт и средства связи, чтобы быстрее передавать своим войскам указание командования Красной Армии о капитуляции.

   – Вашу просьбу мы удовлетворим, – ответил Василевский. – Вы сейчас возвращаетесь в Чанчунь?

   – Там наша ставка, генерал Ямада ждёт меня.

   – Я получил от него телеграмму, он уведомил о готовности выполнить все условия капитуляции, – сказал главком. – Я требую, чтобы господин Ямада немедленно прекратил боевые действия войск Квантунской армии!

Генерал Хата снова заверил Василевского, что его ультиматум отдаст лично в руки своего главнокомандующего.

   – Слово чести, что я это сделаю! – произнёс он. Брови у него дёрнулись, на усталом лице появилась грустная улыбка и тут же исчезла. – Я могу идти?