Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

   – Какое настроение у товарища Конева? – спросил он.

   – По-моему, боевое, – улыбнулся Александр Михайлович. – Завтра утром начинает контрнаступление, сказал, что директиву Ставки выполнит.

   – Резервов не просил?

   – Нет.

   – Это уже хорошо... А что это у вас на мундире один лишь орден Красной Звезды и медаль «XX лет РККА»? Почему не надели остальные ордена и медали?

   – У меня их нет...

   – Вот как? – удивился Сталин. – А за что вас наградили орденом Красной Звезды?

   – За добросовестную работу в Генштабе во время войны с Финляндией.

   – Да, негусто у вас с наградами, – покачал головой вождь и пригласил всех следовать за ним в зал приёма...

Поздно ночью уставший и слегка охмелевший (Сталин провозгласил несколько тостов в честь польских гостей, и Василевскому тоже пришлось выпить), он вернулся домой. В почтовом ящике обнаружил два письма, и на обоих Катин адрес: Челябинская область, г. Чебаркуль, дом отдыха «Дружба», комната 3.

«Наконец-то дала о себе знать», – обрадовался Александр Михайлович. Он вошёл в комнату, завесил одеялом окно и зажёг лампу: в столице соблюдалась светомаскировка, и если военные патрули видели в доме свет, стреляли по окнам. Усевшись на диван, он раскрыл первое письмо и стал читать.

«Саша, милый!

Если ты думаешь, что мне здесь с Игорьком хорошо, то ошибаешься. Страшно по тебе скучаем. А вчера мне приснился странный сон. Будто мы с тобой в подмосковном лесу собираем грибы. Ты в белой рубашке, я в твоём любимом голубом платье. У большого куста крапивы я увидела белый гриб. Протянула руку, чтобы сорвать его, и тут меня укусила... змея! Я вскрикнула от боли. И тут я проснулась... Была вся в поту, во рту горчило, словно глотнула перца, появилась тошнота...

До утра я так и не уснула. Всё гадала, к чему бы этот сон? Я так молила Бога, чтобы у тебя там всё было хорошо! Ты, видно, часто бываешь на фронте, так что побереги себя, пожалуйста.

Все мы, кто эвакуировался из Москвы, очень переживаем за столицу. Неужели немцам удастся захватить её? Нет, такого быть не должно!

Игорёк чувствует себя хорошо. Часто спрашивает, где его папка и скоро ли он приедет домой. Знаешь, Саша, он очень похож на тебя. И нос, и глаза, и рот, и открытый лоб... Я так счастлива, что у нас растёт сын! А ты, ты счастлив? Кажется, здесь, вдали от дома, я остро почувствовала, как сильно тебя люблю! И боюсь тебя потерять. Сейчас идёт война, и не знаешь, где тебя может смертельно ужалить пуля или осколок.

Как поживает твой друг Георгий Жуков? Если увидишь его, передай от меня привет. Что-то в нём есть подкупающее, и я рада, что у тебя надёжный товарищ...

Как будто проснулся Игорёк, что-то мурлычет. Пиши, Саша, часто пиши нам. Мой адрес – на конверте. Целую. Твоя Катюша.

Р. S. Сашок, у меня родилась такая мысль. Что, если я оставлю Игоря у сестры, а сама приеду к тебе в Москву, хотя бы на три-пять дней? Жду твоего решения».

А что она пишет в другом письме? Он надорвал конверт.

«Саша, дорогой мой! – читал он, ощущая в душе трепет. – Весь день я была в слезах, и только под утро мне стало легче. А знаешь отчего? В садике я качала Игорька на качелях, было ветрено, холодно, сыпала ледяная крупа, и он сильно простыл. Под вечер у него поднялась температура, начался жар. Сестра вызвала участкового врача, он живёт тут рядом. Врач – старушка лет шестидесяти пяти (молодые врачи все ушли на фронт) – осмотрела его. И что ты думаешь? Воспаление лёгких! Всю неделю я не отходила от кроватки Игорька. Он глотал таблетки и пил горячее молоко с мёдом и сливочным маслом. Сейчас ему легче. Так что от переживаний я едва не поседела.

Часто думаю о тебе, Сашок, и мысли очень невесёлые. В предыдущем письме я говорила тебе, что могу приехать. Теперь я не решусь оставить Игорька кому-либо, даже сестре. За ним нужен глаз да глаз.

Целую тебя, дорогой. Пиши. Твоя Катюша.

Р. S. Где находится в эвакуации Юра? Куда увезла его Серафима? Если у тебя есть его адрес, сообщи мне, я черкну ему письмецо. А Серафима случайно тебе не написала?..»

Василевский усмехнулся. Ох, эти жёны! «Катя ревнует меня к Серафиме», – подумал он и тут же решил написать ей. Усевшись за стол, он придвинул ближе настольную лампу с голубым абажуром. Вывел крупными буквами: «Здравствуй, моя Катюша!» – и остановился. Что написать ей, какими словами выразить чувства, которые наполняют любовью к ней всё его существо?

Строки одна за другой ложились на бумагу.

«Ты спрашиваешь, куда уехала Серафима? Она и Юра находятся в Первоуральске неподалёку от Свердловска. Недавно Юра звонил мне, у них всё хорошо. Юра работает на заводе учеником слесаря. Скажу тебе, Катюша, что за Юру я переживаю. Ему ведь скоро в армию, а я даже не знаю, кем он хочет стать...»

Зазвонил телефон. Василевский даже вздрогнул от шума. Это был Шапошников, он спросил, всё ли у Василевского хорошо.

   – Без вас, Борис Михайлович, мне тяжело, – признался тот.

   – Верю, голубчик, верю! Я на своей шкуре испытал всю генштабовскую работу. Как там Верховный?

   – Очень переживает за Москву, мне кажется, у него даже седин прибавилось.

   – Я о чём хочу вас попросить: когда будете у Верховного, скажите, что дня через два-три я выйду на службу. Дело идёт на поправку.

   – Ждём вас, Борис Михайлович!..

Василевский согрел чаю, выпил его с сухарями, прочёл то, что написал жене. Надо ей сообщить о гибели Галины Кальвиной, решил он. Взял ручку, и перо заходило по бумаге. «Галины Сергеевны, твоей подруги, больше нет. Она добровольно ушла на фронт под Москву, её ранило, и после операции она скончалась. Вчера был у Даши. Она так и не эвакуировалась. У неё растёт малышка Маша. А знаешь, кто её отец? Оскар Кальвин! У него любовь к Даше, и они поженятся. Ты, наверное, хочешь знать, как я к этому отношусь? У каждого своя судьба и своя дорога в жизни, свои семейные трагедии. Помнишь у Горького? Гора становится долиной, когда любишь...

Пиши, Катюша, твои письма – бальзам мне на душу.

Целую. Твой Сашок».

Глава восьмая

Поезд зашипел, выпустив струю пара, и остановился. Из вагонов высыпали пассажиры. Даша шарила глазами по лицам, но Насти не было.

   – Я здесь, Даша! – раздался звонкий голос сестры. Она, оказывается, ехала в соседнем вагоне.

Даша обняла Настю, расцеловала.

   – Я так рада, что наконец-то ты приехала!.. Да, а на кого ты оставила Павлика?

   – В яслях. – Настя подняла на неё глаза, затуманенные слезами. – Примчалась вот мужа повидать. Может, разрешат мне свидание с ним? Так мне тяжело без Азара, ты и представить не можешь, сестричка!

Доехали на автобусе они быстро. Настя следом за Дашей вошла в её квартиру, поставила чемодан и стала раздеваться.

   – А где же твоя Маша? – удивилась она.

   – У соседки. Я сейчас приведу её...

Настя расчесала перед зеркалом волосы, чуть подкрасила губы. А вот и Даша с дочуркой. Маша шепеляво поздоровалась с ней.

   – Машенька, какой чудесный у тебя бант на голове! – ласково проговорила Настя. – Кто его вязал?

   – Мама, тётя Настя. – Девочка заглянула ей в глаза. – А вы в гости к нам приехали?

   – Захотелось тебя увидеть.

Настя достала из чемодана плитку шоколада и дала её Маше. Глазки у девочки засияли, она откусила кусочек и воскликнула:

   – Ох и вкусный!

Даша между тем накрыла на стол.

   – Настя, мой руки и садись обедать, – сказала она. – У меня борщ по-украински и котлеты. А хочешь, сварю сибирские пельмени? Я их сама делала из телятины.

   – Давай что-нибудь, а то я тороплюсь на Лубянку, – ответила Настя. – Больше года я не видела своего мужа. Ты же знаешь, что когда Азара арестовали, я лежала в роддоме. Он-то и сына своего не видел...

После обеда она поспешила на Лубянку.

Даша не успела уложить Машу спать, как сестра вернулась. Лицо мрачное, в глазах какой-то туман, помада почернела на её тонких губах. Она сняла пальто и, не говоря ни слова, заплакала.

   – Не дали мне свидания с мужем... А ему, видно, не сладко там. – Настя платком вытерла слёзы.

   – А кому в тюрьме сладко? – усмехнулась Даша. – Но хватит слёз, сестрёнка, возьми себя в руки. Вон Маша ушла и тоже чуть не заплакала...

Настя немного успокоилась. Она сняла с себя белую блузку и надела светло-коричневый шерстяной свитер.

   – А что Оскар, придёт сюда? – спросила Настя.

   – Должен прийти. У него большое горе. Недавно он похоронил свою жену Галину Сергеевну.

   – А что с ней случилось? – напружинилась Настя.

   – Она ушла на фронт, и в бою под Истрой её тяжело ранило осколком мины. Сделали операцию, но спасти не удалось...

Помолчали. Настя подошла к кроватке. Маша уже спала.

   – Кто её отец? Ты мне так и не написала!

   – Я давно ждала, когда ты спросишь! – улыбнулась Даша. – Где её отец? На службе!

   – Ты его любишь?

   – Очень люблю! – призналась Даша. – Даже и теперь не верится, что он принадлежит мне... – Она хотела сказать ещё что-то в этом духе, но дверь распахнулась, и в гостиную вошёл Оскар. – Вот он мой муж и отец Маши! – воскликнула Даша и стала помогать ему снимать шинель. – Я так ждала тебя, Оскар! Пришлось одной идти на вокзал.

Кальвин подошёл к Насте и поцеловал её в щёку:

   – С приездом, дорогая! Была на Лубянке?

   – Не дали мне свидания с Азаром. – Голос у Насти дрогнул. – Уезжай, сказали, на свой далёкий Север. – Она помолчала. – А ты, значит, похоронил свою Галину Сергеевну?

   – Да, Настя. И случилось всё так неожиданно...

   – Я ей об этом уже рассказала, – подала голос Даша.

   – Я рада за вас! – произнесла Настя с таким неподдельным чувством, что Оскар и Даша ничуть не засомневались в её искренности.

   – Какие у тебя планы, Настя? – спросил Оскар. – Может, с неделю у нас поживёшь?

   – Нет, через два-три дня уеду. Ребёнок-то мой на попечении чужих людей. Правда, есть там у меня кровинка...

   – Кто он, твой помощник? – спросила Даша.

   – А ты не догадалась? – Настя простодушно улыбнулась. – Фёдор Саврасов, мой двоюродный брат. Обижается на тебя, Даша, что ты не прислала ему ни одного письма с тех пор, как его снова призвали на военный флот. – Она взглянула на Оскара. – Ты Дашу не обижаешь?

Кальвин на миг смешался, застыл.

   – Ты о чём, Настя? – только и спросил.

   – Даша доверчивая, а ты с большим опытом в жизни, – пояснила свою мысль Настя. – Не всё получается у молодой жены, а ты можешь закапризничать.

   – Я веду себя как кролик, не так ли, жёнушка?

   – Хватит тебе, Настя, судачить, – одёрнула сестру Даша. Она взглянула на часы и стала одеваться. – Оскар, ты идёшь в редакцию? Я провожу тебя. Пока Маша спит, возьму её детское питание. Может, и ты со мной, Настя?

   – Устала я, сестричка...

Настя легла на диван и почему-то вспомнила недавнюю встречу с командующим Северным флотом адмиралом Головко. Она призналась ему, что жить ей без мужа тяжко, что глаза её не просыхают от слёз.

   – Нет его вины в чём-то, мне клялся! – Она чуть всплакнула, голос её дрожал. – Помогли бы вы ему выбраться из тюрьмы! Вы же сами хвалили его, признавали, что командир он хороший...

   – Я занимаюсь вашим мужем, и его дело до сердечной боли меня тревожит, – признался адмирал. – Но пока тщетно! Мне дважды звонил из Генерального штаба генерал Василевский, и мы говорили об Азаре Петровиче. Товарищ Сталин хорошо знает Василевского, на него-то я и рассчитываю. Наберитесь терпения, подождите ещё немного.

   – Я собралась в Москву на свидание с мужем...

   – Может, не надо ехать? – сказал адмирал прямо. – Идёт следствие, и вряд ли вам разрешат с ним встречу.

«Зря его не послушалась, – подумала сейчас Настя. – Только посмеялись надо мной на Лубянке».

Так случилось, что у маршала Шапошникова неожиданно поднялась температура и прямо из Ставки он уехал домой. А через час после этого Василевского вызвал Верховный.

   – Опять Бориса Михайловича прихватила болячка, – грустно сказал он. – Так что обязанности начальника Генштаба Ставка возложила на вас. – Заметив, как Василевский насупил лохматые брови, добавил: – Каждый может заболеть, но наше святое дело не должно от этого страдать. – Он сел за стол. – Вы молчите?

   – Я всё понял, товарищ Сталин, тронут вашим доверием...

   – Как дела у Конева на Калининском фронте? – прервал Верховный.

   – Серьёзных проколов у него пока нет.

Сталин, помолчав, с нарочитой шутливостью спросил:

   – Если у Конева ничего не получится, тогда мне придётся возглавить Калининский фронт. Как вы думаете, справлюсь? – Он посмотрел на Василевского бодро, расправил усы.

У Сталина было хорошее настроение, и Александр Михайлович подумал, что самое время замолвить словечко об Азаре Петровиче.

   – Ну так как, справлюсь я с фронтом? – вновь спросил Верховный.

   – Сначала надо подумать, кто сможет заменить вас на посту Верховного Главнокомандующего, а уж потом принимать под своё зоркое око фронт, – возразил Василевский. – Но, как исполняющий обязанности начальника Генштаба, считаю, что заменить вас некем.

   – А вы хитрый! – Сталин погрозил ему пальцем. И тут, сам того не сознавая, Василевский вдруг сказал:

   – На Лубянке в камере томится человек, который невиновен, а ему хотят состряпать дело!..

Видимо, смелость и прямота, с какой Василевский выплеснул эти слова, обескуражили вождя. Он побагровел, но спросил необычно тихо:

   – Что ото значит?

Василевский успел опомниться, взял себя в руки:

   – Простите, я погорячился... Дело тут такое. Летом прошлого года во время учений на Северном флоте был арестован командир корабля капитан третьего ранга Азар Петрович Кальвин...

   – Кальвин? – прервал его Сталин. – Я уже слышал эту фамилию. Не он ли писал хвалебную статью о Климе Ворошилове?

   – Тот Кальвин журналист, а я веду речь о командире корабля. Они родные братья.

   – Один живёт в Москве и работает спецкором в газете, а другой на Северном флоте командир корабля?

   – Был командиром, но уже больше года сидит на Лубянке, – пояснил Василевский. – Я знаю его с малых лет, он вырос на моих глазах, мечтал стать военным моряком и стал им. Сначала плавал на Балтике, потом перевёлся на Северный флот. Его корабль – лучший на флоте. И вдруг – арест!

   – В чём его обвиняют?

   – В связях с немецким агентом.

   – Это серьёзно, – сухо произнёс вождь. – А вы считаете, что он невиновен?

   – Да. Азар Кальвин – настоящий большевик!

   – Чем вы докажете, что он невиновен? – строго спросил Сталин. – У вас есть какие-то факты?

   – Нет у меня фактов, но я даю честное слово, что Азар Кальвин не способен на предательство! Он отличный минёр. Создал для флота прибор, с помощью которого морская торпеда сама находит цель и уничтожает её. У него талант минёра-конструктора. Сейчас бы ему в полную силу сражаться на море с фашистскими кораблями, а он сидит на Лубянке.

   – И что вы хотите от меня? – усмехнулся Сталин.

   – Пресечь беззаконие! Я очень прошу вас помочь...

   – Хорошо, я разберусь, – сказал Сталин. – Но меня волнует больше фронт. Когда вы сможете выехать туда?

   – Рано утром, если не возражаете.

   – Поезжайте. Из штаба фронта дайте мне знать, как там дела.

Василевский ушёл, а Сталин невольно задумался. Недавно Берия докладывал ему о семье полковника Кальвина, но о его брате почему-то промолчал. В голове он вновь прокрутил свой недавний разговор с Лаврентием Павловичем. А пришёл к нему Берия поздно вечером.

   – Мои люди нащупали в редакции центральной газеты журналиста, который пляшет под дудку наших врагов, – сказал Берия тихо, словно боялся, что его могут услышать другие. – В статьях этого журналиста есть крамола, и цензору приходится все его «открытия» вычёркивать. Под Москвой в оборонительных боях у Конева случилась заминка. И вот этот борзописец прислал в редакцию репортаж, где утверждал, что вина в неудачах на фронте на совести нашего высшего командования. Это значит – на твоей совести, как Верховного Главнокомандующего.

«Ишь куда метит! – усмехнулся в душе Сталин, но вопросов пока не задавал. А Берия, польщённый его вниманием, горячо продолжал:

   – Когда цензор вычеркнул эти слова, журналист стал возражать: мол, он был на фронте, всё видел своими глазами. Ему бы но репортажи писать, а киркой мёрзлую землю долбить на Колыме!

   – А ты арестуй этого борзописца и допроси по всей строгости. – Верховный улыбнулся, даже усы у него закачались.

– У него есть высокий покровитель, твой ближайший соратник...

   – Кто такой? – Голос Сталина прозвучал резко, как выстрел.

   – Журналист полковник Кальвин Оскар Петрович, тысяча восемьсот девяносто пятого года рождения, латыш. А его покровитель – генерал Василевский, друг детства. Оба родились и выросли в Кинешме. В Гражданскую воевали в одном полку. После войны Василевский остался служить в армии, а Кальвин пошёл учиться на журналиста.

Сталин устало откинулся на спинку кресла. А Берия продолжал:

   – Я стал раскручивать это дело, и выяснилось, что сын Оскара Кальвина Пётр сначала учился в военно-морском училище в Ленинграде, потом его перевели в Морскую академию. И кто помог? Товарищ Василевский! Но вскоре этот отпрыск отколол номер – попросил отправить его на Северный флот: мол, он люто ненавидит фашистов и хочет с ними сражаться. И ему поверили! Теперь он плавает на подводной лодке. У меня возникла мысль: а не хочет ли Пётр в удобное время удрать с корабля? Норвежский берег рядом, а там – немцы. А из Норвегии ему прямая дорога во Францию!

   – А что ему делать во Франции? – недоумённо повёл плечами Сталин.

   – В этом-то как раз и вся соль! – улыбнулся Берия. – Его дед, отец Кальвина, живёт в Париже, бывший штабс-капитан царской армии. Воевал на стороне белых, вместе с Деникиным бежал за границу на английском корабле. Там, в Париже, он в свите генерала Деникина, а раньше, когда шла Гражданская война, служил в штабе битого генерала.

   – Кем? – у Сталина надломились брови.

   – В разведотделе. Стрелял и вешал красных! И ещё меня насторожил такой момент, – продолжал Берия. – Оскар Кальвин дважды ездил в командировку на Северный флот, встречался там со своим сыном. Мне кажется, что тут есть какая-то связь...

Берия не сказал «связь с врагами», за него докончил Сталин:

   – Не исключено, что есть связь с врагами. – Он ближе подошёл к Берия: – Пока идёт проверка, ни слова Василевскому!

   – А как быть с журналистом?

   – Ты с ним беседовал?

   – Да, но свою связь с отцом он отрицает. В анкете писал, что отец в тысяча девятьсот девятнадцатом году погиб на фронте под Ростовом. Но что-то в нём меня настораживает. И втёрся в доверие к Василевскому не случайно.

   – Ищи истину, Лаврентий, – поддержал его вождь. – По-моему, из твоих рук не мог бы уйти даже сам Бог, если, разумеется, он есть.

Берия вышел от Сталина в хорошем настроении. «Я доберусь до этого попа Бонапарта, он у меня ещё попляшет!» – усмехнулся он в душе...

«Почему же Берия промолчал о брате Кальвина? – подумал сейчас Сталин. – Странно, однако...» Он вызвал Поскрёбышева.

   – Пошли ко мне Берия!

И вот он, Берия. Вошёл в кабинет вождя как в свою опочивальню, снял фуражку и погладил лысину.

   – Садись, Лаврентий. – Сталин тоже сел. – Твои молодцы арестовали на Северном флоте командира корабля, но я ничего об этом не знаю, а ты почему-то мне не доложил. Кто он?

   – Родной брат журналиста Кальвина капитан третьего ранга, а по-армейски – майор Азар Петрович Кальвин.

   – О семье Кальвиных ты мне недавно говорил, а об аресте брата-моряка ни слова! Почему? – В голосе вождя Берия уловил едва скрываемую суровость.

«Кто ему доложил об этом моряке? – недоумевал Берия. – Адмирал Головко или нарком ВМФ адмирал Кузнецов?..»

   – Я жду, Лаврентий, – подтолкнул его суровый голос вождя.

   – Что я мог тебе доложить, если нам пока не удалось доказать вину командира-моряка? Он всё отрицает. Вот я и решил, что как только моряк развяжет язык и обвинение будет готово, всё тебе и подать как на блюдечке!

   – В чём обвиняется командир корабля? – сухо спросил Сталин.

Берия объяснил ему историю с арестом немецкого агента.

   – Нам кажется, что агент, работавший на морском заводе, завербовал Кальвина, когда его корабль находился там в ремонте. И Азар снабжал его секретными сведениями о нашем новом минноторпедном оружии. И ещё одна деталь, – продолжал Берия. – Азар Кальвин не только командир корабля, он ещё и конструктор. Он создал оригинальный прибор для морской торпеды, и теперь она сама находит себе цель на море и ликвидирует её.

   – Прибор внедрён на кораблях флота?

   – Пока нет, его должны были испытать на Балтике, но что-то затормозилось.

   – Прибор лежит, а конструктор сидит! – усмехнулся Сталин. – Он что, этот Азар Кальвин, враг?

Берия заявил, что свою вину Кальвин не признает, хотя улики налицо. Перед войной с группой военных моряков он ездил в Германию для обмена опытом службы на море, встречался там с немецкими моряками, среди которых был и немецкий агент, бывший инженер морзавода в Ленинграде, которого чекистам удалось разоблачить. Он-то и заявил, что Азар Кальвин передавал ему важные военные сведения.

   – А не пытается ли агент оговорить Кальвина? – спросил Сталин. – Вот что, Лаврентий. Лично разберись с этим делом. О командире корабля просили нарком ВМФ Кузнецов, адмирал Головко. Есть ещё один военачальник, который ручается за Азара Кальвина своей головой.

   – Кто этот военачальник? – спросил Берия.

   – Потом скажу, Лаврентий. Ты сначала сделай то, что я тебе поручил. Кстати, тебе докладывали, что жена моряка-командира приехала в Москву, чтобы увидеть мужа? Но в свидании с мужем ей отказали. Это же бесчеловечно!

   – Нет, об этом мне не докладывали, – возразил Берия.

   – Тоже разберись, кто дискредитирует наши органы... – Сталин встал. Взял в комнате отдыха бутылку «Боржоми» и налил себе в стакан. – Хочешь?

Берия отказался.

   – И вот ещё что, Лаврентий. Разберись и с арестованными военными. Нам сейчас дорог каждый командир, каждый специалист. Этого требует война, и если человек невиновен, надо его немедленно освободить. Ты понял? Мы и так потеряли немало заслуженных военачальников, и я не уверен, что все они были шпионами и предателями.

   – Лес рубят – щепки летят, – бросил Берия.

У Сталина вмиг помрачнело лицо, ноздри гневно раздулись.

   – Ты эту свою гнилую философию забудь! – сквозь зубы процедил он. – Если тебя крепко поколотят, то ты не только себя признаешь виновным, но и мать родную продашь! Щепки летят... – грубо повторил вождь. – Эти щепки – люди! Самое ценное, что у нас есть в стране. А ты обращаешься с ними, как с червями... Наведи в своём ведомстве законный порядок! Если это не сделаешь, я поручу другим это проделать, но тогда, Лаврентий, пеняй на себя!

В дверях появился Поскрёбышев.

   – К вам нарком ВМФ адмирал Кузнецов и генерал Василевский.

   – Пусть войдут!

Берия встал:

   – Разреши мне идти, Иосиф?

Берия вернулся на Лубянку удручённый. По внутреннему телефону он позвонил капитану госбезопасности Костенко.

   – Сергей Иванович, как продвигается дело Азара Кальвина? Ты что, всё ещё его не «расколол»? Ах, моряк человек упрямый, понял... А может, он не виноват, а ты хочешь приписать ему измену Родине? Вот что, – продолжал Берия. – Свяжись с полковником Кальвиным и передай, чтобы жена его брата прибыла на Лубянку к семнадцати ноль-ноль, и разреши ей свидание с мужем... Что ты сказал? Не надо этого делать? Ты кто такой, чтобы учить меня? Тебе приказывает нарком, а ты смеешь возражать? Ах, ты не понял меня, да? Тогда пошевели своими куриными мозгами, может, и поймёшь!.. Приготовь все документы на Кальвина и принеси мне. Я сам им займусь!..

Оскар Кальвин собрался идти к главному редактору, но ему позвонил Костенко с Лубянки:

   – Привет, Оскар Петрович! Где сейчас находится жена вашего брата Азара?

   – У меня, Сергей Иванович. Она была на Лубянке, но свидание с мужем ей не разрешили...

   – Неувязка получилась, – прервал его Костенко. – Передайте ей, чтобы сегодня к пяти вечера пришла к нам. Я жду её. Кстати, вам тоже могут дать добро на свидание с братом.

   – Спасибо, Сергей Иванович, я обязательно этим воспользуюсь!

Оскар тут же позвонил Насте:

   – Привет, мадонна! Свершилось чудо – тебе сегодня надо быть к пяти вечера на Лубянке. Встретишься со своим Азариком. А завтра я пойду к нему.

   – Кто нам помог? – обрадовалась Настя. – Даже не верится...

   – Сам теряюсь в догадках. Наверное, Саша Василевский...

А в это время генерал Василевский и нарком ВМФ адмирал Кузнецов находились у Сталина.

   – Я хотел бы доложить обстановку с конвоем союзников, – начал Кузнецов, но Сталин перебил его:

   – Минуточку, товарищ Кузнецов. – Верховный раскрыл свой блокнот. Вы говорили мне об аресте командира корабля, запамятовал его фамилию...

   – Азар Петрович Кальвин, – подсказал Василевский.

   – Вот-вот, Кальвин. Он что, хороший командир корабля?

   – Очень даже толковый командир. Ещё до войны на Балтике проводились учения, и его корабль первым обнаружил и атаковал подводного противника. За успехи в службе он был награждён орденом, и я поздравлял его.

   – Мне сегодня сказали, что Кальвин ещё и конструктор? – Сталин хитро прищурил глаза. – Его прибор для морской торпеды вы испытали? И вообще, нужен ли этот прибор для флота?

   – Нужен, товарищ Сталин, но испытания прибор ещё не прошёл. Перед войной корабль Кальвина перевели на Северный флот, и связь с конструктором прервалась. Но я немедленно приму надлежащие меры.

   – С этого бы и начинали, – пробурчал вождь. – Вот он, – Сталин кивнул на Василевского, – знает Азара Кальвина с детских лет, говорит, что это честный и преданный нашей Родине большевик. Так ведь?

Василевский встал:

   – Так точно, товарищ Сталин.

Адмирал Кузнецов покраснел, а Верховный продолжал:

   – Я поручил Берия разобраться с арестом командира корабля, и, если он невиновен, его освободят. А вы, товарищ Кузнецов, уточните, когда ваши специалисты испытают прибор для морских торпед. Торпеда – грозное оружие, и стоит она дорого. Поэтому важно, чтобы каждая торпеда уничтожала вражеские корабли, а не терялась бы в морских пучинах. Ну, а теперь о конвоях союзников... Скажите, что они нам доставили и что доставят в ближайшее время? Я хотел бы, товарищ Василевский, чтобы Генштаб держал на контроле этот важнейший вопрос. Сейчас нам крайне важна помощь союзников в стратегическом сырье и вооружении. Вам слово, товарищ Кузнецов...

Настя пришла с Лубянки в девятом часу вечера в расстроенных чувствах. Она молча вошла в комнату, разделась. Даша спросила, удалось ли ей увидеться с мужем.

   – Лучше бы его не видела, – глухо молвила Настя. – Его так били, что всё лицо и шея в синяках. – Она села на диван. – Худой он, Азар, как будто с петли его сняли. Признался мне, что скучает по кораблю. Спрашивал про сына Павлика, на кого похож, хорошо ли уже говорит, не болеет ли. – Она вздохнула, потом холодно и невозмутимо продолжала: – Утром Азара снова водили на допрос, но не били, как прежде. Он даже сам удивился, отчего вдруг к нему такая милость.

   – Чего они хотят от него?

   – Я сама горела желанием узнать, за что Азара спрятали в каземат, – дерзко усмехнулась Настя, – но не удалось. Мы сидели друг против друга за столом, а рядом стоял охранник, и Азар не мог говорить о том, чего от него хотят и за что бьют. Этот высокий, рыжий, как колос, охранник следил за нами как борзой пёс. Я спросила Азара, как их кормят, можно ли принести передачу, так он гаркнул чуть ли не во всю глотку: мол, об этом говорить не полагается – и смотрел на меня так, как змея глядит на лягушку, когда готовится её проглотить. – Настя с минуту молчала. – Была я у Азара не больше часа. Когда мы расставались, я встала и хотела было обойти стол, чтобы обнять его на прощание и поцеловать, но рыжий охранник не разрешил. Тогда Азар через стол протянул мне руку, и я пожала её, наказала мужу, чтобы поберёг себя. «За меня, Настя, не волнуйся, я чист, и никакого греха за мной не водится», – проговорил Азар.

Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Оскар. Он отдал жене сумку и сказал, что купил всё, о чём она просила. Из детской выбежала Маша и бросилась к нему.

   – Папка пришёл! – Она обняла его ручонками за колени. – Ты шоколадку мне принёс?

   – А как же, я ведь тебе обещал! – Оскар вынул из кармана плитку шоколада и отдал её девочке.

   – Спасибо, папа! – Маша убежала в детскую.

   – Ну что, видела Азара? – спросил Настю Оскар, садясь на стул.

Она рассказала ему о своём свидании с мужем.

   – Да, несладко ему там... – грустно произнёс Оскар. – А то, что на допросах арестованных бьют, не секрет. Достаётся, видно, и Азару. Но Василевский говорил о нём Сталину, и тот обещал разобраться. Что ж, придётся ещё подождать.

   – Скорее бы его выпустили, – вздохнула Настя.

Уезжала она поздно вечером. Провожал её Оскар, а Даша осталась дома с ребёнком. Он посадил Настю в вагон, поцеловал на прощание и заверил её, что как только Азара освободят, он сразу же даст ей об этом знать.

   – Спасибо тебе, Оскар, за всё. – Настя притянула его к себе и поцеловала в щёку. – Дашу, пожалуйста, не обижай, она милая и добрая.

Возвращался он с вокзала поздно, уже совсем стемнело. Было морозно. С неба сыпал мелкий колючий снег, ветер обжигал лицо. Вошёл в свою квартиру раскрасневшийся.

   – Уехала Настя? – Даша помогла ему снять шинель.

   – Да, – весело бросил Оскар. – Я даже поцеловал её на прощание. А где Маша?

   – Спит, она за день намаялась...

Оскар притянул жену к себе. Лицо его пылало, а в глазах была такая жажда... Даша возразила:

   – Не сейчас, Оскар. Мне надо ещё кое-что сделать по дому.

Но он её не отпустил.

   – Потом, Даша-царица, – прошептал он. – У меня внутри всё горит...

Прошла неделя, как Настя Кальвина уехала на Север. Оскар переживал, как она доберётся до Мурманска (ведь там неподалёку проходит линия фронта), но она почему-то не позвонила. Вернувшись домой, он спросил Дашу:

   – Настя не дала о себе знать?

   – Нет, у неё, наверное, там столько скопилось дел, что и звонить-то некогда, – усмехнулась жена. – А ты был на свидании у Азара?

   – Завтра пойду к пяти вечера...

Они поужинали, Оскар уединился в свою комнату и стал писать репортаж о танковой бригаде, которая отличилась на Калининском фронте у генерала Конева. К утру надо всё сделать. «Если репортаж получится удачным, я сутки дам вам отдохнуть!» – сказал ему главный редактор. Оскар так увлёкся материалом, что не услышал стука в дверь. Даша заглянула к нему:

   – К нам кто-то пришёл, но уже поздно, и я боюсь открывать.

   – Я сам открою! – Оскар встал и прямиком направился к двери, а когда открыл её, слова не мог вымолвить – на пороге стоял Азар!